CC BY
62
ФИЛОСОФИЯ
Вестник Омского университета, 2004. № 2. С. 41-44.
© Омский государственный университет УДК 141Евразииство
«ЕВРАЗИЙСКИЙ СОБЛАЗН»: ОБ ИСТОРИИ ДВИЖЕНИЯ И СОВРЕМЕННЫХ ПРОБЛЕМАХ РОССИЙСКОГО
ОБЩЕСТВА
А.В. Попова, Н.Н. Мисюров
Омский государственный университет кафедра русской литературы XX века и журналистики 644077, Омск, пр. Мира, 55а
Получена 31 января 2004 г-
The Eurasian movement issued in 1921 in the environment of emigration — the most interesting and original current of Russian idea of Soviet time. Reanimated in a present situation it is attractive both to intellectuals, and for the public. Eurasian concept — a possible basis of a conservative political paradigm.
Евразийское «мыслительное движение на опасной грани философствования и политики», оформившееся в 1921 г. в среде эмиграции, - самобытное течение русской мысли послереволюционных лет. Ему предсказывали большое будущее: жизненно важные темы и сама концепция евразийцев подробно обсуждались в русской зарубежной печати. Евразийцы развили бурную публицистическую деятельность, издавали много книг и периодических изданий. Однако бытие евразийства было недолгим. В 1922 г. от него отходит Г. Фло-ровский; в 1925 г. И. Трубецкой констатирует, что евразийства больше нет. Сборники «Евразийская хроника» 1930-х гг. не вызывают уже былого интереса.
«Россия не в одной только Европе, но в Азии; потому что русский не только европеец, но и азиат», - писал еще Ф. Достоевский. Развитие изложенных в «Дневнике писателя» мыслей как раз можно назвать «евразийством». Евразийцы призывали бороться с «кошмаром всеобщей европеизации», «сбросить европейское иго». «Мы должны привыкнуть к мысли, что романо-германский мир со своей культурой - наш злейший враг», -недвусмысленно писал И. Трубецкой в вышедшей в Софии в 1920 г. программной книге «Европа и Человечество ».
Евразийство было отрицанием прошлого и чужого. Прошлым была императорская Россия, чужим - Запад; кризис Запада (больше в области ожиданий) мыслился и глубже, и принципиальней, нежели крушение России. России, а с нею и всему православному миру, предстояло возродиться на новых началах и приобрести
«центральное и руководящее значение в будущей, уже начавшейся исторической эпохе» [10, с. 79]. Запад, напротив, исчерпал свои духовно-исторические потенции.
Типологически, а отчасти и содержательно эти идеи и прогнозы напоминают Шпенглера, его модели автономных культурных организмов, по очереди достигающих расцвета и лидерства, его приговор современности - «Закат Европы». Православие и Россия были неоспоримыми ценностями для евразийцев, негативное отношение к европоцентристской модели истории порождало неприязнь к Западу. Н. Трубецкой полагал, что романо-германские народы суть хищники и поработители человечества, таков был горький опыт отношений России с Западом в период мировой и гражданской войн. Вообще же, концепция того же Трубецкого сложилась раньше появления «Заката Европы»...
Гораздо теснее и органичней была связь нового движения со славянофильством. Славянофильский тезис о самобытности российской истории и культуры - смысловой стержень евразийства. Историко-культурная доктрина евразийства предполагала: Россия - особый этногеогра-фический мир, занимающий срединное пространство Азии и Европы, очерченное Восточно-Европейской, Западно-Сибирской и Туркестанской равнинами. Этому миру присуща самобытная культура, «равно отличная от европейской и азиатской» [10, с. 80]. Евразийской культуре, русской по основному этническому субстрату, православной по духовному содержанию, евразийцы прочили ведущую роль в открывающуюся эпоху.
42
А.В. Попова, Н.Н. Мисюров
Однако в отличие от славянофилов, евразийцы отказались от идеи славянского братства, указывая на общность русских с туранскими народностями, связывая преемством Русь с державой Чингисхана и заявляя, что «русская революция прорубила окно в Азию» [10, с. 80]. Для основателей славянофильства была важней борьба с укоренившимся западничеством высших сословий, согласно которому России из века в век суждено «догонять» другие страны. Духовной основой славянофильства был христианский персонализм (самоценность и уникальность, каким обладают и индивидуальный человек, и соборное единство народа в меру своей Богопричаст-ности). У евразийцев же самобытность низводилась до этнических и географических факторов. «На православие, - писал Г. Флоровский, -евразийцы смотрят... как на культурно-бытовую подробность, историко-бытовой факт» [9]. Потому евразийская философия истории оказывалась «местническою», утрачивалась всечеловечность, открытая старшими славянофилами, Достоевским же рассматриваемая как одна из главных ценностей российской культуры. Этой опасной тенденции к огрублению и заземлению духовных проблем пытался противостоять Флоровский, что привело его к разрыву с другими участниками движения.
Все же евразийцы отделяли себя и от западников, и от славянофилов. В западниках видели своих противников, противостояние «европоцентризму» связывало их со славянофилами. Показательна критика, которой подвергает князь Трубецкой оба течения. Согласно ему, «реакционеры» (здесь - славянофилы) стремились к созданию могущественного государства, даже ценой отказа от всех гуманистических европейских традиций. «Прогрессисты» (западники), напротив, стремились к реализации западноевропейских ценностей (демократия и социализм), даже если за это придется заплатить дорогой ценой отказа от русской государственности. Одни справедливо указывали, что требуемое «прогрессистами» освобождение темной народной массы приведет в конечном счете к крушению «европеизации». Другие резонно замечали, что подлинное величие российской державы, о чем грезят «реакционеры», невозможно без глубокой европеизации страны. Оба течения были во власти «идола Европы». «Обе основные идеи, которые в разных комбинациях друг с другом создавали все разновидности русских политических направлений, - идея русской великодержавности и идея осуществления на русской почве идеалов европейской цивилизации, - были в самом своем корне искусственны», - резюмирует Трубецкой [1, с. 53]. Однако, несмотря ни на что, славянофилы оцени-
ваются иначе, чем западники. Савицкий утверждал, что славянофильские мыслители, к которым он причислял также Гоголя и Достоевского, - предшественники евразийцев. К «предтечам» евразийства принадлежит и Константин Леонтьев. Евразийство характеризуется как высший этап развития этих идей. «Поскольку славянофилы упирали на «славянство», как на то начало, которым определяется культурно-историческое своеобразие России, - замечал Савицкий, - они явно брались защищать трудно защитимые позиции» [1, с. 53]. Понятие «славянство», по мнению евразийцев, малопоказательно для понимания культурного своеобразия России, поскольку поляки и чехи, к примеру, принадлежат к западной культуре. Русскую культуру определяет «византинизм». Не столько европейские, сколько «азиатско-азийские» элементы составляют сильную сторону русского исторического опыта, что позволяет сравнивать Россию с Византией, культура которой тоже была евразийской.
Самоуверенность европейцев, прав был Н. Трубецкой, распространилась на образованные слои других народов, которые стали оценивать свою самобытную культуру по европейским меркам, и это вызвало у них комплекс неполноценности. Евразийцы понимали свою грядущую роль в мире достаточно широко, свое движение они воспринимали как новую политическую силу в России, которая придет на смену большевикам и заменит их политическую доктрину на свою. Россия должна стать духовным центром, объединившим
государства на основе «азиатской доминанты».
* * *
В 1990-е гг. произошла небывалая в истории России переориентация правящей элиты на ценности «атлантизма», провозгласившей намерение возвратить страну в «европейский дом». С падением Берлинской стены, объединением Германии, крушением коммунистических режимов и распадом СССР евразийское пространство изменилось. Всплеск этноцентризма, национализма и сепаратизма, породил военные конфликты; набирал силу религиозный фундаментализм, на южных границах России возникли режимы, весьма напоминающие старые восточные деспотии.
Оживление интереса к евразийству обусловлено двумя факторами: политическим и мировоззренческим. Актуальное значение приобрели отношения России с соседними государствами, где преобладает «исламское население». В настоящее время «евразийская» проблема находится в центре общественно-политических дискуссий, где представлены самые разные точки зрения. Ска-
<<Евразийский соблазн»: об истории движения и современных проблемах.
43
жем, С. Караганов критикует российское правительство за значительное опоздание, с которым оно перестраивает свою политику. На его взгляд, в будущем в ней должны играть центральную роль как раз отношения с «евразийскими народами». В нынешних спорах ощутимо беспокойство по поводу формирования «сильного фронта исламских государств» [1, с. 59], сближения режимов среднеазиатских республик с такими исламскими странами, как Саудовская Аравия, Иран и Турция. «Хотим мы того или нет, - пишет В. Кедров, - но Россия вновь становится форпостом христианского мира, от отношения с которым во многом зависят спокойствие, стабильность, а в будущем, возможно, и благосостояние России». И. Мапашенко выдвигает тезис, что Россия развивалась не как национальное государство, а как «полиэтническое сообщество», а поэтому «установка «мы и они» не имеет в сознании русских столь абсолютного значения, как у большинства европейских этносов». Он считает, что Россия никогда не будет подлинной европейской страной, потому что она не просто страна, а «целый этнокультурный континент». «Европейское сообщество» сложилось как результат многовековой универсализации национально-государственной жизни. Нечто похожее происходит сейчас на территории прежней советской империи.
Евразийский комплекс проблем, на взгляд Г. Померанца, важен для понимания истоков нынешней напряженности. С крахом беспочвенного «пролетарского интернационализма» обнажилась «роковая несовместимость между раз и навсегда установленным миром ценностей ислама и постоянно меняющимся, текучим, изменчивым «открытым обществом», в котором личность предоставлена самой себе и сама прокладывает свой путь». Западный плюрализм оформился еще в римскую античность, западное христианство к нему приспособилось; в противоположность ему восточное православие и ислам «не научились видеть единый дух в быстро меняющихся обликах» [1, с. 61]. Г. Померанц оптимистичен в оценке шансов на диалог между исламской и христианской культурами: мусульмане и христиане всегда имели некоторую духовную общность, ибо у них единый источник — «ближневосточная авраами-ческая традиция».
Реанимированное евразийство в нынешней ситуации привлекательно как для интеллектуалов, так и для общественности. По мнению А. Игнатова, речь идет прежде всего о компенсаторной функции, смягчающей чувство неполноценности по отношению к Западу. Все политические проекты прошлого (петровско-имперский, советско-коммунистический), призванные «догнать и перегнать» Запад, кончались неудачей. Всякий раз
возникает вопрос: а не является ли «полуазиатский» характер России как раз ее преимуществом? В этом отношении евразийство продуктивнее, нежели классическое славянофильство, ибо обосновывает ведущую роль русского этноса. Психологически это смягчает чувство утраты «великой страны», которое, безусловно, определяет настроения многих и многих наших соотечественников.
В конце концов, евразийский концепт - возможная основа консервативной общественно-политической парадигмы. В такой интерпретации евразийство функционирует как реставраторская идеология, приспособленная к нуждам современности. По мнению А. Игнатова, именно «полуазиатский» характер России препятствует восприятию западной политической культуры и движению к рыночной экономике.
Но все же не следует переоценивать влияние реставрированного евразийства. Сравнительно с «обыкновенным» великорусским национализмом, евразийство находит незначительный отклик в массах, его влияние ограничивается интеллектуальными кругами. «Необходимо создать Евро-советскую империю от Владивостока до Дублина», - пишет орган фашиствующих интеллектуалов журнал «Элементы» (подзаголовок которого: «Евразийское обозрение») [8, с. 48]. Национал-большевики эксплуатируют критику евразийцами западного индивидуализма и эгоизма, они считают, что либерализм — «наиболее последовательная, агрессивная и радикальная форма... европейского нигилизма». Такое отношение к Западу и его культуре ныне весьма распространено, вполне объяснимо политическим цинизмом руководства США, стремящегося к безраздельной гегемонии в мире. Отпечаток такого мышления лежит на многих материалах солидных российских журналов и газет.
Евразийцы не смогли ни преодолеть, ни объяснить «евразийский соблазн»: «Россия есть Евразия... Потребуем твердого и ясного определения... В нем есть двусмысленность, Евразия - это, значит, ни Европа, ни Азия - третий мир. Евразия - это и Европа, и Азия, помесь или синтез двух с преобладанием последнего». Во многом история евразийства, как писал Г. Флоровский, «это правда вопросов, не правда ответов, правда проблем, а не решений» [9, с. 195]. С ним сложно не согласиться.
Россию нельзя разделить на Восток и Запад, не разрушая синкретического единства ее духовной культуры и ее политической целостности. «Нельзя представлять себе Европу и Азию в виде двух квартир, где попеременно проживает Россия: европеизм и азиатское начало, - отмечал Ф. Степун, - это две составные части сущности
44
A.B. Попова, H.H. Мисюров
России» [4, с. 108]. Наша надежда - в поиске некоего разумного компромисса, синтеза разнородных начал.
[1] Цит. по: Игнатов А. «Евразийство» и поиск новой русской культурной идентичности // Вопр. философии. 1995. № 6.
[2] Панарин A.C. Россия в Евразии: геополитические вызовы и цивилизацпонные ответы // Вопр. философии. 1994. № 2.
[3] Карасев Л.В. Русская идея (символика и смысл) // Вопр. философии. 1992. № 8.
[4] Цит. по: Люкс Л. Евразийство // Вопр. философии. 1993. № 6.
[5] Люкс Л. «Третий путь», или Назад в Третий рейх // Вопр. философии. 2000. № 5.
[6] Малахов В. С. Русская духовность и немецкая ученость // Вопр. философии. 1993. № 5.
[7] Песков A.M. Германский комплекс славянофилов // Вопр. философии. 1992. № 8.
[8] Сендеров В.А. Евразийство — миф XXI в.? // Вопр. философии. 2001. № 4.
[9] Флоровский Г. Евразийский соблазн // Новый мир. 1991. № 1.
[10] Хоружий С. С. Карсавин, евразийство и ВКП // Вопр. философии. 1992. № 2.
