CC BY
125
B.B. Терехин
Терехин Владимир Вячеславович — кандидат юридических наук, доцент, докторант кафедры уголовного процесса, Нижегородская академия МВД России (603144, г. Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, д. 3)
E-mail: v.w.terekhin@ya.ru
Допустимость доказательств по уголовно-процессуальному законодательству России, Белоруссии и Украины
В статье анализируются нормы современного позитивного уголовно-процессуального законодательства России, Белоруссии и Украины, характеризующие свойство допустимости доказательств. Сравнительный анализ нормативного регулирования данного процессуального института позволяет оценить не только уровень юридической техники законодателей, но и их позицию относительно возможностей осуществления уголовного преследования.
The paper analyses contemporary positive criminal procedure legislation norms of Russia, Belorussia, and Ukraine that characterize admissibility of evidence property. Comparative analysis of this procedure institute’s normative regulation enables to evaluate not only the legislators’ legal engineering but also their position concerning possibilities to pursue criminal prosecution.
Уголовный процесс занимает особое место среди правовых регуляторов общественных отношений. Посредством легальных средств уголовнопроцессуального доказывания должностные лица публичных правоохранительных органов не только осуществляют познание обстоятельств совершенного преступления, но и имеют возможность оказывать существенное влияние на положение участников производства по уголовному делу (как физических, так и юридических лиц).
Неоправданно широкие полномочия органов, осуществляющих уголовное преследование, неизбежно приводят к доминированию одностороннепубличных интересов в судопроизводстве, создают перманентную угрозу чрезмерного вмешательства государства и в частную жизнь граждан, и в отношения хозяйствующих субъектов. При этом неизбежным становится рост коррупционной составляющей в деятельности правоохранительной системы, постепенное, но неизбежное ее сращивание с бизнесом и криминалом.
Новейшая история России знает немало примеров преступного симбиоза власти и бизнеса, наращивавших власть и экономическую мощь не в честной конкурентной борьбе, а с помощью рейдерских захватов чужой собственности, посредством заказных уголовных дел на ее владельцев. С другой стороны, дефицит властных, дискреционных полномочий у субъектов уголовно-процессуального доказывания очень быстро приводит к утверждению правового нигилизма в социуме. Период первоначального накопления своего богатства новоявленным классом российских собственников и выявляемые в наши дни масштабные хищения бюджетных средств чиновниками самого разного уровня убедительно доказывают справедливость тези-
са о природе капитала, который способен на любое преступление за 300% прибыли, даже под страхом виселицы1.
Дискредитация государства в глазах граждан, субъектов экономической и предпринимательской деятельности обусловливает замену легальных, но неэффективных правовых регуляторов общественных отношений субкультурными и коррупционными. У многих еще сохранились воспоминания о «лихих 90-х», приметой которых были не только открытая демонстрация бандитами своего статуса (посредством красных пиджаков и толстых золотых цепей на шеях), но и «крышевание» преступными сообществами, расплодившимися по всей стране, практически всего бизнеса. Впрочем, сообщаемые средствами массовой информации и официальными лицами правоохранительных органов сведения о размерах хищений по «свежим» уголовным делам, возбужденным в отношении чиновников руководящего звена в системе Министерства обороны, российского космического агентства, в правительстве Московской области (в бытность министра финансов А. Кузнецова2) и других, буквально оглушают обывателя миллиардными размерами инкриминируемых хищений.
В это же время 2 июля 2013 года депутаты Государственной Думы рассмотрели законопроект амнистии для предпринимателей, осужденных за преступления экономической направленности, совершенные в сфере предпринимательской деятельности.
В таких противоречивых условиях, безусловно, следует оценить позитивные нормы действующего уголовно-процессуального законодательства, регулирующие вопросы допустимости доказательств, но не с позиции той или иной доктрины права, а в
Терехин В.В. Допустимость доказательств по уголовно-процессуальному законодательству России, Белоруссии и Украины
Терехин В. В. Допустимость доказательств по уголовно-процессуальному законодательству России, Белоруссии и Украины
сравнении с уголовно-процессуальным законодательством стран, находящихся в похожих условиях (хотя бы частично). Таковыми полагаем Белоруссию и Украину, которые исторически и ментально наиболее близки России, находились с ней в составе единого государства почти 70 лет но, несмотря на исходное общее (советское) законодательство, демонстрируют существенно различающиеся подходы в уголовной политике. Например, по вопросу смертной казни, которая не применяется в Украине (и в России) с 1997 года и все еще применяется в Белоруссии.
Напомним, что 25 декабря 1998 года президенты России и Белоруссии подписали Декларацию о дальнейшем единении стран, Договор о равных правах граждан и Соглашение о создании равных условий субъектам хозяйствования3. Свершившаяся отмена транспортного и таможенного контроля между Россией и Белоруссией на внутренней границе свидетельствует о поступательном движении стран по пути интеграции, которая не может не затронуть и сферу уголовного судопроизводства. При этом для стран «развитой демократии» Белоруссия фактически стала страной-изгоем, подвергаемой жесткой критике за нарушения прав и свобод личности. На этом фоне руководство Украины постоянно подчеркивает свою ориентацию на Европейский союз и европейские ценности, препятствующие ее интеграции с Россией и Белоруссией. Даже подписание Украиной 31 мая 2013 года меморандума о сотрудничестве с Таможенным союзом, участниками которого являются вышеназванные страны, не поколебало ее европейской ориентации. После вступления в действие 1 июля 2002 года УПК РФ вряд ли есть основания упрекать Российскую Федерацию в недостаточной защищенности прав и свобод личности в позитивном уголовно-процессуальном законодательстве. Вот почему представляет интерес сравнение соответствующих норм нового УПК Украины, вступившего в действие 20 ноября 2012 года, с нормами УПК РФ и УПК Республики Беларусь (РБ).
Итак, исходной методологической и нормативной основой для построения национального уголовно-процессуального законодательства всех трех стран послужило советское уголовно-процессуальное законодательство. Несмотря на наличие собственного уголовно-процессуального кодекса в советский период, различия по существу они не имели, поскольку базировались на общих для всех Основах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 года. УПК РСФСР в статье 69 определял в качестве доказательств по уголовному делу любые фактические данные4.
Буквально эта же формулировка присутствовала в статье 65 УПК Украинской ССР5 и статье 63 УПК Белорусской ССР. Данные кодексы содержали указание на обязательность оценки каждого доказательства полномочным должностным лицом, ведущим производство по уголовному делу, по своему внутреннему убеждению, основанному на все-
стороннем, полном и объективном рассмотрении всех обстоятельств дела в их совокупности, руководствуясь законом и социалистическим правосознанием (ст. 71 УПК РСФСР, ст. 67 УПК Украинской ССР, ст. 65 УПК Белорусской ССР соответственно). При этом ни названий критериев оценки, ни содержание этих критериев позитивные нормы советских республиканских УПК не содержали. Эти вопросы были достаточно подробно разработаны в рамках советской научной доктрины уголовного процесса.
Оценка допустимости доказательств подразумевала установление соответствия процедуры их получения установленным в законе требованиям, которые в своей совокупности преследовали получение объективного знания об обстоятельствах совершенного преступления. Таким образом, допустимость доказательств в советском уголовном процессе, наряду с обеспечением прав участвующих лиц, препятствовала попаданию в судопроизводство недостоверных, ложных данных. Так, статья 74 УПК РСФСР утверждала недопустимость тех показаний свидетеля, о происхождении которых он не осведомлен6. Тождественные нормы имелись в статье 68 УПК Украинской ССР и статье 68 Белорусской ССР. Таким образом, позитивные нормы, определяющие допустимость доказательств в советском уголовно-процессуальном законодательстве, связывали наличие данного свойства в значительной мере с фактичностью полученных данных, их достоверностью.
Разработка и принятие нового уголовно-процессуального закона России отразились, прежде всего, на понятии доказательства. В части 1 статьи 74 УПК РФ законодатель называет доказательствами любые сведения. И несмотря на то, что в части 2 этой же статьи ограничивает перечень допустимых источников доказательств, нельзя не отметить совершенно иной методологический подход и к пониманию самого доказательства и к его оценке. Теперь понятие доказательства не связывается ни с фактическим характером сведений, ни с необходимостью их всесторонней и объективной оценки. Российский законодатель предписывает лицам, ведущим производство по уголовному делу, производить оценку допустимости доказательств (ст. 88 УПК РФ) на основе свободы внутреннего убеждения, руководствуясь законом и совестью. Однако понятия допустимости доказательств законодатель по-прежнему не приводит в нормах закона.
Новеллой УПК РФ стала статья 75 «Недопустимые доказательства», в пункте 1 части 2 которой законодатель связывает отсутствие юридической силы у показаний подозреваемого и обвиняемого с отсутствием защитника и неподтверждением этих показаний подсудимыми в суде. В пункте 2 части 2 этой же статьи законодатель говорит о недопустимости показаний свидетеля и потерпевшего, если они основаны на догадке, предположении, слухе или если свидетель не может указать источник своей осведомленности. В пункте 3 части 2 статьи 75 УПК РФ законодатель говорит о недопустимости
иных доказательств, полученных с нарушениями требований закона.
Неконкретность формулировки этого пункта стала неиссякаемым источником научных дискуссий и разнообразия правоприменительной практики в вопросах оценки допустимости доказательств, полученных с нарушениями требований УПК РФ. Таким образом, российский законодатель привнес в уголовное судопроизводство элемент формальной оценки допустимости показаний подозреваемого и обвиняемого, поставив вопрос о наличии у них юридической силы в зависимость от выполнения формальных условий: присутствия защитника; подтверждения показаний в суде. Юридическая сила показаний потерпевшего и свидетеля по- прежнему ставится в зависимость от возможности установления их достоверности.
В вопросе допустимости в качестве доказательств результатов оперативно-разыскной деятельности законодатель остался на прежних позициях, применив в статье 89 «Использование в доказывании результатов оперативно-разыскной деятельности» запретительную по характеру формулировку.
Данный подход основывается на одной из процессуальных аксиом7 отечественного уголовного судопроизводства. До последнего времени тезис о том, что для доказательств нет непроцессуального пути в процесс, неукоснительно соблюдался российским законодателем. Сведения, полученные вне процессуальной формы производства по уголовному делу (например, до возбуждения уголовного дела, посредством проверочных процессуальных действий, оперативно-разыскных мероприятий или действий, предусмотренных административным законодательством), не могли иметь значения доказательств и подлежали в обязательном порядке процессуальной проверке в ходе производства по уголовному делу. Лишь те из них, которые по результатам такой проверки признаются соответствующими требованиям, предъявляемым кодексом к доказательствам, могут быть признаны допустимыми для обоснования промежуточных и итоговых процессуальных решений по существу уголовного дела.
Единственным исключением из данного правила являлись те следственные действия, производство которых допускалось в исключительных случаях до возбуждения уголовного дела, в ходе проверки сообщения о совершенном или готовящемся преступлении. Этот подход российский законодатель унаследовал от советского. В течение длительного периода действия УПК РСФСР единственным исключением являлся осмотр места происшествия, применявшийся для фиксации следов преступления на месте его совершения.
Изначально советский уголовно-процессуальный закон не допускал проведения следственных действий до возбуждения уголовного дела, но 10 сентября 1963 года Указом Президиума Верховного Совета РСФСР «О внесении изменений и
дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР»8 статья 178 УПК РСФСР «Основания производства осмотра» была дополнена частью 2, предоставившей такое право должностным лицам, проводящим проверку сообщения о преступлении9. В этой же редакции статьи содержалось указание на обязанность немедленного возбуждения уголовного дела должностным лицом после окончания проведения данного следственного действия.
В УПК РФ до последнего времени количество исключений варьировалось от одного до трех. В числе исключений, кроме осмотра места происшествия и освидетельствования, значилось назначение экспертизы, а затем осмотр трупа. Ситуация существенно изменилась с вступлением в силу 15 марта 2013 года Федерального закона от 4 марта 2013 года № 23-ФЭ «О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации»10, которым был существенно расширен перечень следственных и иных процессуальных действий, допускаемых в стадии возбуждения уголовного дела. Одновременно была поколеблена и прежняя категоричная неприемлемость иных материалов проверки в качестве доказательств. Новеллами частей 1.1, 1.2 статьи 144 УПК РФ и главой 32.1 УПК РФ «Дознание в сокращенной форме» законодатель скорректировал требования к проверке и оценке допустимости сведений, полученных в ходе проверки сообщения о преступлениях, в том числе подследственных дознавателям, предварительное расследование которых может осуществляться в форме сокращенного дознания. О том, что процессуальный порядок собирания, проверки и, следовательно, оценки допустимости доказательств при расследовании уголовного дела в форме сокращенного дознания может отличаться от общего порядка следует из нормы части 3 статьи 226.5 УПК РФ («Особенности доказывания при производстве дознания в сокращенной форме»).
Пункт 1 названной нормы предоставляет дознавателю право «не проверять доказательства, если они не были оспорены подозреваемым, его защитником, потерпевшим или его представителем»11. В том числе могут не проверяться процессуальным путем сведения, полученные в порядке объяснения, в стадии возбуждения уголовного дела, если их достоверность не оспаривается указанными участниками (п. 2 ч. 3 ст. 226.5 УПК РФ).
Данные положения корреспондируются с нормой части 1.1 статьи 144 УПК РФ, в которой оговаривается обязанность лица, ведущего проверку сообщения о преступлении, разъяснять права и обязанности лицам, участвующим в процессуальных действиях, и обеспечивать реальную возможность реализации этих прав в той мере, в которой затрагиваются интересы данных лиц производимым действием. Норма части 1.2 статьи 144 УПК РФ предусматривает возможность использования в качестве доказательств сведений, полученных в
Терехин В.В. Допустимость доказательств по уголовно-процессуальному законодательству России, Белоруссии и Украины
Терехин В. В. Допустимость доказательств по уголовно-процессуальному законодательству России, Белоруссии и Украины
ходе проверки сообщения о преступлении независимо от формы предварительного расследования при условии соблюдения требований статей 75 и 89 УПК РФ.
Статья 89 УПК РФ запрещает использовать в доказывании результаты оперативно-разыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, которые Кодекс предъявляет к доказательствам. Таким образом, норма о возможности использования в качестве доказательств результатов процессуальных проверочных действий, если при их проведении не были ущемлены права и интересы участников, не распространяет своего действия на результаты оперативно-разыскной деятельности.
Уголовно-процессуальный кодекс Республики Белорусь вступил в действие 16 июля 1999 года и претерпел немало изменений за период своего действия, последние изменения датируются 22 сентября 2012 года. Статья 88 в части 1 называет доказательствами любые фактические данные, на основе которых должностные лица, ведущие производство по уголовному делу, устанавливают обстоятельства совершенного преступления. Представляет интерес часть 2 данной статьи, содержащая перечень допустимых источников доказательств, среди которых белорусский законодатель называет и оперативно-разыскные мероприятия. Характеризуя показания участников судопроизводства как доказательства, законодатель отмечает недопустимость тех показаний, происхождение которых нельзя установить.
В статье 101 «Материалы, полученные в ходе оперативно-разыскной деятельности» законодатель Белоруссии фактически воспроизводит российский подход, утверждая наличие у них доказательственного значения и даже потенциала источников доказательств, при условии получения их в соответствии с законодательством Белоруссии и уголовно-процессуальным законом. В статье 105 «Оценка доказательств» законодатель наличие свойства допустимости связывает с наличием трех критериев: законного органа, ведущего уголовное преследование, процессуального порядка их получения и предусмотренного законом источника. Доказательство признается недопустимым, если оно получено с нарушениями конституционных прав и свобод гражданина или требований УПК РБ, связанного с лишением или ограничением прав участников уголовного процесса или нарушением иных правил уголовного процесса.
Обращает на себя внимание организация по УПК РБ досудебного производства и прокурорского надзора за ним. Утверждение о независимости прокурора при осуществлении надзорных полномочий в досудебном производстве подкрепляется наличием у него полномочий лично производить отдельные следственные и другие процессуальные действия при санкционировании применения меры пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста по уголовному делу, находящемуся в производстве следователя, а также предваритель-
ное следствие в полном объеме в целях обеспечения всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств уголовного дела.
В контексте нормы статьи 18 «Всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств уголовного дела» и статьи 19 «Оценка доказательств по внутреннему убеждению», также утверждающей принцип объективности в оценке доказательств, УПК РБ более напоминает УПК РСФСР, к особенностям которого следует отнести более широкие возможности стороны обвинения ведения уголовного преследования при более низком уровне процессуальных гарантий защиты прав и интересов участвующих лиц.
Новый УПК Украины в части 1 статьи 84 «Доказательства» определяет их как фактические данные, полученные в предусмотренном законом порядке. В части 2 этой же статьи украинский законодатель приводит исчерпывающий перечень процессуальных источников доказательств12. В отличие от УПК РФ, Уголовный процессуальный закон Украины не только содержит статью 86 «Допустимость доказательств», в которой связывает наличие свойства допустимости доказательств с соблюдением установленного порядка их получения, но и весьма подробно в статьях 87—90 раскрывает основания и процессуальный порядок признания отдельных источников доказательств недопустимыми. Безусловный приоритет имеют права и свободы человека, существенное нарушение которых в доказывании ведет к признанию таких доказательств недопустимыми13. Обращает на себя особое внимание норма статьи 97 «Показание с чужих слов», которая предусматривает право суда признать допустимым доказательством показание с чужих слов независимо от возможности допросить лицо, которое предоставило первичные объяснения.
Но и украинский законодатель, сделав решительный шаг вперед, в решении проблемы допустимости показаний с чужих слов, все же допускает одну важную оговорку. Показание с чужих слов не может быть признано допустимым доказательством, если оно дается следователем, прокурором, сотрудником оперативного подразделения относительно объяснений лица предоставленных данному должностному лицу во время осуществления уголовного производства. Тем не менее, данная новелла принципиально отличается от категоричного запрета российского законодателя на использование показаний, источник происхождения которых неизвестен.
Следует заметить, что украинский вариант допустимости свидетельских показаний с чужих слов заметно отличается от соответствующего англосаксонского института Ьеагэеу — запрета свидетель-ствования с чужих слов. Отметим существенные изменения начального периода досудебного производства по уголовному делу. Украинский законодатель существенно деформализовал его. Теперь любое заявление о совершенном преступлении обязательно регистрируется в срок не свыше 24 ча-
сов в Едином реестре досудебных расследований. Проведение каких-либо процессуальных действий до внесения сведений в Единый реестр не допускается, единственное исключение — осмотр места происшествия.
Наиболее яркой новеллой УПК Украины, несомненно, стала глава 21 «Негласные следственные (разыскные) действия». По сути, украинский законодатель совершил революционный переворот в понятии допустимости доказательств на постсоветском пространстве. В части 2 статьи 246 УПК Украины говорится о допустимости проведения негласных следственных (разыскных) действий в отношении лица, совершившего преступление, или для установления иных обстоятельств преступления, если эти сведения невозможно получить иным способом, а также о допустимости использования результатов таких действий в доказывании наряду с результатами обычных следственных действий. Данной нормой украинский законодатель фактически опровергает и советский и российский процессуальный догматизм в вопросе незыблемости уголовно-процессуальной формы доказывания. Еще предстоит осмыслить и оценить введение в украинское судопроизводство нового участника — следственного судью, а также нормативное дозволение производить негласные следственные действия как следователям, так и уполномоченным оперативным подразделениям. Однако уже сейчас понятно, что украинский законодатель ушел далеко вперед российского и особенно белорусского законодателей в вопросе деформализации доказывания и возможностей осуществления эффективного уголовного преследования.
Российский уголовно-процессуальный закон в отличие от украинского и белорусского выглядит более эклектичным, непоследовательным в своем развитии. Если украинский закон явно тяготеет к европейской модели процессуального законодательства, то белорусский в значительной мере напоминает советский уголовно-процессуальный закон.
Российский уголовно-процессуальный закон, сделав в 2002 году достаточно решительный шаг в направлении «новой философии» уголовного судопроизводства, по мнению части процессуалистов, в последние годы демонстрирует регресс и во-многом вернулся на исходные рубежи. Если бы не новеллы марта 2013 года, то сходство с УПК РБ и советским уголовным процессом было бы еще зна-
чительнее. Отдельные процессуальные институты, такие как производство дознания в сокращенной форме, выглядят недостаточно продуманными и вызывают обоснованные сомнения практиков в своей жизнеспособности. Тем не менее, если о некоторых результатах применения УПК РБ можно судить по достаточно низкому уровню преступности, коррупции, то результаты применения нового УПК Украины и обновленного УПК РФ еще только предстоит оценить.
Примечания
1. Dunning T.J. Trade’s Unions and Strikes. London, 1860. C. 35—36. Цит. по: Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. М., 1955—1981. Т. 23. С. 770.
2. Экс-министр финансов РФ, подозреваемый в мошенничестве, был задержан во Франции. URL: http://ria. ru/trend/Kuznetsov_arrest_06072013/
3. Законодательство стран СНГ. УПК Белорусской ССР. WEB-ВЕРСИЯ. URL: http://base.spinform.ru/show_doc.fwx? rgn=27055
4. См.: Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР. М., 1995. С. 109.
5. См.: Уголовно-процессуальный кодекс Украинской ССР: научно-практический комментарий / В.Г. Белоусенко, Ю.М. Грошевой, А.Я. Дубинский [и др.]; отв. ред. П.Г. Цупренко. Киев, 1984. С. 103.
6. См.: Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР. М., 1995. С. 122.
7. Аксиома (др.-греч. аф'ш^а — утверждение, положение), постулат — исходное положение какой-либо теории, принимаемое в рамках данной теории истинным без необходимости доказательства и лежащее в основе доказательства других ее положений. См.: Философия. Энциклопедический словарь / под ред. А.А. Ивина. М., 2004. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BA%D1%81% D0%B8% D0%BE%D0% BC%D0% B0
8. URL: http://law7.ru/base18/part5/d18ru5087.htm
9. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР. URL: http ://base. consultant. ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base= LAW;n=34685;fld=13;dst=100543;rnd=0.0317526227723669
10. URL: http://www.rg.ru/2013/03/06/upk-dok.html
11. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: текст с изменениями и дополнениями на 1 апреля 2013 г. М., 2013. С. 124.
12. Уголовный процессуальный кодекс Украины. Харьков. 2012. С. 50.
13. Уголовный процессуальный кодекс Украины. Харьков. 2012. С. 51.
Терехин В.В. Допустимость доказательств по уголовно-процессуальному законодательству России, Белоруссии и Украины
