CC BY
54
Литературоведение
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2013, № 4 (2), с. 64-66
УДК 882 (09)
«ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН» А.С. ПУШКИНА И «УЕДИНЕННЫЙ ДОМИК НА ВАСИЛЬЕВСКОМ» А.С. ПУШКИНА И В.П. ТИТОВА:
К ПРОБЛЕМЕ ВАРИАТИВНОСТИ ТВОРЧЕСКОГО ПРОЦЕССА
© 2013 г. Н.М. Ильченко
Нижегородский педагогический университет им. Козьмы Минина
vsemirka@rambler.ru
Поступила в редакцию 23.03.2013
Рассматривается один из возможных путей развития образа Онегина как демонического героя. Показаны сходные ситуации романа в стихах и повести, доказывающие возможность отождествления Онегина и беса. Данный подход позволяет понять логику внутренней структуры романа «Евгений Онегин».
Ключевые слова: мотив, образ, сюжет, варианты ситуаций, художественный мир.
В круг произведений, сопутствующих «Евгению Онегину», исследователи включали «Руслана и Людмилу», «Графа Нулина», «Домик в Коломне», «Езерского», «Гости съезжались на дачу», «Сцену из Фауста», «Метель», «Капитанскую дочку» и др. Произведения «онегинского круга» представляют различные варианты ситуаций, представленных в романе.
С.Г. Бочаров называет пушкинский роман «своего рода прототипом русского романа XIX века», а Онегина предшественником Ставроги-на [1, с. 28, 22]. В этом контексте особую значимость приобретает повесть А.С. Пушкина и В.П. Титова «Уединенный домик на Васильевском», которая обдумывалась поэтом в период работы над романом.
Эта «страшная история» была создана на основе «Сказки о черте» и в планах ненаписанных произведений (1821-1823) выглядела следующим образом: «Москва в 1811 году. Старуха, две дочери, одна невинная, другая романтическая - два приятеля к ним ходят. Один развратный; другой Влюбленный бес. Влюбленный бес любит меньшую и хочет погубить молодого человека. Он достает ему деньги, водит повсюду. Настасья - вдова чертовка. Ночь. Извозчик. Молодой человек. Ссорится с ним - старшая дочь сходит с ума от любви к влюбленному бесу» [2, с. 400]. Летом 1825 года в Тригорском А.С. Пушкин рассказывал о черте, ездившем на Васильевский остров, а затем, в 1828 году, в Петербурге в салоне Карамзиных снова возвращается к этой истории. В.П. Титов записал устный рассказ
А.С. Пушкина и опубликовал в «Северных цветах на 1829 год» под псевдонимом Тит Космо-кратов. Антон Дельвиг окончательно определил название произведения - «Уединенный домик
на Васильевском», а не «Влюбленный бес», как было заявлено сначала» [3].
Несмотря на наличие двух авторских начал в повести, скрытые и явные отсылки к роману в стихах в ней присутствуют. На это обращали внимание исследователи. В частности, А.И. Ван-новский в статье «Зеркало судьбы (Сон Татьяны)» доказывал, что «Уединенный домик» представляет собой заострение замысла «Онегина». Разделяя данный тезис исследователя, нельзя согласиться, что повесть «является результатом детализации основной темы романа - столкновения человека с нечеловеком» [4, с 316]. Основная тема романа «Евгений Онегин» все-таки не сводится к проблеме вмешательства стихийных (инфернальных, сверхъестественных) сил в человеческую жизнь. Возможность же неявного отождествления Онегина и беса можно рассмотреть как один из вариантов развития образа.
Онегин представляет собой не только определенный тип эпохи, незаурядную личность, но и демонического героя. Один из основных мотивов, связанных с этим образом, - мотив маски беса. Своеобразный риторический вопрос поставлен в письме Татьяны: «Кто ты, мой ангел ли хранитель, / Или коварный искуситель...» [5, с. 60]. В лирическом отступлении после объяснения в саду звучат слова: «Любовью шутит сатана» [5, с. 72]. После чтения в кабинете Онегина Татьяна размышляет о своем избраннике: «Чудак печальный и опасный, / Созданье ада или небес, / Сей ангел, сей надменный бес, / Что ж он?» [5, с. 127]. Татьяна склонна видеть в Онегине «коварного искусителя»: «Ужель загадку разрешила? / Ужели слово найдено?» [5, с. 128]. В восьмой главе в лирическом отступлении перед появлением Онегина ему дается
среди прочих определении «сатанического урода» [5, с. 144].
С мотивом маски «надменного беса», «сатаны», «коварного искусителя», «сатанического урода» и др. связан мотив чужого. Для Татьяны Онегин - «чужих причуд истолкованье» [5, с. 128]. «Для всех он кажется чужим» [5, с. 142]. А в письме к Татьяне Онегин сам заключает: «Чужой для всех» [5, с. 153]. Ассоциации в связи с образом Онегина могут быть продолжены. Так, соседи называют его «мудрец пустынный» [5, с. 30]. «Шалаш» Онегина из сна Татьяны «пустынным снегом занесен» [5, с. 90]. Дом Онегина именуется «пустынным замком» [5, с. 126]. Онегина, как человека, удаленного от людей, сопровождает эпитет, имеющий значение «безлюдный, необитаемый».
Основное действие «Уединенного домика на Васильевском» происходит в «пустынном месте», «уединенном» [6, с. 188, 190]. При создании образа Варфоломея в повести А.С. Пушкина и
В.П. Титова тоже используется мотив маски. Лицо героя «не отражало души, подобно зеркалу, а, подобно личине, скрывало все ее движения» [6, с. 192]. В сознании же персонажей повести Варфоломей соотносится с дьяволом: жуткое впечатление производит его «адский смех» [6, с. 191]; дважды повторяемая реплика «не с своим братом связался» [6, с. 197, 201] заставляет Павла увидеть в Варфоломее «дьявола»; Вера принимает его за «лукавого» [6, с. 197, 203]. Имя героя, выбранного на роль дьявола, не случайно. Имя Варфоломей находится в одном ряду с «вархамолом», что значит «знахарь», «колдун». Герой тоже именуется «искусителем» и соотносится с образом Змея-искусителя [6, с. 199-200].
Взгляд Варфоломея - «обезоруживал», «взор, как рана», глаза «светились как уголья», «две струи огня текут из глаз его» [6, с. 190, 192, 205, 206].
Инфернальность Онегина тоже подчеркивается через взгляд, сближающий его в большей степени с литературными героями романтических и готических произведений, нежели с фольклорными представлениями об «окаянном». Герой романа появляется перед Татьяной, «блистая взорами»: «Стоит подобно грозной тени, / И, как огнем обожжена, / Остановилася она» [5, с. 65].
В вещем сне Татьяны «Онегин, взорами сверкая», внушает героине страх [5, с. 91]. Строки, в которых говорится о предстоящей дуэли, тоже включают описание взгляда Онегина: «И дико он очами бродит» [5, с. 92].
При восприятии Онегина Татьяной во сне звучат слова: «кто мил и страшен ей» [5, с. 90].
При последней встрече с Онегиным она вспоминает прошлое и снова использует это слово: «в тот страшный час» [5, с. 159].
Вера тоже испытывает «страх, неизъяснимый для нее самой» [6, с. 192] при знакомстве с Варфоломеем, ее лицо бледнеет. Хотя отношение героини к нему и меняется, поскольку он принимает самое деятельное участие в уходе за больной матерью Веры, но чувство страха не проходит. Девушка, принимая предложение Варфоломея, успокаивает себя: «Какой невесте не бывает страшно перед браком?» [6, с. 203].
Онегин из «вещего сна» Татьяны и Варфоломей сходно изображаются как хозяева положения. Онегин становится «хозяином» «шалаша убогого», в котором расположились «адские привидения» и в котором оказывается Татьяна [5, с. 90], а «Варфоломей хозяином господствовал» уже в доме Веры [6, с. 195]. При исчезновении героев: во сне Татьяны «хижина шатнулась», а уединенный домик сгорел до основания.
Ситуация «влюбленный бес» / «земная девушка» в «Уединенном домике на Васильевском» соотносилась с «Фаустом» И.В. Гете, «Влюбленным дьяволом» Ж. Казота, «Стихийным духом» Э.Т.А. Гофмана, «Невестой дьявола» У.Х. Айнсворта и др. Сюжетная линия, связанная с Онегиным / Татьяной, не имеет прямого сходства с названными произведениями. Однако в романе А.С. Пушкина важную смысловую нагрузку, как и в повести, несут понятия «страшный» и «холодный». Холодность Онегина (во взгляде, в разговоре, в поступках), его маска «чужого» человека становятся в последней главе определяющими характеристиками. Поэтому Татьяна и не верит в любовь Онегина.
Татьяну, размышляющую над странным поведением Онегина после именин, «.тревожит / Ее ревнивая тоска, / Как будто хладная рука / Ей сердце жмет» [5, с. 102]. «Хладная» имеет значение «недоброжелательная, равнодушная», строфа и заканчивается определенным выводом: «Не может он мне счастья дать» [5, с. 102]. Во время сцены прощания с Онегиным Татьяна напоминает ему сцену объяснения в саду: «.стынет кровь, / Как только вспомню взгляд холодный. / Холодный, строгий разговор» [5, с. 159]. Вместо «чудного взгляда» - «холодный взгляд», вместо голоса, который приникает в душу, - «холодный, строгий разговор». Поэтому Татьяна и называет неожиданную для нее любовь Онегина «обидной страстью».
Влюбленный в Веру Павел тоже не дает ей счастья, а свою ошибку он осознает слишком поздно. С образом Павла связан один из мотивов романа в стихах - мотив чудака. «Чудаком»
в значении «человека со странностями» называют Онегина соседи; «пасмурным чудаком», его именует автор [5, с. 116, 157]. По отношению к герою, появившемуся в светском обществе «безмолвным и туманным», звучит вопрос: «Все тот же ль он иль усмирился? / Иль корчит так же чудака?» [5, с. 143]. Пушкин называет Онегина, спешащего для объяснения с Татьяной, «неисправленным чудаком» и делает уточнение: «Идет, на мертвеца похожий» [5, с. 157].
Желание Павла стать верным супругом Веры не исполнилось. После смерти девушки он «поселился в дальней вотчине. Там во всем околотке слыл он чудаком...» [6, с. 209].
Указывая на ситуацию «гибели» Татьяны как на одну из возможных ситуаций («Погибнешь, милая; но прежде.» [5, с. 52)]), А.С. Пушкин в существующем сюжете отказался от нее.
Традиционная для зарубежной литература модель - «влюбленный бес» / «земная девушка» - своеобразно трансформируется в пушкинской повести. Вера отказывается дать клятву Варфоломею, ее не интересует «блеск княжеский», который обещает ей искуситель в «дальнем отечестве. Для русской героини значимым оказывается благословление священника в «храме Божием». На слова Варфоломея о том, что ее не защитит от него никакая сила, Вера с убеждением восклицает: «Бог защитник невинных» и бросается на колени перед Распятием [6, с. 206]. «Посланник того света» был бессилен перед верой девушки.
Предлагаемая состоявшаяся линия сюжета, связанная с Павлом и Верой, сближает повесть А.С. Пушкина и В.П. Титова с романтическими повестями «Перстень» Е. Баратынского, «Кто же он?» Н. Мельгунова и др. Повесть «Уединенный домик на Васильевском» говорит о победе над дьяволом, о покаянии грешника и заступничестве Бога. Идея раскаяния доминирует в отечественной повести.
В реальном сюжете «Евгения Онегина» одной из составляющих героя стало демоническое
начало. Однако отождествление Онегина с бесом «прочитывается» только в подтексте. В сюжетной линии, связанной с Варфоломеем и Верой, отражается возможный вариант ситуации романа в стихах, но отклоненный А.С. Пушкиным при окончательном осуществлении замысла.
Таким образом, психологические характеристики сюжетного поведения Онегина, Варфоломея и Павла оказываются близкими. С мотивом маски тесно связаны мотивы чудака и чужого, определившие использование символов, основанных на книжных и фольклорных представлениях: если «чужой», то, возможно, «сатана», «бес». Ассоциативная поэтика, связанная с эпитетами «страшный», «холодный», «пустынный» и др., помогла объяснить психологическое состояние героев и особенности их поступков.
Список литературы
1. Бочаров С.Г. О возможном сюжете: «Евгений Онегин» // Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 17-46.
2. Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 10 т. М.: Правда, 1981. Т. 5. С. 400.
3. Подробнее об истории создания «Уединенного домика на Васильевском» и двух авторских начал - «пушкинского» и «пересказчика» Титова см.: Степанов Н. Повесть, рассказанная Пушкиным // Степанов Н. Поэты и прозаики. М., 1966. С. 125-138. Зингер Л. Судьба одного устного рассказа // Вопросы литературы. 1970. № 4. С. 202-228. Погодин М.П. Повести. Драма / Сост., вступ. статья и примечания М.Н. Виролайнен. М.: Советская Россия, 1984.
С. 264-286.
4. Ванновский А.И. Зеркало судьбы (Сон Татьяны) // Небольсин С.А. Пушкин и европейская традиция. М.: Наследие, 1999. С. 259-324.
5. Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 10 т. М.: Правда, 1981. Т. 4. С. 6-182.
6. Пушкин А.С., Титов В.П. Уединенный домик на Васильевском // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840): Сборник произведений / Сост. и авторы комментариев Карпов А.А., Иезуитова Р.В., Турьян М.А. и др. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1991. С. 188-209.
«EUGENE ONEGIN» BY A.PUSHKIN AND «A SECLUDED COTTAGE ON THE VASILYEVSKY ISLAND» BY A.PUSHKIN AND V.TITOV:
THE PROBLEM OF THE CREATIVE PROCESS VARIABILITY
N.M. Ilchenko
One of the possible ways of the development of Onegin’s image as a demonic character is considered. We show similar situations in the verse novel and the story that prove the possibility of identifying Onegin with a demon. This method helps to understand the logic of the inner structure of the novel «Eugene Onegin».
Keywords: motif, image, plot, variants of situations, world of fiction.
