CC BY
25
в которой Буратино проявляет свой благородный человеческий потенциал, не находит никакого соответствия у Коллоди. И это вновь отражает реальные жизненные обстоятельства, полагает исследовательница: зимой-весной 1935 г. Толстой, при всех своих недостатках, для многих оказался заступником. «Он был тем адресом, по которому жена и не одобрявший его круг ленинградских бывших дворян - а теперь деятелей театра и искусства, подлежавших высылке, - мог обратиться за помощью» (2, с. 126).
Отзвуком «Золотого ключика» стали откровенно сказочные детали в вышедшем спустя несколько лет романе «Хмурое утро» -третьей части толстовской трилогии. Катя Рощина, пытаясь учить сельских детей, фактически превращается в Мальвину. У нее есть и свой Буратино - маленький мальчик Иван Гавриков: «невероятный шалун» с «голубыми невинными глазами».
В «Золотом ключике» Толстой «прощальным и любовным жестом, посмеиваясь, как посмеиваются над собой прежним, прикоснулся к миру своей театральной и литературной юности, воскресив тысячи интонаций и образов, вызвав многозвучное эхо несметных реминисценций. В сказке запечатлелся первоначальный импульс обиды, но он стерся и забылся: сказка исцелила травмы. Благородный и великодушный, несмотря на свою вечную инфантильность, герой победил злых и спас добрых... Толстой не только описал "выход" своего героя, но и сам, может быть в этом единственном случае, смог вырваться из "барсучьей норы" своего страшного времени» (2, с. 133, 134).
Т.Г. Юрченко
2012.04.029. ДЫРДИН А. А. ПРОЗА ЛЕОНИДА ЛЕОНОВА: МЕТАФИЗИКА МЫСЛИ. - М.: Издательский Дом «Синергия», 2012. - 294 с.
В монографии доктора филологических наук А.А. Дырдина (Ульяновский гос. технич. ун-т) творчество Л.М. Леонова (18991994) рассматривается в контексте национального сознания и христианской культуры.
В книге три части. В главах первой части - «На пути к главной книге» - рассматриваются следующие темы: «Метафизическая парадигма прозы Леонова»; «Духовное и природное в рассказе "Деяния Азлазивона"»; «Эсхатология провинциальности в повести
"Провинциальная история"»; «Своеобразие реализма в романе "Барсуки" и в повести "Взятие Великошумска"»; «Духовно-реалистическая основа прозы Л. Леонова: Образы России». Проблематика глав второй части - «Роман-завещание Л.М. Леонова "Пирамида": От замысла к воплощению: 1922-1994 гг.» - формулируется так: «Огонь и Евангелие: Художественная мысль в романе "Пирамида" и христианская эстетика»; «Зеркало времен: Миф и апокриф в структуре "Пирамиды"»; «Живое слово премудрости: Культура христианства в романе (герменевтический аспект)»; «Апокалипти-ка и эсхатология Леонова». Круг тем третей части - «Эстетическое сознание и матафизика мысли: Русский мир Леонида Леонова» - раскрывается в главах: «Вещественность пространства: К проблеме традиционной модели русского мира в прозе Леонова» и «Русское национальное мировоззрение в романе "Пирамида"».
По мнению А. А. Дырдина, метафизика - это не только учение о причинах бытия, нечто среднее между философией и богословием, но и «особая эстетическая реальность, порожденная способностью образа продлевать существование вещей и явлений» (с. 16). К пониманию метафизического, образно-философского «ядра» творчества Л. Леонова приближает определение его писательского склада как рефлексивного. В его художественном сознании совмещены три типа мышления: литературное, философское, религиозно-символическое. Мир он воспринимает не как бездушный механизма, но как живой организм. Его творческая идеология ориентирована на традицию русской метафизики, идущую от славянофилов, опирается на глубинное мышление, духовное измерение человека и природы.
В ранней прозе Л. Леонова, например в рассказе «Деяния Аз-лазивона» (1921), можно обнаружить ключевые знаки леоновской метафизики: «Образно-философская мысль художника сконцентрирована на религиозном векторе человеческой жизни при всей противоречивости представлений его героев о движении к Храму. Творческая индивидуальность Леонова в укрепляющей связи со зримой основой народной души - христианской традицией» (с. 32). «Деяния Азлазивона» - свободный пересказ известного сюжета о встрече святого с дьяволом. У Леонова он слит с мотивом «раскаявшегося грешника», имеющего в русской литературе богатую традицию (народная легенда о Кудеяре, вошедшая в поэму
Н. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», образы кающихся грешников Н. Лескова и Ф. Достоевского). Начинающий писатель сделал попытку применить к жизни нового мира традиционные нравственные мерки: «Противостояние подвижников веры беззаконию, душевному мраку и дьвольскому наваждению, которые олицетворяет в рассказе бес Азлазивон, знаменовало протест против разлада и духовного омертвения общества после 1917 г.» (с. 35).
В романистике 1920-х годов метафизическое мышление Леонова переходит в новое качество. Он отдает первенство четырем основным онтологическим идеям: Природы, Истории, Космоса и Бога.
Национально-выразительной символикой и высокими патриотическими идеями насыщен роман «Русский лес» (1953; нов. ред. 1959). В самом известном своем произведении Леонов объективирует две идеи своего миропонимания, первая из которых воплощается у него как моральный суд над разрушительными действиями современного общества, направленными на уничтожение природных богатств (фигуры Грацианского и «вертодоксов»), вторая - как похвала человеку в его общении, союзе с природой (образ Вихрова): «На передний план философской мысли у Леонова выступают фольклорные архетипы, образы общечеловеческой и национальной культурной истории, как это происходит в сознании писателя, мыслящего о месте человека во вселенной» (с. 55).
Своеобразие романа «Барсуки» (1924), основанного на материале революционной эпохи, состоит в том, что многие его эпизоды соотнесены с образами Священного Писания или религиозного фольклора. Мифологическое ядро романа - притча «про неистового Калафата», древнего тщеславного царевича, вознамерившегося исчислить все на земле и соорудить башню до небес. Революционное насилие, бездумное покорение природы Леонов соотносит с неразумными действиями мифического деспота: «. покуда подымался царь по башне, не выносила башня Калафатовой тяжести, все уходила в землю. Ни на вершок не поднялся: он - шаг вверх, а башня - шаг вниз, в землю. А вокруг сызнова леса шумят, а в лесах -
лисицы. Благоуханно поля цветут, а в полях - птицы. Поскидала с себя природа Калафатовы пачпорта»1.
«Размышления о природе в творчестве Леонова неизбежно ведут к проблемам национального самосознания и мировосприятия», - отмечает А.А. Дырдин. От первых литературных опытов до «Русского леса» и «Пирамиды» (опубл. 1994) красота родной земли является неизменной частью картины мироздания. Изображение природного мира в художественном восприятии Леонова оказывается прочно связанным с трагедией земного существования человека. Природная гармония примиряет страдающую человеческую душу, «помогая ей в борьбе с демоническими силами» (с. 35). Таким образом, в отношениях человека с природой заключен особый смысл духовного бытия. Этот смысл в прозе Леонова «наполнен религиозным и даже христианским значением» (с. 30).
В качестве типического для писателя примера мифологизации событий на христианско-символической основе А.А. Дырдин рассматривает повесть «Взятие Великошумска» (1944). Свобода творческой мысли, многослойная композиция, стилевая разнородность (использование песенных, сказочных мотивов, интонации греческого эпоса, публицистических приемов) делают это произведение полифоническим. Замысел ориентирован на постижение нравственной силы народа-воина. Действующие лица повести изображаются в ситуациях, требующих от человека концентрации духа. Сказочник Собольков, балагур и песенник, повар с обликом Пугачева Обрядин, другие герои - люди, созидающие героический миф своей судьбой. Их жизнь и подвиг требуют особых принципов изображения. Опора на культурно-этнографические традиции становится главным свойством художественной системы Леонова. Его стиль возникает на стыке двух эстетических систем - собственно литературной и народно-традиционной, мифологической.
Ориентирован на христианскую словесно-мыслительную культуру философский роман «Пирамида» - вершинное произведение Леонова-метафизика. Герменевтический опыт христианских писателей Леонов соизмеряет с собственными творческими принципами. В мифологическом центре повествования эпизод ангель-
ского бунта во главе с Люцифером, перенесенный из романа «Вор», в котором параллель с отверженным ангелом используется в том числе и для характеристики главного героя: «Черному-то Ангелу, как провинился он в начале дней, тоже все мнилось, что вперед и вверх летел, а это он башкой вниз падал»1. Преступление «темных» ангелов интересует автора «Пирамиды» как исходный пункт грехопадения, он не забывает о совиновности каждого из людей в трагическом разладе мироустройства: «Так, в соответствии с законами мифотворчества, создается мифологический роман со всеми его атрибутами: преобладание вымысла над объективным показом действительности, тягой к типологизму, опорой на архетипы» (с. 141). В качестве «князя бесовского» Шатаницкому удается увлечь и повести за собой других персонажей, для этого он использует классические приемы обольщения: ложь, искус власти, поражение завистью и тщеславием. Однако обитатели Старо-Федосеева постепенно осознают глубину своего падения, вследствие чего роман читается в динамике христианских смыслов: грех (вина) - страдание - искупление. Логика мифа и апокрифа, на которой основан роман, содержит в себе возвращение в прошлое: «Эта также метаисторическая рефлексия русских символистов, А. Белого и А. Блока, Ф. Сологуба, переживающих современность в мифологеме "вечного возвращения"» (с. 142). Используя богатый историко-культурный материал (Данте, Мильтон, символисты), Леонов адаптирует и изменяет его образы согласно собственной художественной задаче. Писатель пытается синтезировать скупые сведения об антагонисте Всевышнего, трансформирует их, создает собственную версию этиологического мифа. С помощью историософских понятий, заключенных в оболочку мифа, он раскрывает сущность национального духа: «На страницы "Пирамиды" врывается кардинальная тема Леонова. Это вопрос о русской трагедии, истоки которой автор (наряду с близкими ему героями) считает отход России от православного культурного наследия» (с. 165). В образах персонажей автор «Пирамиды» персонифицирует свои представления о вере, необходимой для осуществления «обязанностей,
в конечном итоге работавших на раскрытие миссии России в ее отдаленном апофеозе»1.
Не случайно прослеживая образ России как духовно-реалистическую основу прозы Леонова, А.А. Дырдин цитирует известного леоноведа А.Г. Лысова: «Русская тема настолько всеобъемлюща в творчестве Леонида Леонова, что если собрать воедино все его суждения, высказывания, прямые признания своей любви к родине, то эту духовную эпопею, поистине, можно было бы назвать, как и жанр гоголевских "Мертвых душ", - "поэмой", где каждый абзац повествования, как поэтическая строфа, будет тем или иным образом, поминать то национальные корни и традиции, то историю и русскую веру, то состояние отечественных святынь»2.
По «клюевско-есенинской классификации» леоновский образ России может быть отнесен к «корабельным» образам, так как в нем органично сплелись природные и культурно-исторические картины, «оказались структурно родственными духовные факты и физические явления» (с. 83). Исходная точка художественной геофилософии Леонова - образ русского материка, восходящий к архетипическому содержанию идеала Святой Руси и Матери Сы-рой-Земли, «земли спасения», «острова в середине суши». Водно-земная символика, включающая в себя континентальную разря-женность родины, уединенность монастырского или провинциального обитания на дне «моря житейского» проявилась в таких произведениях, как «Деяния Азлазивона», «Петушихинский пролом»
(1922), «Случай с Яковом Пигунком» (1922), «Записи Ковякина»
(1923), «Провинциальная история» (1927), «Белая ночь» (19271928), «Необычайные рассказы о мужиках» (1927-1928), «Соть» (1928-1929), «Унтиловск» (опубл. 1999), «Русский лес» (19501953), «Пирамида» (1-й вариант - авторизированная машинопись начала 1970-х годов; 2-й вариант - 1994 г.).
В романе «Пирамида» масштабный символ России-ковчега проявился наиболее ярко: «Старый деревянный корабль уходит от причала. Теченье вечных струй влечет его в безбрежье полночного
1 Леонов Л.М. Пирамида. Роман: В 2 т. - М, 1994. - Т. 1. - С. 231.
2
Лысов А.Г. «Ожившая икона»: Святая Русь в романе «Пирамида» // Духовное завещание Леонида Леонова: Роман «Пирамида» с разных точек зрения: Сб. ст. - Ульяновск, 2005. - С. 121.
моря»1, в «объемистый трюм» этого корабля помещена вся историческая Россия. Метафизическое мышление художника связывает водно-морской образный комплекс с религиозным началом, с национальным характером.
Одной из основных интуиций писателя, соотносимых с христианским опытом, является представление о двух путях миропо-знания: «Разум всегда постигает только то, что уже знает душа»2. Леонов преломляет в «Пирамиде» опыт писателей-христиан.
Вслед за Ф.М. Достоевским Леонов вырабатывает в своем творчестве идею о высоком предназначении соборной национальной общности. Социально-историческая проблематика «Пирамиды» связана с темой национальной судьбы как глубоко духовного явления. Внутренний сюжет произведения автор выстраивает через возвышение героев (священника Матвея Лоскутова и его семьи). У Лоскутова порой возникала «срочная надобность выяснить -слышат ли там, в небесах, что творится на святой Руси?»3 Однако формулу национального бытия по парадоксальной логике творческого мышления Леонов вкладывает в уста Сталина. Весь монолог обитателя кремлевской пирамиды, размышляющего о судьбе России и русских людей, вся сцена встречи его с ангелом Дымковым (гл. 23-24 второй книги) могут служить доказательством поразительного соединения точки зрения автора, кругозора рассказчика (Никанора Шамина) и русского национального мировоззрения: «Можно сказать, что мировоззренческие типы сошлись здесь в полилоге. Они представлены писателем не только как разнонаправленные, но и как взаимодополняемые. Здесь речь идет о самых ярких свойствах национального характера - "историческое долготерпение русских"»4 (с. 286).
В философско-публицистической статье «Раздумья у старого камня» Леонов пишет: «Жизненно необходимо, чтобы народ понимал свою историческую преемственность в потоке чередующихся
1 Леонов Л.М. Пирамида. Роман: В 2 т. - М., 1994. - Т. 2. - С. 80.
2
Леонов Л. Разум всегда постигает то, что уже знает душа // Мастерская: Уроки литературного мастерства: Сб. - М.: Мол. гвардия, 1975. - Вып. 1.
3 Леонов Л.М. Пирамида. Роман: В 2 т. - М., 1994. - Т. 1. - С. 57.
времен, - из чувства этого вызревает главный гормон общественного бытия, вера в свое национальное бессмертие»1.
В книгу включена глава «Л. Леонов и М. Шолохов: О несходстве сходного», где автор, в частности, пишет: «Автор "Пирамиды" - писатель-визионер, обладающий изощренной техников сцепления слов. Так создается символический ряд, в котором свободно движется мысль автора. Она прерывиста, ассоциативна, многосоставна. Шолоховский язык отличает предельная простота. Он сближен с пластом разговорной речи. Леоновский стиль характеризуется обилием метафор и сложных синтаксических конструкций, присутствием множества афористических выражений. Шолохов нацелен на жизненную эмпирику, скрепляет свои сюжеты с помощью слов народной песни, изображения кипящих страстей, всепоглощающей любви, через краски и звуки природы. Леонов опирается на библейские архетипы, образы искусства, литературные мотивы, семантику снов и видений. Тонкая авторская ирония Леонова и народный смех Шолохова скорее разъединяют писателей, чем сближают» (с. 274). Вместе с тем они едины в отношении к реалистической школе русской классики; они сформировались «на встречных направлениях литературного процесса», возрастающего на почве мировой культурной мысли.
Типология художественных систем второй половины ХХ -начала ХХ1 в. стоится «в спряжении этих двух эпохальных явлений отечественной культуры».
К.А. Жулькова
2012.04.030. СИНЯВСКИЕ ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНЫЕ
ЧТЕНИЯ. (Сводный реферат.)
1. Андрей Синявский - Абрам Терц: Облик, образ, маска: Первые международные историко-литературные чтения, посвященные жизни и творчеству Андрея Синявского (Абрама Терца) / Ред.-сост. Н.Н. Рубинштейн. - М.: Центр книги Рудомино, 2011. - 208 с.
2. Прогулки с Андреем Синявским: Вторые международные историко-литературные чтения, посвященные жизни и творчеству Анд-
