CC BY
493КРИТИКА ЕВРАЗИЙСТВА И НЕОЕВРАЗИЙСТВА
С.В. Базавлук
Российский университет дружбы народов, Москва, Россия
Аннотация. Евразийство, будучи одним из крупнейших и значимых философских, политических и
идеологических проектов XX века, а также неоеврзайиство, ставшее его логическим продолжением, привлекли к себе внимание большого количества как сторонников, так и противников. Не удивительно, что идеи как первых евразийцев, ностальгирующих по своей великой родине и жаждущих её реванша в мировой истории, так и их последователей - также желающих своей стране скорейшего выхода из кризиса, подверглись серьёзной критике как со стороны разделявших в той или иной мере их взгляды, так и со стороны горячих противников евразийских взглядов. Принимая во внимание тот факт, что ни одна идея, ни одно научное направление не может эффективно развиваться и совершенствоваться без критики, стоит отметить, что критика как евразийства, так и неоевразийства способствовала их кристаллизации и выработке более стройной и непротиворечивой концепции.
Ключевые слова: евразийство, неоевразийство, критика евразийства, геополитика, Савицкий, Гумилев, Дугин, Умланд.
THE CRITICS OF EURASIANISM AND NEOEURASIANISM
S.V. Bazavluk
RUDN University Moscow, Russian Federation
Abstract. Eurasianism, being one of the largest and most important philosophical, political and ideological projects of the XX century, as well as neo-Eurasianism, which became its logical continuation, attracted the attention of a large number of both supporters and opponents. It is not surprising that ideas like the first Eurasians, nostalgic for your great country and hungry for her revenge in the history of the world and their followers -
also wishing the country a speedy recovery from the crisis, criticized both from the share in one way or another, their views, and hot opponents of the Eurasian views. Taking into account the fact that no idea, no scientific direction can effectively develop and improve without criticism, it is worth noting that criticism of both Eurasianism and neo-Eurasianism contributed to their crystallization and the development of a more coherent and consistent concept.
Key words: Eurasianism, neo-Eurasianism, criticism of Eurasianism, geopolitics, Savitsky, Gumilev, Dugin, Umland.
Критика евразийства внутри русской эмиграции появилась фактически сразу же после возникновения движения. Это было вызвано как имевшейся путаницей ряда теоретических оснований, так и неоднозначностью, а иногда и противоречивостью самой евразийской концепции. Всю критику можно условно разделить на две группы. Первая связана с негативным восприятием идей евразийства со стороны той части русской интеллигенции, которую можно отнести к западникам или сторонникам
монархического строя династии Романовых. Вторая представляет собой часть авторов первых евразийских сборников, впоследствии отколовшихся от основной группы.
Следует отметить, что евразийство никогда не было внутренне монолитным течением. Дело в том, что оно было основано очень талантливыми учёными и публицистами, которые значительно различались по своим научным интересам, по темпераменту. Имея общие чувства и настроения, касавшиеся осмысления произошедшего в России после октябрьских событий 1917 г. и будущего пути развития их родины, в научном плане они представляли различные направления.
По этому поводу Савицкий в письме к П. Струве в 1921 г. отмечал, в первом евразийском сборнике «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждения евразийцев», авторами которого выступили сам Савицкий, Сувчинский, Трубецкой и
Флоровский, были представлены как минимум три различных политических направления: от национал-большевизма до антибольшевизма. В этом же письме Савицкий, будучи главным идеологом евразийского мировоззрения, подчёркивал, что не разделяет некоторые взгляды своих коллег относительно их специфического видения славянофильства.
Они даже к базовой идее своего учения - критическому отношению к Западу -относились по-разному. Тот же Флоровский, в последующем ставший одним из критиков евразийства, с самого начала испытывал, скорее, бескрайнюю любовь к своему, к русскому, нежели ненависть к чужому - к европейскому.
В своей книге «Рожденное в революционной смуте» А.С. Изгоев замечает, евразийство Сувчинского и Святополк-Мирского, Красавина и Алексеева разительно отличаются как между собой, так и от евразийства зачинателя всего движения Савицкого, а также Трубецкого. Этих последних Изгоев, в свою очередь, называет откровенными демагогами. У тех же Трубецкого и Савицкого отношение к религии и православию значительно разнятся, а юридические построения Алексеева, берущие за основу прусскую государственную школу, расходятся с глубокой двусмысленностью Красавина [Изгоев 1933].
Разность взглядов ведущих идеологов евразийского движения, а также различие в подходах в том числе и по некоторым организационным вопросам
подтверждается также и их перепиской, из которой следует, они не только критиковали друг друга, но и тяготились своими научными изысканиями. Так, Н.С. Трубецкой в письме П.П. Сувчинскому от 10 марта 1928 г. обвиняет его в некорректных поступках, связанных с организационными вопросами. При этом он в вежливом тоне отмечает, что личное отношение к Сувчинскому не изменилось. Также Трубецкой указывает, что «евразийство только мешает мне осуществлять мое призвание...
Евразийство для меня тяжелый крест, и
притом совершенно без всяких компетенций... в глубине души я его ненавижу и не могу не ненавидеть... иногда моя ненависть (да: ненависть) к евразийству вырывается у меня как крик души... Поводом для этого является объективное проявление той
онтологической дезорганизованности, которая характерна для всего евразийства» [Трубецкой 2008].
Тем не менее, выступления евразийцев практически сразу привлекли к себе внимание, вокруг них кипели нешуточные страсти, шли острые споры, выдвигаемые ими тезисы, обсуждались в печати. Так, П. Савицкий в своей публикации «В борьбе за евразийство. Полемика вокруг евразийства в 1920-х гг.» отмечал, что «с конца 1921 г. стал складываться антиевразийский фронт в эмигрантской печати» [Савицкий 1997].
В частности, он отмечал следующие издания: «Общее дело», «Смена вех», «Еврейская трибуна», «Руль»,
«Возрождение», «Россия», «Новое время» также чешские «Венков», «Трибуна», где евразийство было названо незаурядной попыткой создать новую русскую национальную философию, польские «Дрога», «Речь Посполита», «Курьер Польски» [Савицкий 1997].
Различные авторы, многие из которых также принадлежали к эмигрантской среде, называли евразийцев славянофильскими эпигонами, обвиняли во всяческих обольщениях либо, наоборот, примирении со всяческими неправдами, утверждали, что будущее России только с Европой. Одни писали, что «евразийство - это бездейственное самоутешение» [Ландау 1922], другие - что из него могут «вылупиться чисто практические выводы и действия» [Кизеветтер 1925], третьи -«евразийство есть вид злости» [Шульгин 1926]. С критикой евразийства выступили такие известные в эмигранстких кругах деятели как философ Н. Бердяев, философ и богослов С. Булгаков, философ и религиозный мыслитель С. Франк, историки А. Кизеветтер и П.Милюков, политический и общественный деятель П. Струве.
Стоит отметить, что среди критиков евразийства оказались и те, кто поначалу заявил о своей приверженности выдвинутой Савицким доктрине или сочувствовал движению, но затем перешёл в лагерь оппонентов и активно полемизировал со своими бывшими соратниками. К таким критикам можно отнести философа И. Ильина, который нашёл «мужественным и верным выступление против соединения церквей православной и католической [Ильин 1923] в евразийском сборнике «Россия и латинство» [Бурнашева 1923]. Однако уже через пару лет резко критиковал евразийство, призывая своих коллег «высказаться против евразийских писаний» [Ильин 1925].
Другим таким критиком,
переметнувшимся в стан оппонентов евразийской теории, можно смело назвать Георгия Флоровского, которой примкнул на первом этапе к движению, но потом, вышел из него и подверг критике. Стоит признать, сам Флоровский никогда не был активным членом евразийской группы, предпочитая публиковать пространные размышления на тему культуры, религии и общества (часто в контексте свершившейся революции в России). В письме П.Б. Струве Флоровский писал, «культурно-философская рефлексия мне
представляется сейчас гораздо более важным и насущным национальным делом, чем текущая политическая борьба» [Флоровский 1988]. Евразийскую группу называл не иначе как «лига русской культуры», которая объединена «только однородностью того тонуса, с которым воспринимаем и переживаем впечатления современности» [Флоровский 1988].
В статье «Окамененное бесчувствие» Флоровский выступил на стороне евразийства, но не защищал тезисы, а указывал на то, что «большинство оппонентов вообще никакой правды искать не желают, а в евразийцах казнят именно беспокойство их искания», из-за чего почти вся критика сводится к голословным осуждениям, а обсуждения как такового не происходит [Флоровский 1988].
Но уже в 1928 г. он критиковал евразийцев, выпустив статью
«Евразийский соблазн» и назвав евразийство духовной неудачей. Флоровский отмечал что евразийцы «расслышали живые острые вопросы творимого дня», но «ответить на них не сумели и не смогли». Флоровский выдвигал обвинения, что евразийцы верят в непогрешимость истории, приняли революцию в качестве глубокого обновления застоявшейся жизни, неправильно толковали Петербургский период истории, сводя все «к некоему псевдоморфизму, к разрыву правительства с народом, к европеизации». Также отмечал, что евразийцы «слишком увлекаются природными, географическими и этническими признаками» [Флоровский 1988].
Касательно попыток отделения России и Европы, Флоровский писал, географически не так уж трудно провести западные границы России, сложнее их разделить в духовно-историческом и культурном смысле. Он считал, что единственной чёткой гранью,
определяющей действительные культурно-естественные границы Евразии-России как исторического третьего мира заключается в Православии. И даже обвинял в защите «наивного» язычества и симпатиях к сектантству, в котором евразийцы увидели «метафизический пафос подлинной русской религиозности» [Флоровский 1928].
Часть критики легко объяснима богословскими противоречиями между основателями евразийства и Флоровским. Трубецкой, Савицкий и Алексеев всегда выступали против экуменизма, тогда как Флоровский являлся активным
сторонником этого движения.
Анализ критики того времени показывает, что осуждение, в первую очередь, вызывало резкое отрицание всего западного в выступлениях евразийцев, негативное отношение к идее единства культурно-исторического процесса, а также нежелание видеть наличие общечеловеческих начал в культурной жизни. Так Бердяев указывал на явное
заблуждение евразийцев в том, что какая-либо культура может стать однозначным носителем зла или добра, поскольку христианство, которое евразийцы ставили во главу угла, не допускает такого разделения по географическому принципу. Ему вторил Ильин, указывая, что ни добро, ни зло не имеют ни востока, ни запада: зло и на востоке зло, а добро и на западе добро [Флоровский 1928].
Следующий период критики евразийства связан с трудами Л. Гумилева. Здесь также есть несколько направлений. Одно из них выдвигает императив, что Гумилев является фашистским автором, поскольку высказывается о
комплиментарности определенных
народов. Другое направление связано исключительно с сопоставлением фактов и научных теорий. При этом критика была как со стороны носителей марксистских идей, так и со стороны либералов.
В частности, ещё в 1985 г. о его трудах писали, что «в прямом противоречии с марксистско-ленинскими критериями разрабатывались так называемые евразийские теории с их
антиисторическим, внеклассовым,
биолого-энергетическим подходом к прошлому: периоды подъемов и спадов некоей пассионарности мировой истории, «симбиоз» Орды и Руси в XIII - XV вв. и т.п.» [Афанасьев 1992]
Либералы набросились на Гумилева уже после выхода его книг большими тиражами, когда автора уже не было в живых. «Имперско-изоляционистская
установка, характерная для выродившегося славянофильства, неминуемо должна была вести и привела к фашизму... «учение Гумилева» может стать идеальным фундаментом российской «коричневой» идеологии, в которой так отчаянно нуждается Русская новая правая» [Янов 1992].
В.В. Кожинов критиковал Л.Н. Гумилева более мягко, считая, что его теория о взаимоотношении Руси с Ордой в корне противоречит общепринятым представлениям, хотя признавал, что точка зрения о чрезмерной обременительности монгольского ига для русского народа тоже
не соответствует действительности. «Гумилев явно «заостряет» свою точку зрения, идет, если угодно, напролом. Несомненно, в его изложении тяжелейшие последствия татаро-монгольского
нашествия преуменьшены... Так или иначе есть все основания с сочувствием отнестись к тому опыту осмысления татаро-монгольского ига, который предпринял Л.Н. Гумилев», - писал Кожинов [Кожинов 1991].
Часть критики была связана с несогласием по поводу теории, которую выдвигал Л. Гумилев. Представители либеральной школы в этнологии и антропологии считали, что его труды носят псевдонаучный характер, не приводя обоснованных аргументов. Например, в обзоре школы российской антропологии говорится, что в 1990-х гг. «книжный рынок оказался перенасыщенным второсортными и третьесортными учебниками с плохим изложением той же бромлеевской теории и публикаций Гумилева — именно псевдонаучные историософские построения последнего оказались очень удобными для националистов и новых расистов» [Соколовский 2012].
При этом либеральные авторы не упоминают, что на Западе в порядке вещей существование нескольких теорий, которые часто противоречат друг другу (например, теории примордиализма и конструктивизма в отношении
национализма, или теории реализма и либерализма в международных
отношениях — изначальные установки которых, задающие тон методологии, являются различными).
У евразийцев видится недостаточно проработанной тема с религиозными взаимоотношениями внутри России-Евразии, за что они также были неоднократно критикуемы. В евразийском движении присутствовали или
сотрудничали признанные богословы, которые писали яркие тексты по истории Православия или различных
теологических нюансах (включая критику Католичества). Однако остальным религиям и традиционным
вероисповедованиям уделялось
незначительно внимания, за что их также активно критиковали.
Исключением можно назвать труд калмыка Э. Хара-Давана, исповедовавшим буддизм, «Русь монгольская. Чингисхан и монголосфера» [Хара-Даван 2002]. Но в данном труде тема буддизма не раскрывается в полной мере, так как он посвящен в большей степени наследию Чингисхана и Орды. Яков Бромберг с его книгой «Евреи и Евразия» [Бромберг 2002]. Что касается Ислама, то в евразийских программных документах и статьях, практически нет места этой авраамической традиции.
Критика советской системы, которую вели евразийцы как с культурных, так и политических событий, имплицитно должна была включать в себя вопросы мусульманской этики, культуры и права. Но евразийцы, лишь в общих чертах говоря об общей исторической судьбе народов Евразии, не смогли даже в программных текстах каким-либо образом упомянуть исламский фактор. Только Н.С. Трубецкой упомянул ислам в статье «Религии Индии и христианство» [Трубецкой 1922], при этом высказав свое разочарование мусульманской религией, назвав догматику «бедной, плоской и банальной; мораль — грубой и элементарной». Но буквально в следующем предложении он пишет, что «громадную притягательную силу имеет для каждого европеизированного русского интеллигента так называемая «мистика Востока» - религиозная, философская и мистическая системы Индии и суфизма» [Трубецкой 1995].
Трубецкого ничуть не смутило, что суфизм - это одно из проявлений мусульманской религии. Но и в знании традиций Индии явно обнаруживает себя довольно поверхностное знание материала. Кроме того, данной публикации присущи морализаторские оценки. Даже если учитывать, что Трубецкой пытается описывать индийскую религиозную систему с позиции христианства, то некоторые оценочные высказывания сделаны довольно грубо, что не характерно
для стиля ученого. Так, боги индуизма, по его мнению, лишены нравственных идей, Вишну назван оборотнем, Шива - лешим, буддистские монахи ханжами и лицемерами, а сама Индия - прочной цитаделью сатаны, где никогда не поднималась проблема борьбы добра и зла.
В этом отношении прав первый заместитель председателя Духовного управления мусульман России,
заместитель директора Центра арабистики и исламоведения Института стран Азии и Африки МГУ Д. Мухетдинов, который в статье «Российское мусульманство: социокультурная реальность и концепт» отмечает, на протяжении почти 14 веков происходило тесное взаимодействие тех народов, которые ковали евразийскую цивилизацию, с носителями исламской идентичности. «Не вызывает сомнения, что ислам стал частью российской и евразийской идентичности, и оказал значительное влияние на ее формирование». Мухетдинов также верно указывает, что «традиционный
мультикультурализм неоевразийской
прото-идеологии означает, что развитие России будет связано с углублением межрелигиозного и межкультурного взаимодействия, с обеспечением мирного сосуществования евразийских духовных традиций и сформированных ими культур, без акцента на какой-либо одной культуре... Умеренный консерватизм мыслится архитекторами неоевразийской прото-идеологии как сочетание формата светского общества с теми моральными и духовными преимуществами, которые дают нам традиционные религии» [Мухетдинов 2015].
Между тем, исповедующий ислам учёный татарского происхождения И. Гаспринский ещё в 1881 г. поставил вопрос о реальном взаимодействии между правящим строем и мусульманами России. «Присматриваясь к отношениям русской власти к покоренным и покоряемым татарским племенам, мы замечаем, что она мало знакома с почвой, на коей приходится действовать, мало знает татар, их внутренний быт и строй. Русское господство над татарами до сих пор,
насколько мне известно, выразилось только в следующем: я владею, вы платите и живите, как хотите. Это очень просто, но крайне бессодержательно» [Арапов 2001].
Основатели евразийства пытались установить примат Православия как внутри движения, так и в качестве духовной основы государственности России-Евразии. Это отражено в ряде программных статей ведущих авторов, которые на тот момент выступали критическими апологетами атеизма марксистско-советского типа и экуменизма русского зарубежья.
М. Мчедлова по этому поводу писала: «определение российской цивилизации как православной кажется не вполне достаточным, хотя, безусловно, с православием ни одна религия не может конкурировать по силе и степени влияния на историю и культуру России. Нельзя не признать вклад других религиозных традиций (ислама, иудаизма, буддизма, протестантизма, национальных религий), что свидетельствует о взаимовлиянии и взаимообогащении, совместном создании и защите общих ценностей и государственных структур в едином географическом, политическом,
экономическом и духовном пространстве. Это формирует чувство сопричастности к единой исторической судьбе,
архетипические представления, общие для сознания различных
этноконфессиональных общностей»
[Мчедлова 2009].
Если рассматривать позицию основателей евразийства с точки зрения политики, которую проводила Российская Империя, то преемственность следованию Православию как государственной религии выглядит вполне логичной. Однако с точки зрения разработки государственной стратегии, на что претендовали евразийцы, такая моноконфессиональность являлась значительным упущением.
Современные исследования,
посвященные классическому евразийству и неоевразийству в свою очередь заостряют внимание на различных вопросах, к которым относятся некоторые
противоречия идеологической платформы,
недостаточная аргументированность ряда научных предположений, а также проблемы организационного характера.
В частности, П. Серио, хотя и дает, в целом, положительные оценки
деятельности евразийцев, тем не менее, заявляет в своей работе несколько утверждений, которые в общем контексте можно назвать противоречивыми. Он пишет, что «их идеи были такими же максималистскими, как и идеи фашистов и большевиков; они проповедовали то же презрение к парламентской демократии. Однако они резко отличались от тех и других полным отсутствием техники захвата власти». Но далее он заявляет, что «у евразийцев, в отличие от фашистов, не было никакой склонности к действию, к борьбе как цели в себе; они не превозносили волю, не эстетизировали силу и насилие, они были неспособны к дисциплине, а подчинение и преданность вождю не имела для них никакой ценности. Они никогда не стремились повести за собой молодежное движение» [Серио 1999]. Соприкосновение с
антидемократическими идеологиями
начала прошлого века Серио видит в отвращении евразийцев к гедонизму, материализму, космополитизму,
приспособленчеству, индивидуализму и буржуазному духу. Однако в действительности у евразийцев не было «презрения к парламентской демократии», о которой говорит Серио.
При этом, если сравнивать итоги деятельности евразийцев с двумя другими идеологиями того времени - фашизмом и коммунизмом, то можно сказать, что на тот момент, безусловно, евразийцы не смогли реализовать своих идеалов на практике. Однако и фашизм, и коммунизм также потерпели крах, поэтому если говорить с точки зрения долгосрочной перспективы, то многие из идей и концепций евразийцев уже сбылись, следовательно, их теоретическая база, хоть и спустя много лет, но оказалась востребованной.
Особенно четко это видно в работах Алексеева, где он взвешенно критикует западную парламентскую систему. Что касается практических аспектов
деятельности, то Николай Алексеев в работе «Духовные предпосылки евразийской культуры» указывал, что «евразийству свойственно стремление сблизить науку с практикой, сочетать ее с производственным процессом, придать ей лабораторный характер... Техника должна стоять на службе у высших целей». Н. Алексеев отмечал, что евразийство стремилось синтезировать идею деятельного знания в её восточном и «западном» понимании [Алексеев 1998].
Создается впечатление, что сам Серио не достаточно хорошо был знаком с трудами евразийцев и результатами распространения их идей. Заявление Серио о том, что евразийцы не знали европейских геополитиков того времени также не соответствует действительности. Ведущие авторы были хорошо осведомлены о теоретических разработках континенталистской (германской)
геополитической школы. Так, Н. Алексеев в работе «О гарантийном государстве» писал: «то, что в европейской науке подчеркнули геополитические исследования, в русской науке совершенно самостоятельно осветило евразийство». В этой книге Н. Алексеев цитирует К. Хаусхофера, К. Шмитта, Р. Челлена, Ф. Ратцеля, а также ряд других авторов, писавших по теме государства, национальных интересов, территориального деления и суверенитета [Алексеев 1998].
А. Грамши, в свою очередь, писал: «это движение развертывается вокруг журнала «Накануне», который выходит с 1921 г. и стремится к пересмотру установок русских мигрантов... Евразийцы не большевики, но они враги западной парламентской демократии. Подчас они ведут себя как русские фашисты, так как благосклонно относятся к сильному государству, в котором дисциплина, авторитет, иерархия должны господствовать над массой» [Грамши 1980].
Ведь если сравнивать итоги деятельности евразийцев с двумя другими идеологиями того времени - фашизмом и коммунизмом, то можно сказать, что на тот момент, безусловно, евразийцы не смогли реализовать своих идеалов на практике.
Однако и фашизм, и коммунизм также потерпели крах, поэтому если говорить с точки зрения долгосрочной перспективы, то многие из идей и концепций евразийцев уже сбылись, следовательно, их теоретическая база, хоть и спустя много лет, но оказалась востребованной.
Как и в 20-30-е гг. прошлого столетия, неоевразийство критиковалось со стороны различных групп, которые относили себя к последователям славянофилов или русским националистам. Их аргументация состояла в том, что русский народ являлся государствообразующим в Российской Империи, поэтому не нужно акцентировать внимание на туранском (азиатском) элементе, а наоборот, укреплять этническую русскую
составляющую в государственном строительстве и не давать каких-либо преференций представителям других народов и государств в международных проектах (таких как ЕАЭС).
Однако подобная критика видится не правомерной - Россия имеет федеративное устройство, где в административных единицах проживают различные этнические группы. В ряде регионов (например, Якутии) эти группы представляют большинство населения. Кроме того, ряд регионов присоединился к России на правах договора (в частности, некоторые Кавказские территории).
Одним из критиков идей (нео)евразийства в России являлся научный сотрудник Института
Востоковедения (а с 1995 г. старший научный сотрудник Института философии РАН) В. Цымбурский, считавший, что Россия не должна следовать идеям евразийства и нужно «говорить не о России-Евразии, а о Казахстане-Евразии» [Цымбурский 2011].. Казахстан для России, по мнению В. Цымбурского, должен стать поясом сотрудничества, своего рода «санитарным кордоном», через который будет фильтроваться взаимодействие с другими государствами, такими как Китай, Индия и Иран. Как мы видим, эта концепция напоминает предложение Х. Макиндера, подготовленное для
переговоров в Версале и направленное на изменение карты Центральной Европы.
Одним из ярых критиков евразийства и неоевразийства является А. Умланд. Он написал достаточно большое количество публикаций, где смешивает идеи евразийства, высказывания А. Дугина, официальную политику Российской Федерации, а также ряд исторических нюансов. Россия слишком слаба, чтобы сформировать самостоятельный полюс в мультиполярном мире, а его Евразийский экономический союз — это временное образование. Россия — часть Европы, а не мифологической Евразии. Запад должен заранее готовиться к новому российскому падению режима и новому, третьему, прозападному повороту Москвы после февраля 1917 г. и августа 1991 г. [Умланд 2018].
Французские авторы Д. Шадо, Ф. Парментьер, Б. Палопидас в книге «Когда империя отвечает национализму: политика силы в США и России» проводят параллель между американскими неоконсерваторами и российскими неоевразийцами в лице А. Дугина. Вместе с этим к имперско-евразийскому политическому направлению внутри России они приписывают публициста А. Проханова, лидера КПРФ Г. Зюганова, лидера ЛДПР В. Жириновского, ученого А. Панарина, интеллектуала Г. Джемаля, различных политтехнологов и таких политиков, как Д. Рогозин, С. Глазьев и Е. Примаков. Непосредственно А. Дугину и С. Проханову вменяется институциализация в России политического направления «Третий путь» и сотрудничество с европейскими новыми правыми [СЬаиё^ 2009].
Авторы обвиняют евразийцев и других лиц, которых к ним приписывают, в попытках восстановления российской идентичности, основанной на форме национализма, которая может быть названа гегемонистской. Они утверждают, что по мнению неоевразийцев Россия
представляет первую политическую силу, которая может бросить вызов глобализму и атлантизму, а национальное политическое сообщество может восстановить утерянное
величие и славу только через понятие империи. А геополитика имперских призывов, по их мнению, построена на цинизме, идеологии и
непоследовательности.
В ходе огромного количества дискуссий евразийских идеологов с представителями российской
интеллектуальной эмиграции им пришлось выслушать множество критики, которая имела под собой немало поводов и оснований. Однако следует признать, что они положили начало новой оригинальной трактовке русского исторического процесса. Кроме того, их идея цикличности этого процесса, а также необходимости уделять внимание изучению вопроса о взаимоотношениях восточных и западных культур в развитии российской государственности и отечественной культуры заслуживают особого внимания и уважения.
Касательно продолжателей идей евразийства на современном этапе, то их критика, в своем большинстве, исходит от интеллектуалов либерального толка и связана со страхом перед возрождением в России национального самосознания.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. - М.: Аграф, 1998. С. 152.
2. Андреас Умланд. Станет ли Россия прозападной после Путина? 10.05.2018. https://inosmi.ru/politic/20180510/242173 8 31.html (дата обращения: 02.12.2018)
3. Афанасьев Ю. Прошлое и мы // Коммунист, 1985, № 10, с. 110.
4. Базавлук С.В. Евразийство: терминологическая амбивалентность // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. 2018. Т. 18. № 2. С. 273—283. Б01: 10.22363/2313-0660-2018-18-2-273 -283.
5. Бромберг Я.А. Евреи и Евразия. - М.: Аграф, 2002.
6. Вадим Цымбурский. Конъюнктуры земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования. - М.: Издательство «Европа», 2011. С. 63.
7. Грамши А. Избранные произведения : [Пер. с ит. / Антонио Грамши; [Под общ. ред. И. В. Григорьевой и др. - М. : Политиздат, 1980.
8. Изгоев, А.С. Рожденное в революционной смуте (1917-1932). Париж, 1933.
9. Ильин И. А. Идейный оползень // Новое время. 1925. 7 авг.
10. Ильин И. А. Рец. на кн.: Россия и латинство: Сб. статей. Берлин, 1923 // Русская мысль. 1923.
11. Ислам в Российской Империи. Законодательные акты, описания, статистика / Сост. Д.Ю. Арапов. М.: ИКЦ «Академкнига», 2001. С. 336.
12. Кизеветтер А. Евразийство // Русский экономический сборник. 1925. Вып. 3.
13. Кожинов В.В. Поиски будущего. Наш современник, 1991, №3, С. 127-128.
14. Ландау Г.А. Евразийское самоутешение (Руль. 1922. № 353, 355) // Записки русской академической группы в США.
15. Мухетдинов Д. В. Российское мусульманство: социокультурная реальность и концепт // Минарет. — 2015. — № 3. — С. 45-58.
16. Мчедлова М.М. Вера и культурно-цивилизационная идентичность: новые грани религиозности в России и Европе // Вера. Этнос. Нация. Религиозный компонент этнического сознания. М.: Культурная революция, 2009. С. 365.
17. Н.С. Трубецкой. Письма к П.П. Сувчин-скому 1921-1928. М. Русский путь, Русское зарубежье, 2008. С. 269-270.
18. Россия и латинство. Сборник статей. Берлин, 1923. Под ред. М.Н.Бурнашева.
19. Савицкий П. Континент Евразия. М.: Аграф, 1997.
20. Серио Патрик. Структура и целостность: Об интеллектуальных истоках структурализма в Центральной и Восточной Европе. 1920-30-е гг. - М.: Языки славянской культуры, 1999. С. 63.
21. Соколовский Сергей. Прошлое в настоящем российской антропологии // Антропологические традиции: стили, стереотипы, парадигмы: Сб. Статей / Ред. И сост. А.Л. Ефимов. - М. Новое литературное обозрение, 2012. С. 92.
22. Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. - М.: Издательская группа «Прогресс», 1995. С. 268.
23. Трубецкой Н.С. На путях. Утверждение евразийцев. Книга вторая. Берлин, 1922. С. 177-229
24. Флоровский Г. В. Евразийский соблазн // Современные записки. 1928. Кн. XXXIV. С. 333-335.
25. Флоровский Георгий. Из прошлого русской мысли: [Статьи]. - М.: Аграф, 1988. С.125.
26. Хара-Даван Эренджен. Русь монгольская. Чингисхан и монголосфера. - М.: Аграф, 2002
27. Шульгин В.В. Статья «Злость», «Возрождение», № от 16 декабря 1926 г.
28. Янов А., Учение Льва Гумилева // Свободная мысль, 1992, № 17, с. 105, 114.
29. Didier Chaudet, Florent Parmentier and Benoit Pelopidas. When Empire Meets Nationalism. Power politics in the US and Russia. Burlington, Farnham: Ashgate, 2009.
Сведения об авторе: Базавлук Сергей Викторович — старший преподаватель кафедры теории и истории международных отношений, советник проректора Российского университета дружбы народов (e-mail: bazavluk_sv@rudn.university).
REFERENCES
1. Alekseev N.N. Russkij narod i gosudar-stvo. - M.: Agraf, 1998. S. 152.
2. Andreas Umland. Stanet li Rossiya prozapadnoj posle Putina? 10.05.2018. https://inosmi.ru/politic/20180510/242173 8 31.html (data obrashheniya: 02.12.2018)
3. Afanas'ev Yu. Proshloe i my' // Kommunist, 1985, № 10, s. 110.
4. Bazavluk S.V. Evrazijstvo: terminolog-icheskaya ambivalentnosf // Vestnik Ros-sijskogo universiteta druzhby' narodov. Seriya: Mezhdunarodny' e otnosheniya. 2018. T. 18. № 2. S. 273 -283. DOI: 10.22363/2313 -0660-2018-18-2-273 -283.
5. Bromberg Ya.A. Evrei i Evraziya. - M.: Agraf, 2002.
6. Vadim Cymburskij. Kon''yunktury' zemli i vremeni. Geopoliticheskie i xronopoliticheskie intellektual' ny' e
rassledovaniya. - M.: Izdatel'stvo «Evropa», 2011. S. 63.
7. Gramshi A. Izbranny'e proizvedeniya : [Per. s it. / Antonio Gramshi; [Pod obshh. red. I. V. Grigor'evoj i dr. - M. : Politizdat, 1980.
8. Izgoev, A.S. Rozhdennoe v revolyucionnoj smute (1917-1932). Parizh, 1933.
9. Fin I. A. Idejny'j opolzen' // Novoe vremya. 1925. 7 avg.
10. IT in I. A. Recz. na kn.: Rossiya i latinstvo: Sb. statej. Berlin, 1923 // Russkaya my'sl'. 1923.
11. Islam v Rossijskoj Imperii. Zakonodatel'ny'e akty', opisaniya, statistika / Sost. D.Yu. Arapov. M.: IKCz «Akadem-kniga», 2001. S. 336.
12. Kizevetter A. Evrazijstvo // Russkij e'konomicheskij sbornik. 1925. Vy'p. 3.
13. Kozhinov V.V. Poiski budushhego. Nash sovremennik, 1991, №3, S. 127-128.
14. Landau G.A. Evrazijskoe samouteshenie (RuF. 1922. № 353, 355) // Zapiski russkoj akademicheskoj gruppy' v SShA.
15. Muxetdinov D. V. Rossijskoe musul'manstvo: sociokul'turnaya real'nost' i koncept // Minaret. - 2015. - № 3. - S. 45 -58.
16. Mchedlova M.M. Vera i kul'turno-civilizacionnaya identichnosf: novy'e gra-ni religioznosti v Rossii i Evrope // Vera. E'tnos. Naciya. Religiozny'j komponent e'tnicheskogo soznaniya. M.: Kul'turnaya revolyuciya, 2009. S. 365.
17. N.S. Trubeczkoj. Pis'ma k P.P. Suvchinskomu 1921-1928. M. Russkij put , Russkoe zarubezh'e, 2008. S. 269270.
18. Rossiya i latinstvo. Sbornik statej. Berlin, 1923. Pod red. M.N.Burnasheva.
19. Saviczkij P. Kontinent Evraziya. M.: Agraf, 1997.
20. Serio Patrik. Struktura i celostnost': Ob intellektual'ny'x istokax strukturalizma v Central'noj i Vostochnoj Evrope. 1920-30-e gg. - M.: Yazy'ki slavyanskoj kul'tury', 1999. S. 63.
21. Sokolovskij Sergej. Proshloe v nastoyashhem rossijskoj antropologii // Antropologicheskie tradicii: stili, stereotipy', paradigmy': Sb. Statej / Red. I
sost. A.L. Efimov. - M. Novoe literaturnoe obozrenie, 2012. S. 92.
22. Trubeczkoj N.S. Istoriya. Kul'tura. Yazy'k.
- M.: Izdatelskaya gruppa «Progress», 1995. S. 268.
23. Trubeczkoj N.S. Na putyax. Utverzhdenie evrazijcev. Kniga vtoraya. Berlin, 1922. S. 177-229
24. Florovskij G. V. Evrazijskij soblazn // Sovremenny'e zapiski. 1928. Kn. XXXIV. S. 333-335.
25. Florovskij Georgij. Iz proshlogo russkoj my'sli: [Stat'i]. - M.: Agraf, 1988. S. 125.
26. Xara-Davan Erendzhen. Rus' mongol'skaya. Chingisxan i mongolosfera.
- M.: Agraf, 2002
27. Shul'gin V.V. Stafya «Zlost'», «Vozrozh-denie», № ot 16 dekabrya 1926 g.
28. Yanov A., Uchenie L'va Gumileva // Svo-bodnaya my'sl', 1992, № 17, s. 105, 114.
29. Didier Chaudet, Florent Parmentier and Benoit Pelopidas. When Empire Meets Nationalism. Power politics in the US and Russia. Burlington, Farnham: Ashgate, 2009.
About the author: Bazavluk Sergey Viktorovich — Senior Lecturer of the Department of Theory and History of International Relations, Advisor to the Vice-Rector of the Peoples' Friendship University of Russia (RUDN University) (e-mail: bazavluk_sv@rudn.university).
