CC BY
47
12. Corbin A. Svetovoi chelovek v iranskom sufizme [Light in Iranian Sufism people] Moscow: Research Foundation of Islamic Culture, Magic Mountain, Design. Information Mapping, 2009.
13. Losev A. F. Tainstvennoe bogoslovie Dionisiya Areopagita [Mysterious theology of Dionysius the Are-opagite] / / Losev A. F. Imya: Izbrannye raboty, perevody, besedy, issledovaniya, arhivnye materialy [Name: Selected works, translations, interviews, research, archival materials]. Petersburg: Aletheia. 1997. 458 p.
14. Linnik Y. V. Russkii kosmizm i russkii avangard [Russian Space Art and Russian avant-garde]. Petrozavodsk: Holy Island, 1995. P. 14.
15. Kruchenykh A. E . Pobeda nad Solncem [Victory over the Sun] / / Drama of first half of XX century. Moscov: Slovo /Word, 2000. Pp. 321-338.
16. Tsvetaeva M. I. Natal'ya Goncharova [Natalia Goncharova] // Coll. cit .: 7 t. T. 4. Moscow: Ellis Lak, 1994. P. 64-130.
17. Bychkov V. V. Fenomen ikony [Phenomenon of icons]. Moscow: Ladomir. 2009.
УДК 821.112.2.01
А. С. Поршнева
Феномен пространства наци в немецком эмигрантском романе
Статья посвящена вопросам взаимодействия субъектной и пространственной организации немецкого эмигрантского романа. Рассматриваются романы Л. Фейхтвангера «Изгнание» и К. Манна «Бегство на север», в которых моделируется особая пространственная картина мира - пространство наци. Доказывается, что эта картина мира повторяет пространство классического мифа как в структурном, так и в ценностном отношении. Выявляются ее носители в изучаемых произведениях - герои, поддерживающие нацистский режим. Анализируются способы введения в текст «чужого» сознания героев-наци: прямая и несобственно-прямая речь, использование нейтральной повествовательной ситуации. Описывается механизм взаимодействия сознания наци и эмигрантского сознания в романе. Обозначается специфика ценностно противоположной пространству наци картины мира - пространства эмиграции.
The article deals with the problem of interrelation between space and subject organization of German exile novel. L. Feuchtwanger's "Exile" and K. Mann's "Flight to the North" are data for study because a special worldbuilding called "Nazi space" has been modeled in them. It is proved that this worldbuilding is similar to space model in myth, its structure and axiological characteristics. Characters supporting Nazi regime in Germany are considered to be bearers of this worldbuilding. It is analyzed how the Nazis' alien consciousness appears in the novels, namely how direct speech, reported speech and "neutral" narrative situation are used for it. The interaction between Nazi consciousness and exile consciousness in the novels is considered. Specific features of exile space which is axiologically inverse to Nazi space are summarily described.
Ключевые слова: эмигрантский роман, Л. Фейхтвангер, К. Манн, пространство наци, пространство эмиграции, субъект сознания, субъект речи, центр/периферия.
Keywords: exile novel, L. Feuchtwanger, K. Mann, Nazi space, exile space, subject of consciousness, subject of speech, centre/periphery.
Жанр эмигрантского романа сформировался в немецкой литературе в 1930-е гг., когда существенное количество деятелей культуры покинуло страну после прихода к власти национал-социалистов. Литературным осмыслением массовой эмиграции из Германии занимались такие авторы, как Э. М. Ремарк, Л. Фейхтвангер и К. Манн.
Немецкий эмигрантский роман интересен, в первую очередь, своеобразием запечатленной в нем пространственной картины мира, для которой нами был предложен термин «пространство эмиграции». Носителями этой картины мира, которая репрезентируется целой системой пространственных образов, являются все ключевые субъекты высказывания: повествователь - носитель эмигрантского сознания [1], рассказчик и герои-эмигранты, выступающие как субъекты речи и сознания.
В структурном отношении пространство эмиграции воспроизводит пространство классического мифа, а в аксиологическом - демонстрирует полную его инверсию [2]. Образы пространства в немецком эмигрантском романе моделируются на основании противопоставления центра
© Поршнева А. С., 2015
и периферии, восходящего к мифологическому мышлению. Как отмечает Е. М. Мелетинский, с помощью оппозиции центра и периферии пространство дифференцируется по шкале сакраль-ное/профанное [3]. Двойное, а в некоторых случаях тройное противопоставление центра и периферии формирует в структуре пространственных образов немецкого эмигрантского романа концентрические круги, характеризующиеся разной степенью символической удаленности от центра и имеющие разный ценностный «заряд».
В романах Л. Фейхтвангера «Изгнание» и К. Манна «Бегство на север» присутствует не только пространство эмиграции, но и ценностно противоположная ему картина мира - пространство наци. «Пространством наци» мы называем совокупность тех представлений о пространстве, носителями которых являются герои, поддерживающие тоталитарный режим Третьего рейха. Герои-наци появляются во многих эмигрантских романах, но в связи с заявленной проблемой нас интересуют только те случаи, когда в произведении моделируется картина мира, обозначенная нами как пространство наци.
В романе «Изгнание» герои-наци выступают в качестве не только субъектов речи, но и субъектов сознания, чему способствует использование нейтральной повествовательной ситуации; в процессе моделирования их образов активно используется несобственно-прямая речь, которая применяется повествователем для ввода «чужого сознания» [4]. Согласно устоявшейся в отечественном литературоведении точке зрения, функция героев-наци в романе такова: «Их собственные отношения друг с другом, определяющиеся страхом, взаимным недоверием, карьеристской расчетливостью, передают в миниатюре отношения между руководителями нацистской партии и государства в самой Германии» [5]. Однако эти персонажи играют не менее важную роль и в качестве носителей особых представлений о мире. Их присутствие в романе не только как объектов внешнего по отношению к эмигрантам мира, но и как «субъектов сознания» делает возможным существование пространства наци, связанного с пространством эмиграции отношениями ценностной инверсии.
В глазах героев-наци - в первую очередь, Эриха Визенера и Конрада Хайдебрегга - наиболее «ценным», аксиологически положительным участком пространства является Германия, а в ней -Берлин и резиденция Гитлера. Эрих Визенер, начальник парижского отделения официальной немецкой газеты «Westdeutsche Zeitung», транслирует своим читателям такое видение мира: «Его задача состояла в следующем - представить незначительную экономическую забастовку парижских транспортных работников немецким читателям так, чтобы у них ...сложилось впечатление, будто в демократической Франции все идет наперекосяк, в то время как в авторитарной Германии дела идут по тихой, упорядоченной и все более счастливой колее. <...> Мир в его статьях выглядел так, как того желал Берлин» [6]. Для достижения цели - убедить в этом «своих образованных читателей» [7] - Визенер не только виртуозно использует возможности своего стиля, но и разрабатывает сложные комбинации, которые направлены против его основного идеологического противника -эмигрантской газеты «Pariser Nachrichten» («PN»): «Визенер давно оставил позади свою первоначальную цель - заставить "PN" замолчать. Его план дошел до того, чтобы заполучить "PN" в свои руки и дальше руководить ими, замаскированными под орган борьбы против нацистов; но следовало производить нападки только на самые незначительные недостатки режима, чтобы читатели против воли вынуждены были прийти к выводу, что в Третьем рейхе все замечательно и только вредители или принципиальные придиры могут пускать в ход такую тяжелую артиллерию против таких крошечных недостатков» [8]. Для фиксации тех представлений о пространстве, носителем которых является Визенер, Фейхтвангер использует - в терминологии Ф. К. Штанцеля - нейтральную повествовательную ситуацию, «при которой повествователь стремится устранить себя даже из события рассказывания и сделать носителями точек зрения и слова самих героев» [9].
Носителем аналогичной точки зрения - «что в Третьем рейхе все замечательно» - является чрезвычайный посланник фюрера в Париже Конрад Хайдебрегг: «Сегодня он рассуждал о психологии народов, он читал лекцию о поверхностности французов, о характерном для них смешении бюрократии и расхлябанности, об их одаренности в области формы и цвета и нехватке понимания сущности, личности» [10]. Противопоставление «упорядоченной и все более счастливой» Германии и «поверхностной» и «расхлябанной» Франции, где «все идет наперекосяк», восходит к оппозиции мифологического мышления порядок/хаос.
Пространство наци строится по тем же закономерностям, что и пространство классического мифа, - на основе противопоставления «хаоса, то есть состояния неупорядоченности» и «организованного космоса» [11]. Пространство наци подобно пространству мифа, поскольку и в первом, и во втором «все лучшее, благое, необходимое для человека всегда пребывает в центре мира... а все злое, враждебное и опасное - на его окраине» [12], - статусом сакральной земли в пространстве наци наделяется Третий рейх. В глазах тех героев, с точки зрения которых вы-108
страивается образ пространства наци, символическим центром мира - наиболее сакральной его точкой - является Берлин, а также резиденция Гитлера в Берхтесгадене. О центральном статусе Берхтесгаденской резиденции свидетельствует то, что герои-наци иногда называют ее «волшебной горой» [13]. Гора, «распространенный во всем мире символ близости к Богу» [14], материализует идею оси мира [15]; это «очень важный образ центра мира, его середины. то священное место, где происходит встреча неба и земли» [16]. По свидетельству М. Элиаде, храм (который является сакральным пространством) также воспроизводит космическую Гору и вследствие этого становится «связующим звеном» между Землей и Небом [17]. В случае с Берхтесгаденом можно наблюдать интересную закономерность: располагаясь географически на периферии Третьего рейха, он, имея статус священной горы, тем самым «находится в центре мира» [18] и представляет собой «пуп Земли, точку, где начиналось Творение» [19], является сакральным центром пространства наци. И это не единственный для немецкого эмигрантского романа случай, когда символический статус пространственных объектов оказывается более приоритетным для построения модели мира, чем их реальное географическое расположение.
Непосредственно прилегающей к центру «сакральной землей» является в глазах героев-наци территория Третьего рейха, где царит порядок, «реалистический разум», которым не обладают эмигранты [20], - в терминологии Г. Бидерманна, это располагающаяся вокруг оси «сфера жизни» [21], которая «понимается как "царство середины" ("срединное царство"), как центр земли» [22]; за его границами начинается земля «профанная» и далее враждебная, куда вытесняется, согласно Е. М. Мелетинскому, остаточный хаос.
При этом в описываемой модели мира пространство за пределами «сакральной земли» неоднородно, оно подвергается дифференциации в зависимости от степени удаленности от Третьего рейха - причем удаленности не столько территориальной, сколько символической. Так, например, и Швейцария, и Франция имеют общую границу с нацистской Германией; однако Швейцарию можно обозначить как участок первого «кольца» вокруг рейха, ближайшей периферии, в то время как Франция оказывается в символическом смысле дальней периферией пространства наци. Это связано с тем, что Швейцария практически не оказывает сопротивления действующим на ее территории немецким агентам. Там происходят похищения эмигрировавших из Германии журналистов и политических деятелей - так, одним из главных событий романа является похищение Фридриха Беньямина, одного из редакторов эмигрантской газеты «Pariser Nachrichten». Чтобы осуществить похищение, нацистские агенты заманивают его именно в Швейцарию - «в Базель. к границе» [23], границе немецко-швейцарской, но не к границе немецко-французской.
К числу стран первого «кольца» в пространстве наци принадлежат также Финляндия и Венгрия. Когда в арбитражный суд по делу Беньямина включают финна и венгра, Визенер называет их «представителями наций, которые определенно демонстрировали больше понимания методов Третьего рейха, чем другие народы» [24]. А Франция, которая в плане расстояния удалена от рейха так же, как страны первого «кольца» (и даже ближе, чем, скажем, Финляндия), в «качественном» отношении составляет уже второе «кольцо» вокруг него.
Еще одним маркером различий между ними является эмигрантская пресса, которая в романе Фейхтвангера не представлена в Швейцарии, Венгрии и Финляндии, но есть во Франции. Неофициальная нацистская экспансия в страны первого «кольца» делает их слишком опасными и непригодными для проживания там эмигрантов, в то время как Франция, не захваченная этой экспансией, представляет собой благоприятное место, где эмигранты не только живут, но и имеют свой «голос» - газету «Pariser Nachrichten», которую, как отмечает ее издатель Гингольд, «на противоположной стороне принимали всерьез» [25].
Наличие этого «эмигрантского листка» [26] имеет в глазах героев-наци статус остаточного хаоса, вытесненного на периферию обитаемой земли. Именно для ликвидации «PN» в Париж приезжает Хайдебрегг, который декларирует цель своей поездки следующим образом: «Одна из задач моей так называемой миссии. состоит в том, чтобы покончить с болтовней эмигрантского сброда» [27]; «Вопли эмигрантов мешают нам в Берлине. Мы больше не хотим слышать голос господина Траутвайна, мы больше не хотим видеть "Pariser Nachrichten"» [28]. В связи с этим Хайдебрегг в контексте аксиологии пространства наци может быть квалифицирован как культурный герой, поскольку он выполняет присущие именно культурному герою функции: «отправляется в иной мир» [29], т. е. во Францию (страну второго «кольца», дальней периферии), где занимается «уничтожением чудовищ и демонов» [30] - эмигрантской прессы.
В романе Клауса Манна «Бегство на север» пространство наци, по сравнению с пространством эмиграции, развернуто менее подробно. В произведении не выведен ни один герой-наци, но среди персонажей присутствует носитель их точки зрения и субъект речи - швед Йенс. Он может быть приравнен к наци, так как является носителем представлений о мире, присущих наци и их
109
сторонникам (среди шведов - героев этого романа - представлены как симпатизирующие наци, так и сочувствующие эмигрантам персонажи). Он выступает как вторичный субъект речи, и его развернутые высказывания (в отличие, например, от реплик героев-наци у Ремарка) позволяют реконструировать пространственные и ценностные ориентиры его картины мира.
Йенс симпатизирует Германии, и немцы в его глазах - «великий народ», который «нашел самого себя, найдя своего фюрера» [31]. Он декларирует свое отношение к нацистскому режиму и Германии в целом следующим образом: «Да, я в очень большой степени за Германию. <...> Все, что происходит в Германии, должно иметь определенный смысл. Ведь в Германии же ничего не происходит без смысла и разума» [32]. Представление о Третьем рейхе как зоне разума и порядка, за пределами которой располагаются «дикие» территории (где не находит поддержки немецкая политика и разворачивают свою политическую деятельность эмигранты), характерно для сторонников нацистского режима; соответственно, Йенс может быть квалифицирован как герой, с точки зрения которого выстраивается пространство наци.
По отдельным замечаниям Йенса можно заключить, что в его глазах пространство за пределами Германии «ухудшается», - например, в аспекте дорожного строительства: «В окрестностях города дороги еще вполне приличные; но дальше, в сельской местности, фу. В Германии. да, там везде хорошие дороги!» [33] Бытовые привычки немецкого населения тоже кажутся Йен-су наилучшими из всех возможных: он находит «немецких дам всегда хорошо одетыми» [34].
В соответствии с такими ориентирами Йенс видит наиболее желательный вариант развития событий в максимальном расширении территории, на которой установлены порядки Третьего рейха. Происходящее в Германии в его глазах - «исторические события, народное движение» [35]: «Мы все должны этому поучиться!» [36] Йенс произносит застольный тост: «За Германию! <...> Я иностранец, но я всегда ее любил. И сейчас - именно сейчас я люблю ее больше, чем когда-либо! <...> Я желаю здравствовать и большому политическому движению, которое и нашей стране принесет тот же порядок, ту же сознательность и оздоровление, которым сейчас радуется Германия. Фашистское движение в нашей стране - пусть оно живет и побеждает!» [37] Это желание Йенса согласуется с экспансионистскими стремлениями самого Третьего рейха.
Географическое положение своей страны Йенс описывает в следующих выражениях: «И я не знаю, была ли в Германии опасность большевизма так близка, как здесь. Мы здесь живем всего в паре часов езды от Петербурга - от Ленинграда, как они его теперь называют. Мы имеем врага у своих границ» [38], - здесь Йенс фактически называет положение своей страны периферийным по отношению к Германии. Именно она является в его картине мира страной «центральной», охваченной культурой, благоустроенной и безопасной (т. е. свободной от «опасности большевизма»). Йенс отзывается о Германии «восторженно» [39] и считает ее наиболее цивилизованной страной, отличающейся «хорошими дорогами», «порядком», «сознательностью», «разумом» и «осмысленностью» всех происходящих там событий.
Как и в романе «Изгнание», пространство за пределами Третьего рейха (в картине мира Йенса -сакральной земли) подвергается дифференциации в зависимости от степени символической удаленности от Германии. Швеция, родная страна Йенса, относится к первому «кольцу» вокруг Германии и не является в его глазах настолько же «разумной» и правильно устроенной территорией, какой является Третий рейх. В мифологическом пространстве ей соответствует начинающаяся за границами сакральной земли земля профанная, населенная варварами и не испытавшая цивилизующего влияния разума. Второе после профанной земли «кольцо» - враждебная земля, населенная чудовищами и заполненная хаосом, - представлено в картине мира Йенса в первую очередь Россией, которая связана для него с «опасностью большевизма» и описывается словами «враг у наших границ» [40]. В рамках такой картины мира наиболее желательными пространственными трансформациями оказываются те, которые направлены на расширение центральной «разумной» зоны за счет прилегающих территорий; одной из возможных форм такого расширения Йенс считает установление в Швеции режима, аналогичного немецкому. Шведское гражданство не препятствует герою быть носителем той точки зрения, из которой выстраивается пространство наци - система представлений о мире, в основе которой лежит аксиология национал-социалистического режима.
Таким образом, пространство наци в романах Л. Фейхтвангера и К. Манна демонстрирует сходство с пространством классического мифа как в плане структуры, так и в плане аксиологии. Феномен пространства наци интересен тем, что он представляет собой случай резкого расхождения картины мира автора и его героев. И для Манна, и для Фейхтвангера наци и сочувствующие им герои принадлежат к враждебному лагерю, их оценка - даже в тех случаях, когда она не выражена в прямом авторском слове, - однозначно негативна. В качестве ценностного «противовеса» пространству наци в немецком эмигрантском романе моделируется пространство эмиграции, которое, в отличие от первого, во многом является проекцией авторского видения мира. 110
Феномен пространства наци (что справедливо, в свою очередь, и для пространства эмиграции) является яркой иллюстрацией тезиса Н. Д. Тамарченко о «неизбежной зависимости "картины мира" от своеобразия воспринимающего сознания» [41]. Картина мира героев-наци развернута в романах Л. Фейхтвангера и К. Манна в одном случае с помощью нейтральной повествовательной ситуации, в другом - за счет использования развернутой прямой речи персонажа. Однако и в том и в другом случае введенное в роман сознание наци - это чужое сознание, которому противопоставлено ценностно «обратное» сознание эмигранта. Почти все ключевые субъекты немецкого эмигрантского романа - носители эмигрантского мироощущения; введение в текст героев-наци является актом ввода «чужого» сознания, на фоне которого может более контрастно и ярко восприниматься «свое» - эмигрантское.
Примечания
1. С точки зрения Б. О. Кормана, повествователь в эпическом произведении «ближе других субъектов сознания к автору» (Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972. С. 42) - применительно к немецкому эмигрантскому роману это вполне справедливо.
2. См.: Поршнева А. С. Мир эмиграции в немецком эмигрантском романе 1930-1970-х годов (Э. М. Ремарк, Л. Фейхтвангер, К. Манн). Екатеринбург, 2014.
3. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 2000. С. 230.
4. Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972. С. 46.
5. Сучков Б. Л. Лион Фейхтвангер // Сучков Б. Л. Собр. соч.: в 3 т. Т. 2: Литературные портреты. М., 1985. С. 356.
6. Feuchtwanger L. Exil. Berlin, 1976. S. 110. Здесь и далее перевод всех цитируемых фрагментов художественного текста наш. - А. П.
7. Ibid. S. 472.
8. Ibid. S. 314.
9. Тамарченко Н. Д., Тюпа В. И., Бройтман С. Н. Теория литературы: учеб. пособие: в 2 т. Т. 2: Бройтман С. Н. Историческая поэтика. М., 2004. С. 134-135.
10. Feuchtwanger L. Exil. Berlin, 1976. S. 221.
11. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 2000. С. 205.
12. Альбедиль М. Ф. В магическом круге мифов. Миф. История. Жизнь. СПб., 2002. С. 119.
13. Feuchtwanger L. Exil. Berlin, 1976. S. 191.
14. Бидерманн Г. Гора // Бидерманн Г. Энциклопедия символов. М., 1996. С. 59.
15. См.: Там же; Бидерманн Г. Ось мира // Там же. С. 193.
16. Альбедиль М. Ф. В магическом круге мифов. Миф. История. Жизнь. СПб., 2002. С. 119.
17. Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994. С. 35.
18. Элиаде М. Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторяемость. СПб., 1998. С. 25.
19. Там же. С. 30.
20. Feuchtwanger L. Exil. Berlin, 1976. S. 601.
21. Бидерманн Г. Ось мира // Бидерманн Г. Энциклопедия символов. М., 1996. С. 193.
22. Там же.
23. Feuchtwanger L. Exil. Berlin, 1976. S. 82.
24. Ibid. S. 470.
25. Ibid. S. 342.
26. Ibid. S. 245.
27. Ibid. S. 223.
28. Ibid. S. 224.
29. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 2000. С. 197.
30. Там же. С. 198.
31. Mann K. Flucht in den Norden. Reinbek bei Hamburg, 2003. S. 149.
32. Ibid. S. 18.
33. Ibid. S. 20.
34. Ibid. S. 147.
35. Ibid. S. 149.
36. Ibid.
37. Ibid. S. 150.
38. Ibid. S. 23-24.
39. Ibid. S. 20.
40. Ibid. S. 23-24.
41. Тамарченко Н. Д. Точка зрения // Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины / под ред. Л. В. Чернец. М., 2000. С. 431.
Notes
1. According to B. O. Korman, the narrator in the epic work "closer to the consciousness of other subjects the author" (Corman B. O. Izuchenie teksta hudozhestvennogo proizvedeniya [Studying text artwork]. Moscow. 1972. P. 42) - with regard to the German emigre novel is rightly so.
2. See: Porshneva A. S. Mir emigracii v nemeckom emigrantskom romane 1930-1970-h godov (E. M. Remark, L. Feihtvanger, K. Mann) [World emigration in the German emigre's novel 1930-1970 (E. M. Remarque, L. Feuchtwanger, K. Mann)]. Ekaterinburg. 2014.
3. Meletinsky E. M. Poetika mifa [Poetics of Myth]. Moscow. 2000. P. 230.
4. Corman B. O. Izuchenie teksta hudozhestvennogo proizvedeniya [Studying the text of art]. Moscow. 1972. P. 46.
5. Suchkov B. L. Lion Feuchtwanger // B. L. Suchkov Coll. cit .: 3 v. V. 2: Literary Portrets. Moscow. 1985.
P. 356.
6. Feuchtwanger L. Exil. Berlin, 1976. P. 110. Here and after, translation of quoted fragments was made by the author of the article. - AP
7. Ibid. P. 472.
8. Ibid. P. 314.
9. Tamarchenko N. D., Tyupa V. I., Broytman S. N. Teoriya literatury [Theory of Literature]: Textbook.T. 2: Broytman S. N. Historical Poetics. Voscow. 2004. Pp. 134-135.
10. Feuchtwanger L. Exil. Berlin, 1976. P. 221.
11. Meletinsky E. M. Poetika mifa [Poetics of Myth]. Vjscow. 2000. P. 205.
12. Albedil M. F. V magicheskom kruge mifov. Mif. Istoriya. Zhizn'. [In the magic circle of myths. Myth. History. Life.] SPb. 2002. P. 119.
13. Feuchtwanger L. Exil. Berlin. 1976. P. 191.
14. Biedermann G. Hill // G. Biedermann Enciklopediya simvolov [Encyclopedia of symbols]. M., 1996.
P. 59.
15. See ibid .:; Biedermann G. Os' mira [Axis for Peace] / / Ibid. P. 193.
16. Albedil M. F... P. 119.
17. Eliade M. Svyashennoe i mirskoe [The sacred and the secular]. Moscow. 1994. P. 35.
18. Eliade M. Mif o vechnom vozvrashenii. Arhetipy i povtoryaemost' [The Myth of the Eternal Return. Archetypes and repeatability]. SPb. 1998. P. 25.
19. Ibid. P. 30.
20. Feuchtwanger L. Exil. P. 601.
21. Biedermann G. Os' mira [Axis for Peace] // G. Biedermann Enciklopediya simvolov [Encyclopedia of symbols]. M., 1996. P 193.
22. Ibid.
23. Feuchtwanger L. Exil. P. 82.
24. Ibid. P. 470.
25. Ibid. P. 342.
26. Ibid. P. 245.
27. Ibid. P. 223.
28. Ibid. P. 224.
29. Meletinsky E. M. Poetika mifa [Poetics of Myth]. Vjscow. 2000. P. 197.
30. Ibid. P. 198.
31. Mann K. Flucht in den Norden. Reinbek bei Hamburg, 2003. P. 149.
32. Ibid. P. 18.
33. Ibid. P. 20.
34. Ibid. P. 147.
35. Ibid. P. 149.
36. Ibid.
37. Ibid. P. 150.
38. Ibid. P. 23-24.
39. Ibid. P. 20.
40. Ibid. P. 23-24.
41. Tamarchenko N. D. Tochka zreniya [Viewpoint] // Vvedenie v literaturovedenie. Literaturnoe pro-izvedenie: Osnovnye ponyatiya i terminy [Introduction to Literature. Literary creation: Basic concepts and terminology] / ed. L. V. Monk. Moscow. 2000. P. 431.
