CC BY
904
II. ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ ТЕКСТА И ДИСКУРСА
УДК 81'33
В.Е. Чернявская
ФАНТОМЫ И СИНДРОМЫ ДИСКУРСИВНОЙ ПАРАДИГМЫ
Критически переосмысливается эвристический потенциал категории «дискурс» как особого лингвистического объекта в современной гуманитарной парадигме. Анализируется многозначность и противоречивость подходов к этому понятию в русскоязычных публикациях 1990-2010-х гг. Автор статьи, обращаясь к различным теориям и традициям изучения категории дискурса в зарубежной и отечественной науке, обсуждает причины и познавательные механизмы, обусловливающие понятийные и методологические расхождения в оперировании термином «дискурс». Показываются методологическое различие и сходство в оперировании понятиями «функциональный стиль» и «дискурс», а также между методами когнитивной лингвистики, с одной стороны, и дискурсивного/текстового анализа, с другой.
Ключевые слова: дискурс, текст, функциональный стиль, когнитивная лингвистика, лингвистика дискурса, интерпретация текста, дискурсивный анализ, фрейм.
Предметом обсуждения в рамках статьи выступает современная исследовательская ситуация в широком блоке гуманитарного знания вообще и в лингвистике в особенности, которую можно обозначить как дискурсивная парадигма. Цель предлагаемых рассуждений - поставить в фокус критического анализа дискурс как единицу коммуникативной иерархии. Для критического обсуждения заинтересованных специалистов выдвигается проблемный вопрос: является ли дискурс новым и особым лингвистическим объектом, или же новым модусом описания языка в его соотнесенности с речью.
Статья во многом продолжает те суждения и критическую тональность, которые были высказаны в публикации автора «Дискурс - лидер продаж или распродажа дискурса?», 2012 г. Вынесенные здесь в заголовок понятия «фантом» и «синдром» во многом характерны для сложившейся исследовательской ситуации оперирования термином «дискурс» и отражают, с моей точки зрения, болезненное состояние если не самой парадигмы, то лингвистов, позиционирующих себя в ней. Имею в виду следующее.
Рассуждения о дискурсе стали общим местом в российских публикациях конца 1990-х и наступивших 2000-х гг. При этом нельзя не отметить очевидную отрицательную динамику в использовании этого термина. Дискурс проделал эволюцию от воспринимаемого как новое
до эклектичного, размытого в своих границах понятия, которое используется лишь как модная этикетка для мозаичных, часто плохо структурированных исследовательских подходов. Дискурс стал «фантомным объектом» лингвистического анализа, ускользающим от возможности четкого определения предмета и методики анализа. Критическая тональность при констатации этого обстоятельства может вызвать возражения: когнитивная ориентированность современного этапа как раз предполагает изучение нечетких множеств, гибких границ, всего того, что проливает свет на интерпретирующую деятельность сознания.
Не ставя здесь под сомнение эти принципы когнитивизма, сделаю необходимый для логики анализа акцент. Под фантомностью и нечеткость объекта понимается именно эклектичность, неупорядоченность связей с единым принципом анализа.
Соответственно, синдромом называется сочетание различных признаков заболевания, обусловленных единым механизмом развития болезненного процесса. В этом смысле «синдромом» дискурсивной парадигмы возможно назвать безудержное, внутренне противоречивое многообразие подходов, которые порождают впечатление о фантомности самого объекта.
Высказанное критическое суждение базируется на знакомстве с исследованиями последних двух десятилетий ведущих университетских цен-
тров России, а также с русскоязычными публикациями Украины, Белоруссии, Армении. Для зарубежной лингвистики, англистики, германистики не существует действительной, осознаваемой на современном этапе проблемы эклектичности и мозаичности в оперировании категорией «дискурс». Базовые ответы на вопросы о том, где начинается дискурс и кончается текст, «куда правильно ставить ударение в слове дискурс: на первый или на последний слог» и т.п. даны и усвоены зарубежным исследовательским сообществом. В русскоязычных публикациях, напротив, многие основополагающие аспекты продолжают называться «новыми» и звучат вопросы, ответы на которые даст - могло бы дать! -знакомство с основами.
В качестве иллюстративного примера приведу следующий: кандидатская диссертация Шевченко А.С. «Театральный дискурс: структура, жанры, особенности лингвистической репрезентации» по специальности 10.02.19, защищенная в Санкт-Петербургском государственном экономическом университете, 2012 г. В качестве задач диссертации молодой исследователь формулирует «определить место дискурса в современной научной парадигме, разграничив понятия текст и дискурс». Диссертация и ее автореферат не содержат, однако, собственно анализа по определению места дискурса в современной парадигме. При этом постулируется, что «для дискурса не существует ни дисциплинарных, ни фокус-объектных ограничений» (с. 9 автореферата). Этот вывод не подкрепляется аргументами ни за, ни против и остается для меня как одного из читателей работы на уровне авторский интуиции. Заявленная в названии интенция анализировать жанры театрального дискурса также остается нереализованной: со ссылкой на другую работу перечислены, т.е. названы жанры, возможные для театрального дискурса - репортаж, рецензия, интервью, статья, афиша. Анализа их типологических особенностей и интердискурсивных связей нет. В качестве вывода и положения, выносимого на защиту сформулировано: «Основным лингвистическим репрезентантом театрального дискурса является метафора» (с. 6). Итак, исследование театрального дискурса привело автора диссертации к констатации факта, что в этом дискурсе встречаются афиши и рецензии, а их основной языковой особенностью является то, что в них есть метафоры.
Признавая за исследователем право на собственный ракурс анализа, тем более в плюралистичном гуманитарном знании, я не преследую цель отрицания ради отрицания. Приведенное исследование видится как типичное и показываю-
щее тенденцию: дискурс - модная и трендовая этикетка для любого, в том числе выполненного в традиционном русле, анализа.
Проблемы исследователей, которые сегодня во втором десятилетии XXI в. работают в/с дискурсивной парадигме/ой, типичны и могут быть представлены, с моей точки зрения, так.
Первая из отмечаемых здесь и, собственно, первичная причина значительных расхождений в оперировании термином «дискурс» связана с объективно сложившимися различиями в исследовательских подходах к дискурсивному анализу.
Специалисты знают, что исследования дискурса как особой категории сложились в различных независимо существующих и развивающихся национальных школах. При изучении феномена дискурса (его предметной определенности) ключевое значение имеет научная традиция и развиваемая научная теория.
Выделяется, во-первых, самобытная французская традиция анализа дискурса, связанная, в основном, с М. Фуко, Л. Альтюссером, Ж.Ж. Ла-каном, М. Пешё, П. Серио. Это - традиция, в первую очередь, политико-идеологического, исторического и социокультурного анализа дискурса. Она наиболее автономна в своем подходе и несовместима напрямую с лингвистическими принципами анализа и категориальной базой лингвистики.
Отдельно развивалась немецко-австрийская школа анализа дискурса, применившая традиционные методы и принципы текстового анализа письменного текста к категории дискурса.
Выделяется как самостоятельная англоамериканская лингвистическая традиция анализа связной речи, когда дискурсивный анализ направлен прежде всего на устную коммуникацию, на интерактивное взаимодействие говорящего и слушающего, на процессуальность. Это т.н. «дискурс по ван Дейку». (Детальные и принципиальные отличия концепций рассмотрены в работах [Чернявская 2004; 2013]).
Из-за некритичного использования термина «дискурс» происходит недопустимое смешение самостоятельных теорий, стоящих за самим понятием «дискурс» в различных национальных традициях.
Считаю необходимым следующий акцент. Для современной ситуации дискурсно ориентированных исследований в зарубежной лингвистике характерна совершенно отчетливая тенденция отграничивать понимание дискурса в философии и социологии по М. Фуко, Ю. Хабермасу и др., и лингвистические подходы к дискурсу. Последние ограничиваются таким кругом исследовательских вопросов, как:
- анализ дискурса как связной речи (соп-пеЛес^реесЬ, Коп\сгзайопапа1узс).
- макросемантический и глубинносеман-тический анализ текстов,
- анализ дискурса как институционализированного языкового коррелята общественной практики,
- анализ дискурса как содержательно-смысловой совокупности текстов, в том числе объединяемых в единый дискурс ретроспективно.
Своего рода линия демаркации лингвистического и нелингвистического подходов к дискурсу задается вопросом «сколько от Фуко заключено в данном дискурсивно ориентированном подходе?». Если «Фуко», т.е. «социологии» слишком много, этот подход отмежевывается от собственно лингвистической науки. Именно с позиции лингвистики дискурса я строю здесь свои рассуждения.
Вторая причина, порождающая эклектичность подходов к дискурсу как лингвистической категории, связана с собственно российской ситуацией в лингвистических исследованиях.
В российском пространстве оперирование термином «дискурс» отличается особой мозаич-ностью в силу иных обстоятельств: он наложил-ся на ту систему координат и понятий, которые традиционно изучались в советской науке в функционально-стилистическом формате.
Во всех многообразных по внешней форме определениях дискурса, циркулирующих в потоке современных «постсоветских» публикаций, на первый план выходит основной принцип дискурсивного анализа, а именно, соединение в анализе собственно языкового с внешними по отношению к языку факторами, соединение внутритекстовых правил и регулярностей комбинации языковых средств с вокруг- и надтекстовым фоном, сопровождающим процесс порождения конкретного высказывания.
При этом внимание к этим феноменам в ре-чеведении для отечественной науки далеко не ново. Напротив, они традиционно и последовательно выделялись в школе функциональной стилистики, что можно видеть в многочисленных публикациях с конца 1960-х гг. и по настоящее время В.В. Виноградова, Э.Г. Ризель. Е.И. Шендельс, М.Н. Кожиной, А.Н. Васильевой, Т.Г. Винокур и многих других отечественных ученых. Русская функциональная стилистика много раньше ставшего теперь «модным» когнитивного подхода постулировала необходимость изучения высказывания/текста в коммуникативно-деятельностном аспекте. Отличительной чертой этого направления
исследований всегда было внимание к функционированию языка в реальных актах речевого общения. Стилистико-речевая системность описывается как зависимая от экстралингвистических факторов - сферы общения, вида деятельности, целей и задач общения и т.д. (обзор публикаций см.: [Чернявская 2013]).
Специалист, знающий отечественные традиции, с одной стороны, и понимающий поступательность развития зарубежной лингвистической науки, с другой, может только выразить удивление по поводу неофильских оценок и настроений, объявивших дискурс и дискурсивный анализ «новым исследовательским объектом» конца 1990-х гг. Это, скорее, тот случай, когда новое название стало монтироваться с уже известным содержанием, создавая для некритичного ума эффект квазиновизны и новой этикетки для традиционно известных понятий. Уместно в очередной раз вспомнить слова выдающегося отечественного лингвиста И.В. Арнольд из ее последних прижизненных публикаций: « ... Внимательное изучение старых работ А.А. Потебни даст больше для познания сути языка, чем ... очень новая книга Лакоффа» [Арнольд 2007, т. III, ч. 1: 29]). Эти слова сказаны ученым, прожившим деятельную жизнь в науке более ста лет!
Итак, в определенный период фундаментальные разработки в русскоязычном пространстве идей (и публикаций) пришли в соприкосновение с потоком англо-, франко-, немецкоязычных публикаций. Глобализация и вместе с ней «гло-банглизация» политического и экономического пространства 1990-х и 2000-х гг. привела к такой же глобализации и глобанглизации наших языковедческих (в широком смысле этого слова) исследований. В научный оборот вошел термин «дискурс, дискурсивный анализ», который наложился на существовавшие в отечественных школах научные теории. По сути, новая этикетка соединилась с далеко не новым содержанием применительно к русскоязычным традициям анализа текста/связной речи.
Возвращаясь к фантомам и синдромам современного потока публикаций, отмечу как следствие: неоправданный пафос новизны (у начинающих исследователей особенно) приводит к тому, что термин «дискурс» используется параллельно или вместо «функциональный стиль» или «жанровая форма». В результате часто оказывается невозможно определить разницу между понятиями «научный стиль/научный дискурс»; «публицистический стиль/публицистический дискурс»; «стиль СМИ/дискурс СМИ» и т.д., учиты-
вающуюся - и учитывающуюся ли вообще? - авторами. К сожалению, часто приходится читать публикации, в которых говорится по сути о функциональном стиле и о традиционном анализе текста под этикеткой дискурс-анализа.
На данном этапе рассуждений целесообразно отчетливое разделение: в чем действительно заключается методологический потенциал дискурсивного анализа, и где дискурс становится фантомообразным объектом; переживает ли дискурсивная лингвистика кризис или же это синдром лингвистов.
Моя позиция при этом такова.
Дискурс как лингвистическая категория имеет безусловный эвристический потенциал в практике анализа связной речи/текстов. Эвристически значимым и действительно новым, однако, выступает, с моей точки зрения, не акцент на динамичности и процессуальности. Он, повторю, был органичным для традиций функциональной лингвистики и четыре десятилетия назад.
Новизна, привносимая категорией «дискурс», должна связываться в большей мере с акцентом на изучении дискурса как совокупности многих отдельных текстов, уже существующих и потенциально возможных.
Возникновение и развитие дискурсивного анализа и лингвистики дискурса связано с интересом к системному изучению языка, интересом, выходящим за границы традиционных единиц -предложения и теперь уже текста. Категория дискурса позволяет преодолевать закрытость и статичность лингвистических систематизаций и показывать текст в его процессуальной природе. Вообще, говорить о дискурсе как о самостоятельном объекте лингвистического анализа и - шире -о лингвистике дискурса как о самостоятельной дисциплине можно только и именно в контексте вопроса о том, что особенное может лингвистика дискурса/дискурсивный анализ по сравнению с иными самостоятельными дисциплинами: лингвистикой текста, семантикой, социолингвистикой, корпусной лингвистикой, когнитивной лингвистикой. Преимущество дискурса как единицы операционального анализа заключается в том, что он позволяет от текста как относительно законченной, формально ограниченной сущности, построенной по своим внутритекстовым законам, идти к другим текстам. Здесь дискурс подразумевает коммуникативное событие как интегратив-ную совокупность отдельных высказываний/текстов. Содержание дискурса раскрывается не одним отдельным текстом, но в комплексном взаимодействии многих текстов. В свою очередь, это
заставляет по-новому взглянуть на критерий текстуальности и понимание текста не как (относительно) законченной единицы, но как открытой в межтекстовое пространство сущности.
Только и именно в дискурсе ясно, что такое завершенность отдельного, существующего внутри дискурса текста. Действительно ясно, что завершено, что нет. Например, мы слышим разговор 2-х собеседников о том, что дела Петра идут хорошо, он в порядке и все еще не в тюрьме. Подлинная тема этого текста - здесь устного диалога, может быть определена только в связи с другим, (еще, пока) неизвестным нам, но потенциально прогнозируемым текстом, предшествующим услышанному разговору. Почему Петр не в тюрьме, почему это значит, что он в порядке, почему выбрана такая, а не другая прагматическая и семантическая связь элементов в текстовое целое, почему сказано так, как сказано, становится ясно на уровне дискурсной связности этого текста с другими - предшествующими и последующими, потенциально возможными текстами. В таком смысле следует рассматривать, например, расистский дискурс: и статья ученого, разделяющего принципы евгеники в немецком III Рейхе о «расовой неполноценности отдельных народов», и бытовые ксенофобские высказывания, и политические лозунги право-радикальных партий - это тексты одного дискурса. Равно как и приводимый ниже пример текста, формулируемого отправителем сообщения как сказка для детей и публикуемого в сборнике сказок. Примерное содержание сказки (в оригинале она на английском языке) таково:
Бог создал всех людей, вынув их после обжига из большой печи. Все люди вышли на свет Божий закопченными и черными, и создатель велел им идти к воде и отмыться от копоти. Прилежные и старательные отмылись добела, а ленивые и нерадивые оттерли от сажи только ладошки и ступни ног. Вот поэтому люди оказались разного цвета - белые и черные.
На этом сказка заканчивается, оставляя выводы воспринимающему сознанию. Очевидно, что в текстовой ткани нет ни одной языковой единицы с семантикой «раса», «расизм». При этом исследователь с позиций дискурсивного анализа может этот текст интегрировать в дискурс расизма, провозглашающий превосходство одной расы над другой по признакам «лучшее-худшее», и эта сказка воспринимается завершен-но и тематически определенно только и именно в системе соответствующего дискурса - дискурса расизма. Подчеркнем, что при объединении содержательно однородных текстов в единый тип дискурса начинает действовать особая «регуляр-
ность дискурса». Именно в таком смысле возможно говорить об особой семантике дискурса, наряду с семантикой слова, предложения и текста. В фокусе дискурсной семантики оказывается не столько лексическое значение употребленных единиц, сколько совокупность импликаций, интертекстуальных и интрадискурсивных отношений.
Для такого подхода к дискурсивному анализу существенно то, что он остается, в целом, в русле традиционного анализа текста и предполагает работу с текстом (от которого значительно, если не сказать, вовсе, отходят социологические и психоаналитические модели «дискурса по Фуко»). Начальным этапом в дискурсивном анализе всегда является уровень конкретной языковой реализации дискурсивного содержания, т.е. уровень текста. Его лингвистическая интерпретация осуществляется в русле традиционного стилистического анализа, когда устанавливается коммуникативная функция текста, его коммуникативные центры, выявляется, что сообщается в тексте, кому адресовано сообщение, как актуализируется в текстовой ткани адресат, каковы стратегии тематического развертывания, обеспечивающие связь отдельных высказываний между собой и их тематическую прогрессию, как актуализируются определенные сегменты знания и т.п.
Собственно дискурсивный анализ начинается с проецирования на элементы содержательно-смысловой и композиционно-речевой организации текста психологических, политических, национально-культурных, прагматических и др. факторов. На этом этапе проникновение в глубинную структуру текста, т.е. в заключенный в нем смысл, осуществляется через обращение к специфическому социально-историческому контексту. Иначе говоря, уровень дискурсивного анализа начинается там и тогда, когда исследователь задается вопросом, какие условия (эпистемического рода) позволили отправителю сообщения связать с этими словами этот смысл. Последовательно проведенный анализ по заданному так алгоритму снимает и, в общем, давно снял ответ на вопрос, где кончается текст и начинается дискурс. Выражаясь еще более определенно, в современных зарубежных исследованиях этот вопрос давно уже не ставится. Ср.: [Warnke 2000; 2002; SpitzmueПer, Warnke 2011].
Итак, в чем же принципиальное отличие дискурсивного анализа от функционально-стилистического подхода и от традиционной интерпретации текста? В каком случае дискурс перестает быть фантомным объектом?
Категория дискурса предлагает исследователю особый принцип разделения коммуникатив-
ных сфер и коррелирующих с ними речевых систем. Традиционные функциональные стили выделяются в соответствии с основными формами человеческого сознания, понимаемыми как масштабные сегменты общечеловеческой практики. На современном этапе говорят о 6 функциональных стилях: художественном, научном, официально-деловом, разговорном, публицистическом, религиозном стилях как о речевых разновидностях, соответствующих той или иной социально значимой сфере общения и деятельности и соотнесенных с определенной формой сознания.
Дискурсивный анализ предлагает разделение общей сферы на более дробные сегменты. Главное и принципиальное отличие от традиций функциональной стилистики следует усматривать в том, что тот или иной «участок» коммуникации, с которым коррелирует дискурс и который определяет особую системность и упорядоченность языковых единиц и правил их употребления, рассматривается как эвристическая величина, т.е. устанавливается опытным путем. При этом опытным путем и эвристично - не значит произвольно. Путь выделения этой единицы - это так называемый путь «снизу вверх», от конкретно наблюдаемых, повторяющихся, типизирующихся коммуникативных сфер и ситуаций. При этом в качестве эмпирической основы изучения дискурса того или иного типа берутся тексты, объединяющиеся на основе содержательно-смысловых и интенциональных критериев. Это содержательно-тематическое сходство должно быть объективно наблюдаемо и интерпретируемо, а не произвольно конструируемо.
В зависимости от коммуникативно-прагматических и когнитивных целей границы дискурса могут устанавливаться по-разному, гибко, подвижно, относительно некоторого периода времени, сферы человеческой практики, области знания, типологии текстов и других объективно существующих параметров. Возможно говорить, например, о дискурсе микробиологии, о дискурсе генетики, о дискурсе советской генетики 1930-50-х гг., о медицинском дискурсе, политическом дискурсе, дискурсе фашизма, коммунизма и др. Определение дискурсивного корпуса, т.е. того, какие тексты входят в рамки данной тематической общности, базируется на понимании и толковании текстов. Его предпосылкой является интерпретирующая деятельность исследователя, выявляющего и аргументирующего общие содержательно-тематические отношения между текстами одного дискурса. Дискурс - это совокупность тематически общих текстов, каждый из которых воспри-
нимается и идентифицируется (!) как языковой коррелят определенной социально-культурной практики.
Перечень функциональных стилей не бесконечен, но по определению конечен. Дискурсивный анализ повторяет методологический принцип функциональной стилистики в своей ориентированности на взаимозависимость лингвистического и экстралингвистического. При этом делимитирующий критерий иной: содержательно-смысловая общность текстов, а не общность формы общественного сознания. В таком понимании дискурсов может быть бесконечно много, и внутри научного дискурса, например, выделимы дискурс химии, дискурс органической химии, дискурс генетики, дискурс лысенковщины в генетике и т.п. в зависимости от интерпретативной деятельности субъекта, усматривающего основания для объединения уже существующих и потенциально возможных текстов в единую дискурсивную формацию.
Функциональный стиль ориентирован на облигаторные онтологически заданные модели языковой деятельности - форму общественного сознания. Ввести в научный оборот дополнительный функциональный стиль, доказать его существование как объекта анализа - значит доказать объективность существования коррелирующей с ним формы сознания. В этом смысле были бы неубедительны по сути такие конструкты как «функциональный стиль химии, функциональный стиль фашизма, расизма» и проч., предполагающие отдельную форму сознания для химика внутри научного мышления. При этом выделимы отдельные дискурсивные практики фашизма, расизма, феминизма и т.д., имеющие в качестве языкового коррелята совокупность тех или иных высказываний/текстов. Последние могут образовывать своего рода горизонтальное сечение сквозь различные функциональные стили. Например, тексты, конституирующие дискурс расизма, могут возникать внутри научного стиля (ср.: евгеника в период немецкого национал-социализма), в рамках обиходно-бытового стиля как бытовое разделение на «лучших» и «худших», в публицистическом стиле и т.д. Дискурсивных практик/дискурсов может быть бесконечно много. Функциональных стилей, по определению, не может быть бесконечно много.
Функциональный стиль - более строгая и схематичная единица членения текстового континуума. Дискурс значим как единица операционального анализа, добавляющая детализацию и больший фокус в наши представления о комму-
никативной практике. Это более дробная единица членения коммуникативного пространства. Именно в силу гибкости своих границ, устанавливаемых и доказываемых исследователем, дискурс может ускользать от строгой, раз и навсегда данной маркированности предметных границ.
Исходным для анализа дискурса является анализ текста - положение принципиально значимое для развиваемой здесь концепции. Если подразумевать под дискурсом языковое выражение определенной общественной практики, представленной теми или иными текстами, то лингвистический анализ дискурса должен начинаться на уровне конкретного текста. Лингвистический анализ текста, в свою очередь, предполагает определение коммуникативной функции текста, средств актуализации адресанта и адресата в текстовой ткани, выявление форм тематического развертывания, обеспечивающих связь отдельных высказываний между собой и их тематическую прогрессию в рамках текстового целого. Принимая, что текст - это взаимосвязь не столько между предложениями, сколько между пропозициями, следует признать, что содержательный остов (макроструктура) складывается из микроструктур отдельных топикальных цепочек. Семантическое единство внутри отдельной цепочки и затем внутри текстового целого устанавливается, в первую очередь, с опорой на лексические сигналы. Семантическое тождество устанавливается, например, через прямой или вариативный повтор лексем, синонимию, антонимию, гиперонимию, парафразы, грамматическую субституцию как замена имени местоимением (например, муж / супруг / жена / мужчина / лучшая половина / он) и т.п. функциональную эквивалентность.
Дискурсивный анализ обнаруживает, таким образом, параллели с герменевтической традицией анализа отдельных произведений, при котором некая интерпретация текста как первоначальная гипотеза нуждается в подтверждении, перепроверке, в конечном счете, в опоре на дальнейшие источники. Различие состоит в том, что в дискурсивной проекции при установлении смысла текста, не заявляемой, но действительной проступающей из сплетения внутритекстовых связей и его широкого экстралингвистического фона темы текста, и, далее, при объединении содержательно однородных текстов в единый тип дискурса начинают действовать особые правила, особая «регулярность дискурса».
Дискурсивный анализ обнаруживает также параллели с когнитивно ориентированным анализом. Если исходить из понимания дискурса как
языкового отражения коллективной - надындивидуальной - текстовой практики, то лингвистика дискурса приходит в соприкосновение с методами когнитивной семантики или - шире - когнитивной лингвистики. Последняя изучает, как известно, процессы познания, интерпретации, архивирования знания человеком. Здесь отношения между дискурсивным анализом / лингвистикой дискурса и когнитивной лингвистикой обоюдона-правлены: обе дисциплины обогащают друг друга собственной методикой. Дискурсивный анализ может рассматриваться как метод в рамках когнитивной лингвистики, позволяющий анализировать и описывать коллективное знание. Более конкретно это может быть обозначено как вопрос о том, как, в какой степени «коллективное знание», т.е. то, что подразумевается как известное другим, фоновое знание, сопровождающее порождение и восприятие конкретного высказывания, образует целый дискурс, и как, в свою очередь, дискурс, т.е. корпус определенных текстов оказывает влияние на то, что начинает восприниматься как коллективное знание. Когнитивная лингвистика заимствует при таком подходе принципы дискурсивного анализа, когда интерпретация смысла высказывания осуществляется с опорой на: 1) языковое знание (знание семантики, значения в узком смысле слова), 2) ситуативно-обусловленное фоновое знание, 3) энциклопедическое знание о мире, что подразумевает выходящую за рамки лингвистики теорию культурной памяти, культурно-семиотической интертекстуальности.
В свою очередь, в практике лингвистического анализа дискурсов ценными оказываются категории когнитивной лингвистики: фрейм, скрипт, слот и др. В самых общих чертах: фреймовый анализ исходит из того, что человеческое знание организованно в виде «схем» - ментальных образцов, моделей, определяющих восприятие человеком окружающей действительности. Фрейм оказывает существенное влияние на интерпретацию действительности, поскольку создает определенный фокус восприятия. Фрейм как ментальная схема («рамка в сознании») фокусирует определенные факты, процессы, явления как взаимообусловленные и подразумевающие друг друга. Например, фрейм «университет» предполагает ситуативную взаимосвязь: студенты, профессора, библиотеки, лекции, столовая и др. И в дальнейшем в анализе сверху вниз слоты заполняются на основании энциклопедических, процедурных знаний, например, «библиотека» подразумевает книги, тишину.
Дискурсивный анализ осуществляется в ином порядке: через видимые в текстах языко-
вые единицы реконструируется рамочная структура целого фрейма и далее, выводится «коллективное знание». Здесь исследователь задается вопросом, какие семантические отношения могут быть установлены в дискурсе между отдельными словами, какие значения слова становятся центральными. Если, например, в окружении слова «лес» среди прочего встречаются такие слова, как «вырубать», «поврежденный», «вред» и т.п., то таким образом возникает фрейм «лес в опасности» и устанавливается дискурсивная связь данного текста с экологическим, правозащитным дискурсом. Если, напротив, «лес» коррелирует с языковыми единицами «прогулка», «полезно», «тень», «тишина», «чистый воздух», то возникает фрейм «лес как место отдыха» и связь с иным дискурсом (по: [SpitzmtiПer, Warnke 2011: 91-95]).
Постулируя, что дискурс - конструируемая исследователем величина, мы действительно оказываемся в зоне риска сбиться с объективного выдержанного принципами анализа к субъективному видению границ своего предмета. Дискурс действительно способен становиться фантомным объектом, т.е. зависимым от того, что «видит или не видит» субъект познания. Ниже - пример, который способен наглядно проиллюстрировать это.
В советское время идеологические установки и связанная с ними партийная цензура делила все сферы коммуникации на свое и чужое, на идеологически правильное и идеологически чуждое. С этих позиций конструировался дискурс антисоветчины, антисоветских текстов, высказываний, «порочащих советскую действительность». Нижеследующий факт приводится по рассказу актрисы Аллы Демидовой в одном из ее телевизионных интервью 2010-х гг. В начале 1983 г. театр на Таганке под руководством Ю. Любимова готовил к премьерному показу «Бориса Годунова» по Пушкину. На генеральной репетиции присутствовал цензор от ЦК КПСС. Постановка была запрещена к показу: Григорий Отрепьев-Самозванец был у режиссера в тельняшке. Это вызвало ужас у идеологического куратора, поскольку в это время к власти пришел генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. Андропов. Советский народ мог прочитать в газетах его биографию и узнать, что он служил по призыву в военно-морском флоте. Таким образом, с точки зрения цензора тельняшка на Самозванце, безусловно, стала бы для всех аллюзией - отсылкой к новому главе партии. Объяснение Ю. Любимова, что он репетировал спектакль давно, биографию генсека не знал и не имел в виду, не помогло. «Переодевать» персонажа режиссер не стал, и спектакль зритель не увидел.
Таким образом, эта театральная постановка была включена в антисоветский дискурс как часть целого идеологически чуждого дискурса. Это - пример необоснованно установленной дискурсивности, того, что У. Эко называет «гиперинтерпретация/оуег-йегргеШюп. Одна экстралингвистическая деталь (тельняшка) недостаточна для идентификации типа дискурса. Замечу попутно, что это - случай перестраховки, чрезмерной даже для советской идеологической машины, т.е. в контексте наших рассуждений фантомно сконструированный дискурс антисоветчины. Цензор как субъект познания и коммуникативной практики осуществил определенные ментальные операции и фактически осуществил, в нашей терминологии, дискурс-анализ.
В предлагаемых рассуждениях был задан определенный пафос отрицания. Он направлен не против дискурса как особого объекта, но против непоследовательности и внутренней противоречивости в оперировании этой категорией. Цель критического разбора - не призыв к редукционизму, но призыв к осознанию различий в теоретических установках и допустимых методах анализа. Кризисность в дискурсивных разработках определяется отсутствием связей с «началом», с неупорядоченностью методик анализа и теории, которая берется за основу.
Очевидно, что модификации научных теорий неизбежны, как неизбежны и научные дискуссии заинтересованных компетентных специалистов.
Список литературы
Арнольд И.В. Преемственность в филологическом тексте // Труды Института лингвистических исследований. Т. III. Ч. 1. СПб.: Наука, 2007.
Чернявская В.Е. Интертекст и интердискурс как реализация текстовой открытости // Вопросы когнитивной лингвистики. 2004. № 1. С. 106-111.
Чернявская В.Е. «Дискурс - лидер продаж» или распродажа дискурса? // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. 2012. № 3. С. 6-14.
Чернявская В.Е. Лингвистика текста. Лингвистика дискурса. М.: Флинта: Наука, 2013.
Fairclough N. Analysing Discourse: Textual Analysis for Social Research. London and N.Y: Rout-ledge, 2003.
Spitzmüller J., Warnke I. Diskurslinguistik. Eine Einführung in Theorien und Methoden der trans-textuellen Sprachanalyse. W. de Gruyter, 2011.
Warnke I. Diskursivität und Intertextualität als Parameter sprachlichen Wandels - Prolegomena einer funktionalen Sprachgeschichtsschreibung // J. Warnke (Hg.). Schnittstelle Text - Diskurs. Peter Lang, F/M, 2000.
Warnke I. Adieu Text - bienvenu Diskurs? Über Sinn und Zweck einer poststrukturalischen Entgrenzung des Textbegriffs // Brauchen wir einen neuen Textbegriff?: Antworten auf eine Preisfrage. U. Fix (Hrsg). F/M: Peter Lang, 2002.
V.E. Tcherniavskaia
DISCOURSE PARADIGM: PHANTOM OBJECTS AND SYNDROMES
Discourse has become a central issue and the most varied notion in the social sciences and humanities. "When talking about discourse, discourse analysts cannot make an assumption that they are engaged in the same discourse" - the keynote, reflecting the present trend.
This contribution gives an overview of the main schools of discourse studies and discourse pattern in the English-, French- and German-speaking areas. Both the complexity and the interdisciplinary significance of the object researched have given rise to a multitude of issues and methodological reflections. The principal tasks of the article are to consider a heuristic potential of discourse, to subject the relevant discourse methods to a critical examination, to show discourse linguistics in relation to cognitive linguistics and text analysis.
The article valuates the application of discourse notion in the Russian linguistic publications in the 1990-2010s, that are getting more and more fuzzy, eclectic, theoretically not referred to any episte-mological or methodological background. It emphasizes methodological differences in using the notion of discourse compared to that of functional style, which has been reserved in the Russian linguistic tradition since the 1960-70s for studying linguistic issues in the process, in the extralinguistic context. With the aim of encouraging the theoretical exchange between different theoretical approaches the author underlines, that the main methods of the present discourse analysis were used in the Russian functional stylistics (V. Vinogradov, M. Kozina, A. Vassiljeva, E. Riesel) not as a term, but as its essentials.
Key words: text, discourse, functional style, discourse linguistics, cognitive linguistics, text interpretation, frame.
