CC BY
46
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2011. № 1
Т.Л. Музычук
ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ ПЕРСОНАЖА КАК ОБЪЕКТ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО НАБЛЮДЕНИЯ
Автор статьи предлагает сделать объектом лингвистического наблюдения эмоциональное состояние персонажей художественной прозы в момент речевого взаимодействия. В статье представлены результаты сегментирования невербального речевого дискурса стадии аффекта (кульминации эмоционального напряжения) и стадии резистентности (речевого взаимодействия), а также данные, полученные на основе экспериментальной техники субституции (замещения) и позволяющие наблюдать, как структурируется невербальный речевой дискурс персонажа при наличии и в отсутствие композиционного маркера.
Ключевые слова: невербальный речевой дискурс, маркер эмоционального состояния, маркер интонации, проективные эмотивные смыслы.
The author of the article suggests making an object of linguistic observation out of the emotional condition of characters of belles-lettres prose at the moment of their speech interaction. In the article results are presented of segmentation of nonverbal speech discourse at the stage of affect (climax of emotional tension) and 'resistance' stage (in the course of speech interaction), and also the data received on the basis of experimental substitution (replacement) technique which make it possible to observe how a character's nonverbal speech discourse is structured in the presence and absence of a composite marker.
Key words: nonverbal speech discourse, a marker of an emotional condition, an intonation marker, projective emotional meanings.
Понятие «человеческая эмоция» настолько сложное, что трудно дать достаточно полное его определение. Словарь русского языка С.И. Ожегова определяет значение слова «эмоция» как «душевное переживание, чувство» [Ожегов, 1987: 789]. Ср. также энциклопедическую дефиницию эмоций: «Эмоции — реакции человека на воздействие внутренних и внешних раздражителей, имеющие ярко выраженную субъективную окраску и охватывающие все виды чувствительности и переживаний. Связаны с удовлетворением (положительные эмоции) или неудовлетворением (отрицательные эмоции) различных потребностей организма. Дифференцированные и устойчивые эмоции, возникающие на основе высших социальных потребностей человека, обычно называются чувствами (интеллектуальными, эстетическими, нравственными» [СЭС 1983: 1543]. Однако для понимания природы эмоции и эмоциональной речи чрезвычайно важным для лингвиста является краткое и на
первый взгляд простое определение К. Изарда: «Эмоция — это нечто, что переживается как чувство, которое мотивирует, организует и направляет восприятие, мышление и действия» [Изард, 2000: 27]. Итак, эмоция руководит мыслительной и физической активностью индивида, направляет ее в определенное русло, например: Когда вошел архимандрит, княгиня восторженно вскрикнула, скрестила на груди руки и подошла под благословение. — Нет, Нет! Дайте мне поцеловать! — сказала она, хватая его за руку и жадно целуя ее три раза (А.Чехов).
Эмоция меняет наше восприятие: для несчастного человека блекнут все краски мира и жизнь как таковая теряет смысл, счастливый человек, напротив, видит прекрасное в обыкновенном, воспринимает мир и себя в нем легко и непринужденно. Это иллюстрируют примеры из произведений А.П. Чехова: — Я люблю! — произнес он вслух, и ему захотелось вдруг бежать, догнать Понаурова, обнять его, простить, подарить ему много денег и потом бежать куда-нибудь в поле, в рощу, и все бежать без оглядки (А. Чехов).
Рядом с нею стоял Рябовский и говорил ей, что черные тени на воде — не тени, а сон, что в виду этой колдовской воды с фантастическим блеском, в виду бездонного неба и грустных, задумчивых берегов, говорящих о суете нашей жизни и о существовании чего-то высшего, вечного, блаженного, хорошо бы забыться, умереть, стать воспоминанием (А. Чехов).
Сравним: Во всей природе чувствовалось что-то безнадежное, больное; земля апатично ожидала неизбежной зимы. Куда ни взглянешь, всюду природа представлялась темной, безгранично глубокой и холодной ямой, откуда не выбраться... (А. Чехов).
Вне всякого сомнения, внутренний мир человека отражается в его поведении. Однако осмыслить и интегрировать этот мир можно только в том случае, если его выразить словами, т.е. декодировать невербальное речевое поведение коммуниканта. В книге «Эстетика словесного творчества» М.М. Бахтин пишет, что с помощью «позы тела, экспрессии лица, их внешней выраженности» мы проникаем «внутрь» человека, так как в общении, «в диалоге человек участвует весь и всею жизнью: глазами, губами, руками, душой, духом, всем телом, поступками. Он вкладывает всего себя в слово.» [Бахтин, 1979: 318]. Речевое невербальное поведение как форма объективации психического мира коммуниканта является для лингвиста способом познания языковой личности. Е.А. Ван-сяцкая, исследуя роль невербальных и вербальных компонентов коммуникации в текстах, отражающих эмоциональные реакции человека, на материале английского языка отмечает особенность элементов невербальной коммуникации — они формируются раньше, чем вербальная часть высказывания, которая накладывается на предварительно выраженную невербальную часть. По мнению
лингвиста, «все эмоционально-выразительные средства манифестируются в акте сообщения значительно раньше, чем вербальные средства» [Вансяцкая, 1999: 51].
Эмоции человека и механизмы их лингвистического обеспечения всегда были предметом научных изысканий. Психологический феномен сращения языка и эмоции изучают психологи, физиологи, социологи, философы, лингвисты, литературоведы, медики и т.д. Ученые-исследователи, представляющие разные отрасли знаний, анализируют, интерпретируют, декодируют невербальное поведение языковой личности, используя одинаково ценные в этом плане материалы. Одни — рисунки мимических реакций, фотографии изображения эмоций актерами, фотографии спонтанного выражения эмоций, другие — отснятые видеофильмы и кинофильмы, авторские материалы как результат непосредственного общения с тысячами людей, автобиографические отчеты студентов о наиболее интенсивных эмоциональных переживаниях, примеры описания мимических и пластических форм эмоциональной экспрессии в мировой драматургии. Третьи — данные, собранные социальными антропологами, этнографами и путешественниками, художественную литературу с точки зрения описания эмоций для выявления межкультурного сходства и различия в выражении эмоций. Безусловно, это одинаково ценные и взаимно дополняющие источники в постижении смысла и познания сущности внутреннего мира коммуниканта. Учитывая наличие в эмоциональном опыте человечества группы ведущих универсальных эмоций (гнев, радость, презрение, страх, отвращение, удивление, интерес), можно говорить о существовании в лексической семантике универсальных эмотивных смыслов, так как опыт человечества в познании эмоций, как и какого-либо другого фрагмента мира, закрепляется в языковых и неязыковых единицах. Эмотив-ные смыслы — это отображенные в языке эмоции и чувства, компоненты лексической семантики. Данные смыслы лежат в плоскости эмоционального самовыражения говорящего, обнажения его эмоционального состояния и эмоционального отношения, они подвижны и отражаются в содержании различных языковых и речевых единиц в виде специализированных семантических компонентов, свойственных этим единицам (денотации и коннотации). Уникальность эмоций обнаруживается прежде всего в многообразии и богатстве языковых и неязыковых средств их выражения, которые включают соответствующую лексику, фразеологизиро-ванные синтаксические конструкции, особую интонацию, порядок слов, проксемику, кинесику, вегетативные реакции организма на испытываемую коммуникантом эмоцию. Одной из первых эмоциональный пласт лексического состава описала Е.М. Галкина-Федорук. Именно ее классификация в дальнейшем оказалась
основополагающей в разработке данной проблемы. К словам с эмоциональным содержанием она отнесла: 1) слова, обозначающие эмоции; 2) слова, выражающие эмоциональное отношение к другим людям и объектам; 3) слова, содержащие в своем морфологическом составе эмоциональные форманты; 4) междометия и частицы [Галкина-Федорук, 1954: 135—137].
Диалогическая речь, «живая речь», всегда эмоциональна, «всегда экспрессивно окрашена, потому что в ней наряду с отображением объективной реальности всегда выражается и переживание человеком того, что имеет место, происходит или случается в действительности» [Телия, 1991: 3]. В связи с этим возникает необходимость выделить в самостоятельный тип диалога (наряду с признанным информативным) эмоциональный диалог как самостоятельную лингвистическую структуру, а не просто признавать наличие в информативном диалоге разных типов эмоциональных экспрессий (восхищение, гнев, раздражение и т.д.). Выделение данного типа диалога позволяет лингвисту сосредоточиться на изучении феномена сращения эмоции и языка. Эмоциональный диалог, как никакой другой тип диалогической речи, тяготеет к невербальным речевым актам и зависит от того, что называют «фоном невысказанных допущений и практик», «энциклопедическим знанием мира» («фреймами», «сценариями»), «мнениями», «желаниями», «намерениями». Невербальные формы коммуникации представляют собой специфический код для многообразных оттенков чувств, оценок, отношений к событиям и явлениям в процессе общения. Невербальные коммуникативные коды, созданные с участием и посредством языка, в дальнейшем приобретают самостоятельный статус в актах взаимодействия с людьми.
Объектом научного наблюдения автора данной статьи явился эмоциональный диалог, организуемый стенической эмоцией (радости, гнева, восхищения и др.), в диалоге — реплика, а в реплике — невербальная часть речевого поведения, объективно фиксируемая в невербальном дискурсе диалогического текстового фрагмента. Наблюдение за объектом позволило выявить определенным образом структурированную систему невербального речевого поведения стенического эмоционального наполнения — невербальный речевой дискурс. Терминологическое сочетание «невербальный речевой дискурс» может показаться соединением несоединимых понятий. Однако с точки зрения теории коммуникации сочетание слов, взаимоисключающих друг друга, становится необходимым и единственно верным в обозначении объекта исследования — невербальной речи в ситуации речевого взаимодействия. Ядром невербального дискурса как структуры являются маркеры интонации и эмоционального состояния, центром — конкретизаторы, а периферией — временной и пространственный локализаторы, ак-
тиваторы слухового и зрительного восприятия, а также квантификаторы. Невербальный дискурс как структура позволяет вести наблюдения за невербальной организацией речевого общения любого эмоционального концепта.
Пример: — Не ври ты, чего не знаешь! — рассердился на Рюхина Иван, — я, а не ты был при этом! (М. Булгаков). Маркер эмоционального состояния (МЭС) рассердился идентифицирует эмоциональное состояние коммуниканта, находящегося во власти эмоции гнева: рассердиться — быть в гневе, в раздражении, чувствовать злобу к кому-нибудь, выражать раздражение. МЭС манифестирует не только основную эмоцию, длящуюся во времени быть в гневе, в раздражении, но и адресную направленность эмоционального импульса на речевого партнера с намерением вовлечь его в речевое взаимодействие чувствовать злобу к кому-нибудь. Кроме того, МЭС маркирует зрительное восприятие коммуниканта речевым партнером, адресант выражает раздражение, которое наблюдает адресат. Его ответная реплика, безусловно, будет строиться с учетом речевой интеракции коммуниканта. По существу, диалогическая реплика1 кодифицирует дискурсность речевого продукта.
Проанализируем еще пример: — Нету! — грозным басом взревел повар (М. Булгаков). Композиционный маркер интонации (МИ) в форме контекстуального заменителя собственно речевого глагола звукового действия кричать синтезирует в себе информацию о темпе, тоне: взреветь — начать реветь, внезапно (темп) зареветь; протяжно (временной параметр, темп) и громко (тон) кричать; громкий — сильно звучащий, хорошо слышный; внезапный — вдруг, неожиданно наступивший; вдруг — неожиданно, внезапно; одновременно, разом; сразу. Этот маркер также дополнительно информирует о конкретизаторах тембра: тембр 1 — басом, тембр 2 — грозным. Конкретизаторы тембра манифестируют дополнительную окраску звучания, сообщающую речи различные эмоционально-экспрессивные оттенки, это манера произношения, отражающая чувства человека. Неслучайно тембр называют «цветом голоса». Тембр 1 характеризует голос каждого индивида, а тембр 2 есть «специфическая суперсегментная характеристика, окраска речи, придающая ей те или другие экспрессивно-эмоциональные свойства» [Ахманова, 1966: 471]. Тембр — один из тех интонационных элементов, которые воспринимаются сразу, с момента произнесения первых слов, и имеют особенность непроизвольно вызывать соответствующую реакцию слушателей... Оттенков тембра столько,
1 С функциональной точки зрения, по мнению И.Л. Тетерева, такой единицы, как диалогическая реплика, вообще не существует. Существует дискурсный отрезок, поскольку диалогическая реплика как таковая «может быть разъяснена в связи с вызвавшим ее стимулом». Дискурсный отрезок находится под влиянием всего поля дискурса [Тетерев, 1999: 10—11].
сколько выражаемых в интонации эмоций [Филиппова, 2001: 38]. Бас — самый низкий мужской голос (тембр 1); Грозный — жестокий, суровый; заключающий, выражающий угрозу (тембр 2 маркирует эмоциональное состояние коммуниканта, адресность эмоционального импульса на речевого партнера, зрительное восприятие адресанта). МИ и его конкретизаторы объективно манифестируют эмоциональное состояние, намерения коммуниканта, маркируют слуховое восприятие речевого продукта адресанта адресатом. Кроме того, в семантике МИ, выраженного глаголом, содержится указание на протяженность речевой интеракции во времени — начать (параметр времени) и на внутреннее состояние коммуниканта в данный момент речи и до наступления данного момента — начать реветь (накопление эмоционального состояния и его выход).
Итак, диалоги художественной прозы — прекрасный материал для изучения механизма сращения эмоции и языка, прагматических установок говорящих, выраженных вербально и невербально, потому что диалог — это всегда эмоция, это всегда говорящий и слушающий, роль которых в процессе диалога меняется, как меняется и изменяется их прагматическая установка, которая приобретает то более завуалированные формы воздействия или, наоборот, откровенно настойчивые в зависимости от реакции слушающего (языковой или неязыковой). Слушатель, создавая информацию, уменьшает или увеличивает ее определенность под воздействием получаемых сообщений и состояния их определенности в собственной когнитивной базе, что и предопределяет в конечном счете его поведение (речевое и неречевое). Именно невербальное поведение как неотъемлемая часть речевого общения дает возможность лингвисту изучать средства, маркирующие включенность коммуникантов в речевую ситуацию взаимодействия, их скрытые и явные намерения и желания, внутреннее «я» и менталитет языковой личности. Кинесические, проксемические, интонационные, вегетативные речения как проявление внутреннего психологического состояния коммуниканта манифестируют процесс изменения психических состояний человека, его отношения к партнеру в ситуации общения.
В таблицах 1 и 2 представлены результаты экспериментальной техники сегментации невербального дискурса диалогического художественного текста как проекции невербальной речи персонажа на звуковые, соматические, вегетативные речения, маркирующие пребывание коммуниканта во власти той или иной базовой эмоции или эмоционального настроения. Из 3410 языковых единиц на уровне предложения 2200 языковых единицы маркируют момент речевого эмоционального напряжения (аффект), 1210 — процесс речевого эмоционального взаимодействия (резистентность). Результаты сегментирования невербального речевого дискурса пока-
зали, что базовыми композиционными единицами (компонентами) в структурной организации невербального дискурса являются — маркер интонации (МИ) с его обязательным знаковым окружением — конкретизатором тона, темпа, тембра (именно конкретизаторы являются основными звуковыми показателями эмоции, переживаемой коммуникантом) и маркер эмоционального состояния (МЭС) с его знаковым окружением — конкретизатором сомативом (прок-семическим и кинесическим) и вегетативом (именно конкретизато-ры являются яркими визуальными и объективными проявлениями внутреннего состояния коммуниканта). Результаты также показали наличие в классе МИ и МЭС возможного окружения — временного и пространственного локализаторов, маркирующих процесс развития речевой ситуации, приращение эмотивных смыслов речевого продукта, бытование базовой эмоции и ее оттенков во времени и пространстве эмоционального диалогического общения; эмоциональных активаторов — источников случайно и неслучайно приобретаемой информации (слуховой, зрительной) о речевом партнере, влияющей на формирование и преобразование эмоциональных интеракций в процессе общения; квантификаторов, маркирующих качественные (квалитатив) и количественные (кван-титатив) изменения звуковых, пространственно-временных, выразительно-визуальных психологических характеристик индивида, происходящих в процессе диалогического общения.
Анализ результатов сегментации невербального дискурса показал, что композиционные МИ и МЭС являются структурообразующими элементами организации невербального дискурса диалога художественной прозы и несут на себе эмоционально-информативную и коммуникативно-регулирующую нагрузку в речевом поведении.
Как правило, невербальная аффективно-эмоциональная речь структурируется одномоментно группой МИ и конкретизаторами МЭС. Из 2200 единиц реализации на уровне невербального дис-курсного отрезка 1760 приходится на МИ и его окружение (см. статистические данные табл. 1). Именно этот структурно-семантический синтез дает полную проекцию эмоционального состояния коммуниканта. Та же картина наблюдается и при сегментировании невербального дискурса стадии резистентности (процесса речевого взаимодействия). Из 1210 единиц реализации на уровне невербального дискурсного отрезка 966 приходится на МИ и его окружение (см. статистические данные табл. 2). Особенностью функционирования МИ является его способность активно использовать кон-кретизаторы МЭС (вегетатив, ПС, КС), которые являются внешними, как правило, неконтролируемыми, а значит, объективными показателями внутреннего эмоционального состояния и меняющихся эмоциональных настроений коммуниканта в момент речевой
Таблица 1
Сегментация невербального дискурса стадии аффекта (кульминации эмоционального напряжения) (2200 единиц)
Класс маркеров Количество маркеров Конкретизаторы Локализаторы Квантификаторы Активаторы РП
тон тембр темп веге-татив ПС КС 1 Р качественные количественные зрительного восприятия слухового восприятия
МИ 1760 352 400 261 430 427 360 99 135 155 80 42 53
МЭС 440 30 21 60 22
Таблица 2
Сегментации невербального дискурса стадии резистентности (речевого взаимодействия) (1210 единиц)
Класс маркеров Количество маркеров Конкретизаторы Локализаторы Квантификаторы Активаторы РП
тон тембр темп веге-татив ПС КС 1 Р качественные количественные зрительного восприятия слухового восприятия
МИ 966 40 245 121 572 325 283 154 41 117 58 70 33
МЭС 244 20 60
Примечание: МИ — маркер интонации, МЭС — маркер эмоционального состояния; РП — речевое поведение; ПС — проксемический соматив; КС — кинесический соматив; I — временной локализатор; р — пространственный локализатор; качественные — качественный квантификатор; количественные — количественный квантификатор; зрительного восприятия — активатор зрительного восприятия, слухового восприятия — активатор слухового восприятия.
интеракции. Наличие конкретизаторов МЭС объясняет активное функционирование в структурно-семантическом поле невербального дискурса его периферийных компонентов — активаторов зрительного и слухового восприятия, временного и пространственного локализаторов.
Особенностью МЭС и его конкретизаторов в организации невербального дискурса является их семантическая и структурная самодостаточность (см. статистические данные табл. 1 и 2). Несмотря на то что статистические данные показывают, что из 3410 единиц реализации на уровне невербального дискурсного отрезка только 684 приходится на МЭС и его окружение, МЭС обладает уникальной способностью самостоятельно означивать эмоцию речевого продукта, манифестировать его интонационный рисунок и маркировать его адресность, а также зрительное и слуховое восприятие коммуниканта речевым партнером.
МИ с его конкретизаторами также способен манифестировать внутреннее состояние коммуниканта (аффект стенической эмоции), но только в комплексе с конкретизаторами и практически никогда — отдельно.
В статье не представлены статистические данные функционирования невербального дискурса при отсутствии композиционных маркеров — МИ и МЭС, но представлены данные возможных вариантов (позиций) замещения (см. ниже). Материалы, полученные на основе экспериментальной техники субституции (замещения), показали, как могут функционировать структурные компоненты невербального дискурса диалогических текстов при наличии и в отсутствие стержневого (композиционного) маркера. Наблюдения выявили четыре позиции структурирования невербального дискурса эмоциональной речи: 1. Функционирование маркеров МИ и МЭС, проектирующих базовую эмоцию и эмоциональные паттерны; 2. Функционирование маркеров МИ и МЭС с конкретизато-рами, усиливающими эмотивные проективные смыслы маркеров; 3. Функционирование МИ с конкретизаторами МЭС; 4. Функционирование конкретизаторов при отсутствии маркеров (замещение: типичное, нетипичное, комплексное).
Позиция 1. Функционирование композиционных маркеров, проектирующих базовую эмоцию диалога:
а) функционирование маркера интонации
Пример: — Это наглая ложь! — зарычал Иван Дмитриевич (А. Чехов).
Композиционный МИ — звукоподражательный глагол говорения рычать не требует употребления конкретизаторов, потому что знаковая эмоциональная информация содержится в значении МИ: зарычать — начать издавать громкие (тон) злобные (тембр) звуки; злобный — исполненный злобы; злоба — чувство гневного раз-
дражения, недоброжелательства против кого-н. МИ самостоятельно манифестирует базовую эмоцию в диалоге — гневное раздражение, направленное на речевого партнера. МИ означивает также временной параметр речевого продукта (фиксирует момент начала речевой интеракции, а также указывает на время накопления, формирования эмоциональной энергии до начала речевой интеракции и выхода), слуховое восприятие речи комуниканта речевым партнером. Зарычал маркирует активное начало звукового действия (некоторую временную длительность), предполагающее завершение.
б) функционирование маркера эмоционального состояния
Пример: — Он в домкоме еще может быть, — бесновался Бор-менталь (М. Булгаков).
Композиционный МЭС бесновался выражен общевозвратным собственно эмоциональным глаголом состояния, проектирующим крайнюю степень гнева (аффект) адресанта, а также крайне негативное отношение его к адресату или событию: бесноваться — неистовствовать, безумствовать, выходить из себя, лютовать, беситься; беситься (разг.) — быть, находиться в крайнем раздражении; лютовать — зверствовать, проявлять лютость; безумствовать — совершать безумства; неистовствовать — проявлять неистовство, ярость. МЭС — объективный показатель испытываемой коммуникантом в каждый момент речевой ситуации конкретной эмоции. Именно эта эмоция и организует в дальнейшем речь персонажа, направляя диалогическое общение в русло своего эмоционального базового концепта с выходом на эмоциональные концепты, эмоциональные триады.
Позиция 2. Функционирование композиционных МИ и МЭС с конкретизаторами, усиливающими проективные эмотивные смыслы маркеров:
а) МИ + конкретизаторы тона, темпа, тембра; квантификаторы, временной и пространственный локализаторы
Пример: — Обрадовался! — зверски закричала она опять, — есть чему радоваться — радуйся (М. Салтыков-Щедрин). Композиционный МИ закричала выражен собственно речевым глаголом речевого действия кричать и манифестирует не только основной тон речевого действия коммуниканта, его направленность, но и отношение его к речевому партнеру: кричать — говорить громко (тон); бранить кого-н. (адресность речи), резко (темп) говорить с кем-н. (адресность речи); бранить — резко (темп) порицать, ругать (негативное отношение к адресату); браниться — бранить друг друга, ссориться, выражать свое недовольство в грубых резких словах. Кон-кретизатор тембра зверски усиливает основной эмотивный смысл МИ и означивает восприятие голоса адресанта адресатом: зверский — свирепый, жестокий; свирепый — зверски жестокий, неукротимый,
выражающий жестокость. Временной локализатор опять: опять (нареч.) — еще раз, снова — показатель дискурсного континуума линейно-последовательного изложения.
б) МЭС + проксемические и кинесические сомативы, вегетативы, квантификаторы, временной и пространственный локализаторы
Пример: — Это не тот ли лакей, который вам после смерти трубку приходил набивать... сами мне рассказывали, — раздражался все более и более Раскольников (Ф. Достоевский).
Композиционный МЭС раздражался манифестирует основное эмоциональное наполнение диалога с достаточной степенью очевидности: раздражаться — приходить в состояние нервного возбуждения, соединенного с досадой, озлоблением; эмотивные смыслы МЭСраздражался усиливаются квантификатором — квалитативом все более и более, фиксирующем изменение пространственно-временных, выразительно-визуальных психологических характеристик коммуниканта, а также зрительное восприятие коммуниканта речевым партнером.
Позиция 3. Функционирование МИ с конкретизаторами МЭС: Пример: Ольга Ивановна! — взвизгнула она, тяжело дыша от волнения. — Голубушка моя родная! Ах, батюшка, так что же я, как дура, стою? Ангельчик ты мой хорошенький (А. Чехов). МИ взвизгнула: взвизгнуть — вскрикнуть с резким (темп) визгом (тон, темп), издать визг (слуховое восприятие речи коммуниканта адресатом) визг — высокий и резкий крик, звук; резкий — проявляющийся с большой силой, остротой; внезапный и очень значительный; лишенный мягкости, плавности, порывистый. Эмотивные проективные смыслы МИ взвизгнула усиливаются вегетативом (конкретизатором МЭС) тяжело дыша от волнения.
Проанализируем еще пример: Паддуев в кровати повернулся и закричал сердито, даже покраснел: Не давайся, Генрих! Не будь дурак! Начнут резать — зарежут, как меня (А. Солженицын). Композиционный МИ закричал усиливается конкретизатором тембра сердито, а также наличием конкретизаторов МЭС: вегетатива покраснел и кинесического соматива повернулся. Эмотивные смыслы вегетатива покраснел усиливаются квантификатором-квалитативом даже, выполняющем усилительно-выделительную функцию: выделяет и усиливает слово или словосочетание, к которому относится. Кроме того, конкретизаторы МИ и МЭС маркируют зрительное и слуховое восприятие речевого продукта коммуниканта адресатом: покраснел (вегетатив), сердито (тембр).
Позиция 4. Наличие композиционных конкретизаторов при отсутствии композиционных маркеров (замещение):
а) конкретизаторы МЭС замещают МИ и МЭС (типичное замещение)
Проанализируем диалогический фрагмент: — А что-с? — Лужин остановился и ждал с обиженным и вызывающим видом. Невербальный дискурс организован композиционным конкретизатором МЭС: проксемическим сомативом остановился и кинесическим сомативом с обиженным и вызывающим видом. Вызывающий — содержащий в себе вызов, обращающий на себя внимание дерзостью, наглостью; наглый — крайне нахальный, дерзко-бесстыдный; дерзкий — непочтительный, оскорбительно грубый.
— А то, что если вы еще раз... осмелитесь упомянуть хоть одно слово... о моей матери... то я вас с лестницы кувырком спущу.
— А так вот оно что-с! — Лужин побледнел и закусил губу (Ф. Достоевский). Композиционные конкретизаторы МЭС: вегета-тив побледнел и кинесический соматив закусил губу точно определяют основное эмоциональное наполнение речевого взаимодействия в отсутствие МИ и МЭС — крайнюю дерзость, граничащую со страхом и осторожностью. Побледнеть — становиться бледным; закусить губу — крепко захватить зубами, перен.: сорваться, потерять управление над собой; прикусить (губу, язык) — перен.: замолчать сразу, внезапно.
Проанализируем еще пример: — Ну а не убьете. тогда. — глаза его засверкали, и он ступил еще два шага. Композиционные кон-кретизаторы МЭС: вегетатив глаза засверкали и проксемический соматив ступил два шага точно определяют базовую эмоцию в отсутствии МИ и МЭС; кроме того, проксемический соматив усиливается пространственным квантификатором — квантитативом, выраженным наречием еще в значении опять. Пространственный квантификатор маркирует движения коммуниканта, происходившие до начала настоящего передвижения в пространстве диалога, указывает время речевых обстоятельств до настоящего момента речи.
Дунечка выстрелила, осечка!
— Зарядили неаккуратно. Ничего. У вас там еще есть капсуль. Поправьте, я подожду. Он стоял пред нею в двух шагах, ждал и смотрел на нее с дикою решимостью, воспаленно-страстным, тяжелым взглядом.
б) конкретизаторы МИ замещает МИ и МЭС (нетипичное
(единичное) замещение)
Пример: — Кто это? — отрывисто, торопливо, напряженно (В. Токарева). Конкретизаторы темпа отрывисто, торопливо и кон-кретизатор тембра напряженно замещают маркеры; отрывисто — звучать без плавных переходов, с короткими паузами, редко; торопливо (торопливый) — склонный торопиться, поспешный, быстрый; напряженно (напряженный) — происходящий с усилием, принужденный, неестественный; неспокойный, готовый разразиться чем-нибудь неприятным.
в) конкретизаторы МЭС и МИ (комплексно) замещают композиционные МЭС и МИ
Пример: С глазами, налитыми кровью, Никанор Иванович занес кулаки над головой жены, зловеще хрипя: У, дура проклятая! (М. Бул-гагов). Кинесический соматив (конкретизатор МЭС) занес кулаки усиливается пространственным локализатором над головой жены; вегетатив (конкретизатор МЭС) с глазами, налитыми кровью, достаточно объективно проектирует эмотивные смыслы эмоции гнева в речевом общении: наличие МЭС не требуется; более того, маркер интонации хрипеть с собственным конкретизатором тембра зловеще занимает зависимую позицию по отношению к композиционному кинесическому сомативу занес кулаки, зловеще хрипя; хрипеть — издавать горлом сипящие, глуховатые звуки; зловещий — предвещающий несчастье, зло.
Итак, диалоги, извлеченные из произведений классиков художественного слова, — надежный источник для изучения невербального дискурса и языкового его обозначения. Стержнем структурной организации невербального дискурса аффективно-эмоциональной речи персонажа художественной прозы являются композиционные МИ и МЭС, показателем внутреннего усиления или ослабления эмоции коммуниканта являются конкретизаторы маркеров, которые могут взять на себя функцию композиционных маркеров в их отсутствие. Анализ дискурсных отрезков показал, что конкретизаторы интонации очень редко замещают маркеры. Из 2000 языковых единиц реализации на уровне невербального дискурсного отрезка только 8 примеров пришлось на замещение МИ конкретизатором тембра и 18 примеров на замещение МИ композиционным конкретизатором темпа. Исключение (единичные случаи) составил конкретизатор тембра в форме наречия состояния, способного заменить МИ. В отличие от конкретизаторов МИ (тона, темпа и тембра), конкретизаторы МЭС (вегетатив, ПС, КС) способны полностью замещать МИ. Надо признать, что ярко выразить эмоцию, а тем более эмоцию-аффект, конкретизаторы интонации не могут (особенно это касается конкретизатора темпа). Самостоятельно выразить эмоцию способны только конкретиза-торы состояния. Из 2000 языковых единиц реализации 274 примера пришлось на подобное замещение.
Наблюдения также показали, что типичной формой структурирования невербальной аффективно-эмоциональной речи является глагольная (индикативная), причастная (адъективная), деепричастная схемы, означивающие, что чувство порождено мыслью и что данное чувство может возникать с этой мыслью либо одновременно, либо следовать за мыслью, либо время от времени возникать снова. Глагол обладает более широкой фразообразующей активностью благодаря своей обобщенной семантике и многознач-
ности. Глагольные предложения обладают способностью указывать на внешнее обнаружение состояния. М.А. Лаппо утверждает, что «глагольная словоформа — наиболее частотный способ описания своего эмоционального состояния в первичном дискурсе» [Лаппо, 1999: 45]. Вывод о глагольной словоформе как типичной форме структурирования невербального аффективно-эмоционального дискурса подтверждается и нашими наблюдениями за комментирующей частью диалогических реплик, организующихся базовой эмоцией в сложное диалогическое единство.
Метод сплошной выборки диалогических текстовых фрагментов художественной прозы позволил получить объективные результаты исследования, так как обоснование существования невербального дискурса персонажа художественной прозы, маркирующего момент речевого эмоционального напряжения и процесс речевого взаимодействия, базируется не на единственном индивидуально-авторском стиле, а на множестве авторских стилей писателей Х1Х—ХХ вв.
Список литературы
Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. Вансяцкая Е.А. Роль невербальных и вербальных компонентов коммуникации в текстах, отражающих эмоциональные реакции человека, и их соотношение (на материале английского языка): Дисс. ... канд. филол. наук. Иваново, 1999. Галкина-Федорук Е.М. Современный русский язык: Учебник для филол. факультетов ун-тов. М., 1954. ИзардК.Э. Психология эмоций. СПб., 2000.
Лаппо М.А. Высказывания с семантикой состояния: непосредственное описание эмоций и описание — воспоминание: Дисс. ... канд. филол. наук. Новосибирск, 1999. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1987.
СЭС — Советский энциклопедический словарь / Гл. ред. А.М. Прохоров. 2-е изд. М., 1983. Телия В.Н. Экспрессивность как проявление субъективного фактора в языке и ее прагматическая ориентация // Человеческий фактор в языке. Языковые механизмы экспрессивности / Под ред. В.Н. Телия. М., 1991.
Тетерев И.Л. Реализация дискурсной формы в тактиках русского диалога: Дисс. . канд. филол. наук. М., 1999. Филиппова О.В. Профессиональная речь учителя. Интонация. М., 2001.
Сведения об авторе: Музычук Татьяна Леонидовна, канд. филол. наук, доцент, докторант-соискатель кафедры русского языка и методики его преподавания РУДН. E-mail: muzychuk@rambler.ru
