Древние Пифийские и современные Дельфийские игры Текст научной статьи по специальности «История и археология»

as Delphi and Didima. The author also marked multinational composition of migrants who realized themselves as Ionians, continuity of the Greek settlements on the earthen shore of Anatolia at the end of the second millennium BC.

© 2007 г. Л.Л. Селиванова

ДРЕВНИЕ ПИФИЙСКИЕ И СОВРЕМЕННЫЕ ДЕЛЬФИЙСКИЕ

ИГРЫ

Архаическая эпоха была эпохой «общечеловеческого культурного переворота», рождения из агонального духа Древней Греции1, «греческого чуда», каковому суждено было угаснуть в эллинистическую эпоху2. В отличие от людей Востока, древние греки, сознавая трагизм и быстротечность земной жизни, не впадали в уныние, апатию и фатализм. Любя жизнь, они ценили каждый ее миг и понимали ее как героический подвиг, требующий от человека полной самоотдачи. Эта позиция непосредственно была связана с возникновением олимпийской религии. Человек в своей жизни способен на величайшие свершения, он не может избежать лишь смерти3. А.И. Зайцев говорил об «относительном оптимизме», в котором видел вторую, после агонального начала4 причину культурного расцвета Греции .

УП-У1 вв. до н.э. по праву считаются «золотым веком» греческой агонистики. Этот расцвет совпал с порой наивысшего развития Дельфийского оракула. Именно к этому времени относится исторически зафиксированное устройство панэллинских игр — Пи-фийских, Истмийских и Немейских. Участвовать в них имели право только свободные мужчины6 (однако Греции были известны и женские состязания ), полноправные граждане, чаще всего зажиточные люди и аристократы, так как ремесленник или земледелец не мог забросить хозяйство, чтобы усиленно тренироваться на протяжении года. Красивое, гармонично развитое тело было отличительным признаком свободного гражданина, а «идеалы греческой аристократии, по Гомеру, очень часто основывались на значении физической доблести» . Греческое общество было первым, известным нам, которое серьезно занималось спортом. Атлеты были знамениты в своих полисах, их чествовали в победных одах. Можно лишь удивляться, что при таком коллективистском менталитете греки совершенно не знали командных состязаний9. Священные состязания, проходящие в Дельфах, поддерживали и дополняли пифийский культ — мантику дельфийского оракула.

Когда и как возникли Пифийские игры, какова была первоначальная программа состязаний и как она изменялась, каковы были правила и возрастной ценз соревнующихся, какое значение имела победа в Пифийских играх, в чем была их особенность по сравнению с Олимпийскими и другими панэллинскими агонами, чем отличался античный спорт от современного, а также какое место занимали Пифийские игры в религии и культе дельфийского Аполлона и какова была дальнейшая судьба этих состязаний — эти вопросы будут рассмотрены в настоящей статье.

1. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПИФИЙСКИХ ИГР, ИХ ОРГАНИЗАЦИЯ, ПРОГРАММА,

ЭВОЛЮЦИЯ

Официальной датой проведения первых Пифийских игр считается 590 г. до н.э. В этот год длившаяся почти 10 лет Первая священная война1 закончилась11 разрушением Крисы и ее гавани Кирры12 и их присоединением к Дельфам путем посвящения этих земель Аполлону Пифийскому13. Главным итогом войны было возникновение Пилей-

ско-Дельфийской амфиктионии, ставшей отныне гарантом независимости дельфийской храмовой общины. После взятия Кирры в Ол. 47,3, в год архонтства Симонида в Афинах и Гилида в Дельфах, члены дельфийской амфиктионии14, как о том свидетельствует Паросская хроника (Marmor Parium FGrHist 239 A 37-38 = CIG. P. 301. № 2374), устроили на земле Кирры, посвященной Аполлону Пифийскому, праздник с мусическими и гимнастическими состязаниями. Победитель получал ценные призы из военной добычи (о аушу хРЛЦат1-тЛ? апо тшу Хафиршу)— Paus. X. 7.4-8; Pind. Pyth. IV. 66; X. 8.9.

Однако Пифийские игры, равно как и остальные панэллинские состязания, проводились задолго до их официального установления15. К тому же списки победителей и участников общегреческих агонов велись не с момента их возникновения, а спустя значительное время. Так, каталог олимпийских победителей был составлен софистом Гиппи-ем из Элиды на рубеже VI-V вв. до н.э., а список победителей на Пифийских агонах — во второй половине IV в. до н.э. Аристотелем и его племянником Каллисфеном16. Об этой работе Аристотеля упоминает Плутарх в «Солоне» (XI). Наречие pavlin («снова, опять») в Паросской хронике указывает на традицию, согласно которой Пифийские игры праздновались еще в героическое время (возможно, в VIII в. до н.э.), но были прерваны священной войной. Общепринятая легенда гласит, что Пифийские игры были установлены самим Аполлоном после убийства им дракона, сторожившего в Дельфах древнее прорицалище Геи и Фемиды (H.h. II. 115-196; Callim. Hymn. II. 100-104; Paus. X.6. 6; Ovid. Met. I. 438-451; Ael. Var. hist. III.1; Jamblich. De Pythag. Vit. I. 52; Hygin. Fab. 140). Так как дракон, пораженный стрелами Аполлона, сгнил в этом месте (пиОестОаь — «гнить»1 ), то Дельфы, названные вначале по имени сына Аполлона Дель-фа (Paus. X.6. 3), получили свое второе название — Пифон (Paus. X. 6. 6; Strabo. IX. 4. 5)18. После убийства дракона Пифона19 Аполлон обрек себя на 9-летнее изгнание и удалился в Темпейскую долину. Очистил Аполлона от крови змея критянин Карманор, после чего Аполлон вернулся в Дельфы, увенчав голову темпейским лавром и с веткой лавра в руке, и завладел оракулом (Paus. X.7. 2; Apollod. I. 4.1; Ael. Var. hist. III.1; Senec. Trag. Hercul. Oet. 92-93). Аристотель в «Пеплосе», объединив легенду и историю, говорит об установлении Пифийских игр амфиктионами из-за убийства Пифона (FHG II M^ler. Fr. 282. P.189-190). Почти то же сообщает и Иоанн Антиохийский: игры были учреждены дельфийцами в честь победы над драконом или древним героем Дельфином (FHG IV. P.539). Так или иначе перед нами типичное поминальное состязание, тризна (аушу еттафю?), описанная еще Гомером в связи с похоронами Патрокла (Il. XXIII).

Менее известное сказание приписывает устройство Пифийских игр Диомеду, который посвятил их Аполлону по возвращении из Илиона (Paus. II. 32.2). С этой версией хронологически увязывается драгоценное свидетельство христианского писателя IV века Августина, который сообщает, что Аполлону Дельфийскому были устроены музыкальные состязания (ludi musici), дабы унять его гнев, ибо земли Греции были поражены бесплодием за то, что не был защищен храм бога от напавшего на эти земли и сжегшего храм Даная. Оракул Аполлона повелел устроить эти игры (August. De civ. Dei. XVIII.12). Причем Августин указывает время учреждения Пифийских игр — от исхода Израиля из Египта до смерти Иисуса Навина (“ab exitu Israel ex Aegypto usque ad Iesu Nave obitum”). Интересно, что примерно к этому же времени относит Иоанн Антиохийский состязания Аполлона с Марсием — в период правления еврейских судей (’ Еу тоь? хроуоь? тшу Чоибаьшу Крьтшу) во второй книге своей «Исторической хроники» (FHG IV. P. 539). Неожиданное подтверждение этим свидетельствам дали археологические раскопки 1970-х годов, проведенные Немецким археологическим институтом под руководством Р. Фельша и Х.Кинаста. В Фокиде, близ местечка Калаподи был обнаружен храм Аполлона и Артемиды Элафеболии, непрерывно существовавший с середины XIII в. до н.э. до конца классического периода20. Таким образом, можно с достаточным основанием предполагать существование Пифийских игр уже в древности.

21

В древнейшее время, вплоть до 582 г. до н.э. (Вторая пифиада) , праздник отмечался эннаэтерически — каждые 8 лет (Censor. De die nat. 18; Plut. Quest. Gr. 12; Ael. Var.

Hist. III. 1), по легенде, в память о добровольном уходе Аполлона после убийства Пифона. В Греции многие великие праздники отмечались с таким интервалом времени22 (Censor. De die nat. 18). Создание эннаэтериды приписывается Солону (Plut. Solon. XXV), который, чтобы подогнать гражданский лунный календарь к солнечному году, сделал 3, 5 и 8-ой год цикла эмболисмическими23. (Предположение о том, что реформа календаря была проведена в Дельфах в VIII в. до н.э.,24 нельзя ни доказать, ни опровергнуть25).

Первоначально управление играми находилось в руках дельфийских жрецов, которые награждали победителей венками из «любой древесной ветви»26. Поскольку, согласно Овидию, лавра еще не было, победитель мог получать и дубовые листья (Ovid. Met. I. 448-451). Самым древним и единственным видом состязаний в Дельфах было пение пеана (птау) в честь бога27 под аккомпанемент кифары (Strabo. X.4.10; Philostr. Apoll. VIII. 18). Первым в состязаниях кифаредов28 одержал победу Хрисофемис, отец которого Карманор очистил Аполлона от скверны убийства. После Крисейской войны агонотесия в пифийских играх переходит к амфиктионам, таким образом, дельфийские амфиктионы были также и эпимелетами29 агона30. В их функции входили организация игр (постановка программы торжества), руководство (назначение или утверждение служителей торжеств и т.д.), судейство, управление финансовыми делами (утверждение сметы расходов). Амфиктионы кроме того охраняли посвященную богу землю, управляли ей как собственностью бога, занимались финансовыми вопросами дельфийского храма (в том числе ведали сбором налогов) и вели активное строительство31. Кроме руководителей состязаний, обладающих рядом привилегий (почетные места на играх, ношение длинного торжественного одеяния с пурпурной каймой и специального посоха32), были также и непосредственные распорядители и судьи состязаний (Зра^еТ?, которые выносили решение о победе и вручали призы33 ((ЗраЗеь? аОХшу). Порядок и дисциплину на состязаниях поддерживали биченосцы — mastigofovroi34.

По окончании Крисейской войны к мусическому агону амфиктионы присоединили гимнастические и конные состязания (аушу уицуько? ка1 ипткб?) — CIG. II. P.301. № 2374, а к состязаниям кифаредов добавляют игру на флейте и пение под ее аккомпанемент (аиХшб'ш? аушуьстца rai аиХшу) пифийского нома (Paus. X.7. 2; Strabo. X. 4.10).

Но уже со второй пифиады в Ол. 49,3 (582 г. до н.э.) игры реорганизуются. В 582-581 г. до н.э., в год архонства Дамасия Второго в Афинах и Диодора в Дельфах, было снова устроено празднество. Восьмилетний цикл был изменен на четырехлетний (■пеутет^р'ь? - пентетэрида)35, и игры стали отмечаться в третий год Олимпиады36. Было решено, что праздник должен проходить несколько дней, а победитель вместо прежних ценных призов (о аушу хрЛ^атьт^?) получит, как это было в древности, венок (Paus. X. 7. 5) из священного лавра Аполлона3 (8афу^? сттефауо?) — Marmor. Par. CIG. II. P. 301. № 2374: еу ДеХфоГ? сттефау'ьт^? аушу паХьу етеОе («в Дельфах было установлено состязание, в котором победителя награждали венком»). Во вторую пифиаду изменения коснулись и мусических состязаний: было отменено пение под флейту. Амфиктионы осудили авлодию как производящую неприятное впечатление из-за мрачности и скорби песен: сткитршпотата rai еХеуеьа [Ор^уоь] (Paus. X.7. 7)38. В атлетических состязаниях были прибавлены конские бега (Paus. X. 7. 6). В дальнейшем программа расширялась. В 8-ую пифиаду была введена игра на кифаре без пения. В 23-ю прибавлен бег гоплитов (опХ1т^? 8роцо?). В 48-ую — скачки на колесницах, запряженных парой коней (стиушр'ьбо? 8роцо?). Еще через пять пифиад установили скачки на жеребятах (пшХои? ипо арцать), в 1-ую введен панкратий для мальчиков и скачки на колесницах парой (стиушрьбо? пшХшу) и на одном жеребце (пшХш?). В 63-ю пифиаду установили скачки для жеребят в одиночку (8роцо? пшХш) и в 69-ую — для жеребят в парной упряжке (стиушр'ь? пшХисд) — Paus. X. 7. 5-8.

Когда приближалось время празднования Пифийских игр, жрецы Аполлона объявляли всем грекам о священном перемирии (екехеьрьа)39 и рассылали гонцов (феоров) в разные города с приглашением на праздник. Чтобы успеть выполнить это поручение,

феоры отправлялись в путь за полгода до начала игр. Экехейрия вступала в силу с момента объявления (епаууеХьа). Период перемирия, гарантирующий проведение и посещение празднества, длился для Пифий целый год40. Он обеспечивал прибытие и отъезд атлетов, гостей и зрителей, которые находились под защитой Аполлона. Защита распространялась особенно и на тех, кто пересекал враждующие государства41. Этого времени было вполне достаточно, чтобы в безопасности добраться до Дельф из самых отдаленных уголков Средиземного моря и после праздника спокойно вернуться домой. А так как Пифии совпадали с проведением Панафиней, то священное перемирие распространялось и на афинский праздник.

Накануне игр дельфийцы посылали священное посольство, состоящее из юношей благородного происхождения, в Темпейскую долину. Посольство шло по Пифийской дороге42, причем всюду ему оказывали почести не меньшие, чем гиперборейцам, следующим с жертвенными дарами (Ael. V.h. III. 1). В Темпейской долине мальчик благородного происхождения, имеющий в живых обоих родителей43, золотым ножом срезал ветви со священного лавра Аполлона44. Венками из этого лавра награждались пифиони-ки — победители на Пифийских состязаний (Suid. s.v. ПиОьоу'ьк^?; Paus. X. 7. 8; VIII.

48. 2.). Победителю к тому же полагалось давать в правую руку ветвь финиковой пальмы (Paus. VIII. 48. 2; Plut. Quaest. conv. VIII. 724 a-b). Есть основания думать, что в качестве награды победителю использовались и яблоки 5. По крайней мере, древнейшая статуя олимпионика и пифионика, знаменитого Милона Кротонского 6, представляющая собой тип архаического куроса47 и подробно описанная Филостратом (Philostr. Vit. Apoll. IV. 28), изображает Милона с яблоком в руке. Кулачный боец первой половины V в. до н.э. тоже изображен с яблоком и еловой шишкой, что, по мнению Л.Моретти, указывает на его победы в Истмиях (где давалась еловая шишка) и Пифиях48. Во всяком случае, известно, что яблоки использовали в качестве приза в императорское время. Не будучи символом Аполлона, эти фрукты оказались связанными с его культом из-за местной легенды, по которой парнасские нимфы преподнесли Аполлону яблоки после его победы над Пифоном49.

Пифийский праздник начинался во второй месяц дельфийского календаря — Бука-тий (CIG. № 1688), который соответствовал второму месяцу аттического календаря Ме-тагейтниону (август-сентябрь)50. Спорным остается вопрос о том, в какой день месяца начинались Великие Пифии. Август Моммзен полагает, что вечером 7-го числа, исходя из того, что семь — священное число51, в этот день родился Аполлон (Hes. Opera. 771; Diog. Laert. III. 2; Plut. (Plut. Quaest. conv. VIII. 717 d-e). Однако этот аргумент все-таки сомнителен. В аттическом календаре52, имеющем много сходства с дельфийским, Аполлону посвящено первое и седьмое число месяца, да и в спартанском календаре ежемесячными праздниками помимо новолуния были 1 и 7 дни, посвященные Аполлону. Если Септерий (Еепт^рьоу — «Почитание» в честь Аполлона) — праздник, на котором после жертвоприношения трех быков разыгрывалось мимическое представление мифа об убийстве дракона (Plut. Quaest. Gr. 12), является частью Великих Пифий (а типологически53 это, бесспорно, так), то они начинались не 7-го, а 6-го Букатия. А 7-го торжественная процессия (поцп^) из жрецов в богатых одеждах, послов и участников состязаний из всех городов, неся дары святилищу, двигалась от стои афинян к храму Аполлона, где приносилась вторая жертва на алтаре — гекатомба. На третий день (8-го Букатия) устраивался пир, на котором поедалось мясо принесенных в жертву животных. На четвертый день (9 Букатия) проходили мусические состязания в театре5 . Исполнялся пеан Аполлону на кифаре, игра на кифаре и на флейте, ставились комические и трагические хоры. На пятый день (10-го Букатия) начинались атлетические состязания: 8оХьхо? (надо было пробежать 24 круга стадиона), стта8l,оn-стадий (178, 35 м), 81аиХо? (двойной стадий), pevntaqlon-пентатл (пятиборье, включающее в себя бег, прыжки, борьбу, метание диска и метание копья), борьба (паХ^), кулачный бой (пиуц^), паукратьоу-панкратий (комбинация борьбы и кулачного боя) и в конце — состязания гоплитов. На 6-ой день (11-го Букатия) проходили соревнования колесниц на Крисей-

ской равнине55. Они включали скачки лошадей, ристания колесниц, скачки на четырех и на двух конях56. Характерно, что в такой широкой программе атлетическим состязаниям отводился всего один день.

Атлетические и иппические состязания в Дельфах не были оригинальными: они повторяли программу Олимпийских игр. Древнейшим и главным агоном здесь был музыкальный. Отсутствующий в других панэллинских состязаниях, он оставался постоянным на протяжении всей истории Пифийских игр: ведь Аполлон, как бог катарсиса, был и Мусагетом. Поэзия и музыка в культе этого бога занимали очень важное место. Первоначально в Дельфах в честь Аполлона кифародами исполнялся пеан, его Пиндар считал главной жертвой богу. После Крисейской войны были добавлены состязания флейтистов и кифаристов без пения, которые должны были играть так называемый пифийский ном, известный в описаниях Поллукса, Страбона и схолиаста к Пиндару. Суда называет номом кифародическую песнь, настроенную на определенную гармонию и лад57. Изобретение пифийского нома приписывается Сакаду Аргосскому (VII в. до н.э.)58, а Терпандр59 составил семь напевов нома (Suid. s.v. Йоцо?). В этом произведении в пяти частях изображалось сражение Аполлона с Пифоном. Поллукс подробно описывает древнейшую форму нома (Pollux. Onom. 4. 84). Первая часть называлась pei'ra (проба, попытка), в ней бог обозревает будущее поле битвы. В следующей — катакеХеистцо? -Аполлон вызывает дракона на поединок. В 1ац(З1коу бог сражается с драконом и ранит его, звуки трубы и флейты передают скрежет зубов дракона, пораженного стрелами солнечного божества. Епоу8еГоу представляет победу Аполлона, и в катахореисть? бог празднует свою победу танцем. Страбон рассказывает о мелодии (Strabo. IX. 10), исполнявшейся в его время (или во время Эфора, которому он следует) так: вступление называлось анакруса, начало борьбы — ампейра, сама борьба — катакелевсмос, триумфальная песнь — ямб и дактиль, наконец, издыхание чудовища — сиринга, так как играющие подражали шипению издыхающего дракона.

Аполлон Пифийский тесно связан с агонистикой. Как и повсюду в Греции, Аполлон

— бог цветущей юности и палестры, которую создал вместе с Гермесом 0. Не случайно Плутарх, бывший жрецом Аполлона в Дельфах61 и эпимелетом амфиктионии (Plut. De Ei ap. Delph. 397 E; idem: De Pyth. or. 409 С), говорит, что «вместе с Дельфами цветет юность, набирает сил Пилея» (Plut. De Pyth. or. 409 A). Киник Эномай Гадарский высказался еще определеннее: Аполлону надо было родиться учителем гимнастики, «чтобы дельфийское прорицалище было одновременно и гимнасием, ибо не были чужды Пи-фийским играм пифийские гимнасии» (Евсевий. Пригот. к Еванг. V. 34. C. 230 слл.). Сам Аполлон был первым олимпиоником, победив в беге Гермеса, а в кулачном бою Ареса, по поводу чего, как сообщает Павсаний, была введена игра на пифийских флейтах во время прыжков для борющихся в пентатле, так как «флейта посвящена Аполлону»62 (Paus. V.7. 10). Как богу кулачного боя ему поклонялись в Дельфах. Аполлон был и первым пифиоником. При этом культу Аполлона была чужда варварская жестокость рингов, чему мы находим множество примеров в источниках63. Выбить зубы, вырвать внутренности противника, задушить, искалечить или забить насмерть соперника вовсе не считалось нарушением правил (Ael. V.h. X. 19; Paus. VIII. 40. 1-2, 5; VI. 9. 6; II. 20. 1). А излюбленным приемом в панкратии, объединявшем борьбу и бокс, был удар ногой в желудок64. Становится понятным, почему Ксенофан Колофонский (Афин. X. 413) называл панкратий «состязаньем ужасным». Таких примеров мы не находим в источниках для Пифийских игр.

Чужды были культу Аполлона Пифийского и изматывающие тренировки (в Элиде 30 дней и, кроме того, ежедневные десятимесячные тренировки перед Олимпийскими играми — Paus. V. 24. 10; VI. 23. 1) и чрезмерные спортивные нагрузки65, что особенно тяжело отражалось на детском организме. Ведь в Олимпийских и Пифийских играх существовали только две возрастные группы паГ8е? (мальчики) и ау8ре? (мужи) без промежуточной ауеуеьоь (безбородые, юноши). В Олимпии возрастные границы паГ8е? были относительно высокими — 17-20 лет66. Но на практике судьи обращали внимание

не только на возраст, но и на физические данные и мастерство (Paus. VI. 23. 2). Однако порядок состязаний в Олимпии был такой, что сначала выступали паГ8е?, а затем ау8ре?. Это значит, что победители в младшей возрастной группе должны были потом еще бороться с взрослыми. А на остальных панэллинских играх еще и с юношами. Так, Артемидор из Тралл, будучи в возрасте па!?, в один день одолел в панкратии мальчиков, юношей и мужей. Причем со старшей возрастной группой вступил в борьбу по совету своего тренера (Paus. VI. 14.3-4). Кулачный боец Архипп из Митилены в двадцать лет был периодоником (то есть победителем на всех четырех панэллинских состязаниях6 ), борясь к тому же с взрослыми (Pais. VI. 15.1). Показательна судьба Ни-косила с Родоса. Ему было восемнадцать лет, и гелланодики не разрешили ему бороться в числе мальчиков. Поэтому он боролся с взрослыми и победил. Потом он был победителем в Немее и на Истме. А в двадцать лет умер, не успев вернуться домой на Родос (Paus. VI. 14. 2).

Здравомыслящие люди того времени и, прежде всего, философы крайне отрицательно относились к чрезмерным нагрузкам на молодой растущий организм. Аристотель, специально занимавшийся этими вопросами, говорил, что в списках олимпийских победителей крайне редко встретишь людей, победивших в бытность их детьми, а затем взрослыми. «Это объясняется тем», — отмечает он, — «что молодые люди от постоянных непосильных упражнений теряют свои силы» (Arist. Polit. VIII. 4, 1339 a). Он критиковал тренеров, которые, стремясь выработать атлетическое телосложение, калечат фигуру детей и мешают их естественному росту (Ibid. VIII. 3, 1338 a). На необходимость гармонического развития указывал Платон (Resp. III. 410 b-d), хотя с сожалением заметил, что «в природе плотная кость и обильная плоть никак не могут ужиться с тонким и отчетливым ощущением». (Plato. Tim. 75 b).

Иной порядок состязания был в Дельфах. Там вначале в соревнование вступали взрослые в каждом виде состязаний, затем уже дети68. Благодаря этому мальчики могли отдыхать и к тому же имели шанс на победу, соревнуясь с уже уставшими мужами. Щадящее отношение к детскому организму — отличительная черта Пифийских игр. Победа как силовое превосходство определенно не была в Дельфах самоцелью. Судя по надписи некоего Николадаса из Коринфа (V в. до н.э.) 9, победа в Пифийских играх была столь престижной (и не только для Николадаса), что перевешивала все остальные победы в других играх 0. А Диоген, признавая, что философствовать ему приписано самим Аполлоном Пифийским (Юлиан. Речи. VI), воспитывал детей своего хозяина Ксениада, не позволяя тренеру делать из них атлетов. Он заботился лишь о том, чтобы лица юношей покрывал румянец и были крепки их тела. При этом сочетал такое воспитание с гуманитарным образованием (Сенека. Письма к Луцилию. LXXXVI). Считающийся сыном Аполлона или даже самим Аполлоном Гиперборейским Пифагор (Porphyr. Vit. Pyth. 2; Diog. Laert. VIII. 1, 11) тренировал не «олимпийских надежд», а как бы теперь сказали, «неперспективных детей». С помощью мясной диеты7 (а раньше атлеты питались лишь сыром и смоквами) он привел своего слабого ученика самосца Евримена к Олимпийской победе (Porphyr. Vit. Pyth. 15; Diog. Laert. VIII. 1. 12-13). Однако при этом он советовал Евримену бороться, но не побеждать, ибо человек должен принимать на себя труд, но не навлекать, побеждая, зависти: ведь и увенчанные победители небезупречны (Porphyr. Vit. Pyth. 15). В этих словах выражена сущность Пифийских игр, их принципиально гуманный характер. Сам Пифагор, по свидетельству Аристоксена, большую часть этических положений взял у дельфийской жрицы Фемистоклеи72 (Diog. Laert. VIII. 1, 8: FHG II. P.272. Fr. 2).

Серьезная забота пифагорейцев о физическом воспитании принесла свои плоды: Кротон и Тарент, где были влиятельные секты пифагорейцев, дали самое большое количество олимпиоников73 (была даже поговорка, что «последний из кротонцев был первым из остальных греков» — Strabo. VI. 1.12). А в доме знаменитого атлета Милона (единственного шестикратного периодоника) собирались друзья Пифагора74 (Porphyr. Vit. Pyth. 55; FHG. II. P. 274-275. Fr. 11).

Священные игры в Дельфах проходили под эгидой Аполлона, покровителя молодости и агонистики. «Ведь Аполлон, любитель состязаться и побеждать, и сам состязался в игре на кифаре, в пении, в метании диска... и в кулачном бое». Греки верили, что «бог, дающий нам здоровье, посылает также и умение для гимнастических состязаний», от Аполлона «исходит важнейшая сила, приносящая победу» (Р1и1 Оиаеэ! сопу. VIII. 724 Ь-с). При этом у бога имелась и своя «узкая специализация»: он патронировал бегунов и кулачных бойцов. И хотя главным оружием Аполлона-стреловержца был лук, сам бог был непревзойденным стрелком и покровителем лучников, а стрельба из лука подробно описана в эпосе75 и мифологии, этот вид состязания, весьма распространенный в древнейшие времена, не входил в программу панэллинских игр. По мнению Ю.В.Шанина, причиной этого стала все возрастающая аристократизация агонов в классическую эпоху, лук же никак не мог быть отнесен к «рыцарским» видам оружия. Состязания лучников снова обрели право спортивного гражданства уже в Северном Причерноморье как под влиянием местного скифского элемента, так и в силу военной необходимости76. Аполлон и зритель: древний храм его (который был старше даже святилища Аполлона Пифийского на Самосе), находившийся в Трезене, был назван храмом Аполлона Теария (Зрителя) — Раш. II. 31. 5. Кроме того, Аполлон был и спортивным судьей: когда афиняне с большим пренебрежением отказались платить штраф за подкуп и не явились на Олимпийские игры, Аполлон пригрозил, что ни в чем не будет давать им вещаний, покуда они не заплатят элейцам штраф (Раш. V. 21. 6). За несправедливое лишение героя бегуна Эбота, победителя в Олимпии, почестей Аполлон дал оракул: ни один из ахеян не одержит победы в Олимпии (Фаш.УП. 17. 3). Умершего кулачного бойца Клеомеда из Астипалеи бог сделал героем 7, а героя Феагена и вовсе богом, статуя которого к тому же стала врачевать болезни78. Интересна здесь функция Аполлона как верховного судьи в панэллинских состязаниях. Вообще в своей солярной ипостаси (а в Дельфах она исконная) Аполлон олицетворяет космический закон, и, как и боги Солнца во всех религиях, он — всевидящий судия, недреманное око79. Им постоянно клянутся и герои Аристофана, и в речах ораторов IV в. до н. э. В речи Лисия «Против Феомнеста» (X. 17) приводится закон Солона, где ответчик, представив поручителей, клянется Аполлоном. Пожалуй, нигде так точно не выражена судейская функция Аполлона, как в том образе, в котором он появляется в храме Зевса в Олимпии (471-457 гг. до н.э.)80. Скульптурное оформление храма посвящено агональной тематике (Раш. V. 10. 6-9): на западном фронтоне изображена битва лапифов с кентаврами, на восточном — сцена подготовки к состязанию Пелопса и Эномая. На метопах храма показаны подвиги Геракла, основателя Олимпийских игр и образца для всех греческих атлетов. Восточный фронтон представляет Зевса в образе судьи, поворотом головы выражающего благоволение к Пелопсу. В центре западного, возвышаясь над остальными фигурами, выступает сын Зевса Аполлон, так же усмиряющий стихию хаоса и упорядочивающий космос. Бог изображен анфас, развевающиеся одежды позади обнаженного тела откинуты рукой, правая рука царственным жестом следует за поворотом головы. Левая рука (сохранилась в обломках) первоначально держала лук со стрелой. «Величием светится его лицо, повелевающее одним лишь взглядом огромных глаз; в сильных и благородных губах сквозит, однако, тонкое, почти меланхолическое чувство обладания высшим знанием»81. Художнику удалось с потрясающей выразительностью передать атмосферу величественности, когда среди столпотворения внезапно возникает бог, одним мановением руки наводящий порядок82. Будучи, помимо того, богом атлетических состязаний, Аполлон является также и их судьей. «Аполлон требует честной борьбы, что можно отнести как к спортивному агону, так и к соперничеству греческих государств, которые должны были уважать принятые нормы»83. В.Рашке обращает внимание на жест правой руки Аполлона, давно уже представляющий интерес для историков искусства. Сравнение с многочисленными атлетическими сценами в вазописи приводит Рашке к справедливому выводу, что это жест тренера или судьи, который инструктирует или наказывает атлета84.

Вначале поединки представляли собой честные любительские состязания представи-

телей аристократии, возводящих свой род к богам и героям (Главк из Каристы, Клеомед из Асткпалеи, Евфим — сын бога реки Кекина, Феаген с Фасоса — сын Геракла и прочие). Причем греки не отдавали предпочтения какому-либо одному виду состязания, будучи в архаический период универсальными атлетами. Кулачный боец Эпей в Илиаде не вызывает симпатий у автора. Эпей горд лишь своим сокрушительным ударом. Ахейцы его недолюбливают: он мощный кулачный боец, но не лучший воин. Эпей противопоставлен универсальным атлетам Одиссею, Ахиллу, Нестору (II. XXIII. 664-669, 839-840). Тем не менее, он, согласно благородному обычаю, поднимает нокаутированного противника (II. XXIII. 695). Подражатель Гомера Квинт Смирнейский доводит этот рыцарский жест до поцелуя (IV. 375 sqq.).

Постепенно, однако, начинает преобладать узкая специализация, и в состязания проникают элементы профессионализма. Гардинер отмечает, что с конца V в. до н.э. слово (атлет) приобретает значение «профессионал» и противопоставляется І8ішті^? (любителю)85. Раньше победа в Олимпии давала только масличный венок, но она, равно как и смерть в Олимпии, занимала высшее место в шкале ценностей наравне со славой умереть за свой полис (отражение аристократического принципа калокагатии). Теперь же, с появлением профессионалов, победа в состязаниях становится выгодной материально86.

Очень показательно, что первыми статуями, воздвигнутыми в Олимпии в честь атлетов, были статуи кулачных бойцов (Раш. VI. 18. 7) — в 59-ю Олимпиаду. Также первыми занами87 (медные изображения Зевса, сделанные на деньги оштрафованных атлетов, нарушивших правила) в Олимпии были шесть скульптур, поставленных кулачными бойцами, обвиненными в подкупе соперников (Раш. V. 21. 2-4)88. Взяточничество, убийства, выступление за деньги становятся обычным явлением. Сравним, например, отношение к победе знаменитого кулачного бойца периодоника Диагора Родосского (сер. V в. до н.э.)89, у которого вся семья — братья, дети и внуки были олимпиониками, а дочь даже стала тренером собственного сына (Раш. VI. 7. 1-5; V. 6. 8). Когда два его сына, победившие в Олимпии, на руках пронесли осыпаемого цветами отца через все восхищенное собрание, некий спартанец сказал ему: «Умри теперь, Диагор, раз ты не можешь взойти на Олимп». Растроганный Диагор на виду у всех испустил дух (Р1и1 Ре1ор. 34). Это воплощение арете (доблести, совершенства)9 , которая не является свойством характера и не достигается путем длительных тренировок. ’ Арєтг| — это божественный дар, передаваемый по наследству от предков к потомкам, она неизменна и вечна, победитель — только носитель доблести91. На другой стороне — поведение кулачного бойца из Александрии Аполлония, которого судьи осудили за то, что он, опоздавший на игры и не допущенный к состязаниям, оправдывался уважительными причинами, а на деле подрабатывал на Кикладских островах на выступлениях. Поэтому противник его получил венок без боя. Оскорбленный Аполлоний надел ремни и бросился избивать соперника, хотя тот уже находился под защитой гелланодиков (Раш. V. 21. 12-14).

Первым профессиональным кулачным бойцом П.Картледж называет периодоника Феагена92, стяжавшего за свою жизнь 1400 венков93. Его не менее знаменитый современник Клеомед из Астипалеи на Олимпийских играх в 492 г. до н.э. убил соперника Икка из Эпидавра и, так как бился не по правилам, был лишен победного венка. Его самолюбию был нанесен такой удар, что он сошел с ума. Вернувшись домой, он зашел в школу во время занятий н ударом кулака свалил колонну, поддерживающую потолок. Все 60 детей погибли, а Клеомед бежал в храм Афины, где и исчез чудесным образом, став героем (Раш. VI. 9. 6-8).

Появление профессионализма не отразилось сколько-нибудь значительно на правилах пиу|аг|. Но присущая профессиональному спорту ставка на победу любой ценой не могла не повлечь за собой изменений в экипировке в сторону ее утяжеления и ужесточения. К чести греков, однако, следует заметить, что пришли они к этому довольно поздно. И это свидетельство гуманизма (в той мере, в какой это понятие применимо к той эпохе) греков 94, в то время как их соседи в Иллирии и верхней Италии по крайней мере уже с

800 г. до н.э., подобно древним вавилонянам, боксировали с гантелями в обеих руках95. С упразднением в 393 г. Олимпийских игр иссякли физические упражнения и вместе с ними

— пиу|аг|. Кулачный бой как вид спортивного состязания был возрожден в Англии в ХУ1-ХУП вв. В 1743 г. англичанин Джек Бротон установил первые правила бокса, в специальных мягких перчатках. Правила во многом соответствовали античным. Как и пиу|аг|, бокс, пока оставался любительским, был честным состязанием в силе и ловкости. Известное выражение, появившееся в Англии в связи с возрождением бокса, «вести себя спортивно», значило быть честным, вести себя по-джентльменски. С включением бокса в 1904 г. в программу Олимпийских игр началась его профессионализация, которая привела к его вырождению. Яркое свидетельство тому — скандально известный поединок за звание чемпиона мира между Э.Холифилдом и М.Тайсоном. История бокса повторила историю пиу|аг|96. Примерно с ГУ в. до н.э. Олимпийские игры пошли по пути развития профессионального спорта, и Пьер де Кубертен принял эту эстафету97.

По мнению Вадима Михайлина, «возрождающий Олимпийские игры» барон де Кубертен, «прививал оливу к груше: и привил», «кубертенов клон ничуть не схож с оригиналом»98. Это не совсем так, если иметь в виду конечный результат (тем более что клон есть точная внешняя копия оригинала). Бесспорно, барон был настоящим романтиком и подвижником, принеся в жертву олимпизму свои здоровье, состояние (умер в нищете), семью, личную жизнь, он искренне верил в аутентичность собственных идей античным. В олимпийской декларации черным по белому было прописано, что «к соревнованиям не допускаются те, кто профессионально занимается спортом, и те, кто получал в прошлом и получает теперь денежные вознаграждения за занятия спортом. Именно поэтому на международных Олимпийских играх никогда нельзя назначать денежные призы, а можно вручать только почетные награды». Однако необходимо помнить, что этические и эстетические взгляды древних греков весьма существенно отличались от современных. Главным отличием античных игр были их сакральный характер99, поскольку состязания являлись неотъемлемой часть культа100, а также неразрывно связанные с ними чисто греческие представления о гармонии, чести, доблести101 (аретг|) и калокага-мии102. «Спортивные состязания проводились не ради рекордов как таковых, которые сводились в таблицы, демонстрирующие их рост...Тот, кто одерживал победу в соревновании,.. рассматривался как приблизившийся. к божественному, он как бы прорывал свою человеческую оболочку и обретал некий божественный ореол. Вот почему. победитель. должен был обладать, кроме собственно высоких физических данных, тренированности мышц, еще и высокими нравственными качествами; человек злой, несправедливый, подлый. в принципе не мог добиться победы»103. Поэтому, когда в конце классического периода произошло размывание системы традиционных религиозных и нравственных ценностей 04, кризис коснулся и агонистики. То же произошло и с современными Олимпийскими играми: изначальная честность любительского спора выродилась в жестокую, беспринципную борьбу за лидерство, а выхолощенная религиозность была заменена эффектным внешним ритуалом: самая красивая девушка Греции в окружении свиты зажигает Олимпийский факел от лучей солнца на развалинах храма Олимпийского Зевса. Так что, в конце концов, «кубертеновские игры» повторили путь античных Олимпийских игр: профессионализм, коммерциализация, победа любой ценой, использование запрещенных препаратов, влияющих на результаты, политизация105, несправедливое судейство. Этого В.Ю.Михайлин отрицать не может: «Античные олимпиады и олимпиады, возрожденные бароном де Кубертеном, исходили из совершенно разных представлений о сути атлетических состязаний и о природе человека вообще. Но с ходом времени, стартовав из разных точек, две эти традиции привели примерно к одной и той же роли спорта в обществе»106.

Поэтому вряд ли можно согласиться с Э.Мелем, что кулачный бой древних представлял собой разительный контраст современному . Мы полностью разделяем мнение Пола Картледжа: «То, что писал о современном спорте Джордж Оруэлл108, еще больше относится к античным Олимпийским играм: “Серьезный спорт не имеет ничего

общего с честной игрой. Он связан с ненавистью, завистью, хвастовством, пренебрежением всеми правилами и с садистским наслаждением явной жестокостью, иными словами, это война без стрельбы”»109.

.Пифийские игры завершились одновременно с Олимпийскими и другими панэллинскими состязаниями более 1600 лет назад. В 394 г. н.э. декретом императора Феодосия I Олимпийские игры были запрещены как «богопротивные и языческие», изображения эллинских богов сброшены с пьедесталов, храмы — разрушены и разграблены, а множество бронзовых статуй олимпиоников вывезено в «вечный город» и переплавлено.

2. ХАРАКТЕР ПИФИЙСКИХ ИГР

Любому ученому, приступающему к изучению Пифийских игр, можно только посочувствовать. Дело в том, что источниковая база темы весьма неудовлетворительна, и это главная причина того, что священные игры в Дельфах (в отличие, например, от Олимпийских) по-прежнему остаются «белым пятном» не только в отечественном, но и в зарубежном антиковедении. Всю информацию исследователям приходится собирать по крупицам, будто складывая мозаику.

Анализ данных Павсания и победных надписей атлетов (Ebert I, II, III, Moretti) показывает, что побеждающие многократно в остальных панэллинских состязаниях значительно реже побеждали в Дельфах. Объяснять это тем, что Истмии и Немеи проходили чаще (раз в два года), будет не совсем корректно, так как Олимпийские игры проходили с тем же интервалом, что и Пифийские — через четыре года. Можно было бы предположить, что, либо соперники в Дельфах оказывались более достойными, либо требования эпимелетов были выше. Однако наблюдается и обратная зависимость: практически все многократные пифионики редко побеждали несколько раз в Олимпии11 . Что это? Соперничество двух самых значительных в Греции игр? Но они соревновались скорее в блеске и пышности. А монументальное строительство храмов и сокровищниц, работы лучших мастеров и художников сделали, по словам Дж.Бордмана, Олимпию и Дельфы «витринами греческого искусства»111. Думается, главная причина — принципиально разный подход Олимпийских (и соответственно прочих, равняющихся на Олимпийские)112 и Пифийских игр к системе воспитания, диаметрально противоположные взгляды на физическое развитие, что в двух словах можно определить как противостояние профессионального и любительского спорта, точнее, спорта и физической культуры. После 30-дневных упражнений накануне Олимпийских игр и ежедневных десятимесячных тренировок в течение года участникам состязаний в Элиде делалось так называемое Олимпийское предупреждение: «Если потрудились вы достаточно, чтобы удостоиться прийти в Олимпию, и если не повинны вы в нерадивости и подлости, идите смело! А если кто не упражнялся — ступай куда хочешь!». На Пифийских играх дельфиец напутствует агонистов словами: «Идите состязаться и покажите себя достойными победы!» (Philostr. Apoll. V. 43). Такое обращение указывает на более демократический состав участников Пифийских игр. В Дельфах даже в последние века существования игр не требовались профессионалы, то есть спортсмены, живущие только на деньги и награды, готовые за них объявить себя гражданами любого полиса (Paus. V. 21. 2-3; 5; 9; VI. 13.1; VI. 18.6). Олимпийское предупреждение отсекало «любителей», а Олимпийские игры дали крен в сторону уродливого однобокого развития. Сила как самоцель, «культуризм», тщеславие, ажиотаж, обожествление кумиров113, накачивание мускулов мясным питанием и обильными возлияниями114, преждевременное физическое истощение и одряхление — все то, что было неприемлемо для Пифийских игр и что К.Дим так удачно назвал «спортивной идиотией»11 — вызывало насмешки трезвомыслящих современников. Диоген сравнивал атлетов с баранами, а на вопрос, почему они так глупы, отвечал: «Потому что они сделаны из мяса свиней и быков» (Diog. Laert. VI. 49; Ael. V.h. XII. 58).

Изображения на амфорах VI-V вв. до н.э., скульптура и коропластика IV в. до н.э.

представляют уродливые, карикатурные типы атлетов116 с маленькой головой, непропорциональным телосложением, гипертрофированными мышцами117. Солон, сократив награды за победы в пользу сирот (Б^. Ьаег1 Г. 2. 55-56) рассуждал так: «Гимнастические же борцы и в учении недешевы, и в успехе небезопасны, и венцы принимают не столько за победу над неприятелем, сколько над отечеством, в старости же они “изношены, как плащ, рядном сквозящий”118». Еврипид за вслед за Ксенофаном Колофон-ским вообще считал атлетов величайшим злом Греции: «Из тьмы несчастий, Грецию гнетущей, / Нет хуже, чем атлеты, ничего» (Аф. Пир. X. 413 С, 413 ^. Профессионализм, ставка на победу любой ценой рука об руку шли с такими отвратительными явлениями, как подкуп атлетов и гелланодиков (что явствует уже из самой судейской клятвы — Раш. У. 24. 9-10), взяточничество (Раш. У. 21. 2-3; 21. 16-17; УГ. 3. 7; Р1и1 Ьус. ХХГГ) и даже убийство соперников119. Но главный вред заключался в том, что у праздной толпы стало привычкой глазеть на своих кумиров 20, не принимая участия в играх. Неудивительно, что с ГУ в. до н.э. начинается упадок Олимпийских игр121. В Дельфах же, наоборот, наступает расцвет122, ведь гимнастические состязания на Пифийских играх никогда не были главными. Основным агоном был мусический123. Еще во ГГ в. до н.э. не имевший соперников флейтист Сатир с Самоса радовал слушателей на дельфийском стадионе своей вольной программой выступления. Как гласит надпись, после атлетических состязаний он открыл концерт, где исполнил гимн в честь Диониса, а также хор вакханок из Еврипида, аккомпанируя себе на кифаре124. Со временем в программу Пифийских игр были включены три или четыре дополнительных мусических состязания. Плутарх писал: «После добавления еще и трагиков к трем существовавшим с самого начала этих игр состязаниям флейтистов, кифаристов и кифаредов как бы в открытую дверь устремились, не встречая отказа, всевозможные зрелищные развлечения», что «привлекало к ним большое стечение участников и гостей» и «усложняло работу судей» (Р1и1 0иаеэ1сопу. У. 674 ё). Вследствие этого в конце Г в. н.э. даже возник вопрос об отмене дополнительно учрежденных состязаний, так как игры, по мнению их устроителей, становились похожими на музыкальный инструмент с множеством струн несогласного звучания. Особенно представлялось желательным устранить состязания логографов и поэтов, поскольку они вызывали замешательство у судей, ибо те признавали все выступления блистательными и не могли никому присудить победу. Однако Плутарх, участвовавший как дельфийский жрец в обсуждении порядка проведения Пифийских игр, выступил на совете1 5 против этого предложения, а на обеде, данном агонофетом Петреем, аргументировал свою позицию тем, что поэзия не была нововведением и уже в давние времена удостаивалась на играх победного увенчания. Он привел в пример древние игры, установленные Акастом в честь своего отца Пелия, где были объявлено состязание в поэзии, в котором победу одержала Сивилла. Для пущей важности Плутарх сослался на книгу «О дельфийских сокровищницах» афинянина Полемона126, который сообщал о том, что в сокровищнице сикионян находилась золотая книжка — приношение эретриянки Аристомахи, дважды победившей эпической поэмой на Истмийских играх (Р1и1 0иае81сопу. У. 674 ё-675с). А современник Флавия Филострата (ГГ—ГГГ вв.) дал неодобрительную оценку Пифийским играм в таких выражениях: «.в Дельфах для гостей и на флейтах дудят, и на струнах бряцают, и песни поют, да еще ублажают их комедиями и трагедиями, так что под самый конец дают им лицезреть состязания нагих ристате-лей, а из Олимпии, напротив, все перечисленные развлечения изгнаны как бесполезные и несообразные с обычаем, так что гостям по установлению Гераклову показывают лишь нагих ристателей — и только». (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. УГ.10. Пер. Е.Г.Рабинович).

Таким образом, Пифийские игры были единственными общегреческими состязаниями, где первенство на ринге или ипподроме было вторичным. Отношение к победе было разумным: любое превосходство относительно, а сама победа — случай, о чем неустанно твердили и Вакхилид, и любимец Аполлона, родившийся в Пифийский праздник поэт Пиндар (&. 193)127, чей трон находился в храме бога, а могила, по преданию, на

128

дельфийском ипподроме (Paus. IX. 23. 1-4) . Доблесть от бога, а божество завистливо

(Pind. Ol. IX. 28-30; Pyth. II. 94-95; III. 72-74; VIII. 96; XI. 50-55; Nem. VI. 5; XI.45). Вызывать же зависть божества ли, человека, привлекая к себе внимание, недостойно, согласно Еврипиду (Eur. Phoen. 551). О том же говорил и Пифагор. Сюда же примыкают и изречения семи мудрецов в Дельфах: «ничего слишком», « лучшее — мера» и др. И главное, ГуШОь стеаитОу — «Познай самого себя!», которое Платон понимал в смысле «Владей собой» (Plat. Charm. 164 d), Плутарх — как напоминание человеку о его смертной природе и слабости (Plut. De E ap. Delph. 394 C), а пророк Аполлоний Тиан-ский — как первооснову всякой мудрости и начало философии (Philostr. Apoll. III. 18; VII. 14). Представляется, что именно эта формула отражает глубинное, сущностное отличие Пифийских игр — их принципиальную гуманистическую направленность129.

В Новое время греческий национальный поэт Ангелос Сикелианос подхватил идею некоего поэтического и морального обращения, исходящего из Дельф, в котором он слил воедино традиции пифийского оракула и христианизированных сивилл, что должно было, по его мнению, возродить гуманистическое начало 30.

При подъеме в Дельфы, от театрально лежащего на склоне древнего святилища на высоту, к дому поэта, открывается широкая панорама на восток, юг и запад. Небо расширяется над движущейся горной цепью, и на памятнике Еве, первой жене поэта, меценатке и его соратнице, читаются стихи:

NOto?, Вор^.’АуатоХл ка! Дистл

цеуа? сттаирО? кь а^тауш тои тои ауОрштсои

тО Пуеца (ЗХе™ тшра карфоцеуо.

Ма Оа ХиОеГ к! О ауера? тс’ауастаьуш, це? стт^у фихл Цои еуш т^у шра тоитл уш ОХе? Оа тсуефе! т!? фихе?...

Юг, Север, Восток и Запад -Крест великий, и вижу на нём я Душу распятую человека.

Но станет свободной она, и ветер,

Который вдыхаю сейчас я своею душою,

Повеет всем душам.

Пер. наш. — Л.С.131

Это стихи из драмы «Сивилла» (1940 г.), в которой говорится о насилии Нерона по отношению к оракулу. Действие происходит на фоне современных поэту исторических событий — угрозы Греции со стороны Муссолини и Гитлера. Поэт спасает человечество от дуализма божественного и дьявольского с помощью духовно-космического видения, в котором соединяются античная и христианская религиозность. Эти представления уходят своими корнями в позднеантичный неоплатонизм, вновь подхваченный Ренессансом.

О работе поэта в Дельфах напоминает его дом, в котором сейчас размещается музей, и недавно открытый памятник. В 1927 и 1930 гг. поэт и его супруга Ева организовали и провели два больших фестиваля в Дельфах, однако финансовый успех предприятий не соответствовал публицистическому: время для гуманизма было неподходящим. Большие надежды не сбылись. Запланированный дельфийский университет как колыбель новой гуманности остался утопией. Гуманистическая идея воплотилась у поэта в представлении о Христе как духовном спасении, о Дионисе как символе экстаза и воссоединения в естественном чередовании рождения и смерти и о тиранах как мощи человеческой целеустремлённости и самоутверждения.

Правда, с 1927 по 1936 год в Греции раз в три года проводился Дельфийский фестиваль, по аналогии с античными Пифийскими играми. Вторая Мировая война прервала проведение этого форума искусств. Но сама дельфийская идея не умерла. В 1994 году,

через сто лет после того, как Пьеру де Кубертену удалось восстановить Олимпийское движение, в Берлине представители 19 стран основали неправительственную организацию — Международный Дельфийский Совет. Деятельность Международного Дельфийского Комитета и его региональных представительств нашла поддержку со стороны руководителей государств и ЮНЕСКО. Таким образом, под лозунгом возрождения культуры духа началось Дельфийское движение13 . Эта идея была подхвачена и нашей страной, выступившей с инициативой проведения первых Дельфийских игр. В декабре 1998 г. в Курске состоялась Первая Конференция Национального Дельфийского совета России. 19 марта 1999 года Национальный Дельфийский совет России был зарегистрирован в Минюсте России как общероссийская общественная организация, а в апреле — июле 1999 года создан Попечительский Совет Национального Дельфийского совета России. 17-21 ноября 1999 года состоялись Первые Российские молодежные Дельфийские игры в Саратове. Новая эра Дельфийских игр началась в 2000 году, когда при участии 27 стран (Азербайджанская Республика, Республика Армения, Республика Беларусь, Вьетнам, Германия, Греция, Грузия, Республика Казахстан, Кипр, Китай, Кыргызская Республика, Литва, Республика Молдова, Польша, Российская Федерация, Сенегал, Словения, США, Украина, Филиппины, Хорватия, Чехия, Швеция, Швейцария, Эстония, Южная Корея, Япония) в Москве состоялись Первые Всемирные Дельфийские игры современности133. В 18 номинациях приняло участие 938 человек, а в состав жюри вошли представители 13 стран. Дельфийские игры — это комплексные профессиональные соревнования, объединяющие все виды искусств. Цель проведения подобных соревнований — практическое развитие идеи Дельфийских игр как Высшего форума искусств, сохранения и приумножения культурного наследия народов, создания прочных межкультурных связей и развития дружбы молодежи стран Содружества. Обычно, в рамках Игр проходят состязания по 15-25 номинациям конкурсной программы, среди которых: фортепиано, скрипка, эстрадное пение, народное пение, академическое пение, эстрадный танец, народный танец, цирк, фотография, плакат, граффити, ди-джей, вэб-дизайн, народные инструменты, духовые инструменты, народные умельцы и пр. 21-26 сентября 2001 г. в Смоленске состоялись Вторые молодежные Дельфийские игры России. С 13 по 18 сентября 2002 года в Брянске состоялись Первые молодежные Дельфийские игры государств-участников СНГ134. Автором «Гимна молодежных Дельфийских игр государств-участников СНГ», исполненного на торжественной церемонии открытия, является композитор Константин Руснак, член правления Международного Дельфийского совета. Главным судьей Игр был актер Василий Лановой.

Священные игры в Дельфах внесли неоценимый вклад в развитие мировой культуры. Именно древние Пифийские игры с их музыкальными состязаниями были предшественниками современных конкурсов и фестивалей, которые обладают необычайной способностью объединять людей, народы, нации, страны. Мари Делькур в своих рассуждениях о Дельфийском оракуле очень поэтично сформулировала это так: «Свою самую блистательную победу Аполлон одержал, завладев умами писателей». А Михаэль Маас эту глубокую сентенцию понимал также в том смысле, что поэзия завладела дельфийской идеей135.

Итак, подведем итоги. В Дельфах Пифийский Аполлон был богом агонистики, юности и гармонии. Отличительной чертой Пифийских игр был гуманный характер состязаний по сравнению с другими панэллинскими состязаниями, что во многом определялось тем, что Пифии проходили под патронатом самого светлого бога эллинов. Принципиально разный подход Олимпийских и Пифийских игр к системе воспитания, диаметрально противоположные взгляды на физическое воспитание, противопоставление профессионализма и любительства, спорта и физической культуры обеспечило и более демократический состав участников состязаний в Дельфах. Древнейшей и главной частью программы Пифийских игр был музыкальный агон, что предопределило живучесть не только самих игр в период общего упадка античного атлетизма, но и самой дельфийской идеи, вновь возродившейся в XX в. Место и роль Пифийских игр, занимавших в антич-

ности второе место по блеску и значению после Олимпийских, в мировой культуре и в истории античной музыки до конца еще не осознаны. Являясь предшественником музыкальных конкурсов и фестивалей, священные игры Аполлона имели в прошлом и имеют теперь в виде возобновленных Дельфийских игр очень большое значение, объединяя страны и народы в их мирном, созидательном творчестве.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Зайцев А.И. Культурный переворот в древней Греции VIII-V вв. до н. э. 2-е изд. испр. и перераб. СПб., 2000.

2. Зайцев А.И. «Греческое чудо» и его завершение в эпоху эллинизма // Зайцев А.И. Ук. соч. С. 279-285.

3. «Автономная мораль героического человека» или «трагический оптимизм» — так определил отношение греков к жизни и смерти Ю.В. Андреев (Андреев Ю.В. Цена свободы и гармонии. СПб., 1998. С. 325-326).

4. Зайцев А.И. «Греческое чудо» .С. 280.

5. К предпосылкам этого расцвета следует отнести также географический фактор, а именно скудные условия жизни в Эгеиде, которые закаляли человека и побуждали к интенсивному физическому и духовному развитию. Характерно, что слово «автаркия» («достаточность», «независимость» — один из важнейших греческих идеалов) происходит от глагола «аркеш», первоначально относящегося к военной сфере и означающего «отражать (врага)». Отсюда впоследствии появился также смысл «отражать нужду», «быть достаточным», что объясняется суровыми условиям окружающей среды. См.: Krischer T. Der Begriff der Autarkie im Rahmen der griechischen Kulturgeschichte // Hyper-boreus. 2000. Vol. 6. Fasc. 2. S. 253-262.

6. Как известно, женщины не допускались на Олимпийские игры под страхом смерти — ослушниц сбрасывали с Типейской скалы даже в том случае, если они только осмеливались в недозволенный день перейти реку Алфей (Paus. V. 6.7). Впрочем, по крайней мере, в позднее время это ограничение уже не было правилом. Так, дельфийская надпись 50 г. н.э. сообщает о приношении статуй трех сестер. Одна из них, Трифоса, стала победительницей в беге на стадий в Пифийских и Истмийских играх, причем на последних состязалась с мальчиками. Вторая сестра, Гедея, победила на своей колеснице в Истмийских играх (SIG3. 802; FD. III. 1. 534; Harris H.A. Greek Athletes and Athletics. L., 1964. P. 180). Известны также женщины, стяжавшие на Пифийских играх славу в мусическом агоне (FD. III. 3.249; IG IV. 682; Fontenrose J. The Cult of Apollo and the Games at Delphi // The Archaeology of the Olympics: The Olympics and Other Festivals in Antiquity. Ed. by W.J. Raschke. Madison, 1988. P. 135-136).

7. В частности, в Спарте, что было связано с общим подходом к воспитанию граждан, а также в Олимпии, где каждые четыре года, на пятый (т.е. в неолимпийский год) проводились посвященные Гере Гереи. Своя собственная организация женщин под покровительством Геры была своего рода антитезой сообществу мужчин на великом олимпийском празднике. См.: Шанин Ю.В. Олимпия: история античного атлетизма. СПб., 2001. С. 18; Курилов М.Э. О ритуально-обрядовом характере женской агонистики в классической Спарте // Адам и Ева. Альманах гендерной истории. Под ред. Л.П. Репиной. М., 2003. № 6. С. 7-19; Селиванова Л.Л. Волоокая царица Олимпа // Адам и Ева. М., 2004. № 7. С. 28-30.

8. Bilicski B. L’Agonistika sportiva nella Grecia Antika (aspertti sociali e ispirazioni litterarie). Roma, 1916. P. 16.

9. Murrey O. Life and Society in Classical Greece // Greece and the Hellenistic World. Oxford, N.Y., 1988. P. 220. Впрочем, у древних греков не было и соревнований по плаванию. См.: Schutze K. Warum kannten die Griechen keine Schwimmwettkampfe? // Hermes. 1938. Vol. 73. S. 357.

10. Поводом к ней послужили грабительские поборы, которыми вопреки постановлению

амфиктионов крисейцы облагали паломников, идущих в Дельфы (Strabo. IX. 3. 4; Aeschin. Or. III. 107), а также случаи разбойных нападений и убийств. Кроме того, жители Кирры святотатственно отрезали себе часть земли, посвященной Аполлону (Paus. X. 37. 5-6).

11. За более раннюю дату войны высказывается Л.М.Глускина (Глускина Л.М. Дельфы в период Первой священной войны // ВДИ. 1951. № 2. С. 213). Она считает, что Первая священная война продолжалась с конца VII до 80-х гг. VI в. до н.э. Л.А.Лихачева относит начало войны, символом которой стал миф о борьбе Геракла за треножник, к концу

VII в. до н.э. (Лихачева Л.А. Первая священная война в истории Пилейско-Дельфийской амфиктионии // Историк и его дело. Сборник научных статей, посвященный 85-летию со дня рождения проф. В.Е. Майера. Ижевск, 2003. С. 56). Н. Робертсон вообще отрицает историчность Первой священной войны, полагая, что Криса никогда не существовала, а предание о войне — миф, разработанный сторонниками Филиппа II Македонского, дабы оправдать его интервенцию в Фессалию и Фокиду (Robertson N. The Myth of the First Sacred War // CQ. 1978. Vol. 28. № 1. P. 38-73). Однако в Платейской речи Исократа (Isocr. Plat. 31), датируемой 374/3 г. до н.э., упоминается посвященная богу Криса. «Молчание» Геродота и Фукидида по поводу Первой священной войны Л.А.Лихачева объясняет тем, что «Пилейский культовый союз первоначально не имел такого огромного значения и влияния, как более поздняя Пилейско-Дельфийская амфиктиония», и конфликт с Крисой являлся, по всей вероятности, малозначительным событием, а также тем, что дельфийское жречество могло наложить запрет на упоминание о войне, в которой оно проявило себя далеко не самым лучшим образом. (Там же. С. 59).

12. В источниках существует путаница относительно названия города, против которого велась война: то ли Криса (Il. II. 520; H.h. II. 253, 260 sqq.; Hdt. VIII. 32.2; Thuc. I. 107.3; Strabo. IX. 3.3-4), то ли Кирра (Marm.Par. FGH. 239. A 37; Plut. Sol. XI.1; Polyaen. Strat. III.5; VI. 13), то названия используются как взаимозаменяемые (Pind. Pyth. III. 74; VII. 16; VIII.19; X. 15; XI. 12; Isthm. II. 18; Callisthen. FGH. 124. F.1; Paus. X. 37.5). Результаты археологических раскопок пока ничего не проясняют. Лингвистически Криса, Кирса и Кирра, скорее всего, являются эквивалентами, но наименование Криса преобладает в архаический период, тогда как с IV в. до н.э. в литературе и надписях чаще встречается название Кирра. См.: Robertson N. The Myth... P. 40-48; Fontenrose J.The Cult of Apollo and the Games at Delphi. P. 125.

13. Сделать это посоветовал амфиктионам Солон, правильно понявший оракул Аполлона о победе. Солон был вызван из Афин в качестве советника, а начальником войска амфик-тионы поставили сикионского тирана Клисфена (Paus. X. 37. 6-7). Плутарх, ссылаясь на дельфийские документы, говорит, что военачальником был Алкмеон (Plut. Solon. XI). Саму инициативу войны с Киррой «во имя бога» Аристотель приписывает Солону (FHG. IV. Mflller, fr. 265. P. 184). По мнению некоторых ученых, однако, Солон не имел никакого отношения к Первой священной войне, а участие в ней приписано ему традицией: Глускина Ё.М.Дельфы... С. 215; Defradas J.Les themes de la propagande delphique (Etudes et Commentaries, XXI). Paris, 1954. P. 266; Smertenko C.M., Belknap G.N.Studies in the Greek Religion. Eugene, 1935. P. 5 ff. Критику этого мнения см.: Суриков И.Е. Античная Греция: политики в контексте эпохи: архаика и ранняя классика. М., 2005. С. 122-124; Тумане X. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла (VIII-V вв. до н.э.). СПб., 2002. С. 208-209. Культ Аполлона в Крисе известен по надписям, в частности в надписи CIG N 1. P. 2-3, посвященной «Аполлону Крисейско-му, сыну Лето».

14. Амфиктионы (’Ацфьктиоуе? от ацф!- и кт(,£ш — «живущие вокруг, соседи» или от Амфиктиона, сына Девкалиона — Paus. X. 8.1) — собрание эллинских племен, живущих вокруг святилища, заключивших между собой союз для совместного отправления культа, проведения священных празднеств, защиты святилища и для мирного урегулирования спорных вопросов. Отличие дельфийской амфиктионии от всех прочих в том, что это союз именно племен, а не государств; согласно Гарпократиону (Harpocrat. Lex.

s.v. ’ Ацфьктиоуе?), их было двенадцать, наиболее славных и могущественных: ионийцы, дорийцы, фтиотийцы, перрибои, беотийцы, магнеты, малиейцы, долопы, эниа-ны, дельфийцы, фокейцы. Павсаний называет лишь 10 племен (Paus. X. 8.1). Собрания амфиктионов проходили два раза в год, весной и осенью, вначале в Фермопилах, где совершались жертвоприношения Деметре и Амфиктиону, оттуда собравшиеся отправлялись в Дельфы. (Латышев В.В. Очерк греческих древностей. Государственные и военные древности. СПб., 1997. С. 293).

15. Глускина Ё.М.Политическая роль дельфийского оракула (из истории Дельфов VI в. до н.э.). Дисс. насоиск. уч. степ. канд. истор. наук. Л., 1948. С. 126. «.очевидно, что общегреческие агоны уходят своими корнями в доисторическую эпоху, а впоследствии Олимпийские, Пифийские, Истмийские и Немейские игры родились вторично (соответственно в 776, 590, 583 и 573 годах до н.э.), чему есть не мифологические, а литературно-документальные подтверждения» — Шанин Ю.В. Ук. соч. С. 63. См. также: Lee H.M. The “First” Olympic Games of 776 B.C. // The Archaeology of the Olympics: The Olympics and the Other Festivals in Antiquity. Ed. by W.J.Raschke. L., 1988. P. 110-118. Дж. Фонтен-роуз допускает, что игры в честь Аполлона могли справляться в Дельфах, начиная с

VIII в. до н.э. (Fontenrose J.The Cult of Apollo and the Games at Delphi. P. 125).

16. Ziegler K. ПиОюуГка!// RE. Stuttgart, 1963. Bd. 24. Sp. 563-564.

17. Суда дает также синоним статс^уаь («гнить»), а гниющую кровь дракона называет вслед за Ликом Неаполитанским тО тсиоу (Suid. Lex. II.2. P. 558).

18. Его постоянно использует сам Павсаний. Когда же речь идет о Пифийских играх, он употребляет название Дельфы (Pausanius. Description of Greece. Comm. J.G.Frazer. N.Y., 1965. Vol. V. P. 242).

19. Подробное исследование о Пифоне см.: Fontenrose J. Python. A Study of Delphic Myth and its Origins. Berkeley; Los Angeles, 1959.

20. Caskey M.E. News letter from Greece//AJA. 1977. Vol. 81. № 4. P. 511.

21. Hofer. Pythios (Delphi) // Roscher W.H. Ausfuhrliches Lexikon der Griechischen und Romi-schen Mythologie. 1908. III Abt. 3384-3385; Blumner H. Leben und Sitten der Griechen. Ein Beitrag zur griechischen Religions und Kunstgeschichte. Lpz., 1887. S. 20; Mommsen A. Delphika. Lpz., 1878. S. 153; idem: Chronologie. Lpz., 1883. S. 188.

22. Mommsen A. Chronologie. S. 36, 187. В основе Греция имела 8-летний цикл, состоящий из 2922 дней наряду с 365-дневным годом.

23. То есть в эти годы вставлялся дополнительный месяц — Plut. Solon. XXV. О правилах интеркаляции см.: Pritchett W.K., Neugebauer O. The Calendars of Athens. Cambridge, 1947. P. 6-7; Pritchett W.K. Ancient Athenian Calendars on Stone. Berkeley, Los Angеles, 1963. P. 347-348.

24. Nilsson M.P. Geschichte der griechischen Religion. I. Munchen, 1955. S. 644. По мнению Элера и Бишофа, в Дельфах довольно рано стал употребляться так наз. великий год — октаэтерида, 8-летний солнечный год, который примерно на 19 дней был длиннее лунного, что решалось вставкой 13-го месяца. См.: Oehler I., Bischoff. Kalender //RE. Stuttgart, 1919. Bd. X. Hlbd. 20. Sp. 1568.

25. Бикерман Э. Хронология древнего мира. М., 1976. С. 23.

26. Венками награждали победителей на всех панэллинских играх: на Олимпийских — из ветвей маслины, на Истмийских в честь Посейдона — вначале из пиниевых веток, затем из сельдерея, а в римское время из сосны (Plut. Quaest. conv. V. 3. 675 e-677b), на Немейских играх в честь Зевса наградой служил сначала масличный венок, а после Персидских войн венок из сухого сельдерея. О венках см.: Blech M. Studien zum Kranz bei der Griechen. (Religionsgeschichte Versuche und Vorarbeiten. Bd. 38). N.Y., 1982; Krause J.H. Die Pythien, Nemeen und Isthmien. Lpz., 1841.

27. Paus. X. 7. 2: «Как вспоминают, древнейшим состязанием и причем [таким], за который впервые стали давать награды, было пение гимна в честь бога» (здесь и далее в пер.

С.П.Кондратьева).

28. Кифаредами назывались те, кто пел под аккомпанемент кифары, а кифаристами — те,

кто только играл на кифаре (Strabo. X. 4.10). Павсаний сообщает, что к Пифийским играм не был допущен Гесиод, поскольку он не научился сопровождать свое пение игрой на кифаре (Paus. X. 7. 2-3).

29. В Олимпии им соответствовали гелланодики (еХХауоЗикаь), в афинских Панафинеях атлофеты (аОХоОетаь).

30. ReischE. Agonothetes // RE. I. Stuttgart, 1894. Sp. 870-871; Reinmuth O.W. ’АОХоОете? // KP. IV. 1963. Sp. 707; idem: ’ АушуоОете? // KP. I. Sp. 140-141; Mommsen A. Delphika.

S. 166.

31. Cauer F. Amphiktyionia // RE. Stuttgart, 1894. Bd. I. Sp. 1911-1915; Parke H.W., Wormell

D.E.W. The Delphic Oracle. Vol. I. Oxford, 1956. P. 109; Roux G. L’Amphictionie, Delphes et le temple d’Apollon au IV-e siecle. Lyon, 1979. P. 95-224.

32. Reinmuth O.W. ’АОХоОете?. Sp. 141.

33. Blumner H. Op. cit. S. 23; Themelis P.G. Delphi: The archaeological Site and the Museum. Athens, 1983. P. 7; Reinmuth O.W. ’АушуоОете?. Sp. 870.

34. В других местах называемые также ра(38оихо1 («палочники»).

35. Павсаний, не зная этого, допустил ошибку, отнеся первую пифиаду к Ол. 48,3 (586 г. до н.э.) — Paus. X. 7. 3. И эту ошибку повторяет большинство ученых. Некоторые из них относят вторую пифиаду к 586 г. до н. э. (Латышев В.В. Очерк греческих древностей. Богослужебные и сценические древности. СПб., 1997. С. 122. сн. 2). С конца прошлого столетия оживилась дискуссия о времени проведения первой Пифиады и, соответственно, о дате второй. Разноголосица во мнениях ученых объясняется использованием разных систем отсчета. Перед исследователем неизбежно встает ряд следующих вопросов: 1). Признавать ли историчность Первой священной войны и если да, какими годами ее датировать; 2). Начинать ли отсчет пифиад со времени введения ценных призов (О аушу хрЛЦатьтл?) или только тогда, когда амфиктионы постановили награждать победителей лавровыми венками; 3). Считать ли пифиады хронологическими эрами, наподобие олимпиад (С.Дж.Миллер); 4). Принимать ли цикл пифиад, всегда равным пен-тетэриде, или сделать оговорку для первой, тогда вторая пифиада наступила через 8 лет после первой (эннаэтерида); 5). Как относиться к данным Павсания, противоречащим другим источникам (в частности, Паросской хронике, Пиндару, P. Oxy. II. 222 и дельфийской надписи в честь Аристотеля и Каллисфена — FGrHist. 124 т 23) и проч. В зависимости от того, как ученые отвечают на эти и другие вопросы, дата первой пифиады варьирует от 591/0 до 586/5 и 582/1 гг. до н.э. Феликс Якоби в своих комментариях к FGrHist 239 A 37-38 относит первую пифиаду к 590/89 г. до н.э. Подробнее см.: Bennett H.C. On the Systemazation of Scholia Dates for Pindar’s Pythian Odes //HSCPh. 1957. Vol

62. P. 61-78; Brodersen K. Zur Datierung der ersten Pythien //ZPE. 1990.Vol. 82. S. 25-31; Miller S.G. The Date of the First Pythiad //CSCA. 1978. Vol. 11. P. 127-158; Mosshammer A.A. The Date of the First Pythiad — Again//GRBC. 1982. Vol. 23. N1. P. 15-30.

36. Mommsen A. Chronologie. S. 188.

37. Ovid. Met. I. 558-559. В лавр (л Зафур) была превращена первая возлюбленная Аполлона Дафна, дочь реки Ладона (или Пенея), которая была первой пророчицей и заместительницей оракула Геи в Дельфах (Paus. X. 5. 5-6). По Сервию (ad. Verg. Aen. II. 513; III. 91), Дафна — дочь Геи. Спасаясь от преследования бога, она обратилась к матери за помощью, и земля приняла ее в свою расщелину, а на этом месте вырос лавр. О венках из лавра см.: Curran B., Williams F. Laurel boughs // LCM. 1981. Vol. 6. P. 209-212; Hollis A.S. Ovid. Metamorphoses 1, 445 ff.: Apollo, Daphne, and the Pythian Crown // ZPE. 1996. Vol.112. P. 69-73; Knox P.E. In Pursuit of Daphne // TAPhA. 1990. Vol. 120. P. 183-202.

38. Флейта вообще не была в числе инструментов Аполлона. Широко известен миф о состязании Аполлона с сатиром Марсием, который осмелился бросить вызов Мусагету своей игрой на флейте. Согласно мифу, двойную флейту (точнее авлос) изобрела Афина, сделав инструмент из костей оленя. Решив поупражняться в одиночестве во фригийском лесу, она увидела в ручье свое уродливое отражение с напряженным лицом и раздутыми щеками (Ovid. Fasti. VI. 700), после чего бросила флейту, прокляв каждого, кто

ее найдет (I Myth. Vat.). На свою беду флейту подобрал местный сатир Марсий (Павсаний описывает картину на афинском акрополе, где изображена Афина, бьющая Марсия за то, что он подобрал флейту — Paus. I. 24, 1. Сюжет также использовал скульптор Мирон в группе «Афина и Марсий»). Он быстро научился играть и стал веселить своими мелодиями фригийцев. Их царь Мидас тоже с удовольствием слушал Марсия. Пастухи и пастушки, нимфы и сатиры наперебой восторгались этой музыкой, говоря, что даже сам Аполлон не сыграл бы лучше на своей лире, с чем соглашался и Марсий. Это вызвало гнев Аполлона, и он вызвал Марсия на состязание, причем победитель мог сделать с побежденным все, что угодно. Судьями в этом соревновании были Музы и бог горы Тмол (вариант: царь Мидас — I Myth. Vat. II. 23, 3). Музыка обоих понравилась судьям. Тогда Аполлон перевернул лиру и заиграл такие прекрасные гимны в честь олимпийских богов, что судьи не могли не отдать ему предпочтения. (Согласно другому мифу, Аполлон победил потому, что, играя на кифаре, он одновременно пел — Diod.

III. 58; Hyg. Fab. 165). За свою дерзость Марсий жестоко поплатился: Аполлон подвесил его к сосне и содрал с него кожу (Apollod. I. 4. 2). По другой версии, его засекли до смерти розгами (I Myth. Vat. II. 23, 4). Не согласился с решением судей один только Мидас. Разгневанный Аполлон схватил его за уши и оттрепал их так, что они вытянулись и превратились в ослиные. Так бог показал, что у Мидаса совсем нет музыкального слуха. Греки, между прочим, считали, что ослы — животные музыкальные и, хотя исполнять ничего не могут, при звуках музыки начинают весело шевелить ушами, отсюда и поговорка «Как осел лиру слушает». Бедный Мидас вынужден был прятать свои длинные уши под высокой фригийской шапкой. О его тайне знал только царский цирюльник, который не сумел ее сберечь: не вынеся страданий, он выкопал на берегу реки ямку, которой и поведал секрет. Закопав ее, он успокоенный ушел. Но на этом месте вырос тростник, из которого некий пастух сделал флейту. Всякий раз, когда на ней играли, флейта выводила: «У царя Мидаса ослиные уши!» Так тайна стала известной всем. Узнав об этом, Мидас приговорил цирюльника к смерти, а сам с горя покончил с собой (I Myth. Vat. I. 89).

Общее отношение греков к флейте выразил Плутарх: лира и плектр не искажают облика, тогда как флейта уродует лицо (Plut. Alc. II). Знаменитый художник V в. до н.э. По-лигнот изобразил на картине в Дельфах, как Марсий учит игре на флейте своего ученика Олимпа (по другим мифам, Марсий — сын Олимпа: Apollod. I. 4. 2).

39. О роли священного перемирия на панэллинских играх см.: Кузищин В.И. Олимпийские игры как феномен древнегреческой и мировой культуры // ВИ. 1997. № 1. С. 41-49; он же: Олимпийские игры как миротворческий фактор в политической жизни древней Греции (Институт священного перемирия — экехерия) // ВИ. 2000. № 8; он же. Олимпийские и Пифийские игры: их взаимосвязь. Доклад на университетском олимпийском семинаре (Москва, МГУ, 7 июня 2002 г.) // Древний Восток и античный мир. Труды кафедры истории древнего мира исторического факультета МГУ. Вып.6. М., 2004. С. 251.

40. А.Моммзен говорит о трехмесячном перемирии — Mommsen A. Delphika. S. 163-165. На практике же весь год, в который отмечались Пифийские игры, был мирным (Fontenrose J.The Cult of Apollo. P. 128).

41. Decker W. Zur Vorbereitung und Organisation griechischer Agone //Nikephoros. 1977. Vol.

10. S. 79-80, 82.

42. По легенде, этой дорогой Аполлон возвратился из Фессалии в Дельфы после изгнания. Либо это тот путь, который проделал бежавший от бога раненый дракон (Plut. Quaest. Gr. 12).

43. Обязательное условие исполнения ритуала: сирота считался сакрально нечистым (Il. XXII. 496), то же у римлян (Dion. Hal. II. 22). По мнению Дж. Фрэзера, мальчик являлся персонификацией Аполлона (Op. cit. P. 248).

44. Латышев В.В. Ук. соч. С. 122.

45. H^fer. Op. cit. Sp. 3385; Ebert J.Griechische Epigramme auf Sieger an gymnischen und hippischen Agonen // Abhandl. der Sachs. Akademie der Wissenschaft zu Leipzig.

Philol.-histor. Kl. Berlin, 1972. Bd. 63. H. 2. S. 59. (далее — Ebert I).

46. Милон, сын Диотима из Кротона, свою первую победу в борьбе в Олимпии (540 г. до н.э.) одержал еще мальчиком. Всего он победил 6 раз в Олимпии и 6 — в Дельфах. В своем последнем выступлении он уступил соотечественнику Тимасифею в 512 г. до н.э., будучи уже почти 40-летним мужчиной. Это выдающийся пример спортивного долголетия. Даже по нынешним меркам атлет вполне достоин титула абсолютного рекордсмена среди олимпийских борцов. О Милоне рассказывали легенды: будто бы он, стоя на диске, смазанном маслом, смеялся над теми, кто хотел его с этого диска столкнуть. Он также так крепко удерживал плод граната, что никто не смог его отнять, между тем как ни одно зернышко плода не было повреждено. Говорили, что он разрывал обвязанную вокруг лба веревку одним напряжением жил. Конец его был трагичен: он нашел засохшее дерево с расщепленным стволом, в который были вбиты клинья. Понадеявшись на свою силу, Милон сунул руки в этот расщеп, клинья выпали, и руки оказались намертво зажаты. В таком состоянии он стал жертвой диких зверей (Paus. VI. 14. 5-8). Его смерть вдохновила через многие столетия двух французских скульпторов — Пьера Пюже в XVII в. и Этьена Мориса Фальконе в XVIII в. Их мраморные изваяния Милона Кротонского по сей день украшают парижский Лувр.

47. Gross W.N.Quas iconicas vocant? Zu Portratcharakter der Statuen dreimaliger Olympischen Sieger. Gott., 1969. S. 71.

48. Цит. по: Ebert J. Op. cit. S. 59.

49. Amandry P. La fete des Pythia // ^d^ira тл? AraS'q^id? AO'qvuv. 1990. T. 65. Athenes, 1991. P. 309, Not. 92.

50. Об организации Пифийских игр см. также: Селиванова Л.Л. Пифийские игры в Дельфах: дух и тело //Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 1991. № 2. С. 24-31; она же: Пифийские игры: концепция и процедура // Древний Восток и античный мир. Труды кафедры истории древнего мира исторического факультета МГУ. Вып.

6. М., 2004. С. 252-253; Шарнина A.Б. Пифийские игры в Дельфах // MOU2EI ON: Профессору Александру Иосифовичу Зайцеву ко дню семидесятилетия. Сб. статей / Отв. ред. В.С.Дуров. СПб., 1997. С. 63-73.

51. Mommsen A. Chronologie. S. 211, 214.

52. Обстоятельные исследования о праздниках в Аттике см.: Deubner L. Attische Feste. B., 1932; Parke H.W. Festivals of the Athenians. N.Y., 1977.

53. Schreiber Th. Apollon Pythoktonos. Ein Beitrag zur griechischen Religions und Kunstge-schichte. Lpz., 1879. S. 17.

54. Для музыкальных состязаний использовался дельфийский одеон и проскений, сооруженный из дерева. В более поздние времена, чтобы не использовать театр, подмостки переносили прямо на стадион.

55. На Крисейской равнине находился ипподром, и первоначально именно здесь проходили и мусические, и конные, и атлетические состязания. После того, как был построен стадион в Дельфах, все соревнования стали проходить там, за исключением ристаний колесниц.

56. BMmner H. Op. cit. S. 23; Fontenrose J. Op. cit. P. 456-461; idem. The Cult of Apollo and the Games at Delphi. P. 127; Themelis P.G. Op. cit. P. 7.

57. Суда сообщает, что тем же словом называли пастбище, область, а также закон и обычай, а дорийцы использовали это слово для обозначения денег. Отсюда появилось у римлян слово nummus (монеты, деньги) — Suid. s.v. No^o?.

58. Павсаний относит время жизни Сакада к самому древнему периоду Пифийских игр, утверждая, что Сакад на состязании, установленном амфиктионами, одержал победу, когда еще не увенчивали венком, а затем две, когда уже стали награждать венком (Paus. VI. 14. 10).

59. Один из первых известных греческих поэтов спартанец Терпандр в 26-ую Олимпиаду (674/3 г. до н.э.) на празднике в честь Аполлона Карнейского в Спарте победил в конкурсе исполнителей кифародического нома. Терпандру принадлежит также канониза-

ция семиструнной кифары, изобретение нотации и инициатива перехода от пентатонной гаммы к диатонической. (О древнегреческой музыке см.: Алмазова Н.А. Античная музыкальная эпиграфика. Авт. дисс. на соиск. уч. степ. канд. искусств. СПб.: СПб. техн. ун-т, 1998; Античная музыкальная эстетика /Под ред. А.Ф.Лосева. М., 1960; Герц-ман Е. В. Рец.: H. Thiemer. Der EinflUB der Phryger auf die altgriechische Musik. Bonn-Bad Godesberg, 1979 // ВДИ. 1984. № 4. С. 181-187; Он же. Античное музыкальное мышление. Л., 1986; Он же. Музыка древней Греции и Рима. СПб., 1995; Сакетти Л. Очерк всеобщей истории музыки. СПб., 1891). С тех пор спартанские законодатели решительно препятствовали всяким нововведениям в музыке. См.: Plut. De profect. in virtute. 84 a; Ages. 10). Так, спартанский эфор Экпреп перерубил две из девяти струн инструмента музыканта Фринида, сказав при этом: «Не вреди музыке!» (Plut. Mor. 220 c). Другого музыканта, Тимофея, на карнейском празднике один из эфоров, взяв в руки меч, спросил, с какой стороны лучше обрубить на его инструменте струны, добавленные сверх положенных семи. Даже своего лучшего и старейшего кифареда Терпандра спартанцы однажды наказали, а кифару его пробили гвоздями, когда он, стремясь добиться большего разнообразия звуков, натянул дополнительную струну (Plut. Mor. 238 d). Некоего заезжего кифариста подвергли наказанию за то, что он играл на кифаре пальцами, а не плектром (Plut. Mor. 233 f). Спартанцы вообще очень серьезно относились к музыке и пению, считая, что эти искусства призваны ободрять дух и разум человека, помогать ему в действиях, и находя также связь между мужеством и музыкой. Поэтому пению и музыке обучали с неменьшим тщанием, нежели четкости и чистоте речи (Plut. Lyc. 21). В походе, увенчав себя венками, они исполняли пеан, во время атаки пели хором под звуки флейты, а перед сражением приносили жертвы Музам, моля, чтобы воины совершили подвиги, достойные доброй славы (Plut. Mor. 238 a-b). Язык спартанских песен был прост и выразителен, а в музыке они отдавали предпочтение суровому и мужественному дорическому ладу. По меткому выражению Ф.Ф.Зелинского, «когда Дельфы задались целью цивилизировать Спарту, насаждение музыки было их главным средством». Известно, что Ликург не стал записывать свои законы, ибо ретры он получил из Дельф положенными на музыку для лучшего запоминания (Plut. Lyc. 13). Музыкальный слух древних греков был намного тоньше, чем у наших современников: минимальный интервал, доступный нашему слуху — полутон, тогда как у греков — 1/4 тона. Более того, пифагорейцы, преуспевшие в подготовке атлетов, по свидетельству Платона (Resp. VII. 530 c-531), слышали столь малые доли тона, что оные уже доходили до тождества.

60. Статуя Гермеса — непременный атрибут гимнасий и палестр. Но кроме того Аполлон и Гермес ответственны и за мусическое воспитание, ибо Гермес изобрел лиру, а Аполлон

— кифару (Paus. V. 14, 8). Аполлону делали посвящения и ставили свои статуи победители на других играх, как некий Алкмеонид из беотийского Птойона (Ebert J. Zu griechischen agonistischen Epigrammen // Wiss. Zeitschrift der Martin-Luther-Univers. Halle-Wittenberg. Gesellschafts- und Sprachwissenschaftliche Reiche. 1965. XIV. S. 393. — далее: Ebert II).

61. На пожизненную должность жреца дельфийского Аполлона Плутарх был избран в возрасте около 50 лет. Его деятельность на этом посту снискала ему глубокое уважение.

62. Интересно изменение отношения к флейте, которая теперь «осмелилась зазвучать для радости» (Plut. De ei ap. Delph. 394 B). А знаменитый флейтист Сакад, трижды пифио-ник, своим искусством положил конец ненависти Аполлона к флейте (Paus. II. 22. 9). Благодаря Сакаду и Проному (Paus. IV. 27. 8; IX.12. 4), флейта стала столь популярной, что Пифийский ном, ранее исполнявшийся только на кифаре, стал называться 'П'иОайХл?, ПиОш? (Зог|. Причем также называли и пеан (Suid. s.v. NO^o?).

63. Paus. VI. 4. 3-4; Ebert J. Zu griechischen Siegerepigrammen //Wiss. Zeitschrift der Martin-Luther-Univers. Halle, 1966. Bd. 15. H. 3. S. 396 (далее — Ebert III).

64. Vogt E. Agon (es) (certamena) // KP. I. 1964. Sp. 136.

65. Так, один кротонский атлет, одержавший победу на Олимпийских играх и уже шедший

получать венок, замертво рухнул у ног гелланодиков (Ael. V. h. IX.31). Пример вовсе не исключительный.

66. Ebert I. S. 78.

67. Maroti E. Пєplo8ovкr?. Anmerkungen zum Begriff Perioden-Sieger bei den panhelleni-schen Spielen // AAASH. 1985-1988. Vol. 31. S. 335-355.

68. BKmner H. Op. cit. S. 21.

69. Ebert I. S. 92. №26.

70. Николадас победил пять раз в Панафинеях, три раза на Истме, три — в Немее, четыре

— Пеллене, два — в Ликеях (Аркадия), а также в Тегее, Эгине, Эпидавре, Фивах, Мега-рах, один раз во Флиунте. Возможно (Ebert I. S. 93), что часть побед он одержал как ndi? или dyeveio?.

71. Согласно Павсанию, мясную диету ввел стимфалиец Дромей (Paus. VI. 7, 10).

72. У Порфирия — Аристоклеи (Porphyr. Vit. Pyth. 41).

73. Как сообщает Страбон, однажды на Олимпийских играх все семь победителей в беге оказались кротонцами (Strabo. VI. 1.12).

74. См. об этом: Finley M.J., Pleket H.W.The Olympic Games: The First Thousand Jears. L., 1976. P. 94.

75. М.Римшнайдер высказывает довольно спорную точку зрения, согласно которой Гомер пренебрежительно относится к состязаниям лучников, поскольку они приступают к состязаниям после всех прочих атлетов. Однако, сопоставляя ценность и значимость спортивных призов, она приходит к вполне логичному выводу, что этот вид спорта не был главенствующим на античных стадионах ни в раннюю эпоху, ни в более поздние времена. См.: Puмшнaйдеp М. От Олимпии до Ниневии во времена Гомера. М., 1977. С. 55-56, 59.

76. Шанин Ю^. Олимпия: история античного атлетизма. С. 107-108.

77. Астипалейскому посольству пифия прорекла:

Эmo по^едний геpoй, Клеомед из Acmunaлеu;

Жеpmвы ему npuнocumе, занеуже он не из cмеpmныx.

Paus. VI. 9. 8. Пер. С.П.Кондратьева.

78. За непочтительное отношение фасосцев к статуе Феагена (ее выбросили в море) их земля была поражена бесплодием. Феорам, отправленным в Дельфы, был дан оракул, что они должны вернуть изгнанников. Однако и потом не наступило избавления от бесплодия. Вторично отправленному посольству пифия объявила:

Baмu о^авлен в забвеньи у вac Феаген до^о^авний.

Paus. VI.11. 7-9. Пер. С.П.Кондратьева.

После этого статуя чудесным образом была выловлена в море, ее водрузили на прежнее место и постановили приносить ей жертвы как богу.

79. Вспомним хотя бы, что Аполлон вытеснил из Дельф соперничавшую с ним богиню правосудия Фемиду, владевшую дельфийским оракулом прежде него (Aeschyl. Eum. 1-20; Eur. Iphyg. ad Aul. 1259 sqq.).

80. Подробное описание храма см.: Соколов Г.И. Олимпия. М., 1980. С. 87-148.

81. Einem H. von. Zum «Apoll» vom Westgiebel des Zeustempels in Olympia // Nachrichten der Akademie der Wissenschaften in Gottingen. I. Philolog.-histor. Klasse. 1980. № 1. S. 4.

82. «Трудно назвать даже в истории эллинской скульптуры фигуру, по пластической мощи равную образу Аполлона. Весь комплекс действий бога: решительное движение руки, могучий поворот плеч, резкий поворот головы подчиняются просветленному, исполненному возвышенного благородства, сильному, но спокойному лицу, воспринимающемуся как завершение все композиции фронтона. Скульптор максимально гармонизирует элементы лица,.. как бы излучающие победный свет.» (Соколов Г.И. Ук. соч. С. 124).

83. Геpacuмoвa Л.Ю. Концепция Олимпийских игр и художественное оформление Олимпии. Авт. дисс. на соиск. уч. степ. канд. ист. наук. М., 2005. С. 14.

84. Raschke W.J. Images of Victory. Some New Considerations of Athletic Monuments // The

Archaeology of the Olympics: The Olympics and Other Festivals in Antiquity. Ed. by W.J. Raschke. Madison, 1988. P. 42-43.

85. Gardiner E.N. Greek Athletic Sports and Festivals. Oxf., 1910. P. 130.

86. Хотя по-прежнему единственной наградой олимпионику был венок, невозможно отрицать факт извлечения из победы политического капитала, что приносило и ощутимые экономические выгоды. Даже если атлет был честен и не подрабатывал на каких-нибудь состязаниях, его по возвращении на родину ожидали пышные почести. Не только родственники и друзья, весь город считал себя прославленным перед лицом Эллады. Олимпионик, одетый в пурпур, на четверке белых коней въезжал в город через специально подготовленный пролом в каменной стене, который в тот же день заделывали, чтобы Ника Олимпийская не улетела из города. Люди с криками «Хайре!» — «Радуйся!» бросали цветы под колеса колесницы. У храма главного божества победитель слагал свой венок на алтарь, затем устраивался пир, во время которого исполнялись торжественные гимны в честь героя. Знаменитейшие поэты — Пиндар, Симонид, Вакхилид прославляли победителей в своих эпиникиях. Благодарные общины чтили своих героев денежными наградами (иногда значительными), даровали проэдрию или почетное место на празднествах и зрелищах, бесплатное пожизненное содержание в пританее. Из городской казны оплачивали работу скульптора, приглашенного возвеличить героя в бронзе или камне. Толпа настолько боготворила своих кумиров, что олимпионики нередко становились полководцами, а то и царями. Так, легендарный шестикратный олимпионик Милон Кротонский в 510 г. до н.э. возглавил войско родного города в войне против Сибариса. Полководец нагнал такого страха на врага, идя впереди так сказать в костюме Адама, вооруженный только шкурой льва и дубиной, наподобие Геракла, что победа над изнеженными сибаритами была предрешена. Большой авторитет толкал некоторых олимпиоников на захват власти, во всяком случае, среди тиранов было немало победителей в Олимпийских играх. (Зельин К.К. Олимпионики и тираны // ВДИ. 1962. № 4. С. 21-29). Кстати, последний олимпионик, чье имя осталось на мраморных скрижалях, могучий армянский князь Вараздат, непревзойденный кулачный боец, по возвращении на родину стал царем. Этому способствовала слава победителя Олимпийских игр. Совершенно справедливо мнение П.Картледжа о том, что индивидуалисты «пользовались олимпийской победой как формой политического кредита». (Cartledge P. The Greek Religious Festivals // Greek Religion and Society. Cambridge, 1985. P. 115). Классический пример — Алкивиад, выступивший в Олимпии в 416 г. до н.э. с семью колесницами и занявший 2 и 4 места (Thuc. VI. 16; Moretti L. Olympionikai. I vincitori negli antichi agoni olimpici. Roma, 1957. № 345). С другой стороны, уже существующие тираны стремились подкрепить свою власть олимпийскими победами. Особенно преуспели в этом сицилийские правители Гиерон и его братья Гелон и Полизал. Первый на скаковом коне дважды победил в Дельфах (вероятно, в 478 и 474 гг. до н.э.) и дважды в Олимпии (476 и 472 гг. до н.э.). На квадриге он также получил приз в 470 г. до н.э. в Пифо, а два года спустя в Олимпии. Пиндар и Вакхилид воспели победы не только Гиерона, но и его коня, «карего Ференика, / Мчащегося, как буря», которого не касалась пыль от опередивших (Bacch. Ep. V). «Еще любит свои Сиракузы / Аполлон в золотых кудрях, /Если одаряет он почестью / Гиерона, правосудного городам, — / Ибо вот уже третий раз / Там, где пуп меж высоких скал, / Гиеронова поется победа / И подвиг быстроногих его коней» (Вакх. Эпин. V. 1-8. Пер. М.Л.Гаспарова). Брат Гиерона Гелон победил в соревнованиях на квадриге в 488 г. до н.э., что запечатлено на 10-тид-рахмовых серебряных монетах (так называемых дамаретинах). См.: Moretti L. Op. cit. № 185 (Гелон), № 221, 232 (Гиерон). Самым известным, однако, стал третий брат Полизал, который победил на колеснице в Пифийских играх. Об этой победе и сегодня возвещает знаменитая бронзовая фигура Возничего — все, что осталось от пожертвованной Полизалом в Дельфы квадриге. На базе статуи высечена надпись «Властвующий над Гелой». Скульптура и надпись датируются 470-460 гг. до н.э. Пиндар и Вакхилид создали хвалебные гимны, в которых прославлялись не только победы на состязаниях,

но также личность и деяния сицилийских тиранов (Берве Г. Тираны Греции. Ростов-на-Дону, 1997. С. 178, 185-187, 191). Дейномениды вообще уделяли большое внимание панэллинским играм, а также щедро одаряли Олимпию и Дельфы, последовательно проводя политику укрепления своего статуса посредством демонстрации богатства и благополучия: так, Гелон на средства из военной добычи соорудил сокровищницу, посвятил огромную, украшенную золотым плащом, статую Зевса в храм Зевса Олимпийского и три панциря. В Дельфы он послал золотой треножник весом в 16 талантов, по треножнику посвятили Аполлону и браться Гелона. Гиерон за победу над Кумами послал богатые дары в Дельфы и Олимпию. Подробнее см.: Высокий М.Ф. История Сицилии в архаическую эпоху. Ранняя греческая тирания конца VII — середины V вв. до н.э. СПб., 2004. С. 180-181, 225, 237.

87. Т.е. Зевсами; это форма дорического диалекта.

88. Они были поставлены в 98 олимпиаду (388 г. до н.э.). В этом году фессалиец Эвпол подкупил деньгами двух выступавших с ним кулачных бойцов, в том числе и победителя предыдущей олимпиады. Надпись на шестой статуе гласила, что все они установлены в назидание эллинам, дабы никто не давал денег, желая добыть себе победу в Олимпийских состязаниях.

89. Пиндар воздал ему хвалу за кулачный бой в словах: «Без промаха бьющему / Исполину в Алфейском и в Кастальском венке, / И отцу его Дамагету, угодному Правде» (Пиндар. Ол. VII. 14-17. Пер. М.Л.Гаспарова).

90. Другой пример подобного рода — подвиг аргосцев Клеобиса и Битона, сыновей жрицы Геры Аргосской. На празднество в честь богини жрицу в святилище доставляли на повозке. Когда быки не вернулись с поля, юноши, которые обладали большой физической силой и были победителями на атлетических состязаниях, сами впряглись в ярмо и потащили повозку с матерью. Они пробежали 45 стадий до святилища Геры. Собравшийся на праздник народ восславил силу юношей, а их мать за то, что она обрела таких сыновей. Мать, возрадовавшись подвигу братьев, обратилась к статуе богини с мольбой даровать ее детям высшее благо, доступное людям. После этой молитвы, жертвоприношений и пиршества юноши заснули в святилище и уже не проснулись. Так божество показало, что есть высшее счастье для смертного. Солон назвал Клеобиса и Битона вторыми счастливцами после афинянина Телла. Благодарные аргосцы посвятили в Дельфы статуи юношей за проявленную ими высшую доблесть (Hdt. I. 31). Куросы близнецов Клеобиса и Битона работы Полимеда Аргосского (590-580 гг. до н.э.) — одни из древнейших статуй архаического времени в собрании Дельфийского археологического музея.

91. Подробнее см.: Miller S.G. Arete. P. vii-x.

92. Cartledge P. Op. cit. P. 111.

93. Феаген с Фасоса трижды побеждал в Пифийских играх (482, 478 и 474 гг. до н.э.), дважды в Олимпии, 10 раз на Истме, 9 — в Немее. См.: Moretti L. Iscrizioni agonistiche greche. Roma, 1953. P. 51-56. № 15.

94. В.Иегер считал гуманность сущностью пайдейи. См.: Jaeger W. Paideia. Bd.I. В.-Lpz., I934. S. 13-16.

95. JUthner J. Die athletischen LeibesUbungen der Griechen. Bd. I. Wien, 1965. S. 58-62. Abb. 4-5.

96. Селиванова Л.Л. Пиу|!Г|. К истории боксерской перчатки // Власть, человек, общество в античном мире. Доклады конференций Российской Ассоциации антиковедов 1996-1997 гг. М., 1997. С. 380-391.

97. Родоначальник современных Олимпийских игр барон Пьер де Кубертен (1863-1937), несмотря на очень маленький рост и совсем не атлетическое телосложение, был страстным спортсменом. Верховая езда, фехтование, плавание, гребля, бег — вот неполный перечень его спортивных увлечений. Барон имел прямое отношение к изобретению такой сложной и многообразной дисциплины, как современное пятиборье, ему же принадлежала идея марафона. В июле 1889 года на международном атлетическом конгрес-

се, созванном по инициативе созданного бароном Комитета по пропаганде физического воспитания Симона Кубертен выдвигает идею проведения международных соревнований по типу древнегреческих Олимпийских игр. Возрождению Олимпийских игр способствовали археологические открытия второй половины XIX века, в частности, открытие Г.Шлиманом Трои. Сам барон находился под сильным впечатлением «Истории греков», написанной членом Комитета Симона ученым и политиком В. Дюрюи. Слова песнопевца Пиндара «Боги — друзья игр» вдохновили Кубертена. 25 ноября 1892 года, выступая на юбилее Французского атлетического союза, он в качестве генерального секретаря этой организации официально предложил восстановить связь времен, начав новую эру Олимпиад. Путешествие в США, где, по его мнению, спорт готовил молодых людей к роли «граждан свободной страны», утвердило Кубертена в убеждении, что «принцип индивидуальной свободы в спорте должен найти свое воплощение в периодически повторяющихся международных встречах, организуемых по образцу Олимпийских игр. И как во времена эллинских племен, античные Олимпиады выражали идею их общности и примирения, так и современные Олимпийские игры будут преследовать ту же цель, распространив ее на все народы мира». Американские представления о массовости и популярности спорта наложились в сознании Кубертена на впечатления от массовых празднеств и зрелищ на Парижской всемирной выставке 1889 года (еще Лондонскую всемирную выставку 1851 г. газеты называли «Олимпийскими играми индустрии»). 16 июня 1894 года в Париже на Учредительном конгрессе, результатом которого стало «возрождение Олимпийских игр», звучали приветствия, декламация, выступали атлеты. В большом зале Сорбонны большой хор с великолепной солисткой исполнил «Дельфийский гимн Аполлону» и хорал в архаическом стиле композитора Габриеля Форе. На конгрессе был образован Международный олимпийский комитет (МОК), который с 1896 по 1925 гг. (кроме 1916-1919 гг.) возглавлял П. де Кубертен, и сформулирован ключевой принцип Олимпийских игр — принцип любительства. 6 апреля 1896 г. в Афинах состоялись первые современные Олимпийские игры. Сам Кубертен на всех торжествах оставался в тени, его имя почти не упоминалось. На первом плане обычно фигурировали греческий король и его сыновья, а затем ставший национальным героем Греции победитель марафона Спиридон Луис. Однако барон не позволил королю национализировать состязания в пользу Греции, настояв на том, чтобы Олимпийские игры проходили в больших городах разных стран мира, а не только на земле древней Эллады. В апреле 1927 года, в годовщину первой Олимпиады, в древней Олимпии по распоряжению греческого правительства был воздвигнут обелиск из белого мрамора, на котором на греческом и французском языках было выгравировано имя основателя современного олимпизма. 26 марта 1938 г., в соответствии с завещанием П. де Кубертена, над древним стадионом, на склоне холма Кронион было захоронено сердце инициатора Игр современности. Над захоронением поставлена беломраморная стела с профилем Зевса Олимпийского.

98. Михайлин В. Ю. Аполлоновы лярвы: состязательный спорт в древнегреческой и новейшей культурных традициях // Михайлин В. Ю. Тропа звериных слов: Пространственно ориентированные культурные коды в индоевропейской традиции / Предисл. К.Кобрина. М., 2005. С. 310.

99. Nilsson M.P. Griechische Feste von religioser Bedeutung. Lpz., 1906. S. 159. Очень точно выразился крупный отечественный филолог-классик М.Л. Гаспаров: «Фантастический почет, который воздавался олимпийским, пифийским и прочим победителям, стремление городов и партий в любой борьбе иметь их на своей стороне, — все это объяснялось именно тем, что в них чтили не искусных спортсменов, а любимцев богов. Спортивное мастерство оставалось личным достоянием атлета, но милость богов распространялась по смежности на его родичей и сограждан. Идя на войну, граждане рады были видеть в своих рядах олимпийского победителя не потому, что он мог в бою убить на несколько вражеских бойцов больше, чем другие, а потому что его присутствие сулило всему войску благоволение Зевса Олимпийского. Исход состязаний позво-

лял судить, чье дело боги считают правым, чье нет. Греки времен Пиндара шли на состязания с таким же чувством и интересом, с каким шли к оракулу. Не случайно цветущая пора греческой агонистики и пора высшего авторитета дельфийского оракула так совпадают [курсив наш — Л.С.]». См.: Гаспаров М.Ё.Поэзия Пиндара // Пиндар, Вакхилид. Оды. Фрагменты. Изд. подгот. М.Л. Гаспаров. М., 1980. С. 363.

100. М.П.Нильссон еще в 1940 г. заметил, что те, кто изучает греческую религию, обычно пренебрегают явлением, которое, «как им кажется, имеет к религии мало отношения. Но на самом же деле именно религия является его основой. Речь пойдет о великих общих празднествах, которые греки назвали “panegyreis” (“общие собрания”). Они происходили в определенных культовых местах, были посвящены какому-либо богу и сопровождались жертвоприношениями. Важной составной частью некоторых подобных собраний были игры. Великие игры Греции — Олимпийские, Пифийские, Истмийские и Немейские были, в буквальном смысле, преимущественно панегиреями». (Нильссон М.П. Греческая народная религия. СПб., 1998. С. 133-135). О том же см.: AmandryP. La fete des Pythia. P. 316.

101. Так, смерть на Олимпийских играх в греческой шкале ценностей приравнивалась к высшей славе гражданина, погибшего в бою за родной полис. А олимпийский победитель в Спарте получал особую почесть: идти в атаке впереди царя (Plut. Lyc. 22).

102. КаХО? ка'ь ауа0О? (или каХО? кауабО?) — во всех отношениях совершенный человек и идеальный гражданин. А.Ф.Лосев предлагает следующую классификацию калокага-тии (Лосев А.Ф. Классическая калокагатия и ее типы //ВЭ. 1960. Вып. 3. С. 416): 1). Старинно-аристократическая, родившаяся в недрах разлагающегося общинно-родового строя; 2) общественно-показная, или общественно-демократическая калокагатия, связанная с демократическим государственным устройством. Такая калокагатия проявлялась лучше всего на стадионах и в театрах; 3). Третий тип калокагатии выработало греческое мещанство, литературным выразителем которой был Ксенофонт. См. также: Ленская В.С. КАЛ02 КАГА02: воспитание и образование дренегреческого аристократа // Studia historica. М., 2006. Вып. VI. С. 69-82.

103. Кузищин В.И. Предисловие. Олимпия древняя и современная //Шанин Ю.В. Олимпия: история античного атлетизма. С. 7.

104. Как метко выразился Ю.В.Шанин, «благородство теперь измерялось не столько духовными талантами, сколько талантами золотыми». (Шанин Ю.В. Ук. соч.С. 28).

105. Пол Картледж характеризует Олимпийские игры как полувоенные упражнения (одно из значений слова ауиу — «борьба, война»). Перефразируя высказывание генерала Клаузевица, он утверждает, что «античные Олимпийские игры были продолжением войны другими, политическими средствами». Поставив вопрос о соотношении спорта и политики, П.Картледж идет еще дальше. «Античные греки, — пишет он, — разделили участь современной критики нацистской Германии 1936 г. и Советской России 1980 г.» [1936 г. — Олимпийские игры в Берлине, 1980 г. — в Москве — Л.С.], из проведения которых нация-хозяин извлекла политический капитал». Как и в древности, Олимпийские игры еще совсем недавно так же бойкотировались по политическим причинам, так что современные Олимпийские игры — «это хороший пример смешения религиозного и мирского, спорта и политики» (Cartledge P. Op. cit. P. 112-113, 115). Также обращает внимание на политическую составляющую Олимпийских игр Венди Рашке. Изучая образы победителей в архаическом и классическом искусстве Греции, Рашке приходит к выводу, что создавшие их художники выполняли социальный и политический заказ. Созерцая изображения антропоморфных богов и героев, воплощавших состязательный дух греческой жизни, человек стремился им подражать и проникался идеей героизированного арете. Храм Зевса в Олимпии и его статуи являлись, таким образом, синтетическим выражением религиозных, агональных и политических идеалов, разделявшихся классическими греками. Любопытно, что Рашке проводит здесь параллель с ленинским планом монументальной пропаганды, выдвинутом в апреле 1918 г., в соответствии с которым художникам и скульпторам было поручено создание статуй и монументов в

честь героев революции и народных вождей (Raschke W.J.Op. cit. P. 38-54).

106. Михайлин В. Ю. Ук. соч. С. 328. Ср. с тем, что писал Р.Генон: «В таком мире нет больше места для интеллигенции или того, что является чисто внутренним, потому что здесь существуют вещи, которые нельзя потрогать, увидеть, сосчитать или взвесить. Не следует поэтому удивляться, что англосаксонская мания “спорта” завоевывает с каждым днем все большее пространство: идеал этого мира — это “человеческое животное”, которое до максимума развило свою мускульную силу; его герои — это атлеты, пусть они будут даже грубыми, они вызывают народный энтузиазм, это их подвигами вдохновляется толпа» (Генон Р. Кризис современного мира // Генон Р. Избранные произведения: Традиционные формы и космические циклы. Кризис современного мира. — Пер. с франц. М., 2004. С. 268-269).

107. JUthner, Mehl. Op. cit. Sp. 1352.

108. Orwell G. The Spotring Spirit (1945), repr. in: The Collected Essays Journalism and the Letters of George Orwell. IV. In Front of Yours Nose. 1945-1950. Harmondsworth, 1971. P.

63.

109. Cartledge P. Op. cit. P. 112.

110. Ebert II. № 15, 25, 35, 43, 52; Paus. VI. 4.3; 17.3; 8, 6; 10, 3. Исключения единичны: знаменитый Милон Кротонский и Феаген с Фасоса.

111. Boardman J.Greek Art and Architecture // Greece and the Hellenistic World. Oxford, N. Y., 1988. P. 292.

112. О системе воспитания в Олимпии см.: Рунг Э.В. Элейский образ жизни (К вопросу об ауиул той (Зьои элейцев) // Античный вестник. Вып. 2. Омск, 1994. С. 91-101.

113. Шанин Ю.В. Олимпийские игры и поэзия эллинов. Гомер и классическая лирика VIII-V вв. до н. э. Киев, 1980. С. 129.

114. Об обжорстве атлетов см.: Ael. V.h. I. 27; о пьянстве — Ael. V.h. XII. 26.

115. Diem C. Antiker und moderner Sport // Jahrbuch des Deutschen Archaologischen Instituts und Archaologischer Anzeiger. B., 1960. Bd. 74. S. 30.

116. Типичный пример — бронзовая голова кулачного бойца из Олимпии работы Силаниона или Лисистрата (IV в. до н.э.). Яркую характеристику этого памятника дает Г.И. Соколов: «Лишенный каких-либо проблесков мысли, максимально огрубленный облик кулачного бойца выступает здесь в обнаженной неприглядности». Здесь, прежде всего, подчеркнуты его профессиональные качества. «Выступающая вперед челюсть, брезгливо и презрительно сложенные губы, закрытые густыми усами и прядями бороды, подчеркивают скорее животную жестокость, нежели физическую силу. Маленькие, прячущиеся под нависающими бровями настороженные глаза, привыкшие следить за малейшим движением противника, смотрят угрюмо, с выражением желания добить соперника». Динамика недавнего боя передана в «еще полных злых огоньков глазах». Подчеркивается «асимметрия черт лица в резком сопоставлении по-разному поднятых бровей, в различных по величине и положению, хотя и маленьких, но выразительных глаз и особенно беспорядочном характере прядей волос. Волосы олимпийского кулачного бойца кажутся взъерошенными, пластические формы будто вскипели в бурной подвижности,.. извивающиеся пряди придают образу характер колючий, враждебно-наступательный, агрессивный». Контакт пластического объема и реального пространства выступает «как конфликтное противопоставление». Особенное внимание автор обращает на светотеневое решение образа. «Поверхность здесь тревожная, вызывающая ощущение взволнованности и напряжения. Мышцы крутого лба набухают настолько же сильно, насколько глубоко утоплены глазницы. Нос показан сильно приплюснутым как бы для того, чтобы подчеркнуть дерзко выставленную колючую бороду. В олимпийской голове, возможно, представлен побежденный на состязаниях IV века до н.э. кулачный боец. Правда, скульптора не столько интересуют индивидуальные, неповторимые особенности лица,.. сколько профессиональные качества» изображаемого. «В поле зрения скульптора вошло теперь то, что воспринималось как некрасивое, даже уродливое». Подобная резкая трактовка образа атлета была невозможна в классическую эпоху,

когда ваятели максимально облагораживали облик своих героев. «Этот бронзовый памятник свидетельствует об утрате не только высоких идеалов физического воспитания, но и гражданственных идеалов, о замене их мелкой в своей основе жаждой индивидуальных успехов». (Соколов Г.И. Олимпия. С. 170-175).

117. Прекрасную подборку иллюстративного материала см.: Finley M.J., Pleket H.W. The Olympic Games: The First Thousand Years. L., 1976. P. 84. Pl. V a, Fig. 13; Pl. 16 a, b; 21,

22.

118. Из несохранившейся трагедии «Автолик» (Афиней. Пир софистов. X. 413).

119. Paus. V. 2. 4. Два мальчика, прибывшие на Истмийские игры, один для того, чтобы участвовать в панкратии, другой — в борьбе, были задушены накануне состязаний.

120. Гиппократова школа. О диете. XXIV.

121. Шанин Ю.В. Ук. соч. С. 43.

122. Разумеется, кризис полиса IV в. до н.э. с присущими этому процессу упадком нравов и ослаблением традиционных норм не мог не коснуться и Дельф. См. об этом: Глускина Ё.М.Дельфийский полис в IV в. до н. э. (некоторые аспекты внутриполитической истории) // Античная Греция. Проблемы развития полиса. Т. 2. М., 1983. С. 43-72; Musielak M.Miasto-paсstwo Delfy w IV w. p. n.e. Studium z historii spoiiczeсstwa greckiego. Pozna^ 1989. Однако, наши знания об этом недостаточны и неполны. Как справедливо указывала Л.М.Глускина, скудные данные о внутренней жизни дельфийского полиса не дают возможности «восстановить не только последовательный ход событий, но даже. важные элементы социально-политической структуры» (Глускина Л.М. Ук. соч. С. 72). Кроме того, Дельфы были не обычным полисом, а сакральным центром всей Греции. Обладая непререкаемым авторитетом для всех эллинов, как оракул, законодатель, хранитель традиционных устоев и третейский судья, Дельфы в лице своего жречества, магистратов и амфиктионов обязаны были удерживать ту высокую моральную планку, на которую равнялись греческие города и полисы. Прибегая к музыкальной терминологии, можно назвать град Аполлона панэллинским камертоном. Поэтому те пагубные процессы, которые неизбежно сопровождали общий кризис полиса, в Дельфах, по крайней мере, должны были быть минимизированы. Одним из доказательств этого положения служит факт учреждения после 300 г. до н.э. многочисленных праздников по типу Пифийских игр в разных полисах (той? ауыуа?... сттефауьта? lcto^u0lou? ^ouctlkOv те ка! yu^vlkOv —FD III. 3, 240-242 342; IG II2. 3169-70): в Филиппополе, Траллах, Гиераполе и др., в ионийских городах праздновали Панионийские Пифии. В 292 г. до н.э. македонский царь Деметрий Полиоркет провел Пифийские игры в Афинах. В самих Дельфах в 278 г. до н.э. после того, как было отражено нашествие галатов, амфиктионы учредили праздник Swthriva (Спасение) с музыкальными и драматическими соревнованиями (FD III. 1, 481-483; III. 2, 140,141; III.3, 215; III. 4, 356, 361, 362; IG II2. 680; IX.2, 187; Nachtergael G. Les Galates en Grece et les Soteria a Delphes. P. 209-382, 401-495). А в 246/5 г. до н.э. Этолийская Лига, которая тогда доминировала в Дельфах, реорганизовала его в атлетическое празднество, проводимое раз в четыре года в честь Зевса Спасителя и Аполлона Пифийского, по типу Пифийских игр с гимнастическими, иппическими, музыкальными и драматическими состязаниями, в которых победитель так же увенчивался венком. Праздник проходил летом, возможно, в пифийский месяц Букатий, после Пифийских игр. Так что вместе с Сотериями Пифии составляли один долгий атлетический фестиваль (Fontenrose J.The Cult of Apollo and the Games at Delphi. P. 137). О художественных и интеллектуальных состязаниях на спортивных играх в Греции см.: Bilioski B. Agoni ginnici: componenti artistiche ed intellettuale nell’antica agonistica greca. Wrociaw-Roma, 1979.

123. Не случайно с Дельфами связывают одну очень красивую легенду. В Локрах Эпизефир-ских показывают статую кифареда Евнома с цикадой, сидящей на кифаре. Некогда Ев-ном и Аристон из Регия состязались на Пифийских играх и поспорили, кому выступать первым. Аристон просил о содействии дельфийцев на том основании, что его предки были посвящены богу, и отсюда была выведена колония. Напротив, Евном утверждал,

что регийцы вообще не имеют права участвовать в соревнованиях, потому что у них даже цикады, обладающие самым звучным голосом из всех существ, не поют. Тем не менее, Аристон выступил успешно и надеялся на победу. Во время же выступления Ев-нома на его инструменте лопнула струна, и в этот самый момент на кифару вскочила цикада и восполнила недостающий звук. Евном победил и посвятил богу статую в родном городе (Strabo. VI. 1.9). Греки действительно считали цикад очень музыкальными и поэтично величали их служанками Муз.

124. FD III. 3. 128; Decker W.Op. cit. S. 85; Amandry P. La fete des Pythia. P. 296.

125. Члены Дельфийско-фермопильской амфиктионии, непосредственно заведовавшие союзными делами, назывались иеромнемонами (Lepo^vq^Ove?) и назначались каждым племенем по числу его голосов в союзе, так что всего их было 24. Иеромнемоны составляли совет по делам, относящимся к культу, заботились об охране храма, его сокровищ и земель, устраивали Пифийский праздник, наблюдали за исполнением амфикти-онских уставов, в особенности священного перемирия, созывали собрания по важнейшим вопросам. (Латышев В.В. Очерк греческих древностей. Государственные и военные древности. С. 293).

126. FHG III. 123. Сочинение до нас не дошло, вероятно, оно содержало описание посвятительных даров Аполлону от граждан и городов.

127. И сами поэты, и их произведения часто соревновались за призы на музыкальных и артистических праздниках, которые становились ярким общественным и религиозным событием. В основе лежала идея, что боги, обладающие некоторыми человеческими пристрастиями, получали удовольствие от зрелищ, особенно организованных в виде соревнований, подобно тому, как люди получали удовольствие от различного рода агонов. Это было также очень почетно, так как соперничавшие между собой поэты, музыканты, хоры пытались достичь превосходства, и победитель получал награду, демонстрируя тем самым свое возвышение на празднике. Хотя в своем творчестве, в поэмах и эпини-киях поэты воспевали людские подвиги (в центре всегда победитель, место его победы, атлетические достижения, его семья, его спортивный рекорд, его полис), но везде присутствовали боги и герои. Поэтому столь трудно провести грань между священным и мирским в греческой поэзии. См.: Easterling P.E. Greek Poetry and Greek Religion //Greek Religion and Society. L., N.Y., N.Rochelle, Melbourne, Sydney, 1985. P. 41-43. «Особое отношение Дельфийского оракула к поэтическому творчеству отражает традиции, которые принадлежат не только к легендам, но и к культово-исторической реальности. Роль пифийского круга идей в творчестве Пиндара известна так же, как и почести, которые оказывались поэту в святилище. Ритуал Теоксений и даже вечернее закрытие храма включали в себя приглашение героизированным поэтам принять участие в празднике жертвоприношения. Это символическое действие соответствует праву потомка на долю в праздничном пиршестве. Такое чествование поэтов является частью дельфийской традиции, которая связывает оракул с великими поэтами и мудрецами. Гомер получает предсказание горя и счастья одновременно, смешанной судьбы, где будет и потеря зрения, и непреходящая слава после смерти, Гесиод — похожее двойственное изречение о конце жизни и славе. Еврипиду оракул тоже дал прорицание о посмертной славе». — Маас М. Оракул в Дельфах: истина и вымысел. Пер. с нем. и комм. Л.Л.Селивановой// Studia historica. М., 2005. Вып. V. С. 158.

128. Подробнее см.: Гринбаум Н.С. Пиндар и Дельфы // Проблемы античной культуры. Тбилиси, 1975. С. 305-311.

129. Селиванова Л.Л. Пифийские игры в Дельфах: дух и тело. С. 24-31.

130. Maafi M.Das antike Delphi: Orakel, Schatze und Monumente. Darmstadt, 1993. S. 21; idem. Das Orakel in Delphi. Dichtung und Wahrheit // Prognosis. Studien zur Funktion von Zukunftsvorhersagen in Literatur und Geschichte seit der Antike. Munster, 2001. S. 126-127.

131. В оригинале стихи написаны верлибром.

132. Сайт международного дельфийского движения: www.delphic.ru.

133. 15 июня 2001 г. информация о Первых Российских молодежных Дельфийских играх и

Первых Всемирных Дельфийских играх была направлена для публикации в «Книгу рекордов Гиннеса» и Российское издание «Книгу рекордов планеты».

134. Хроника последующих мероприятий: 16-22 мая 2003 г. Третьи молодежные Дельфийские игры России (Волгоград); 25 сентября — 1 октября 2004 г. Вторые молодежных Дельфийские игры государств-участников СНГ (Молдова); 2-7 мая 2005 г. Четвертые молодежные Дельфийские игры России (Рязань); 19-24 мая 2006 г. Пятые молодежные Дельфийские игры, посвященные 15-летию СНГ (Красноярск).

135. Maafi M. Das Orakel in Delphi. Dichtung und Wahrheit. S. 128.

L.L. Selivanova

ANCIENT PYTHIAN AND MODERN DELPHIAN GAMES

Having studied narrative and epigraphic sources (victorious inscriptions), and also sculpture, cutterplasty and vase-painting 6th-4th cc. BC, the author comes to the following conclusions. In Delphi Apollo Pythian was the god of agonistics, youth and harmonies. Distinctive feature of the Pythian games was the humane character of competitions in comparison with others pan-Hellenistic competitions. This characteristic was in many respects determined by the fact that the Pythii passed under the patronage of the most light Hellenistic god. Essentially different approach of the Olympic and the Pythian games to educational system, opposite views at physical training, opposition of professionalism and amateurishness, sports and physical training provided more democratic composition of participants at competitions in Delphi. The most ancient and significant part of the Pythian games program was musical agon, that predetermined vitality for not only games during a common decline of antique athleticism, but also for the Pythian idea itself which has been revived in 20th c. In antiquity the Pythian games were occupying the second place after the Olympic as to the shine and value. Their place and role within the world culture and in a history of antique music have not been realized yet. Being the predecessor of musical competitions and festivals, Apollo's sacred games had in the past and have now as the renewed Delphian games great value, uniting countries and peoples in their peace, resourceful creativity.

©2007 г. М.Ф. Высокий

ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО НА СИЦИЛИИ:

ЗАКОНЫ ХАРОНДА

Древнейшее греческое законодательство на острове появилось вместе с возникновением эллинских полисов. Несмотря на вполне объяснимое заимствование законодательных традиций метрополий, в правовых системах новых полисов достаточно рано стали формироваться собственные правовые традиции.1 Но определяющим этапом развития правовой системы греческого общества на Сицилии безусловно следует считать законодательство Харонда из Катаны — одной из наиболее ярких фигур в ранней истории греческого Запада, ставшей его «визитной карточкой» в остальном эллинском мире.

В античной традиции Харонд упоминается вместе с законодателем из Локр Эпизе-фирийских Залевком (см., например, Arist.Pol.II.9.1274a.22-25; Aelian.V.H.III.17; Porphyr.,Vita Pyth .21; Iambl. Vita Pyth.33; 172; Senec. Ep. ad Luc.XC.6; др.). Подобное «объединение» было, видимо, связано с достаточно ранней версией, упоминаемой уже Аристотелем, о том, что Харонд был учеником Залевка (Pol.II.9.1274a.29-30). Правда, сам Аристотель сомневался в ее правдивости, и в дальнейшем данная версия авторами