CC BY
14УДК 165.1: 111.1
Б. И. МОЛОДЦОВ
(к. филос. наук, доцент) Луганский государственный педагогический университет (г. Луганск, Луганская Народная Республика)
E-mail: mbilg@„mail.ru
Ф. ЭНГЕЛЬС: МАТЕРИАЛИЗМ И ЛОГОДИЦЕЯ
Аннотация. В статье посредством логической реконструкции становления понятия бесконечности исследуется вопрос о способности бытия в его бесконечном становлении быть соизмеримым со свободой человека, истиной, нравственной вменяемостью. Делается вывод о том, что логодицея составляет всеобщую формообразующую определённость марксистского мировоззрения.
Ключевые слова: бесконечность потенциальная и актуальная, множественность, беспредельность как основание единения, логодицея.
Прежде всего о том, что побудило нас к работе над статьёй. Это стремление защитить марксизм от упрёков в объективизме, который вполне удовлетворяется тем, что культивируемое им объективно всеобщее (идея), и побеждает и прокладывает себе дорогу только в общем, в единичном же, с точки зрения конечного, всеобщее эфемерно, неуловимо, прерывисто, идеально, лишь идеальное. Да, идеальность определена бытием, зависит от бытия, но где же свобода, разум, деятельность? - задаётся вопросом Мих. А. Лифшиц, в текстах которого автор этих строк находит основание и вдохновение для своих исследований. Ведь всё это очень стеснённо, но есть, подчёркивает Лифшиц и указывает на то, что учёт свободы, разума, деятельности в онтологии общественного бытия оказалась задачей, которую его друг и близкий по теоретической позиции автор - Георг Лукач, не смог решить. Да что там Лукач, если даже Энгельса, по словам Лифшица, можно истолковать в том смысле, что объективность, как следствие взаимодействия, есть овеществление, образование неконтролируемой субъектом силы, мешающей ему быть самим собой [1, с. 146]. Мы полагаем, что имеется в виду следующее место из письма Энгельса Йозефу Блоху от 21-22 сентября 1890 г.: «Мы делаем нашу историю сами, но, во-первых, мы делаем ее при весьма определенных предпосылках и условиях. Среди них экономические являются в конечном счете решающими ... Во-вторых, история делается таким образом, что конечный результат всегда получается от столкновений множества отдельных воль . Этот результат можно опять-таки рассматривать как продукт одной силы, действующей как целое, бессознательно и безвольно. Ведь то, чего хочет один, встречает противодействие со стороны всякого другого, и в конечном результате появляется нечто такое, чего никто не хотел» [2, с. 395-396]. Но если, размышляет «обыкновенный марксист» Мих. А. Лифшиц, сущность общественного бытия состоит только в том, что из произвольных актов людей складывается безразличная к требованиям их ума и сердца объективная сила, то человек бездомен в окружающем его мире и ему остаётся только роковая свобода в духе Ницше или в духе экзистенциализма [3, с. 148]. Нет, нужно вывести свободу из необходимости [1, с. 146]. И в самом деле, ведь известно, что марксизм не терпит эклектики. Но вывести свободу из необходимости возможно в том случае, если сама необходимость, или, говоря иначе, объективность, понимается в ка-
честве имеющей в себе основание для того, чтобы свобода была. И учитывая то, что представления, а впоследствии и понятия о необходимости сформировались из осознания того факта, что всё в мире подчинено бесконечному круговороту бытия и небытия, то имея целью исследовать вопрос о возможности такого понимания необходимости, которое вбирало бы и способность её иметь в себе начало свободы, мы оказываемся перед необходимостью обратиться к истории понимания мыслью этого бесконечного кругооборота .
Прежде всего, на основании исследования известного искусствоведа и философа Мих. А. Лифшица, отметим то, что тема причастности всего конечного (и, конечно же, человека) бесконечности, мало того, ответствования пред бесконечностью, выражает простейший опыт осознания человеком мира и своего положения в нём - она порождает фабулу, составляющую остов древней мифологии [4]. О подверженности того, что выделилось из всего, выравнивающему действию беспредельного говорил Анаксимандр. Для него выделение есть адикия, нарушение правды, и за такую несправедливость все отдельное должно платить остальной природе «виру и пеню по приговору времени». Гарантией этого порядка является великий беспорядок - архея, первоначальная сущность, в которую все возвращается, или «беспредельное», «не знающее границ», то, что комментаторы Анаксимандра поясняют термином - стойхенон, стихия [4, с. 98]. Только в мысли о том, что гарантом выравнивающего действия по отношению ко всякой выделенности выступает беспредельное имеется некоторая непродуманность, а именно: как лишённость может обладать силой действия по отношению к тому, что превзошло её, имея в себе определённость, коей лишённость не обладает; как низшее, более бедное содержанием, может выступать мерилом высшего, не нарушение ли это логоса мироздания?
Нам представляется, что стремление разрешить проблему, вскрытую этим вопросом, привело античную мысль к пониманию того, что Единое (а не «беспредельное»), как гармоничное целостное единение и восполнение всякой выделенно-сти, выступает гарантом выравнивающего действия по отношению к выделенно-сти.
Противопоставление Единого, как гармоничного целостного вида реалии, её простому существованию было характерно для всей античной мысли, но гипертрофированной формы достигло на излёте античности, в неоплатонизме.
Здесь мы позволим себе сослаться на автритет С.С. Аверинцева, который исследуя европейскую культурную традицию в период перехода от античности к средневековью, отмечает, что для античной мысли понятие Единого (бытия) содержит импликацию «совершенства». Дурное, неустроенное, бесструктурное, бунт вещества против устрояющей его формы есть на языке платонической мысли «несущее» («меон») [5]. Из понятия о Едином, чьё бытие вечно происходит разработанное античной мыслью и особенно неоплатониками оправдание космоса: все, что есть, есть лишь в той мере, в которой оно совершенно, несовершенство образует как бы пустоту вокруг вселенского бытия и ни в коей мере не может быть отнесено за счет последнего. Зла в некотором смысле «нет», ибо оно есть лишь как «не-тость», как не-полагание соответствующего блага [5]. Отсюда беспредельный онтологический оптимизм - сущее не может выпасть из своего совершенства, и беспокоиться не о чем, некому жаловаться, как некого и благодарить.
Но жизненная серьезность эпохи поздней античности выражала себя в явлении страдания, понятиях греха и жертвы и с оправданием бытия, как сущего, само-
сознание эпохи примириться не могло. «Да не будет! - восклицает Августин, -чтобы нам поверить этому... По кругу блуждают нечестивцы; не потому, что их жизнь должна возвращаться па предполагаемые ими круги, но потому, что таков путь их заблуждения, т. е. ложное учение» [5]. Это «Да не будет!» как нельзя лучше выражает острый интерес к теме прорыва определённости сложившимся единством бытия, его отрицания. Мысль задумывается об онтологической значимости отрицания и находит таковую прежде всего в том, что благодаря отрицанию оказывается возможным выход за пределы круговорота ставшего бытия в пространство бесконечно иного и иного бытия. Бесконечность при этом возможно понимать так как её понимал ещё Аристотель - она есть беспредельное движение по конечному и существует потенциально, а не актуально. Это «не то, вне чего ничего нет, - приводит П. П. Гайденко слова Аристотеля, - а то, вне чего всегда есть что-нибудь» [6]. Но в таком случае бесконечность сбывается как множественность, справедливо, на наш взгляд, замечает мыслитель эпохи Возрождения Ник. Кузанский [7]. А множественность предполагает отношение одного и другого, а не только смену (отрицание) одного другим. Тем самым, бесконечная множественность иного и иного предполагает минимум бытия, меньше которого не может быть, т. е. - ограничение отрицания, его определённость, отрицание отрицания. Этим отношением отрицания не только к бытию, но и к самому себе бесконечная множественность преобразуется в актуальное единство, и поскольку бесконечность ни для чего не больше, ни для чего не меньше, ничему не равна, то равенство, отсутствие выделения одного за счёт другого, оказывается беспредельным пределом для единения. Вот как! Бесконечность, даже не имея самостоятельного бытия, то есть, не будучи богом, а становясь собою лишь в развитии, оказывается полагающей для себя и всего объемлемого собою беспредельный предел. Поистине, как отмечает Дж. Бруно, глубокая магия заключается в умении вывести противоположность, предварительно найдя точку объединения. К этому стремился мыслью Аристотель, считая лишение, к которому присоединена известная склонность, за родоначальника, отца и мать формы, но не мог достигнуть этого. Он не сумел к этому прийти, ибо, остановившись в роде противоположения, он задержался таким образом, что, не спускаясь к виду контрарности и утверждая, что контрарности не могут актуально совпасть в одном и том же предмете, он не углубился в познание единства и безразличия постоянной природы и бытия [8]. И поскольку бесконечное единение положено отношением множественности иного и иного к минимуму, меньше которого ничего не может быть, то и осуществляется единение посредством отношений, полагающих порядок, организацию, целостность, возвышающуюся над всякой относительностью. Просто бытие в единении может играть меньшую роль по сравнению с теми всеобщими отношениями, которые оно «несёт». Может быть даже так, что множественность, как простое количество иного и иного, оказывается в одном месте, а единение, как становление, генетическое отношение, - в другом.
Но в наше время ориентация на возвышающееся над всякой относительностью единение нередко отождествляется с «забвением» бытия в угоду его «виду», «идее». В бытии, дескать, нет ни отдельно фиксированных содержаний, ни связей между ними, а есть, как пишет русский философ С. Л. Франк, чьи тексты доступным русскому читателю языком излагают суть иррационализма XX в., лишь некое целостное сплошное единство [9]. Только при таком понимании бытия, человек способен избежать диктата всеобщего в деле вменения своих решений и действий
ответствованию пред бытием в его бесконечности. Таковое возможно в силу способности человека переживать время, когда им, человеком, схватывается предыдущее и последующее как одно и другое, а в промежутке - нечто от них отличное. Способность выделять промежуток в единении предыдущего и последующего позволяет человеку располагать своё сознание вне какого-либо особенного их единения и, обратившись к бесконечно возможному, без посредства какой-либо обосновывающей идеализации, просто перебирая варианты, разведывать возможность единения последующего и предыдущего. Эта позиция далека от какого бы то ни было произвольного позволения всему быть равнозначным. Вот-бытие - выступает здесь основанием истины. Опыт ответствующего пред бесконечностью сознания самоконституируется при этом действием медиальной структуры, которая, как пишет Гадамер, отталкивает себя от себя самой как исходной и, двигаясь концентрическими кругами, изменяет свою величину, свои масштабы, выбором вариантов расширения своей базовой непрерывности [10, с. 312]. Но разве в этом случае практика имения дела с бесконечностью и ответствования пред нею не оказывается практикой отталкивания от стены, или стихии бесконечно возможного, утилитарно эффективного, но безразличного к своему состоянию, к тому имеется ли в таковом максимум или минимум бытия?
Такой оборот дела бросает благоприятный свет на выработанное натурфилософами эпохи Возрождения понимание бесконечности. Оно выражает тот факт, что бытие вообще есть абстракция, полагать модальность для всякой определённости, бытие способно, лишь обретая конкретность формы, логический рельеф и более широко - возвышающееся над всякой относительностью единение. Всякая определённость исключает, всякая направленность оставляет в стороне, никакое «что» не способно вобрать в себя бесконечность, оказываясь чем-то насильственным по отношению к ней как единению. Но насилие в отношении бесконечности субъективирует её, провоцирует её ответный ход в отношении определённости. И в силу того, что это ход бесконечности, его действию нет преград. Разве действие этой сверхсилы не значит, что бытию присущи не только черты объективной необходимости, но и норма свободы? Разве то, что возвышающее над всякой относительностью единение полагается отсутствием в бесконечности какой-либо вы-деленности, не говорит о том, что свобода не может быть привилегией, не может служить куском, вырванным из общего пирога? Если говорить более широко, то в природе и обществе обнаруживается действие некоего автоматизма, согласно которому субъективные требования людей встречают поддержку (или, наоборот - натыкаются на отказ в таковой) в самом окружающем мире, что общему ходу истории (включая сюда и историю природы) оказывается присущим некий разумный и, в последнем счёте, гуманный смысл, который мы обычно приписываем свободному выбору человеческого субъекта.
Развитие к бесконечно-живому «гомеостазу» выступает достаточным основанием, полагающим смысл и задающим цель как для жизни природы, так и для человеческой жизни. Всё должно умереть, большого смысла в этом нет, но и без конечности реалий мира никакого смысла не могло бы быть, может быть, даже еще большая бессмыслица, ибо и то и другое предполагает отношение к чему-то другому. Где нет различия, нет конечности, там нет и смысла. Но нет его и там, где взятое нами отдельное не мыслится нами по отношению к бесконечности. Все отдельное быстро приобретает оттенок бессмыслицы и пустой суеты. Смысл есть именно это «бесконечное отношение», полагаемое повторяемостью задач, это смысл мира.
Простое рассуждение, с помощью которого можно показать присущность идеального измерения бытию и то, что даже отрешенный квази-научный материализм невольно допускает момент оценки, нормы, смысла, в применении к самой природе, состоит в вопросе: можно ли нарушить законы природы? - И да, и нет. С одной стороны, очевидно, нельзя выпрыгнуть из естественной закономерности. С другой стороны, возможность произвола доказывают шишки, которые мы получаем, если, вопреки Бэкону, желаем господствовать, не повинуясь. Так что возможно более-менее свободное отношение к законам природы, но одно дело - в смысле их искажения; и совсем другое - в смысле возвышения природы над ней самой. Таким образом, закон, слепая закономерность все же переходит в норму, закон в смысле истины. Субъект лишь тогда действительно существует для себя, когда он является выражением нормальной природы, ее собственной истины. Область субъективного произвола и слепой механической необходимости, безразличной к органическому развитию, одна и та же.
Учение Маркса также нередко выставляется абстрактным объективизмом, оставляющим за бортом то, что относится к человеку (антропология), бесконечности, истины в собственном смысле слова - или всё это присоединяется как догма, эклектически, фразерски. Усилия современной западной философии, отмечает «обыкновенный марксист» Мих. А. Лифшиц, направлены на отрицание логодицеи. Мы должны принять мир безразличным к человеческим критериям истины, добра и красоты, в этом, якобы, состоит величайшее освобождение от бремени веры в иное. Отсюда культивирование иррациональности, даже не как лучшего средства постижения мира, а иррациональности самого мира, умирание его разумности - не только в данной конкретной форме, но и в форме возможности. Да, соглашается Лифшиц, все относительно, исторично, преходяще. Но не равнодушно и безразлично. Это грехопадение. Ограниченность есть нарушение Дике. Отсюда и подъем, восстание, следующей ступени - не простое, вялое отрицание. Это - кара, демонический антитезис.
Вывод. Таким образом, взаимоотношения с природой не есть просто мир безразличной механической причинности, но природа сама оставляет пространство для объективного различия нормального и ненормального, осмысленного и бессмысленного, истинного и ложного, добра и зла, положительного (не условно, а положительно-положительного) и отрицательного - соответственно для человеческой свободы, нравственной вменяемости. В пику Канту! [1, с. 431].
Так что, как писал Энгельс перед лицом глубоких противоречий русской истории (его слова приводятся в одном из текстов сборника работ Мих. А. Лифши-ца): «Нет такого исторического бедствия, которое не искупалось бы прогрессом. Пусть же свершится предназначенный жребий!» Досужие умы называют это убеждение «эсхатологией» или «верой в миллениум», но все их сомнительные параллели доказывают только, что люди начали мыслить диалектически задолго до того, как они пришли к сознательному пониманию диалектики» [3, с. 147].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Лифшиц Мих.А. Что такое классика? - М. : Издательство «Искусство XXI век», 2004. -512 с.
2. Энгельс Ф. Письмо к Йозефу Блоху от 21-22 сентября 1890 г. / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, изд. 2-е. - Т. 37. - С. 393 - 397.
3. Лифшиц Мих.А. О Гегеле. - М.: ООО «Издательство Грюндриссе», 2012. - 304 с.
4. Лифшиц Мих.А. Античный мир, мифология, эстетическое воспитание / Лифшиц Мих.А. Мифология древняя и современная. - М. : Искусство, 1979. - С. 10 - 140.
5. Аверинцев С.С. Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от Античности к Средневековью / Из истории культуры средних веков и Возрождения. - М. : Наука, 1976. - С. 17 - 64. - [электр. ресурс] // Режим доступа:
6. Гайденко П. П. Научная рациональность и философский разум. - М.: Прогресс-Традиция, 2003. - 528 с.
7. Николай Кузанский. Об учёном незнании / Антология философии Средних веков и эпохи Возрождения / Сост. С.В. Перевезенцев. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. - 448с. -[электр. ресурс] // Режим доступа: http://library.nlu.edu.ua/POLN TEXT/KOMPLEKS/KURS 1/kurs/10/01 1.htm - заголовок с экрана
8. Бруно Дж. О причине, начале и едином / Антология философии Средних веков и эпохи Возрождения / Сост. С.В. Перевезенцев. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. - 448 с.
9. Франк С. Л. Непостижимое / Франк С.Л. Сочинения - М. : Издательство «Правда», 1990. - С. 183 - 603. - [электр. ресурс] // Режим доступа : https://azbyka.ru/otechnik/Semen_Frank/nepostizhimoe/1_2_1#sel= - заголовок с экрана
10. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова. - М.: Прогресс, 1988.- 704 с. - [электр. ресурс] // Режим доступа : http://yanko.lib.ru/books/philosoph/gadamer-istina i metod.pdf - заголовок с экрана
B. I. Molodtsov
(Candidate of Philosophical Sciences, Associate Professor) Lugansk State Pedagogical University (Lugansk, Lugansk People's Republic) E-mail: mbilg@mail.ru
F. ENGELS: MATERIALISM AND LOGODICY
Annotation. Through the logical reconstruction of the formation of the concept of infinity,
the article examines the question of the ability of being in its infinite formation to be commensurate with human freedom, truth, moral sanity. The conclusion is made that logodicy constitutes a
general form-forming definiteness of the Marxist worldview.
Key words: potential and actual infinity, multiplicity, infinity as the basis of unity, logodi-
cy.
