CC BY
40
5. Бурцев A.A., Бурцева М.А. Там, где пасется пегас...: Современная якутская поэзия. - Якутск: Бичик, 2009. - 216 с.
6. Васильева Д.Е. Народные писатели Якутии: Очерки. -
Якутск: Бичик, 1995. -96 с.
7. Михайлова МП Творческие портреты. - Якутск, 1980. - 19-24 с.
8. Окороков Г.Г. Слово ключ к сердцам // Окороков Г.Г. Традиции и поиск. - Якутск, 1979. - 151 с.
9. Беленький Е. Поэзия близкого солнца // Слово русской советской критики о якутской литературе. - Якутск: Кн. изд-во, 1986. - 146 с.
10. Кешоков А. Выше угол прицела // Новые горизонты якутской литературы. - Якутск, 1976. - С. 68 -74.
И. Романенко Д.И. У могучих истоков: Очерки и статьи о литературе народов Российской Федерации. - М., 1963. - 369 с.
12. Сибиряков Н. Крепнущий голос поэтов Якутии // По ленинскому пути. - 1954. - 58 с.
13. Бурцев Д.Т. Типы проблематики в якутской прозе. -Якутск: Кн. изд-во, 1992. - 106 с.
14. Федоров Е.В. Дьо5устан сиэттэрэн: ыегатыйалар. -Якутск: Кн. изд-во, 1984. - 30 с.
15. Дьячковская М.Н. Аллитерация и рифма в якутской поэзии. Проблемы эволюции и классификации. - Новосибирск: СО РАН НИЦОИГГМ, 1998. - 152 с.
16. Тобуроков Н.Н. Якутский стих. - Якутск: Якут. кн. изд-
во, 1985. - 160 с.
17. Максимова П.В. Якутская поэма: история и типология жанра. - Якутск: Изд-во ЯГУ, 1993. - 150 с.
18. Копырин Н.З. Изобразительные средства якутской поэзии. - Якутск: Бичик, 1997. - 174 с.
19. Корман Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы. - Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та, 1992. - 236 с.
20. Кирилина А.В. О применении понятия тендер в русскоязычном лингвистическом описании // Филологические науки. - 2000. - № 3. - С. 18-27.
21. Максимова П.В. Жанровая типология якутской поэзии: Вопросы эволюции и классификации форм. - Новосибирск: Наука, 2002. - 255 с.
22. Васильева-Донская С.С. Наш Сергей: статьи и воспоминания. - Якутск: Бичик, 1997. - 240 с.
23. Максимова П.В. Якутская поэма: история и типология жанра. - Якутск: Изд-во ЯГУ, 1993. - 150 с.
E.M. Efremova
Hero of the role lyrics in the works of L.A. Popova
The author studies specific features of the role lyrics in the creation works of L.A. Popova. Based on lexico-stylistic features of a speaker she reveals a special type of lyrical subject - the role hero. There has been identified three thematically different groups of lyric poems containing role-plaving characters. This allows us to determine originality of the poetic works of L.A. Popova which is oriented at "strange" consciousness that is different from the author's one.
Key words: creative works of L.A Popova, lyrical "I", role, auto psychological lyrics, role hero, author, subject of speech, subject of consciousness, object.
УДК 82.09 (571.56)
Е.С. Руфова
ЭТНИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ДЕТАЛИ
В РАННЕЙ ПРОЗЕ П.Н. ЧЕРНЫХ-ЯКУТСКОГО
Рассмотрены проблемы русскоязычного творчества якутских писателей, отражающих объективные процессы литературного развития. На примере ранней прозы П.Н. Черных-Якутского раскрывается этническое своеобразие художественной детали, национальные особенности его образов в контексте диалоговой концепции культур русской литературы Якутии
Ключевые слова: русскоязычная литература Якутии, национальное своеобразие, деталь, мотив, образ, детализация, самобытность, проза, пейзаж, описание, последовательное изображение, повтор.
РУФОВА Ечена Степановна - аспирант кафедры литературы факультета якутской филологии и культуры Якутского государственного университета имени М.К. Аммосова, старший преподаватель кафедры восточных языков и страноведения ФИ Я ЯГУ.
E-mail: [email protected]
Индивидуальность внешних проявлений чувств, индивидуальность избирательного подхода автора к этим наблюдаемым внешним проявлениям рождает разнообразие деталей, репрезентирующих человеческие переживания. Так, художественная деталь представляет собой наиболее впечатляющее и многогранное средство авторского выражения идей и образов, являясь одним из
Е С. Руфова ЭТНИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ДЕТАЛИ В РАННЕЙ ПРОЗЕ П Н ЧЕРНЫХ-ЯКУТСКОГО
важных объектов и предметов исследования в литературоведческих работах, призванных расширить возможности интерпретации литературного произведения.
В своих исследованиях JI.B. Чернец подчеркивает, что при анализе литературного произведения актуален вопрос и о пределах допустимого членения текста. «Литература - это иску сство слова, отсюда теснейшая связь литературоведения и лингвистики. Творчество неотделимо от мук слова, причем выбор синонима, тропа и т. д. мотивирован не только семантикой, - это и поиск гармонического сочетания звуков и выразительного ритма, интонации» [1, с. 95]. Слушая или читая стихи, мы обычно расцениваем изощренность звуковых повторов, перебои ритма как поэтические приемы. И хотя, в конечном счете, эти приемы служат смыслу, релевантными при анализе речевой материи оказываются не только слова и предложения, но и так называемые строевые единицы языка: фонемы, морфемы и пр. - т. е. единицы меньшие, чем слово.
Когда мы поднимаемся в метасловесное измерение литературного произведения, в его художественный, образный мир. где явственнее черты, сближающие искусство слова с другими видами искусства, то здесь важнейшей категорией выступает образ, т. е. воспроизведение предметов (в широком значении слова) в их целостности, индивидуальности. Но «образ рождается только из встречи слов: именно текст, словесная ткань реализует те или иные потенции, значения слов» [1, с. 132]. Важнейшей стилистической тенденцией в художественной литературе можно считать приглушение прямых значений слов, обозначение словами подробностей, вызывающих в сознании читателя представление.
Самую малую единицу предметного мира произведения традиционно называют художественной деталью, что хорошо согласуется с этимологией слова: «деталь» (фр. «detail») - «мелкая составная часть чего-либо»; «подробность»; «частность»; «мелочь» [2]. Принципиальным является отнесение детали к метасловесному, предметному миру произведения. В литературной энциклопедии говорится, что образная форма литературного произведения заключает в себе три стороны: систему деталей предметной изобразительности, систему композиционных приемов и словесный (речевой) строй. К художественной детали относят «преимущественно подробности предметные в широком понимании: подробности быта, пейзажа, портрета. Поэтические приемы, тропы и фигуры стилистические обычно к детали художественной не относят» [3, с. 267]. При анализе произведения крайне важно различать словесный и метасловесный, собственно предметный уровни.
В литературоведении и стилистике давно и справедливо утвердилось мнение о том, что популярность художественной детали у авторов, следовательно, проистекает из ее потенциальной силы, способной активизировать восприятие читателя, побудить его к сотворчеству, дать
простор его ассоциативному воображению. Иными словами, деталь актуализирует, прежде всего, прагматическую направленность текста и его модальность.
Обобщая исследования Г.Н. Поспелова, можно утверждать, что деталь, как правило, выражает незначительный, сугубо внешний признак многостороннего и сложного явления, в большинстве своем выступает материальным репрезентантом фактов и процессов, не ограничивающихся упомянутым поверхностным признаком [4]. Само существование феномена художественной детали связано с невозможностью охватить явление во всей его полноте и вытекающей из этого необходимостью передать воспринятую часть адресату так, чтобы последний получил представление о явлении в целом.
Детализация предметного мира в литературе не просто интересна, важна, желательна,- она неизбежна; говоря иначе, это не украшение, а суть образа. Ведь воссоздать предмет во всех его особенностях (а не просто упомянуть) писатель не в состоянии, и именно деталь, совокупность деталей «замещают» в тексте целое, вызывая у читателя нужные автору ассоциации. Автор рассчитывает при этом на воображение, опыт читателя, добавляющего мысленно недостающие элементы. Такое «устранение мест неполной определенности» Р. Ингарден называет конкретизацией произведения читателем [5].
С точки зрения поэтики теоретической, уясняющей свойства художественного образа как такового, вку с к детали, к тонкой работе объединяет художников, в какое бы время они ни жили. Так, A.A. Потебня, развивая теорию образа по аналогии с «внутренней формой» слова, обращался к украинскому фольклору и к русской классике XIX в. [6]. В.Б. Шкловский обнаружил приемы «остра-нения» и «затрудненной формы», где целью образа является не приближение значения его к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, создание «виденья» его, а не «узнаванья», которые считал атрибутами поэтического языка в романах и повестях JI.H. Толстого и в народных загадках, сказках [7]. В обеих названных работах нет детали как термина, но сама проблема в фокусе внимания.
В трудах фольклористов о детализации сказано ничуть не меньше, чем в исследованиях, скажем, творчества Л.Н. Толстого [7, 8], А.П. Чехова [9, 10], И.С. Тургенева [11, 12], Ф.М. Достоевского [13, 14]. Эпическая поэзия нетороплива и приучает «к терпению своими постоянными повторениями, которые пропустить, казалось, также невозможно и неестественно, как выкинуть из жизни день ожидания перед радостью, или из пути однообразное поле перед красивым видом» [15, с. 367]. Удивительно богатство не только сравнений, вводящих новые образы (в частности, описания природы), но и эпитетов, при всем тяготении эпоса к постоянным эпитетам. Но везде перед нами язык искусства - язык детали.
Зарождавшаяся в начале XX века молодая якутская русскоязычная литература следовала в целом традициям
русской литературы, однако нельзя отрицать ее национального колорита, широкой местной национальной темы, мотивов и образов устно-поэтического творчества якутов. У истоков зарождения якутской русскоязычной литературы стоял Петр Никодимович Черных-Якутский.
Якут по происхождению, великолепно знавший оба языка (он известен еще и переводом на русский язык поэмы П.А. Ойунского «Красный шаман») Петр Черных-Якутский вошел в литературу Якутии как один из первых якутских поэтов, писавших на русском языке.
В якутском литературоведении историко-литературный обзор его поэтического творчества дан Н.И. Канаевым [16], Г.С. Тарским [17], Л.М. Морозовой [ 18], М.Г. Михайловой [ 19, 20]. Во всех названных исследованиях и более позднем издании [21 ] особое внимание уделялось его поэзии. Самобытная проза в его ранних работах оставалась вне поля зрения литературоведов.
Создавая художественные произведения на русском языке, П.Н. Черных-Якутский выражает посредством него прежде всего национальный мир, многовековой опыт народа, в силу этого в его творчестве открываются национальные особенности видения мира. Самобытность, этническое своеобразие художественной детали являются показателем индивидуального стиля автора, предоставляя читателю самому дорисовать картину.
Степень детализации изображения, в особенности внешнего мира, может быть мотивирована в тексте «местом (определяемым в пространственных или временных координатах), с которого ведется повествование», иначе пространственной и/или временной точкой зрения повествователя (рассказчика, персонажа, лирического субъекта). Так, юрта в пейзажных картинах является часто встречающейся деталью в произведениях П.Н. Черных-Якутского. «Серенькие юрты собратьев-якутов» виднеются на дальнем плане, когда герой повести «В тайге» оглядывает взором необозримую ширь родной страны. Здесь же юрта предстает еще и в качестве места проведения «социалистического кружка» постоянных слушателей из улусной молодежи, выходя на передний, крупный план произведения - «старшие менее охотно заезжали к ним в юрту» [22, с. 125]. В повести «Из недавнего прошлого» «серенькие юрты, обмазанные коровьим навозом, ютились у зеркальных озер» [22, с. 141], олицетворяя собой некий вакуум, внутренний мир без лишних вещей и людей, ограждавший от той враждебной обстановки вне, от «тех лютых морозов». Такие подробности, детали быта, жизненного уклада якутов, возникающие в произведениях П.Н. Черных-Якутского, несут информацию об определенных образах. Автор вводит читателя в своеобразный мир якутского улуса, знакомит с жизненными устоями того времени. Через все произведения Черных-Якутского проходит образ якутской печи - камелёк как символ единства семьи, народа, нации. У этого жизненно необходимого предмета обихода, особенно в морозной Якутии, готовили еду, встречали гостей, говорили
о будущем. В повести «В тайге» «треск камелька», являясь символом семьи и домашнего тепла, противопоставляется «сырому воздуху редко отапливаемой церкви», как противопоставляются в повести две культуры, две религии, два мира героя - старый и новый - шаманизм и христианство. В сноске к слову «камелек» в рассказе «Страшное лекарство» дан перевод слова на русский язык как «грубый вид камина» [22, с. 83], и действительно именно такая открытая форма печи, располагавшаяся, как правило, в углу юрты позволяла видеть этот живой огонь, огонь жизни и священнодействия.
В прозе П.Н. Черных-Якутского уточняют функции художественных описаний иллюзии достоверности, последовательное изображение зрительных впечатлений персонажа при подчеркнутом «невмешательстве» повествователя. Время, отделяющее рассказчика от событий рассказа,- своеобразный фильтр, пропускающий самые яркие, дорогие, или самые стыдные, мучительные воспоминания. В памяти, как будто это было вчера, встают детали-символы. Так, Куобахсыт Уйбаан из рассказа «В тайге» через воспоминания о детстве, о тяжелой жизни своего отца раскрывает не только правду теперешнего своего существования, но и жизнь всех якутских бедняков того времени, более того, монотонная, серая жизнь и ежедневная кабала становятся уделом и его уже повзрослевшего сына.
Классификация деталей повторяет структуру предметного мира, слагаемого из «разнокачественных компонентов» - событий, действий персонажей, их портретов, психологических и речевых характеристик, пейзажа, интерьера и пр. При этом в данном произведении какой-то вид деталей может отсутствовать, что подчеркивает условность его мира.
При литературоведческом описании стиля родственные детали часто объединяют [4, 5]. Удачный опыт такой типологии предложен А.Б. Есиным, выделившим три большие группы: детали сюжетные, описательные, психологические. Преобладание того или иного типа порождает соответствующее свойство, или доминанту, стиля: «сюжетность», «описательность», «психологизм»; названные свойства «могут и не исключать друг друга в пределах одного произведения» [23, с. 64].
Выделению детали, в той или иной степени контрастирующей с общим фоном, способствуют композиционные приемы: повторы, «крупный план», «монтаж», ретардации и др. Повторяясь и обретая дополнительные смыслы, деталь становится мотивом (лейтмотивом), часто вырастает в символ. Отбирая, изобретая те или иные подробности, писатель как бы поворачивает предметы к читателю определенной их стороной. Так, природа, описанная в произведениях Черных-Якутского, прежде всего - «участница» происходящего, через весь рассказ «Страшное лекарство» проходит образ якутской зимы как символ холода, болезни и смерти. Этот лейтмотив звучит и в диалогах, и в авторских ремарках: «Зимняя
ЕС Руфова ЭТНИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ДЕТАЛИ В РАННЕЙ ПРОЗЕ ПН ЧЕРНЫХ- ЯКУТ С КОГО
якутская ночь......Все цепенеет от холода. Земля трескается» [22, с. 83]. Герой рассказа якут Алтан мучается, умирая от тяжелой болезни «лютая хворь привязалась к нему. Она не дает покоя» [22, с. 84]. И даже ночь, в которую так и не может заснуть Алтан, предстает перед нами в виде «хромой, дряхлой старухи, ковыляющей, опираясь на свою суковатую палку » [22, с. 84]. Все в рассказе как бы говорит о той страшной болезни, как о «лютой стуже, которая дует сквозь щели внутрь» [22, с. 84]. И сам герой понимает безысходность этой ситуации, как «напрасно борется погасающий камелек, полный пылающих углей, с холодом в балагане» [22, с. 84]. Сменяется погода с приездом гостя, который должен привести лекарство «...благодать! Теплынь-то какая» [22, с. 90], все обретает надежду и ночь уходит, уступая место новому дню. Однако гость уезжает, уходит и надежда вместе с
ним, лишь «течет зимняя якутская ночь......спят земля и
небо. Спят тундра и тайга. Спит Алтан» [22, с. 93]. Так, образ лютой якутской зимы помогает раскрыть образ неизлечимо больного человека, передать его переживания и состояние.
В рассказе «Под звуки непогоды» возникает образ ветра как предвестника перемен и надежд. Но ветер, именно как «заунывный плач» северной метели, неугомонная вьюга олицетворяются в рассказах сказочника о борьбе двух богатырей - белого и черного. Слушатели замирают, когда сходятся в борьбе богатыри, пока за окном «вьюга стонала и плакала, и, угрожая чему-то тяжелому и ненавистному, царапала своими морозными когтями скрипучую дверь...» [22, с. 78]. И даже смерть черного богатыря описывается автором как некое природное явление - «не выдержало сердце богатырское, задрожало оно, как древесный лист, ветром северным с злобой колеблемый» [22, с.79]. И уже чувствуются «в смелых, энергичных порывах ветра призывы к чему-то светлому, бодрому и радостному» [22, с. 79].
Описательность - так можно обобщить, выделив доминанту художественного стиля П.Н. Черных-Якутского. Со свойственной якутскому человеку наблюдательностью, Черных-Якутский обладает тонким чувством природы, чувством красоты и прекрасного, деликатно и богато передавая все настроения природы. Большинство его произведений создают образ Якутии в пейзажных зарисовках в стиле русского романтизма XIX века. Однако присутствие поэтического символа весны почти в каждом его произведении придает этому стилю особый национальный колорит. Он ждет «когда с юга придет таежная красавица весна, окутанная разноцветными гирляндами цветов, обвеянная нежными ароматами» [22, с. 97], воспевает весну, подобно тому, как воспевают ее в народных песнях якутов: «над тайгой растирался белый атлас сверкающих якутских ночей, светлых как день, чудных как сказка» [22, с. 97]. Самобытна и система художественных средств: национальный подтекст метафоры, метафорические сравне-
ния, тяготение к развернутым эпитетам, а также предпочтение парных слов и выражений, напоминающих мелодичное созвучие якутского народного стиха — все пронизано духом народной эстетики, стремлением воспеть не только словом, но и звуком, раскрывая свое видение мира через картины природы. Так, солнце у Черных-Якутского непременно золотое, звезды алмазные, а вода в озерах похожа «на растопившееся золото». Многочисленные повторы, пронизанные сквозным поэтическим образом Якутии, также усиливают национальное звучание прозы писателя.
Пейзаж и портрет выигрывают от использования детали: именно она придает индивидуальность и конкретность данной картине природы или внешнего облика персонажа. Однако отличительной чертой прозы П.Н. Черных-Якутского можно назвать отсутствие подробных портретных зарисовок. Чаще перед читателями предстает лишь внешний облик героя, образ раскрывается за счет описания поведения и поступков, в этом тоже можно подчеркнуть национальный характер героя, не умеющего проявлять внешне чувства и эмоциональные переживания. Так, облик человека и его поведение передают представление, прежде всего, об этническом образе. В формулах описания часто подчеркивается внешность образа, что отражает представление о специфическом индивидуальном поведении, «нраве». Главные герои, а скорее, главный герой произведений Черных-Якутского является ярким представителем якутского этноса того времени. Это и Алтан («Страшное лекарство»), и Куобахсыт Уйбаан («В тайге»), и Байбал («Из недавнего прошлого»), всё это один образ якута средних лет, коренастого, жилистого, без особых внешних отличий. Он с детства работает наравне со взрослыми, хорошо ориентируется в тайге, ловок и быстр в охоте и рыболовстве, но всегда с тяжелым чувством неясной тревоги за будущее, всегда с недоверчивостью ко всему новому, пришедшему в его края. Глубоко ощущается мир запуганного, колеблющегося героя, хотя портретные зарисовки у Черных-Якутского показаны, на первый взгляд, не так глубоко. К тому же к душевной боли героя часто прибавляется еще и физическая боль, то хворь, то недуг. Может, как следствие болезни самого автора.
Жизнь этноса на различных его стадиях выражается в императивах поведения (негласные бессознательные установки поведения). Внутренний мир героев литературных произведений раскрывался лишь с точки зрения соответствия поведения героя и его личностных установок правилам, принятым в обществе. Так, эти правила у якутов были обусловлены и подразумевали постоянную угрозу со стороны внешнего мира, что, соответственно, вызывало непрестанную необходимость защиты себя, своей семьи, рода, племени и т.д. В связи с этим в душе персонажей Черных-Якутского присутствует устойчивое чувство тревоги, недоверчивости, даже порой
отрицания всего приходящего «извне». Такое внутреннее состояние героев усиливает психологизм произведения, а художественная деталь углубляет характеристику героев. Таким образом, в выборе детали четко проявляется точка зрения автора, актуализируются категория модальности, прагматической направленности, системности.
Детали могут быть даны в противопоставлении, в «споре» друг с другом. Но могут, напротив, образовывать ансамбль, создавая в совокупности единое и целостное впечатление - например, в рассказе «Страшное лекарство» болезненное состояние главного героя Алтана передается не только через природные явления: «лютый мороз», «страшная стужа, трескающийся земля», но и через детали быта: «серые дрова», которые к тому же еще и плохо разгораются; неприятный запах махорки, насыщающий воздух, почерневший хамыях - все эти мрачные подробности воссоздают общий облик мук и страданий героя, дополняя общую картину рассказа.
Символическая деталь может быть вынесена в заглавие произведения, обычно малых форм. Ранние прозаические произведения Черных-Якутского в основном представлены в форме рассказов. В рассказе «Страшное лекарство» тяжело больному герою предлагают единственное средство, которое должно ему помочь от страшной болезни: «вырыть труп, вырезать пищевод, высушить его, измолоть в порошок и принимать три раза» [22, с. 92]. Здесь заглавие рассказа является отражением идеи всего произведения, ведь лекарство предполагает некое решение проблемы, облегчение страданий, но уже в самом названии делается акцент на что-то страшное, может, даже в какой-то степени дикое. В рассказе «Под звуки непогоды» действие происходящего разворачивается под зау нывный плач ветра и метели, погода здесь - и рассказчик, и герой произведения. Так, деталь-заглавие - мощный прожектор, в свете которого видны единство художественного целого, присутствие автора в композиции.
Таким образом, деталь-символ требует исходной экспликации своей связи с понятием и формируется в символ в результате неоднократного повторения в тексте в аналогичных ситуациях. Изобразительной деталью прозаических произведений П.Н. Черных-Якутского являются пейзажные описания. Сама природа в образе ветра, метели, зимы или весны становится деталью-символом судьбы героев. Так, художественная деталь, имеющая собственную структурную и образную специфику, очень сильный и разносторонний текстовой актуализатор. Она усиливает концепт, сквозным повтором пронизывая текст, существенно способствует усилению его связности, целостности и системности.
Этническое своеобразие художественной детали в прозе Черных-Якутского в изображении местных реалий, передаче красоты родного края, а также в представлении характера якутского человека как бы со стороны,
а не изнутри. Данный ракурс усиливает достоверность и правдивость человеческих характеров, искусства пейзажа и объясняет самобытную композицию произведений. Чувство красоты живой природы сочетается с редким пониманием взаимосвязи фактов человеческой жизни с многообразными явлениями окружающего мира.
Литература
1. Чернец Л.В. Вопросы литерату рных жанров в работах ММ Бахтина // Филологические науки. - М., 1980. - 289 с.
2. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь русского языка: В 2 т. Т. 1.-М., 1994.-406 с.
3. Нутнин Ф.В. Деталь художественная // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. Т. 9. - М., 1978. - С. 267-268.
4. Поспелов Г.Н. Проблемы литературного стиля. - М., 1970.-309 с.
5. Ингарден Р. Исслелования по эстетике. - М., 1962. -345 с.
6. Потебня A.A. Из записок по теории словесности. - Харьков. 1905. - 647 с.
7. Шкловский В.Б. О теории прозы. - Л., 1929. - 267 с.
8. Чудаков А.Г1. Слово - вещь - мир: От Пушкина до Толстого. Очерки поэтики русских классиков. - М.: Современный писатель, 1992. - 317 с.
9. Чудаков А.Г1. Мир Чехова: Возникновение и утверждение. - М.: Советский писатель, 1986. - 379 с.
10. Чудаков А.П. Антон Павлович Чехов: Книга для учащихся. - М.: Просвещение, 1987. - 174 с.
11. Белкин A.A. Читая Достоевского и Чехова: Статьи и разборы. - М., 1973.-304 с.
12. Есин А.Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения. - М., 2003. - 267 с.
13. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмогивы. - М., 1997. -316с.
14. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Советский писатель, 1963. - 363 с.
15. Буслаев Ф.И. Общие понятия о свойствах эпической поэзии // Ру сская фольклористика: Хрестоматия. - М., 1971. -514 с.
16. Канаев Н.П. Русско-якутские литерату рные связи. - М.: Наука 1965.- 165 с.
17. Тарский Г.С. П. Черных-Якутский. Очерк о жизни и творчестве. - Якутск, 1964. - 64 с.
18. Морозова Л.М. Интернациональные связи ру сской литературы. - Якутск, 1964. - 58 с.
19. Михайлова М.Г. Русская литература в Якутии: учебное пособие. - Яку тск: Изд-во ЯГУ, 1989. - 112 с.
20. Михайлова М.Г. Сибирью плененные (поэзия сибирской ссылки 80-90-х годов XIX века). - Якутск: Якутское книжное издательство, 1969.- 109 с.
21. Литература Якутии XX века: Историко-литературные очерки / Редкол.: В.Н. Иванов (огв. ред.), П.В. Максимова (зам. отв. ред.), М.Н. Дьячковская, Л.И. Романова; Акад. наук PC (Я), Ин-т гуманит. исслед. - Якутск, 2005. - 538 с.
22. Черных-Якутский П.Н. Родная Якутия: Стихи, рассказы и очерки. - Якутск: Якутское книжное издательство, 1982. -208 с.
23. Есин А.Б. Литературное произведение: Типологический анализ. - М., 1992. - 263 с.
Л.Ц Санжеева СТИЛИСТИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ФОНЭСТЕТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ЭПИЧЕСКОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ (на материале бурятской Гэсэриады)
E.S. Rufova
Ethnic identity of artistic part in the early prose of P.N. Chernykh-Yakutsky
The author studies problems of creative works of Yakut writers who wrote in Russian language and reflected objective processes of literary development. The article presents an ethnic identity of artistic detail, national features of its image in the context of interactive concept of culture of Russian literature in Yakutia on the example of early prose of P.N. Chernykh-Yakutsky.
Key words Russian literature in Yakutia, national identity, detail, motif, image, details, identity, prose, landscape, description, consistent image, repeat.
УДК 398 (=512.31) Л.Ц. Санжеева
СТИЛИСТИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ФОНЭСТЕТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ
ЭПИЧЕСКОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ
(на материале бурятской Гэсэриады)
Рассмотрены художественно-изобразительные средсгва поэтической системы бурятского эпоса о Г'эсэре. Исследованы фонэстетические слова и выражения, аллитерированные структуры, их вилы и функциональные особенности. Представлена семантико-стилистическая характеристика указанных средств. Приведены примеры из бурятского эпоса «Абай Гэсэр Богдо хан», записанного С.П. Балдаевым от сказителя А.О. Васильева (Альфор).
Ключевые слова: поэтика улигера, фонэстетические средства, аллитерация, смысловая скрепа, фонетическое разнообразие, эмоционально-выразительные средства.
Искусство звуковой организации речи, т.е. отбор и употребление языковых средств фонетического уровня с определенной стилистической задачей, является объектом изучения одного из разделов стилистики - фоники. Фоника определяет характерные для каждого национального языка условия благозвучия, исследует разнообразные приемы усиления фонетической выразительности речи, учит художественно оправданному и стилистически целесообразному звуковому выражению мысли. Так, она изучает эстетическую роль фонетических средств языка. Например, английский язык изобилует так называемыми фонэстетическими (phonaesthetic) словами. В этих словах одна часть, чаще всего сочетание согласных, дают представление о его общем элементе смысла. Слова, начинающиеся с «si» - slippery, slide, slip, slither, slush, sludge (скользкий, скольжение, скользить, слякоть, грязь, плавающий лед) можно объединить в группу с одним понятием «скользкий» [1].
Известный исследователь бурятского эпоса Е.О. Хун-даева отмечает, что и в бурятском языке наблюдается по-
САНЖЕЕВА Лариса Цырендоржиевна - к.филол.н., доцент кафедры перевода и межкультурной коммуникации Бурятского государственного университета, г. Улан-Удэ.
E-mail: [email protected]
добное явление. Она впервые исследовала фонэстетические слова и выражения в бурятском улигере и приводит следующие примеры с комментариями: Нугарса хухарса хэрэлдэбэ Нугар хухар татуулая. Слово нугарса произошло от глагола нугарха со значениями: 1) сгибаться, перегибаться; 2) переламываться. Вокруг этого слова группируется ряд других однокоренных слов, среди которых представляет интерес слово ну г ар а, тождественное слову нуга, которое является усилительной частицей при глаголах, соответствующая приставкам со-, пере-: нуга дараха - согнуть, перегнуть нуга мушхаха - загнуть
нуга бууха - согнуться, переломиться, перегнуться; согнуть в дугу
нуга татаха - согнуть
Производное нугара в эпосе «Гэсэр» имеет форму нугарса, т.е. приобретает суффикс -с (-со) наречия, обозначающего образ действия [2].
Хухарса происходит от слова хухарха со значениями: 1) ломаться; 2) разбиваться, т.е. образует глаголы со значением утраты, лишения: хул о о хухарха - ломаться (о ноге). С этим словом связана усилительная частица хуха, соответствующая приставкам: пер-, с-, из-, об-, раз-. Производное хухар(а) в эпосе имеет форму хухарса с суффиксом «с», который усиливает действие, обозначенное глаголом, определяющим это слово. Слоги нуга, хуга (хуха) обладают значением перегнуть, переломить.
