CC BY
107
Портретный жанр присутствует в творчестве каждого бурятского художника. В творчестве художников первой половины века преобладают «официальные» портреты с изображением людей труда, связанные с требованиями того времени. Художники разрабатывают парадный, камерный портреты, появляется большое количество портретов-типов. Вместе с тем, начальный период развития бурятского портрета представлял весьма сложную и пеструю картину: это и отсутствие опыта в станковой живописи, и тяга некоторых художников к программному формализму. У некоторых мастеров чрезмерная тяга к портрету-типу рождала пренебрежение к неповторимым индивидуальным чертам героя. Но художникам лучше удаются те портреты, где изображены люди, которых они хорошо знают.
Во второй половине ХХ в. портретная живопись Бурятии представляет пеструю и разнообразную картину: впервые появляются автопортрет, групповой портрет, популярным становится портрет интеллектуала и психологический портрет, связанные с изменением социально-культурной обстановки в стране и новыми условиями существования. Многие портретные образы тяготеют к портрету-картине. С приходом поколения художников 70-80-х гг. в портретах на первый план выходит психологическое начало. Меняется и композиция, вместо избитых ракурсов появляется живая поза модели, художники охотнее разрабатывают среду вокруг портретируемого, особенно интерьер. Как показывают фонды художественного музея им. Ц.С. Сампилова, интенсивное развитие жанра портрета в бурятской живописи на протяжении почти ста лет привело к тому, что в ней активно разрабатываются все типы портрета, существующие в живописи.
Литература
1. О бурятском изобразительном искусстве: статьи и материалы. - Улан-Удэ, 1963.
2. Соктоева И.И. Живопись Советской Бурятии. - Улан-Удэ,1965.
3. Очирова Т.Н. А.И. Тимин. - Л.: Художник РСФСР, 1986.
4. Ильина Т.В. История искусств. - М., 2002.
5. Рытикова Л.А. Социалистический образ жизни в советской живописи 60-70-х годов. - М., 1987.
6. Кореняко В. Альбина Цыбикова - художник и друг // Вестник Евразии. 2003. № 2 (21).
Literature
1. About buryat graphic art: articles and materials. Ulan-Ude, 1963.
2. Soktoeva I.I. Painting of the Soviet Buryatia. Ulan-Ude, 1965.
3. Ochirova T.N. A.I. Timin. Leningrad: Khudozhnik of RSFSR, 1986.
4. Ilyna T.V. The history of Arts. Moscow, 2002.
5. Ritikova L.A. The socialist style of life in soviet painting during 60-70 s. Moscow, 1987.
6. V. Korenyako. Albina Tsybikova is an artist and friend // Vestnik Evrazii. 2003. № 2 (21).
Раднаева Татьяна Хандажаповна, научный сотрудник Республиканского художественного музея имени Ц.С. Сампилова, аспирант кафедры теории и истории искусств Восточно-Сибирской государственной aкадемии культуры и искусств
Radnaeva Tatyana Khandazhapovna - assistant of Sampilov Republic Art Museum, рost-graduate student of East Siberian State Academy of Culture and Arts, Department of theory and art history research
Tel: 8(3012)214393, 8-9146301201; e-mail: [email protected]
УДК 761 (571.54)
ББК 85.15.(2Рос.Бур)
Л.И. Цыреннимаева
Эволюция развития темы Гэсэриады в бурятской графике
Статья рассматривает работу бурятских художников над иллюстрированием эпоса «Гэсэр» в 40-е гг. XX в.: Ц. Сампилова, Р. Мэрдыгеева, Ф. Балдаева, Г. Павлова. Рассматривая творческий метод каждого из них, автор приходит к заключению, что художественное мышление первого поколения бурятских художников можно назвать языческо-этнографическим.
Ключевые слова: искусствовед, художник, линогравюра, литография, офорт, живопись.
L.I. Tsyrennimaeva
Evolution of development theme of “geseriada” in the Burjat grafic
This article investigates the work of buryat painters (Ts. Sampilov, R. Mardygeev, F. Baldaev) on the illustrations to «Geser» epos in 1940-s of the XX century. Having analyzed the creative method of each painter, the author conclude that artistic thinking of the first generation of the buryat painters can be considered a pagan and ethnographic one.
Key words: art researcher, painter, linoprint, linografic, ofort, art.
В 1940 г. в Москве проводилось важное событие в истории культуры республики, как дни (декада) Бурят-Монгольской культуры и искусства в Москве. В одном из пунктов протокола заседания бюро Бурят-Монгольского ОК ВКПб № 11 от 21 апреля 1940 г. значится следующая запись: «Ответредактором издаваемой антологии Бурят-Монгольского эпоса и Бурят-Монгольской современной литературы в связи с подготовкой к декаде Бурят-Монгольского искусства в г. Москве утвердить товарища Г.Ф. Баханова» [1, с.58]. То есть решение об издании эпоса было принято ранее этой записи и связано было с декадой 1940 г. Поэтому бурятские художники, получив официальный государственный заказ, принялись за работу над иллюстрированием эпоса. Но в 1940 г. он издан не был. Художники же не оставляли данной работы на протяжении всех военных лет, поскольку героическая тема «Гэсэра» приобрела в военные годы особую остроту и актуальность и стала наиболее близкой, понятной и необходимой каждому человеку в республике. Эпос «Гэсэр» в годы Великой Отечественной войны зазвучал с новой силой, поднимая в народе патриотические чувства и утверждая в народе веру в неминуемую победу.
Иллюстрации Цыренжапа Сампилова, Романа Мэрдыгеева, Федора Балдаева, Георгия Павлова вошли в издание 1959 г. (сводный текст Н. Балдано, вступительная статья А. Уланова), приуроченное ко второй Декаде бурятского искусства и литературы в Москве. Александре Сахаровской как молодой художнице, только закончившей институт, было поручено тогда выполнение макета книги. Рассмотрим Гэсэриаду каждого художника, творившего в 40-е гг.
«Гэсэриада» Ц. С.Сампилова в фондах графики Республиканского художественного музея им. Ц. С. Сампилова составляет 50 листов в технике акварели, туши и гуаши и лишь на одном из них поставлена дата рукою автора - 1940 г. Но поступила эта коллекция в музей лишь в 1960 г. Из этого количества явно можно выделить несколько серий не столько по технике исполнения, сколько по тематике и по тем смысловым задачам, которые в них заключены.
1. Акварельная серия из 8 работ размерами 26x19 см. На двух из них сверху рукой автора карандашом написано: «Эрэ хобто мэргэн» (Храбрость) (040) и «Хан сэгсэ мэргэн» (Верность) (041). То есть эти надписи наводят на мысль, что автор создавал не конкретных баторов-богатырей, а абстрактные понятийные образы верности, храбрости, доблести, чести и т. д. На листах изображены мужчины в военном облачении на коне либо рядом с конем. В схематично обозначенных лицах не прослеживается названных выше качеств. Воины находятся в спокойных позах, не выражая какой-либо энергии. По-настоящему выразительными у художника получились только кони. Очеловеченные взгляды лошадей, красиво развевающиеся челки и гривы едва ли не становятся главными художественными достоинствами этих листов (041-043).
К этой же серии можно отнести и лист, изображающий сцену охоты, где всадник на скачущей во весь опор лошади пускает стрелу в убегающего оленя (044). Композиция этого листа явно напоминает его, Ц.С.Сампилова, знаменитого «Арканщика» (1927). Тот же целеустремленный бег лошади, нагоняющей свою добычу, та же уверенная посадка всадника, изображенного со спины. Однажды найденный убедительный художественный образ не отпускает художника и еще неоднократно будет рефлексировать в той или иной интерпретации. В данной акварельной серии Ц.С.Сампилов еще только пытается найти образ Гэсэра. Пока он подробно выписывает военное обмундирование, ставит воинов в эффектные позы с поднятой саблей либо с натянутым луком. Но убедительного героя эпоса еще нет. Явно превалирует анималистический дар художника: у лошади всегда более осмысленный взгляд, «выражение лица» и более выразительная пластика, нежели у хозяина.
2. Следующие 8 листов можно объединить в определенную серию, в которой художник явно поставил задачу создать конкретный образ Гэсэра как исполинского богатыря с атлетически сложенной фигурой, мощной воинской экипировкой, в которой металлические доспехи эффектно отражают свет. Уже прорабатываются светотенью скулы, налитые щеки (043). Автор приукрашивает лицо богатыря залихватски закрученными усами и аккуратной бородкой клинышком. На шлеме красный султан придает всему облику некую торжественную завершенность и парадность. Техника гуаши своей плотностью сообщает образу весомость и значительность (045). Да и формат листа увеличился, размеры его составляют «44x32» и «54x42». Но при всей внешней значительности за счет деталей и аксессуаров лицо Гэсэра оставляет выражение простодушия без тени строгости, сосредоточенности и величия. Перед нами скорее арат-труженик с круглыми румяными щеками широкоплечий здоровяк (046). Таково было представление Сампилова о легендарном герое в силу своего мировосприятия - доброго, пусть наивного, но реального, не выходящего за рамки жизни улуса.
3. Выделяются два листа, выполненных тушью, под музейными инвентарными номерами Г-992 (047) и Г-498 (048). Поначалу взгляд зрителя втягивается в буйство штрихов, линий, полос и пятен. Но, когда рассматриваешь лица изображенных, начинаешь понимать, что перед тобой персонажи отрицательные - противники Гэсэра, например, два его дядюшки. Это видно - хотя никаких авторских надписей на листах нет - по выражению лиц, по композиционному строю (движение по диагонали вниз), а самое главное - по выразительному взгляду лошади, явно не одобряющей своего седока, а то и пытающейся сбросить его.
Данные листы пронизаны бурной динамикой: лошади, не касаясь земли, буквально подлетают в воздух. Тщательно выписаны гривы, хвосты, шерсть - они «разобраны» по волоску, что опять создает бурный водоворот линий и штрихов.
4. В «Гэсэриаде» Сампилов представляется зрителю и как тонкий психолог. Такие человеческие качества, как коварство, хитрость, чванство, зависть ярко выписаны художником в образах Зутан Хара Абга (049) и Зутан Сагаан Абга 0053). Эти авторские надписи карандашом имеются на листах, изображающих данных персонажей.
5. Что же касается чудищ, с которыми борется благородный герой, то у Сампилова они получились нисколько не устрашающими, а только вызывают улыбку (050-052). Настолько они комичны - с большими животами, семью головами и наивными глупыми глазами. Опять сказываются личные качества художника, его добрый юмор, открытость и приветливость или, как сейчас говорят, - сильная харизма, позволяющая располагать к себе людей и иметь добрые отношения со всеми. И поэтому совсем не случайно Сампилов явился первым учителем юной Шуры Сахаровской.
6. Органично выделяется из сампиловской Гэсэриады и еще одна серия, изображающая жизнь улуса, в которой воссозданы сцены состязаний в борьбе, в стрельбе и т.д. Листы изобилуют множеством фигур, множеством сюжетных линий, этнографическими подробностями, как например, шкура коня, просушиваемая на наклонной жерди (054). На одном из листов изображен мальчик-подросток, наблюдающий за резвящейся лошадью (055). Здесь, как и в случае с «Арканщиком», графический сюжет перекликается с живописным «Пастухом» (1926). Пастушеское батрацкое детство художника нашло отражение и в Гэсэриаде. А иначе и не могло быть, т. к. для Сампилова, как и для каждого человека, народный эпос - это прежде всего личный жизненный опыт, личные переживания, радости, горести, мечты и устремления. Как и в жиписном, так и в графическом варианте животные - главные герои с сильными строптивыми характерами.
В целом Гэсэриада Ц. С. Сампилова реалистически передает жизнь бурятской степи с простыми людьми и героями, их антагонистами, верованиями и праздниками. И неизменно в каждом листе проявляется яркое дарование художника-анималиста, понимающего, любящего и чувствующего «душу» животного.
В фондах графики музея хранится 5 листов Гэсэриады Р. С. Мэрдыгеева, выполненные в 1941 г., который обозначен автором фиолетовыми чернилами на оборотной стороне листа. Все пять листов раз-ноплановы по характеру исполнения, отсутствует единая стилистика.
«Рождение Гэсэра» (056) - этнографическая зарисовка, изобилующая бытовыми подробностями. Скрупулезно и даже с любовью выписывает автор внутреннее убранство бурятской юрты, в которой вырос сам художник, - это чувствуется по размеренному неторопливому ритмическому строю листа. Так, в центре юрты под дымоходным отверстием расположен очаг, в котле варится белая молочная пища. Слева от входа на мужской половине размещаются атрибуты мужского труда: конская сбруя, лук, колчан. На переднем плане изображен младенец в колыбели, судя по названию, он и есть Гэсэр. Внимание же зрителя более сосредоточивается на подробном описании колыбели со всевозможными атрибутами: привязанная кость (оберег), рожок, ремни, туго перетягивающие ребенка. Рядом с колыбелью сидит пожилая женщина, занаятая шитьем. Мирная бытовая зарисовка, даже несколько застывшая, поскольку отсутствуют какие-либо признаки движения у женщины и младенца. Что по-настоящему оживляет картину - это залетевшие ласточки и свет, льющийся из отверстия сверху, а также открывающееся пространство из дверного проема. Получилась полноценная этнографическая картинка, замкнувшаяся на собственном содержании или, как сейчас говорят, - самодостаточная, не нуждающаяся ни в связи с текстом, ни в связи с другими иллюстрациями. И еще одна немаловажная деталь, ставшая спустя два десятилетия камнем преткновения в Гэсэриаде А.Н. Сахаровской. В данной иллюстрации Мэрдыгеев точно воспроизвел особенность национальной женской одежды, характерной для западной прибайкальской ветви бурят, поскольку родиной Гэсэриады, как это признали ученые-филологи, являются исторические места проживания бурят в Иркутской области, откуда был родом сам Р. С. Мэрдыгеев, уроженец Аларского района. Что же касается Гэсэриады А. Н. Сахаровской, то художница не ставила перед собой цели точного воспроизведения этнографических особенностей западных и восточных бурят и поэтому национальный костюм в ее листах - скорее обобщенный художественный образ бурятского костюма: островерхая шапка, халат с косой застежкой, орнаментальные круги на одежде и т. д. Но для некоторых историков-этнографов (например, монгольского ученого Ринчина) такая неточность стала поводом для критики. Для данного же исследования главный интерес представляет изобразительная художественность, свойственная эпосу.
«Гэсэр на Байкале» Мэрдыгеева (057) имеет композицию, явно заимствованную у картины И.Г. Дадуева «Буха-Нойон» (1927): в левом переднем углу всадник со спины на скалистом берегу. Волны разбиваются о скалы в белую пену, что придает композиции романтическую приподнятость. Но если полотно Дадуева наполнено исполинской языческой тяжеловесностью, то в листе Мэрдыгеева ощущается настроение волнения, легкости и свободы. Этому отвечают развевающиеся хвост, грива лошади, красные султаны на шлеме и копье воина, его довольно стройное телосложение и ракурс, говорящий об устрем-
ленности его взора, а также дум и чаяний в даль.
Такой же романтикой наполнен лист «Алмай Мэргэн» (058), в котором также изящно развеваются косы девушки. Но этот лист решен плоскостно, с большим уклоном в орнамент. Сама фигура героини выглядит как изогнутый орнамент на фоне орнаментально изогнутого натянутого лука. На втором плане волна в виде орнамента, ритмично повторяет изгибы лука, тетивы и общего абриса фигуры девушки.
Более близок к языческому «Буха-Нойону» И. Дадуева мэрдыгеевский «Гэсэр на охоте» (059). Фигура всадника и лошади мощного богатырского сложения. Мы видим со спины его мощную шею, плечи, сильные мускулистые руки, через кольчугу просматривается рельеф мышц. Богатырской фигуре всадника вторит такое же атлетическое телосложение лошади, они вместе представляют единое целое, настолько автор убедителен в передаче положения всадника.
Лист «Борьба с чудовищем» (060) решен автором в буддийской традиции. Во-первых, образ самого чудовища напоминает одного из канонических буддийских персонажей. Во-вторых, сочетание розового, синего, зеленого - традиционная палитра буддийской иконы-танки.
Таким образом, рассмотрев Гэсэриаду Р. С. Мэрдыгеева, можно отметить ее отличительные черты, присущие только данному автору, - это этнографизм и возвышенный романтизм.
В музее хранятся 4 работы Г.Е. Павлова, посвященные «Гэсэру», выполненные в 1942 г. и обозначенные как «Иллюстрации к эпосу “Гэсэр”». Но условно дадим им названия для того, чтобы дать характеристику каждому листу.
1. «Гэсэр, летящий в облаках», б., акв., 27x23 (061). Изображен всадник на летящей лошади, ноги которой вытянуты по горизонтали в одну линию. Параллельно ногам развеваются хвост, плащ всадника, колчан со стрелами, а также морда лошади. Под летящим Гэсэром клубятся темные сине-зеленые тучи, а пред ним пространство разверзается и открывается бесконечное светлое небо. В реальности такого летящего коня увидеть невозможно. Художник немало привнес авторской фантазии. Чувствуется, что он явно любуется своим героем в устремленном полете, с удовольствием выписывает украшенную орнаментом сбрую, одежду, пояс, даже развевающиеся нити кисти островерхой синей шапки, а также бахрому желтого плаща. Техника акварели обычно легкая, светло-воздушная, передающая тончайшие полутона. Акварель Г. Павлова настолько насыщена цветом, что получилась живописная картина, в которой смело граничат густой синий, желтый, зеленый, бордовый цвета.
2. «Гэсэр в Срединном царстве», б., акв., 27x23 (062). Все изображено в одном коричневом цвете. Конь со всадником стоит на облаке с опущенной головой и длинной гривой и хвостом. Всадник изображен со спины, хорошо выписана меховая опушка на одежде. Сбоку изящно выписан лук с тонкой тетивой. Перед взором всадника разворачивается панорама небесного царства. Мастерство художника проявляется в тонком чувстве цвета, у одного коричневого выявлено столько оттенков, что создается ощущение бурной динамики клубящихся облаков. В данном листе проявилось и мастерство рисунка художника - тонкие изящные линии выписаны той же кистью и тем же цветом.
3. «Бой быков» (063) - два листа, на которых одна и та же композиция изображена в черно-белом акварельном и карандашном вариантах, размером 27x23 см. Изображены быки в схватке в небесах. Тела изогнуты по спирали, из ноздрей исходит пар. Художник также использует растяжку одного цвета, достигая при этом бурной динамики композиции.
«Гэсэриада» Г. Павлова явно сказочна. Клубящиеся облака придают каждому листу приподняторомантическую одухотворенность. Нет обыденности, нет смакования «ужасного». Художник предстает перед зрителем как возвышенный романтик, мечтающий о прекрасном далеком заоблачном мире с прекрасными, сильными, справедливыми героями.
«Гэсэриада» Ф.И. Балдаева представлена в музее двумя циклами - 1944 и 1958 гг.
Вариант 1944 г. состоит из 7 листов одного размера 19x24,5, в технике «тушь» изображены подвиги Гэсэра-младенца, когда он еще носил имя Нюргай (Пачкун) (064). Каждый лист насыщен активной энергией, изображены сцены терзаний с обязательно победным содержанием: младенец в люльке отрывает голову у чудовища (065), либо разводит костер на поверженном чудовище (066), либо плетью разгоняет духов (067). Что касается чудовищ, Балдаев подробно, скрупулезно и карикатурно выписывает их ужасные черты. Поскольку работа над «Гэсэром» шла в 1944 г., у автора вполне конкретно чудовища ассоциировались с общим врагом - фашистами. Летящие птицы явно напоминают силуэтом пикирующие бомбардировщики (068). В последующие мирные 50-60-е гг. дар карикатуриста у Балдаева проявится в полной мере, когда художник пером и карандашом будет разить тунеядцев, стиляг, пьяниц, а также разжигателей холодной войны - капиталистов. А пока военные годы неизменно наложили отпечаток на балдаевского Гэсэра, и горячая вера в неминуемую победу выразилась в низвержении чудищ - врагов человечества.
Серия 1958 г. состоит из пяти листов, три из которых размером 42x30 см и два - 21x30 см, выполненных в технике «гуашь». В данном варианте Гэсэр - уверенный спокойный воин, уже одержавший немало побед. Для него не составляет особого труда схватить за загривок мелкого бесенка и отстегать его прутиком за мелкие проделки (069, 070). Сцена схватки с медведем - более сказочная, анималистиче-
ская детская картинка, в которой маленькие звери - барсук, белка, суслик - с любопытством наблюдают за борющимися (071). Сцена, где батор засыпает лопатой пепелище (072), - своеобразный итог той ожесточенной борьбы, развернувшейся в листах военного времени, когда мальчишка Гэсэр только разводил костер на одном из побежденных чудищ.
В целом Гэсэриада Ф.И. Балдаева отражает языческое мироощущение автора, будто детские страхи перед духами-бохолдэ остались в нем на всю жизнь. И, чтобы наконец справиться с ними, художник изобразил свои давние детские представления о духах, отсюда и скрупулезное муссирование «ужасного».
Таковым язычески-этнографическим оставался «Гэсэр» в бурятском изобразительном искусстве до начала 60-х гг. Художники первого поколения - так впоследствии стали именовать художников, стоявших у истоков бурятской профессиональной живописи, - были сынами своего времени, объективно оставаясь на уровне наивного, радостного открытия мира вообще и мира искусства в частности, органично представляя многонациональное молодое советское искусство, национальное по форме и социалистическое по содержанию. Иллюстрации Ц. Сампилова, Р. Мэрдыгеева, Ф. Балдаева и Г. Павлова, выполненные в военные годы, как уже говорилось, вошли в издание «Гэсэра» 1959 г. Как отмечал исследователь, «реалистическая проработка иллюстраций, прочная привязанность к сюжету, подробность в этнографических деталях производили впечатление вполне традиционных, решенных в мифологически-сказочном ключе» [2, с.63]. Последующее же поколение, которое представляют Александра Сахаровская, Даши-Нима Дугаров, Александр Казанский, Мария Метелкина, Солбон Ринчинов, подняли бурятское искусство на новую ступень широкого эпического охвата действительности с высокой степенью художественного обобщения.
Творческий метод нового поколения, тяготеющий к монументальности, позволил создать новый образ Бурятии, ликующей и свободной. Тогда же, в 1959 г., А. Сахаровская выполнила макет книги «Гэсэр». Точкой отсчета, знаменующей открытие искусства А.Н. Сахаровской, является ее творческое прочтение бурятского народного эпоса «Гэсэр». К легендарному образу обращались многие бурятские художники до и после нее, но именно ее «Гэсэр» стал той вехой, которая позволила бурятскому изобразительному искусству в целом встать на один уровень с советским изобразительным искусством начала 1960-х гг.
Литература
1. Центральный государственный архив Республики Бурятия. Д. № 3598. Протоколы заседания бюро Бурят-Монгольского ОК ВКП (б).
2. Бороноева Т.А. Графика Бурятии. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1997.
Literature
1. The case № 3598 of Central State Buryat Republican archive.
2. Boronoeva T.A. Crafik of Buryat. Ulan-Ude, 1997.
Цыреннимаева Людмила Ильинична - научный сотрудник Республиканского художественного музея им. Ц.С. Сампилова
Tsyrennimaeva Ljudmila Il'inishna - assistant of Sampilov Republic Art Museum
Tel.: 55-23-51; 21-44-88; e-mail: [email protected]
УДК 930.26(571.54)
ББК 63.521(=64)72
В.А. Банаева
Металл в обрядах жизненного цикла предбайкальских бурят
Автор исследует сакральную значимость металла в обрядах западных бурят.
Ключевые слова: металл, обряды, украшения, предбайкальские буряты.
V.A. Banaeva
Metal in ceremonies of life cycle of Buryats of Predbaikalye
The author of the article studies the sacral importance of metal in ceremonies of western Buryats.
Key words: metal, ceremonies, ornaments, Buryats of Predbaikalye.
Обряды жизненного цикла являются наиболее важными для нормального функционирования общества. Они регулируют взаимоотношения в обществе и отношения между поколениями. Чтобы человек мог стать членом одного из поколений (коллектива), он должен пройти через определенные обрядовые действия. С помощью их человек приобретает определенный социальный статус, а в процессе обрядов -и атрибуты этого статуса.
