ДВИНЕТСЯ ЛИ «ВОСТОЧНЫЙ ЭКСПРЕСС» НАТО В ЕВРАЗИЮ?
Ю.И.Игрицкий,
Зав.Отделом Восточной Европы ИНИОН РАН
В начале апреля будущего года в истории НАТО состоится событие, которое выходит далеко за рамки торжественного юбилея (хотя и почтенного по возрастным меркам современных международных организаций) и даже за рамки простого количественного роста альянса. Впервые за полвека своего существования НАТО расширится в направлении, которое изначально рассматривалось как зона влияния реального или потенциального противника. Это побуждает заново поставить вопрос о значении и функциях Североатлантического союза на рубеже веков.
Отчасти этот вопрос уже заложен в изменившейся стратегии НАТО - переходе от концепции коллективной обороны территории в случае нападения на одного из ее членов к концепции регулирования кризисов и предотвращения конфликтов, т.е. к принятию на себя части функций ООН и «голубых касок». Если бы не участившиеся военные акции стран
альянса в 90-е годы (Персидский залив,
Балканы), можно было бы действительно сделать вывод, что НАТО превращается скорее в политическую, чем военную организацию. Однако объяснимый парадокс конца ХХ столетия заключается в том, что с уменьшением вероятности глобальных войн увеличивается
вероятность региональных вооруженных конфликтов, и вовлеченность в их регулирование побуждает мощнейшую
военную структуру, какой является НАТО, играть роль «суперарбитра», используя силу сначала как аргумент в переговорах, а затем как наказание-подавление одной или всех конфликтующих сторон. Особое мнение даже такой системообразующей державы западного сообщества, как Франция (Жак Ширак не устает подчеркивать необходимость получения мандата ООН для военных санкций), не умаляет соблазн военного вмешательства, снова и снова подтверждающего правоту классической дефиниции войны как продолжения политики.
Ключевая геополитическая
проблема, возникающая в этой связи, заключается в том, что, за исключением Балкан и Кипра, региональные конфликты возникают вне традиционно базовой зоны интересов НАТО в Европе, в направлениях к востоку и особенно юго-востоку от нее, которые становятся все более конфликтогенными. Следовательно,
расширение НАТО в данных направлениях явится одновременно физическим приближением к границам нестабильных регионов.
Новая стратегическая миссия НАТО -миссия гашения региональных конфликтов
- окажется в такой ситуации реалистической и оправданной, если вхождение конфликтующих государств в ее состав произойдет одновременно. Правда, это противоречит исповедуемому ею принципу непринятия стран, имеющих территориальные споры с соседями, но пример одновременного подключения к альянсу Греции и Турции в 1952г. доказывает, что иной раз это может быть прагматически оправданным - ведь с тех пор в отношениях этих стран открытая вражда уступила место сдержанному политесу. Но если членом НАТО станет лишь одна из противоборствующих сторон, кризисность ситуации лишь усугубится, а НАТО вместо искомого имиджа суперарбитра безоговорочно - и не только в глазах немалой части мусульманского мира - приобретет имидж мирового полицейского. Собственно, к такой трансформации уже подталкивает, в частности, предложение Мадлен Олбрайт поручить НАТО глобальный контроль за нераспространением ядерного оружия в ХХ! веке.
В клубке новых геополитических реалий различимы и контуры такой проблемы как взаимоотношения НАТО и стран СНГ, образующих обширную евразийскую зону. При этом, разумеется, отношения НАТО с Россией представляют не только отдельный вопрос глобального значения, но и служат тем фактором, вследствие которого контакты других государств постсоветского пространства с натовскими структурами также перерастают чисто региональные рамки.
Пока ни одно из этих государств не проводило официального зондажа возможостей вступления в
Североатлантический союз. Однако вряд ли найдется аналитик, который с
уверенностью заявит, что этого не произойдет в обозримом будущем.
Когда в январе 1994г. на Брюссельском саммите стран НАТО была принята программа «Партнерство во имя мира» (ПИМ), многим казалось, что ее главная цель - создать механизм прежде всего для регулирования отношений с Россией. Однако очень быстро выяснилось, что ПИМ открывает двери для сближения с Западом всех восточноевропейских и даже ряда неевропейских стран, которые нуждаются в кредитах и инвестициях, моральной поддержке, новых технологиях и западном опыте в различных сферах. Взамен Запад получал прекрасную возможность укрепления своего влияния и присутствия в этих странах. В числе 28 стран, вошедших сначала в ССАС, а затем СЕАП, помимо 16 стран-членов НАТО, оказались все бывшие советские республики, кроме Таджикистана. Причем к середине 1998г. Россия. Украина, Белоруссия, Латвия, Литва, Эстония, Молдова, Грузия, Казахстан, Узбекистан, Туркменистан открыли свои дипломатические миссии в штаб-квартире НАТО в Брюсселе.
Программа ПИМ рассматривалась официальными лицами в России как более приемлемая альтернатива механическому расширению НАТО и еще один шаг к расчищению завалов холодной войны, расширению границ доверия,
сотрудничеству ради укрепления общеевропейской безопасности. Однако во внутрироссийском общественном мнении наметился раскол - у ряда наблюдателей появились сомнения, наиболее кратко выраженные известным политологом Вячеславом Никоновым, поставившим в лоб вопрос: «не растащит ли «Партнерство» Содружество Независимых Государств?»1. Правда, он рекомендовал самой России
присоединение к ПИМ, нежели игнорирование Программы, как выбор меньшего зла.
НАТО (во всяком случае ее европейские члены), проявляющая известную сдержанность в отношении приема настойчиво рвущихся в ее состав стран Балтии, не позволяет себе даже намека на возможность вхождения в альянс стран СНГ. Однако стоит
1 Никонов В. «Партнерство во имя мира»: Повестка дня для Федерального собрания // Независимая газета. - М., 1994. - 7 апр. - С.5.
вспомнить, что в начале 1990-х годов столь же сдержанным было отношение руководства союза к принятию посткоммунистических государств ЦВЕ. Тогда этот вопрос расценивался как предмет двусторонних переговоров с Россией (хорошим ли, плохим ли было это уходящее эхо биполярной
супердержавности - другое дело). Затем же конъюнктура изменилась, и в начале 1996г. Х. Солана уже мог себе позволить легкую иронию по поводу протестов российского МИД: «Мы никого не
заставляем вступать силой. Пусть господин Примаков попытается убедить чехов, венгров, поляков не делать этого. Если он добъется успеха - мы не станем возражать» 2. Проблема в том, что эта внешне безупречная логика может быть применена к любой стране в любое время.
Пока все заинтересованные стороны
- Запад, Россия, другие страны СНГ и Восточной Европы - приглядываются к открывающимся возможностям и просчитывают варианты. Известные возможности для этого открывает реализация пункта 3(г) рамочного документа ПИМ, предусматривающего «развитие военных отношений
сотрудничества с НАТО в целях совместного планирования, обучения и подготовки учений»3. Такие учения стали регулярной практикой. Например, в 1998 г. были проведены маневры военновоздушных сил (Словакия, июль) и сухопутных войск (Македония, сентябрь). Помимо этого, развиваются двусторонние военные контакты США с Украиной, Грузией, Казахстаном и другими государствами СНГ.
Украина: «думка о НАТО»?
Во всех футурологических выкладках, касающихся возможного
расширения НАТО в евразийском
пространстве, важнейшим фактором который принимается во внимание, остается Россия: ее побаиваются, на нее смотрят с надеждой, за ходом
внутрироссийских экономических
преобразований следят с особым
2 Эггерт К. В Брюсселе не будут возражать, если Россия уговорит Восточную Европу не вступать в НАТО // Известия. - М., 1996. - 23 марта. - С.3.
3 Партнерство во имя мира: Рамочный
документ // Независимая газета. - М., 1994. -8 апр. - С.4.
интересом. Фактор номер два -перспективы развития экономических отношений стран СНГ со странами Европейского Союза и США. Поскольку их хозяйственная интеграция в ближайшем будущем еще менее реалистична, чем военно-политическая, почему бы не попытаться использовать вторую для приближения первой? Членство в НАТО является аттестатом принадлежности к западному миру, что, возможно, для многих служит даже большим стимулом, чем страх перед Россией. Ведь еще в отношении Польши, Чехии и Венгрии давно сложилось мнение, что экономическое вхождение в западное сообщество для них более привлекательно, чем военное. Как заявил дипломат одной из стран Балтии, аккредитованный в Москве, «главное - не гарантии безопасности, а вступление в клуб под названием НАТО»4. Но, конечно же, между странами Вишеградской группы и даже европейскими государствами, -входящими в СНГ - дистанция огромного размера.
Бесспорно, именно эти мотивы и стимулы движут и Украиной, причем к ним добавляется еще один: с учетом
собственной геополитической,
демографической и экономической значимости как второй по рангу постсоветской республики Украина в состоянии маневрировать между Россией и Западом, играя на их реальном или мнимом противостоянии и добиваясь от обеих сторон благоприятных для себя соглашений. Реалистичность данной политики доказывает подписание между НАТО и Украиной Хартии об особом партнерстве буквально через пару месяцев после подписания
Основополагающего акта между НАТО и Россией. Если НАТО и Россия создали Совместный постоянный совет, то НАТО и Украина - комиссию. Как и в Москве, в Киеве функционирует центр информации и документации НАТО. Украинские силы по чрезвычайным ситуациям участвовали в учениях в Исландии в июле 1997 г., а месяцем позже на черноморском побережье самой Украины состоялись натовские маневры «Sea Breeze 97». «Изо всех евроатлантических институтов, с которыми наша страна поддерживает более тесные отношения, НАТО имеет
4 Стуруа М. Вашингтон приоткрывает Балтии дверь в НАТО // Известия. - М., 1998. - 14 янв.
- С.3.
особое значение для Украины, -подчеркнул секретарь Совета национальной безопасности и обороны Украины В.Хорбулин. - Мы видим в НАТО наиболее надежную и мощную опору европейской безопасности»5.
Разумеется, это еще не петиция о вхождении в НАТО, а лишь сигнал о том, что такая петиция может быть направлена в случае обострения отношений с Россией. Позиция НАТО, выраженная устами Соланы, неизменна: да, у нас особые отношения с Украиной, но вопрос о ее вступлении в НАТО пока не обсуждается. В.Хорбулин также нюансирует преждевременность постановки этого вопроса: наше «многообещающее
партнерство не обязательно означает, что Украина стремится войти в союз, по крайней мере на этой стадии. Мы понимаем, что еще не готовы вступить в НАТО как в смысле соответствия требуемым критериям, так и в смысле общественного мнения». Уточнения «еще не», «пока» не прибавляют оптимизма противникам присоединения страны к НАТО. Другое дело - колоссальные различия в уровнях развития оборонных потенциалов.
Полная неадекватность украинских вооруженных сил с точки зрения современных натовских критериев признается и в аналитическом докладе киевского Центра исследований мира, конверсии и урегулирования конфликтов. «Военная организация Украины, -говорится в докладе, - не соответствует никаким стандартам. Более того, не принимаются меры для исправления ситуации»6. Однако ни этот факт, ни существенная экономическая зависимость от России не мешают украинским должностным лицам и экспертам отстаивать необходимость прозападной политики. По данным упомянутого центра, большинство украинских политологов (5058%) выступают, в отличие от большинства населения страны, за вхождение в НАТО либо вместе с другими членами СНГ, либо без них, причем за
5 Horbulin V. Ukraine’s contribution to security and stability in Europe // NATO review. -Brussels, 1998. - Vol.46, No.3. - P.12.
6 Foreign and security policy of Ukraine, 19971998 / Ukrainian Center for Peace, Conversion and Conflict Resolution Studies. - Kyiv, 1998. -P.41.
совместное вхождение высказались лишь 5-7% опрошенных7.
Политические разногласия между Украиной и Россией не всегда проявляются в такой острой форме, как в вопросах о статусе Крыма и разделе Черноморского флота, но они возрастают. Если сравнить заявления названных выше совместных органов НАТО и обеих стран в ходе сессии министров иностранных дел государств альянса в Люксембурге 28-29 мая 1998 г., то трудно не заметить два существенных отличия: российско-
натовский документ осуждает насилие в Косово и призывает как сербов, так и албанцев к мирному диалогу; в украинско-натовском документе нет ни слова о событиях в Косово, но осуждаются испытания ядерного оружия в Индии и Пакистане, чего нет в первом заявлении. Впрочем, эти нюансировки выглядят не слишком существенными в сравнении с докладом, подготовленным Украиной к заседаниям экспертов СНГ летом 1998 г. В нем излагается концепция радикальной ревизии основ Содружества, которое предложено превратить в механизм только экономического взаимодействия, отбросив вопросы сотрудничества в сферах обороны, коллективной безопасности и урегулирования конфликтов. Реверанс в сторону новой стратегической концепции НАТО здесь слишком очевиден. Каким образом президент и правительство Украины будут проводить курс столь явной ориентации на Запад и дистанцирования от России при избранном в марте 1998 г. левом парламенте, да еще в условиях экономического кризиса - проблема как для самой Украины, так и для Запада и России. Подсчитано ведь американскими экспертами, что из общей суммы в 27-35 млрд. долларов, в которую обойдется прием нескольких новых членов НАТО до 2010 г., 10-13 млрд. придутся на
переструктурирование и адаптацию вооруженных сил, которые в основном должны быть осуществлены за счет самих стран-новичков8. Кроме того, государства, входящие в НАТО, обязаны выделять на оборонные расходы не менее 2% своего ВВП.
7 Ibid. - Pp.22, 29.
8 Sloan S.R. Congress and NATO enlargement // US foregn policy agenda. - Wash., 1997. - Vol.2, No.4. - Pp.25-26.
Приходится только сожалеть, что отношения в треугольнике Запад-Россия-Украина, которые могли бы в идеале стать базой экономического роста во всем восточноевропейском и евразийском пространстве, складываются скорее на основе разъединяющих, чем
объединяющих импульсов.
Закавказье и Центральная Азия: сложная многофакторная игра
Если рассматривать постановку вопроса о вхождении в НАТО как рычаг давления на Россию, то следом за Украиной внутри СНГ такой соблазн может скорее всего возникнуть у Грузии. Отношение Грузии к России и на уровне официальных лиц, и на уровне общественного мнения замкнулось в порочный круг в связи с грузино-абхазским конфликтом: негативно оцениваются как миротворческие усилия России, так и ее возможное самоустранение от регулирования конфликта. В этой связи возникает существенная проблема, проявившаяся уже в ходе нынешнего балканского кризиса: военное
вмешательство извне способно временно утихомирить воюющие стороны, но не искореняет ни одной из внутренних, глубинных причин конфликтов. Замена миротворчества России миротворчеством НАТО в Грузии и любых горячих точках СНГ было бы эффективным лишь в том случае, если бы оно удовлетворило все противостоящие стороны, что
представляется маловероятным.
Военные и моральные издержки вовлеченности в региональные конфликты могут отчасти восполняться
открывающимися перспективами
экономической экспансии. В этом случае, однако, в спектре национальных и транснациональных интересов Запада неизбежно смещение акцентов с общегосударственных императивов на частные, которые не всегда совпадают. Грубо говоря, продвижение НАТО на восток в любых формах благоприятно для экспансии крупного капитала в том же направлении. В Евразии есть немало многообещающих сфер и объектов такой экспансии. Однако, за исключением Каспийского моря, они либо расположены на территории России, либо не представляют соразмеримого
стратегического и экономического интереса.
Каспий не столь уж много значит с точки зрения добычи нефти, как может показаться - по экспертным оценкам даже к 2010 г. ее уровень не превысит 5% мирового потребления нефти. Однако богатые месторождения газа в Туркмении, занимающей третье место в мире по поставкам газа, а также географическое положение региона, через который пролегают маршруты экспорта всех полезных ископаемых Центральной Азии в Европу, объясняют повышенное внимание к нему мирового бизнеса и политиков. На Западе есть как противники, так и сторонники активизации
западноевропейского и особенно американского присутствия в регионе. По мнению первых, уход Запада из региона предпочтительнее, чем экспансия, которая может привести к обострению намечающейся конкуренции между пятью прикаспийскими государствами (Россия, Казахстан, Азербайджан, Туркмения, Иран)9. Другие полагают, что Россия должна снизить уровень своей ангажированности в Закавказье и Центральной Азии с тем, чтобы там образовался многосторонний баланс сил10.
Как бы то ни было, влияние США в большинстве государств СНГ постепенно растет, и Вашингтон склонен поощрять такое развитие отношений между ними, которое способствует снижению влияния России. В частности, США оказывают давление на Грузию, чтобы побудить ее поставлять Украине часть каспийской нефти, транспортируемой через грузинские порты, в обход России11.Однако есть существенный фактор, который оказывает на Запад сдерживающее воздействие и может служить аргументом против
гипотетического расширения НАТО на Кавказе и в Центральной Азии -ослабление связей между странами этого региона и Россией приведет к укреплению их связей с Турцией, Ираном и
9 Olcott M.B. The Caspian’s false promise // Foreign policy. - Wash., 1998. - Summer, No.11.
- P.101.
10 Goetz R. Political spheres of interest in the Southern Caucasus and in Central Asia // Aussenpolitik. - Hamburg, 1997. - Vol.48, No.3 -P.266.
11 Никонов В. «Партнерство во имя мира»: Повестка дня для Федерального собрания // Независимая газета. - М., 1994. - 7 апр. - С.5.
Пакистаном, а в конечном счете к исламизации евразийского пространства, что никак не соответствует долгосрочным интересам Запада.
Неизбежность ценностного, цивилизационного выбора
Для НАТО вовлеченность в региональные конфликты в каждом отдельном случае затрудняется необходимостью выбирать между ценностным и правовым подходами.
Должна ли она оказывать поддержку либерально-демократическим, прозападным силам или «встать над схваткой»? Возможно ли последнее в принципе? Участие НАТО в боснийском конфликте не дает достаточных
оснований для утвердительного ответа на последний вопрос. На все военные акции НАТО на протяжении истории неизменно накладывала отпечаток ее
принадлежность западному миру. Исходя из прагматических интересов этого мира, в одном случае силы НАТО могли воевать на стороне одних мусульманских государств против другого (Ирака); в другом случае (Балканы) содействовать урегулированию в интересах мусульман-боснийцев, а не христиан-сербов.
Поистине, столкновение цивилизаций,
предсказанное Хантингтоном, способно принимать причудливые формы.
Следует, однако, иметь в виду, что ценностная ориентация НАТО в двух указанных конфликтах облегчалась
наличием одиозных, с точки зрения Запада, сил - нереформируемоего коммунистического режима в Югославии и откровенно диктаторского режима в
Ираке. Причем последний выглядел особенно зловещим в силу личных качеств Саддама Хусейна. Ситуация в горячих точках СНГ иная. Здесь нет антилиберального и антизападного государства, воюющего со своими
соседями. Вооруженное противостояние Азербайджана и Армении в связи с Карабахом если и может быть сколько-нибудь надежно урегулировано, то только в случае равноудаленного (или равноприближенного) по отношению к
обеим сторонам подхода, который, как отмечалось выше, невероятно затруднен. Если только не принять курс на одновременное вовлечение в западные структуры этих двух государств - как,
возможно, и Украины с Россией. Это -предмет специального анализа.
Еще один поддающийся
прогностической оценке фактор выражается в следующем - обострение региональных конфликтов на Кавказе и в Центральной Азии, побуждая НАТО к миротворческому вмешательству,
одновременно отвечало бы устремлениям исламских радикалов ловить рыбку в мутной воде (принцип «чем хуже, тем лучше») и расширять свою зону влияния в северном и западном направлениях. Нетрадиционный характер экспансии НАТО совпал бы в этом случае с нетрадиционным характером экспансии исламского радикализма (которому пока еще неподвластны большинство стран мусульманского мира).
Какая роль в этой ситуации была бы отведена России? До сих пор она рассматривалась Западом скорее как бастион против исламской угрозы с юга, чем полигон конфронтации Север-Юг. Однако не исключен соблазн столкнуть лбами посткоммунизм и ислам, чтобы взаимное ослабление этих двух сил облегчило установление гегемонии Запада в качестве «третьей силы» на евразийских просторах.
В таком случае принцип стабильности и безопасности
существующего миропорядка,
устраивавший Запад даже пред лицом противостояния с таким могучим соперником, как Советский Союз во главе десятка стран-сателлитов, во имя собственного экономического
благополучия и верховенства, столкнется с принципом нестабильности,
исповедуемым всеми радикальными антизападными государствами и силами в мире. Это была бы самая фундаментальная измена Запада самому себе со времен умиротворения нацизма, этого кратковременного наваждения, обернувшегося самой кровавой войной в истории человечества. Говоря более конкретно о НАТО, это была бы измена всей программе ПИМ, которая своей главной целью провозглашает обеспечение и распространение основных свобод.
С этой точки зрения проблема геополитической стратегии Запада в Евразии, особенно включая вариант дальнейшего расширения НАТО, - это в известной степени проблема борьбы Запада с самим собой. До сих пор Запад
стремился быть модернизационным эталоном для большей части остального мира и в немалой степени был им, преподнося человечеству уроки достаточно успешной экономической, социальной и политической интеграции. Отказ от ставки на стабильность и безопасность грозил бы изменением всей атлантической цивилизационной
парадигмы. Это поставило бы Запад перед страшной дилеммой: либо превратиться в коллективного диктатора, исторически обреченного, ибо нет вечных диктатур; либо ввергнуть мир в хаос непрекращающихся международных
конфликтов на грани балансирования между конвенциональной и ядерной войнами.
Здравый смысл говорит, что этого не будет. Однако крайне важно, чтобы все возможные маршруты и перспективы движения «восточного экспресса» НАТО в евразийском пространстве намечались (если они будут намечаться), во-первых, с учетом интересов государств этого пространства и прежде всего России как крупнейшей страны в нем; во-вторых, исходя из непреложного императива минимизации нестабильности.
♦ ♦ ♦