Представление общества как рода бытия - это определение метафизических оснований общественного бытия. Подобными основаниями, с точки зрения автора, могут быть равно как материалистические, так и идеалистические принципы. Попытка определить существование общественного бытия диалектическим методом - интересный опыт, подтверждающий, что базисом всякой диа-
лектики является метафизика. Это будет верно до тех пор, пока мышление человека - основа «родовитости» общественного бытия - будет оставаться
метафизичным.
Голдобина Лидия Анатольевна, аспирантка кафедры «Философия» УяГТУ, тема научной работы «Общество как особый род бытия»
А. Г. ЛЫСОВ, И. В. ТРОФИМОВ
ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ ПРОВИНЦИИ: ОБРАЗЫ. СИМВОЛЫ.
КАРТИНА МИРА / ОтВо ред. и составитель А. А, Дырдин. - Симбирск - Ульяновск: УлГТУ, 2003.
Человеку свойственно бояться того, чего он не понимает или не осознает. Терапевтическая функция психоанализа, как это понимал 3. Фрейд, состояла в осознании глубинных процессов 'бессознательного психического (подсознания). Иначе, проникнуть с фонариком разума в подвалы душевной жизни человека и кое-что рассмотреть. Может быть, кое-что и вытащить на свет Божий и перетряхнуть. Может быть, только с великой осторожностью, кое-что переставить.
Так вот, провинцию, как периферию некоего общественного организма, можно уподобить глубинным подвалам нашего сознания. А если так, то избавление от физических и душевных недугов организма возможно при осознании процессов, происходящих в этих подвалах (окраинах). И комфорт провинции в этом случае будет зависеть также от её самосознания.
Такова сверхзадача (опять же редко во всей полноте осознаваемая) каждого, кто по внутренней ли непреодолимой потребности, в угоду ли модному поветрию берётся за изучение феномена провинции. В этом случае сборник материалов Всероссийской научной конференции, состоявшейся в Ульяновске 19-20 июня 2003 г. и осветившей наши дальние закоулки (издан под названием «Духовная жизнь провинции»), созвучен названному соотношению. И, так или иначе, соответствует общему раздумью учёных о том, что Провинция «локализуется не столько в ином пространстве и времени, сколько в особом духовном измерении - в ней иная мера внутренней свободы» (С.7).-
Слова эти приведены из вступительной статьи А. А. Дырдина «Духовная жизнь России: провинциальное измерение», открывающей книгу. Автор, хорошо знающий жизнь российской глубинки, представляет проблему многоаспектно: и в методологическом ключе,
© А. Г. Лысов, И. В. Трофимов, 2004
адресуясь к истории изучения жизни провинции, и с точки зрения «симбирского менталитета» (понимание провинции как «обломовщины», в высоком значении критерия), и в уточнениях социо-культурных координат, входящих в категорию «Провинция» (центр - время, провинция - пространство, в центре - цивилизация, - в провинции действуют культурородные силы, природные начала, или - Обломов - провинциальная идиллия, Штольц - столичная утопия). Но главное в стратегии современной России заключено в необходимости «восстановления самосознания российской провинции..'. это единственный путь спасения... все великие события вяжутся в единый узел в столице, но историю творит окраина, периферия...» (С. 7).
В познании провинции необходимо не крохоборство позитивизма с его культом факгажа, а методология философии модернизма, для которого «Большей привлекательностью обладает окраинное, пограничное» (см.: Д. А. Ольшанский. «Провинциализм в философии модернизма». - С. 13).
Доктор технических наук Р. А. Браже в статье «Феномен провинциализма и его трактовка: от семантики к синергетике» с завидной для филолога последовательностью вникает в этимологию и семантику слова «провинция», отмечая ущербность жёсткого противопоставления «провинции» - «центру». Системный подход, свойственный синергетике - науке о самоорганизации сложных динамических систем, побуждает к замене бинаризма в мышлении тринитарной методологией, «в которой все три компонента равнозначны и каждый из которых может служить мерой совмещения двух других» (22).
Что из этого следует? - «Из этого следует, что провинциализм - это не обязательно плохо. И даже совсем не плохо. Ограниченность провинциала в возможностях раскрепощает дух, обусловливая свободу творчества, инициативу, создавая пассионарный напор. Энер-
гия находит выход в реализации способностей человека в иной сфере». Именно целостная тернерная триада центр - провинция - Родина «обусловливает устойчивое развитие государства и общества» (23).
В. Е. Кайгородова («Малая родина в стратегии провинциального писателя...») обращает внимание на поведенческий образ писателей из провинциальной Перми (Анатолий Королёв, Нина Горланова, Леонид Юзефович, - выпускники 1970 г. филологического факультета Пермского университета) в освоении столичного пространства. Потому что, по словам А. Королёва, «...провинциальность как таковая может реализовать себя только в столичном контексте». Последнее тем более актуально, если вглядеться в тезисы недавних пермских форумов «От суперцентра - к провинциальным столицам», где прямо объявлено было о российской «асимметрии», что «слабые окраины не выдерживают темпа, заданного Центром», что «провинциал изация ведет к распаду державы...» (С. 6).
Кто говорит, в этом есть своя сермяжная правда. Первый парень на деревне, первый парень в регионе (провинции), первый парень в столице. Тут действительно некий пассионарный натиск. В этом случае столичному художнику только что и бегать по кругу.
А. Л. Юзефович представляет себя как «пермяк, живущий в Москве». Это - действительно! Столичному мастеру только и остается завоевывать себе «бугор». Мол, там и свои заметят. Но в таком случае - все сначала. И своя столица - провинциальная дыра! И опять счёт - с края.
Как «взять» столицу? Единой стратегии нет. Анатолий Королёв - в позиции «романтического одиночки» (24). Нина Горланова- «мать четырёх детей, обманываемая издателями и литературными агентами»: «...мне бы хотелось писать такую прозу: нечто среднее между диагнозом и помолиться...» (25).
Тут важнее другое: «Провинциальная ментальность предполагает двоякую систему оценок «своего» (27). Отсюда и «нет пророка в своём отечестве». Но кто из провинциалов не мечтал вернуться в свою «деревню» завоевателем вершин, на этакой «золотой карете», если воспользоваться образом Л. Леонова? Кто не мечтал сподобиться отцовской ласке, которой был щедро одарен «блудный сын»?
Стоило бы вспомнить в данном контексте и «стратегию» пермского «блудного сына», известного поэта, чей талант также был выпестован в Перми, Виталия Кальпиди. Его предложения, «чтобы в отдельно взятом провинциальном фрагменте создать активную литературную среду, необходимо объединиться для начала хотя бы дюжине писателей (Пермь - Свердловск - Челябинск) и сделать следующее: объявить мораторий на публикации в Москве и участие во всех её, как правило, придурошных культурных проектах...», что это при изоляции столицы от провинции - «арсенала талантов», «приведёт через 5 лет к созданию активного литературного пространства... на Урале. Качество этого про-
странства я не гарантирую, но активность и самоидентификацию предсказываю безусловно» (Виталий Кальпиди. Провинция как феномен культурного сепаратизма // Уральская новь. 2000. № б).
Место провинции в картине мира — от точки максимального сжатия сгустка материи, «в котором отсутствовало пространство и время» (72) до метагалактики. В этом смысле «привязка» провинции возможна только относительно направления осуществляющегося движения. Остроумное, и вместе с тем органически вытекающее из природы текста, совмещение художественной картины мира повести А. Белого «Котик Летаев» с астрофизическими моделями второй половины 20 в., дает очень существенный результат: «...младенец А. Белого воспринимает мир в целом как бы из другого дополнительного измерения, позволяющего обозреть картину мира в целом» (См.: В. С. Воронин, Т. В. Юнина. Чертёж вселенной в личном космосе. - С. 73).
Попытку развести понятия «окраина» и «провинция» в статье О. Г. Варданяна «Российская окраина, провинциализм и серебряный век» едва ли можно признать удачной. Та же Финляндия, литературу которой представлял «Сборник Финляндской литературы» (1917 г.), о котором идёт речь в статье, отстояла во времена империи едва ли не более чем на 100 кэмэ от столицы. Да и окраина окраине рознь. Одно дело - западные окраины, вплотную примыкающие к европейской цивилизации. Другое дело - Кавказ и Средняя Аз ил.
Даже с уточнением «национальные окраины» не
все благополучно, так как не все «окраины» России, во-
/
первых, обязательно инонациональны, а во-вторых, не мало народов России занимают как раз её срединное положение. Да что тут и поделаешь, если характерной особенностью провинций Империй (в прямом значении слова) является как раз их инонациональный состав в сравнении с метрополией.
Да едва ли особый энтузиазм вызовет суждение о том, что причина обращения идеологов «серебряного века» «к национальным литературам современности и предшествующих исторических эпох было переживание кризиса российской культуры и литературы, выразившееся в возникновении символизма, декадентства и модерна» (55). Что тут скажешь? Для кого «серебряный век», быть может и «кризис», а для кого - и «расцвет». Хотя какая-то злая правда в противопоставлении опустошённого, исчерпавшего себя «месторождения идей, образов и поэтики» и периферии культурного сознания, безусловно, есть.
Но, опять же, кто сейчас позволит говорить о Финляндии, Латвии, Армении как «периферии культурного сознания»? Как-то не комфортабельно... А вот сама проблема взаимодействия национальных культур в провинциальном локусе - одна из острейших, и она по сей день едва ли решается удовлетворительно.
Кульминационным моментом внутренней интриги сборника - три статьи, посвященные творчеству Л. М.
Леонова (А. Г. Лысов. «"Прямо из природы..." Стихии русской природы в связи с национальной характерологией у Платонова и Леонова»; А. А. Дырдин. «Эсхатология провинциальности в повести Л. Леонова "Провинциальная история"»; И. В. Трофимов. «Провинциализм как онтологическая, нравственная и эстетическая категория» у Л. Леонова). И это, скажем так, «интрига» «запланированная», - в мае 2004-го Леонову исполняется 105 лет, да на эти же сроки приходится и десятая годовщина выхода в свет «Пирамиды», где один из главных персонажей определён как «провинциальный ангел Дымков». Что спошествует истолкованию категории провинции в масштабе мироздания.
А. Г. Лысов, открывающий здесь раздумье о провинции у Леонова, лишь внешне сопротивляется безмерности критерия «провинция» («хвост движет павлина») и предлагает идти в глубину, в «подсознание» термина, исследуя материал, который смотрится не только в близость человека окраины к природе, но и во внутреннее, природно-национальное в нем. К таким выводам он приходит, используя методологию В. Ключевского, подчеркивавшего связь национальных стихий с русской характерологией. К статье предпослан подзаголовок из Платонова - «Прямо из природы...» и автор, прослеживая творческие пути двух русских классиков, показывает, насколько важной была для них открытость человека жизни природы, как из её стихий ваялись русские характерологические ряды. Лысов, в ходе сопоставления «Барсуков» Леонова и «Чевенгура» Платонова, как бы опирается на образ, приведенный в преамбуле статьи, что провинция для обоих писателей была «как маканинский "отставший" от золотоискателей проводник Леша-Маленький, Слышавший" в недрах богатые жилы» и оставивший в тех местах, где сам подзадержался в пути на ночлег, не успевая за вперед-идущими, богатые залежи «самородного золота» (С. 78).
В работе А. А. Дырдина о «Провинциальной истории» Леонова находит подтверждение тезис, высказанный им еще во вводном слове о провинции «как о духовной сфере уединения и сосредоточенности», что, по слову Аксакова, было «не противовесом столице, а "духовным упором" - "охранительной силой"» (С. 8). По существу, изучая многозначность словосимвола «пустыня» в «Провинциальной истории», автор адресуется к творчеству Леонова в целом, буквально нанизывая на единую эсхатологическую нить одно за другим леоновские произведения, созвучные коллизии - «пустыня», как опустошённость и падение, и «пустыня», «пустошь», как отрешённость от впавшего в безбожие суетного мира во имя высших религиозных целей. Дырдин убедительно показывает, что Леонов пристально читал жизнь не в прямом смысле провинциальных рутинных событий, а мелочи житейского уклада, заурядные происшествия опознавал в символах, «поднимал на высоту христианского смысла» (С. 90), т. е. переводил «будничную горизонталь человеческих
страстей во вселенскую вертикаль» (Там же). «Открывая заново метафизику пустыни, - резюмирует автор, -леоновские произведения продолжают вечную эсхатологическую тему христианства. Писатель... приспособил её к веку религиозно нездоровому... Вот почему его книги неизменно полнятся апокалиптическими образами и пророчествами» (С. 91).
Если для всех статей провинции у Леонова характерно обращение к смыслообразу «пустыня» у Леонова (как природная предпосылка «степных людей» у Лы-сова, до библейского символа у Дырдина), то в работе И. В. Трофимова определяющими становятся взаимодействие внутренних его смыслов, сопоставленных с диалектикой связи между центром и провинцией.
Анализируя соответствие онтологических моделей центра и периферии, положенных в топографию романов «Русский лес» и «Пирамида» (роман, понимаемый сегодня как «антилес», некая противоположность экологическому роману Леонова), автор статьи приходит к выводу о том, что они родственны и в обоих романах «работают» на манер песочных часов - преисполнен центр - низовая провинция жди обвала, преисполнена провинция - опустошённая столица обретай пополнение. Подобное наблюдение, отстаивающее динамическую целостность мира, очень важно - оно напрямую смотрится в концепцию взаимов.ыворачивающихся вселенных, что излагает своим земным слушателям провинциальный ангел Дымков в романе-наваждении. Практически вся конкрентная эмпирия статьи - и есть последовательное высветление в леоновских текстах этого действующего «вечного двигателя» писателя. Например, как знаменитый «родничок» «Русского леса» обнаруживает свою сопричастность к философскому ландшафту «Пирамиды»? «"Живая вода", пробивающаяся на краю земли и орошающая полстраны...» -это своеобразный круговорот воды в природе, и он осуществляется «от периферии - к центру, своего рода воронке, поглощающей всё притекающее и перебрасывающей в инобытие. И эта схема работает и на микро-и на макроуровне. Иначе - работа биоклетки идентична работе мироздания. В том числе, и "мироздания по Дымкову", устроенному согласно закону, сформулированному ещё в "Русском лесе": «всё на свете совсем не окончательно,' потому что ежесекундно обновляется река жизни"» (С. 94).
Кроме леоновской, персоналии сборника распределяются следующим образом: а) выходцы из провинций, формировавшие духовный центр Российской культуры (Сумароков и Карамзин в статье А .В. Петрова «Волжский хронотоп» в двух одах XVIII века», Гончаров в статье Н. Л. Ермолаевой «Архетип огня в романе И. А. Гончарова «Обломов» и др.); б) затерявшиеся в культурной памяти бытописатели и защитники провинции (например, Железнов в статье Н. И. Фокина «Первый писатель казачьего Урала»); в) выходцы из «столичной» среды, проявившие глубокий интерес к «периферии культурного сознания» (см.: Е. В. Корочкина.
«Представление о провинции в художественном сознании Д. С. Мережковского»).
Для человека столицы провинция не менее необходима, чем для провинциала вожделенная столица. Примером тому - Мережковский, и по рождению, и по опыту жизни явление исключительно столичное и как подобного рода явление, обладающее как бы всей полнотой знания о сущем. Однако нет. Е. В. Корочкина убедительно показала, что интерес к провинции у Мережковского связан «с исканиями цельности бытия», когда провинция воспринимается «как неотъемлемая часть единой духовной жизни человечества» (65).
Местоположение «провинции» следовало бы определять направлением силовых, энергетических линий. В самоорганизующейся системе эти линии обычно направлены к центру. Интенсивность же движения определяется разностью потенциалов. Перестал центр поглощать, притягивать, уравновесились потенциалы -система вступает в состояние покоя. Центр перенасыщен - начинается обратное движение с переменой знаков.
Так Великая Британия как колониальная держава, а потом и вся Европа, перенасытившись дарами мира, стала рассеивать свою энергию, излучать её в сторону Нового Света, Американского континента. Так сложи-
лась Америка как некий всемирный аккумулятор, которому пришло время, скажем так, питать энергией области низкого давления.
Россия прирастала не только за счёт силовой экспансии окраин (центробежное движение), но и за счёт движения центростремительного, втягивая, всасывая в своё лоно и шведов, и немцев, и поляков, и евреев, без какого-либо дискомфорта отдавая стороннему элементу свое физическое и духовное пространство. Но, однако, время собирать камни и время их разбрасывать. Как сказал Экклезиаст.
Что из этого? Духовная карта мира зачастую преображается и без видимых изменений государственных границ. И нет навеки вечных ни провинций, как нет навеки вечных столиц...
Лысое Александр Григорьевичу доктор гуманитарных нау>к, старший научный сотрудник кафедры русской филологии Вильнюсского университета (Литва).
Трофимов Иосиф Васильевич, доктор филологических наук, профессор кафедры русской филологии и культуры Даугавпилсского педагогического университета (Латвия).