CC BY
125
Научная статья УДК 34
https://doi.org/10.24412/2414-3995-2022-3-87-94 NIION: 2015-0066-3/22-337 MOSURED: 77/27-011-2022-03-536
Еще раз о сущности преступности и ее соотношении с преступлением
Евгений Семенович Жигарев
Московский университет МВД России имени В.Я. Кикотя, Москва, Россия
Аннотация. Анализируются различные понятия преступности, представляемые криминологами советского и сегодняшнего времени неким социально-правовым явлением. Автор выявляет подоплеку, мягко говоря, странного, неестественного обозначения преступности социальным явлением и видит в этом принудительную необходимость, ибо другим способом, не оторвав ее от самих продуцентов, то есть преступников, невозможно было бы обосновать ее преходящий характер и неизбежное отмирание в коммунистическом обществе.
Обосновывается авторская позиция, что преступность всего лишь криминологический термин, обозначающий совокупность зарегистрированных преступлений и выявленных лиц, их совершивших. Представлено альтернативное соотношение преступности и преступления и понятие преступности с позиции практики и теории.
Ключевые слова: преступность, явление, причинность, признаки, соотношение, преступление, дефиниция
Для цитирования: Жигарев Е. С. Еще раз о сущности преступности и ее соотношении с преступлением // Вестник экономической безопасности. 2022. № 3. С. 87-94. https://doi.org/10.24412/2414-3995-2022-3-87-94.
Original article
Once again about the essence of crime and its relation to crime
Evgenij S. Zhigarev
Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.Ya. Kikot', Moscow, Russia
Abstract. Various concepts of criminality, represented by criminologists of the Soviet and modern times as a kind of socio-legal phenomenon, are analyzed. The author reveals the background, to put it mildly, of the strange, unnatural designation of crime as a social phenomenon and sees this as a forced necessity, because in any other way, without tearing it away from the producers themselves, that is, criminals, it would be impossible to justify its transient nature and inevitable extinction in a communist society.
The author's position is substantiated that crime is just a criminological term denoting a set of registered crimes and identified persons who committed them. An alternative correlation of crime and crime and the concept of crime from the standpoint of practice and theory are presented.
Keywords: crime, phenomenon, causality, signs, correlation, crime, definition
For citation: Zhigarev E. S. Once again about the essence of crime and its relation to crime. Bulletin of economic security. 2022;(3):87-94. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2414-3995-2022-3-87-94.
Известно, что основным предметом познания криминологической науки советские юристы, без всякого сомнения, и, не раздумывая, объявили преступность, назвав ее явлением, Этот термин хотя и связан с криминальными деяниями - преступлениями, однако советские криминологи видели в нем иной смысл. В подтверждение этим словам, приведем несколько определений преступности, взятых
© Жигарев Е. С., 2022
из учебников по криминологии, изданных в разное время.
1. «Преступность - социальное и исторически обусловленное явление. Она возникает на определенной стадии развития общества, с появлением частной собственности, разделением общества на классы и образованием государственной власти» [1, с. 53] (выд. курсивом Е. Ж.).
2. «Преступность - это исторически преходящее и изменчивое, социально-правовое явление классового общества, представляющее собой совокупность всех совершенных в государстве (регионе) за соответствующий период времени преступлений» [2, с. 49] (выд. курсивом Е. Ж.).
3. «Преступность есть относительно массовое, исторически изменчивое, социально-правовое, антиобщественное явление, слагающееся из совокупности действий, запрещенных уголовным законом (преступлений), совершаемых в данном государстве в тот или иной период времени» [3, с. 202] (выд. курсивом Е. Ж.).
Приведенные определения преступности объединяет общее, единое представление авторов, что она -явление, но в остальном дефиниции отличаются по своему содержанию, а с ним и смыслом. Если, например, первые дефиниции не касались самих преступников, являющихся истинными продуцентами совершенных преступлений, то Г. А. Аванесов косвенно обратил на них внимание, употребив термин «действия», которые, естественно, относятся к людям, совершающим преступления.
Тем не менее, и в его умозрительном представлении преступности имеется ряд нестыковок или, другим словом, противоречий и неточных сравнений, а это указывает на отсутствие логики в рассуждениях.
Во-первых, нужно признать, что термин «преступность» чисто криминологический, теоретический, то есть отвлеченный от практики, ибо ни в уголовном праве, ни в социологии - науке об обществе он не используется. И этот факт является определяющим для дальнейшего исследования его смысла и значения.
Во-вторых, преступность не может быть социально-правовым явлением, так как этот термин объединяет не только зарегистрированные преступления, но и всех выявленных лиц, их совершивших, личность которых категория не социально-правовая, а, в первую очередь, духовно-нравственная, трансцендентальная, недоступная в полном объеме опытному познанию из-за ее нематериальности.
В-третьих, любое криминальное явление представляет собой конкретное преступление, которое реально существует, ибо отражено в действительности результатами поведения личности преступника. Преступность же Г. А. Аванесов назвал «массовым» явлением, но состоящим из множества криминальных действий (по сути, тоже явлений), запрещенных уголовным законом. Но так как любое явление действительности не состоит из множества самостоятельных, отдельных явлений, следовательно, преступность всего лишь криминологический термин, которым обозначается определенная совокупность зарегистрированных преступлений и выявленных
лиц, их совершивших, но при этом ни один термин как теоретическое выражение к реальным явлениям не относится, ибо оно на самом деле мысленное представление, называемое «ноуменом».
В-четвертых, любое явление можно наблюдать, преступность - никогда. О ней говорят в момент, когда изучают уголовную статистику - полугодовую или годовую отчетность, отражающую величины зарегистрированных преступлений (форма № 1) и выявленных лиц, их совершивших (форма № 2), математическим числом.
В-пятых, в действительности нет таких явлений, которые состояли бы из двух противоположных частей: видимой и невидимой (латентной), поэтому преступность - не явление.
В-шестых, советские криминологи преступность обозначили категорией «общее», однако в объективной действительности явлений, именуемых «общее», или «всеобщее», не существует.
В-седьмых, если бы преступность была реальным явлением, тогда ее дефиниция не подвергалась бы изменениям, а была бы постоянной, как, например, определение преступления. Ведь никому из криминологов не приходила в голову идея поупражняться в формулировке понятия «преступление», ибо нельзя искажать смысл того, что реально существует. Преступность же в виде явления - надуманность криминологов, которые и соревнуются друг с другом, кто из них позаковыристее, значит, «понаучнее» сформулирует ее определение.
В-восьмых, допустим, что советские криминологи, представив в своем воображении преступность всамделишным, то есть подлинным образованием, умышленно обозначили его социально-правовым явлением. Однако идеологи все же должны быть знать, что результаты воображения в философии называют «ноуменом», которые с материальной стороны не являются подлинными объектами, а представляют собой голую идею - «ничто». В этой связи они (ноумены) не подлежат ни анализу, ни научному обсуждению. В то же время следует отметить, что криминолог - свободная личность, и ему присуща, как и любому человеку, способность воображения. Поэтому мысленно представить преступность неким явлением, конечно же, никому не возбраняется. Однако навязывать всему научному сообществу и тем более пропагандировать свои надуманные явления в учебниках, сбивая с толку будущих юристов, мягко говоря, некорректно.
И, в-девятых, по ходу нашего рассуждения возникает логический вопрос: почему ни ученые-адми-нистративисты, ни ученые-цивилисты не объявили деликтность социально-правовым явлением? Ведь она ничем, кроем уровня общественной опасности деяний, не отличается от преступности, даже часто
является основой криминального поведения индивида. И в этом тоже нужно нам разобраться.
Как представляется, ответ на данный вопрос нужно искать не в головах криминологов, а в политической подоплеке того времени. Поэтому есть основания вернуться к началу 60-х годов и проанализировать политическую обстановку, сложившуюся в социалистическом государстве под названием
СССР.
Вспомним, на XXII съезде КПСС (октябрь 1961 г.) была принята третья Программа партии, в которой торжественно провозглашалось, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. А в таком обществе, как полагали классики научного коммунизма (была и такая наука), естественно, не должно быть места ни правонарушениям, ни преступлениям.
Но данное политическое событие сыграло и положительную роль для ученых-юристов: оно способствовало возрождению науки криминологии, которая была упразднена в начале 30-х годов после констатации некоторыми криминологами, что и социализму присущи собственные причины преступности. Теперь перед ними была поставлена непростая задача - объяснить зарубежным оппонентам, почему в развитом социалистическом обществе еще сохраняется чуждая ему преступность и при каких условиях с ней можно окончательно покончить?
Для того чтобы решить эту теоретическую задачу, криминологи должны были поступить неординарно. Этим необычным шагом и стало объявление преступности социальным явлением, вызванным внешними причинами. В этой связи в первом учебнике по криминологии (1966) И. И. Карпец был вынужден чётко провести грань между советской криминологической наукой и западной. Он заявил: «если буржуазная криминология концентрирует свое внимание на «преступной личности»... то советская криминология изучает преступность, ее причины и условия, способствующие совершению преступлений, как социальные явления». Размежевание ученых произошло, понятно, только по идеологическим причинам, которое в некоторой мере ощущается до сих пор, но происходит оно, по-видимому, уже по инерции.
На обоснование в криминологии социальной концепции преступности и ее объективных причин были задействованы интеллектуальные способности сразу трех криминологов: И. И. Карпеца, В. Н. Кудрявцева и Н. Ф. Кузнецовой (в связи с успешно справившейся работой впоследствии все трое вошли в пятерку лауреатов Государственной премии 1985 г.).
Безусловно, непросто было разъяснить партийным идеологам, что преступность при развитом социализме также существует закономерно, как в капиталистическом обществе. Для этого в произведениях
В. И. Ленина пришлось отыскать нужную работу «Государство и революция», из которой был позаимствован текст о том, что мы живем лишь в первой фазе коммунизма, характеризующейся тем, что общество на данной стадии своего развития «вынуждено сначала уничтожить только ту «несправедливость», что средства производства захвачены отдельными лицами, и которое не в состоянии сразу уничтожить и дальнейшую несправедливость, состоящую в распределении предметов потребления «по работе» (а не по потребностям)» [5, с. 93].
Исходя из приведенного ленинского тезиса и текста Программы КПСС, названные криминологи сформировали своеобразный реестр социальных причин преступности. «На первой стадии коммунистического общества - при социализме еще нет, - пишут они, -объективных возможностей для удовлетворения всех материальных и духовных потребностей граждан за счет общественных фондов, которые ныне удовлетворяются лишь частично» [1, с. 83].
Помимо названной материальной причины, криминологи в качестве детерминант преступности назвали еще ряд различий, которые объективно существуют между квалифицированным и неквалифицированным трудом, между городом и деревней, между рабочим классом и крестьянством, неизбежно порождающие фактическое материальное неравенство граждан.
Однако, забегая несколько вперед, следует заметить, что материальное благополучие или, наоборот, неблагополучие не является причиной, обусловливающей преступность. Например, в самой богатой стране мира - США совершается преступлений в разы больше, чем во многих бедных странах. Да и у нас олигархи не гнушатся противоправного поведения. В связи с этим фактом уже можно констатировать, что преступность - категория не социальная, а нравственная, и ее уровень зависит от духовного состояния общества и даже от религиозности людей, а не от степени их материальной обеспеченности.
Понимая побочную, а не определяющую роль материальной составляющей в причинности преступности, эти криминологи не могли оставить без внимания истинного продуцента криминальных явлений - человека. Касаясь его роли в генезисе преступности, они отмечали и субъективные причины криминальных действий, которые, на их взгляд, связаны с живучестью пережитков прошлого в сознании и поведении людей; а причиной этой живучести они объявили частичное отставание общественного сознания от бытия. Они утверждали, что без опережающего сознания не может быть поступательного развития общества, но в то же время признавали и тот факт, что и с так называемым «опережающим» сознанием люди все равно совершают преступления.
Однако, учитывая известные идеологические обстоятельства советского времени, мы не вправе давать оценку явно легкомысленной интерпретации советскими криминологами детерминант преступности при социализме, при котором как бы и не было так называемых «коренных» причины, которые приписывались только капитализму. Потому что их деятельность проходила при господстве монистического учения марксизма, объявившего, что в мире ничего нет, кроме материи и законов ее движения и изменения. В те времена партийные идеологи безапелляционно объявили диалектический материализм в качестве методологического ориентира для всех без исключения наук, отступление от которого тоталитарным государством каралось беспощадно (ученых и судили, и высылали за границу, и придавали забвению, и мало что еще было).
И в то же время мы должны отметить значительную степень их убежденности в правоту своей надуманной теории преступности как явления, которая и сегодня, в неидеологизированное время находит поддержку среди относительно молодой поросли криминологов, считающих себя приверженцами радикального материализма. В подтверждение сказанному приведем еще одну дефиницию преступности, позиционировавшуюся В. И. Гладких: «В теории криминологии преступность определяется как социальное, исторически изменчивое, негативное, массовое явление, проявляющееся в совокупности преступлений, совершенных на определенной территории за определенный период времени» [4, с. 41] (выд. курсивом Е. Ж.).
Но данная дефиниция преступности, как свидетельствовал сам автор, не принадлежит ему, а представляет собой компиляцию интерпретаций советских криминологов, а собственную точку зрения В. И. Гладких почему-то не отразил. И в то же время при проявлении должного внимания он мог заметить наличие в определении преступности нелогического выражения, то есть алогизма, в частности «преступность - массовое явление». На самом же деле вернее было бы сказать: преступность представляет собой совокупность (массу) явлений, именуемых преступлениями. Ведь слово «масса», согласно русскому языку, означает множество, большое количество чего-либо. В нашем случае - это преступления. Однако нельзя единичное явление отождествлять, то есть ставить знак «равенства», с массой самостоятельных явлений, ибо это - абсурд.
Кроме того, в приведенном В. И. Гладких определении преступности отсутствуют ее продуценты - лица, совершившие преступления, без которых не было бы ни криминальных деяний, ни криминологического понятия под названием «преступность». Ведь преступность, если можно так выразиться, представляет собой своеобразный кадастр реальных крими-
нальных явлений - зарегистрированных преступлений и выявленных лиц, их совершивших. По сути, это систематизированный свод сведений, периодически составляемый путем обобщения карточек формы № 1, заполняемых на зарегистрированные преступления, и формы № 2 - на выявленных лиц, их совершивших. Всё остальное, составляющее дефиницию преступности, можно отнести к квазинаучным измышлениям самих авторов.
Но чтобы окончательно разобраться в методологической ошибке в интерпретации понятия преступности как некоего явления, необходимо рассмотреть и сущность термина «явление» как с философской позиции, так и с лингвистической стороны.
Например, один из философских словарей термин «явление» интерпретирует следующим образом: это всё то, что чувственно воспринимается, особенно бросающееся в глаза (например, какое-либо явление природы) [8, с. 554]. Человек чувственно (то есть видимо и осязаемо) воспринимает окружающие его объекты и предметы, а также людей вокруг него и их поступки, в том числе криминального характера. В этой связи любое явление - субстанция действительная, реальная (но не воображаемая, мысленная), имеет очертание, конкретный облик, в связи с чем его можно не только наблюдать, но и также исследовать (а представляемая в качестве явления преступность реальной формы не имеет, ибо мысленное явление, повторим вновь, называется «ноуменом» и к объективной действительности не относится, так как это -ничто, голая идея).
Преступность же, отражающая своей сущностью более двух миллионов ежегодно регистрируемых по стране преступлений и около миллиона выявляемых лиц, их совершивших, ни чувственно воспринять, ни теоретически осмыслить просто невозможно. Чувственно воспринять человек может лишь преступление как конкретное, реальное криминальное действие, совершенное в отношении него самого или на его глазах.
Но чтобы обосновать реальность такого явления как преступность (в этой связи остается открытым вопрос: а почему не назвали деликтность тоже явлением?), советские криминологи придумали для нее признаки: социально-правовой характер и историческую изменчивость. Однако приведенный анализ этих признаков лишь подтвердил их надуманность.
Например, признак социальности криминологи связали с классовостью общества, чтобы заявить, что в бесклассовом коммунистическом обществе преступность отомрет, ибо лишится коренной причины - материальной несправедливости при распределении прибавочного продукта. Поэтому, видимо, А. И. Долгова позволила себе заявить - общество яв-
ляется единым, общим детерминантом (то есть причиной - пояснение Е. Ж.) преступности. Но в таком случае, если согласиться с данным умозрительным представлением, от преступности можно избавиться лишь при упразднении самого общества.
Преступность не является продуктом классового общества еще и потому, что первый противоправный проступок был совершен людьми, жившими в раю (прототип коммунизма); а убийство брата братом, являвшимися детьми Адама и Евы, произошло из-за зависти Каина, что Бог благосклоннее относится к Авелю.
Следовательно, не общество порождает преступность, а конкретные люди, действия которых вызывают соответствующие психические мотивы.
Следующий признак преступности как явления -это правовой ее характер. Однако в уголовном праве такого явления не существует, в нем используется только понятие «преступление», что еще раз свидетельствует, что термин «преступность» - криминологический, а не правовой.
Признак же преступности, именуемый «историческая изменчивость», криминологами был позаимствован из учения «Исторический материализм». Классики марксизма в этом произведении упоминают принцип историзма, который проявляет себя в процессе позитивного развития человеческого общества, путем революционной замены социально-экономического и политического уклада, происходящей на основе действий определенных социальных групп.
Следовательно, признак исторической изменчивости искусственно, то есть не по назначению, притянут к преступности, чтобы представить ее частью социального организма, состоящего из живых людей, что послужило А. И. Долговой назвать преступность саморазвивающейся, самодетерминирующейся, самоуправляемой социальной системой.
Однако для чего, спрашивается, понадобилось А. И. Долговой придать преступности мифический характер. Видимо, для того, чтобы, опираясь на учение исторического материализма, обосновать, что преступность как явление составляет реальный элемент социальной системы, именуемой обществом, но получился очередной конфуз. Потому что классики марксизма видели принцип историзма в революционном обновлении общества, но не преступности, являющейся тормозом выполнения социально-экономических программ.
С лингвистической стороны словарь русского языка С. И. Ожегова термин «явление» рассматривает в связи с такими понятиями, как «событие», «случай», то есть связывает с каким-либо действительным фактом, который реально имеет место быть. Преступность же словарь толкует коротко и ясно -«количество преступлений», можно сказать, схожее
выражение, используемое практическими работниками ОВД, - «совокупностью зарегистрированных преступлений».
Преступность также не является явлением и с точки зрения мысленного представления при абстрагировании исследователя от действительности. Объект умозрительного представления, как уже говорилось, в философии называют «ноуменом» - голой идеей и с материальной стороны он - «ничто». Следовательно, он к объективной реальности не относится; поэтому можно полагать, что если возник в воображении криминолога какой-либо ноумен, то к предмету науки его относить некорректно. В этой связи и обсуждать его не следует, тем более как научную категорию, ведь она мнимая.
Таким образом, на основе полученных результатов сформулируем логический вывод: преступность представляет собой всего лишь совокупность зарегистрированных преступлений и выявленных лиц, их совершивших, и не более. И этот термин криминологический, а не правовой и не социальный, и обозначает он некое статистическое образование, выраженное математическим числом.
Но признав преступность самостоятельным социальным явлением, развивающимся в силу собственных причин, советские криминологи были вынуждены придумать для нее признаки, согласно которым она как бы атрибутивно отличается от преступления. В этой связи эти признаки тоже нужно рассмотреть.
Во-первых, преступность соотносится с преступлением, полагали советские криминологи, как философские категории «общее» и «единичное». Однако философия марксизма, в частности диалектический материализм, категорией «общее» обозначил признаки, присущие единичным предметам внешнего мира (например, их материальность), и категорически не признает совокупность каких-либо предметов (явлений) в качестве самостоятельно существующего и развивающегося образования под названием «общее». А применительно к единичным криминальным деяниям общим их признаком, конечно же, будет противоправность, без которого и нет преступления.
Следовательно, признание самостоятельно существующего образования «общее» противоречит учению диалектического материализма, являющемуся для криминологов-материалистов методологическим ориентиром.
Кроме того, позиционирование самостоятельного явления «общее» противоречит и объективной действительности, состоящей из отдельных предметов и явлений, которые имеют и общие признаки, и особенные черты или свойства, согласно которым их можно распределить по самостоятельным группам. Кстати, в словарях русского языка термин «общее» тоже отсутствует.
Во-вторых, советские криминологи соотносили преступность и преступление как философские категории «необходимость» и «случайность». Преступность, рассуждали они, в целом есть явление закономерное, необходимое, тогда как отдельно взятое преступление могло быть, а могло и не быть, следовательно, оно случайное. Однако и здесь можно поспорить, так как в деятельности субъекта нет случайности, каждое преступление происходит на основе осознанных побудительных причин - мотивов, не прояви которых его не было бы. Даже неосторожное преступление не может быть случайным. Законодатель допускает две формы неосторожной вины: легкомыслие и небрежность. В первом случае ст. 26 УК РФ разъясняет, что виновный предвидел возможность наступления общественно опасных последствий своих действий, но самонадеянно рассчитывал их не допустить; а при небрежном отношении виновный, если не предвидел возможности таких последствий, однако при необходимой внимательности должен и мог предвидеть наступление общественно опасных последствий своих действий (выд. курсивом Е. Ж.).
Кстати, в словарях русского языка термин «случайный» толкуется как «непредвиденный», или то, чего нельзя предусмотреть. В таких случаях говорить о преступлении нет смысла.
В данных ситуациях, в которых лицо может предвидеть, законодатель рассчитывает, что человека допускают к работе с источником повышенной опасности только на основании медицинского заключения, подтверждающего его способность предусмотреть наступление общественно опасных последствий своих действий и не допустить ни легкомыслия, ни небрежности. А когда он все же совершил преступление с неосторожной формой вины, следовательно, он умышленно пренебрег соблюдением, к примеру, правил охраны труда, или дорожного движения, или инструкции, регулирующей управление АЭС и т. д., приведшего к преступлению с неосторожной формой вины.
При анализе этих ситуаций получается, что преступление не может быть совершено случайно. Кстати, и диалектический материализм, являющийся для криминологов-материалистов методологическим ориентиром, утверждает, что задача науки вскрывать необходимый характер случайностей, которые всегда оказываются подчиненными внутренним, скрытым законам. Все дело лишь в том, чтобы открыть эти законы [7, с. 303].
Значит, в криминальных действиях индивида случайности не бывает, но и необходимости (закономерности) в них также не должно быть. В противном случае, если лицо совершило преступление необходимо, ощущая какую-либо потребность
в этом, то оно освобождается от ответственности и подвергается принудительному направлению на лечение.
В-третьих, советские криминологи утверждали, что преступность не сводима «к сумме» общественной опасности отдельных преступлений, из которых она состоит. По мнению А. Б. Сахарова, преступность как явление гораздо опаснее, чем все преступления вместе взятые и включенные в ее совокупность. Свой вывод он сделал не на основе данных, полученных от исследований, а умозрительного представления, облекая его в форму умозаключения, которое в данном случае и есть ноумен. Читаем его тезис: «Преступность, как явление, нарушает общественное спокойствие, вызывает у граждан чувство неуверенности, тревоги, опасения...» [6, с. 15] (видимо, он имел в виду всех граждан).
Если бы действительно было именно так, как полагал в свое время А. Б. Сахаров, то каждый человек ежедневно ходил по улицам с опаской быть подвергнутым криминальному нападению. Однако нарушают общественное спокойствие отдельные лица, а в своем большинстве они совершают имущественные преступления. Именно это конкретное обстоятельство, а не абстрактная преступность, вызывает у граждан и опасения, и тревогу, ибо они покушаются на их личное спокойствие, а не на общественное.
Кстати, различение целого и простой количественной суммы его частей впервые встречается у Аристотеля. В то время предлагалось два противоположных решения проблемы целостности и его частей: материалистическое - «целое есть сумма его частей; нет ничего в целом, чего не было бы в частях». Философы, позиционирующие эту точку зрения, рассматривали целое в виде неорганического образования. В данном случае криминологам-материалистам стоило бы с этим согласиться, что целое, представляемое как общественная опасность всей преступности все же равна сумме общественной опасности совокупности ее частей - преступлений, из числа которых она состоит.
И идеалистическое - «целое больше суммы частей»; «оно есть непознаваемая духовная сущность». Если эту концепцию применить к органическому целому, например, к обществу, тогда и с этим мнением можно согласиться, что целое больше его частей, ибо оно (целое) саморазвивается, проходя последовательные стадии прогрессивного усложнения, а по сути, оно (усложнение) есть непознаваемая духовная составляющая общества.
Но преступность как механическое объединение в совокупность зарегистрированных преступлений не может быть признана элементом системы «общество» - живого социального образования. Ибо эле-
менты общества - люди, его составляющие, а не криминальный продукт их деятельности.
Итак, рассмотренные признаки преступности имеют вымышленный характер, можно сказать, порождены погоней этих авторов за научностью своих выдумок, за оригинальностью своих умозрительных измышлений, чтобы обосновать ложную теорию преступности, как самостоятельно развивающегося социального явления.
Но преступность как реальный объект криминологического исследования все же имеет атрибутивные признаки, отличающие ее от преступления.
Во-первых, преступность соотносится с преступлением как статистическое множество к математической единице, как интегральное образование к отдельной самостоятельной его части.
Во-вторых, преступность категория криминологическая, а преступление - уголовно-правовая.
В-третьих, преступность характеризует нравственную физиономию общества, а преступление отражает моральное состояние конкретного индивида.
В-четвертых, преступность как духовную патологию общества искоренить невозможно, а отдельному индивиду это сделать допустимо.
В-пятых, преступность сама по себе категория объективная, а преступление категория субъективная.
В-шестых, преступность представляет собой разнокачественную массу преступлений, а отдельное преступление содержит одно качество.
В этой связи уместно представить альтернативную точку зрения на понятие преступности. Если сущностью преступности на самом деле является, грубо говоря, совокупность преступлений, следовательно, ее можно определить как с практической стороны, так и с теоретической позиции.
С практической стороны преступность - это определенная статистическая совокупность зарегистрированных преступлений и выявленных лиц, их совершивших, на конкретной территории за отчетный период времени.
С теоретической (научной) позиции преступность есть криминологический термин, который показывает уровень духовно-нравственной патологи лиц, совершивших преступления. В этой связи можно сказать, что преступность отражает уровень аморальности общества в целом, характеризует степень нравственной деформации и умственной деградации людей. Поэтому можно отметить, что преступность - категория не социальная, хотя преступления совершаются в социальной среде. Преступность -категория и не биологическая, в противном случае люди рождались бы с криминальной направленностью в поведении. Следовательно, преступность -категория психическая, потому что противоправные действия побуждаются психическими мотивами.
Однако они только возбуждают намерение к определенному криминальному действию, но не заставляют человека совершить преступление, что очень важно для понимания психического механизма криминальных действий индивида. Уголовное право толкует преступные проявления людей как осознанные и волевые. Следовательно, совершить или не совершить преступление - принимает решение лично индивид, ибо все действия, в том числе и правона-рушающие, находятся во власти его личности, обладающей не только свободой воли, но и другими важными добродетелями, как совесть, благоразумие, самопожертвование, самоограничение, благочестие и др., которые могут сдержать проявление пагубных страстей.
И последнее. Если мы считаем преступность совокупностью криминальных действий, вызванных психическими реакциями людей на внешние и внутренние раздражители, то нужно и признать, что психические побудительные мотивы людей, к какому бы классу они ни относились, при каком бы социально-экономическом строе и политическом режиме ни жили, можно сказать, одни и те же. Это порочные страсти и низменные желания, с семенем которых рождаются все люди, относящиеся и к белой, и желтой, и черной расе.
При естественном понимании происхождения и существования преступности уже навряд ли кто-то решится официально заявить, что преступность имеет преходящий характер, и при создании соответствующих социальных условий она «отомрет», а иначе этот постулат будет звучать не только некорректно, но и неразумно, потому что покончить с преступностью невозможно, для этого нужно освободиться от людей, совершающих преступления, что звучит, согласитесь, абсурдно. Следовательно, она - вечный атрибут человечества.
Список источников
1. Криминология. М. : «Юридическая литература», 1966.
2. Криминология. М. : «Юридическая литература», 1979.
3. Криминология : учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / [Г. А. Аванесов и др.]; под ред. Г. А. Аванесова. 6-е изд., перераб. и доп. М. : ЮНИТИ-ДАНА, 2015.
4. Криминология : учебник / коллектив авторов; под общ. ред. В. И. Гладких. 2-е изд., перераб. и доп. М. : ЮСТИЦИЯ, 2021.
5. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 33.
6. Сахаров А. Б., Саркисов Г. С. Проблема преступности в современных условиях. Ереван : Айа-стан, 1991.
7. Философский словарь / под ред. М. М. Розен-таля и П. Ф. Юдина. М. : Политиздат, 1963.
8. Философский энциклопедический словарь. М. : ИНФРА-М, 2003.
References
1. Criminology. M. : «Legal literature», 1966.
2. Criminology. M. : «Legal literature», 1979.
3. Criminology : textbook for university students studying in the specialty «Jurisprudence» / [G. A. Avanesov et al.]; edited by G. A. Avanesov. 6th ed., reprinted and additional. M. : UNITY-DANA, 2015.
4. Criminology : textbook / collective of authors; under the general editorship of V. I. Gladkikh. 2nd ed., reprinted and add. M. : JUSTICE, 2021.
5. Lenin V. I. Full collection of works. Vol. 33.
6. Sakharov A. B., Sarkisov G. S. The problem of crime in modern conditions. Yerevan : Hayastan, 1991.
7. Philosophical Dictionary / edited by M. M. Rosenthal and P. F. Yudin. M. : Politizdat, 1963.
8. Philosophical Encyclopedic Dictionary. M. : INFRA-M, 2003.
Информация об авторе
Е. С. Жигарев - профессор кафедры криминологии Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, доктор юридических наук, профессор, почетный член (академик) Российской академии естественных наук (РАЕН).
Information about the author
E. S. Zhigarev - Professor of Department of Criminology of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.Ya. Kikot', Doctor of Legal Sciences, Professor, Honorary Member (Academician) of the Russian Academy of Natural Sciences (RANS).
Статья поступила в редакцию 10.04.2022; одобрена после рецензирования 06.06.2022; принята к публикации 27.07.2022.
The article was submitted 10.04.2022; approved after reviewing 06.06.2022; accepted for publication 27.07.2022.
Дознание
в органах внутренних дел
Дознание в органах внутренних дел. 3-е изд., перераб. и доп. Учебное пособие. Под ред. Ф. К. Зиннурова, А. С. Есиной. 495 с. Гриф МУМЦ «Профессиональный учебник». Гриф НИИ образования и науки.
Определены понятие, роль и значение дознания в уголовном судопроизводстве России. Рассмотрены деятельность органа дознания по уголовным делам; особенности и общие условия производства дознания как формы предварительного следствия. Особое внимание уделяется процессуальному положению и полномочиям дознавателя ОВД и его взаимодействию с отдельными участниками уголовного судопроизводства. Раскрыты правовые основы и направления взаимодействия в данной сфере в аспекте международного сотрудничества.
Для студентов, курсантов и слушателей юридических учебных заведений МВД России, а также преподавателей и аспирантов (адъюнктов).
