CC BY
81
dlya geografii i statistiki Rossii, sobrannye ofitserami General'nogo shtaba [Materials for geography and statistics of Russia, collected by the officers of the General staff]. Vol. 7. Compiled by N. Krasnov. St. Petersburg, Department of the General staff Publ., 1863. 596 c.
13. Malukalo A.N. Kubanskoe kazach'e voysko v 1860-1914: organizatsiya, sistema upravleniya i funktsionirovaniya, sotsial 'no-ekonomicheskiy status [The Kuban Cossack Army, 1860-1914: organization, management system and functioning, socio-economic status]. Krasnodar, Kuban State University Press, 216 p.
14. Ryzhkova N.V. Donskoe kazachestvo v voynakh nachala 20 veka [the Don Cossacks in the wars of the early 20th century]. Moscow, Veche, 2008. - 448 c.
15. Timoshenkov I. Uryupinskaya stanitsa i prilegayushchie k ney mestnosti [Uryupinsk the village and surrounding area]. Trudy oblastnogo Voyska Donskogo statisticheskogo komiteta [Proc. of the Regional Army Don statistical Committee], Issue 2. Novocherkassk, Region of the Don Army Publ., 1874. 181 p.
16. Gosudarstvennyy arkhiv Rostovskoy oblasti [State Archive of the Rostov region], F. 46, Op. 1, D. 798.
17. Svatikov S.G. Rossiya i Don. (1549-1917) [Russia and Don. (1549-1917)]. Belgrade, Don History Commission Press, 1924. 376 p.
18. Rossiyskiy gosudarstvennyy voenno-istoricheskiy arkhiv [The Russian State Military-Historical Archive], F. 330, Op. 10, D. 290.
21 июля 2014 г.
УДК 323.1
ЭТНИЧЕСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ И КОНФЛИКТЫ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ КАК ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ЯВЛЕНИЯ
А.З. Адиев
Известно, что Северный Кавказ - самый беспокойный регион России, пронизанный конфликтами и противоречиями. Свою лепту в данную ситуацию вносит и этнический национализм, проявления которого обнаруживают себя как в деятельности отдельных региональных политиков, так и в активности целого ряда этнически ориентированных движений. Хотя исследователи отмечают, что этнический фактор сегодня уступает по важности всевозрастающей роли ислама в регионе [1], тем не менее, есть определенные сферы жизни и процессы, где национальный фактор является по-прежнему доминирующим. Поэтому в 2012 г. была принята "Стратегия государственной национальной политики РФ до 2025 года", первые итоги реализации которой свидетельствуют, что острота проблемы пока не снята.*
* Указ Президента РФ от 19.12.2012 N 1666 "О Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года" // Официальный интернет-портал правовой информации http://www. pravo.gov.ru (дата обращения: 19.12.2012)
Адиев Асланбек Залимханович - кандидат политических наук, ведущий научный сотрудник СевероКавказского научного центра высшей школы Южного федерального университета, 344006, г Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 140. e-mail: [email protected],^ +7(863)2645631.
В методологическом плане изучение этнического национализма сталкивается с аналитической проблемой следующего характера. Известно, что этнический национализм направлен на конструирование общей идентичности, основанной на языковой, культурной общности (в том числе и общности исторической судьбы данного народа) ради претворения в жизнь определенного политического проекта. Ту же цель, но не для отдельного этноса, а для населения всей страны, преследует "гражданский национализм". В англоязычной литературе данная концепция называется "nation building" (государствостроительство или нациестроительство). Грань, отделяющая одну концепцию от другой, не всегда очевидна. И если для одних политика этнического национализма - это право нации на самоопределение, то для других это сепаратизм, лишенный легитимности. Неочевидности грани между двумя концепциями способствует и политика двойных стандартов, как в отдельно взятом государстве, так и в масштабах миро-
Aslanbek Adiyev - North Caucasian Scientific Center of the Higher School at the Southern Federal University, 140,Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: [email protected], т. +7(863)2645631.
вого сообщества, что наблюдается в ситуации вокруг украинского кризиса, резко обострившегося в начале 2014 г. Сторонники политики украинского (этнического) национализма овладев ресурсами государственной власти, пытаются заменить ею политику нациестро-ительства и объединить вокруг этой идеи население страны. Но в результате данной политики в стране развязалась гражданская война, а вместо общенационального объединения украинское общество раскололось по этническому, региональному и языковому признакам [2, с. 7-8].
Отмеченная сложность в анализе концепции национализма требует рассматривать данный феномен несколько отрешенно от прямого противопоставления гражданского национализма этническому, поскольку в политической практике одна концепция может трансформироваться в другую в зависимости от региона планеты.
Более ясной и лишенной двусмысленности представляется исследования феномена национализма с позиций государствоцентризма и ценности гражданской нации. В русле данного подхода американский социолог Р. Брубейкер предлагает различать государственно-фрей-мированный и контргосударственный наци-онализмы [3]. В первом - "нация" мыслится автором конгруэнтной государству, его институциональным и территориальным рамкам (фрейму). Во втором - "нация" представляется отличной от территориального и гражданского фрейма существующего государства и часто -противоположной ему. Автор пишет: «... с госу-дарственно-фреймированной национальностью или национализмом не обязательно связано что-то "гражданское" в нормативно строгом смысле этого термина. Именно государство, а не гражданство является кардинальной точкой отсчета, и государство, задающее фрейм нации, не всегда является демократическим» [4]. Государствоцентристский подход позволяет говорить о способах, какими языковой, культурный и даже (узко) этнический аспекты нации могут быть трансформированы и сформированы государством. Формирование гражданской нации в многонациональном государстве в любом случае предполагает взаимную интеграцию и частичную ассимиляцию меньшинств в государствообразующем этносе. Но только когда данный процесс социально объективен и протекает без элементов дискриминации отдельных этнических, конфесси-
ональных и языковых групп, можно говорить о построении гражданской нации. В противном случае мы, скорее всего, имеем дело с обыкновенным этническим национализмом.
Этничность проявляется в различных жизненных обстоятельствах. Она воплощается в повседневных контактах, культурных идиомах и стереотипах, когнитивных схемах, личных жизненных стратегиях и поведении, сигналах во взаимодействии, социальных сетях и институциональных формах. Вместе с тем академический интерес политологов к данной категории связан с воплощением и выражением этничности в политических проектах и националистической риторике [5]. В этом смысле политизированная этничность на Северном Кавказе представляет собой серьезный и многослойный фактор, способный дестабилизировать обстановку в регионе, ввергнув его в затяжные и кровопролитные конфликты. Как отмечается в докладе "Северный Кавказ: взгляд изнутри...": "... этнич-ность здесь превратилась во влиятельную политическую категорию, которая определяет социальный статус человека, приемлемый уровень его притязаний и возможность доступа к административным и экономическим ресурсам" [6].
По мнению российских кавказоведов И.В.Стародубровской и Д.В.Соколова, этнический национализм на Северном Кавказе проявляется в трех измерениях:
• конструирование идентичности, включая формирование "истории народа",
• борьба за этническую территорию, составляющая существенную часть дискурса у большинства народов Северного Кавказа,
• политическая конкуренция за распределение ресурсов и статусов [7].
Институционально развитию этнического национализма на Северном Кавказе способствует особенность федеративной структуры российского государства, состоящая, в том числе, и из национальных республик, существование которых оправдывается наличием их ядра, - так называемых, титульных этносов. При этом высокий статус "республики" для региональных национальных элит является не только символической ценностью. Нередко он рассматривается как преимущество в конкуренции с другими субъектами федерации за дистрибуцию бюджетных потоков из Центра в их пользу. Вместе с тем рассуждения о том, что республики обладают осо-
быми правами, некорректны и необоснованы, а их государственная атрибутика, как пишет Р.Г. Абдулатипов, носит целиком формально-декоративный характер [8]. Тем не менее, народ, получивший высокий статус "титульного" этноса, стремится проводить в регионе свою историческую политику, нацеленную на доказательство своего культурного и языкового своеобразия с отсылкой к "особому историческому пути". Очевидно, что легитимация высокого политического статуса "титульного" народа в национальных республиках требует непременного обращения к своему прошлому и его мифологизации. Такой этнос желает иметь свою версию истории края, аргументирующую существование у него древнейшей государственности и политической субъект-ности, оправдывающих, в конечном счете, обретенный статус в рамках установленных на сегодня административно-территориальных границ.
Между тем многие республики Северного Кавказа гетерогенны по этническому составу, и наличие "титульных" народов, пусть и формально, все же ведет к ситуации этнического неравенства, выражающегося в самых разных областях, начиная от дележа государственных должностей до сферы образования, трудоустройства и т.д. Тем самым, вкрапление этнического фактора в федеративное устройство государства создало на Северном Кавказе ситуацию неформальной этнической дискриминации, порождающую напряженность во взаимоотношениях соседних этнических групп [9]. Одни из них всеми силами стремятся сохранить приобретенный высокий политический статус, а другие добиваются повышения своего, сравнительно приниженного, положения.
Многие исторические темы относительно Северного Кавказа интерпретируются местными историками и другими авторами в зависимости от современной политической конъюнктуры и националистических проектов, а не от реальных исторических фактов. Например, у адыгской общественности на Кавказе особую тревогу вызывает трагедия вынужденного переселения в середине XIX в. адыгов (черкесов) с Северо-Западного Кавказа в Османскую империю, известного как му-хаджирство. Из-за лишений, сложностей пути и эпидемий среди переселенцев были огромные массовые потери [10]. Их размеры оценивают сегодня от нескольких сотен тысяч до 2
млн человек. С позднего советского времени, когда ограничения на изучение истории Кавказской войны было снято, некоторые адыгские историки и публицисты пытаются доказать, что мухаджирство было первым в истории края геноцидом. Данная историческая проблематика, условно обозначаемая специалистами как "черкесский вопрос", стала особенно актуальной с 2007 г., когда стало известно место проведения Зимних Олимпийских игр в 2014 г. Мировой общественности, в том числе и российской, навязывалась идея отмены Олимпийских игр в г. Сочи из-за этнонационалистических соображений радикально настроенных адыгских активистов, поддерживаемых целым рядом политиков стран Запада и их общественными организациями в требовании признать факт "геноцида" черкесского народа царской Россией в конце Кавказской войны XIX в. Вместе с тем анализ развития данного дискурсаи его содержания, проведенный С.Н. Цибенко, показал, например, что актуализация вопросов черкесов в России и диаспоры в англоязычных источниках носила временный и политизированный характер, обусловленный периодом подготовки и проведения Олимпийских игр. Исследователь пришел к выводу, что: "... весь массив публикаций, посвященный этой тематике, можно рассматривать как своеобразную информационную атаку, направленную на разжигание национальной ненависти и ксенофобии" [11, с. 111]. Заметим, что геополитическая борьба Англии и России на Кавказе оказала и продолжает оказывать влияние на геополитическую историографию истории Кавказской войны, для которой характерна демонизация кавказской политики России и русофобия [12].
Часть историков других северокавказских народов (балкарцев, ингушей, карачаевцев и чеченцев), депортированных сталинским режимом в 1943 - 1944 гг. в Среднюю Азию и Казахстан, также оперирует понятием геноцида в определении сути репрессий в отношении своих народов. Более того, трагические страницы новейшей российской истории на Северном Кавказе: осетино-ингушский конфликт 1992 г. и чеченские военные кампании с 1994 - 2000-е гг. позволяют местным историкам (и не только историкам) писать об этих событиях политизированными категориями этнических чисток и геноцидов, являющихся в историографическом контексте языком вражды, конфликтологичеким фактором. Местными
авторами националистического толка написаны с 90-х годов ХХ века сотни книг и статей, направленных на формирование исторических мифов, идеализирующих свои народы и демони-зирующих другие (те, с кем есть конфликты). Между тем, по справедливому замечанию Д.В. Маковской: "... мифологизированная история способствует формированию у большинства представителей этнической общности убежденности в необходимости участия в конфликте, что необходимо для его конструирования, а также активизирует иррациональную сторону этнической конфликтности, значительно усложняя процесс его нивелирования и конфликтологический менеджмент, в частности" [13, с. 85]. Большинство авторитетных историков-кавказоведов осознает данную проблему и стремится деполитизировать историографию Северного Кавказа, отказаться от негативистской политической мифологии [14].
На примере "черкесского вопроса" и ряда других тем видно, что педалирование некоторыми историками и публицистами края тематики "геноцида, или этнических чисток" направлена не столько в прошлое, сколько в настоящее и будущее, так как в регионе довольно много спорных территорий и этноста-тусных конфликтов, политизация которых осуществляется именно в этнических категориях.
Потенциально одним из наиболее сложных этнополитических проблем является вопрос восстановления приграничного с Чеченской Республикой Ауховского района Республики Дагестан, населенного чеченца-ми-аккинцамии, переселения оттуда жителей лакской национальности на новое место жительство, севернее города Махачкалы. Данный вопрос может перерасти в межрегиональный дагестано-чеченский территориальный конфликт и затрагивает интересы нескольких этнических групп: чеченцев-аккинцев, аварцев, проживающих в Новолакском (Ауховском) районе и селениях Калининаул и Ленинаул Казбековского района РД, лакцев Новолакского района, а также жителей трех пригородов Махачкалы, населенных кумыками (Альбури-кент, Кяхулай и Тарки). В процессе восстановления чеченского Ауховского района, которое планируется осуществить по окончании переселения лакцев, возможны конфликты, особенно в двух крупных селах с этнически смешанным чеченско-аварским населением -Ленинаул и Калининаул Казбековского района. Как пишут авторы доклада "Северный
Кавказ: сложности интеграции": "... чеченцы и аварцы живут параллельной жизнью: дети учатся вместе, но взрослые ходят в разные мечети. Молодежь разделена по этническому признаку и практически не общается, нередко случаются драки" [15]. Кроме того, ежегодно в Новолакском районе 23 февраля дагестанские чеченцы проводят митинги в память о жертвах сталинских репрессий, что позволяет им сохранять актуальность звучания их требований о немедленном восстановлении Ауховского района. В культурном, языковом, торговом, конфессиональном, информационном и экономическом отношениях чеченцы-аккинцы более ориентированы на Грозный, чем на Махачкалу. А после окончательного восстановления района нет гарантий, что муниципалитет волеизъявлением чеченского большинства не потребует отделения от Республики Дагестан и присоединения к Чеченской Республике, на что никогда не согласятся проживающие там аварцы.
Вместе с тем на часть земель, предназначенных для переселенцев из Новолакского района лакской национальности, претендуют жители трех кумыкских пригородов Махачкалы, что стало причиной затяжного земельного спора в местности Караман, который также имеет потенциал политизации на этнической основе. По словам руководителя общественного совета Кяхулая З. Валиева и представителя таркинского общества М. Магомедова, сегодня в этих пригородах проживают 40 тыс. чел. Прирост населения каждый год - от 400 до 600 человек. Каждый год в поселках создаются около 300 молодых семей [16]. В связи с нехваткой земли активисты этих сел совершили в 2012 г. самозахват 195 га земель в местности Караман, севернее Махачкалы, построили там мечеть, соорудили палаточный городок и осуществляют круглосуточное дежурство по настоящее время. Дагестанские власти не признают их права на захваченный участок и периодически пытаются силами правоохранительных структур вытеснить из Карамана дежурящих, однако предпринятые властями попытки результатов пока не дали, поскольку территориальная близость кумыкских поселков позволяет их жителям быстро и в большом количестве мобилизоваться для защиты своих сельчан, дежурящих в Карамане. Эти 195 га уже распределены между жителями пригородных поселков, но строительные работы там пока не ведутся из-за отсутствия
формальных прав собственности у самозахватчиков и риска экспроприации этих участков государством.
За всеми конфликтами, связанными с землей и приобретающими этнополитиче-ский характер, стоят не вопросы этнических различий и невозможности совместного проживания представителей разных национальностей, а нежелание региональных властей брать на себя ответственность за решение застарелых проблем. Земельный вопрос -не технический, а этнополитический в условиях этнического протекционизма, характерного для регионов Северного Кавказа. Это актуализирует этнический аспект и приводит к еще большему связыванию "земли и крови" [17, с. 571].
Подобного рода конфликты имеют место не только в Дагестане, но и в других полиэтничных субъектах СКФО. Обостряется земельный вопрос в Зеленчукском и Урупском районах Карачаево-Черкесии, где русские старожилы болезненно реагируют на активную миграцию карачаевцев в их села, что приводит к изменению форм хозяйствования на селе, бытовым проблемам и конфликтам на этнической почве. Нефтекумский и другие восточные районы Ставрополья стали ареной земельных конфликтов между фермерами -дагестанцами и местными жителями (русские, ногайцы) по поводу земель сельскохозяйственного значения.
В районах восточного Ставрополья, как пишет Д.В. Соколов, ссылаясь на экспертный доклад группы Ю. Ефремова, существуют глубокие, резко выраженные, опасные возникновением конфликтов в ближне- и долгосрочной перспективе, противоречия между основными этническими группами. Главная линия противоречий пролегает между славянским населением, ногайской и туркменской общинами, с одной стороны, и представителями дагестанских этносов (прежде всего даргинцев) - с другой [7, с. 98]. В регионе, по оценке указанных исследователей, работают процессы вытеснения славян, прироста доли дагестанского населения."В ближайшем будущем сохранение существующих тенденций может привести к переходу муниципальных должностей, избираемых всеобщим голосованием, под контроль дагестанских этносов. В случае падения численности славян ниже критического предела, столкновения ногайцев и туркмен, с одной стороны, и дагестанцев,
с другой стороны, станут не только неизбежными, но и более острыми и кровавыми. Сегодня главы районов и поселений не имеют ресурсов для влияния на межнациональную ситуацию. Социально-экономическая ситуация в указанных районах напрямую связана с описанной выше межнациональной ситуацией. Так, экономическая депрессия порождает отток старожильческого населения. Образующийся вакуум заполняют переселенцы из соседних регионов, пользующиеся бросовой ценой на недвижимость. Изменение этнического состава поселений с увеличением доли неславянского населения, в свою очередь, приводит к резонансному усилению оттока старожильческого населения. Это влечет за собой изменение в производственной структуре поселений - традиционные формы земледелия, кустарного и промышленного производства приходят в упадок, замещаясь формами производства, характерными для переселившихся этнических сообществ - преимущественно овцеводства. В итоге, оставшиеся в поселениях представители старожильческого населения оказываются в новой экономической реальности, встроиться в которую на достойных условиях практически невозможно" [7, с. 99].
Приведенное экспертное мнение показывает, что миграция горцев на равнину и в города - один из основных процессов на Северном Кавказе. Небольшие, далекие высокогорные села обезлюдели полностью. Вытеснение горцами русских, ногайцев, кумыков, которые в последние полтора-два столетия населяли плоскость вдоль Главного Кавказского хребта, обсуждается то как этнический конфликт, то как вытеснение животноводами земледельцев. Вокруг этого, несомненно, значимого процесса сложились мифы и стереотипы, обслуживающие интересы локальных элит и националистические дискурсы в Москве и других регионах страны. На основании этих мифов, которые перерастают в убеждения, в регионах и в Центре принимаются административные решения, часто направленные на дискриминацию мигрантов. В ответ на административную дискриминацию переселенцы обращаются к своим политическим лидерам, правительствам республик, которые формируют свою "правду", пытаясь защитить интересы мигрантов.
Земельный вопрос стал основным фактором этнополитической напряженности и в Кабардино-Балкарии, где региональный
парламент в 2011 г. принял закон о землях отгонного животноводства по примеру дагестанского опыта, закрепив за этими землями статус республиканской собственности. Этим недовольны сельские общины, вынужденные теперь арендовать земли вокруг своих поселений, которыми исторически пользовались без должного оформления прав землепользования. Балкарские сельские общины и общественные организации этнического толка видят в этих реформах ущемление этнических интересов, считая, что закон не затронул земельный фонд кабардинских поселений, и в целом обвиняют региональную власть в этническом протекционизме в пользу кабардинцев. В итоге любой бытовой конфликт превращается в институт распределения символических статусов, с жесткой демаркацией "свой - чужой" и неизбежно маркируется как межэтнический.
В условиях тревожного роста уровня ксенофобии и этнического национализма в российском обществе Президент РФ подписал в октябре 2013 г. закон, согласно которому отвечать за межнациональные конфликты будут, в первую очередь, региональные и муниципальные власти*. Как пишет "Российская газета": "... один из постулатов нового закона - прямая ответственность за ситуацию местных властей: допустил межнациональные конфликты - уходи в отставку" [18]. Кроме того, эффективность реализации задач государственной национальной политики РФ органами исполнительной власти субъектов федерации и органами местного самоуправления стала, согласно Стратегии государственной национальной политики РФ, одна из наиболее важных критериев в оценке их деятельности федеральным центром. Таким образом, межнациональные конфликты и нестабильность должны впредь восприниматься местными руководителями как серьезные "пассивы": ведь в случае их проявлений есть риск потери власти. Но на практике чиновники северокавказских субъектов научились неплохо зарабатывать на межнациональных конфликтах и нестабильности, добиваясь перераспределения в пользу своих регионов бюджетных
* Федеральный закон от 22 октября 2013 г. № 284-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части определения полномочий и ответственности органов государственной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления и их должностных лиц в сфере межнациональных отношений" // Российская газета. 2013. 23 окт.
поступлений из Центра для решения обозначенных проблем.
Этот тезис подтверждается исследованиями Д.В. Соколова, который пришел к выводу, что "... межэтнические конфликты, терроризм, бедность могут стать (а может, уже и стали) таким же активом в умелых руках, как нефть и газ, алюминий и медь, атомная электроэнергетика и запасы леса" [19]. Для наглядности характера конфликта как источника финансирования автор сопоставляет основные и "второстепенные" активы Кабардино-Балкарской Республики с теми же параметрами по Иркутской области. Анализ показал, что в Кабардин-Балкарии основными поводами для привлечения финансирования из федерального бюджета являются не запасы природных ресурсов или эффективные предприятия, как в Иркутской области, а межэтнические (между балкарцами и кабардинцами) конфликты, наличие экстремистских групп, социальная напряженность, которые требуют своего разрешения.
Аналогичная ситуация сложилась и в Республике Дагестан, где имеются несколько конфликтных узлов, логическая развязка которых, по мнению местных властей, требует дополнительного финансирования из Центра. Так, в октябре 2012 г. председатель Счетной палаты РФ С. Степашин обратился к Председателю Правительства РФ Д.А. Медведеву с просьбой выделить дополнительные 6,6 млрд руб. для завершения программы по переселению лакцев Новолакского района Республики Дагестан, обосновывая это тем, что затягивание вопроса может привести к новым этническим конфликтам в регионе [20].
Возможно, действительно, дополнительное целевое финансирование из Центра - самый легкий на сегодня способ урегулировать межэтнические конфликты на Северном Кавказе. Но если институционально в этой сфере все крутится вокруг данной идеи, то региональным властям выгодно иметь на своей территории подобные проблемы и выкачивать финансы из государственного бюджета как можно дольше. Надо ли говорить, что подобная политика вредит государству?
На наш взгляд, поскольку развитию этнического национализма и сохранению этнопо-литических конфликтов на Северном Кавказе способствуют институциональные механизмы, работа которых описана выше, то и решения этих проблем нужно искать в институцио-
нальной плоскости. Всякий межнациональный конфликт должен "работать" как "пассив", минимизация которого на вверенной территории станет приоритетной задачей глав субъектов и муниципалитетов страны.
ЛИТЕРАТУРА
1. Казенин К. Элементы Кавказа. Земля, власть и идеология в северокавказских республиках. М.: Издательский дом "РЕГНУМ", 2012. 176 с. С. 72.
2. См.: Черноус В.В. Уроки украинского кризиса для России и мира // Украинский кризис: предварительные заметки / Южнороссийское обозрение ЦСРИиП ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН. Вып. 83. М. - Ростов н/Д: Социально-гуманитарные знания, 2014. 200 с. С. 4-12.
3. Brubaker R. Ethnicity without Groups.Cambridge: Harvard University Press, 2004. 348 p. Р. 205.
4. Brubaker R. Citizenship and nationhood in France and Germany.Cambridge: Harvard University Press, 2006. 408 p. Р. 263.
5. См.: Дегтярев А.К., Черноус В.В. Гражданская идентичность в пространстве националистического дискурса // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2011. № 3. С. 16-20.
6. Северный Кавказ: взгляд изнутри. Вызовы и проблемы социально-политического развития, SAFEWORLD. М.: ФГБУН Институт востоковедения РАН. 2012. 172 с. С. 7.
7. Стародубровская И.В., Соколов Д.В. Истоки конфликтов на Северном Кавказе. М.: ИД "Дело" РАНХиГС, 2013. 280 с. С. 80.
8. Абдулатипов Р.Г. Федерология. СПб.: Питер, 2004. С. 7.
9. Тхагапсоев Х.Г. Этноэтатизм как инобытие российского федерализма // Научная мысль Кавказа. 2002. № 3. С. 25-34.
10. Шеуджен Э.Ю. О "национальной историгра-фии", "национальных историках", "своей истории" и "историописаниях" // Научная мысль Кавказа. 2012. № 2. С. 90-98.
11. Цибенко С.Н. Актуализация проблемных вопросов черкесов России и диаспоры в англоязычных источниках // Научная мысль Кавказа. 2014. № 1. С. 103-113.
12. Кавказская война: народно-освободительная борьба горцев Северного-Кавказа в 20-60-х гг. XIX в. (Англоязычная литература). Махачкала: Юпитер, 2006. 520 с. С. 34-42.
13. Маковская Д.В. Исторический миф и этнический конфликт: теория, методология, технология конструирования // Научная мысль Кавказа. 2014. № 1. С. 78-86.
14. Форум историков-кавказоведов (г. Ростов-на-Дону, 15 октября, 2013 г.) // Научная мысль Кавказа. 2013. № 4. С. 123-124.
15. Северный Кавказ: сложности интеграции (I), этничность и конфликт. Доклад Кризисной группы (Европа). № 220. 2012. 19 окт. 50 с.
16. См.: Абдурашидов М. Мы предлагаем этот пирог по-братски делить // Новое дело. 2014. 4 апр.
17. Ярлыкапов А.А. Полиэтничный Дагестан: единство в многообразии // Политика и общество. 2013. № 5. С. 570-578.
18. Сегодня "Российская газета" публикует закон: отныне и местная власть отвечает за мир и межнациональное согласие у себя в регионе // Российская газета. 2013. 24 окт.
19. Соколов Д. Кавказ: Конфликт как ликвидный актив // Ведомости. 2009. № 237 (2507). 15 дек.
20. Созаев-Гурьев Е. Дагестану нужно 6 млрд, чтобы предотвратить конфликт // Известия. 2012. 10 окт.
REFERENCES
1. Kazenin K. Elementy Kavkaza. Zemlya, vlast' i ideologiya v severokavkazskikh respublikakh [The Elements of the Caucasus. Land, power and ideology in the North Caucasian Republics]. Moscow, Publishing house "REGNUM", 2012. 176 p., p.72.
2. Chernous V.V. Uroki ukrainskogo krizisa dlya Rossii i mira [the Lessons of the Ukrainian crisis for Russia and the world]. Ukrainskiy krizis: predvaritel'nye zametki. Yuzhno-Rossiyskoe obozrenie TsSRl i P 1PPK Yuzhnogo federal'nogo universiteta i 1SP1 RAN [The Ukrainian crisis: preliminary notes. South Russian review, CSRI and P IPPK at the Southern Federal University and ISPI RAS], Issue 83. Moscow, Rostov-on-Don, Sotsial'no-gumanitarnye znaniya, 2014. 200 p., pp. 4-12.
3. Brubaker R. Ethnicity without Groups. Cambridge: Harvard University Press, 2004. 348 p.
4. Brubaker R. Citizenship and nationhood in France and Germany. Cambridge, Harvard University Press, 2006. 408 p.
5. Дегтярев А.К., Черноус В.В. Izvestiya vuzov. Severo-Kavkazskiy region. Obshchestvennye nauki, 2011, no 3, pp. 16-20.
6. Severnyy Kavkaz: vzglyad iznutri. Vyzovy i problemy sotsial'no-politicheskogo razvitiya [The North Caucasus: views from within. Challenges and problems of socio-political development], SAFEWORLD. Moscow, Institute of Oriental studies, RAS, 2012. 172 p., р. 7.
7. Стародубровская И.В., Соколов Д.В. Istoki konfliktov na Severnom Kavkaze [The origins of the conflicts in the North Caucasu]. Moscow, Delo RASNKhiGS, 2013. 280 p.
8. Abdulatipov R.G. Federologiya. St. Petersburg, Piter, 2004, p. 7.
9. Tkhagapsoev Kh.G. Naucnaa mysl' Kavkaza, 2002, no 3, pp. 25-34.
10. Sheudzhen E.A. Naucnaa mysl' Kavkaza, 2012, no 2, pp. 90-98.
11. Tsibenko S.N. Naucnaa mysl' Kavkaza, 2014, no 1, pp. 103-113.
12. Kavkazskaya voyna: narodno-osvoboditel'naya bor'ba gortsev Severnogo Kavkaza v 20-60 godakh
19 veka (Angloyazychnaya literatura) [Caucasian war: the national-liberation struggle of the mountaineers of the Northern Caucasus in the 20-60-ies of the 19th century (English literature)]. Makhachkala, Jupiter, 2006. 520 p., pp. 34-42
13. Makovskaya D.V. Naucnaá mysl' Kavkaza, 2014, № 1, pp. 78-86.
14. Forum istorikov-kavkazovedov [Forum of historians - researchers of Caucasus] (Rostov-on-Don, October 15, 2013). Naucnaá mysl' Kavkaza, 2013, no 4, pp. 123-124.
15. Severnyy Kavkaz: slozhnosti integratsii (I), etnichnost' i konflikt [The North Caucasus: the
challenges of integration (I), ethnicity and conflict]. Doklad Krizisnoy gruppy (Evropa) [The report, Crisis group (Europe)], 2012, № 220, October 19. 49 p.
16. Abdurashidov M. Novoe delo, 2014, April, 4 апреля.
17. Jarlykapov A.A. Politka i obshhestvo, 2013, no 5, pp. 570-578.
18. Rossiyskaya gazeta, 2013, October 24.
19. Sokolov D. Vedomosti, 2009, no 237 (2507), December 15.
20. Sozaev-Gur'ev E. Izvestiya, 2012, October 10.
20 августа 2014 г.
УДК 947 (470.6)
РЕАЛИЗАЦИЯ БЮДЖЕТНОЙ ПОЛИТИКИ В УСЛОВИЯХ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ 1920-х гг. (по материалам Кубани)
Ю.А. Яхутль
Актуальность исследования бюджетной политики в период новой экономической политики (нэпа) связана с теоретическими и прикладными аспектами. Аграрная многоукладная экономика Советской России в условиях нэпа зримо демонстрировала противоречия социалистического строительства при допущении рыночных механизмов. Уроки нэпа остаются малоизученными и "невыученными" современными политическими элитами, тогда как успехи рыночной экономики в современном Китае заставляют обратить внимание на потенциал экономических реформ в советском государстве 1920-х гг. Положительный опыт современных Китая и Вьетнама по рыночной модернизации экономики основан во многом на модели нэпа в СССР. Можно ли использовать методы нэпа в условиях конца ХХ-начала XXI в.? Что полезно учесть в опыте бюджетной политики нэпа, чтобы проводить экономические реформы с минимальными потерями для стабильности общества?
При написании статьи учтены достижения отечественной историографии. Базовое
Яхутль Юрий Асланбиевич - кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарных наук и общеправовых дисциплин филиала Санкт-Петербургского института внешнеэкономических связей, экономики и права в г. Краснодаре, 350002, г Краснодар, ул. Леваневского, 82, е-таЛ: [email protected], т. 8(918)1174757.
значение для нас имеет определение сущности новой экономической политики в работах В.П. Данилова [1], Е.Г. Гимпельсона [2]. Роль бюджетной политики в системе мер нэпа глубоко раскрыта в новейшем исследовании Л.Н. Суворовой [3]. Региональная специфика экономической, в том числе - бюджетной политики 1920-х гг. на Юге России, освещалась в монографиях П.Г. Чернопицкого [4], Э.Д. Осколко-вой [5], А.В. Баранова [6]. Меньше изучены особенности бюджетной политики в Кубано-Черноморской области, с 1924 г. разделенной между пятью округами. Можно отметить диссертации Ю.Б. Рагера [7] и Т.И. Ким [8], обобщающие статьи А.В. Баранова [9]. К сожалению, с начала 2000-х гг. интерес к нэпу резко упал, что парадоксально контрастирует с усилением роли государства в современной российской экономике. Тема изучена фрагментарно, особенно - на региональном и местном уровнях. Это относится и к Кубани, на примере которой системные исследования экономической политики 1920-х гг. проводились редко.
Источниковая основа статьи включает в себя директивные и отчетные документы
Yuri Yahutl - Humanitarian and Law Department of the St. Petersburg Institute of Foreign Economic Relations, Economics and Law, a Branch in the Krasnodar City, 82, Levanevskogo Street, Krasnodar, 350002, e-mail: a075ca@ yandex.ru, tel. +7(918)1174757.
