CC BY
61
ния. Т. 1. Роберт Музиль / Сост. Е.А. Кацевой; Пер. с нем. А. Карельского. - М.: КАНОН-пресс-Ц; Кучково поле, 1999. - С. 36-59.
9. Стандарт среднего (полного) общего образования по литературе. - М.: Дрофа, 2004.
10. Томашевский Б. Литература и биография // Книга и революция. - 1923. - .№4.
11. Фазиль Искандер. Слово о Пушкине // Избранное Фазиль Искандер / Сост., вступ. ст., справ. и метод. материалы И.А. Учамбриной. - М.: АСТ, 2003. - С. 11-35.
Е.А. Демидкина ЭТНОКУЛЬТУРНАЯ СПЕЦИФИКА МЕТАФОРИЧЕСКОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ФЕНОМЕНА «LEBEN» НА УРОВНЕ НЕМЕЦКИХ VITA-ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ, VITA-ПАРЕМИЙ И VITA-AФОРИЗМОВ
Преамбула. Данная статья посвящена исследованию этнокультурной специфики экспликации метафорических образов жизни на уровне фразеологизмов, паремий, афоризмов с компонентом «Leben». Рассматриваются культурно-специфические метафорические образы жизни, отражаемые вышеназванными средствами, на основе анализа сфер-источников, архитектоники метафор жизни, актуализации и иерархии концептуализируемых признаков жизни, центральных и периферийных метафор жизни и т.п.
Концепт «Жизнь» входит в ядро национальной концептосферы любого этно-.са и в то же время имеет свои отличительные черты в каждой национальной культуре. При рассмотрении этнокультурной специфики искомого феномена в немецкой языковой картине мира важным представляется тот факт, что концепт «Leben» дифференцируется по способам его восприятия, понимания и отражения в немецкой языковой картине мира. В данной статье предметом исследования выступают фразеологизмы, паремии, афоризмы с компонентом «Leben» (vita-фразеологизмы, vita-паремии и vita-афоризмы от лат. vita - жизнь), содержащие метафорические образы жизни. Исследование концепта «Leben» в трехмерном ракурсе его вербальной экспликации (на уровне фразеологизмов, паремий и афоризмов) позволяет существенным образом объективировать полученные научные лингвокогнитивные и лингвокультурологические данные об искомом феномене.
Анализ метафорических образов жизни, вербализуемых немецкими vita-ФЕ, vita-паремиями и vita-афоризмами позволил прийти к выводу о том, что они отражают жизнь как многосложный феномен, метафорической базой создания которого служит неисчерпаемый и многогранный мир объективной действительности. В своем подавляющем большинстве они отражают тождественные характеристики жизни. Их когнитивный базис, в основе которого лежит извест-
ный принцип tertшm comparationis, составляют, главным образом, абстрактно-философские, артефактные и космоморфные реалии, в соответствии с которыми жизнь детерминируется как абстрактно-философская (пространственная, темпоральная, ментальная), артефактная (жизнь - [военное] снаряжение, жизнь - нотная книга и др.), космоморфная субстанция (гидро-морфная: жизнь - вода, пироморфная: жизнь -искра, пламя, огонь, аэроморффная: жизнь - воздух (дыхание), жизнь - ветер и др) и зооморфная (жизнь - белый жеребенок). В то же время изучение каждого (отдельно взятого) языкового средства (ФЕ, паремий и афоризмов), в семантической структуре которых содержится метафорический образ жизни, свидетельствует о том, что они объективируют наряду с общими признаками, характеристиками, аспектами жизни, целый ряд частных, позволяя тем самым создать целостный образ жизни и отразить его этнокультурную специфику. Обратимся к рассмотрению вербализованных метафорических образов жизни как абстрактно-философской, артефактной, космоморф-ной и зооморфной сущности.
В вербально-метафорической экспликации концепта «Leben» как абстрактной сущности (на уровне vita-фразеологизмов, vita-паремий и vita-афоризмов) участвуют все базисные формы существования материи: «время», «пространство», «движение», «процесс», однако когнитивные механизмы структурирования фразеологических,
паремиологических и афористических метафор «жизни» не совпадают. Так, в vita-фразеологизмах жизнь соотносится, прежде всего, со «временем», «пространством» и «процессом», в паремиях и афоризмах - с «ментально-психологическими понятиями» и лишь затем с «пространством» и «временем». Фразеологическая когнитивная модель жизни структурируется такими макро- и микрослотами, как: «время» (жизнь - «утро» [der Morgen des Lebens], «вечер» [am Abend seines Lebens stehen], «весна» [im Fruhling des Lebens], «осень» [im Herbst seines Lebens stehen]), «пространство» [aus dem Leben gehen], «процесс» [sein Leben im hohen Alter beschliefien] и др.
В паремиологическом корпусе наблюдается соотнесение жизни с «вечерним обществом» [Das Leben ist gut, wenn es lange wahrt und auch ein Leben ist; die Abendgesellschaft - wenn sie kurz und lebhaft ist]. «Вечер» как темпоральная сущность в сочетании с лексемой «общество» символизирует наступление неизбежной старости, однако, в соответствии с философией немецких паремий, и «вечернее общество» может быть приятным, если оно будет коротким и наполненным жизнью.
Важно заметить, что соотнесение жизни со временем (на уровне ФЕ, паремий и афоризмов) относится к числу универсалий. В то же время в темпоральных фразеологических метафорах жизнь представляется как темпорально-стратифицированная, темпорально-линейная и темпорально-цикличная категория, что позволяет говорить о том, что жизнь есть некая неделимая, неразложимая сущность, которая воспринимается как нечто целостное. В то же время жизнь стратифицируется, так как она конституируется из определенных темпоральных циклических категорий (например, в биологической перспективе: рождение - развитие - смерть; в мифопоэтической: весна - лето - осень - зима; в философской: начало - развитие - конец). Ср.: im Lenz des Lebens [весной жизни]. В этом заключается одна из сущностных антиномий жизни. Исследование метафорических образов жизни, содержащихся в немецких vita-фразеологизмах, позволяет, как отмечалось выше, существенным образом детализировать и дополнить темпоральную характеристику феномена «Жизнь».
Вторым частотным абстрактно-философским образом «жизни» в немецкой лингвокультуре является «жизнь - это ментально-психологичес-
кая категория» (Ср.: Жизнь - «не [детская] игра», жизнь - «борьба», «вызов» и др.). Как известно, культурной универсалией многих национальных концептосфер является восприятие жизни именно как игры. В то же время в немецких паремиях отрицается возможность рассмотрения «жизни» как игры. Ср.: das Leben ist kein Kinderspiel [Жизнь - это не детская игра]. В соответствии с немецкой философией «жизни» жизнь - это не детская игра, не развлечение, так как жизнь - это ответственность за каждый шаг, каждый поступок. Детская игра заканчивается и не влияет на последующие события, а в жизни каждое действие человека определяется причинно-следственными отношениями и «конец» a priori означает «начало».
Как и во многих других культурах в немецких vita-афоризмах жизнь рассматривается как процесс развития, становления, непрерывного обновления и вечного поиска истины. Она также представляется как «борьба» и «выступление» (вызов). В этой непрерывной борьбе человек занимает активную жизненную позицию и противостоит исходному положению вещей. Небезынтересно отметить в этой связи, что люди, проживающие на севере и юге по-разному воспринимают феномен «жизнь». Ср: Fur die nordische Moral bedeutet das Leben Kampf, fur die sudliche bedeutet es das Leiden. Darum bejaht der Held das Leben, das der Heilige verneint. (Goudenhove-Kalergi, Held und Heiliger). Как следует из приведенного афоризма, жители севера закалены борьбой за выживание в суровых климатических условиях, в то время как жителям юга не приходится бороться с жесткими климатическими условиями, и они в большей степени склонны погружаться в состояние самосозерцания, в сферу духовно-психологических страданий, что находит подтверждение в теории географического детерминирования этноса.
Во фразеологических, паремиологических, афористических метафорических образах «жизнь», как отмечалось выше, представляется как артефактная сущность. Несмотря на совпадение базисных артефактных моделей жизни (на трех вышеуказанных уровнях вербализации концепта «Leben»), когнитивные механизмы структурирования этих артефактных vita-метафор различны. В частности, во фразеологических метафорических моделях «жизнь» рассматривается как объект многогранного воздействия человека, причем, как правило, негативного. Ср.: Во фразеологизме «sein Leben wegwerfen» [досл.
выбросить свою жизнь / совершить самоубийство] эксплицируется образ жизни, «выбрасываемой человеком». В отличие от артефактных vita-фразеологизмов паремии и афоризмы нацелены, главным образом, на «определение», «дефиницию» жизни. Их семантическо-дидактическую основу составляет гносеологический вопрос: «Что есть жизнь?». Так, например, в нижеприведенной артефактной vita-паремии жизнь определяется на примере ее соотнесенности с одним из предметов музыкального творчества (Gesangbuch) [пб.: Unser Leben ist ein Gesangbuch: viele schwarze Noten und wenig weifte]. Параллельно отмечается преобладание негативных аспектов в жизни человека, представленных в форме черных нот/оценок.
В артефактных афоризмах, дефинирующих жизнь в метафорической перспективе, в отличие от паремий, часто используется не объектно-дей-ктическая дефиниционная модель (Жизнь - это «революция», «развитие», «мечта»), а объектно-атрибутивная: жизнь как «колодезная шахта, наполненная ядовитыми газами». Приведем пример: «Selig sind die geistig Armen, / denn sie stecken nie die Nase / in den Brunnenschacht des Lebens / voll gefahrlich gift’ger Gase. Trinken oben aus dem Becken / fromm mit Ochs und Schaf zugleich. / Und dereinst, wenn sie sich strecken, / erben sie das Himmelreich». (Ch. Morgenstern). В приведенном афоризме жизнь отражается как субстанция, существующая независимо от человека, как данность, причем, имеющая только негативные черты. Человеку лучше соприкасаться только с «находящимися на поверхности» явлениями жизни и не пытаться проникнуть вглубь вещей, т.к. это знание может оказаться губительным для него.
Важно подчеркнуть присутствие культурноспецифических абстрактно-философских метафорических образов жизни, объективируемых в артефактных фразеологизмах, паремиях и афоризмах. Так, например, в vita-ФЕ жизнь соотносится с «военным снаряжением» и отражает в известной степени боевую подготовленность человека к разным событиям в жизни. Ср.: das Rustzeug fur das Leben. Попутно заметим, что при сопоставлении с русским эквивалентом для данного фразеологизма («путевка в жизнь») выделяются разные сферы-источники, служащие основой создания метафорического образа жизни. В русском языке используется пространственная характеристика жизни (жизнь - «путь»), в немец-
ком - представление «жизни-войны», что предполагает соответствующую военную подготовку (снаряжение) для одержания победы в этой «жизни-войне».
В космоморфных фразеологических, пареми-ологических и афористических когнитивно-метафорических моделях жизни прослеживается наличие трех стихий «воды», «огня» и воздуха. Использование указанных стихий в качестве метафорических образов жизни свидетельствует о древности, универсальности доминантных признаков жизни. Как справедливо отмечает А.А. Потебня, «для понимания своей и внешней природы вовсе не безразлично, как представляется нам эта природа, посредством каких именно сравнений стали ощутимы для ума отдельные её стихии, насколько истинны для нас эти сравнения» [1, с. 120-121].
При рассмотрении когнитивных механизмов структурирования метафорических образов жизни, коррелирующих с «водой» во ФЕ, паремиях и афоризмах, отмечаются их различия, прежде всего, на качественном (признаковом) уровне. Так, в гидроморфных фразеологических метафорах эксплицируются неуловимость, мимолетность жизни (das Leben entrinnt), жизнь репрезентируется как утекающая река. В паремиях отражают-сяуязвимость, кратковременность жизни (Unser Leben gleicht einer Handvoll Schnee, der Sommer-sonne ausgesetzt [Наша жизнь подобна пригоршне снега, которая тает под летним солнцем]). В афоризмах манифестируются неизбежность, покорность судьбе, предопределение жизни (Ach, das Leben des Menschen ist, wie jeder Strom, bei seinem Ursprunge am hochsten. Es flieftt nur fort, indem es fallt - In das Meer mussen wir alle. Wir sinken und sinken, bis wir so niedrig stehen, wie die andern, und das Schicksal zwingt uns, so zu sein, wie die, die wir verachten. (H. Kleist, An Adolfine von Werdeck) [Ах, жизнь человека как каждый поток бурлит сильнее всего у своего истока. Когда протекает далее, затихает - в море должны попасть мы все. Мы опускаемся и опускаемся, пока не окажемся в самом низу, как другие, и судьба принуждает нас быть такими, как те, кого мы презираем]). Вместе с тем в гидроморфных афоризмах находят отражение шум, бурление жизни (Bei Volkern und in Stadten, wo der Strom des Lebens so laut und larmend ist, gewohnt man sich leicht ans Schreien, an den Reklamen-Ton, um gehort zu werden. (Berthold Auerbach) [В городах и селах, где поток жизни громок и шумен, быст-
ро привыкают к крику, рекламному тону, для того чтобы быть услышанным]).
Характерной особенностью фразеологических, паремиологических и афористических пиро-морфных метафорических образов жизни является их когнитивная корреляция с биологическим циклом жизни. В нижеприведенной ФЕ сопоставление жизни и огня служит отражением последней стадии жизни. Ср.: es ist kein Funke von Leben mehr in ihm, das Leben ist (noch nicht) erloschen [В нем нет больше искры жизни, жизнь угасла]. В то же время важно подчеркнуть, что компонент «огонь» часто выполняет роль собственно символа и может идентифицироваться в двух полярных ипостасях: как с жизнью, так и смертью. Ср.: Das Leben gleicht dem Feuer: es beginnt mit Rauch und endigt mit Asche [Жизнь подобна огню: она начинается с дыма и заканчивается пеплом].
Пироморфные афоризмы, в отличие от vita-ФЕ, манифестируют преимущественно атрибутивные признаки жизни, представленные, как правило, полярными оппозициями, в основе которых лежит философский «принцип отрицания отрицания». Ср.: жизнь может быть яркой и опасной, одаривающей и наказывающей, требующей любви и уничтожающей и т.п. Приведем пример: Leben ist vielerlei. Es ist wie eine lodernde Flamme, groft und gut fur Auge und Herz, aber es blendet den, der es nicht liebt. (O’Casey, Rote Rosen fur mich).
По нашим наблюдениям, из четырех стихий мироздания стихия «воздух» обнаруживается лишь во фразеологической и афористической метафорах жизни. В немецких фразеологизмах жизнь представляется некой субстанцией одушевляющей человека, и, соответственно, актуализируются признаки жизни, коррелирующие с началом и концом жизни. Ср.: es ist kein Hauch von Leben mehr in ihm [в нем нет больше дыханья жизни], in etw. Leben einhauchen [вдохнуть во что-либо жизнь].
В vita-паремиях выявляется культурно обусловленная зооморфная метафора жизни (жизнь как «взгляд на пробегающего мимо белого жеребенка»). Например, Am Ende war das Leben weniger als der Blick auf das weifte Fohlen, das hinter der Zaunlucke vorbeitrabte.
Как показывают результаты проведенного исследования, среди метафорических образов жизни, эксплицируемых vita-ФЕ, паремиями и афоризмами, этнокультурную специфику феномена «Leben» в его восприятии немецким этно-
сом, в большей степени обнаруживают немецкие vita-афоризмы. В качестве примера приведем следующий афоризм с метафорой жизни, который весьма рельефно отражает национальные особенности немецкого этноса, его менталитета, образа жизни, традиций и т.п. Ср.: Das Leben in dieser Welt und Zeit schmeckt wie preuftisches Essen mit sachsischem Kaffee (H. Hesse, An Wiegand). Рассматриваемый афоризм манифестирует перцептивно-гастрономическую метафору жизни (жизнь со вкусом прусской еды и саксонского кофе) и актуализирует, с одной стороны, такие денотативные признаки, как: экономность, неприхотливость в еде, свойственные для прусских военных походов, с другой подчеркивается особенность саксонского кофе, характерного для эпохи немецкого рыцарства, когда кофе (в частности, в Саксонии) подавался в изящных фарфоровых чашечках, а консистенция кофе была настолько малонасыщенной, что можно было увидеть рисунок (орнамент), причем чаще всего в виде маленького цветочка (Blumenkaffee), на дне чашечки. Выделенные денотативные признаки послужили когнитивным базисом для их трансформации в поле переосмысления феномена «Жизнь», в соответствии с которыми жизнь может интерпретироваться как «скромная», «без излишеств», «строгая», «скудная», «пресная», «бедная» и т.п. Для адекватного понимания афоризмов необходим, таким образом, учет категории пресуппозиции (фоновых знаний) о тех или иных немецких реалиях.
Таким образом, отражение вербально-метафорической репрезентации феномена «Жизнь» (на уровне vita-ФЕ, vita-паремий и vita-афоризмов) манифестирует как универсальные (общечеловеческие) характеристики жизни, свойственные всем национальным культурам и этносам, так и культурно-специфические, свойственные в большей степени для восприятия и понимания жизни немецким этносом. Культурно-специфические признаки метафорических образов жизни, отражаемые vita-ФЕ, паремиями и афоризмами, дифференцируются, в свою очередь, в рамках немецкой языковой картины мира. По нашим наблюдениям, различия в экспликации фразеологических, паремиологических и афористических метафор жизни обнаруживаются: а) на уровне выделения сфер-источников, служащих когнитивным базисом для создания метафорических образов жизни; б) на уровне структури-
рования (архитектоники) метафор жизни; в) на уровне актуализации и иерархии концептуализируемых признаков; г) выделения центральных и периферийных метафор жизни и др.
Релевантным признаком этнокультурной специфики метафорических образов феномена «Leben», вербализуемого на основе vita-ФЕ, vita-паремий, vita-афоризмов, является тот факт, что искомый концепт катетеризируется и концептуализируется в немецкой языковой картине мира, прежде всего, в когнитивно-философском аспекте, который, в свою очередь, проецируется на все метафорические модели концепта «ЬеЬеп» и составляет одну из его доминантных этнокультурных
особенностей. На наш взгляд, это объясняется спецификой немецкого национального характера, одну из особенностей которого составляет стремление немецкого этноса рассматривать внешний и внутренний мир человека сквозь философско-гносеологическую призму, причем со свойственным немцам главным принципом: последовательно идти «от сущности к явлению, от сущности первого порядка, к сущности второго порядка» и т.д.
Библиографический список
1. Потебня А.А. Теоретическая поэтика. -СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.: Академия, 2003. - 374 с.
В.И. Дружинина ПРОБЛЕМА ЧЕЛОВЕКА И ГОСУДАРСТВА В ПОВЕСТИ Л. БОРОДИНА «ЦАРИЦА СМУТЫ»
Имя Л. Бородина, современного писа-теля-прозаика, стало известно в конце 1970 - начале 1980-х годов, благодаря публикации за границей таких произведений как «Гологор», «Третья правда», «Повесть странного времени», «Год чуда и печали». Первая книга в России появилась в 1990 году. Причины столь необычного явления кроются в политических и религиозных убеждениях писателя, за которые в советские годы он претерпел гонения и репрессии. В постперестроечное время с 1992 года по настоящее время он - редактор журнала «Москва», где печатаются произведения, авторы которых стремятся следовать традициям русской классики XIX и XX веков. И как писатель, и как редактор, «он избежал искуса новейшего “эстетизма ", в какие бы формы оно не рядилось, видимо, понимая, что без понятия “совесть " русская литература все равно, что немецкая без философии, французская -без любви и английская - без юмора» [1, с. 4].
Отличительная особенность писателя Л. Бородина - стремление художественно осмыслить проблемы духовно-нравственного состояния современного общества, причем проблемы нашего времени он нередко рассматривает сквозь призму прошлого.
Целью данной работы является исследование типологии национального характера в переломное время российской истории по повести Л. Бородина «Царица смуты».
Повесть Л. Бородина «Царица смуты» впервые была опубликована в 1996 году в журнале «Москва». Для писателя тема смуты - одна из доминантных тем. Автора «Повести странного времени» и исторической повести «Царица смуты» волнует «проблема разрушения национальной целостности, веками длящийся конфликт внутри своих, всегда губительный для всех его участников» [10, с. 156].
В основе сюжета повести - один из самых сложных периодов истории России, так называемое «смутное время», эпоха самозванцев и жестокой борьбы за царский престол. Смутное время - это «... итог кризиса веры» [4], - считает Л. Бородин. Л. Бородин делает героиней своей повести Марину Мнишек, польку, жену самозванца Лжедмитрия. Ее глазами он смотрит на русских в смуте, дает оценку западного человека русских событий. В основе сюжета - скитания потрепанного войска бывшей московской царицы в поисках достойного выхода из сложившихся не в ее пользу обстоятельств. В повести можно выделить три сюжетных линии: скитания войска по степи и короткое пребывание в Астрахани, бой на реке Яик и окончательный разгром сил Марины Мнишек войсками московского царя. К началу повести все главное уже произошло, и все ожидают развязки. Смута затихает, новый царь восседает на престоле. Писатель дает ретроспективно события, которые предшествовали появле-
