CC BY
1Об этом свидетельствует опыт различных зарубежных стран: Франции, Англии, Индонезии, Южной Кореи, Новой Зеландии, Португалии, Туниса и др. В большинстве стран НДС обеспечивает от 12 до 30 % стабильных доходов государственного бюджета. Эти доходы являются важным альтернативным источником поступлений от взимания прямых налогов, особенно в тех странах, где ограничены размеры налоговой базы подоходного налога с физических лиц, или в странах, для которых характерны неустойчивые доходы от взимания налога на прибыль.
По мере распространения НДС увеличивалась доля поступлений в бюджеты стран Европейского Союза (ЕС) данного налога (табл. 1).
Таблица 1
Уровень НДС в некоторых стран ЕС [5, с. 122]_
Страны Доля НДС в налоговых доходах, % Стандартная ставка НДС, %
Великобритания 18,4 17,5
Испания 17,8 16
Франция 16,7 19,6
Германия 16,1 16
Италия 14,8 20
Швеция 18,2 25
Ставки НДС в различных странах существенно различаются. Наивысшие ставки НДС применяются в Венгрии - 24,5 %, Дании, Швеции - 25 %, в Финляндии и Польше - 22 %, в Италии, Грузии, Белоруссии, Австрии - 20 %. Минимальные ставки НДС характерны для Австралии - 10 %, Швейцарии - 7,6 %, Канады - 7 %, Японии - 5 %, Камбоджа - 4 %. При этом средний уровень ставки в ЕС достаточно высокий - 20-22 % [3, с. 414-418].
Пониженная ставка НДС представляет собой льготу для некоторых видов налогооблагаемых товаров и услуг. Например, в Германии пониженная ставка в 7 %; применяется для продуктов питания (кроме спиртных напитков, а также оборотов кафе, ресторанов, гостиниц), для книг, газет. В Польше пониженная ставка 3 % применяется к продуктам питания [1, с. 436-437]. Наряду с пониженными ставками применяются повышенные ставки налога. Например, во Франции для таких товаров, как автомобили, предметы роскоши и т.п., налоговая ставка составляет 22 %. В странах ЕС используются еще два вида льгот по данному налогу - освобождение от НДС и использование так называемой нулевой ставки. Принципиальное их отличие состоит в следующем. В первом случае, налогоплательщик реализует свою продукцию без взимания НДС с потребителей, но в тоже время он не получает права на возмещение НДС в стоимости материальных ценностей, приобретенным для использования в процессе ее производства. Таким образом, от НДС освобождается только та часть добавленной стоимости, которая относится к продаваемым товарам и услугам, но при этом производитель вынужден оплачивать НДС на закупленные им сырье и материалы. Например, в Германии от налога освобождены обороты морского судоходства, авиации и др. В случае применения нулевой ставки налогоплательщик получает право на возмещение НДС, уплаченного им при закупке товарно-материальных ценностей, использованных в хозяйственном обороте.
Движение в сторону введения НДС берет свое начало из двух источников: во-первых, страны-участницы Римского договора (Бельгия, Франция, ФРГ, Италия, Люксембург, Нидерланды) на момент подписания взимали каскадные общие налоги с продаж. Это создавало массу неудобств, особенно, в связи с некоторыми обязательствами, взятыми на себя в рамках договора, и в промежутке между концом 1960-х и началом 1970-х все эти государства заменили налоги с продаж на НДС. Во-вторых, правительства скандинавских стран, планируя постепенный рост государственных социальных расходов, видели в налоге на добавленную стоимость потенциальный
источник дополнительных доходов по сравнению с взимающимися там одноступенчатыми налогами с оптовых (Дания) либо розничных продаж (Норвегия и Швеция). Одновременно с нежеланием увеличивать поступления за счет налогов на доходы физических лиц, это привело к переходу этих государств на многоступенчатое обложение добавленной стоимости между 1967 и 1970 гг.
В настоящее время в рамках европейского сообщества действует единая система налогообложения добавленной стоимости, которая основана на следующем:
• страны ЕС облагают налогом НДС одни и те же товары и услуги;
• применяется общий порядок расчета сумм НДС;
• применяются примерно равные ставки НДС.
Проблемы совершенствования косвенного налогообложения, и в частности, налога на добавленную стоимость, в настоящее время являются чрезвычайно актуальными и для Российской Федерации. Начиная с 1992 г., когда в стране впервые был введен НДС, ведутся постоянные споры о целесообразности его взимания, величине ставок и порядке исчисления обязательств по налогу, объемам и структуре льгот, порядке взимания НДС при экспорте и импорте товаров и услуг.
В момент введения в 1992 г. ставка НДС составляла 28 %, затем была понижена до 20 %, а с 1 января 2004 г. составляет 18 %.
Уже с 1993 г. НДС становится наиболее крупным доходным источником, оттеснив на второе место налог на прибыль. Безусловно, налог очень удобен с точки зрения его взимания, обеспечивает быстрое поступление денежных средств в бюджет, равнонапряженное обложение на всех стадиях производства и реализации продукции (работ, услуг). Он возмещает выпадающие доходы от отмены налога с оборота и налога с продаж, тем более что сфера его действия гораздо шире.
Как уже было отмечено выше, НДС является основным бюджетообразующим налогом страны и обеспечивает существенную часть налоговых доходов федерального бюджета. Так, в структуре доходов консолидированного бюджета Российской Федерации в 2013 г. поступления по НДС составили 16 % или 1868 млрд рублей, по сравнению с 2012 г. - 17 % или 1886 млрд руб. [6].
Таким образом, роль НДС в мировой экономике неоднозначна: практики полагают, что этот налог как нельзя лучше обеспечивает бюджетные потребности, а аналитики критикуют этот налог за излишнюю фискальность, неотработанность налоговой базы и чрезмерно высокие ставки. НДС, считают они, не адаптирован к отечественной экономике на этапе её перехода к рынку, что объясняет существование недостатков в формировании налогооблагаемой базы и в технике исчисления НДС. В то же время этот налог является составным элементом налоговых систем более чем 60 стран мира.
В настоящее время многими российскими экспертами и специалистами высказывается мнение относительно необходимости отмены НДС и введения налога с продаж.
На наш взгляд, основными аргументами в пользу применения НДС являются:
• во-первых, введение НДС позволяет увязать суммы его поступлений с эффективностью производства более тесно, нежели налог с продаж, а также в меньшей степени искажает потребительский выбор, чем одноступенчатые или каскадные налоги с продаж;
• во-вторых, НДС имеет более широкую базу обложения, так как им облагаются не только розничные продажи, но и все непроизводственные покупки предприятий, в которых предприятия выступают конечными потребителями, в том числе работ, выполненных самим предприятием для собственных нужд;
• в-третьих, массовый переход к НДС был осуществлен в период значительного увеличения государственных расходов, когда стало ясно, что для удовлетворения растущих социальных потребностей общества необходимо либо значительно повышать ставки налогов на доход, либо искать новый источник бюджетных доходов;
• в-четвертых, техника взимания НДС обеспечивает сбор налога на всех стадиях производства, что способствует поддержанию устойчивых объемов поступлений налога независимо от конъюнктурных колебаний динамики оборота розничной торговли,
внешних шоков и поведения отдельных категорий налогоплательщиков (проблема уклонения от налога). Налоговая база НДС обычно определена настолько широко, что ее изменения напрямую зависят лишь от динамики роста национальной экономики, в то время как структурные сдвиги и внешние факторы обладают ограниченным влиянием.
Список литературы
1. Захаров А. С. Налоговое право ЕС: актуальные проблемы функционирования единой системы / А. С. Захаров.- Москва : Волтерс Клувер, 2010. - 672 с.
2. Крохина Ю. А. Налоговое право / Ю. А. Крохина. - Москва : Юрайт-Издат, 2009. -
429 с.
3. Попова Л. В. Налоговые системы зарубежных стран / Л. В. Попова. - Москва : Дело и сервис, 2011. - 432 с.
4. Райзберг Б. А. Большой экономический словарь / Б.А.Райзберг, Л. Ш. Лозовский, Е. Б. Стародубцева. - Режим доступа: http// base. consultant.ru, свободный. - Заглавие с экрана. -Яз. рус.
5. Тютюрюков Н. Н. Налоговые системы зарубежных стран / Н. Н.Тютюрюков. -Москва : ИТК «Дашков и К», 2009. - 176 с.
6. Федеральная налоговая служба России. - Режим доступа: http//www.nalog.ru, свободный. - Заглавие с экрана. - Яз. рус.
7. Черник Д. Г. Налоги и налогообложение / Д. Г. Черник. - Москва : ЮНИТИ-ДАНА, 2010. - 367 с.
References
1. Zakharov A. S. Nalogovoe pravo YeS : actualnyye problemy funktsionirovaniya yedinoy sistemy [EU tax law: actual problems of the unified system], Moscow, Volters Kluver Publ., 201. 672 p.
2. KrokhinaYu. A. Nalogovoe pravo [Tax law], Moscow, Yurayt-Izdat Publ., 2009. 429p.
3. Popova L. V. Nalogovyye sistemy zarubezhnykh stran [Tax systems of foreing countries], Moscow, Delo i servis Publ., 2011. 432 p.
4. Raizberg B.A., Lozovskiy L.Sh., Starodubtseva E.B. Bolshoy ekonomicheskiy slovar [Large economic dictionary]. Aviailaible at: http// base. consultant.ru
5. Tyutyuryukov N. N. Nalogovyye sistemy zarubezhnykh stran [Tax systems of foreing countries], Moscow, "Dashkov i K" Publ., 2009. 176 p.
6. Federalnaya nalogovaya sluzhbay Rossii [Federal Tax Service of Russia]. Aviailaible at: http// www. nalog.ru.
7. Сhernik D. G. Nalogi i nalogooblozhenie [Taxes and taxation], Moscow, UNITY-DANA Publ., 2010. 367 p.
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЗАРУБЕЖНЫХ ПРАКТИК ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ КОРРУПЦИИ В СИСТЕМЕ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ
Лунев Александр Павлович, доктор экономических наук, профессор, ректор
Астраханский государственный университет
414056, Российская Федерация, г. Астрахань, ул. Татищева, 20а
Е-таП: aspu@aspu.ru
Маркелов Константин Алексеевич, кандидат экономических наук, доцент
Астраханский государственный университет
414056, Российская Федерация, г. Астрахань, ул. Татищева, 20а
Мордасова Татьяна Александровна, кандидан филологических наук, доцент
Астраханский государственный университет
414056, Российская Федерация, г. Астрахань, ул. Татищева, 20а
Минева Оксана Карловна, доктор экономических наук, профессор, декан
Астраханский государственный университет
414056, Российская Федерация, г. Астрахань, ул. Татищева, 20а
E-mail: okmineva@rambler.ru
Коррупция представляет собой социальный феномен, искоренить полностью который не удается ни одному государству. Вместе с тем, коррупция выступает одним из сдерживающих элементов развития любой социально-экономической формации вне зависимости от режима, формы устройства, идеологии, светскости государства. За столетия в мировой практике государственного управления накоплен большой инструментарий противодействия коррупции. В данной статье приведен комплексный обор ведущих мировых практик противодействия коррупции и рассмотрена возможность его использования в российской практике.
Ключевые слова: коррупция, противодействие коррупции, государственное управление, конфликт интересов, коррупционный потенциал
USE OF FOREIGN PRACTICES IN COUNTERING CORRUPTION IN RUSSIAN STATE CONTROL
Lunev Aleksandr P., D.Sc. (Economics), Professor, Rector
Astrakhan State University
20a Tatishchev st., Astrakhan, 414056, Russian Federation E-mail: aspu@aspu.ru
Markelov Konstantin A., Ph.D. (Economics), Associate Professor Astrakhan State University
20a Tatishchev st., Astrakhan, 414056, Russian Federation Mordasova Tatyana A., Ph.D. (Philology), Associate Professor Astrakhan State University
20a Tatishchev st., Astrakhan, 414056, Russian Federation Mineva Oksana K., D.Sc. (Economics), Professor, Dean Astrakhan State University
20a Tatishchev st., Astrakhan, 414056, Russian Federation E-mail: okmineva@rambler.ru
Corruption is a social phenomenon, completely eradicate that can not be a single state. However, corruption is one of the constraints on the elements of any socio-economic system, regardless of the mode shape of the device, ideology, secularity. Over the centuries, in the world of public administration has a long anti-corruption instruments. This article provides a comprehensive Equi leading anti-corruption practices and consider the possibility of using it in Russia.
Keywords: corruption, anti-corruption, governance, conflict of interest, potential for corruption
Противодействие коррупции в современной России рассматривается правящей элитой в качестве приоритетного направления проводимой политики, поскольку коррупционные практики стали устойчивым элементом функционирования государства, главным препятствием экономической и политической модернизации страны и представляют реальную угрозу национальной безопасности [11]. Коррупционные технологии лоббизма нарушают последовательность принятия и осуществления политических и управленческих решений; не позволяют государству в полном объеме добиваться осуществления стоящих перед ним задач; приводят к коррумпированности государственного аппарата. Становясь достоянием гласности, коррупционные действия в высших эшелонах власти подрывают доверие граждан к государственным структурам и ставят под сомнение их легитимность. Несмотря на меры пресечения подобной дея-
тельности, предпринимаемые в системе государственного управления, ситуация продолжает оставаться напряжённой, свидетельством чему является стабильно низкое место России в различных «рейтингах» распространения коррупции, публикуемых международными неправительственными организациями. По данным влиятельной международной организации Transparency International в 2013 г. Россия по «Индексу восприятия коррупции» получила только 28 баллов, что соответствует 127 месту среди ведущих мировых государств. Рейтинг составляется на основе антикоррупционной деятельности государства и предполагает характеристику таких факторов как взяточничество должностных лиц, недобросовестное использование бюджетных средств, а также участие госслужащих в распределении прибылей от выполнения государственных заказов [3]. Речь идет практически о том, что коррупцию можно рассматривать в качестве сетевого признака российского государственного устройства. Это делает крайне значимым поиск эффективных процедур и инструментов, которые бы позволили локализовать проявление коррупционных практик и тем самым устранить часть исходящих от них глобальных угроз для экономики и политики страны.
Опыт противодействия коррупции показывает, что полностью искоренить данный социальный феномен не удается ни одному государству, но снизить его уровень, как подтверждают антикоррупционные практики зарубежных стран вполне реально, даже в более сложных условиях развития системы государственного управления, чем в современной России. Добиться позитивного результата в профилактике и пресечении коррупционных отношений в деятельности органов власти возможно благодаря учету национальных особенностей и стереотипов восприятия коррупции различными социальными группами, гибкости антикоррупционных мер и условий, которые должны оперативно меняться с учетом возможной адаптации коррупции к сложившейся социально-экономической или политической ситуации в стране. Учитывая многообразие коррупционных факторов, особое значение приобретает не только интеграция России в систему международного многостороннего сотрудничества в этой области, но и использование зарубежного опыта по реализации государственной стратегии предупреждения и пресечения коррупционных проявлений во всех сферах общественной жизни, определении важнейших принципов антикоррупционной деятельности в системе государственного управления. Оценка возможностей применения данного опыта в России, и разработка адаптированных к отечественным условиям механизмов профилактики и пресечения коррупции позволит выявить эффективные методы и способы противодействия и определить их организационную структуру.
Сопоставительный анализ механизмов противодействия коррупции в различных странах невозможен без характеристики ее сущности, природы и основных признаков. Однако на международном уровне отсутствует согласованное определение понятия «коррупция», его формулировка в национальных законодательствах является вариативной, а характеристика сущности, признаков и проявлений коррупционной деятельности остается предметом дискуссий и системного научного анализа [13]. Можно выделить три основных подхода к пониманию коррупции как системного социального явления. Первый подход предполагает характеристику коррупции в качестве обязательного атрибута любой системы государственного управления, проявляющегося в поведении правящей элиты. Речь идет о конфликте интересов и социальных противоречиях, при регулировании которых политические деятели или должностные лица могут разрушать общественные связи и отношения, проявляя заинтересованность в том или ином варианте принятия окончательного решения. Предметом исследования становится содержательная сторона коррупционной деятельности, ее признаки и механизмы; состав участников, уровень и степень их организации; субъективное отношение к коррупции лиц, непосредственно ее совершающих (мотивы, цели, интересы), так и сформировавшегося по отношению к ним общественного мнения (осуждающего, нейтрального, одобряющего их совершение). Агентская система отношений при возникновении коррупции одна из самых распространенных в мире [12].
При втором подходе коррупция определяется, как культурно-этическое отклонение, в основе которого использование возможности произвольно управлять государственными ресурсами, игнорируя этические правила в сфере государственного управления, при ведении бизнеса и развитии общества. Происходит постепенная замена нормативно-правовых предписаний неформальными договоренностями и намеренное несоблюдение должностных процедур в виде действия или бездействия, как с нарушением, так и без нарушения государственными служащими должностных инструкций [5, 9]. В качестве одного из способов оценки масштабов коррупции рассматривается уровень реакция общественного мнения на коррупционные действия, а предметом анализа являются бюрократический аппарат, рынок и общественный интерес. Должность становится основой для извлечения максимальной прибыли, размер которой зависит от рыночной конъюнктуры стоимости услуги. Коррумпированный чиновник, желая получить материальные или статусные преимущества для себя, своей семьи или связанной с ним узкой группы лиц, нарушает принцип невмешательства по личным мотивам в исполнение должностных функций. Признаками коррупционной ситуации становятся: принятие решений, нарушающий закон или непи-санные общественные нормы; действие партнеров по обоюдному согласию; получение обеими сторонами незаконных выгод и преимуществ; стремление всех участников коррупционной сделки к сокрытию своих действий.
Наибольший интерес для методологии исследования международного опыта противодействия коррупции представляет третий подход, в рамках которого коррупцию рассматривают как результат сформировавшихся коррупционных отношений, имеющих устойчивый характер и способных к самовоспроизведению. Важно подчеркнуть, что с содержательной точки зрения процесс институционализации коррупции включает характеристику коррупционного потенциала; коррупционных ресурсов; потребностей в коррупционных услугах; механизмов и внешних условий коррумпирования. Коррупционный потенциал дает представление о спросе на виды управленческих услуг и их потенциальной прибыльности. Содержание коррупционного ресурса раскрывает возможности субъекта оказывать определенные услуги или обеспечивать получение таких услуг. Особого внимания заслуживает рассмотрение потребности в коррупционных услугах, то есть определение лиц, нуждающихся в их получении и лиц, обладающих коррупционным потенциалом, в том числе и провоцирующих условий [7]. Внешние условия и механизмы коррумпирования зависят от таких факторов как: распределение управленческих компетенций; правовое регулирование социально-экономических процессов; отношение общества и отдельным социальных групп к данным видам коррупции и т.д. Обобщающим выводом данного подхода становится, во-первых, обоснование прямой связи между избыточностью управленческого аппарата и объемом коррупционных потребностей, который он способен сознательно формировать. Во-вторых, понимание сущности модификаций коррупции, которые условно можно разделить на «западную коррупцию» и «восточную коррупцию». Для первой характерна определяющая роль своеобразного рынка коррупционных услуг, на котором стороны вступают в коррупционные отношения. Комбинируя различные способы, методы, технологии коррупционной активности субъекты коррупции постепенно расширяют зоны своего влияния в различных областях социального администрирования [6]. Итогом становятся, по меньшей мере, три тенденции в развитии коррупционных отношений:
• экспансия коррупционных взаимоотношений, их устойчивая трансформация в коррупционные сети, которые всегда «привязаны» к финансовым ресурсам и распределительным функциям и используются для совершения коррупционных сделок;
• интернационализация и глобализация коррупции, что делает все более недоступным контроль за коррумпированными денежными потоками со стороны правоохранительных структур;
• расширение сферы легализации коррупции, создание видимости законности коррупционных сделок за счет разнообразных способов и технологий.
«Восточная коррупция» представляет собой укоренившуюся систему социальных отношений, в основе которых родственные, клановые, корпоративные, земляческие, профессиональные и другие взаимосвязи. В коррупционных практиках конкретных стран или регионов внутри страны, в различных сферах общественной деятельности «западный» и «восточный» варианты могут быть представлены в разных пропорциях, предопределяя при этом, какие виды действий считаются нарушением и относятся к коррупционным. «Западная коррупция» представлена, в первую очередь, административными, дисциплинарными и запрещенными гражданско-правовыми сделками. На проявления «восточной коррупции» накладывают отпечаток патерналистская позиция государства и слабые демократические традиции. Это, как правило, незаконное завладение госслужащими чужой собственностью; контрабанда и спекуляция; сообщение ложных сведений руководству; ущемление интересов населения; ложные обвинения; пристрастие к азартным играм; непристойное поведение и т.д. Однако объединяющим моментом обоих вариантов является разложение самой системы государственного управления, разрушение механизмов, обеспечивающих ее функционирование в общественных интересах, формирование механизмов представительства интересов отдельных лиц, структур, организаций. Подобная масштабная институционализация коррупции является социально опасной, потому что в ее основе лежит не только нарушение формальных правил и демократических процедур, но и социально-политических ценностей, в соответствии с которыми государство должно действовать в интересах всего общества, исключая групповые или личные корыстные мотивы.
Несмотря на рассмотренные различие в акцентах, при анализе сущности коррупции как системного социального явления, практически все исследователи обращают внимание на следующие характеристики:
• коррупция носит универсальный характер, поскольку объективно присуща всем моделям социального устройства;
• коррупция относится к числу сложных и комплексных явлений, составляющих угрозу криминализации общественных отношений, и ведущих к деградации системы государственного управления;
• непосредственная связь коррупции с государственной властью (наличие хотя бы у одного из субъектов коррупционных отношений статусно-ролевого положения в системе государственного управления, позволяющего принимать значимые решения).
Наиболее сложным вопросом в этой связи становится методология анализа ин-ституционализации антикоррупционной политики и разработка рекомендаций по оценке и выбору перспективных направлений противодействия коррупции в системе государственного управления. В мировой практике используют два основных подхода к обеспечению данного процесса: либеральный и репрессивный [1, 2]. Либеральный подход предполагает легализацию, «узаконение», то есть, официальное разрешение ранее запрещенных законодательством действий, которые содержали элементы коррупционности, но не представляют реальную угрозу безопасности обществу и его морально-этическим принципам. Результативность подобных антикоррупционных методов доказали такие страны как США, Великобритания, Дания, Швеция, Финляндия, Норвегия, Германия. Австрия, Израиль и т.д. Причем, например. Швеция, до середины XIX в. считалась страной с высоким уровнем коррупции, но доступ граждан к внутренним документам государственной службы; комплекс мер, направленных на полное исключение меркантилизма должностных лиц; этические стандарты для государственных служащих принципиально изменили ситуацию. Образцом совершенствования собственной системы антикоррупционного управления является Финляндия, это единственная страна, в которой отсутствуют специальные правоохранительные службы, занимающиеся борьбой с коррупцией. Система «дублирования мониторинга» за возможными коррупционными действиями в системе государственного управления Израиля, или технологии «четырех глаз» в Германии, «синдром вращающейся двери», используемый в Великобритании, или «модель контракта» в
