CC BY
198ЕАЭС, ОДКБ и ШОС - три опоры российского «евразийства»
о см о см
со
о ш т
X
<
т о х
X
Мартыненко Станислав Евгеньевич
к.и.н., доцент, кафедра теории и истории международных отношений Российского Университета Дружбы Народов, [email protected]
В статье рассматриваются международные организации, в рамках которых Россия реализует евразийское направление внешней политики. С начала XXI в., в течение прошедших 20 лет Российская Федерация создала и развивала несколько организаций интеграционного, экономического, политического и военно-политического сотрудничества в Евразии. Все они к сегодняшнему дню показали различную степень эффективности. Впрочем, возможно это и объясняется тем, что изначально эти разноплановые организации создавались для достижения различных стратегических задач: в то время как Организация договора коллективной безопасности (ОДКБ) характеризуется жесткой детерминантой на безопасность, Евразийский экономический союз (ЕАЭС) ориентирован на развитие экономических связей, а Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), которая была создана по совместной инициативе с Китаем, занимает промежуточную позицию, стремясь укрепить одновременно экономическую и политическую стабильность в регионе. Несмотря на то, что в большинстве стран коллективного Запада усилия Москвы чаще всего характеризуются как попытка «ресоветизировать» евразийское пространство, истинная мотивация России заключается в сохранении и развитии хозяйственно-экономических связей, наработанных за предыдущие столетия и доказавшие свою эффективность в годы СССР, т.е. исходят сугубо из практических вызовов. Среди этих вызовов можно выделить разнообразные угрозы безопасности, с которыми сталкивалось постсоветское пространство, разрыв либо частичное нарушение кооперационных цепочек между Россией и странами центральноазиатского региона и необходимость решать проблемы негативного воздействия глобализации на экономику этих стран, связанные с экономической экспансией КНР. Таким образом, эти институты стали необходимыми инструментами в стремлении России справиться со сложной обстановкой в Центральной Азии, а также восстановить статус по-настоящему сильной державы - с одной стороны, и избежать экономического соперничества за регион с Китаем, трансформировав его в сотрудничество - с другой. Ключевые слова: Россия, ЕАЭС, ОДКБ, ШОС, КНР, сотрудничество.
В течение 20 лет, прошедших с того момента, как Россия начала последовательно восстанавливать позиции на международной арене, утраченные в 90-х гг. прошлого века, рассматриваемые нами институты претерпели существенную качественную эволюцию в сравнении с тем, что они представляли собой в момент их создания. Подобная эволюция стала естественным следствием изменений взгляда Москвы на степень их эффективности в удовлетворении ее практических внешнеполитических нужд. Хотя работу ОДКБ и ЕАЭС нельзя назвать безупречной, они все же достигли заметных успехов в укреплении военного и экономического сотрудничества и координации в регионе. В политико-философском понимании дифференциация внешнеполитических векторов России и расширение ее влияния в центральноази-атском и регионе можно трактовать с точки зрения концепции евразийства. Рассмотрим ее реализацию через призму трех ведущих региональных интеграционных организаций, в которых Россия играет ключевую роль.
Интересные процессы происходят в Шанхайской Организации Сотрудничества (ШОС). На первый взгляд, поддержка Москвой расширения ШОС выглядит не вполне логичной, учитывая тот факт, что «первую скрипку» в этой организации в любом случае играет КНР. Тем не менее, наша страна справедливо моет рассчитывать на выгоду от участия в интегративном механизме, который она создала либо участвовала в его создании в течение последних 20 лет. Поскольку создание ШОС в 2001 г. является прямым следствием «сверки часов» России и КНР - своего рода, подведением окончательной черты под китайско-советским (позже - российским) политическим соперничеством, - Россия вправе рассматривать ШОС в том числе в качестве площадки для эффективной реализации своих внешнеполитических интересов [3]. Причем, одним из наиболее позитивных факторов данной организации является то, что решение внешнеполитических задач России в центрально-азиатском регионе происходит вне соперничества с Китаем - возможность, которая была упущена в эпоху би-полярности.
Российская Федерация в силу своего географического положения обязана решать вопросы как региональной, так и глобальной повестки. Фактическая утрата Россией политического влияния в центральноазиатской части постсоветского пространства в 90-е годы ХХ столетия привела не только к возникновению политического вакуума в регионе, но и к эрозии системы безопасности, что грозило катастрофическими последствиями для всех стран региона. Наиболее заметно это проявилось в Афганистане, где существовал реальный риск транзита политической нестабильности в соседний Таджикистан, где в 1992 г. началась гражданская война. Ситуация осложнялась также начавшимися столкновениями на национальной почве между бывшими советскими республиками. Особенно сильную тревогу к началу XXI в. вызывал рост таких нетрадиционных угроз, как терроризм и контрабанда наркотиков. Более того, утрата Россией влияния на постсоветском пространстве была в значительной степени интенсифицирована США в 2003-2014 гг. посредством применения
технологии «цветных» революции, прокатившихся по ряду бывших советских республик, в числе которых Грузия (2003), Украина (2014), Узбекистан и Киргизия (в обеих странах в 2005). В случае первых двух произошел коренноИ пересмотр внешнеполитических ориентиров этих стран с сопутствующим курсом на разрыв отношении с РоссиеИ и вхождение в НАТО. В данном контексте укрепление ОДКБ, в котором ключевая роль России не подлежит сомнению, выглядит вполне логичным ответом на столь острые внешнеполитические вызовы.
При этом, рассматривать ОДКБ в качестве прямого антагониста НАТО было бы неверно по причине того, что в отличие от НАТО ОДКБ ставит перед собоИ лишь задачи обеспечения региональной безопасности, а также, как показывает практика, не стремится к применению своей юрисдикции за пределами зоны своей территориальной ответственности. Иными словами, если НАТО руководствуется задачей максимального распространения своего влияния, причем, не только посредством включения новых государств в свою орбиту, но и путем применения широкого инструментария разного рода программ сотрудничества, то ОДКБ ограничивается защитой государств-участников Организации. Причем, одной из форм защиты является противодействие попыткам внесения дестабилизации со стороны внешних акторов. Это обстоятельство отражено в ст.8 Устава ОДКБ [9].
Стоит отметить, что в странах Запада склонны рассматривать ОДКБ именно в плоскости противостояния с НАТО, т.е. более прямолинейно. По мнению профессора Колумбийского университета Александра Кули (Alexander Cooley), развивая ОДКБ и создавая Евразийский экономический союз (ЕАЭС), Россия подобным образом пытается копировать проверенные западные модели, такие как НАТО и Евросоюз [2]. Данное предположение кажется автору немного странным, учитывая тот факт, что высшей формой экономического, политического и военного объединения в центральноазиатском регионе был Советский Союз. И уровень интеграции в нем существенно превосходил те модели, которые сегодня существуют в НАТО и ЕС. Поэтому у России, имеющей столь уникальный исторический опыт в контексте евразийства, просто не может быть объективной потребности в копировании каких-либо интеграционных схем извне. Поэтому истинные мотивы их создания сводятся к естественной реакции России на ухудшение экономической ситуации в регионе и проблемы безопасности на постсоветском пространстве. Также они частично обусловлены исчерпавшим себя интеграционным потенциалом Содружества независимых государств (СНГ), на смену которому необходимы новые эффективные механизмы.
Британский политолог, профессор факультета политологии и международных отношений Кентского университета Ричард Саква (Richard Sakwa) указывает на якобы испытываемое Москвой ощущение «отверженности и упущенной возможности» создать более инклюзивное панъевропейское сообщество безопасности после окончания холодной войны. После того эпизода, по мнению Р. Саква, «Россия предприняла свои собственные попытки осуществить интеграцию, которые совпали с постепенным восстановлением ее влияния, а также с ее стремлением вернуть себе то место среди мировых держав, которое по праву ей исторически принадлежит. Поэтому мы и наблюдаем глобальную программу инсти-
туционной политики Москвы. Россия продолжала выступать за демократизацию международных отношений, и в своих официальных документах она делала акцент на первостепенном значении ООН и «полицентричного» мирового порядка - в противовес однополярному миропорядку во главе с США. В то же время Москва признавала, что ее лучшая возможность остаться значимым игроком в рамках такого миропорядка - взять на себя роль лидера в региональной интеграции, поскольку конгломерации стран лучше приспособлены к участию в глобальном управлении» [8]. С мнением британского коллеги можно частично согласиться. Россия действительно вынуждена навёрстывать упущенные возможности, от которых в одностороннем порядке отказалась сразу после развала СССР и в последующее десятилетие. Верно и то утверждение, что Россия выступает за многополярный мир, но не в «противовес» лидерству США, а исходя из здравой логики. Возражения вызывает тезис Р. Саква о региональных амбициях России, которые, якобы, позволят ей оставаться «значимым» игроком. Как и любая великая держава, Россия не ограничивает свои внешнеполитические интересы регионом своего географического расположения (пусть даже этот регион простирается на два континента). Но, осознавая важность многовекторной внешней политики, Россия стремится выстроить «пояс политической стабильности» по периметру своих южных рубежей. В этом контексте концепция евразийства представляется наиболее подходящей фи-лософско-политической основой для воплощения данной цели. Практическая реализация этой задачи осуществляется через механизмы и инструменты международных организаций, отвечающих интересам всех участников этого сложного процесса.
Как мы уже отмечали выше, в настоящее время мы видим три такие организации. В области безопасности России удалось создать два института, задачи которых, очевидно, пересекаются: это ОДКБ и ШОС. ОДКБ была создана в 1992 году на основе Договора о коллективной безопасности - первого постсоветского военно-политического соглашения, которое предписывало его участникам поддерживать друг друга в случае возникновения какой-либо внешней угрозы. Однако как показало время, этого расплывчатого положения оказалось недостаточно, и в конечном счете по итогам Саммита ОДКБ в октябре 2002 г. этот договор эволюционировал в полноценный военный институт с секретариатом и генеральным секретарем, развитым бюрократическим аппаратом высокой степенью объединения вооруженных сил стран-участниц. Вероятно, самым важным достижением ОДКБ стало создание в 2009 году объединенных сил быстрого реагирования. С тех пор Москва и ее партнеры провели множество разнообразных совместных военных учений, в ходе которых отрабатывались действия миротворческих сил, меры по борьбе с контрабандой наркотиков и меры по борьбе с терроризмом. Несмотря на серьезные шаги по развитию и «актуализации» ОДКБ, у этой организации еще огромный потенциал для развития как вширь (например, участником Организации до сих пор не является Узбекистан, чье географическое положение создает «оперативный пробел» в зоне контроля ОДКБ), так и вглубь (ОДКБ как единый военно-политический союз ни разу не участвовал в боевых операциях).
Второй организацией, в рамках которой Россия может решать те проблемы, которые невозможно решать
X X
о
го А с.
X
го m
о
2 О M
о
о см о см
со
о ш т
X
<
т о х
X
в рамках ОДКБ, является Шанхайская Организация Сотрудничества. Ее часто ошибочно ассоциируют в первую очередь китайским проектом с учетом того, что ШОС стала первой неэкономической организацией, которую Китайская народная республика основала и возглавляла с самого начала. Здесь стоит уточнить два принципиальных момента. Во-первых, когда создавалась ШОС (15 июня 2001 г), Россия все еще не располагала серьезным инструментарием внешнеполитических средств и только выходила из кризисного состояния 90-х. Тем не менее, новое руководство России в лице В.В. Путина отдавало себе отчет, что, если Россия останется в стороне от этого процесса, Китай сможет фактически единолично «модерировать» практически любые процессы, происходящие в регионе. Поэтому в Москве было принято решение присоединиться и стать соосновате-лем новой организации, то есть получить право принимать решения наравне с Китаем. Как показало время, данное решение было абсолютно верным: ШОС оказалась удобной платформой для того, чтобы снизить напряженность в отношениях между бывшими региональными противниками, позволив урегулировать приграничные споры. Причем, это относится как к глобальным игрокам (Россия и КНР), так и к остальным участникам шОс, отношения между которыми, как отмечалось выше, были подвергнуты серьезным испытаниям после развала СССР.
Во-вторых, после развязанной Западом санкционной войны в отношении России в ответ на воссоединение нашей страны с Крымом, в России заново переосмыслили не только торгово-экономические, но и политические ориентиры. Как результат, ШОС стала восприниматься как альтернатива «западоцентристскому» миропорядку во главе с США и как платформа для того, чтобы реализовать потенциал великой державы.
Тем не менее, ШОС нельзя назвать беспроблемным проектом для России. Во-первых, несмотря на дружественные отношения между Россией и КНР в текущий исторический период, нельзя не понимать, что обе стороны выстраивают эти отношения, исходя из здравого прагматизма и лишь затем уже из соображений личной симпатии, которая действительно присутствует между лидерами России и КНР. Это означает, что экономический примат КНР в ШОС никуда не исчезает, и Москве приходится зачастую жестко выторговывать выгодные для себя условия и решения. В качестве примера можно привести труднейшие переговоры по строительству газопроводу Сила Сибири и о ценах на энергоносители, которые по этому газопроводу будут поставляться в КНР с 2020 г., а выход на полную проектную мощность планируется с 2025 г.
Во-вторых, возможно .по причинам, обозначенным выше, Россия поддержала идею расширения ШОС и принятия Индии в ее ряды, что косвенно скомпенсировало преимущественное положение Китая внутри этой организации. Ряд зарубежных экспертов, в то же время, полагают, что в действительности принятие в ШОС Индии и ее основного регионального антагониста - Пакистана (во избежание лишнего повода для роста напряженности между этими ядерными государствами) ослабила способность ШОС добиваться результатов, учитывая возросшее соперничество между ее членами [1]. Таким образом, наиболее оптимальным решением для России в отношении ШОС является восприятие данной солидной организации в качестве престижного клуба не-
западных государств, играющим ограниченную, но важную для Москвы практическую роль, когда это представляется необходимым.
Третий из евразийских институтов России, ЕАЭС, сформировался на основе группы экономических интеграционных инициатив, которые возникли в середине 1990-х годов и набрали обороты в начале 2000-х годов, когда было основано Евразийское экономическое сообщество. Спустя несколько лет был создан таможенный союз и единое экономическое пространство. В конце концов в январе 2015 года организация была трансформирована в Евразийский экономический союз (ЕАЭС). ЕАЭС обладает большим количеством наднациональных функций, нежели ОДКБ или ШОС, а его комиссия (как и Еврокомиссия) может принимать решения большинством голосов, то есть фактически она может блокировать устремления даже государства-локомотива данной интеграционной организации - России.
Первоначальная экономическая интеграция с Казахстаном и Белоруссией была направлена на восстановление прежних хозяйственно-экономических связей и на реиндустриализацию региона. Позже, когда в ответ на попытки коллективного Запада инсценировать т.н. «изоляцию» России был создан ЕАЭС, к этому добавилась еще одна задача - создание политического потенциала для противостояния негативной стороне западного глобализма. Несмотря на тот факт, что евразийскую интеграцию можно совершенно справедливо рассматривать как самую серьезную практику интеграции с момента развала СССР, нельзя не упомянуть о серьезных геополитических вызовах, которые не ограничиваются западным глобализмом и его противодействию любым интеграционным начинаниям России на постсоветском пространстве.
Один из таких вызовов исходит от государства, с которым у России сегодня исключительно партнерские отношения - от КНР. В частности, России в транрегио-нальном китайском проекте «Один пояс - один путь» могут вызывать опасения, что Россия впишется в китайский глобальный проект в качестве одного из транзитных партнёров, после чего интеграционные постсоветские проекты просто потеряют актуальность.
Впрочем, указанные опасения опровергаются здравым смыслом. Прежде всего, стоит помнить, что различные варианты нового Великого шёлкового пути прорабатывались в КНР минимум полтора десятилетия [7]. При этом сотрудничество с Россией окончательно стало приоритетным для Пекина лишь в последние пять-семь лет. По случайному (или неслучайному) совпадению это произошло именно в тот момент, когда стало понятно, что вначале Таможенный, а затем и Евразийский экономический союзы становятся объективной реальностью.
Даже вне контекста ЕАЭС постсоветские государства центральноазиатского региона в значительной степени интегрированы с Россией в одну экономическую систему. Конечно, они не замкнуты на Москву на 100%, как это было во времена СССР. Их экономические связи максимально возможно диверсифицированы. Но прибалтийский, украинский и молдавский примеры, когда национальные правительства, стремясь к полной переориентации на Европу, моментально (с исторической точки зрения) фактически уничтожили собственные экономики, свидетельствуют о том, насколько сильна зависимость постсоветских государств от российского рынка и от кооперационных связей с Россией [4].
Следовательно, любая страна, претендующая на политическое и экономическое доминирование хотя бы на части постсоветского пространства, должна предложить альтернативу кооперации с Россией и иметь возможность заместить Москву, причем не путем «наводнения» внутреннего рынка той или иной страны дешевыми товарами китайского производства, а путем налаживания хозяйственных и технологических цепочек, по своей эффективности превосходящих те, что наработаны с Россией фактически за столетие.
Коллективный Запад, проводивший заведомо обреченную политику изоляции и ограничения России путем отторжения от нее торгово-экономических партнеров в Центральной Азии, столкнулся в результате с ситуацией, когда формально освоенное им пространство стало серьёзной финансово-экономической и ещё большей политической обузой, так и не принеся ожидаемых политико-экономических дивидендов.
Перед Китаем же задача изоляции России не стоит. Наоборот, ему нужны прочный дружественный тыл и гарантированные транзитные пути. Причём в рамках проекта «Один пояс - один путь» это требуется в максимально сжатые сроки, а не в долгосрочной перспективе, иначе проект не окупится.
Самостоятельное освоение Пекином Средней Азии невозможно ещё и потому, что для Китая большую проблему представляет региональный сепаратизм в огромном территориально, но мало заселённом Синьцзян-Уй-гурском автономном районе. Это слабо освоенная территория, которую в конце XIX века называли Восточным Туркестаном, и которая, по тогдашним договоренностям о разделе сфер влияния между Россией и Великобританией, была отдана Китаю с целью обеспечения российско-британского компромисса. Она граничит с государствами Средней Азии, причём там проживает родственное население.
Таким образом, ЕАЭС как раз решает все необходимые с точки зрения китайских интересов вопросы [6]. Союз ориентирован на создание платежеспособного внутреннего рынка ёмкостью до 250 миллионов потребителей. Это, наряду с европейцами, потенциальные покупатели китайских товаров. До решения этой проблемы, конечно, ещё далеко, но как раз кооперация с Китаем в реализации проекта Единой Евразии, совпадающего по целям с проектом нового Великого шёлкового пути, может существенно сократить сроки структуризации единого рынка ЕАЭС [5]. К примеру, единое таможенное пространство упрощает и удешевляет транзит китайских грузов. Уже к началу 2020 г. в разы выросли контейнерные перевозки из КНР не только по РЖД, но и по казахстанским железным дорогам.
Реализуемый в ЕАЭС принцип свободного перемещения товаров, капиталов и рабочей силы, а также интеграции экономик облегчает Пекину инвестиционное взаимодействие со всеми странами Союза в интересующих его областях. В итоге, от кумулятивного эффекта взаимовыгодного сотрудничества выигрывают все стороны. Подчеркнем, что и проект ЕАЭС, и проект «Один пояс - один путь» пока находятся едва ли в кульминационной стадии реализации. Им предстоит преодолеть немало трудностей и пройти путь экономической адаптации [7]. Но если вспомнить, что у Москвы и Пекина существует и уже «обкатанный» совместный политико-экономический проект -Шанхайская организация сотрудничества, рассмотренная нами выше, то ЕАЭС
вполне по силам превратиться в мощный интеграционный центр на постсоветском пространстве, при этом, не вызывающим раздражения ни у младших партнеров в лице постсоветских республик, ни у крупнейшего регионального игрока - КНР.
Впрочем, сложным обстоятельством является очевидное отсутствие в рамках ЕАЭС (и отчасти - ОДКБ) сильной объединяющей идеологии, которая могла бы стоять за региональным объединением во главе с Российской Федерацией. Представляется, что такой идеологией вполне мог бы стать евразийский институциона-лизм. Его положительная сторона заключается в том, что сам характер интеграции на постсоветском пространстве - это, не столько попытка вновь объединить страны, которые не так давно входили в состав единого государства, сколько осмысленный план по максимизации выгоды от экономической взаимозависимости, степень которой у стран региона исторически чрезвычайно велика. В конце концов, это упрощает процесс интеграции участников, которые имеют давние исторические связи друг с другом.
В данном контексте Москва идеально подходит на роль локомотива всех интеграционных процессов в цен-тральноазиатском регионе, поскольку она уже неоднократно продемонстрировала мастерство в организации и финансировании этих процессов, а также готовность совершенствовать их с учетом соответствия ее геополитическим и геоэкономическим задачам. Реализация концепции евразийства на данном историческом этапе представляется наиболее оптимальным для России геополитическим решением.
Литература
1. Chabal, Pierre (2016) L'Organisation de Coopération de Shanghai et la construction de «la nouvelle Asie», Brussels, Peter Lang, 492 p., — http://www.peterlang.com/download/datasheet/90256/datas heet_574297.pdf (Дата обращения 1.07.2020)
2. Cooley Alexander. Great Games, Local Rules: The New Great Power Contest in Central Asia. Oxford University Press, 2012 г., 272 p.
3. The Diplomat: что Россия пытается добиться в ОДКБ, ШОС и ЕАЭС? URL: https://news.myseldon.com/ru/news/index/221222673 (Дата обращения 1.07.2020)
4. Бекяшев, К.А. Международно-правовые основы создания и функционирования Евразийского экономического союза. Монография / К.А. Бекяшев. - М.: Проспект, 2015. - 126 c
5. Ищенко Р.В. ЕАЭС и ШОС «цементируют» Евразию. URL: https://rubin65.livejournal.com/804903.html (Дата обращения 1.07.2020)
6. Кефели, И. Ф. Геополитика Евразийского Союза. От идеи к глобальному проекту / И.Ф. Кефели. - М.: Петрополис, Геополитика и безопасность, 2013. - 208 c.
7. Мартыненко С.Е., Пархитько Н.П. Российско-китайское сотрудничество в Центральной Азии в контексте инициативы «Один пояс, один путь». История и экономические перспективы. Вестник РУДН. Серия: История России. 2019 № 4, с. 845-864
8. Саква Ричард. Россия против остальных. Кризис мирового порядка после окончания холодной войны -Richard Sakwa. Russia against the Rest. The Post-Cold War Crisis of World Order. - М.: Весь Мир, 2019. - 414 с.
X X
о го А с.
X
го m
о
2 О M
о
9. Устав организации договора о коллективной безопасности от 7 октября 2002 года (с изменениями, внесенными Протоколом о внесении изменений в Устав Организации Договора о коллективной безопасности от 7 октября 2002 года, подписанным 10 декабря 2010 года) URL: https://odkb-
csto.org/documents/documents/ustav_organizatsii_dogovo ra_o_kollektivnoy_bezopasnosti_/ (Дата обращения 1.07.2020)
EAEU, CSTO and SCO - three pillars of the russian
"eurasianism" Martynenko S.E.
RUDN University
The article discusses international organizations within which Russia implements the Eurasian direction of foreign policy. Since the beginning of the 21st century, over the past 20 years, the Russian Federation has created and developed several organizations for integration, economic, political and military cooperation in Eurasia. All of them to date have shown varying degrees of effectiveness. However, perhaps this is due to the fact that initially these diverse organizations were created to achieve various strategic objectives: while the Collective Security Treaty Organization (CSTO) is characterized by a strict determinant of security, the Eurasian Economic Union (EAEU) is focused on the development of economic ties, and The Shanghai Cooperation Organization (SCO), which was created on a joint initiative with China, takes an intermediate position, seeking to strengthen both economic and political stability in the region. Despite the fact that in most countries of the collective West, Moscow's efforts are most often described as an attempt to "re-Sovietize" the Eurasian space, the true motivation of Russia is to preserve and develop the trade and economic ties established over the previous centuries and proved to be effective in the years of the USSR, so, they come purely from practical challenges. Among these challenges, one can single out a list of security threats that the post-Soviet space region faced, the rupture or partial violation of the cooperation chains between Russia and the countries of the Central Asian region and the need to solve the problems of the negative globalization impact on the economies of these countries affected by the economic expansion of China. Thus, these institutions have become necessary tools in Russia's desire to cope with the difficult situation in Central Asia, as well as restore the status of a truly strong power, on the one hand, and avoid economic rivalry for the region with China, transforming it into cooperation on the other.
Keywords: Russia, EAEU, CSTO, SCO, China, cooperation.
References
1. Chabal, Pierre (2016) L'Organisation de Coopération de Shanghai et la construction de "la nouvelle Asie", Brussels, Peter Lang, 492 p., -http://www.peterlang.com/download/datasheet/90256 /datasheet_574297.pdf (Date of treatment 1.07.2020)
2. Cooley Alexander. Great Games, Local Rules: The New Great
Power Contest in Central Asia. Oxford University Press, 2012, 272 p.
3. The Diplomat: what is Russia trying to achieve in the CSTO, SCO
and EAEU? URL:
https://news.myseldon.com/ru/news/index/221222673 (Date of treatment 1.07.2020)
4. Bekyashev, K.A. International legal framework for the creation
and functioning of the Eurasian Economic Union. Monograph / K.A. Bekyashev. - M .: Prospect, 2015 .-- 126 s
5. Ishchenko R.V. The EAEU and SCO "cement" Eurasia. URL:
https://rubin65.livejournal.com/804903.html (Date of treatment 1.07.2020)
6. Kefeli, IF Geopolitics of the Eurasian Union. From idea to global
project / I.F. Kefeli. - M .: Petropolis, Geopolitics and security, 2013. - 208 p.
7. Martynenko S.E., Parkhitko N.P. Russian-Chinese cooperation in
Central Asia in the context of the Belt and Road Initiative. History and economic prospects. RUDN Bulletin. Series: History of Russia. 2019 No. 4, p. 845-864
8. Sakwa Richard. Russia against the rest. The Post-Cold War
World Order Crisis - Richard Sakwa. Russia against the Rest. The Post-Cold War Crisis of World Order. - M .: Ves Mir, 2019 .-- 414 p.
9. Charter of the Collective Security Treaty Organization of October
7, 2002 (as amended by the Protocol on Amendments to the Charter of the Collective Security Treaty Organization of October 7, 2002, signed on December 10, 2010) URL: https: // odkb-csto .org / documents / documents / ustav_organizatsii_dogovora_o_kollektivnoy_bezopasnosti_ / (Date of treatment 1.07.2020)
о es о es
со
о ш m
X
<
m О X X
