CC BY
49
Федор Поленов ХРАНИТЕЛИ РОДНИКОВ*
Федор Дмитриевич Поленов - внук художника Василия Поленова, многие годы возглавлявший музей-заповедник «Поленово». Данная книга помимо литературных произведений автора содержит множество воспоминаний о различных деятелях русской культуры ХХ в., об истории рода Поленовых, связанного глубокими корнями с историей России. На первых страницах книги читатель узнает об эпизодах жизни героя Отечественной войны 1812 г. генерала Алексея Воейкова, деда художника Василия Дмитриевича Поленова, о его переписке с Державиным, о дружбе Державина с Суворовым. Отдельная глава посвящена хранящимся в музее бумажным птичкам, сделанным руками Льва Толстого и подаренным им сыну художника.
Ф.Д.Поленов умеет из каждого экспоната извлечь материал для интересного рассказа. В Поленове имеется картина В.Васнецова «Ворон». Эта картина была написана по предложению Саввы Мамонтова на сюжет стихотворения Лермонтова «Желание». В шотландских средневековых сказаниях встречаются герои, носящие имя Лермонт. Древнейшее упоминание об этом имени встречается в Х1 в. (с.42). Источники сообщают, что в Х111 в. жил поэт Томас Лермонт. Он является героем предания, которое Вальтер Скотт использовал для создания одной из своих баллад. Фамилия Лермонт и сейчас встречается в Южной Шотландии. Сохранились и развалины замка, принадлежащие роду Лермонтов. Известно, что в ХУ11 в. один из представителей рода Лермонтов поступил на службу к русскому царю, он стал родоначальником дворянского рода Лермонтовых. Великий русский поэт несомненно был знаком с балладой Вальтера Скотта. И образ ворона, летающего над просторами средневековой Шот-
* Поленов Ф. Хранители родников. - Поленово, 2006. - 360 с.
ландии, возник у него не случайно, ибо ворон - частый образ в английской средневековой и романтической поэзии. «Зачем я не птица, не ворон степной, пролетевший сейчас надо мной?..» - так начинается стихотворение Лермонтова «Желание».
Ряд страниц книги посвящен ученику Поленова Левитану. Именно Василий Дмитриевич первым высоко оценил крымские этюды Левитана и рекомендовал их приобрести Третьякову. Под влиянием Поленова развивался великий талант Левитана. Для последнего этапа великого пейзажиста Поленов считал характерным «изумительную легкость в передаче светотени, эффектов освещения, из которых рождается настроение» (с. 85). Но и картины раннего Левитана являются великими шедеврами. Примером может быть «Заросший пруд», хранящийся в музее. Во время войны, когда через Поленово проходила линия фронта, картина была похищена, книга содержит интересный рассказ о ее поисках и возвращении.
Другой замечательный русский художник Константин Коровин также считал себя учеником Поленова. Коровин первый в России развил художественные методы, близкие по своему характеру к технике французского импрессионизма, хотя живопись Коровина была абсолютно самобытна. «Бережно хранятся уже почти сто лет в поле-новском музее шедевры, принадлежащие кисти раннего Коровина, "Мальвы в Саратовской губернии", "Милан", ставший классическим этюд "За чайным столом" и "Речка в Меньшове"» (с.91).
Автор воздает должное Савве Ивановичу Мамонтову, известному российскому меценату, покровителю многих художников, композиторов и артистов. Его вклад в развитие русского искусства огромен. Мамонтова и Поленова связывала крепкая дружба. Трагична судьба Саввы Мамонтова: в 1918 г. он стал узником Таганской тюрьмы и вскоре умер. Но дружба между Поленовыми и Мамонтовыми не прекратилась. Федор Поленов рассказывает о деятельности дочери Саввы Мамонтова, Натальи Саввишны, благодаря которой был сохранен музей-усадьба «Абрамцево» (с.95).
Ряд страниц посвящен дружбе Василия Дмитриевича Поленова с Иваном Владимировичем Цветаевым. Поленов сотрудничал с ним при строительстве Музея изобразительных искусств. Первыми гостями только что построенной усадьбы Поленово оказались Цветаевы, жившие летом в Тарусе. Одно из стихотворений Марины Цветаевой посвящено поездке из Тарусы в Поленово. Анастасия Цветаева также была многолетним другом семьи Поленовых (с.98). 100
Федор Поленов воздает должное творчеству замечательного русского художника Борисова-Мусатова. «Любое из его полотен узнается сразу. Удивительны его образы, удивителен волшебный мир его живописи. Его картинам чужда всякая суетность. Их образный строй овладевает вниманием сразу и целиком» (с.107).
Очень интересны заметки Ф.Поленова о его детских впечатлениях, в которых сохранился образ композитора С.С.Прокофьева. «Навстречу нам из-под горы, от бывшей бани поднимается высокий человек в очках. На нем серые пальто и шляпа. Я знаю, что его зовут Сергей Сергеевич» (с.113). В Поленове Прокофьев создавал свой великий балет «Ромео и Джульетта». «У него был четкий распорядок дня. Утром он работал, днем увлеченно играл в теннис, а вечера просиживал... над шахматной доской. Здесь партнера, равного ему по силам, найти было невозможно - он с самим Ботвинником делал ничьи» (с.113).
С большой любовью пишет Ф.Поленов о К.Г.Паустовском. «На тихой тропинке, над речкой Таруской, на исходе теплого и сухого дня я встретил Паустовского... Паустовский посмотрел долгим взглядом на этот привычный, знакомый и всегда новый мир и глубоко задумался. И я сразу каким-то шестым чувством ощутил острую работу его мысли. Это было похоже на гипноз. О Паустовском-рассказчике сказано и написано немало. Мне посчастливилось его слушать, и тоже на всю жизнь запомнились его неторопливый до предела насыщенный образами рассказ, его приглушенный голос и слегка шепелявая речь. Рассказывал Константин Георгиевич увлеченно и был похож на доброго сказочника. Лишь при упоминании о несправедливости, лжи выражение его лица резко менялось. Глаза становились злыми, и сам он начинал напоминать нахохлившегося гнома» (с.119). Автор отмечает удивительное владение Паустовским искусством устного рассказа.
Федор Поленов рассказывает еще об одном замечательном человеке, имя которого не связано с музеем на Оке. Это известный балетмейстер и искусствовед Касьян Голейзовский. «Касьян Ярославович был не только сказочником и поэтом. Он был мастером, тонким и наблюдательным. Он учился у природы. У ритмов, гуляющих под ветром вершин березовой рощи. У цветка речной лилии, который мог воспеть, находя для этого неожиданные слова и краски. У старого дубового или березового пня - пню немного надо, чтобы стать законченным образом. Это "немного", отмеченное
101
глазом Голейзовского - артиста, добавляли пню умелые руки Го -лейзовского - художника. В любом явлении, примелькавшемся своей обыденностью, находил он образ». Так зарождалась волшебная сценография балетмейстера.
Ф.Поленов рассказывает о своем знакомстве с художником Порфирием Никитичем Крыловым, одним из участников группы Ку -крыниксы. Уроженец Тулы, он отлично знал свой родной город и его историю и рассказывал автору интересные эпизоды из жизни города Х1Х в., напоминавшие содержание очерков Глеба Успенского. «Мне выпало немалое счастье видеть за работой Крылова-художника, видеть, как создавались на берегах Оки его проникновенные пейзажи» (с.128). Поленов приводит примеры творческой наблюдательности художника. На опушке бора лежала фантастическая коряга - вывороченный с корнем сухой ствол можжевельника. Порфирий Никитич сразу обратил на нее внимание. «Смотрите, настоящая лиса!» (с.130).
Еще один талантливый человек, сосед Поленова, - композитор Анатолий Александров. Сын талантливой пианистки Анны Яковлевны Александровой, которая была близко знакома с Чайковским. Главное впечатление от встречи с Александровым, отмечает автор, - это впечатление связи эпох от классического наследия к сегодняшнему дню, живым воплощением которой он был всегда. Его чуждая всему наносному высокая культура, энциклопедические знания никогда не подавляли собеседника. Повышенный интерес к жизни и к ее ценностям, служение любимому искусству и удивительная скромность во всем. Таким был Александров.
Несколько страниц книги посвящены известному пейзажисту Грицаю. Будучи молодым человеком, вернувшимся с войны, он сразу же посетил Поленово и не мог не влюбиться в это место, став постоянным посетителем музея и его окрестностей. Несколько лет подряд в 80-е годы происходили выставки русских художников в восстановленной Бёховской церкви. В 1886 г. была организована выставка работ Грицая. «Очень много можно увидеть в его весеннем ручье, в пейзажах с берегов реки Мсты, в светлых перелесках окского берега, в сельской улице, притихшей на закате майского вечера, в раннем ущербном месяце, уводящем зрителя в мир есенинской лирики» (с.144).
Есть страницы, посвященные известному искусствоведу, художнику Петру Ивановичу Нерадовскому - автору книги воспоминаний о Репине, Толстом, Шишкине, Серове и многих других худож-102
никах и писателях. В годы революции Нерадовский выступил как активный хранитель и собиратель картин. Многие шедевры русской живописи были им сохранены. «Сейчас трудно поверить, что в дореволюционной России репинские "Бурлаки" не экспонировались нигде с 1873 по 1917 год. Картина висела в биллиардной дворца великого князя Владимира Александровича. Ей и тысячам неизвестных произведений искусства дал новую жизнь Нерадовский» (с.226).
Заключает книгу очерк, посвященный писателю Юрию Казакову, с которым автор был очень дружен. Поленов рассказывает об удивительном чувстве восприятия красоты, которое было у большого мастера слова. «Потрясенный красотой и величием Соловецкого монастыря, его уникальной судьбой, судьбой его узников, начиная от последнего гетмана Запорожской Сечи, потрясенный самоотверженным подвижническим трудом многих поколений русских людей, сумевших вблизи Полярного круга снимать обильные урожаи персиков, не говоря уже о яблоках и грушах, очарованный неповторимым колоритом беломорского пейзажа, красотой заброшенных каналов, проложенных людьми в лесных дебрях, Казаков, по его собственному признанию, ходил по Соловкам "как обалделый"» (с.326). Также глубоко Казаков чувствовал русскую литературу. Он интересно говорил о прозе Толстого и Пришвина. «Толстой-философ также глубоко проник в психологию людей, в законы общественного развития и устройства, как Пришвин - философ, художник и поэт постиг законы творчества природы» (с.328).
Казакова отличали редкая работоспособность и увлеченность наукой. «В любую свободную минуту он стучал на своей портативной пишущей машинке и по вечерам давал мне читать написанное. Так случилось, что первым читателем многих страниц его великолепной прозы был я. В этой прозе можно найти очень многое, но одного в ней не было никогда - противоречий и неискренности» (с.332).
К сожалению, трудно донести все содержание книги Ф. Поленова; большинство страниц посвящено описанию природы местного края; здесь автор выступает как блестящий продолжатель традиций Пришвина в нашей литературе.
А.Б. Каплан
