CC BY
27
Русский человек (исконный землепашец) ушел от земли (асфальт), следовательно, распалась бинарная оппозиция «земля - небо». Деревья-дома загораживают небосвод. Современный человек уже не вторит вслед за М.В. Ломоносовым: «Открылась бездна - звезд полна...». Он просто не видит этой бездны. Город сковывает развитие человека как по горизонтали (освоение пространства), так и по вертикали (аристократизм духа, геософия). Возможно, именно поэтому горожанин продолжает оставаться интровертом: либо эгоистом, цель жизни которого - занять место под солнцем, заработать деньги (западный вариант), либо бесконечно рефлексирующим субъектом, бездеятельным созерцателем (восточный вариант).
Итак, можно сделать следующие вводы:
- культура может быть осмыслена через описание национальных черт народа;
- на формирование русской культуры оказали серьезное влияние географические факторы;
- невозможность организовать обширные пространства России сыграла решающую роль при формировании таких черт русского народа, как апатия, созерцательность, интровертированность, склонность к рефлексии;
- в основе менталитета русского народа лежат бинарные оппозиции, которые в свою очередь определяются древними мифологическими представлениями.
Литература
1. Бердяев, Н.А. Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности [Текст] / Н.А. Бердяев. - М.: Мысль, 1990. - 208 с.
2. Гачев, Г.Д. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос [Текст] / Г.Д. Гачев. - М.: «Советский писатель», 1988. - 233 с.
3. Гумилев, Н.С. Стихотворения и поэмы [Текст] / Н.С. Гумилев. - Тбилиси: «Мерани», 1989. - 496 с.
4. Мифы народов мира. Энциклопедия [Текст]: в 2-х т. / гл. ред. С.А. Токарев. - М.: Рос. энциклопедия, 1994. - Т. 1. А-К. - 671 с.
5. Мифы народов мира. Энциклопедия [Текст]: в 2-х т. / гл. ред. С.А. Токарев. - М.: Рос. энциклопедия, 1994. - Т. 2. К-Я. - 719 с.
6. Пропп, В.Я. Исторические корни волшебной сказки [Текст] / В.Я. Пропп. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 1996. - 367 с.
7. Ранчин, А.М. «На пиру Мнемозины»: Интертексты Бродского [Текст] / А.М. Ранчин. -М.: Новое литературное обозрение, 2001. - 464 с.
ББК Ш 141.12-5 УДК 808.2
Т.А. СИРОТКИНА T. A. SIROTKINA
ЭТНОНИМЫ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ УРАЛЬСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ
ETHNONYMS IN PROSE OF URAL WRITERS
В статье рассматриваются этнонимы (названия народов), функционирующие в художественной прозе современных писателей Урала. Рассматривают-
ся функции этнонимов и отэтнонимных образований; делается вывод о том, что исторические романы уральских писателей концентрируют проблемы национальной ментальности. Названия народов, функционирующие в данных текстах, - не только средство объективации, но и яркое средство художественной выразительности.
Ethnonyms (peoples names) functioning in the prose of contemporary Ural writers are considered in the article. The functions of ethnonyms and formations of ethnonymical origin are analysed. The conclusion is drawn that the historical novels
of Ural writers concentrate the problems of national mentality. In the texts under analysis names of peoples are not only a means of objectivation but also a bright means of expressiveness.
Ключевые слова: этнонимы, этнонимия, категория этничности, языковая картина мира.
Key words: ethnonyms, ethnonymy, the category of ethnicity, linguistic picture of the world.
Этнонимы - названия народов - это языковая составляющая категории этничности, которая является одной из важных в картине мира любого народа. Писатель, создавая художественное произведение, особенно историческое, отражает в нем представления того или иного народа о себе и своих «соседях». Эти представления во многом проявляются в функционировании этнонимов и образований от них. Рассмотрим это на примере исторической прозы современных уральских авторов.
Уже на примере одного из них - Алексея Иванова - мы убеждаемся в том, что все многообразие выразительных возможностей этнического имени проявляется в основном в рамках двух взаимосвязанных подфункций стилистической функции - информационно-стилистической и эмоционально-стилистической.
Информационно-стилистическая функция включает в себя три подфункции:
1. Характеристика объекта.
В произведении А. Иванова «Географ глобус пропил» этнические имена входят в астронимы. Характеристика объектов звездного неба осуществляется через национально-культурные образы: «У меня есть собственные созвездия, мои. Вот они - Чудские Копи, Югорский Истукан, Посох Стефана, Вогульское копье... Целый год я не видел их такими яркими» [3, с. 399].
2. Характеристика персонажа.
Культурные реалии, относящиеся к материальной культуре того или иного народа, могут использоваться для характеристики поведения героев: «Он расстелил холстину и, скрестив ноги, торчал на ней в головах у Федьки вогульским болванчиком» [2, с. 571].
Выражая русскую языковую картину мира, А. Иванов использует этнические имена для этической оценки поступков героев. Традиционно при этом учитывается соответствие или несоответствие поступка (а также мотива или поведения в целом), черт характера личности, общественного образа жизни определенным моральным нормам и требованиям.
Показательны высказывания героев А. Иванова, отражающие представления русских, связанные с носителями «чужих» культур: «Татары - они как кошки живучи» [2, с. 518]; «Простаков пермякам всегда хватало» [2, с. 553]; «Волосы ее были по-вогульски подняты на макушку и стянуты в хвост» [1, с. 107].
3. Характеристика среды обитания.
Окружающая природа является олицетворением души того народа, который живет на данной территории. Эта принадлежность природы человеку описывается с помощью отэтнонимных прилагательных: «А городовские казаки были самым крепким русским корнем на этой когда-то дремуче-вогульской реке» [2, с. 590].
Эмоционально-стилистическая функция проявляется в способности этнического имени выражать чувства автора и формировать эмоциональное отношение к изображаемому. Этнонимы входят в состав:
- сравнительных оборотов: «Сел в солому над Осташей, как вогульский;
- болванчик, и тихо бормотал» [2, с. 280];
- метафор: «Каменным татарским малахаем лежала в лесах Юрта, а за ней - речка Кисели и неожиданно зеленый Веселый луг» [2, с. 580].
Сравнение ельника с вогульскими собаками, солнца с вогульской тарелкой, эха с голосом вогульской лесной нечисти позволяют А. Иванову показать картину событий не только более ярко, но и более достоверно, ощутимо, весомо: «Мимо барки по берегу бежал ельник, точно стая остроухих вогульских собак» [2, с. 648]; «Небо опасно нависло над горой, как перевернутый омут, на дне которого блекло отсвечивала серебряная вогульская тарелка солнца» [2, с. 197]; «Здесь на крик человека нелюдским окликом отзывалось эхо - голос вогульской лесной нечисти» [2, с. 539].
Еще одна важная роль этнонимов в художественном тесте - служить средством объективации. Этнические имена и образования от них выполняют функцию реально-исторической достоверности.
Средством объективации служат не только сами этнические имена (вогулы, русские, татары, остяки и т.д.,), но и названия деревень, фамилии героев, прозвища. Камень Пермяков, деревня Пермякова, Вогулинская гора, пермская фамилия Зырянкин, прозвища Зыряниха, Еран (так в Прикамье называли бродячих остяков) и Нахрат (нахраты - одно из тюркских племен, в пермских говорах нахрат также - боров) - все эти отэтнонимные образования очерчивают этнокультурное пространство текста, наполняя его художественными ассоциациями автора: «Деревня Пермякова расселась на левом берегу напротив камня Пермякова» [2, с. 552]; «Жаль, умер разбойник Пермяков, от чьего корня пошла деревня (д. Пермякова)» [2, с. 552]; «А вот скала Вогулинская Гора так и не доползла до берега, чтобы тоже стать бойцом, и застряла в лесу: торчала там над еловыми остриями обиженной кучей» [2, с. 551]; «Прохора Зырянкина в Кашке любили не шибко; полдеревни у него в должниках ходило» [2, с. 270]; «Народ будто ошалел, когда увидел, что Зыряниху притащили за волосы уже мертвую - лопнуло бабье сердце» [2, с. 270]; «Никто сюда не ходит, кроме охотника Ерана» [2, с. 657]; «Кроме Колывана Осташа увидел и других сплавщиков, смутно знакомых по батиным встречам: Дов-монта Талашманова по прозвищу Нахрат, что значило "упрямец, строптивец", Евсея Кудинова из Треки...» [2, с. 480].
Как и в других художественных произведениях, в романах А. Иванова мы можем наблюдать существование внутритекстовых и межтекстовых номинативных парадигм этнонимов, например, вогулы - вогуличи - вогульцы: «В городище чердынском шепчутся, что летом вогулы придут» [1, с. 91]; «Брешет, вогуличи налетели» [1, с. 62]; «Так ведь там, говорят, проклятое место. Вогульцы идолопоклонствовали» [2, с. 45].
С другой стороны, мы наблюдаем парадигмы, состоящие из автоэтнонимов и экзоэтнонимов. Если этноним русские употребляют сами русские, то пермяки (коми-пермяки) называют их роччиз, а вогулы - русами: «Но пермяки разволновались и осенью съехались на совет в Янидор, куда пригласили и молодого князя русских» [1, с. 72]; «Вас, роччиз, как друзей мы пустили жить на наших землях» [1, с. 72]; «Русы-новгородцы - древние наши враги, -сказал Асыка» [1, с. 13].
Функцию реально-исторической достоверности выполняют и словосочетания, имеющие в своем составе этнические маркеры (вогульский нож, вогульские нарты, вогульская рубаха, вогульская морда): «Шакула с натугой резал книги по переплету большим вогульским ножом» [2, с. 388]; «Они были узкие, с широкими полозьями - почти вогульские нарты» [2, с. 386]; «Она была одета в меховую вогульскую рубаху, заправленную в штаны» [2, с. 253]; «Зато Осташа нашел брошенную, дырявую вогульскую морду, заплел дыру стеблями травы и наловил уклеек» [2, с. 214].
Яркой лингвистической репрезентацией национальных традиций, уклада, нравов являются наречия по-татарски, по-вогульски и др.: «Осташа угрюмо уселся на лапник, по-татарски скрестил ноги, положил штуцер и протянул к огню ладони» [2, с. 415]; «Поселит ее в своей горнице и пригрозит, что коли та убежит, он найдет и убъет ее по-вогульски: обольет водой голую и прокатит на морозе по льду Чусовой от Кашки до Ёквы, чтобы река свитком скрутила с девки плоть от костей, как бересту» [2, с. 410].
Многие этические и нравственные оценки отражаются через оппозиции. Так, традиции и мораль этнографической группы русских кержаки противопоставляется укладу жизни русских: «После кондовых кержацких посадов стыд было смотреть на русскую нищету и голь» [2, с. 594]. У людей принадлежащих к одной нации, но разным этнографическим группам, возникает проблема взаимопонимания: «Кержакам душу православную не понять, молчи уж!» [2, с. 516]. Русский сокол бьётся насмерть с татарским балабаном, но нет победителя в этой битве: «Роняя перья, татарский балабан рухнут в Чусовую... Русский сокол-сапсан покружил с победным кличем, сел на берег и окаменел» [2, с. 509].
Напротив, некоторые этнические имена стоят в одном ряду на шкале этической оценки: «Что остяки на Иртыше, что вогулы на Чусовой - всё одно» [2, с. 359]; «Истяжельство - то же беспоповство, только с вогулами и для сплавного дела» [2, с. 240].
Этнические имена, функционирующие в романе молодого пермского писателя Михаила Строганова «Камни господни», также служат средством выражения категории этничности. Данный роман повествует о жизни в Прикамье XV в.
В связи с тем, что языковой картине мира любого народа присутствует оппозиция «свои» - «чужие», представитель «чужого» этноса часто не называется конкретно, а именуется просто иностранцем: «Карий увидел появившееся из темного угла испуганное бритое лицо иностранца» [5, с. 278]. Ту же функцию - номинации «чужих», независимо от национальной принадлежно-
сти, выполняет лексема «иноплеменные»: «- Ведаю про измену вашу великую! И про то, что отложиться хотели к иноплеменным!» [5, с. 262].
Представители и атрибуты «своей» культуры, напротив, называются конкретно. Русские, русская казна, русские интересы, русский царь - все эти этнонимы и сочетания с этническими маркерами выполняют функцию реально-исторической достоверности: «Мутная пелена воды размазывала, скрывала очертания, укрывая от глаз притаившихся в укрытии русских движения вражеского бойца» [5, с. 206]; «Иоанн смог совершить и давно замышляемое богомолье в Вологду, и восстановить активные переговоры с Елизаветой по отправке ей русской казны» [5, с. 231]; «Иоанн клял на чем стоит свет рыжую английскую потаскуху и, не считаясь с великим ущербом русских интересов, жаловал англичан все большими привилегиями» [5, с. 231]; «Только о том, что долготерпив и милосерд русский царь!» [5, с. 236].
Представитель «чужой» культуры, сталкиваясь реалиями русского культурного пространства, чувствует себя неуютно: «Карий увидел появившееся из темного угла испуганное бритое лицо иностранца и не придал значения, когда этот нелепый, заплутавший в русских снегах незадачливый купец, отчаянно размахивая руками, бросился ему навстречу» [5, с. 278]; «Деревья гулко скрипели, проклиная пришедшего к ним чужака, предсказывая ему забвение
и погибель» [5, с. 194]. То же чувствуют русские, попадая в пермяцкие леса: «Даром все лето порты, лазая по камням, да лесам пермяцким драли» [5, с. 245]. Человеку страшно оказаться в окружении всего «чужого»: «- Да как же без Руси да среди вогул? - удивился Снегов. - Они своих-то не жалуют, а чужаков и подавно!» [5, с. 191].
Яркой репрезентацией оппозиции «свое-чужое» являются наречия по-нашенски, по-русски, по-казацки, по-турецки и другие, отражающие особенности поведения того или иного этноса: «- Вот это по-нашенски! - казак обра-дованно посмотрел уходящему Бенедикту вослед» [5, с. 142]; «- Кончай выщупывать чертеняк, ступай в терем. Сами дознаваться станем. По-русски» [5, с. 142]; «- Дозволь мне, за дружка милого, пытнуть ее по-казацки, без клятой премудрости! Все мигом скажет!» [5, с. 141]; «Василько, в одном исподнем, сидел по-турецки на змеином камне и лепил фигурки из хлебного мякиша» [5, с. 34].
Этнонимы и образования от них отражают стереотипные представления о том или ином народе. Отметим, какие черты представителей чужой культуры являются предметом стереотипизации.
1. Отмечаются особенности одежды и ухода за внешностью: «В день высокочтимого царем пророка Ионы чернокнижнику Бомелию было велено явиться в опричниный дворец, но не в обычном для него немецком облачении, а переодевшись в русское платье» [5, с. 233]; «Правда ль, что немчура свой волос всюду на теле выводит?» [5, с. 233].
2. Отражаются в русской картине мира особенности речи «чужих» - отмечается непонятность речи, многословие или острословие: «Ивашка слыл знатным звериным скоморохом, однако не брезговал показывать и блудливые сценки со сквернословием, потешая крестьян татарскими бельмесенами» [5, с. 256]; «- Узнаю зубоскалие казацкое!» [5, с. 172].
3. Наконец, обязательно отмечаются особенности вероисповедания «чужих»: «Оттого вогульцы идолов кровью мажут, то плетьми секут, то маслом медную голову оботрут, то гвоздей в пузо наколотят» [5, с. 15]; «Или сам
в вогульские идолы веруешь, да оттого перед ними и трепещешь?» [5, с. 15]; «Что если превратится в вогульского истукана-менква, который и от дерева неотличим, и в любое существо обернуться может?» [5, с. 16].
Наряду с эндоэтнонимами встречаются в романе экзоэтнонимы - этнические имена, которыми пользуются представители других народов для называния русских: «- Руч! - раздался голос толмача, - князь предлагать поединок. Твой побеждать - тогда жить!» [5, с. 206].
Используются в тексте этнолексемы, перешедшие в другие разряды онимической лексики, например, в зоонимы (лошадь Монгол): «Василько спрыгнул с Монгола и пошел рядом с Данилою» [5, с. 203].
Поскольку этнические имена зачастую имеют широкий спектр коннотаций, являются единицами базисного уровня категоризации, они являются элементами прецедентных высказываний - устойчивых сочетаний, поговорок, песен: «Казак казаку и поп, и брат!» [5, с. 172]; «Василько запел: По саду, по садику казаки ходят, они ходят-гуляют - красных девок выбирают» [5, с. 171]; «Был казачком, да стал дурачком» [5, с. 171].
Особенно интересно использование образованных на основе этнонимов абстрактных понятий, например, русскость: «- Сукин сын! - выругался Боме-лий и, дрожа от холода, рассмеялся наступившей в нем русскости» [5, с. 149]. Данная фраза как нельзя лучше отражает момент взаимопроникновения культур, возможности взаимодействия и заимствования каких-либо черт носителями другой культуры. Эта взаимообучаемость и взаимодополняемость очень важна как для выживания одного человека, так и целой нации: «Проведя не один год в Парме, среди зырян и пермяков, Снегов научился хорошо различать волчьи голоса» [5, с. 60].
О том же времени и о тех же местах, в которых происходит действие романа Михаила Строганова, происходят события первой части романа уральского писателя Павла Северного «Сказание о Старом Урале» - «Рукавицы Строганова».
Отличительная черта его прозы - точность этнической маркировки описываемых явлений. Рассмотрим, какие реалии культуры разных этносов получают такую маркировку.
1. Поселения народов (вогульские стойбища, русские селения, татарский стан): «Сейчас даже в рассветной мгле виден на льду мусор, черные полосы санных дорог, пешеходные тропки к варницам, слободкам, выселкам и вогульским стойбищам» [4, с. 135]; «Небольшие, неуловимые отряды воинов-вогулов появлялись неожиданно перед русскими селениями, грабили жителей, сжигали дома» [4, с. 263]; «А оттуда, сверху, для наблюдателей из татарского стана отряд Досифея оставался невидимым среди болотных кустарников» [4, с. 35].
2. Территория, принадлежащая этносу (русская земля, чудская земля): «Под окнами еще пуще завывал буранный ветер, будто и впрямь сама зима пришла отпевать Семена Иоаникиевича Строганова, недавнего хозяина русских земель, лежащих на пороге Каменного пояса» [4, с. 269]; «Полагаешь, раз убрался он на чудскую землю, можно о дружках и недругах позабыть?» [4, с. 18].
3. Одежда и обувь, характерная для представителей народа (вогульские ичиги, татарский халат): «Обутки у Досифея - охотничьи, лесные: вогульские ичиги сыромятной кожи, поверх шерстяных, крестьянской вязки, носков из козьей шерсти» [4, с. 26]; «Накинул татарский халат на плечи, прошел в покои к Строганову» [4, с. 151].
4. Религиозная атрибутика (вогульские бубны, вогульские идолы, вогульские верховные шаманы): «Пели над Колвой колокола, вторили им вечерние песни плотоводцев и работниц, а на том берегу, если слушать с самых дальних плотов, можно было различить, как вторгались в густоту звона глухие удары вогульских бубнов» [4, с. 25]; «В углу, у подножья вогульских идолов, без устали снуют ежи - охотники на мышей» [4, с. 69]; «Надоело хлестать по мурлам полных дьяков, отучая от лихоимства; помогать владыке Симону в спорах о силе христовой веры с вогульскими верховными шаманами и князьками» [4, с. 14].
5. Типичные черты внешности (татарская раскосость глаз): «Семен взглянул на подошедшего рослого, молодого боярина, с едва заметной татарской раскосостью глаз» [4, с. 191].
6. Характерное оружие (русские прямые мечи и круглые щиты, татарские сабли и клинки, вогульские луки и стрелы): «На крючьях было развешано множество всякого оружия - русские прямые мечи и круглые щиты, татарские сабли, их колчаны и луки» [4, с. 10]; «Передние несли подарки - меха со-болей-одинцов, бобровые и собольи шапки, татарские клинки, кованные из серебра сосуды, шитые золотом бухарские халаты и драгоценные украшения для конской сбруи» [4, с. 244]; «И воеводе Досифею пришлось вырубать просеку в сто сажен шириной под угрозой вогульских луков» [4, с. 156]; «Зато подальше от вогульских стрел с камского берега!» [4, с. 153].
7. Обобщенные понятия, связанные в основном с духовной культурой русских (русская душа, русский обычай, русское житьё-бытьё): «Милосердие русской душе свойственно, а в нем великая сила нашего народа» [4, с. 252]; «Катерина, по русскому обычаю, поднесла гостю на блюде каравай хлеба с золотой солонкой, а Серафима подошла к царевичу с чаркой меда, которую царевич пригубил» [4, с. 245]; «Досифей поначалу отделывался краткими ответами про камский край, но парень упорно допытывался о зачине русского житья-бытья в Перми Великой» [4, с. 31].
8. Устойчивые сравнения, базирующиеся на традиционных чертах той или иной этнической общности (как идол вогульский, как татарский ковер): «Что сидишь, как идол вогульский?» [4, с. 89]; «А поглубже зайдешь в болото -берегись трясин! Поверхность их, зыбкая и мягкая, как татарский ковер, но всякого, кто забредет сюда, сторожит смерть» [4, с. 34].
9. Наконец, самая многочисленная группа - названия представителей разных народов (башкирские стрелки, вогульские лазутчики, татарская княжна, русский парень, русская боярыня и др.): «Башкирские стрелки из луков сняли меткими выстрелами сторожевую охрану на юго-восточном колене стены и позволили нападавшим навалить в ров, под стену, хворосту, облитого смолою» [4, с. 169]; «Ночевать буду у воеводы Голованова, а вы Досифея в Верхний городок доставьте и сразу же в обрат подавайтесь: пусть Спиря проведает, нет ли там, близ острова Медвежьего, лазутчиков вогульских или ордынских» [4, с. 146]; «Иван приказал было оставить ее в покое, тем более, что посватался к татарской княжне Марии Темрюковне» [4, с. 149]; «Игва поднялась, встала, но, увидев драгоценную отцовскую саблю в руках русского парня, кинулась на него и вцепилась в волосы» [4, с. 43]; «А перед боярыней твоей, Захар Михайлович, я голову низко клоню, ибо, вот уже правду сказать, не свадебная она княгиня, а настоящая боярыня русская» [4, с. 48].
Итак, исторические романы уральских писателей концентрируют проблемы национальной ментальности. Специфика художественного пространства этих произведений обусловлена контаминацией различных
«культурных пространств». В основе каждого культурного пространства лежит национально-специфичная картина мира, одним из языковых средств репрезентации которой являются этнонимы. Названия народов, функционирующие в данных текстах, - не только средство объективации, но и яркое средство художественной выразительности.
Литература
1. Иванов, А. Чердынь - княгиня гор [Текст] / А. Иванов. - Пермь, 2003. - 360 с.
2. Иванов, А. Золото бунта [Текст] / А. Иванов. - М., 2005. - 420 с.
3. Иванов, А. Географ глобус пропил [Текст] / А. Иванов. - М., 2005. - 390 с.
4. Северный, П.А. Сказание о старом Урале: Роман [Текст] / П.А. Северный. - М.: Вече, 2009. - 512 с.
5. Строганов, М. Камни господни [Текст] / М. Строганов. - СПб.: Крылов, 2006. - 288 с.
ББК 83.3(2Рос)-44 УДК 821.161.1-91
О.И. ЗВОРЫГИНА
O.I. ZVORYGINA
ГЛАГОЛЬНЫЕ ФОРМЫ КАК СРЕДСТВО СОЗДАНИЯ ВРЕМЕННОГО ПЛАНА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ СКАЗКИ
VERB FORMS AS MEANS OF CREATING TEMPORAL PLANE OF RUSSIAN LITERARY TALE
Статья посвящена выявлению значений видо-временных форм глагола, их организующей роли в экспликации жанрового и стилевого своеобразия русской литературной сказки. Это обусловлено тем, что видо-временные формы глагола более других грамматических единиц связаны с характеристикой предиката с точки зрения временной локализованности-нелокализованности, той категории, которая принята основной в данном аспекте исследования.
The article is devoted to revealing the meanings of verb tense forms from the point of view of their organizing function in the explication of genre and stylistic peculiarity of Russian literary tale. This is conditioned by the fact that tense forms of the verb are more than other grammatical units connected with the characteristics of the predicate from the point of view of temporal localization, the category taken as the principal one in this aspect of study.
Ключевые слова: глагол, значения видо-временных форм глагола, временная локализованность-нелокализованность, русская литературная сказка.
Key words: verb, the meanings of tense forms, temporal localization - nonlocal-ization, Russian literary tale.
Способность отнесения изображаемого в художественном тексте ко времени в той или иной мере присуща единицам разных языковых уровней, однако, как имманентное свойство, заложенное формально, грамматически, дан-
