Егор Францевич Канкрин из записок И. В. Селиванова) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

73

L-Ii

УНИВЕРСИТЕТА Егор Францевич Канкрин ^^ ^^

имени O.E. Кутафина (МГЮА)

ЕГОР ФРАНЦЕВИЧ КАНКРИН1

(из записок И. В. Селиванова)

DOI: 10.17803/2311-5998.2017.36.8.255-260

Етересная за,метка Д. Ф. Кобеко о рубле императора Константина Пав-овича, напечатанная в «Русской старине», изд. 1880 г. т. XXVII (январь), напомнила мне, что и у меня в руках была монета, хотя и отчеканенная, но в обращение не поступившая; монета, о которой я впоследствии никогда и не слыхал, как будто ее никогда даже и не существовало.

Это было, если не ошибаюсь, в 1836 или 1837 году. Я служил тогда в Московском горном правлении, где начальником, или берг-инспектором, был Ф. П. Макеровский, впоследствии мой тесть.

Спустя какие-нибудь сутки после отъезда в Петербург министра финансов графа Е. Ф. Канкрина, всегда останавливавшегося, когда приезжал в Москву, у г. Макеровского, в горно,м правлении, на Моховой (нынешний архив министерства иностранных дел), берг-инспектор вышел из своей квартиры в канцелярию горного правления, где я занимался, и позвал меня к себе.

- Я хочу дать вам поручение, - сказал он.

- С удовольствием его исполню, в. п.! - отвечал я.

- Граф Егор Францевич, уезжая вчера из Москвы, поручил *мне разослать или развезти вот эти монеты всем почетным лицам города. Наденьте завтра мундир и развезите эти монеты, вот по этому списку.

При этом он положил мне в руку 10 или 12 серебряных монет и список лиц, которым я должен быль развезти их.

Монеты были серебряные, величиною в нынешнюю пятикопеечную медную монету или даже несколько больше. Цена ее определялась, кажется, в полтора рубля серебром. По одной стороне были поясные изображения императора Николая, императрицы и всех августейших детей, - фигур 8, расположенных кругом; а на другой стороне, кажется, двуглавый орел.

О том, как развез их и ко*му, я расскажу после; теперь же нелишним считаю сказать несколько слов о графе Е. Ф. Канкрине, *министре финансов, которого, вследствие того что он останавливался в горно*м правлении, куда я по службе ходил каждый день, хотя и не принадлежал еще к семейству Макеровских, видал часто.

Я сказал выше, что граф, когда приезжал в Москву, всегда останавливался в горно,м правлении, в квартире ,моего тестя, которого

1 Селиванов И. В. Егор Францевич Канкрин, министр финансов, его поручение развезти редкую монету // Русская старина. 1880. Т. 29. С. 747—751.

Илья Васильевич СЕЛИВАНОВ (1810—1882),

писатель

I П Т В m I I

m

РАРИТЕТЫ

>

256 постскриптум ^[^шшшь

1И О.Е. Кугафина (МПОА)

Егор Францевич КАНКРИН (1774—1845)

Русский государственный деятель и экономист немецкого происхождения. Генерал, состоящий при особе Его Величества, генерал от инфантерии, министр финансов России в 1823—1844 гг. Главным достижением 4-го министра финансов стала его денежная реформа. Она привела к девальвации ассигнаций, но Канкрин ставил совсем другую цель. В то время курс рубля колебался, и даже имелось несколько курсов. И больше всего страдали от этого крестьяне, потому что их простонародный курс сильно отличался от казенного, выходило, что они продавали товары по низкой цене, а подати платили по очень высокой.

Канкрин решил создать единый курс, в июне 1839 года выходит закон о том, что все сделки должны осуществляться по одному курсу, так он положил конец плутовству среди мошенников и улучшил положение крестьян. Но главным плюсом денежной реформы стал ввод бумажных денег, в первый же год в казну на серебро было выменяно 27 млн руб. бумажными деньгами, которые по курсу были равны серебряному рублю.

Затем были выпущены кредитные карты, которые также быстро были введены в оборот. Вся операция по замене серебра на бумажные деньги прошла успешно. И имя Канкрина навсегда было связано с денежной реформой в России.

он, а особенно графиня, рожденная Муравьева, очень любила, гложет быть, отчасти потому, что графиня была скуповата, а тесть мой лез из кожи, чтобы угодить ей. Приезжая в Москву, и граф, и графиня делались как бы семейными тестя: обедали вместе, вместе пили чай и проч. Простота, с какой вел себя граф Канкрин, была просто удивительна. Когда он уставал заниматься (а занимался он чуть не целый день), он надевал шинель военного покроя в рукава (он ходил в военном костюме), подпоясывался носовым платком и шел или в пробирную палатку, или в сад, или осматривал строения. Не было мелочи, на которую он не обратил бы внимания. Он вникал во все. Сад, который теперь существует на дворе архива Министерства иностранных дел, обязан существованием его почину. Он велел моему тестю его устроить, дал рисунок и размеры.

В столовой моего тестя происходили иногда сцены, имеющие государственное значение, и которых мне иногда случалось быть свидетелем как дежурному. Вероятно, многие еще помнят то время, когда монетная единица, бывшая прежде в виде ассигнационного рубля, превратилась в рубль серебряный, и какой существовал тогда лаж2. Краснень-

2 Лаж — превышение рыночных курсов денежных знаков, векселей, других ценных бумаг по сравнению с нарицательной стоимостью (Прим. ред.).

73

L-ь

УНИВЕРСИТЕТА Егор Францевич Канкрин ^^ '

имени O.E. Кутафина (МГЮА)

кая 10-рублевая бумажка стоила 12 рублей серебряной монетой, и курс бумажек беспрестанно изменялся, что в торговле производило большие затруднения.

Как сейчас гляжу на депутацию от купечества, явившуюся к графу с просьбой установить неизменный и единообразный курс денег.

Выслушавши их очень внимательно, он отвечал:

- Я, батюшка, тут ничего не могу сделать! Деньги - товар.

А вскоре после этого установлена была ммонетная единица в рубль серебром и определены были отношения бумажного рубля, его частей к золотому и серебряному рублю.

Другой раз мне случилось слышать, как он, в присутствии начальников частей, состоящих в его ведоммстве: председателя казенной палаты, начальника тамможни, управляющего конторой государственного банка и членов этих мест - сказал одному из директоров департамента Министерства финансов:

- Вы, батюшка, государственный вор!

Граф Канкрин быль добродушнейший из людей. Надобно было видеть, как обращался он, например, с Кранихфельдом, кажется правителем его канцелярии. Никто бы не поверил, что Канкрин министр финансов, а Кра-нихфельд его подчиненный, все сказали бы, что это два старые студента-товарища, которые никогда не расставались и так привыкли друг к другу, что всякое подобие каких бы то ни было церемоний между ними никогда не существовало. С носогрейкой в зубах или Канкрин шел в комнату к Кранихфельду вечером, после ужина, перед тем, как ложиться спать, садился к нему на кровать, и беседа шла далеко за полночь; или Кра-нихфельд шел в комнату к графу со своей носогрейкой, чуть не в одном белье, потому что ни у того, ни у другого ничего схожего с халатом даже и в помине не было.

Граф Канкрин был чрезвычайно чуток и внимателен ко все,му, что ммог-ло навести его на мысль улучшения по всем отраслям государственного хозяйства. Он был чрезвычайно экономен, или, пожалуй, даже скуп, на государственные деньги.

- Министр финансов в России должен утереть министров, - говаривал он. И это не в видах своего личного честолюбия, но в видах того, что им созидаемое может быть испорчено или растрачено его преемником.

По распоряжению его в горном правлении хранилось 800 тысяч рублей, не знаю откуда-то поступивших. Хотя они хранились в кладовой и при железной двери этой кладовой стоял часовой, но тем не менее хранение и ответственность за такую большую сумму озабочивали ,моего тестя, и он однажды за обедом стал просить графа взять от него эти деньги Ы

и отослать в казначейство. Е

РАРИТЕТЫ

I П

Т

В

т I

>

258 постскриптум ^[^шшшь

1И О.Е. Кугафина (МПОА)

- Нет, батюшка, - отвечал он, - об этих деньгах позабыли, а между тем как понадобятся деньги на военное министерство и государь скажет: «Канкрин! Давай денег!» - они у меня и есть. Пусть пока полежат у вас.

Когда министр бывал в Москве, у него по очереди бывали на дежурстве чиновники горного правления. В одно из таких дежурств случилось быть Н. С. Селивановскому, сыну известного типографщика из крестьян села Деднова Л. Д. Измайлова, ставшего богатым человеком, купцом первой гильдии и почетным гражданином. Как дежурный Селивановский сидел в зале, когда вдруг неожиданно вышел граф, и спросил его: умеет ли он сделать пакет? Тот, разумеется, отвечал утвердительно. Пока пакет этот делался, граф спросил его, кто он такой, и когда Селивановский объяснил ему, что он сын типографщика, Канкрин стал его расспрашивать о типографском деле, и Селивановский, как малый смышленый, объяснил ему, что типографское дело очень выгодное и что оно могло бы быть еще выгоднее, если бы не разоряли их типографские чернила, материал для которых они обязаны выписывать из-за границы и платить очень дорого, так как пошлина на них очень высока.

Этот случайный разговор не прошел бесследно. При первом тарифе пошлина на предметы для типографских чернил была уменьшена или даже уничтожена вовсе.

II

Обращаюсь теперь к рассказу о монете. Облекшись в горный мундир, надо сказать очень красивый, военного покроя, синий с черным бархатным воротником и с богатым золотым шитьем на воротнике и рукавах, я отправился. Конечно, прежде всего поехал я к генерал-губернатору, князю Дмитрию Владимировичу Голицыну, так как он первый и стоял в списке. Когда я подъехал к генерал-губернаторскому дому, швейцар, услыхавши, что я желаю видеть князя, очень бесцеремонно захлопнул мне дверь, чуть не под носом, и очень категорически объявил, что сегодня неприемный день и что князя видеть нельзя. Тогда я объявил, что приехал от имени министра финансов. Нужно было видеть, какое магическое действие произвело это имя. Двери распахнулись настежь; послышалось несколько звонков, и меня ввели в приемную, всем москвичам, вероятно, известную, угольную комнату перед кабинетом, меня через несколько минут и ввели. При моем появлении князь встал из-за стола, за которым сидел, и по-русски спросил, что мне надобно?

Этот вопрос и последовавший за тем, хотя и короткий, разговор по-русски должен служить опровержение*« те,м господа*«, которые утверждали, что князь не умел говорить по-русски. Напротив, он не только гово-

73

L-ь

УНИВЕРСИТЕТА Егор Францевич Канкрин

имени O.E. Кутафина (МГЮА)

рил, но и хорошо говорил; даже акцента, какой бывает у иностранцев, я у него не заметил.

Одет он был в светло-синий шелковый халат. Когда я подал ему одну из монет, он ласково и приветливо отвечал:

- Поблагодарите графа Канкрина, что он вспомнил обо мне.

Не лишним считаю сказать несколько слов о наружности кн. Д. В. Голицына.

Несмотря на свои 60 с лишко,м лет, это был чрезвычайно красивый господин: высок ростом, волосы с сединою, простота, изящество во всех движениях, прирожденная приветливость, возвышенная, конечно, воспи-тание*м и пребывание,м при дворе; что-то необыкновенно изящное, располагающее к себе, пожалуй, даже симпатичное. Вот каким показался мне князь Голицын - любимец *москвичей, которых, конечно, он обворожил своей манерой обращения, так что ни у кого не было духу осуждать его за кой-какие неважные грешки, даже слишком явные, которых, конечно, никогда не простили бы другому.

Другой мой визит быль к графу Петру Александровичу Толстому, жившему в своем доме в переулке на Тверской. Когда я вошел к нему, он лежал на кушетке, покрытой желтым штофом. Поклонившись, я остановился у двери, ожидая вопроса; он подозвал меня к себе следующими словами:

- Виноват, брат, что не встаю. Проклятые раны не дают встать. Подойди сюда и скажи, что тебе нужно?

- Я приехал, ваше сиятельство, по поручению графа Егора Францеви-ча Канкрина доставить вам монету, которая предположена к обращению.

- Дай, дай посмотреть.

Долго смотрел он на монету, когда я подал ее ему, и спросил:

- А граф уехал?

- Уехал вчера, ваше сиятельство.

- Ты кто ж такой?

- Я чиновник горного правления, ваше сиятельство.

- Как твоя фамилия?

Я себя назвал.

- А по состоянию кто ты?

- Дворянин, мой отец помещик Рязанской губернии.

- Доволен ты своей службой?

- Доволен, ваше сиятельство.

- А если не доволен и хотел бы пере*менить ее, скажи, я готов по- I мочь тебе... Тоже есть кой-какое знакомство.

Такого простодушия, такой искренности, такого гуманного обращения я не видал никогда ни в ком из людей высокопоставленных, кроме разве графа С. Г. Строганова, у которого и прислуга была так настроена, что Е

РАРИТЕТЫ

Ш m I I Ы

>

260 постскриптум ^[^шшшь

1И О.Е. Кугафина (МПОА)

поневоле приводило на память известную французскую пословицу: «Каков господин, таков и слуга», тогда как у других высокопоставленных господ прислуга так важна, что к ней и подступу нет... так что надо чуть не подкупать ее, чтоб она о вас доложила.

После того как я имел честь сделаться известным графу Строганову в Москве, я считал непременной обязанностью, бывая в Петербурге, приходить на поклонение к графу, как ходят на поклонение к какой-нибудь святыне. В один из таких приездов, подъехав к подъезду до,ма графа у полицейского моста, я спросил у швейцара, можно ли видеть графа?

Он отвечал коротко:

- Ступайте! - и указал мне на лестницу.

- Я попросил бы предварительно доложить графу: угодно ли будет е,му принять меня.

- Ступайте! говорят ва*м, - отвечал он даже с некоторой досадой, как будто бы даже просьба моя заключала в себе что-то оскорбительное.

Только при подобных словах простого швейцара можно понять, почему 12 января изо всех концов России шлют графу Строганову бывшие московские студенты поздравительные телеграммы как бывшему попечителю Московского учебного округа, несмотря на то, что он выбыл из попечителей более 20 лет и что им в нем нет теперь никакой надобности.

Третий визит ммой к графу Гудовичу, тут же на Тверской. Прие,м его был совершенная противоположность тому, что я видел у графа Толстого. Меня приняли с холодной, уничтожающей вежливостью, не позволявшей сомневаться, что хозяин помнит, какая неизмеримая пропасть разделяет меня, молодого человека, от высокого сановника, удостоившего говорить со мною.

Много в это утро было поучительных встреч, большей частью я позабыл их, потому что, кроме надутого и глупого чванства, нечего помнить...