CC BY
60
Галаганова С.Г.
кандидат философских наук, доцент кафедры «Информационная аналитика и политические технологии» МГТУ им. Н.Э. Баумана
«Две улицы»: тема социокультурного раскола казачества в рассказах Михаила Шолохова
В этом году исполнилось 90 лет со дня выхода из печати двух первых книг Михаила Александровича Шолохова. Молодому донскому казаку было суждено стать классиком советской прозы, а сборникам «Донские рассказы» и «Лазоревая степь», одновременно опубликованным в 1926 году, - прообразом эпопеи «Тихий Дон», за которую автор был удостоен Нобелевской премии по литературе. На фоне более поздних шедевров, где мастер достигает высочайшего художественного уровня, сопоставимого с уровнем античной трагедии, его ранние рассказы могут показаться несколько упрощёнными, «прямолинейными». Однако ведь и сама жизнь далеко не всегда сложна. Иногда она бывает «безобразно проста», «восхитительно проста», и в этой простоте - не меньше правды, чем в самой запутанной сложности.
Жизненная правда ранних рассказов Шолохова приобретает сегодня особую актуальность в связи с процессом возрождения российского казачества. Дело в том, что изображение жизни и поведения этого уникального воинско-крестьянского сословия накануне революции и во время Гражданской войны, к сожалению, так и осталось «плоским» и «чёрно-белым», несмотря на наличие серьёзных научных источников1. Политическая конъюнктура повлияла лишь на соотношение и расположение чёрного и белого цветов на этих лубочно-плакатных изображениях: советская идеологическая полуправда сменилась идеологической полуправдой эмигрантских писаний, весьма некритически воспринятых постперестроечным «казачьим Ренессансом». Неоценимую помощь исторической науке может оказать в данном случае шолоховское художественное слово - яркие воспоминания детства, первыми читателями и беспристрастными критиками которых были земля-
1 См. Павел Голуб. Правда и ложь о «расказачивании» казаков. - М.: 2009. Режим доступа: publ.lib.ru/ARCHIVES/G/GOLUB_Pavel_Akimovich/-Golub_P.A.. html; Борис Корниенко. Правый Дон. - СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013; А. В. Венков. Вёшенское восстание. - М.: Вече, 2016.
ки автора, пережившие «роковые минуты» российской истории (Первую мировую войну, революцию, Гражданскую войну).
«Донские» рассказы великого писателя могут поведать нам о процессе социального расслоения казачества и крестьянства, двух основных сословий, населявших «казачьи» районы России, - процессе не только (и не столько) социально-экономическом, но и социокультурном (иначе раскол не прошёл бы через крепкие патриархальные семьи). Увидим мы в этих рассказах и параллельный процесс формирования двух главных социальных общностей нового капиталистического уклада - «богатеев» и «бедняков», в которых казачье сословие перемешивалось с «мужицким»: атаманская верхушка - с разбогатевшими «кулаками», разорившиеся потомки казаков - с крестьянской беднотой; увидим и почувствуем их взаимную ненависть. А заодно понаблюдаем реальную жизнь донских казачьих хуторов, весьма далёкую от некоторых сегодняшних её «лубочных» изображений.
Динамику распада казачьей общины, разумеется, лучше «изучать» по «Тихому Дону». Если довоенное казачество, хоть и выделившее уже из своей среды и кулака Коршунова, и обедневших работников мельницы, тем не менее, продолжает сохранять некое патриархальное сословное единение (первая книга романа), то впоследствии оно раскалывается «золотым тельцом». В итоге Мирон Коршунов, глава богатой кулацкой семьи, горько и злобно насмехается над просьбой сына Дмитрия посватать его за дочку купца Мохова, напоминая, что у того «капиталу более ста тысяч». «Он - мужик, а мы - казаки», - возражает Дмитрий. В ответ отец лишь обзывает его дураком: не понимает, мол, сын, что ни казачье звание, ни «четырнадцать пар быков» уже не могут конкурировать с банковским счётом, независимо от социального происхождения его владельца.
Однако и в ранней прозе новый классовый «водораздел» показан писателем не менее ярко и рельефно. Вот, например, рассказ «Батраки». В посёлке Даниловке сотня с лишним домов и две улицы. На главной живут «основательные хозяева». Дома здесь «крыты жестью и черепицей, карнизы с зубчатой затейливой резьбой, крашенные в голубое ставни самодовольно поскрипывают под ветром, будто рассказывают о сытой и беспечальной жизни хозяев. Ворота на этой улице дощатые,
надёжные, плетни новые, во дворах сутулятся амбары, и на £ проезжего, гремя цепями, давясь злобным хрипеньем, брешут здоровенные собаки»2. На другой улице, кривой и тесной, где «не дома, а домишки», «неприкрытая нужда высматривает из каждого окна, из каждого подворья, обнесённого реденьким, ветхим частоколом»3.
В беспросветную нужду эти люди попали по причине пожара, «слизавшего» пять лет назад их деревянные дома. Теперь они живут в саманных хатках, уже не надеясь одолеть бедность своим трудом, потому что в пожаре пропал весь сельскохозяйственный инвентарь, а потом нагрянули засуха, неурожай, так что «нужда навовсе прижилась у погорельцев, глубже глубокого пустила корни», и поэтому пошли они, «ломая шапки», на зажиточные дворы наниматься в работники за кусок хлеба4.
Казаку Науму Бойцову вырваться из «ловушки бедности» помогло то, что он был ещё и умелым коновалом. Но однажды случилось несчастье: норовистый жеребец местного священника, «подрезать» которого позвали Наума, ударил коновала копытом в грудь. По ходу описания этого происшествия автор кое-что сообщает нам и о хозяине жеребца - например, о том, что «поп Александр» имеет наёмного работника. Комментарий по поводу источника подобного благосостояния содержится в рассказе «Нахалёнок». «Мой батянька на войне воевал, а твой - кровожад и чужие пироги трескает», - отвечает «поповичу Витьке» униженный им Мишка, сын бывшего хуторского пастуха, ставшего красноармейцем. А в «Батраках» смертельно раненого коновала священник чуть ли не силой выпроваживает со своего двора во избежание возможных неприятностей, даже не пытаясь оказать помощь истекающему кровью человеку. «Иди, Наум, ради Христа, иди, - просит он «брата во Христе». - В кругу семьи и помрёшь... Я за тебя отвечать не намерен»5.
Дальнейшая судьба осиротевшей семьи Наума - иллюстрация реального положения наёмных работников на казачьих хуторах, объяснение причин их «классовой ненависти» и массового перехода на сторону «красных». Терпеть каторж-
2 Михаил Шолохов. Собр. соч. в 8 тт. - М.: Художественная литература, 1986. Т. 7, с. 446.
3 Там же.
4 Там же.
5 Указ. соч., с. 450.
ный труд, побои, издевательства батраков вынуждала угроза голода. Пожалуй, особенно страшно его описание в рассказе «Алёшкино сердце», но ещё страшнее - жестокость и равнодушие «благочестивых» хуторян к погибающим у них на глазах соседям. Богатая казачка Макарчиха хладнокровно убивает забравшихся к ней в дом опухших от голода соседских детей (потерявших, как можно догадаться из контекста, отца), а затем спокойно предлагает их матери продать ей (фактически отдать) хату. (Сделку опередила голодная смерть хозяйки). Чудом выживший, «недоубитый» Алёшка в поисках пищи натыкается на хуторского священника: «шёл из церкви тот, сгорбатившись, нёс в мешке пироги и солонину». «Христа ради...», - прохрипел голодный ребёнок. «Бог подаст», - ответил батюшка, «и зашагал мимо, сутулясь, путаясь в полах подрясника»6.
В том же рассказе - ещё один пример «казачьего братства». Осиротевший Алёшка нанялся батрачить к зажиточному казаку, изнурявшего слабого мальчика непосильной работой. Наблюдавший всё это сосед решился однажды пристыдить кулака: «Лёшка у тебя ровно лошадюка ворочает... Надорвёшь парнишку. Греха на душу возьмёшь!..» Ответом была злобная матерная брань. С той поры кулак «мстил безлошадному бедняку соседу: загонял коровёнку со своего жнивья, держал её привязанной и некормленой по двое суток, а на Алёшку ещё больше работы навалил и за каждую пустяковину бил дурным боем»7. Во всех этих случаях речь идёт уже не столько о социально-экономическом расколе, сколько о духовно-нравственном «расслоении».
Откуда же взялись «две улицы» в донском краю? Ведь Положением «О поземельном устройстве казачьих войск» от 21 апреля 1869 года было утверждено уравнительное землепользование и размер казачьего пая (земельного надела) не менее 30 десятин на одного мужчину (по достижении 17-летнего возраста)8.
Накануне революции казачье сословие в соответствующих регионах уже не являлось численно преобладающим. Донское казачество составляло в то время лишь 42,3% населения области. В то же время оно владело 80,2% всех пригодных для сельского хозяйства земель. То есть в распоряжении крестьянской
6 Указ. соч., с. 240.
7 Указ. соч., с. 244.
8 Одна десятина = 1,45 га.
половины населения (горожан тогда ещё было совсем немного) £ находилось всего 19,8% земли (далеко не лучшего качества). Разумеется, такое положение воспринималось крестьянами как несправедливое, а неизбежное массовое батрачество в казацких хозяйствах доводило это противоречие до предельной остроты. «Недолго казаки над нами будут панствовать!» - говорит в повести «Путь-дороженька» постовал9 Фома, услышав о приближении «красных». «Мы, сынок, с малых лет работаем на богатых. Они жили в домах, построенных чужими руками, ели хлеб, политый чужим потом, а теперича пожалуйте на выкат!» - объясняет он свои чувства сыну. Радуется бегству с хутора казаков и кузнец Сидор: «Дело ихнее - табак!..»10
Однако и в самой казачьей общине произошли серьёзные перемены. В силу непрерывного естественного прироста казачьего населения реальные размеры официально положенного земельного пая постоянно уменьшались. На Дону к 1917 году он сократился в три раза и составлял всего лишь 10 десятин11. Поэтому ещё в последней четверти позапрошлого столетия, предвидя возможные последствия этого процесса, правительство сделало ставку на казачью верхушку в качестве незыблемой опоры трона: ей были выделены крупные земельные участки сначала в пожизненное пользование, а затем (с начала 1870-х годов) - в наследственную собственность. Площадь «назначенных» владений составляла от 100 до 1500 десятин.
Так было положено начало формированию потомственных среднепоместных казачьих собственников, довольно быстро превратившихся в крупнопоместных: в 1917 году в руках 143 наиболее зажиточных семей донского казачества находилось более 750 тысяч десятин самой лучшей земли, в частности, у полковника Орлова-Денисова - 29 тысяч десятин, у генерал-майоров Кульгачёва, Кутейникова, Митрофанова и полковника Чернозубова - почти по 15 тысяч десятин12.
Полковник Чернозубов стал прототипом полковника Чер-ноярова из рассказа «Коловерть». В рассказе старик Пахомыч везёт на мельницу по заснеженной дороге тяжёлые мешки с
9 Так называли ремесленника, валявшего валенки.
10 Указ. соч., с. 264.
11 Ермолин А. П. Революция и казачество. - М.: Мысль, 1982, с. 20.
12 Бабичев Д. С. Донское трудовое казачество в борьбе за власть Советов. -Ростов-на-Дону: Росиздат, 1969, с. 23.
зерном. Навстречу летит порожняя полковничья тройка. Дорога меж сугробов узкая - двум саням не разминуться. Поравнялась тройка, лошадей осадили, Чернояров - в крик: «Ты почему дорогу не уступаешь?!» «Пахомыч, в полах полушубка путаясь, с головой непокрытой к санкам подбежал, поклон отвалил низенький» и стал умолять полковника «Христа ради» объехать его («я ежели свильну с дороги, так и не выберусь»). В ответ на такую «неслыханную дерзость» разгневанный Чернояров бьёт «брата-казака» кнутом по лицу: «Помни полковника Черноярова!» Сани с зерном опрокинулись, а старик с окровавленным лицом долго смотрел вслед удаляющейся тройке. Полковника он запомнил хорошо13.
А как появилось на Дону описанное в рассказе «Лазоревая степь» имение Тополёвка с его хозяином-садистом паном То-милиным?14 Дело в том, что ещё в XIX веке правительство приступило к награждению «за заслуги перед Отечеством» обширными землями в районах Кубани и Дона. Их владельцами становились дворяне-чиновники, представители армейского командного состава и даже горские феодалы (эти непокорные этносы тоже «расслаивали»). Многие новоявленные помещики стали закладывать свои земли в Дворянский земельный банк ради ипотечных кредитов (с этой целью были открыты его «казачьи» отделения, в том числе и Донское). Однако далеко не все смогли выплачивать высокие ежегодные ссудные проценты, поэтому в начале прошлого века долги новых землевладельцев насчитывали десятки миллионов рублей. Земли должников банк конфисковывал и перепродавал богатым купцам. Так, вместе с потомками «панов Томилиных», на Дону появились «степные короли» с огромными состояниями и «тёмным» прошлым. Те и другие постепенно роднились с казачьей знатью, пополняя население «первой улицы».
А на «второй улице» среди крестьян и ремесленников появилась казачья беднота с наделами, не превышающими пяти десятин15. «Основательные хозяева» довершали её разорение, скупая весной за бесценок сельхозорудия и скот. Именно так поступает Яков Алексеевич из рассказа «Червоточина», спешащий заготовить как можно больше сена (в том числе и с чужих делянок, по ночам). Потому что «хозяйственный чело-
13 Указ. соч., с. 325-326.
14 Указ. соч., с. 438-446.
15 Борьба за власть Советов на Дону. - Ростов-на-Дону: Росиздат, 1957, с. 175.
век он и знает, что на провесне, когда у бестягловых скотинка р с голоду будет дохнуть, можно за беремя сена взять добрые деньги, а если денег нет, то и телушку-летошницу...»16
Возникнув по причинам социально-экономического характера, «две улицы» вскоре стали феноменом социокультурным, а сословные трещины пошли дальше, через семьи, превратившись в непримиримые духовно-нравственные противостояния, в человеческие трагедии. В упомянутом выше рассказе Максим, старший сын Якова Алексеевича, с хохотом рассказывает о том, как их казачья сотня разгоняла на одной из подмосковных фабрик восставших рабочих: «Плеть-то у меня сыромятная, в конце пулька зашита. <...> Попереди всех старичишка в картузе стоял, так, седенький, щупленький... Я его как потяну плетью, а он - копырь и упал коню под ноги... Что там было... <...> Бабья этого лошадьми потоптали - штук двадцать. Ребята осатанели и уж за шашки взялись...» «А ты?» - спрашивает его потрясённый младший брат Степан. «Кое-кому вложил память!» - гордо отвечает усмиритель «бунтовщиков». «Собака ты! Каин!» - бросает ему в лицо брат (такой же сын зажиточного казака)17.
Рассказ завершается жестокой расправой: отец со старшим сыном убивают двоих ни в чём не повинных людей - Степана и «бестяглового» казака в «затасканной будёновке», одолжившего у Якова Алексеевича быков для перевозки сена (за последующую недельную отработку на молотьбе). «Внешний» повод для убийства - пропажа быков: казака-красноармейца и его добровольного помощника подозревают в сговоре и тайной торговой сделке. Но читателю ясно: убивали не заподозренных в обмане жуликов, а идейных и духовных врагов18. (А быки в тот же день сами вернулись на хозяйский двор). По этой же причине в рассказе «Двумужняя» муж до полусмерти избивает «кованым английским ботинком» молодую жену за одну лишь робкую просьбу отпустить её на колхозное собрание19. По этой же причине дети «основательных хозяев» бьют «коммунёнка» Мишку («Нахалёнок»)20.
«Третьей улицы» в казачьих краях не было - казаки-серед-
16 Указ. соч., с. 432.
17 Указ. соч., с. 428.
18 Указ. соч., с. 437.
19 Указ. соч., с. 371.
20 Указ. соч., с. 306.
няки проживали на главной: в соответствии с общероссийскими критериями, их хозяйства были близки к кулацким (вспомним Астаховых, Мелеховых из «Тихого Дона»). «Сытая и беспечальная» жизнь казацкого середняка достигалась не наймом голодных батраков, а упорным, «в поте лица» трудом большой работящей семьи, и поэтому вполне естественно, что продразвёрстки, реквизиции и «коллективы» (как называли здесь колхозы) воспринимались такими семьями как бессовестный грабёж. Но и пребывать «под золотопогонниками» середняки не хотели, отсюда мучительные сомнения и трагические метания, продолжавшиеся до самого конца Гражданской войны и связанные не только с проблемой личной и коллективной собственности, но и с извечным казачьим стремлением к справедливости, Правде.
«Вся Гражданская война - процесс расслоения казачества, - пишет известный историк Донского казачества Андрей Венков. - <...> Компактная масса, как копна сена в степи, раздёргивалась ветром революции. И несло клочья по выгоревшему, некошеному колючему полю, пока не прибивало - кого к лагерю белых, кого - к противоположному. Но овеваемая копна, уменьшаясь в размерах, всё высилась посреди поля, удерживая, не давая насовсем оторваться, всё стояла в глазах символом единства казачества. А ветер усиливался...»21.
Этот ветер «гуляет» и по страницам ранней прозы Шолохова. Здесь почти нет «собирательных образов» - все персонажи имеют реальных прототипов (легко узнававшихся земляками писателя); рассказанные истории тоже не выдуманы - они лишь литературно «переформатированы» мастером художественного слова. И потому «казачьи» рассказы представляют интерес не только для филологов и литературоведов, но и для исследователей истории, культуры и быта российского казачества.
Список литературы:
1. Бабичев Д. С. Донское трудовое казачество в борьбе за власть Советов. - Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 1969;
2. Борьба за власть Советов на Дону. - Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 1957;
3. Венков А. В. Вёшенское восстание. - М.: Вече, 2016;
4. Голуб П. А. Правда и ложь о «расказачивании» казаков. - М.: 2009. http://publ.lib. ги/ АКСН1УЕ5/СОШВ_Рауе1_АЫтоу1сЬ/-Со1иЬ_Р.А..Мт1
5. Ермолин А. П. Революция и казачество. - М.: Мысль, 1982;
6. Корниенко Б. С. Правый Дон. - СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013;
21 Андрей Венков. Вёшенское восстание. - М.: Вече, 2016, с. 14.
7. Рябова Е. Л. Казачество в XVII-XVIII вв. Часть 1 // Альманах «Казачество», № 12,2015;
8. Рябова Е. Л. Казачество в XVII-XVIII вв. Часть 2 // Альманах «Казачество», № 13,2016;
9. Рябова Е. Л. Казачество в XVII-XVIII вв. Часть 3 // Альманах «Казачество», № 14,2016;
10. Шолохов М. А. Собр. соч. в 8 тт. Т. 7. - М.: Художественная литература, 1986.
11. Сулейманова Ш.С., Рябова Е.Л. Миграционные процессы и межнациональные межконфессиональные отношения в России: взаимовлияние и роль СМИ // Этносо-циум и межнациональная культурам. 2016. № 2 (92). С. 9 - 20.
12. Колесникова Н.А., Рябова Е.Л. Гражданское общество в современной России: Монография. - М.: Этносоциум, 2016. 266 с.
13. Рябова Е.Л. (рецензия на монографию) Абдулатипов Р.Г., Михайлов В.А. Россия в ХХ1веке: общенациональный ответ на национальный вопрос. М.: Этносоциум,
2015.// Этносоциум и межнациональная культура. 2015. №10 (88). - С. 175 - 179.
14. Рябова Е.Л. Межэтнические конфликты: к вопросу о причинах и путях преодоления // Этносоциум и межнациональная культура. 2012. №1 (43). - С. 10 - 15.
15. Рябова Е.Л. Дискуссия о стратегии межнациональных отношений (редакционная статья) // Этносоциум и межнациональная культура. 2012. №5 (47). - С. 7 - 8.
16. Рябова Е.Л. Национальные отношения и культура конфликтного взаимодействия // Вестник БИСТ (Башкирского института социальных технологий). 2012. №1 (13). - С. 63 - 68.
Bibliography
1. Babichev D.S. Don working Cossacks in the struggle for Soviet power. - Rostov-on-Don: Publishing House of the Russian State University, 1969;
2. The struggle for Soviet power in the Don. - Rostov-on-Don: Publishing House of the Russian State University, 1957;
3. Venkov A.V. Vyoshenskaya uprising. - M.: Veche, 2016;
4. Golub P. A. truth and lies about the "Decossackization" Cossacks. - M.: 2009. http://publ. lib.ru/ ARCHIVES / GOLUB_Pavel_Akimovich / -Golub_P.A..html
5. Ermolin A.P. Revolution and the Cossacks. - M.: Thought, 1982;
6. Kornienko B.S. Don right. - SPb.: Publishing house of the European University in St. Petersburg, 2013;
7. Ryabov E.L. Cossacks in XVII-XVIII centuries. Part 1 // Almanac «Cossacks», № 12, 2015;
8. Ryabov E.L. Cossacks in XVII-XVIII centuries. Part 2 // Almanac «Cossacks», № 13, 2016;
9. Ryabova E.L. Cossacks in XVII-XVIII centuries. Part 3 // Almanac «Cossacks», № 14, 2016;
10. Sholokhov M.A. Coll. Op. 8 vols. v. 7. - M.: Literature, 1986.
11. Suleymanov S.S., Ryabova E.L. Migration processes and ethnic-confessional relations in Russia: interaction and the role of the media // Etnosotsium and international culture.
2016. № 2 (92). P. 9 - 20.
12. Kolesnikova N.A., Ryabova E.L. Civil society in modern Russia: Monograph. - M.: Etnosotsium, 2016. 266 p.
13. Ryabova E.L. (Review) Abdullatipov R.G., Mikhailov V.A. Russia In XXI century: a national response to the national question. M.: Etnosotsium, 2015. // Etnosotsium and international culture. 2015. №10 (88). - p. 175 - 179.
14. Ryabova E.L. Interethnic conflicts: the question about the causes and ways to overcome // Etnosotsium and international culture. 2012. №1 (43). - p. 10 - 15.
15. Ryabova E.L. The discussion on the strategy of international relations (editorial) // Etnosotsium and international culture. 2012. №5 (47). - p. 7 - 8.
16. Ryabova E.L. Ethnic Relations and Culture of conflict interaction // Herald BIST (Bashkir Institute of Social Technologies). 2012. №1 (13). - p. 63 - 68.
