CC BY
24
Еврейско-греческие диалекты: от переводов Библии
К ЯЗЫКУ ОРИГИНАЛЬНЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ*
Резюме. Греческие тексты в еврейской графике условно можно разделить на два жанра: переводы Священного писания (ХШ-ХУ1 вв.) и оригинальные религиозные гимны, использовавшиеся в романиотском богослужении до второй мировой войны. В переводных текстах складываются определенные формообразовательные модели еврейско-греческого языка, которые отчасти копируют древнееврейские конструкции, стараясь нужным образом преобразовать греческий материал. Переводные тексты отражают среднюю стадию формирования еврейско-греческого языка с несколько редуцированной грамматической системой. Дальнейшее развитие языка идет в сторону интерференции с языком-источником, в данном случае с греческим языком, в ходе которой система обогащается новыми формами и устраняет не прижившиеся древнееврейские кальки. Проследить эти процессы можно путем сопоставления переводных текстов с авторскими гимнами.
Ключевые слова: еврейские языки, греческий язык, редукция грамматической системы, инфинитив, имперфект
Вопрос о том, считать ли еврейские языки отдельной единой группой, для которой необходимо создать особую классификацию и выработать определенные методы исследования, остается спорным. Современные исследования придерживаются общей индоевропейской классификации и распределяют еврейские языки по группам в зависимости от их языка-источника. Исходя из этого выделяются, например, еврейско-романские языки (ладино, джудезмо, еврейские версии провансальского и др.), еврейско-персидские диалекты, тюркская группа еврейских языков (караимский, крымчакский) и т. д. Еврейско-греческие диалекты также принято считать отдельной ветвью. Однако, строго говоря, общих структурных лингвистических отличий у группы еврейских языков нет. Поэтому нередко ставится вопрос
об их языковом статусе: выделять ли их в отдельный язык или считать диалектом языка-источника.
Тем не менее еврейские языки принято рассматривать как отдельную группу. Это объединение основано, скорее, на социолингвистических критериях. В процессе возникновения и развития многих из существующих еврейских языков можно выявить
* Исследование выполнено при поддержке РГНФ 11-04-00048а
общие закономерности. 1. В большинстве случаев еврейские языки возникают благодаря переходу еврейской общины на язык окружающего населения. При этом исходным языком является предыдущий еврейский язык, использовавшийся в общине . 2. Еврейские языки всегда развиваются в тесном контакте с письменными древнееврейским и арамейским языками. 3. Развитие словесности на еврейских языках происходит сходным образом. Сначала появляются записанные еврейскими буквами глоссы к древнееврейским текстам, как правило, библейским. Вслед за этим - полноценные переводы этих текстов, либо переложения нееврейских переводов еврейскими буквами. При этом многие переводы одновременно играли роль комментариев. Логично было бы предположить, что переводы Священного описания ускоряли процессы койнеизации еврейских языков. Благодаря переводам возникает орфографический стандарт, на который впоследствии часто ориентируются создатели оригинальных текстов на еврейских языках. В остальном, соотношение языка переводов с еврейским языком, в рамках которого функционирует еврейская община2, оказывается ситуативным. В зависимости от конкретной социолингвистической ситуации влияние переводов могло быть более или менее опосредованным.
В данной статье будет проанализировано соотношение языка перевода с языком оригинальных текстов на материале еврейско-греческого языка. Библейские переводы, наряду с традиционным образованием, способствовали контактному влиянию древнееврейского языка на возникающие еврейские языки. С одной стороны, интересно рассмотреть вопрос о том, насколько кальки с древнееврейского приживались в новом языке и порождали действующие слово- и формообразующие модели и, соответственно, насколько переводы участвовали в общем языковом формировании. С другой стороны, язык перевода содержит определенные диалектные черты. Сравнение этих черт с языковыми особенностями оригинальных текстов гимнов может предоставить сведения о койнеизации еврейско-греческого языка, а также о распространенности переводов Священного писания в еврейских общинах Греции.
Моментом возникновения еврейского языка обычно считается дата создания первых текстов на языке-источнике в еврей-
1 Подробнее о моделях происхождения еврейских языков см. в Wexler 2006: 5 и сл.
2 В самых развитых еврейских языках - идише и ладино - приняты разные термины для обозначения языка переводов (идиш-тайч/ивре-тайч и ладино в противопоставление к разговорному джудезмо).
ской графике3. Однако в случае с грекоязычными евреями ситуация осложняется тем, что еврейская община формировалась на территории распространения греческого языка в несколько волн, соответственно есть все основания полагать, что адаптация греческого языка еврейскими общинами происходила несколько раз4. Поэтому язык ранних александрийских общин, по всей видимости, оказывается не связанным с языком средневековых греческих текстов в еврейской графике. Пока не установлено, включать ли в единую традицию средневековых переводов библейских текстов на еврейско-греческий ранние образцы - найденные в каирской генизе фрагменты из книги Экклезиаст, которые принято относить примерно к 1000 г.5 В целом, от X-XII вв. сохраняются только отдельные еврейско-греческие глоссарии.
Самым первым греческим текстом, для записи которого используется еврейская графика, считается перевод книги Ионы (Hesseling 1901). Текст сохранился в двух рукописях: Оксфордской, которая датируется самое позднее 1263 годом, и рукописью XV века, написанной на диалекте острова Корфу, которая хранится в Болоньи. Позднее были созданы также переводы других библейских книг (Иова, Даниеля, Ездры). Переводные греческие тексты в еврейской графике становятся всё более популярными в романиотских общинах на севере Балканского полуострова: в Салониках, Ларисе, Превезе, Янине, Халкисе, Трикале, на Ионийских островах.
В XV в. в еврейских общинах Османской империи получил распространение перевод Пятикнижия6, изданный Элиезером Сончино в так называемом константинопольском многоязычном Пятикнижии (Constantinople Polyglot Pentateuch) вместе с оригинальным текстом на древнееврейском, переводом на ладино, Таргумом Онкелоса7 и комментариями Раши8. Несмотря на то, что текст был опубликован в 1547 г., принято считать, что сам перевод был осуществлен на двести лет раньше, до завоевания
3 Так, например, история идиша начинается с надписи в Вормском махзоре - праздничном молитвеннике, датируемой 1272 г.
4 О развитии еврейской диаспоры в I—II вв. н. э. см., например: Левинская 2000.
5 Подробнее об этих фрагментах см.: De Lange 1996: 71—76.
6 Полная версия греческого текста Пятикнижия была впервые издана в Hesseling 1901.
7 Таргум Онкелоса — одна из ранних версий перевода Пятикнижия на арамейский язык.
8 Комментарии к тексту Священного Писания, составленные рабби Шломо бен Ицхаком (Раши) (1040—1105).
османами Константинополя, так как турецкая лексика в нем полностью отсутствует. Считается, что константинопольский текст близок к особой форме устного толкования Священного писания и изначально выглядел, скорее, как глоссарий, нежели полноценный связный текст. Данное предположение высказывается не только для перевода Писания на греческий, но и на ладино, опубликованных в константинопольском многоязычном Пятикнижии (Krivoruchko 2008: 273—274). Об этом, в частности, может свидетельствовать достаточно простой язык греческого перевода, доступный слушателям/читателям.
Кроме переводов Библии, значительную часть греческих текстов, написанных в еврейской графике, составляют религиозные гимны, открытые греческим исследователем M. Папагеор-гиосом в 1881 г. Наиболее полная коллекция из 16 гимнов из Янины была найдена в архиве яннинской синагоги и опубликована Й. Мацасом (Matsa 1953), его издание будет использовано в данной статье. Публикуемая рукопись датируется 1853 г. Пер-
v> v> 5" С4 f f v> v>
вый гимн этой коллекции — «Aqis каг ouva^ro^svs» достойный и всемогущий’ или, как он называется в других источниках, «nio^ov тои Поирг^» 'Гимн на пурим’9 — известен в нескольких рукописных версиях, в частности, в Оксфордской (версия А из 24 строф) и версии, найденной в городе Халкис (версия В из 10 строф). Первая из них — версия А — датируется 1774 годом и происходит по предположению М. Шваба с Ионических островов (Schwab 1911). Дата написания второй рукописи неизвестна, можно лишь примерно датировать четыре гимна на древнееврейском языке, которые были найдены вместе с ней: они относятся примерно к XVII—XVIII вв. Этот период и позже, по всей видимости, можно считать временем появления других известных еврейско-греческих гимнов. Гимнографическая традиция, так же как и разговорный еврейско-греческий язык, просущест-
V> V> V> 10
вовали до второй мировой войны .
9 Как следует из приписки на греческом языке, которая присутствует в Оксфордской версии, гимн был написан для еврейского праздника Пурим, посвященного царице Эстер. Тем не менее следует отметить, что в тексте не упоминается ни одного имени из книги Есфирь (в еврейской традиции - Эстер), поэтому гимн, по всей видимости, могли произносить и в других торжественных случаях.
В описываемый период еврейско-греческий язык обладал уже полным разнообразием языковых функций. В XIX в. он становится также языком прессы, на нем издается газета. На сегодняшний день в языке греческих евреев сохранилось лишь несколько слов, которыми они гордятся как еврейскими и используют в качестве средства ситуативного повышения своего статуса в группе, например: хохрят^ой ‘умница’ (Евсеенко 2010: 159). По всей видимости, это
Необходимо учесть, что в религиозных гимнах складывается отдельная форма еврейско-греческого языка - его поэтический вариант, поэтому нельзя исключать возможного влияния на него соседней греческой поэтической традиции и ее языка. Гимны написаны в разных поэтических формах: от традиционных эпир-ских двустиший до непривычного для греческого языка четырехстопного хорея с четверной или пятерной рифмой. Поэтому вопрос о влиянии греческого поэтического языка требует более подробного рассмотрения и не будет обсуждаться в данной статье.
При рассмотрении текстов религиозных гимнов сразу обращает на себя внимание тот факт, что переписчик во многом следует орфографическому стандарту константинопольского перевода Пятикнижия. Словораздел в текстах осуществляется на границах фонетических слов, поэтому все клитики примыкают к ударным словам, например: охШпши 1 - гк то уои оои 'от твоего ума’ (Ма^а 1953: 14). Этим можно объяснить отдельные примеры опрощения, присутствующие в обоих типах текстов: tisgеnekasu вм. тп^ уиуагка^ оои. Наличие этого явления в константинопольском переводе впервые отмечает Л. Беллели (БеПёИ 1890: 297) 12.
В фонетике еврейских текстов, доступ к которой без привычного посредства консервативной греческой орфографии обеспечивается благодаря еврейской графике, преобладают отдельные черты северно-греческого вокализма. Часто встречается редукция безударных гласных: 1. переход /е/ в /^: s^mira (Matsa 1953: 52) вм. о^гра, ЖаН (Matsa 1953: 53) вм. кгфа^п, pid^ (Matsa 1953: 59) вм. лш§(. 2. переход /о/ в /и/: 1и]6п-1и]6п вм. ^оу^-^оу^; выпадение гласных: sk6ste вм. опкюотг
(Matsa 1953: 52); замена начального гласного /о/ на ^/: o1p^da вм.
исконно романиотское слово, происходящее от еврейского корня ПЭП (например, khokhma ‘мудрость’), суффикса турецкого происхождения -т^Л- (^) и греческого окончания женского рода -ои. От того же корня в современном греческом языке сохраняется слово хаХ^РЛ^, однако оно пришло в греческий язык через турецкий (haham) и имеет значение «раввин», утратив древнееврейское значение «мудрец». Приходится признать, что, помимо отдельных лексем, еврейско-греческий язык не сохранился, ассимилировавшись с новогреческой нормой.
11 В данном примере наблюдается диалектное чередование e/o в начале
слова.
12
Язык перевода константинопольского Пятикнижия в некоторой степени изучен его первыми издателями (Be11ё1i 1890, Be11ё1i 1891, Hesse1ing 1901).
8^ni§a (Matsa 1953: 1S), ovrei (Matsa 1953: 26) вм. EPpaioi, oxtri (Matsa 1953: 2б) вм. г^троі (ср. с oxtria (Belleli 1S9Q:3QQ) вм. є%0ра в константинопольском переводе Пятикнижия), ofki (Matsa 1953: 43) вм. єих^13, а также /e/ на /о/: okso (Matsa 1953: 16) вм. г^ю. Не все из описанных фонетических явлений и не столь последовательно наблюдаются в тексте константинопольского перевода. Язык гимнов явно подвергся последующей интерференции на фонетическом уровне с северно-греческими диалектами.
Вероятно, под влиянием константинопольского перевода в тексты оригинальных гимнов попадает ряд застывших несклоняемых форм имен существительных. Эти формы отмечает в переводе Пятикнижия уже Л. Беллели: anir (Belleli 1S9Q: 3Q1) вм. av^p/av§pa^ во всех падежах, ijis (Belleli 1S9Q: 3Q3) вм. уп во всех падежах. Те же существительные употребляются в неизменяемой форме и в религиозных гимнах. Как и в Пятикнижии, форма ijis в Nom. Sing. всегда используется без артикля, который сливается с первым гласным основы, а в остальных падежах - с определенным артиклем: tin ijis (Acc. Sing.) (Matsa 1953: 4Q) вм. тп уп. Данная форма образуется, по-видимому, по аналогии с подобными формами существительных мужского рода, оканчивающихся на -п^, но продолжает употребляться с артиклем женского рода.
Можно предположить, что использование несклоняемых форм имен существительных в еврейско-греческих диалектах свидетельствует об изначальной тенденции к редукции падежной системы, характерной для многих еврейских языков. Одним из следов редукции можно считать оформление заимствований из древнееврейского и турецкого языков. В целом, в текстах гимнов встречается сравнительно небольшое количество заимствований из древнееврейского и арамейского. Большинство заимствований не адаптируются в греческом языке, например:
1. имена существительные: seudha (Matsa 1953: 48, 5Q) от П7У0 'трапеза’, tefila (Matsa 1953: 5Q) от пУэл 'молитва’, tsedaka (Matsa 1953: 51) от П|?7^ 'милостыня’, tesjuva (Matsa 1953: 52) от пт^л 'раскаяние’, tsexuth (Matsa 1953: 48) от ліПХ 'чистота’;
2. имена прилагательные: xazak (Matsa 1953: 49) от рТП 'сильный’, zakai (Matsa 1953: 51) от ’ЮТ 'достойный’. Эти заимствования не склоняются, лишь приобретают артикль: среднего рода для неодушевленных и мужского или женского рода для одушевленных существительных.
13 В еврейской графике фиксируется также деспирантизация щелевого /х/ в /к/ и консонантизация /и/ в позиции перед глухим согласным.
Множественное число от заимствованных форм образуется так же, как в древнееврейском - с помощью окончаний -oth и -im: seudoth (Matsa 1953: 48) от ЛПУО 'трапезы’, tsadikim (Matsa 1953: 5Q) от П’р’ЧХ 'праведники’, jisurin (Matsa 1953: 53) с арамейским окончанием -in от ТЛЮ’ 'страдания’. Соответственно используются греческие артикли множественного числа.
Только самые употребительные имена существительные могут приобретать греческие флексии, например, Gen. Sing. от sabath от Л3№ 'суббота’ - tu sabathiu (Matsa 1953: 48).
Часть заимствований адаптируется в греческом языке по турецкой модели, более привычной для греческого языка. Заимствования получают окончание -i и изменяются по среднему роду: nefsi (Matsa 1953: 17) от №33 'душа’, geinemi (Matsa 1953: 48) от Dm 'ад’, keneti (Schwab 1911: 164) от ПУ-р 'рай’ (впрочем, это слово употребляется также и в не адаптированной форме gan eden, а также в форме более близкой к турецкому варианту, с палатальным /g/: zjaneti (Matsa 1953: 1б)) 14.
Употребление еврейских и арамейских заимствований может считаться более поздней стадией развития еврейского языка литературы, следующей за стадией перевода. Переводные тексты полностью избегают прямого заимствования. Единственными иноязычными лексемами в переводе Пятикнижия оказываются имена собственные, которые помещаются в греческий текст в неадаптированной неизменяемой форме. Традиция заимствования имен в неизменяемой форме нашла свое отражение и в текстах религиозных гимнов. Имена героев Священного писания сохраняют свою оригинальную форму: David-amelekh (Matsa 1953: 5Q) от 'царь Давид’, Elijahu-anavi (Matsa 1953: 51) от 'Илья-пророк’, goliath-apelisti (Matsa 1953: 5Q) от 'Голиаф Филистимлянин’. Единственное адаптированное имя, употребленное в текстах гимна,- Gen. Sing. adami (Matsa 1953: 27) от A5a^. По-видимому, оно начинает употребляться в еврейской среде как имя собственное и приобретает соответствующие флексии.
В тексте перевода имена существительные женского рода приобретают необычные формы родительного падежа: thalasus вм. 0a^aooa;, nixtus вм. vuxxa;, imerus15 вм. n^epa; (Belleli 189Q: 292). В текстах гимнов им соответствуют фонетических варианты, оканчивающиеся на -os: tsis nixtos (Matsa 1953: 41) вм. xn; vuxxa;, tsis imeros (Matsa 1953: 41) вм. xn; n^epa^. В этих формах
14 Ср. с адаптированными турецкими заимствованиями: miraameti (Matsa 1953: 52) / merahameti (Matsa 1953: 16), ometi (Matsa 1953: 52), gaireti (Matsa 1953: 16).
15 Ударения в приводимых формах расставлены, согласно изданию (Belleli 189Q).
можно видеть архаизмы — nixtos от дргр. vukto^ (Gen. Sing. III скл.) — или примеры гиперкоррекции по аналогии с vukxo^. Остается невыясненным, происходит ли гиперкоррекция в греческом языке и затем усваивается еврейскими диалектами, или она представляет собой независимое явление, характерное только для еврейско-греческого языка.
С другой стороны, по сравнению с переводным текстом в оригинальных произведениях некоторые формы приобретают более новогреческий вид, устраняются ошибки в склонении греческих существительных, которые констатирует Л. Беллели для текста константинопольского Пятикнижия: то ото^а — тои ото-^атои, то sva — тои svoti (Belleli 1890: 292)16. «Нормализация» языка текстов, по всей видимости, связана с контактным влиянием греческого языка, в данном случае его северных диалектов.
Глагольная система в еврейско-греческих текстах также имеет свои особенности, отличающие его от новогреческих текстов данного периода. Данные особенности можно связать с общим сокращением разнообразия глагольных форм. Отдельные глагольные формы практически выходят из употребления. Так, имперфект встречается в текстах гимнов всего два раза, притом что обе формы образованы от глаголов первого спряжения по новогреческой модели. Можно предположить, что они развиваются в еврейско-греческом языке довольно поздно посредством контактов с грекоговорящим населением, так как в переводе Пятикнижия имперфектные формы не встречаются вовсе. Для выражения значения имперфекта в переводных текстах используется конструкция: глагол eivai в имперфекте + инфинитив, образованный от основы настоящего времени (^tov Роокг( 'пас’, ^tov 5ои^г'6уг1 'работал’ (Gen 4:2, Belleli 1890: 301)). Данная конструкция не является прямой калькой с древнееврейского, но, возможно, возникает под влиянием древнееврейской модели образования форм настоящего времени и имперфекта с помощью причастия, которое в греческой модели заменяется на инфинитив (Belleli 1890: 291). С другой стороны, похожая модель образования имперфекта (глагол eivai в имперфекте + причастие настоящего времени смыслового глагола), по сведениям Б. Джозефа, употребляется в греческом языке Нового Завета (Joseph 2000: 144). Однако в оригинальных текстах еврейско-греческих гимнов эта непривычная для новогреческого неписьменного стиля формообразовательная модель уже не встречается, и следовательно, отвергается последующим языковым развитием.
16 Примеры приводятся в графике Л. Беллели.
В текстах гимнов не встречаются перфектные и плюсквам-перфектные формы действительного залога. Однако часто используется так называемый перфект «бытийного» типа, образованный от глагола «быть» с причастием страдательного залога, как, например:
(1) Аеу ^££1 лои0’ £ГУ у£УУПЦ£УП,
угах’ ёха’ йу’ лараууг^цёуп (Matsa 1953: 22).
'Не говорит, где родилась,
Потому что так ее попросили’.
В целом, следует отметить, что в текстах гимнов очень активно используются причастия страдательного залога, в частности, поскольку они оказываются удобными для просодики текстов и для подбора морфологической рифмы. Пассивные причастия и данный вид перфекта появляется в еврейско-греческих текстах на поздней стадии, так как в переводе Пятикнижия эти формы не зафиксированы.
Исчезновение перфектных форм действительного залога может быть, с одной стороны, спровоцировано общей редукцией видовременной системы, характерной, в частности, для некоторых еврейских языков, утрачивающих разнообразие форм по сравнению со своими языками-источниками (например, идиш в сопоставлении с немецким). С другой стороны, средневековые греческие тексты, также как и тексты низкого стиля XIX в., пренебрегают перфектными формами, поэтому выход из употребления перфекта действительного залога можно считать общим явлением для текстов низкого стиля.
В качестве основного способа выражения будущего времени в гимнах используется частица ШёШ + личные глагольные формы в Аог. Соп].: 08^а уиршю (Matsa 1953: 38), 08^а оаотшю (Matsa 1953: 14). Реже встречается конструкция: глагол 08^ю + уа + Аог. Соп] - 08^81 уа Л80ау81 (Matsa 1953: 42). Современная новогреческая модель образования будущего времени с помощью частицы 0а не зафиксирована ни в текстах гимнов, ни в переводе Пятикнижия, что можно объяснить полным отсутствием влияния новогреческого письменного стиля.
Несмотря на то, что и переводные тексты Пятикнижия и оригинальные религиозные гимны принадлежат, скорее, к низкому стилю греческого языка, в них встречаются неожиданные архаизмы. К их числу можно отнести конструкцию с субстантивированным инфинитивом, образованным в большинстве случаев от основы аориста:
(2) О РаогХгас; аяау’ то ят тои 'Царь во время пира (когда пил)
Рют^ое аау т^ тг^Л тои Попросил, как ему и полагается,
Еотф, т’ йуаг 5гкЛ тои, Эстер стать его (женой),
ауалп^£ П уихЛ тои. Его душа полюбила ее’.
Для греческого языка подобная субстантивация инфинитива и его предложное употребление несвойственно, и это заставляет предположить, что греческое выражение anav то nisi тои является калькой с древнееврейской конструкции инфинитива в сочетании с местоименным суффиксом, которая с глаголом «пить» выглядела бы следующим образом:
Be- shtot- u (irnn^s)
PREP INF PERS.PRONOM., 3SING.MASC.
Anav® to nisi tou
'Во время пития его’
Для данного примера можно предположить, что инфинитивная форма сохраняется лишь в устойчивых выражениях, попадающих в язык под влиянием переводных текстов. Собственно в переводах сфера употребления инфинитива оказывается более широкой. В тексте константинопольского Пятикнижия инфинитив субстантивируется с артиклем тои и может выступать в разных синтаксических функциях17. В частности, как и в предыдущем примере из текста гимна, инфинитив может употребляться в функции обстоятельства:
(3) <...> акоиоес; £ц тп 9®v^ тпс ysvatea^ aou Kai ефауес апо то
SsvTpo, oc18 snapayysiXa as тои £ind: рп фас апо sKswo <...> (Gen 3:17, Belleli 1890: 300).
'ты послушался голоса женщины твоей и съел от дерева, о котором я просил тебя, говоря: не ешь от него’.
Можно предположить, что не всё разнообразие функций инфинитивных конструкций, калькированных с древнееврейского, приживается на греческом материале. Самой стойкой оказывается конструкция с субстантивированным инфинитивом, употребляемая в роли обстоятельства и указывающая на одновременность действий. Сохранность именно этой конструкции трудно
17
Например, инфинитивная конструкция может выступать в роли определения в константинопольском переводе:
О аОрюяос; ^tov aav svav апо ерас; тои ^£p£i каХо Kai како (Gen 3:22, Belleli 1890: 300).
Человек был словно одним из нас, познавших добро и зло .
18 В константинопольском Пятикнижии местоимении oc; употребляется в неизменяемой форме. Это может быть вызвано калькированием древнееврейского неизменяемого относительного местоимения asher или внутренней логикой развития греческого языка (Belleli 1890: 290291), где на современном этапе используется несклоняемая форма относительного местоимения nou (иногда диалектное onoti).
объяснить исходя из внутренней логики греческого языка, так как ей нет аналогов в среднегреческом языке или языке Нового Завета. В новогреческом языке в данной роли обычно выступает застывшая форма причастия настоящего времени на —ovxa^. Однако ни в тексте перевода, ни в оригинальных гимнах не встречается ни одной причастной формы настоящего времени действительного залога . По всей видимости, данные причастия можно считать более поздней инновацией, не затронувшей еврейско-греческий диалект, в котором, в свою очередь, для выражения значения одновременности действий сохранилась калькированная с древнееврейского языка инфинитивная конструкция20. Стоит также отметить, что в примере № 2 инфинитив с предлогом мог бы быть заменен на придаточное предложение с имперфектом. И, как уже говорилось ранее, авторы гимнов стараются избегать имперфектных форм, соответственно в данном случае инфинитивная конструкция позволяет автору не употреблять имперфект. Так, в результате языковой интерференции расширяется сфера употребления инфинитивной формы в еврейско-греческом языке.
Из всего многообразия инфинитивных оборотов, используемых в переводе Пятикнижия, скорее, можно было бы ожидать сохранение в последующих оригинальных текстах инфинитива со значением цели:
(4) Kai ansGxsiXs tov о Kupioq о Osoc; ало то nspiPoXi тпс ларабеюо^
тои боиХгуи t^v ПУЛ (Gen 3:23, Belleli 1890:301).
'И послал его господь бог из райского сада работать на земле’.
Инфинитив со значением цели, который субстантивируется с помощью артикля тои, является более характерным для греческого языка, в частности, для текста Нового Завета21. Однако этот оборот не сохраняется в еврейско-греческом диалекте, по-видимому, потому что к моменту этого перехода еврейской общины на греческой язык (как уже говорилось ранее, предполагается, что переход на греческий язык происходил
19 При этом перфектные причастия страдательного залога оказываются очень популярными и удобными для морфологической рифмы.
20 Еврейские языки часто сохраняют в себе архаичные черты языка-источника, так как, исходя из социолингвистических особенностей своего возникновения и развития, оказываются не затронуты общими инновационными изменениями. Общая консервативность языковой системы констатируется для таких языков, как идиш, ладино, еврейско-арабские диалекты. См. подробнее Wexler 1981.
21 См. подробнее об употреблении инфинитивов в сочетании с артиклем тои со значением цели в Новом Завете: Joseph 2000: 144.
несколько раз) он уже не употреблялся в разговорном языке. Влияние греческого письменного стиля на грамматическую структуру еврейско-греческих текстов было практически исключено.
В константинопольском Пятикнижии древнееврейский инфинитив со значением цели обычно переводится отглагольными существительными на -о^о<; (например, акоио^о va акоиостг — Ex 19:5), которые постепенно вытесняют инфинитивные обороты (Fernandez Marcos 2010: 181). В оригинальных еврейско-греческих текстах отглагольные существительные практически утрачиваются и заменяются на более новые языковые средства: союз yia va или просто va + Conj. Это происходит, по всей видимости, уже из-за интерференции с новогреческим языком.
Лексическая структура еврейско-греческого языка подобна структуре наиболее развитых языков такого рода — идишу и ладино. Как уже отмечалось выше, в текстах гимнов достаточно ярко представлен иноязычный древнееврейский и арамейский компонент. Однако влияние переводных текстов выявляется не только на уровне обычного заимствования отдельных словоформ.
В текстах гимнов отдельные лексемы употребляются в несколько необычном для греческого языка значении. В гимне о сотворении мира, в сцене, когда господь присваивает имена своим созданиям, в значении ‘называть’ используется глагол кра^ю:
(5) Ki ans то хюрюе о ОеОс то фюс ох то акотабг,
Тоис гкра^г оуората va та’хош yia anpaSi.
г-т-1 г г г г Ч> Ч> г
То фюс пои ф£уу£1 opias pspa vav т оvоpa тои
Kai то arornSi тО’кра^г voxta anO rovrn тои (Matsa 1953: 41).
'И тогда Господь отделил свет от тьмы,
И назвал их имена, чтобы они были у них для обозначения. Назначил горящему свету имя «день»,
А тьму рядом с собой назвал ночью’.
В греческом языке, в древнем и новом значениях, этот глагол означает, в первую очередь, «кричать, восклицать»22, в то время как в значении «называть» используется глагол ка^ю (как, например, в Септуагинте) или, уже в новогреческом языке, 9rovaZw. Можно предположить, что выбор глагола кра^ю в его более редком значении произошел под влиянием текста Кон-
22 В современном языке данный глагол обозначает, в первую очередь, даже не человеческие возгласы, а крики птиц, например, воронье карканье.
стантинопольского Пятикнижия, где этот глагол употребляется для описания той же сцены при переводе древнееврейского КЧр:
(6) Kai £Kpa^£V о 0so^ то аяХюра oupavo (Gen 1:8, Belleli 1890: 296). 'и назвал господь твердь небом’ .
Древнееврейский глагол КЧр обслуживает оба значения: «кричать» и «называть». Переводчик Пятикнижия, по-видимому, расширил значение греческого глагола кра^ю под влиянием древнееврейского оригинала. Это значение впоследствии было перенесено и в другие сочинения, за счет чего в еврейских текстах под влиянием перевода Пятикнижия складывается употребление глагола кра^ю в нехарактерном для греческого языка, периферийном значении «называть». Глагол кра^ю утрачивает свое основное греческом языке значение «кричать» и в исследуемых текстах никогда в данном значении не употребляется, его обслуживает, в свою очередь, другой глагол — краиа^ю (греч. краиуа^ю) 'кричать, вопить’, например, в переводе Пятикнижия:
(7) Ф^Л а^ата24 тои аберфой аои Kpaua^ouv ярое; spiv ans T^v ПУЛ (Gen 4:10, Belleli 1890: 301).
'Голос крови твоего брата вопиет ко мне из земли’.
В целом, в словоупотреблении создатели гимнов идут за текстом константинопольского перевода. Это можно проследить по использованию заимствуемых из перевода выражений: глаго-
23
Ср. с переводом Септуагинты: каг SKaXsasv о 0soe то атереюра o'Dpav6v (Gen 1:8).
24 По правилам греческого языка определение в атрибутивной конструкции должно стоять в Gen., в то время как в данном случае определение ставится в Nom. Plur. после определяемого слова, копируя древнееврейскую атрибутивную конструкцию (смихут) морфологически и синтаксически. В оригинале эта фраза выглядит следующим образом: kol demej axixa (ТПХ ’^7 Vip) 'голос (Sing.) крови (Plur. с маркером первого компонента атрибутивной конструкции) твоего брата (Sing.)’. Интересно, что в греческой версии второй компонент второй атрибутивной конструкции переводится уже формой в Gen., за счет чего переводчик избегает второй кальки с древнееврейского. Можно предположить, что вторая атрибутивная конструкция оказывается адекватно переведена на греческий язык, поскольку в древнееврейском тексте атрибутивные отношения выражены эксплицитно, с помощью соответствующего показателя на первой форме конструкции demej. В первой атрибутивной конструкции формальные показатели отсутствуют, по-видимому, поэтому в греческом переводе используется простое примыкание.
ла лМоою/лМ0ю в значении «создавать»25; выражения уга/отп ^оул тои в значении «по роду его»26 и т. п.
Еврейско-греческие гимны отличает довольно высокий процент турецких заимствований, которые появляются в них сравнительно поздно и в переводах не используются. В частности, отсутствие турцизмов в константинопольском переводе явилось одним из аргументов при его датировке.
Из приведенного выше краткого сопоставления переводных и оригинальных греческих текстов в еврейской графике можно сделать следующие выводы. В переводах Священного писания складываются определенные формообразовательные модели еврейско-греческого языка. Переводные тексты в какой-то степени отражают среднюю стадию формирования еврейско-греческого языка с несколько редуцированной грамматической системой. Дальнейшее развитие языка идет в сторону интерференции с языком-источником, в данном случае с греческим языком, в ходе которой система обогащается новыми формами и устраняет не прижившиеся древнееврейские кальки.
Литература
Евсеенко 2010 — Евсеенко Н. С. Использование романиотского диалекта как маркер статуса // Nomen est omen: Сборник статей к 60-летию Н. Б. Вахтина (от непослушных учеников). СПб. C. 153—161. Левинская 2000 — Левинская И. А. Деяния апостолов на фоне еврейской диаспоры. СПб.
Belleli 1890 — Belleli L. Une version grecque du Pentateuque du seizieme siecle // Revue des Etudes Grecques, 3. P. 289—308.
Belleli 1891 — Belleli L. Deux versions peu connues du Pentateuque faites a Constantinople au seizieme siecle // Revue des Etudes Juives, 22. P. 250—263.
De Lange 1996 — De Lange N. Greek Jewish Texts from Cairo Genizah.
Tubingen: J. C. B. Mohr (Paul Siebeck).
De Lange 2008 — De Lange N. Jewish transmission of Greek Bible versions // Melvin K. H. Peters (ed.). XIII Congress of the International Organization for Septuagint and Cognate Studies, Ljubljana 2007. Atlanta, GA. Society of Biblical Literature. P. 109—17 Fernandez Marcos 2010 — Fernandez Marcos N. The Septuagint in Context: Introduction to the Greek Version of the Bible. Society of Biblical Literature.
Hesseling 1901 — Hesseling D. C. Le livre de Jonah (le Pentateuque) // Byzantinische Zeitschrift, 10. P. 208—217.
25
В Септуагинте используется глагол яоією для перевода древнееврейского КПЗ.
26 Древнееврейское ТПЛ’аЪ переведено в Септуагинте греческим выражением ката у^ос;.
Joseph 2000 - Joseph B. Processes of Spread for Syntactic Constructions in the Balkans // Tzitzipis L., Symeonidis C. (eds.). Balkan Linguistik: Synchronie und Diachronie. Thessaloniki. P. 139-150.
Krivoruchko 2008 - Krivoruchko J. G. The Constantinople Pentateuch within the context of Septuagint Studies // Melvin K. H. Peters (ed.). XIII Congress of the International Organization for Septuagint and Cognate Studies, Ljubljana, 2007. Atlanta, GA. Society of Biblical Literature. P. 255-276.
Matsas J. 1953. riavviroxiKa EPpaiKa TpayotiSia. Ioannina, Ipeirotiki Estia. Schwab, M. 1911. Une cantique de liturgie juive en langue grecque // Revue des Etudes Grecques, 24. P. 152-167.
Wexler P. 1981. Jewish interlinguistics: facts and conceptual framework // Language, 57.1. P. 99-149.
Wexler P. 2006. Jewish and non-Jewish Creators of “Jewish” Languages. Harassowitz Verlag, Gottingen.
Summary
V. V. Fedchenko. Judeo-Greek dialects: from Bible translation to the original language formation
Literary documents in Greek, written in Hebrew graphics, can be divided in two genres: Judeo-Greek Bible translations of the XIII-XVI c. and original religious hymns, written in the Jewish communities of Northern Greece and used in the Romaniote liturgy till the Second World War. The Bible translations represent the middle stage of the Judeo-Greek language formation with a quite reduced grammar system with the tendency of using indeclinable forms and Hebrew and Aramaic calques. The Judeo-Greek form and word formation models were adapted from the Bible translations into the original liturgical poetry. The further language development was influenced by the interference with the host-language (with Greek in the certain case). The original Judeo-Greek hymns analysis reveals the Modern Greek contact influence and a high percentage of Hebrew and Turkish borrowings.
