CC BY
0
ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
2023 PERM UNIVERSITY HERALD. JURIDICAL SCIENCES Выпуск 4(62)
IV. МЕЖДУНАРОДНО-ПРАВОВЫЕ НАУКИ
Информация для цитирования:
Михалёва Т. Н., Берман А. М. Единый рынок Евразийского экономического союза: de jure, de facto, de lege ferenda // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2023. Вып. 4(62). C. 673-688. DOI: 10.17072/ 1995-4190-2023-62-673-688.
Mikhaliova T. N., Berman A. M. Edinyy rynok Evraziyskogo ekonomicheskogo soyuza: de jure, de facto, de lege ferenda [The Single Market of the Eurasian Economic Union: de jure, de facto, de lege ferenda]. Vestnik Permskogo universiteta. Juridicheskie nauki - Perm University Herald. Juridical Sciences. 2023. Issue 4(62). Pp. 673-688. (In Russ.). DOI: 10.17072/1995-4190-2023-62-673-688.
УДК 341.17
DOI: 10.17072/1995-4190-2023-62-673-688
ЕДИНЫЙ РЫНОК ЕВРАЗИЙСКОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОЮЗА: DE JURE, DE FACTO, DE LEGE FERENDA
Публикация выполнена в рамках Системы грантовой поддержки научных проектов РУДН, проект № 090222-2-000 «Разработка концепции и моделей цифрового разрешения споров в контексте создания единого информационного пространства стран ЕАЭС» (науч. рук. Е. Е. Фролова)
Т. Н. Михалёва
Российский университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы E-mail: mikhaleva-tn@rudn.ru
А. М. Берман
Российский университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы E-mail: alisa.berman@mail.ru
Поступила в редакцию 07.06.2023
Введение: согласно статье 4 Договора о Евразийском экономическом союзе одной из основных целей ЕАЭС является стремление к формированию единого рынка товаров, услуг, капитала и трудовых ресурсов в рамках Союза. В программных документах ЕАЭС этому уделяется значительное внимание, а основополагающие направления деятельности Союза связаны с функционированием общего рынка. Цель: оценка современного правового регулирования общего (единого, внутреннего) рынка ЕАЭС и тенденций его развития. Авторы ставят перед собой задачу охарактеризовать терминологические различия, определить состояние внутреннего рынка de jure, выявить de facto вызовы нормативному и организационному обеспечению и, соответственно, обозначить перспективы de lege ferendа. Методы: общенаучные методы формальной логики и диалектики, метод системного анализа и синтеза, экономического анализа права, сравнительно-правовой и юридико-технический методы. Результаты: единый рынок интеграционного объединения - межгосударственное пространство, в котором упразднена барьерная функция таможенных границ и устраняются любые препятствия взаимной торговле. Традиционно к основным условиям общего рынка относят свободы движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы. Современные вызовы и технологии развития расширяют традиционные подходы, сегодня актуальна «пятая свобода» рынка - свобода движения цифровых и информационных ресурсов в региональном объединении. Также повышается роль методов позитивной интеграции, направленной на активное формирование условий общего рынка. Выводы: авторы выявляют отличия терминологии в отношении общего (единого) и внутреннего рынка в праве ЕАЭС с учетом компаративных характеристик, приходят к выводу о важности формирования обновленной концепции
© Михалёва Т. Н., Берман А. М., 2023
© ®
единого рынка ресурсов развития, в центре которого - инновации и человеческий капитал, единообразных подходов в юридическом осмыслении и закреплении категорий и принципов функционирования общего рынка, активизации устранения барьеров и внедрения новых правовых инструментов внутреннего рынка в рамках Союза в целях опережающего развития.
Ключевые слова: внутренний рынок; дискриминация; доступ на рынок; Евразийский экономический союз; единый рынок; негативная интеграция; общий рынок; позитивная интеграция; региональная экономическая интеграция
SINGLE MARKET OF THE EURASIAN ECONOMIC UNION: DE JURE, DE FACTO, DE LEGE FERENDA
The research was financially supported by the RUDN University Scientific Projects Grant System, project No 090222-2-000 'Development of the concept and models of digital dispute resolution in the context of creating a common information area of
Eurasian Economic Union countries' (supervisor: E. E. Frolova)
T. N. Mikhaliova
Patrice Lumumba Peoples' Friendship University of Russia E-mail: mikhaleva-tn@rudn.ru
Received 07 Jun 2023
A. M. Berman
Patrice Lumumba Peoples' Friendship University of Russia E-mail: alisa.berman@mail.ru
Introduction: according to Article 4 of the Treaty on the Eurasian Economic Union, one of the main objectives of the EAEU is to strive for the formation of a common market of goods, services, capital, and labor resources within the Union. The program documents of the EAEU pay considerable attention to this, and the fundamental areas of the Union's activities are related to the functioning of the single market. Purpose: the research is devoted to the assessment of the current legal regulation of the common (single, internal) market of the EAEU and trends in its development. The authors aim to explain the terminological differences, determine the state of the single market de jure, identify de facto regulatory and organizational challenges, and, accordingly, outline the prospects de lege ferenda. Methods: general scientific methods of formal logic and dialectics, the method of system analysis and synthesis, economic analysis of law, comparative legal, and legal-technical methods. Results: the single market of an integration association is an interstate space in which the barrier function of customs borders is abolished and any obstacles to mutual trade are eliminated. Traditionally, the basic conditions for a common market include freedom of movement of goods, services, capital, and labor. Modern challenges and technologies of development expand traditional approaches, today the 'fifth freedom' of the market comes to the fore - the freedom of movement of digital and information resources in the regional association. The role of positive integration methods, aimed at the active formation of common market conditions, is also increasing. Conclusions: the authors identify differences in terminology with respect to the common (single) and internal market in the EAEU law taking into account comparative characteristics and come to the conclusion about the importance of the following: formation of an updated concept of a single market of development resources, with a focus on innovation and human capital; uniform approaches in legal understanding and enshrinement of categories and principles of the common market; intensified removal of barriers and introduction of new legal instruments of the internal market within the Union for the purpose of advanced development.
Keywords: internal market; discrimination; market access; Eurasian Economic Union; single market; negative integration; common market; positive integration; regional economic integration
Введение в проблематику регулирования общего (единого, внутреннего) рынка
Внутренний рынок интеграционного объединения - это межгосударственное пространство, в котором нивелированы препятствия внутренним торгово-экономическим и хозяйственным связям, запре-
щены ограничения, прежде всего дискриминационные, на передвижение источников и результатов экономической деятельности. Это позволяет упростить и ускорить торговые операции между государствами-членами, а также повысить конкурентоспособность товаров и услуг на внешних рынках.
Традиционно к основным свободам общего рынка относят движение товаров, услуг, капитала и рабочей силы. Методы формирования общего рынка - это так называемая «негативная» и «позитивная» интеграция1 [11, с. 47-48]. Речь идет о единых правилах и стандартах в области технического регулирования, сертификации,лицензирования и других аспектов экономической деятельности. Соотношение методов позитивной и негативной интеграции для развития внутреннего рынка оценивают весьма по-разному: иногда противоречиво [30, р. 143], иногда отдавая предпочтение тому или иному методу в связи с уровнем глубиной интеграции [8, с. 159].
Полагаем, однако, что их сбалансированное применение и дает нужный эффект поступательной интеграции. На практике эти два вида интеграции неразрывно связаны. Дихотомия «негативная» -«позитивная» интеграция проявляется и на уровне теоретического анализа нормы, и на уровне ее применения.
Так, любая мера, признанная противоречащей целям общего рынка, ограничивающая внутреннюю торговлю, требует активного вмешательства и принятия со стороны интеграционных органов мер по гармонизации или унификации правил торговли. В то же время буквальное восприятие такого тезиса приведет к заурегулированности рынка либо нарушению принципа наделения компетенцией. Важно, на наш взгляд, чтобы участники хозяйственного оборота могли рассчитывать на одинаковые правила игры в пределах общего рынка - одинаковые с той точки зрения, чтобы имеющиеся различия не влияли на принятие ими решений администрирования бизнеса и экономических отношений [21].
Негативная интеграция выполняет важнейшую функцию - противостоять искусственно создаваемым государствами ограничениям в общем рынке товаров и другим факторам. На этапе становления общего рынка крайне важно «увидеть» и установить такие критерии, пределы, нарушение которых будет угрожать либерализации торговли внутри рынка, а значит, поставит под угрозу цели интеграции. В отличие от позитивной интеграции, очевидно нормо-устаналивающей, интеграция негативная иногда может быть достигнута не путем нормоустановле-ний, выработки единого или гармонизированного
1 Понятия позитивной и негативной интеграции введены экономистом Я. Тинбергеном в 1954 г. При негативной интеграции устраняются барьеры, препятствия к торговле. При позитивной - создаются новые механизмы, институты, нормы, позволяющие усовершенствовать, углубить интеграцию и сделать эффективным распределение благ. В 1968 году Дж. Пиндер использовал предложенную Я. Тинбергеном терминологию, уточнив следующее: негативная интеграция устраняет любые дискриминирующие факторы, позитивная проявляется в создании и реализации общих и согласованных политик для выполнения экономических задач, отличных от антидискриминационных.
правила поведения, а через толкование нормы-цели, нормы-принципа, в том числе судебное толкование [31, р. 581].
Экономический базис традиционно образует основу и межгосударственной интеграции (или «интеграции сверху»), и «интеграции снизу», то есть кооперации на уровне субъектов хозяйствования, сращивая потенциалы национальных рынков. При этом современное интеграционное взаимодействие выходит за рамки традиционных в сфере внутреннего рынка вопросов свободного перемещения товаров, услуг, лиц и капитала - ввиду значительного развития и актуализации международной повестки, например, цифрового компонента, различных аспектов безопасности, климатической повестки, проч. Право интеграционного объединения в данном отношении приобретает особое значение. Оно не должно быть исключительно регулятором складывающихся общественных отношений. Правовое регулирование должно заблаговременно обеспечивать синергию интеграции, быть готовым к «эффекту перелива», выполнять прогностическую функцию.
В Евразийском экономическом союзе (далее -ЕАЭС, Союз) одной из основных целей заявлено стремление к формированию единого рынка товаров, услуг, капитала и трудовых ресурсов в рамках Союза (абз. 2 ч. 1 ст. 4 Договора о Евразийском экономическом союзе, далее - Договор о ЕАЭС)2. Обеспечение эффективности союзного рынка и реализация его возможностей для экономических субъектов предусмотрено Декларацией о дальнейшем развитии интеграционных процессов в рамках Евразийского экономического союза, утвержденной Распоряжением Высшего Евразийского экономического совета от 6 декабря 2018 г. № 93, в качестве приоритетов развития ЕАЭС до 2025 года.
Понятийный дискурс: единый рынок - общий рынок - внутренний рынок
В литературе «внутренний рынок», «единый рынок» и «общий рынок» нередко взаимозаменяемы и используются как синонимы [9, с. 16], иногда их применяют совместно [15] либо указывают, что «провести четкие границы между ними практически невозможно» [6, с. 169]. И все же эти понятия имеют некоторые отличия. В теории и практике интеграционного взаимодействия четкое определение нормативного объема понятий крайне важно, поскольку они очерчивают сферу применения, наделение компетенцией, разграничение национального и интеграционного, предопределяют методологию интеграции.
2 Договор о Евразийском экономическом союзе [Электронный ресурс]: принят 29 мая 2014 г. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
3 Декларация о дальнейшем развитии интеграционных процессов в рамках Евразийского экономического союза [Электронный ресурс]: утв. распоряжением Высшего Евразийского экономического совета от 6 дек. 2018 г. № 9. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
В классической экономической теории общий рынок - это этап международной экономической интеграции, характеризующийся отменой внутренних пошлин, созданием условий для свободного перемещения товаров, работ и услуг, а также капитала и трудовых ресурсов [19, p. 174-175; 25, p. 3]. Эта категория подчеркивает равенство («единство») условий в отношении всех факторов производства. Функционирование внутреннего рынка интеграционного объединения предполагает объединение внутренних национальных рынков, следовательно, для этого недостаточно устранения барьеров на пути факторов производства, необходимы активные действия, аналогичные внутреннему регулированию.
В схожей логике происходил терминологический переход от концепции общего рынка к концепции внутреннего рынка в Европейском союзе (далее - ЕС). Изначально статья 2 Договора о Европейском экономическом сообществе включала в число основных задач Европейского сообщества «построение общего рынка и постепенное сближение эко-
1 Г!
номической политики государств-членов». В европейской литературе указывают и на следующие отличия терминов «общий» и «единый» рынок: первое понятие шире ввиду того, что «единый» касается только четырех свобод, в то время как меры в рамках общего рынка включают также и вопросы регулирования «сельского хозяйства, конкуренции, социальные вопросы» [20, p. 12]. В 1985 году была выпущена Белая книга «Завершение построение внутреннего рынка», в которой определены направления устранения различных препятствий -административных, технических, налоговых. В Едином Европейском акте 1986 года уже использовался термин «единый рынок», а в Лиссабонском договоре 2007 года он полностью заменил иные аналогичные термины. Есть мнение о том, что данный термин был введен специально для обозначения экономического пространства с характеристиками, максимально приближенными к национальному рынку [18, с. 124-126], а гармонизирующие меры выходили за пределы как такового регулирования факторов производства и распространялись на сферы, без которых такое свободное перемещение не эффективно - налоги, государственные закупки, проч. [33]. Такой подход был задан Судом ЕС еще в 1982 году в решении по делу Gaston Shul: общий рынок «является стадией многостороннего интеграционного процесса, которая направлена на устранение всех барьеров в торговле в рамках Сообщества с прицелом на слияние национальных рынков в единый рынок, что создаст условия, насколько возможно приближенные к внутреннему рынку»2.
1 Trattato che istituisce la Comunita Economica Europea e documenti allegati. URL. https://eur-lex.europa.eu/legal-content/IT/TXT/PDF/?uri=CELEX:11957E/TXT.
2 Judgement of the ECJ in 5 May 1982, Case 15/81 Gaston
Shul Douane Expediter BV v. Inspecteur der Invoerrechten
Для нас представляет интерес и опыт регулирования внутреннего рынка в ЕС, и новейший опыт в этом отношении в рамках других интеграционных объединений - МЕРКОСУР, АСЕАН, поскольку их показатели общего рынка, в том числе внутренней торговли, растут в настоящее время более прогрессивно. Так, взаимная торговля в ЕАЭС в 2021 году росла быстрее, чем мировой экспорт и взаимная торговля в ЕС: взаимный экспорт в рамках ЕС в 2021 году вырос на 24,0 %, экспорт ЕАЭС в рамках взаимной торговли относительно 2020 года увеличился на 31,9 %. Однако ряд других интеграционных объединений опередил ЕАЭС по этому показателю. Взаимная торговля в АСЕАН выросла на 36,2 %, в Латиноамериканской ассоциации интеграции - на 38,5 %, в МЕРКОСУР - на 39,7 %3.
Сравнительно-правовой контекстный анализ положений права ЕС и права МЕРКОСУР, например, позволяет выявить зависимость используемой терминологии и методов развития общего рынка, а также отличия указанных интеграционных моделей.
В ЕС внутренний рынок - это «территория без внутренних границ, в которой обеспечивается свободное движение товаров, людей, услуг и капитала в соответствии с положениями Договоров» (ст. 26 Договора о функционировании ЕС). В МЕРКОСУР в соответствии со статьей 1 Асунсьонского договора установлено, что государства-участники к 31 декабря 1994 г. создают «Общий рынок стран Южного конуса», который предусматривает свободное перемещение товаров, услуг и факторов производства между странами посредством, в частности, отмены таможенных пошлин и нетарифных ограничений на перемещение товаров, а также любых других эквивалентных мер.
Анализ данного текста свидетельствует о следующем. Во-первых, в учредительных актах МЕРКОСУР говорится о формировании общего рынка, что предполагает свободное передвижение, а не только свободную торговлю, и, следовательно, выходит за рамки либерализации. Это означает более высокую степень или «глубокую» интеграцию, подразумевающую не только устранение тарифных и нетарифных барьеров, но и установление правил и порядка их соблюдения. Данный результат анализа подтверждает эффективность сочетания методов негативной и позитивной интеграции для различных моделей правового регулирования общего рынка.
Во-вторых, мы наблюдаем разницу с формулировкой в праве ЕС, которое предусматривает «га-
URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri= CELEX%3A61981CJ0015.
3 Об итогах и перспективах социально-экономического развития государств - членов Евразийского экономического союза и мерах, предпринятых государствами -членами в области макроэкономической политики: годовой доклад за 2021 год. URL: https://eec.eaeunion. org/upload/medialibrary/d19/Annual_report_2021.pdf.
рантию» свободного передвижения и «отсутствие границ». По мнению Г. Оркалли, это подразумевает переход от понятия общего рынка к понятию внутреннего рынка - шаг, связанный с созданием общей системы правил, основанной на наднациональных институтах. В случае с МЕРКОСУР Договор ограничивается определением, которое не подразумевает прямых «гарантий» для субъектов хозяйствования, а цель свободного передвижения возложена на международные договоры [34, р. 37]. Действительно, именно в связи с изменениями, постепенно внедренными в Едином европейском акте, Белой книге и Договоре о ЕС, была выстроена новая правовая основа построения рынка, предусматривающая голосование по принципу квалифицированного большинства, хотя и с рядом исключений в пользу единогласия (например, в сфере налогообложения, свободы передвижения лиц) [9, с. 21-24]. Таким образом, мы наблюдаем определенную корреляцию используемых терминов («общий» или «внутренний» рынок), объема обязательств (в пределах обеспечения свобод рынка или дополнительно устраняя внутренние границы) и методов (межгосударственный или наднациональный).
Что касается АСЕАН, поворот в сторону инсти-туционализации этой инициативы и придания ей значимости произошел в начале 2000 года на фоне растущего значения роли Китая и Индии и их экономического подъема. На саммите в 2002 году премьер-министр Сингапура Чок Тонг Го зафиксировал формирующийся консенсус о том, что «общий путь вперед» заключается в «более быстрой и глубокой интеграции» и создании экономического сообщества, «не похожего на Европейское экономическое сообщество 1950-х годов». Балийское соглашение 2003 года определило цель экономической интеграции в качестве «единого рынка и производственной базы». На саммите АСЕАН 2003 года была создана Целевая группа высокого уровня по экономической интеграции, чьи рекомендации были приложены к документу. Эта рекомендация стала официальной политикой во Вьентьянской программе действий, принятой годом позже и обоснованной в соответствии с «новой прогностической концепцией общего рынка» - «повышением конкурентоспособности» [29, р. 17]. В случае АСЕАН очевидно предпочтение мягким формам интеграции рынка и нацеленности на формирование кооперационной производственной базы.
В ЕАЭС согласно абзацу третьему статьи 4 Договора одной из основных целей Союза является стремление к формированию единого рынка товаров, услуг, капитала и трудовых ресурсов в рамках Союза. В статье 2 Договора «общий» и «единый» рынок позиционируются как синонимы и означают совокупность экономических отношений в рамках Союза, при которых обеспечивается свобода перемещения товаров, услуг, капитала и рабочей силы.
Статьей 25 Договора о ЕАЭС вводится «внутренний рынок» как принцип функционирования таможенного союза. Статьей 28 Договора закреплены важнейшие положения о функционировании внутреннего рынка. Он «охватывает экономическое пространство», в котором функционально обеспечены четыре указанные свободы. Этим положением придается пространственное уточнение действию норм Договора, ratione loci.
Следует подчеркнуть, что категория «внутренний рынок» в большей степени также относится к торговле товарами. Такой вывод следует из того, что данный термин впервые появляется в тексте Договора только в связи с функционированием таможенного союза (раздел VI). В пользу такого право-понимания свидетельствует и буквальное уяснение положений евразийского учредительного акта. Так, в отношении торговли услугами в пункте 5 статьи 67 Договора о ЕАЭС употребляется термин «единый рынок», а в отношении торговли товарами в этой же норме использован термин «внутренний рынок».
Таким образом, в Договоре о ЕАЭС понятия «общий» и «единый» рынок, во-первых, являются синонимичными (следуя логике статьи 2 Договора); во-вторых, эти понятия отражают идею свободы факторов производства как экономическую концепцию (в традиционном понимании свободы движения товаров, услуг, капитала, рабочей силы); в-третьих, они представляют собой динамическую цель Договора (статья 4 фиксирует стремление государств к созданию такого рынка, то есть обязательства действия).
Понятие «внутренний рынок» в системе Договора чаще используется в связи с нормативно-правовыми и регуляторными характеристиками рынка товаров Союза, дозволениями и правомерными изъятиями, мерами регулирования защиты экономических интересов производителей товаров в Союзе и т.п. (ст. 3, 25, 28, 29, 48-50, 94 Договора). Также в Договоре о ЕАЭС термин «общие рынки» использован в отношении лекарственных средств и медицинских изделий, энергетических ресурсов, электроэнергетики, финансовых услуг, транспортных услуг, аграрного рынка.
Сравнивая различные региональные модели формирования и развития общего рынка, мы можем наблюдать схожие тенденции в расширении его объекта (ratione materiae) с развитием статутных основ и институализацией интеграционного объединения. Так, в 1992 году АСЕАН представлял собой основанную на традиционном соглашении зону свободной торговли, а в настоящее время его предметная направленность охватывает товары, услуги, инвестиции, трудовые и цифровые ресурсы; МЕРКОСУР начинался в 1980-х годах с двусторонней либерализации торговли между Аргентиной и Бразилией в отдельных направлениях, перерастая затем в общий рынок четырех факторов производства и т.д.
Правовое обеспечение свободы движения товаров в ЕАЭС
Свобода движения товаров предусмотрена рядом положений Договора о Союзе. В пункте 3 статьи 28 Договора содержится запрет на применение государствами во взаимной торговле товарами ввозных и вывозных таможенных пошлин (иных пошлин, налогов и сборов, имеющих эквивалентное действие), мер нетарифного регулирования, специальных защитных, антидемпинговых и компенсационных мер. Договор дозволяет государствам-членам отступать от данного принципа только в случаях, перечисленных в статье 29 Договора, и при условии, что такие меры не являются средством неоправданной дискриминации или скрытым ограничением торговли. К правомерным изъятиям относится необходимость охраны жизни и здоровья человека, защиты общественной морали и правопорядка, охраны окружающей среды, охраны животных и растений, культурных ценностей, выполнения международных обязательств, обеспечения обороны страны и безопасности государства-члена.
Список правомерных ограничений согласно статье 29 Договора является закрытым, а основание должно быть аргументированным. Такие ограничения могут вводиться как в одностороннем порядке согласно части 1 статьи 29 Договора, так и на основании международных договоров в рамках Союза в соответствии с частью 3 статьи 29 Договора.
Разъяснение порядка применения статьи 29 Договора было дано Судом ЕАЭС в консультативном заключении по делу «О свободе движения товаров». Комиссия запросила Суд о возможности для государств-членов вводить ограничения на свободное движение товаров по основаниям, указанным в части 1 статьи 29, включая охрану жизни и здоровья человека, защиту окружающей среды, а также обеспечение обороны и безопасности государства-члена - в одностороннем порядке либо только путем совместно вводимых ограничений.
В качестве правомерности введения государством-членом ограничений в одностороннем порядке Суд указал на два обязательных условия:
- строгое следование основаниям, указанным в статье 29, которые должны быть истолкованы буквально, не расширительно;
- такая мера не должна являться произвольным ограничением торговли (дискриминацией, замаскированным ограничением) и должна быть пропорциональной.
В остальных случаях такие меры будут считаться ограничивающими торговлю, образующими препятствия.
Протоколом о внесении изменений от 31 марта 2022 г. (пока не вступил в силу) внесены изменения в статью 29 Договора, она дополняется пунктом 4, согласно которому введение государствами-членами
мер, основанных на этих исключениях, должно происходить с уведомлением других государств-членов в порядке, разрабатываемом Комиссией. Такой порядок уже разработан Комиссией и вступит в действие, как только вступят в силу изменения в Договор.
Все препятствия в ЕАЭС делятся на барьеры, ограничения и изъятия. Департаментом функционирования внутренних рынков ЕЭК ведется реестр препятствий, они классифицируются в соответствии с установленной Комиссией методологией, анализируются процесс и результат их устранения. В апреле 2023 г. на сайте функционирования внутренних рынков было зафиксировано 53 обращения, 7 барьеров и 34 ограничения.
До мая 2023 года применяется Методология разделения препятствий на внутреннем рынке Евразийского экономического союза на барьеры, изъятия и ограничения и признания барьеров устраненными, утвержденная Решением Коллегии ЕЭК № 10 от 2 февраля 2021 г. Решением коллегии ЕЭК № 41 28 марта 2023 г. была принята новая Методология квалификации препятствий на внутреннем рынке Евразийского экономического союза и признания барьеров и ограничений устраненными.
Сравнительный анализ новой и предшествующей методологии квалификации препятствий на внутреннем рынке указывает на определенное уточнение полномочий ЕЭК в сфере квалификации препятствий. Так, в предыдущей версии Методологии в качестве барьеров квалифицировались только препятствия, «возникшие вследствие несоответствия норм законодательства государств-членов либо сложившейся в государствах-членах правоприменительной практики праву Союза» (п. 4). В новой Методологии речь идет о препятствиях, возникших вследствие несоответствия не только действующих, но и принятых, но не вступивших в силу норм законодательства государств-членов (п. 3). Это, безусловно, не контроль ех ante, однако позволит предотвратить наступление негативных последствий от введения таких барьеров. Во-вторых, обособлены полномочия Комиссии по проведению мониторинга (в развитие тенденции совершенствования данной функции ЕЭК в целом) от рассмотрения обращений физических и юридических лиц о наличии препятствий на рынке Союза. Пунктами 5-7 уточнен порядок работы с полученными сведениями о препятствиях. Таким образом, физические и юридические лица получают еще более быстрый и прямой инструмент взаимодействия с ЕЭК по выявлению и устранению препятствий. В новой методологии такие обращения являются per se основанием для рассмотрения, вне зависимости от процедуры мониторинга, которая как была, так и осталась самостоятельным основанием для выявления препятствий.
Отсутствие препятствий для движения товаров - первый шаг к внутреннему рынку. Действительно, определенная динамика интеграции может быть
достигнута за счет экономико-правовых инструментов. Устранение барьеров, ограничений, сокращение изъятий во внутренней торговле как основа свободы движения товаров - обязательный критерий, но недостаточный для уровня экономического союза. Ряд таких направлений, в том числе активная промышленная кооперация, заложены в Решении Высшего Евразийского экономического совета от 11 декабря 2020 г. «О стратегических направлениях развития экономической интеграции до 2025 года» (далее - Стратегия-2025).
Новым подходам развития инклюзивной, высокотехнологичной экономики знаний посвящено 4 из 11 направлений Стратегии-2025: направления 5-8, охватывающие цифровизацию, гибкое целевое содействие экономическому развитию, совместные кооперационные проекты, стимулирование совместных научно-исследовательских работ. Тесная увязка факторов экономического развития нового уклада и науки обоснована не только высокотехнологичным характером Индустрии 4.0. Выход на инновационный путь развития и переход к экономике знаний предполагает высокое качество человеческого капитала [1, с. 377]. Таким образом, Стратегия-2025 направлена на реализацию принципиально нового подхода к экономике государств-членов и Союза в целом - опережающего развития.
Создание ЕАЭС привело в большей степени к улучшению объемных показателей взаимного торгового сотрудничества, чем к углублению специализации и кооперирования1. Если сравнить с аналогичными исследованиями правового регулирования рынка ЕС в период его активного перехода к внутреннему рынку (1990-е годы), то можно заметить, что исследователи также обращали внимание не только на необходимость собственно увеличения и расширения торговли товарами, но на кооперацию предприятий, справедливую конкуренцию и т.п. [37, р. 124-125].
Юридические механизмы, обеспечивающие решение такого рода задач, находятся в сфере корпоративного права, договорного права, вследствие чего перед учеными и юристами-практиками в ближайшей перспективе будут вставать вопросы о гармонизации регулирования частноправовых договорных отношений в государствах - членах Союза. В доктрине уже высказано обоснованное мнение о необходимости заключения международного договора в рамках Союза о праве, применимом к договорным обязательствам в трансграничном контексте [10]. Очевидно, и иные частноправовые вопросы, относящиеся к экономической деятельности в трансграничном союзном контексте, требуют гармонизированных и согласованных подходов.
1 Евразийские барьеры: что мешает международной экономической интеграции. URL: https://iq.hse.ru/news/ 617673826.html.
Судебная практика, в свою очередь, также выявляет актуальные вопросы интеграции. Так, в консультативном заключении от 23 ноября 2021 г. по делу «О промышленных субсидиях» Суд ЕАЭС обратил внимание на то, что сфера промышленной политики в рамках Союза оказывает влияние на связанные с ней отношения, в том числе на внутреннюю торговлю, в связи с чем должны создаваться равные условия и соблюдаться принцип недискриминации. Кроме того, Большая коллегия акцентировала внимание на том, что принятие государствами мер, создающих более благоприятные условия для товаров из третьих стран по сравнению с товарами государств-членов, «не согласуется с основными принципами функционирования и целями Союза».
Таким образом, внутренний рынок объективно требует дальнейшего развития интеграционного права в более широком контексте, чем только регулирование товарной торговли.
Правовое регулирование свободы движения услуг
Свобода движения услуг и инвестиций регулируется статьями 65-69 Договора и Протоколом о торговле услугами, а финансовые услуги - Протоколом по финансовым услугам.
Согласно пункту 38 Протокола о торговле услугами под единым рынком услуг понимается состояние рынка в рамках конкретного сектора. Примечательно, что ни Договор, ни соответствующее приложение не дают определение термина «услуга». Это значит, что с развитием рынка услуг в ЕАЭС потребуется раскрытие содержания данного понятия, возможно, в рамках судебного правоприменения.
В то же время в Протоколе о торговле услугами предусмотрены понятия «торговля услугами» (подп. 22 п. 6), а также «поставщик услуги» и «получатель услуги». Под торговлей услугами понимается поставка услуг, включающая в себя производство, распределение, маркетинг, продажу и доставку услуг.
Торговля услугами осуществляется четырьмя способами, и это коррелирует с общими подходами типизации услуг в рамках ВТО [22, р. 24-25]: трансграничная поставка; поставка за рубежом; коммерческое присутствие; присутствие физических лиц.
В ряде секторов услуг действует единый рынок услуг, в остальных секторах - стороны стремятся к созданию таких условий. Там, где единого рынка пока нет, государства вправе применять ограничения в той мере, в какой они допускаются Протоколом о торговле услугами. Как только сектор или подсектор услуг попадает в перечень единого рынка услуг, ограничения, содержащиеся в национальных перечнях, прекращают действие. Это, однако, не относится к горизонтальным ограничениям, распространяющимся на все секторы и виды деятельности (Приложение № 2 к Протоколу).
Единый рынок услуг функционирует в секторах (подсекторах) услуг, перечень которых утвержден Решением Высшего Евразийского экономического совета от 23 декабря 2014 г. № 10 (с изменениями и дополнениями). На апрель 2023 года к ним отнесены 142 сектора (подсектора), например, услуги по обработке данных, ряд строительных услуг, ряд услуг в сфере гостиничного бизнеса, консалтинга, перевода, организации развлечений, рекламы, туризма, проч. Этот перечень стремительно расширяется, только за последние 2 года он увеличился более чем в 2 раза. Следует особо подчеркнуть, что согласно пункту 39 Протокола о торговле услугами правила единого рынка услуг действуют в отношении государств-членов на условиях взаимности.
Вместе с тем именно рынок услуг традиционно считается одним из самых сложных к интегрированию. Практика ЕАЭС это подтверждает: рынок содержит ряд изъятий, де факто для допуска к услугам предъявляется ряд дополнительных требований -например, долгое время, несмотря на то что строительные услуги были введены в список единого рынка услуг, требовались либо определенные организационно-правовые формы коммерческого представительства юридических лиц, либо существенные средства в фонды страхования или иные взносы, либо прохождение аттестации и т.п. [3, с. 106; 5, с. 97-103]. Это привело к отсутствию роста доли внутренней торговли услугами в первые годы [3, с. 108]. Однако еще большее внимание привлекает факт увеличения в этот период (2015-2019 гг.) импорта такого рода услуг из третьих стран, как информационно-коммуникационные и финансовые услуги [3, с. 108]. Это вновь обращает нас к той же идее необходимости скорейшего и усиленного формирования внутреннего рынка как рынка инновационного в целях качественно нового опережающего развития Союза.
Ввиду такой стагнации общий рынок услуг потребовал срочных инициатив. Из самых последних новаций в этой сфере - согласование проектов соглашения о трансграничном допуске к размещению и обращению ценных бумаг на организованных торгах в государствах ЕАЭС, соглашения о допуске брокеров и дилеров одного государства ЕАЭС к участию в организованных торгах других государств - членов Союза, соглашения о порядке обмена сведениями, входящими в состав кредитных историй, для создания равных условий при обращении за кредитными ресурсами.
Важнейшие условия создания единого рынка услуг установлены статьей 66 Договора, в том числе предусмотрен запрет ухудшения предоставляемого лицам государств-членов режима. Эта норма усилена принципом последовательности, изложенным в подпункте 4 пункта 2 статьи 67 Договора, который заключается в том, что при принятии любых мер недопустимо ухудшение условий взаимного доступа
по сравнению с условиями, действующими на дату подписания Договора, и с условиями, закрепленными в Договоре.
В Протоколе об услугах концепция запрета ухудшения условий рынка услуг также отражена: в соответствии с подпунктом 2 пункта 62 Протокола об услугах государства-члены не вправе применять разрешительные требования и процедуры, которые аннулируют или сокращают выгоды любого субъекта хозяйствования и которые не были установлены законодательством государства-члена и не применялись таким государством-членом на дату подписания Договора о ЕАЭС.
Понятия «разрешительные требования», «разрешительные процедуры» в праве ЕАЭС имеют автономные определения, что следует принимать во внимание при правовом анализе ситуации. В отношении первого термина речь может идти о лицензионных требованиях, квалификационных требованиях, которые в том числе имеют целью обеспечение компетентности и способности заявителя осуществлять торговлю услугами и иную деятельность в соответствии с национальным законодательством. Разрешительные процедуры, в свою очередь, связаны с выдачей и переоформлением разрешений и их дубликатов, прекращением, приостановлением и возобновлением либо продлением срока действия, лишением (аннулированием) разрешений, отказом в выдаче разрешений, а также рассмотрением жалоб по таким вопросам.
Ни одно лицо государства-члена не ограничивается в выборе способов поставки услуг или учреждения. Согласно пункту 38 Протокола о торговле услугами, единый рынок услуг в ЕАЭС не содержит никаких ограничений в части времени, частоты, периодичности оказания услуг.
Протоколом предусмотрены следующие обязанности государств-членов:
- сокращать ограничения, предусмотренные индивидуальными национальными перечнями и утвержденные Решением Высшего Евразийского экономического совета от 23 декабря 2014 г. № 112;
- увеличивать количество секторов услуг, в которых будет осуществляться беспрепятственная торговля услугами.
Таким образом, неухудшение условий оказания услуг сочетается с постепенной либерализацией рынка услуг.
Планы либерализации, регламентирующие порядок и этапы формирования рынка услуг согласно пункту 43 Протокола, могут носить разноскоростной характер, то есть предусматривать более поздние сроки для отдельных секторов услуг отдельных государств. Решением Высшего Евразийского экономического совета № 23 от 26 декабря 2016 г. (ред. от 21 мая 2021 г.) утверждены планы либерализации по секторам услуг, указанным в Решении Выс-
шего Евразийского экономического совета № 30 от 16 октября 2015 г.
В сфере свободы движения услуг, учреждения, деятельности и осуществления инвестиций в качестве основных правовых способов обеспечения данной свободы речь идет о гармонизации законодательства государств-членов и административном сотрудничестве национальных компетентных органов. К принципам в этой сфере в пункте 2 статьи 67 Договора отнесены оптимизация внутреннего регулирования, пропорциональность, взаимовыгодность, последовательность, экономическая целесообразность.
В отношении всех секторов услуг, в том числе не включенных в план либерализации, каждое государство-член предоставляет услугам, поставщикам и получателям услуг другого государства-члена режим наибольшего благоприятствования, национальный режим либо преференциальный режим.
На практике отмечают проблемы реализации положений Договора о ЕАЭС в отношении либерализации рынка и функционирования согласованных секторов единого рынка услуг, в том числе непризнание разрешений и документов о квалификации персонала услугодателя на территории другого государства-члена. Также отмечают проблемы им-плементации общего характера. Так, решения Высшего Евразийского экономического совета обладают обязательной юридической силой, но не являются актами прямого действия, они исполняются в государствах-членах в порядке, установленном их национальным законодательством, вместе с тем такой порядок в государствах-членах не установлен [7, с. 118-119].
Следует отметить, что рынок услуг традиционно считается одни из самых сложных для интеграции ввиду сложности самого объема понятия «услуги» и отграничения его от других факторов производства [20, р. 357], а также различий в доступе как таковом или в условиях осуществления услуг; не последнюю роль играет и ограниченный объем полномочий ЕЭК - основным методом в либерализации рынка услуг остается метод межгосударственного сотрудничества и заключение международных соглашений. Между тем именно этот рынок в связи с интенсивным развитием технологий (развитием электронных услуг, онлайн-платформ и т.п.) будет все более востребованным [23; 28].
В отношении свободы учреждения и деятельности применяется национальный режим либо режим наибольшего благоприятствования. Ограничения данной свободы могут быть введены на аналогичных условиях - ввиду изъятий в национальном перечне или в приложении № 2 к Протоколу о торговле услугами. Этим же Протоколом урегулированы и инвестиции как капиталовложения между государствами-членами - материальные и нематериальные ценности, вкладываемые инвестором одного государства-члена в объекты предприниматель-
ской деятельности на территории другого государства-члена в соответствии с законодательством последнего. Как и для торговли услугами, Протокол устанавливает для инвестиций принцип недискриминации, предусматривает выбор инвестора в отношении применяемого режима - национального или наибольшего благоприятствования. В настоящее время общий рынок капитала в ЕАЭС не сформирован, поскольку фактически действуют национальные правила: согласно пункту 73 Протокола об услугах любое государство-член вправе ограничить деятельность инвесторов других государств-членов, руководствуясь внутригосударственными нормами, а также применять и вводить изъятия из национального режима.
Правовое регулирование свободы движения трудящихся
Формирование общего рынка труда характеризуется значительными особенностями [26; 27]. Как отмечают исследователи региональной интеграции, «государства гораздо менее охотно реализуют свободу движения трудовых ресурсов. Например, САДК подписал в 1995 году Протокол о свободном движении лиц, который так и не был имплементирован; СИКА не сильно продвинулся в этом направлении; МЕРКОСУР пришел к соглашению насчет свободы передвижения только в декабре 2012 года, а КАРИ-КОМ ограничивает свободу передвижения рамками квалифицированной рабочей силы» [24, р. 147-148].
В ЕАЭС речь идет о более льготных условиях трудовой миграции, совмещении национального режима, преференциального режима и режима наибольшего благоприятствования, но не о полной свободе передвижения. В рамках ЕАЭС вопросы трудовой миграции регулируются разделом XXVI Договора о ЕАЭС (ст. 96-98). Однако в отношении многих правил осуществления трудовой деятельности трудящегося государства-члена в них предусмотрены отсылка к национальному законодательству государства трудоустройства.
В пункте 5 статьи 96 Договора есть определение термина «трудящийся», что важно с точки зрения единообразного правоприменения. Свобода трудовой миграции предусматривает запрет на защитные меры со стороны государств-участников в отношении национальных рынков труда. Исключения могут быть сделаны по основаниям обеспечения национальной безопасности (в том числе в отраслях экономики, имеющих стратегическое значение) либо общественного порядка. Также указаны сферы правомерных исключений: в отношении осуществляемой трудящимися государств-членов трудовой деятельности, рода занятий и территории пребывания (п. 2 ст. 97 Договора о ЕАЭС).
Кроме того, признаются документы об образовании, выданные соответствующими образовательными организациями государств-членов, без до-
полнительных процедур признания документов об образовании. Изъятия из этого общего правила предусмотрены Договором о ЕАЭС в отношении занятий педагогической, юридической, медицинской или фармацевтической деятельностью: в этих сферах необходимо признание документов об образовании по установленной законодательством государства процедуре трудоустройства. Протоколом от 31 марта 2022 г., который пока не вступил в силу, педагогическая и юридическая деятельность исключаются из этого списка изъятий, и с его вступлением в силу документы об образовании педагогов и юристов не будут нуждаться в признании.
Также правило признания не распространяется в отношении документов об ученых степенях и ученых званиях. При этом следует иметь в виду, что двусторонними правовыми режимами (на основании договоров или в рамках продвинутой интеграции) такие требования могут быть сняты. Так, согласно статье 8 Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Армения «О взаимном признании документов об образовании, ученых степенях и ученых званиях» 2001 года при приеме на работу профессиональная подготовка обладателей дипломов по медицинским специальностям и о присуждении квалификации врача признается в Республике Армения и Российской Федерации в соответствии с указанными в них специальностью и квалификацией. Согласно изменениям в контексте Протокола от 31 марта 2022 г. и пункту 1.5.5 Стратегии-2025, обеспечение свободного движения рабочей силы включает заключение международного договора в рамках Союза о признании документов об ученых степенях и званиях.
Вопросы свободы доступа на рынок труда в государствах-членах для граждан других государств -членов Союза были затронуты в практике Суда ЕАЭС в консультативном заключении от 7 декабря 2018 г. по делу «О профессиональных спортсменах». ЕЭК был сформулирован запрос о том, могут ли государства устанавливать квоты на количество спортсменов - граждан государств-членов для участия в матчах. Несмотря на специфику занятости в спорте, Суд оценил профессиональных спортсменов как трудящихся по смыслу Договора о ЕАЭС, одновременно отграничив правила, регулирующие их деятельность как трудовую, от правил, определяющих спортивную, конкурсную составляющую правоотношений, связывающих спортсменов с клубами, национальными сборными, иными субъектами спортивной деятельности (в отношении чего положения Договора и иных актов Союза не действуют). Суд оценивал в контексте свободы движения трудящихся, соответственно, пояснял, применимы ли в описанной ситуации правомерные изъятия из свободы передвижения и каковы ограничения свободы передвижения в описанной ситуации.
Суд ЕАЭС пришел к выводу, что в пункте 2 статьи 97 Договора регламентированы три вида ограничений как мер любого характера, которые «затрудняют или удерживают граждан государств-членов от реализации своего права на осуществление трудовой деятельности в ином государстве-члене»: в отношении условий реализации трудовой функции - трудовой деятельности как таковой, рода занятий, территории пребывания. В рассматриваемой ситуации речь шла не об ограничениях найма как такового, а возможности спортивного клуба выставлять игроков в официальных матчах. Суд признал, что это является ограничением условий реализации трудовой функции, поскольку участие профессиональных спортсменов в таких матчах и есть цель их деятельности. Более того, Суд пошел далее, углубив аргументацию: поскольку это может влиять и на их найм (заключение трудовых договоров со спортсменами из других государств-членов может быть ввиду этого не столько привлекательным для спортивного клуба), то это и ограничение в отношении рода занятий. Таким образом, Суд обозначил широкое понимание категории доступа на рынок.
Суд оценил и возможные правомерные исключения из свободы движения лиц (ограничения по соображениям национальной безопасности, общественного порядка). Данные основания для исключений из правил о свободе передвижения возникали не только в евразийской практике, но и в практике других интеграционных объединений. Суд ЕАЭС пришел в данном консультативном заключении к выводу, что не допускается применение и установление ограничений трудовой деятельности профессиональных спортсменов такого рода в национальном законодательстве, подзаконных актах, правилах клубов и т.п., то есть воспринял также широкий подход к определению того, какие действия будут нарушать свободу доступа на рынок - не только законодательные меры на уровне государства-члена, но и локальные акты на уровне работодателя.
С точки зрения правила пребывания трудящихся мы можем говорить об определенном преференциальном режиме в отношении сроков, оснований и процедур. Так, срок временного пребывания трудящегося государства-члена и членов семьи на территории государства трудоустройства определяется сроком действия трудового или гражданско-правового договора, а сами они при прибытии для трудоустройства освобождаются от обязанности регистрации в течение 30 суток с даты въезда, и т.д.
Статьей 98 Договора предусмотрен каталог прав и обязанностей трудящегося-гражданина другого государства - члена Союза, среди которых право на занятие профессиональной деятельностью, право собственности, право на социальное обеспечение и ряд социальных гарантий, право на получение скорой медицинской помощи (в экстренной и неотложной формах, регулируется приложением
№ 30 к Договору), право вступать в профессиональные союзы, право на информацию, касающуюся порядка его пребывания, условий осуществления трудовой деятельности, обязанность соблюдать законодательство государства трудоустройства, уважать культуру и традиции народов государства трудоустройства, нести ответственность за совершенные правонарушения в соответствии с законодательством государства трудоустройства.
Вопросы найма работников в сфере услуг также регламентированы Приложением № 16 к Договору о ЕАЭС (п. 35-37). Ограничений по найму работника нет, кроме групп секторов, в которых требования к квалификации необходимы, но без какой-либо дискриминации работников услугодателя в зависимости от их гражданства. Также не применяются ограничения в отношении тех лиц, которые оказывают услуги посредством четвертого способа поставки, когда персонал услугодателя уезжает в другую страну и оказывает услуги на временной основе. Однако одновременно предусмотрено, что национальным законодательством могут быть регламентированы требования к профессиональной квалификации. Как отмечалось выше, именно эти требования могут оказаться препятствующими свободе передвижения.
Таким образом, при рассмотрении вопросов признания квалификаций и образования необходимо обращаться не только к положениям статьи 97 Договора, но и к положениям, обеспечивающим функционирование единого рынка услуг. В доктрине предлагают для разграничения использовать критерии, выработанные в практике Суда ЕС для разведения свободы движения услуг и свободы движения трудящихся, а если говорить точнее, то предлагают использовать один из критериев - отсутствие отношений подчинения между поставщиком и потребителем услуг, в отличие от отношений найма [6, с. 169]. Полагаем, что это предложение представляет доктринальный интерес, но с точки зрения правоприменения целесообразно учитывать предписания положений Договора о ЕАЭС в части соотношения режима правового регулирования рынка услуг и трудовой миграции. Согласно пункту 5 статьи 65 Договора о ЕАЭС особенности въезда, выезда, пребывания и трудовой деятельности физических лиц регулируются статьями 96-98 Договора в части, не противоречащей разделу Договора о торговле услугами. С учетом «безусловного соблюдения принципа верховенства конституционных прав и свобод человека и гражданина» (преамбула Договора о ЕАЭС), полагаем, речь идет о применимом стандарте наибольшей защиты. Именно такой подход был избран Судом ЕАЭС в консультативном заключении от 20 декабря 2018 г. по делу «О пенсиях»: «в связи с закрепленной в преамбуле Договора приверженностью безусловному соблюдению принципа верховенства конституционных прав и
свобод человека и гражданина уровень таких прав и свобод, гарантированный Союзом, не может быть ниже, чем он обеспечивается в государствах-членах». Такой подход будет содействовать дальнейшему формированию Союза как единого пространства развития человеческого капитала.
Предпосылки дальнейшего развития права Союза - de lege ferenda - в сфере развития общего рынка человеческого капитала заложены в учредительном акте и стратегических документах. Создание условий для стабильного развития экономик государств-членов в интересах повышения жизненного уровня их населения является первой из трех целей Союза, установленных в статье 4 Договора о Евразийском экономическом союзе (абз. 2 ст. 4). По мнению исследователей, «нет никаких препятствий для принятия широкого толкования уровня жизни населения государств-членов, а также содействия увеличению возможностей для отдельных лиц, что может привести к расширению прав на свободное передвижение» [35, p. 511]. Предпринимаются нормативные и организационно-правовые меры в данном направлении, в том числе посредством создания евразийской системы поиска работы, урегулирование правового положения работников, выполняющих трудовую функцию в одном государстве-члене, если наниматель зарегистрирован на территории другого государства-члена.
Важным шагом для укрепления и развития общего рынка передвижения лиц стало заключение Соглашения о пенсионном обеспечении трудящихся государств - членов Евразийского экономического союза 2019 года. В основу данного соглашения положен национальный режим, принципы равенства и недискриминации. В консультативном заключении по делу «О пенсионном обеспечении трудящихся» от 18 октября 2022 г. Суд ЕАЭС со ссылкой на консультативное заключение от 7 декабря 2018 г. по делу «O профессиональных спортсменах» указал, что наделение правом Союза трудящихся единым статусом означает формирование в данном интеграционном объединении единого рынка трудовых ресурсов и содействие трудовой миграции в рамках ЕАЭС.
О пятой свободе и общем рынке ресурсов развития
В контексте современного «цифрового императива развития» [13; 17] свобода передвижения информации и общей цифровой среды приобретает особую актуальность. Основная проблема, связанная с проникновением цифровых технологий практически во все сферы жизни общества и возможными юридическими трудностями, состоит в том, что технологии интегрируются быстрее, чем принимаются законы [36, p. 698].
Несмотря на то что буквально в тексте Договора о ЕАЭС употребляются категории, связанные прежде всего с информационным обеспечением интеграционных процессов и информационным
взаимодействием, цифровая повестка весьма широкая и в настоящее время уже предложен комплекс мер по формированию Единого цифрового пространства [12, с. 318-339].
В настоящий момент действует ряд актов стратегического характера по цифровой повестке, в том числе Основные направления реализации цифровой повестки Евразийского экономического союза до 2025 года, утвержденные Решением Высшего Евразийского экономического совета от 11 октября 2017 г. № 12. Также в Стратегии-2025 направление 5 посвящено цифровому пространству Союза и включает в себя девять основных сегментов цифровой трансформации, в том числе прослеживаемость товаров в ЕАЭС, трансграничное пространство доверия и электронный документооборот, интегрированная информационная система Союза, цифровые экосистемы (в т.ч. оборот данных, защита персональных данных), цифровая трансформация в сфере интеллектуальной собственности, электронная торговля и т.д.
Избран комплексный подход (от технического оснащения к единым информационным системам), причем ярко выражен торгово-экономический характер задач. Зачастую в качестве успешного проекта приводят в пример создаваемое пространство доверия - интегрированная информационная система пространства доверия ЕАЭС - комплекс, сформированный правовыми, организационными и техническими условиями, согласованными странами -членами ЕАЭС для межгосударственного обмена и электронными документами между уполномоченными органами [16, с. 20; 14, с. 48]. Однако на сегодняшний день это представляется недостаточным.
Единой модели цифровой трансформации интеграционных объединений нет, но можно отметить общие черты: цифровизация управления, в том числе взаимодействия на уровне государств-членов, зависимость технологических и экономических изменений, а также постепенная цифровизация отраслей, которые обозначены в повестке интеграционного объединения. В отношении последнего в литературе обращают внимание на риски фрагментации единого цифрового рынка из-за различий в методах и программах, сложности многоуровневого управления [14, с. 50]. Важнейшим направлением цифровой трансформации в интеграционном объединении становится развитие возможностей трансграничных цифровых сервисов с обратной онлайн-связью для всех участников. По аналогии с электронным правительством целесообразно создание цифровых коммуникаций между органами интеграционного объединения и субъектами экономической деятельности, гражданами.
Необходимости унифицировать цифровую повестку внутри государств-членов по всем аспектам, как это отмечено в литературе [4, с. 32, 35], на наш взгляд, нет. Наилучшим методом в данном отношении будет синтез унифицированных правил на
уровне актов Комиссии в вопросах, подпадающих в сферу единой политики Союза (например, цифрови-зация таможенных процедур), гармонизирующих положений (например, заключение международного договора в отношении оборота данных, информационной безопасности - то есть в вопросах, чувствительных для государств, связанных с реализацией ими защиты прав граждан и сферой публичного порядка), а также использование метода координации в сфере цифровой трансформации там, где для Союза назрела необходимость осуществлять согласованную политику - например, создание промышленных групп, кооперационных сетей, инновационных хабов. По обоснованному мнению экспертов, важно обеспечить цифровой суверенитет государств - членов ЕАЭС, чему будет способствовать общий рынок сбыта союзных цифровых продуктов и услуг, особенно в сферах информационной безопасности, искусственного интеллекта [2, с. 23].
Обратим внимание и на то, что наряду с расширением объекта материально-правового регулирования на уровне интеграционного объединения не менее важно уделить внимание и разрешению цифровых споров. Как многие проблемы не могут быть решены из-за отсутствия единого международно-признанного подхода к разрешению цифровых споров [36, р. 703], аналогичным образом важно разработать интеграционную систему разрешения цифровых споров и в целом ввести цифровые стандарты в отправление правосудия на региональном уровне Союза.
Заключение
Общий рынок - центральная характеристика интеграционных процессов, экономический базис интеграции. Используемые различные термины -общий, единый, внутренний - имеют отличия док-тринального характера, а также, с учетом сравнения различных интеграционных объединений, в том числе ЕАЭС, ЕС, МЕРКОСУР, АСЕАН, разграничиваются на практике по ряду аспектов - используемые методы, глубина интеграционного взаимодействия. В ЕАЭС общий и единый рынок используются как синонимы и применимы к описанию экономической стадии интеграции в Союзе, характеризующейся свободой движения факторов производства. Внутренний рынок относится к пространственной характеристике Союза и употребляется в большей степени в приложении к товарам.
Для целей достижения свобод рынка традиционно прибегают к негативной и позитивной интеграции, т. е. устраняя препятствия и формируя интеграционную повестку. Роль методов позитивной интеграции, направленной на активное формирование условий общего рынка, возрастает.
В доктрине и правовых актах к основным условиям общего рынка относят свободы движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы. Современные
вызовы и технологии развития расширяют традиционные подходы, сегодня актуальна «пятая свобода» рынка - свобода движения цифровых и информационных ресурсов в региональном объединении.
Формируя современный концепт успешной интеграции, возможно сделать обобщение более высокого порядка: эффективная межгосударственная интеграция сопряжена со свободой движения ресурсов развития. Эта концепция не ограничена, хотя во многом обусловлена цифровой трансформацией. Помимо технологий, инноваций, развитие в эпоху креативной экономики нацелено на совершенствование человеческого потенциала, следовательно, в центре интеграции ресурсов развития -единое пространство человеческого капитала.
На практике для ЕАЭС это означает не только более активное определение и устранение препятствий - это условие sine qua non, но и «подключение» смежных вопросов - расширение научно-технологической кооперации, промышленного сотрудничества, переход от режима наибольшего благоприятствования и преференциального режима к национальному режиму доступа на внутреннем рынке, расширение возможностей свободы передвижения лиц за счет новых правовых институтов (как то: евразийская электронная биржа труда) или гармонизации квалификационных требований, свободы движения товаров - путем юридической базы использования интеграционных брендов, свободы движения услуг - за счет укрепления полномочий ЕЭК по либерализации рынка услуг, в том числе в связи с развитием электронных услуг, онлайн-платформ и т.п. Роль цифровых ресурсов и технологий в этом отношении сложно переоценить, свобода движения информации и цифровых ресурсов сама по себе актуальна и с точки зрения безопасного внутреннего рынка, и с точки зрения доступа к другим благам.
Формирование обновленной научной концепции интеграции как единого рынка ресурсов развития, в центре которого - инновации и человеческий капитал, внедрение единообразных подходов в юридическом осмыслении и закреплении категорий и принципов функционирования общего рынка, активизация устранения барьеров и иных препятствий, включение новых правовых институтов в рамках внутреннего рынка ЕАЭС - это необходимые доктри-нальные и юридические инструменты для опережающего развития Союза и его государств-членов.
Библиографический список
1. Глазьев С. Ю. Управление развитием систем хозяйствования в государствах Евразии: учебник. СПб.: Ун-т при МПА ЕврАзЭС, 2020. Т. 2. 400 с.
2. Дятлов С. А., Нуянзин В. М. Сотрудничество Евразийского экономического союза и Европейского союза в цифровой экономике // Известия СПбГЭУ. 2019. № 6 (120). С. 21-24.
3. Еликбаев А., Андронова И. Пять лет единому рынку услуг ЕАЭС: некоторые итоги // Современная Европа. 2021. № 2. С. 99-110.
4. Еременко М. Ю. Цифровизация как драйвер экономической интеграции стран Евразийского экономического союза // Вестник университета. 2021. № 3. С. 32-37.
5. Интеграционные процессы в Евразии: состояние, вызовы, перспективы: сб. нач. ст. I Межд. науч.-практ. конф. / под ред. Е. А. Достанко. Минск: Четыре четверти, 2023. 190 с.
6. Ищенко Н. Г. Свобода предоставления услуг, свобода учреждения и свобода движения рабочей силы в праве Евразийского экономического союза // Закон и право. 2020. № 12. С. 162-170.
7. Кишкембаев А. Б. Актуальные аспекты правового обеспечения евразийской интеграции: либерализация сферы услуг и рынка труда // Новые вызовы интеграции ЕАЭС: правовое измерение: сб. материалов междунар. конф. (г. Минск, 25-27 ноября 2020 г.); Суд Евразийского экономического союза. Минск: Колорград, 2021. С. 116-122.
8. Лещенко С. К. Обеспечение свободы движения товаров согласно положениям Договора о зоне свободной торговли от 18 октября 2011 г. // Право и демократия: сб. науч. тр. Минск, 2015. Вып. 26. С. 152-161.
9. Мещанова М. В. Правовое регулирование внутреннего рынка Европейского союза. Минск: Зорны Верасок, 2010. 134 с.
10. Мещанова М. В. Система права Евразийского экономического союза и перспективы развития международного частного права // Евразийский юридический журнал. 2020. № 5 (144). С. 18-22.
11. Михалёва Т. Н. Правовое регулирование региональной экономической интеграции: вызовы и перспективы. Минск: Ин-т радиологии, 2016. 196 с.
12. Обеспечение прав и свобод человека в информационном обществе / Г. А. Василевич, Т. Н. Михалёва [и др.]; под ред. Г. А. Василевича; Нац. Центр законодательства и правовых исследований Респ. Бел. Минск: Колорград, 2022. 400 с.
13. Овчинников А. И., Фатхи В. И. Право и цифровая экономика: основные направления взаимодействия // Философия права. 2018. № 3(86). С. 128-134.
14. Панкратов И. Ю., Гиваргизова Л. С. Особенности цифровизации интеграционных объединений (на примере ЕС и ЕАЭС) // Государственная служба. 2021. Т. 23, № 1(129). С. 46-50.
15. Сотников А. В., Скурова А. В., Буренин В. А, Марков А. К. Достижения и проблемы в формировании единого внутреннего рынка ЕС // Российский внешнеэкономический вестник. 2015. № 9. С. 108-117.
16. Ступаков Н. В. Цифровая интеграция стран ЕАЭС и СНГ: политико-правовые основы развития интегрированной информационной системы евразийского сотрудничества // Международное сотрудничество евразийских государств: политика, экономика, право. 2019. № 1. С. 14-24.
17. Хабриева Т. Я., Черногор Н. Н. Право в условиях цифровой реальности // Журнал российского права. 2018. № 1 (253). С. 85-102.
18. Энтин К. В. Право Европейского союза и практика Суда Европейского союза: учеб. пособие. М.: Норма: ИНФРА-М, 2015. 240 с.
19. Balassa B. The Theory of Economic Integration: an Introduction / Nelsen B. F., Stubb A. (eds.) The European Union: Readings on the Theory and Practice of European Integration. L: Palgrave, 1994. Pp. 173185. URL: https://ieie.itam.mx/Alumnos2008/Theory% 20of%20Economic%20Integration%20(Belassa).pdf.
20. Barnard C. The Substantive Law of the EU; 3d ed. Oxford University Press, 2010. 674 p.
21. Bogdandy A. von. Article 2 // Das Recht des Europaeischen Union: Kommentar. München: Beck. 2000. Pp. 38-40.
22. Bossche P.V., Prevost D. Essentials of WTO Law. Cambridge University Press, 2016. 321 p.
23. Cleynenbreugel P. van. Accommodating the Freedom of Online Platforms to Provide Services Through the Incidental Direct Effect Back Door; Airbnb Ireland // Common Market Law Review. 2020. Issue 4. Pp. 1201-1228.
24. Closa C, Casini L. Comparative Regional Integration: Governance and Legal Models. Cambridge University Press, 2016. 490 p.
25. Crowley P. Is there a logical integration Sequence in After EMU? // Journal of Economic Integration. 2006. Issue 21 (1). Pp. 1-20.
26. Inshakova A. O., Frolova E. E., Rusakova E. P., Kovalev S. I. The Model of Distribution of Human and Machine Labor at Intellectual Production in Industry 4.0 // Journal of Intellectual Capital. 2020. Vol. 21. Issue 4. Pp. 601-622.
27. Inshakova A. O., Frolova E. E., Rusakova E. P., Galkina M. V. Development of social Market Economy Under the Influence of noneconomic Factors: Modeling and Regulation // International Journal of Sociology and Social Policy. 2021. Vol. 41. Issue 1/2. Pp. 239-252.
28. Kramer D., Shlaub M. EU Law and the Public Regulation of the Platform Economy: the Case of the Short-Term Rental Market // Common Market Law Review. 2022. Issue 6. Pp. 1633-1668.
29. Lenz T. Frame Diffusion: How European UnionType Common Markets Have Spread Around the World. 2016. URL: https://cadmus.eui.eu/bitstream/handle/ 1814/40784/MWP_2016_06.pdf.
30. Majone G. Dilemmas of European Integration: The Ambiguities and Pitfalls of Integration by Stealth. Oxford Univ. Press, 2005. 241 p.
31. McGee A., Weatherill S. The Evolution of the Single Market // Modern Law Review. 1990. Issue 53. Pp. 578-596.
32. Mikhaliova T. Upgrading Legal Regulation in the Context of Digital Economy: The Eurasian Economic Union Agenda // Smart Technologies for the Digitisation of Industry: Entrepreneurial Environment, Singapore: Springer, 2022. Vol. 254. Pp. 213-226.
33. Mortelmans K. The Common Market, the Internal Market and the Single Market, What's in a Market? // Common Market Law Review. 1998. Vol. 35. Issue 1. Pp. 101-136.
34. Orcalli G. MERCOSUR Common Market Building: Harmonization and (or) Mutual Recognition of Rules // Cuadernos de Política Exterior Argentina (Nueva Época). 2018. Vol. 128. Pp. 33-50.
35. Pirker B., Entin K. The Free Movement of Persons in the Eurasian Economic Union - between Civis Eurasiaticus and Homo Oeconomicus // European Citizenship under Stress: Ch.20; ed. N. Cambien, D. Kochenov, E. Muir. Brill: Nijhof, 2020. Pp. 508-532.
36. Rusakova E. P., Frolova E. E. Digital disputes in the new legal reality // RUDN Journal of Law. 2022. Issue 26 (3). Pp. 695-704.
37. Weatherill S. Law and Integration in the European Union. Oxford: Clarendon Press, 1995. 306 p.
References
1. Glaz'ev S. Yu. Upravlenie razvitiem system khozyaystvovaniya v gosudarstvakh Evrazii [Management of the Economic Systems Development in the States of Eurasia]: a textbook. St. Petersburg, 2020. Vol. 2. 400 p. (In Russ.).
2. Dyatlov S. A., Nuyanzin V. M. Sotrudnichest-vo Evraziyskogo ekonomicheskogo soyuza i Evropeys-kogo soyuza v tsifrovoy ekonomike [Cooperation between the Eurasian Economic Union and the European Union in the Digital Economy]. Izvestiya SPbGEU - Proceedings of St. Petersburg State University of Economics. 2019. Issue 6 (120). Pp. 21-24. (In Russ.).
3. Elikbaev A., Andronova I. Pyat' let edinomu rynku uslug EAES: nekotorye itogi [Five Years of the EAEU Services Common Market: Some Results]. Sovremennaya Evropa - Contemporary Europe. 2021. Issue 2. Pp. 99-110. (In Russ.).
4. Eremenko M. Yu. Tsifrovizatsiya kak drayver ekonomicheskoy integratsii stran Evraziyskogo ekonomicheskogo soyuza [Digitalization as a Driver for Economic Integration of the Countries of the Eurasian Economic Union]. Vestnik universiteta. 2021. Issue 3. Pp. 32-37. (In Russ.).
5. Integratsionnye protsessy v Evrazii: sostoyanie, vyzovy, perspektivy: sbornik nauchnykh statey I Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii [Integration Processes in Eurasia: State, Challenges, Prospects: a collection of scientific articles of the Ist International Scientific and Practical Conference]. Ed. by E. A. Dostanko. Minsk, 2023. 190 p. (In Russ.).
6. Ishchenko N. G. Svoboda predostavleniya uslug, svoboda uchrezhdeniya i svoboda dvizheniya rabochey sily v prave Evraziyskogo ekonomicheskogo soyuza [Freedom of Services Provision, Freedom of Establishment, and Freedom of the Workforce Movement in Law of the Eurasian Economic Union]. Zakon i pravo - Law and Legislation. 2020. Issue 12. Pp. 162-170. (In Russ.).
7. Kishkembaev A. B. Aktual'nye aspekty pravovogo obespecheniya evraziyskoy integratsii: liberalizatsiya sfery uslug i rynka truda [Topical Aspects of Legal Groundwork for Eurasian Integration: Liberalization of the Services Sector and the Labor Market]. Novye vyzovy integratsii EAES: pravovoe izmerenie: mezhdunarodnaya konferentsiya (Minsk, 25-27 noyabrya 2020 goda) [New Challenges to the Integration of the EAEU: Legal Dimension: International Conference (Minsk, 2020, November 25-27)]: proceedings. Ed. by A. S. Bugaeva et al. The Court of the Eurasian Economic Union. Minsk, 2021. Pp. 116122. (In Russ.).
8. Leshchenko S. K. Obespechenie svobody dvizheniya tovarov soglasno polozheniyam Dogovora o zone svobodnoy torgovli ot 18 oktyabrya 2011 g. [Ensuring the Freedom of Movement of Goods in Accordance with the Provisions of the Agreement on the Free Trade Area of October 18, 2011]. Pravo i demokratiya [Law and Democracy]: a collection of scientific works. Minsk, 2015. Issue 26. Pp. 152-161. (In Russ.).
9. Meshchanova M. V. Pravovoe regulirovanie vnutrennego rynka Evropeyskogo soyuza [Legal Regulation of the Internal Market of the European Union]. Minsk, 2010. 134 p. (In Russ.).
10. Meshchanova M. V. Systema prava Evraziys-kogo ekonomicheskogo soyuza i perspektivy razvitiya mezhdunarodnogo chastnogo prava [System of Law of the Eurasian Economic Union and the Prospects for the Development of International Private Law]. Evraziyskiy yuridicheskiy zhurnal - Eurasian Law Journal. 2020. Issue 5 (144). Pp. 18-22. (In Russ.).
11. Mikhaleva T. N. Pravovoe regulirovanie re-gional'noy ekonomicheskoy integratsii: vyzovy i perspektivy [Legal Regulation of Regional Economic Integration: Challenges and Prospects]. Minsk, 2016. 196 p. (In Russ.).
12. Obespechenie prav i svobod cheloveka v informatsionnom obshchestve [Ensuring the Rights and Freedoms of a Person in Information Society]. G. A. Vasilevich, T. N. Mikhaleva et al.; ed. by G. A. Vasilevich. National Center of Legislation and Legal Research of the Republic of Belarus. Minsk, 2022. 400 p. (In Russ.).
13. Ovchinnikov A. I., Fatkhi V. I. Pravo i tsifro-vaya ekonomika: osnovnye napravleniya vzaimo-deystviya [Law and Digital Economy: the Main Directions of Interaction]. Filosofiya prava - Philosophy of Law. 2018. Issue 3 (86). Pp. 128-134. (In Russ.).
14. Pankratov I. Yu., Givargizova L. S. Osoben-nosti tsifrovizatsii integratsionnykh ob"edineniy (na primere ES i EAES) [Peculiarities of the Digitalization of Integration Associations (a Case Study of the EU and the EAEU)]. Gosudarstvennaya sluzhba - Public Administration. 2021. Vol. 23. Issue 1 (129). Pp. 46-50. (In Russ.).
15. Sotnikov A. V., Skurova A. V., Burenin V. A., Markov A. K. Dostizheniya i problemy v formirovanii edinogo vnutrennego rynka ES [Achievements and
Problems in the Formation of the EU Single Internal Market]. Rossiyskiy vneshneekonomicheskiy vestnik -Russian Foreign Economic Bulletin. 2015. Issue 9. Pp. 108-117. (In Russ.).
16. Stupakov N. V. Tsifrovaya integratsiya stran EAES i SNG: politiko-pravovye osnovy razvitiya integrirovannoy informatsionnoy sistemy evraziyskogo sotrudnichestva [Digital Integration of the EAEU and CIS Countries: Political and Legal Framework for the Development of an Integrated Information System of Eurasian Cooperation]. Mezhdunarodnoye sotrudnichest-vo evraziyskikh gosudarstv: politika, ekonomika, pravo -International Cooperation of the Eurasian States: Politics, Economics, Law. 2019. Issue 1. Pp. 15-25. (In Russ.).
17. Khabrieva T. Ya., Chernogor N. N. Pravo v usloviyakh tsifrovoy real'nosti [Law in the Conditions of Digital Reality]. Zhurnal rossiyskogo prava - Journal of Russian Law. 2018. Issue 1 (253). Pp. 85-102. (In Russ.).
18. Entin K. V. Pravo Evropeyskogo soyuza i praktika Suda Evropeyskogo soyuza [Law of the European Union and Case Law of the Court of Justice of the European Union]: a study guide. Moscow, 2015. 240 p. (In Russ.).
19. Balassa B. The Theory of Economic Integration: An Introduction. In: Nelsen B. F., Stubb A. (eds.). The European Union: Readings on the Theory and Practice of European Integration. L.: Palgrave, 1994. Pp. 173-185. Available at: https://ieie.itam.mx/ Alumnos2008/Theory%20of%20Economic%20Integrati on%20(Belassa).pdf. (In Eng.).
20. Barnard C. The Substantive Law of the EU. 3rd ed. Oxford University Press, 2010. 674 p. (In Eng.).
21. von Bogdandy A. Article 2. Das Recht der Europäischen Union: Kommentar. Munich: Beck, 2000. Pp. 38-40. (In Eng.)
22. Bossche P. V., Prevost D. Essentials of WTO Law. Cambridge University Press, 2016. 321 p. (In Eng.).
23. Van Cleynenbreugel P. Accommodating the Freedom of Online Platforms to Provide Services Through the Incidental Direct Effect Back Door: Airbnb Ireland. Common Market Law Review. 2020. Vol. 57. Issue 4. Pp. 1201-1228. (In Eng.).
24. Closa C., Casini L. Comparative Regional Integration: Governance and Legal Models. Cambridge University Press, 2016. 490 p. (In Eng.).
25. Crowley P. Is There a Logical Integration Sequence in After EMU? Journal of Economic Integration. 2006. Issue 21 (1). Pp. 1-20. (In Eng.).
26. Inshakova A. O., Frolova E. E., Rusakova E. P., Kovalev S. I. The Model of Distribution of Human and Machine Labor at Intellectual Production in Industry 4.0. Journal of Intellectual Capital. 2020. Vol. 21. Issue 4. Pp. 601-622. (In Eng.).
27. Inshakova A. O., Frolova E. E., Rusakova E. P., Galkina M. V. Development of Social Market Economy under the Influence of Noneconomic Factors: Modeling and Regulation. International Journal of Sociology and Social Policy. 2021. Vol. 41. Issue 1/2. Pp. 239-252. (In Eng.).
28. Kramer D., Shlaub M. EU Law and the Public Regulation of the Platform Economy: The Case of the Short-Term Rental Market. Common Market Law Review. 2022. Issue 6. Pp. 1633-1668. (In Eng.).
29. Lenz T. Frame Diffusion: How European UnionType Common Markets Have Spread Around the World. 2016. Available at: https://cadmus.eui.eu/bitstream/ handle/1814/40784/MWP_2016_06.pdf. (In Eng.).
30. Majone G. Dilemmas of European Integration: The Ambiguities and Pitfalls of Integration by Stealth. Oxford University Press, 2005. 241 p. (In Eng.).
31. McGee A., Weatherill S. The Evolution of the Single Market. Modern Law Review. 1990. Issue 53. Pp. 578-596. (In Eng.).
32. Mikhaliova T. Upgrading Legal Regulation in the Context of Digital Economy: The Eurasian Economic Union Agenda. In: Inshakova A.O., Frolova E.E. (eds). Smart Technologies for the Digitisation of Industry: Entrepreneurial Environment. Singapore: Springer, 2022. Vol. 254. Pp. 213-226. (In Eng.).
Информация об авторах:
Т. Н. Михалёва
Кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права, процесса и международного частного права
Российский университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы
117198, Россия, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6
ORCID: 0000-0002-3729-7624 ResearcherID: ACS-9935-2022
Статьи в БД «Scopus»/«Web of Science»: DOI: 10.1007/978-981-16-4621-8_18 DOI: 10.24425/PYIL.2020.134484
А. М. Берман
Старший преподаватель кафедры гражданского права, процесса и международного частного права Российский университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы
117198, Россия, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6
33. Mortelmans K. The Common Market, the Internal Market and the Single Market, What's in a Market? Common Market Law Review. 1998. Vol. 35 Issue 1. Pp. 101-136. (In Eng.).
34. Orcalli G. MERCOSUR Common Market Building: Harmonization and (or) Mutual Recognition of Rules. Cuadernos de Política Exterior Argentina (Nueva Época). 2018. Issue 128. Pp. 33-50. (In Eng.).
35. Pirker B., Entin K. The Free Movement of Persons in the Eurasian Economic Union - Between Civis Eurasiaticus and Homo Oeconomicus. European Citizenship under Stress. Ch. 20. Ed. by N. Cambien, D. Kochenov, E. Muir. Brill: Nijhof, 2020. Pp. 508-532. (In Eng.).
36. Rusakova E. P., Frolova E. E. Digital Disputes in the New Legal Reality. RUDN Journal of Law. 2022. Issue 26 (3). Pp. 695-704. (In Eng.).
37. Weatherill S. Law and Integration in the European Union. Oxford: Clarendon Press, 1995. 306 p. (In Eng.).
About the authors: T. N. Mikhaliova
Patrice Lumumba Peoples' Friendship University of Russia
6, Miklukho-Maklaya st., Moscow, 117198, Russia
ORCID: 0000-0002-3729-7624 ResearcherID: ACS-9935-2022
Articles in «Scopus»/«Web of Science»: DOI: 10.1007/978-981-16-4621-8_18 DOI: 10.24425/PYIL.2020.134484
А. М. Berman
Patrice Lumumba Peoples' Friendship University of Russia
6, Miklukho-Maklaya st., Moscow, 117198, Russia
ORCID: 0000-0003-0257-9127 Scopus ID:57567881700
ORCID: 0000-0003-0257-9127
Scopus ID: 57567881700 Articles in «Scopus»/«Web of Science»:
DO 1: 10.1007/978-981-16-9808-8_28
Статьи в БД «Scopus»/«Web of Science»: DOI: 10.1007/978-981-16-9808-8_28
