CC BY
163
Сенькина Жанна Сергеевна Sen’kina Zhanna Sergeevna
соискатель кафедры уголовного процесса
Нижегородская академия МВД России (603144, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3)
competitor of chair of criminal procedure
Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoye shosse, Nizhny Novgorod, 603144)
E-mail: kadrosnn@gmail.com
Реформа уголовного процесса и активность суда The reform of the criminal process and the activity of the court
В статье автор рассматривает возможные варианты In the article, the author examines the options for reform-
реформирования российского уголовного процесса че- ing the Russian criminal activity through the prism of the court рез призму активности суда в доказывании по уголовным process, proof in criminal cases. делам.
Ключевые слова: уголовный процесс, реформа, суд. Keywords: criminal process, reform, court.
Неоднозначные результаты затянувшейся реформы отечественного уголовного судопроизводства являются действенным катализатором и без того весьма напряженной дискуссии относительно адекватности формы российского уголовного процесса тем реалиям общественных отношений, которые сложились в социуме. По мнению А.С. Александрова, «итогом двадцатилетнего реформирования уголовного судопроизводства стал правовой механизм, беспомощный в борьбе с глобальной коррупцией и расхищением национальных (природных) богатств...» [1, c. 100—118]. Часть процессуалистов [2] полагает, главная причина неэффективности российского уголовного процесса, его неспособности адекватно противодействовать наиболее опасным видам преступности заключается в следственном (по типу организации) характере досудебного производства и недостаточной состязательности судопроизводства. Насколько справедлива и обоснована позиция о том, что следственное досудебное производство оказывает постоянное, негативное воздействие на состязательные основы судебной части процесса и неуклонно ведет к деградации состязательности в суде? В качестве основных негативных проявлений такой ситуации эти процессуалисты называют: отсутствие равенства возможностей сторон отстаивать свои интересы в доказывании (и, соответственно, обвинительный уклон суда); несправедливость, неправосудность решений по существу дела. Усугубляет проблему, подчеркивают они, явная выраженная тенденция законодателя и далее корректировать процессуальную форму судопроизводства в направлении от «состязательности» к «инквизицион-ности», что равнозначно дрейфу от демократии к
авторитаризму. Предлагаемые решения озвученной проблемы весьма радикальные и при этом разновекторные. Один из вариантов раскрывается в предложении отказаться от досудебного производства следственного типа и легализовать в досудебных стадиях состязательные процессуальные институты, в том числе предоставить стороне защиты равные с обвинением возможности по осуществлению доказывания. В качестве примера «правильно» организованного состязательного судопроизводства предлагается англосаксонский вариант организации уголовного процесса. Другой вариант ориентирован на реформирование отечественного уголовно-процессуального законодательства по примеру украинской реформы уголовного судопроизводства. Однако современный украинский уголовный процесс не отказался от досудебного этапа производства по уголовным делам. Несмотря на существенную деформализацию начального этапа производства по уголовному делу (фактическое отсутствие стадии возбуждения уголовного дела), следственные начала в целом не ослабли, а благодаря новелле о негласных следственных (разыскных) действиях, по нашему мнению, усилились [3].
Заслуживает внимания и позиция А.И. Трусова, связывающая неуспех судебной реформы (в том числе и реформы уголовного судопроизводства) с забвением, игнорированием положительного опыта отечественной юридической доктрины и практики, прежде всего позитивных достижений судебной реформы 1864 года и начального периода построения советской судебно-правовой системы 1922— 1924 годов. Начинать надо с построения «настоящей судебной власти», полагают сторонники этой точки зрения, которая немыслится ими без таких
Сенькина Ж.С. Реформа уголовного процесса и активность суда
Сенькина Ж.С. Реформа уголовного процесса и активность суда
важных компонентов, как Высший совет судебной власти, судебная полиция и без которых «...суды остаются похожи на «инвалидов», у которых нет ни рук, ни ног» [4].
В результате крупнейшей в истории России судебной реформы 1864 года на смену инквизиционному (и обвинительному) процессу пришел процесс нового типа, основывающийся на принципах: гласности, состязательности, устности и бессословности судопроизводства; отправления правосудия только судом,независимости суда, несменяемости и самостоятельности судей. Состоялось отделение судебной функции от обвинительной, а защита стала обладать одинаковыми правами с обвинением в судебном исследовании обстоятельств дела. Были утверждены суды присяжных и институт присяжных поверенных и т. д. Но и тогда и сейчас вызывает споры вопрос об активности суда в доказывании. И.Я. Фойницкий полагал, что активность российского суда состоит в его обязанности употребить все средства, имеющиеся в его распоряжении, для полного разрешения дела [5, с. 65]. Необходимость активности суда в пореформенном уголовном процессе признавал и С.И. Викторский, полагавший, что состязательность имеет место лишь в судебных прениях [6, с. 71—72]. Иную позицию занимали П.И. Люблинский [7, с. 2] и В.М. Гессен [8, с. 3—4], полагавшие, что суд должен быть пассивен, ввиду того что в состязательном судопроизводстве инициатива суда в руках сторон. Поскольку русский пореформенный уголовный процесс (1864 г) частично основывался на французской модели судопроизводства, то и вопрос об активности суда является принципиально важным для характеристики процессуальной формы. Отметим, что по Уставам уголовного судопроизводства (УУС) 1864 года у суда имелось в распоряжении достаточно активных, дискреционных полномочий. Например, мировой судья согласно пункту 3 статьи 42 УУС приступал к разбирательству дела независимо от наличия жалоб, если непосредственно усматривал преступные действия, подлежащие преследованию. А согласно статье 101 УУС мировой судья был вправе по собственному усмотрению предлагать свидетелям, обвинителю и обвиняемому вопросы, необходимые для устранения противоречий в показаниях, либо для разъяснения дела. Таким образом, русский уголовный процесс, организованный по УУС 1864 года, характеризовался весьма активной позицией суда.
В советском уголовном судопроизводстве суд также занимал весьма активную позицию в доказывании. Второй декрет «О суде» от 7 марта 1918 года, принятый Всероссийским центральным исполнительным комитетом (ВЦИК) в дополнение первого декрета, отменившего все старорежимные учреждения судопроизводства, в статьях 8 и 14 сообщал, что разбирательство по уголовным делам может происходит по нормам судебных уставов 1864 года, не отмененных декретами ЦИК и СНК и не противоречащих социалистическому правосознанию трудящихся [9]. При этом особо подчеркивалась полная
свобода внутреннего убеждения суда, обладающего правом неприменения устарелых или буржуазных законов, но обязанного в этом случае указать мотивы такого решения в приговоре. Важнейшее значение для проверки и оценки допустимости доказательств по новому законодательству имела статья 14 упомянутого декрета, в которой утверждалось, что «.в отношении доказательств суд не стеснен никакими формальными соображениями и от него зависит, по обстоятельствам дела, допустить те или иные доказательства» [9]. В статье 36 декрета «О суде» № 2 особо подчеркивалось, что суду надлежит руководствоваться соображениями справедливости при разрешении дела и не ограничиваться формальными предписаниями законов [9]. Несмотря на имевшие место серьезные нарушения прав личности в уголовном судопроизводстве того периода, около 10% приговоров были оправдательными, что является еще одним подтверждением активности суда в судопроизводстве того исторического периода.
Еще один масштабный проект под названием «Концепция комплексной организационноуправленческой реформы правоохранительных органов РФ» обнародовал комитет гражданских инициатив [10, с. 1—4]. Данная концепция, разработанная сотрудниками Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге, предлагает глубокое (хотя и постепенное) трансформирование досудебного производства, результатом которого станет слияние оперативной и процессуальной деятельности, ее деформализация. При этом предполагается развитие состязательных начал в досудебном производстве посредством признания доказательственного значения за результатами адвокатского познания [10, с. 50—53]. Авторы концепции дают понять о намерении ограничить активность суда в части его взаимодействия с прокуратурой, поскольку полагают отсутствие независимости судебной власти одной из наиболее важных проблем, обусловивших саму разработку концепции [10, с. 19].
Такие различные и бескомпромиссные позиции, относительно оценки состояния отечественного уголовного процесса, его сущности и путей реформирования, разделяемые весьма серьезными и уважаемыми учеными, требуют внимательного и взвешенного анализа. Предваряя его, сделаем принципиально важную оговорку о том, что не причисляем себя к противникам состязательности и демократии. В целом разделяя убеждение, что демократическая организация государственного и общественного устройства имеет множество недостатков, но ничего лучшего человечество пока не выработало, и, полагая применимость (опять же в общем смысле) данной формулы к состязательной форме судопроизводства, все же считаем необходимым рассмотреть этот вопрос подробнее.
Как известно, в чистом виде следственный, как и состязательный, тип судопроизводства существует только в теории. На практике мы наблюдаем изоморфизм любого типа уголовного судопроиз-
водства, который еще более индивидуализируется за счет национальной специфики (политического режима, текущего состояния экономики, обычаев, традиций). В то же время нельзя не замечать явных процессов конвергенции ведущих правовых систем современности, нарастающего процесса интеграции в рамках международного сотрудничества по уголовным делам. В данном контексте очевидна бесперспективность попыток теоретического обоснования возможного полного подавления следственных начал в состязательном судопроизводстве, равно как и состязательных в следственном. Высказываемые опасения возврата к инквизиционному судопроизводству в архаичной форме нам кажутся искусственными, обоснованными скорее «задором» полемики, чем рациональными соображениями. Соответственно, аргументы о неизбежном и необратимом порабощении судопроизводственной «состязательности» «агрессивными» следственными институтами досудебного судопроизводства, по нашему мнению, не являются убедительными и корректными. Помня о бинарности принципов уголовного судопроизводства, полагаем, что сочетание разнотипных процессуальных институтов и даже исходных начал в национальных правовых системах явление вполне закономерное, а не экстраординарное. Например, украинский законодатель, несмотря на все новации, по-прежнему утверждает в качестве базового понятия доказательств фактические данные. Такое понятие доказательства являлось краеугольным камнем советской официальной уголовно-процессуальной доктрины. Вероятно, поэтому разработчики УПК РФ, возвестив в 2001 году о наступлении эры «новой философии уголовного процесса» отказались от этого понятия, пояснив в статье 74, что отныне доказательствами являются «любые сведения». В свою очередь английский законодатель предпринимает регулярные попытки кодификации уголовного и уголовно-процессуального законодательства [11, с. 49—62]. Тем не менее следует признать очевидное: воля политической и экономической «элиты», направляющая руку законодателя в собственных корпоративных интересах, временами «разбавляемая» стремлением удовлетворить социальный запрос социума на обеспечение безопасности жизнедеятельности и устойчивости правопорядка, привели к очевидной эклектике разнотипных процессуальных институтов [12] в отечественном уголовном процессе. В данном контексте следует, безусловно, согласиться с тем мнением, что уголовное судопроизводство нуждается в продуманной, системной модификации уголовно-процессуального права и судопроизводства. Насколько обоснована рекомендация воспользоваться готовыми юридическими моделями и механизмами западных демократий? Какая модель предпочтительнее — стран «общего» (англосаксонского) права или континентального (романогерманского)? Следует напомнить, что попытки механистического переноса англосаксонской фор-
мы судопроизводства на почву континентального (французского) и азиатского (индийского) права хорошо известны науке уголовного процесса, как и причины, по которым эти эксперименты потерпели фиаско. Опасность попыток искусственной (а равно насильственной) имплементации иностранных (англосаксонских) вариантов организации досудебной состязательности, утверждение пассивного положения суда в российском судопроизводстве, по нашему мнению, недооценивается авторами проектов реформ. Очевидное различение структуры западного и российского социумов, самобытность генезиса общественных формаций (члены одной отдают предпочтение традиционным ценностям, другой — либеральным) делают малопригодным англосаксонский формат судопроизводства для российской правовой действительности.
Следует ли предпочесть европейский вариант формы уголовного судопроизводства и реформировать отечественный уголовный процесс по примеру украинского? В данном вопросе торопиться не следует, поскольку любая реформа дестабилизирует обстановку в правоохранительных органах, разрушает горизонтальные связи между субъектами уголовного процесса и ослабляет взаимодействие между ними. В этом аспекте поддержим тезис В. Терехина, о том, что украинскому уголовному судопроизводству (как и реформируемому российскому) еще предстоит доказать свою эффективность [13, с. 117—121]. Некоторые выводы можно будет сделать, проанализировав сведения о применении нового уголовно-процессуального законодательства в Украине.
Проблему неэффективности деятельности государственных органов исполнительной власти, осуществляющих уголовное преследование, мы видим не в следственной организации досудебного производства, а в искусственном, политически мотивированном ограничении их деятельности. В ходе интервьюирования на условиях анонимности отдельные сотрудники и руководители низшего звена органов, осуществляющих оперативно-разыскную деятельность, подтверждали, что подвергаются административному давлению с целью воспрепятствования изобличению преступников, «близких» к власти или являющихся ее частью. Вопрос, от которого зависит эффективность уголовного преследования, состоит в обеспечении подлинной независимости, самостоятельности органов и должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, от властного диктата. В аналогичном положении находятся и суды [14]. Другой острой проблемой, дискредитирующей судебную власть, Д.А. Медведев назвал коррупцию в ее системе [15]. Обратная сторона проблемы — безопасность личности и надлежащий уровень защищенности ее интересов. Ее решение непосредственно связано с проблемой активности суда.
Активность суда следует рассматривать как типологический признак уголовно-процессуальной формы, пределы действия которого обусловливают дрейф процессуальной формы судопроизвод-
Сенькина Ж.С. Реформа уголовного процесса и активность суда
Сенькина Ж. С. Реформа уголовного процесса и активность суда
ства от следственной к состязательной и обратно. Направление вектора активности суда и определяет характер смещения процессуальной формы (изоморфной, как было нами ранее установлено) к большей «следственности» или «состязательности». Вектор задается характером отношений судебной власти с другими ветвями власти и объемом дискреционных полномочий, которые законодатель заложил в позитивных нормах уголовно-процессуального закона. Полагаем, что позитивные нормы УПК РФ изначально позволяли и сейчас позволяют суду осуществлять вполне состязательное, справедливое судебное разбирательство. Для этого суду необходимо активно реализовывать свой процессуальный статус в целях защиты прав и законных интересов участвующих лиц. Настоящая, а не мнимая независимость суда может обеспечивать справедливое, всестороннее судебное разбирательство в каждой стадии процесса. Для этого имеются в наличии все необходимые инструменты: демократическая система принципов судопроизводства (принципы законности, свободы оценки доказательств, уважения прав личности и т. д.), процессуальные институты судебного контроля, недопустимых доказательств и т. д. Тем не менее суды не склонны широко использовать эти процессуальные инструменты в ущерб публичным интересам, даже если имеются достаточные основания. Низкая активность суда в доказывании проявляется, прежде всего, в недостаточном обосновании и мотивировании судом собственных процессуальных решений. В ряде случаев такая ситуация обусловливается позицией стороны, подающей соответствующее ходатайство. Недостаточно обоснованное, мотивированное постановление стороны обвинения о возбуждении ходатайства перед судом о проведении следственного (процессуального) действия, ограничивающего конституционные права граждан, может быть отклонено судом на основании нормы части 4 статьи 7 УПК РФ, либо удовлетворено на основании формальных признаков (тяжесть инкриминируемого преступления, характеристика личности и т. п.) или суд в рамках судебного заседания предпримет активные действия по исследованию имеющихся доказательств (оценке их допустимости и достаточности для разрешения проведения требуемого действия) и получению новых доказательств. Последний вариант активного поведения суда отчасти ограничен предписаниями постановления Пленума Верховного Суда: не входит в вопросы доказанности фактических обстоятельств дела и оценки доказательств при осуществлении оперативного судебного контроля [16]. Может ли активная позиция суда в части обнаружения достаточных оснований принятия положительного решения (в целях удовлетворения ходатайства стороны обвинения) расцениваться как обвинительный уклон или негативное проявление инквизиционностидосудебного судопроизводства? Только отчасти. Обвинительный уклон будет присутствовать в случае необоснованного, «автоматического» согласия суда с пози-
цией обвинения и/или при игнорировании доводов стороны защиты. Если же суд, не удовлетворенный содержанием постановления (а оно, как говорит законодатель в ч. 4 ст. 7 УПК РФ, должно быть законным, обоснованным и мотивированным), обоснует свое решение иными аргументами, выходящими за пределы аргументации обвинения, и эти аргументы будут вполне исчерпывающими и убедительными, то речь об обвинительном уклоне вести нельзя. В таком случае активность суда направлена на обеспечение законных интересов потерпевшего, на всестороннее и объективное установление всех обстоятельств совершенного преступления, что соответствует принципиальной норме статьи 6 УПК РФ и ряду норм Конституции РФ. Тут следует отметить наличие методологической связки: следственного досудебного производства с целью доказывания, реализуемого судом и стороной обвинения, которое состоит в установлении материальной истины и первоочередном назначении уголовного процесса — быть на страже интересов потерпевших. Негативным обстоятельством здесь является фактическое восполнение судом недоработки обвинения, что имеет несомненное отрицательное значение, ибо способствует воспроизводству таких ситуаций. Нельзя не признать наличие зависимости между активностью суда, восполняющей пробелы предварительного расследования, и качеством работы тех самых должностных лиц органов предварительного следствия и дознания, ведущих производство по уголовному делу. Поэтому принятие судом другого решения, формально соответствующего норме части 4 статьи 7 УПК РФ и позиции, сформулированной Верховным Судом в упомянутом постановлении Пленума, вполне законное и допустимое. Какое же решение суда будет действительно правильным? В этом вопросе решение должно быть оставлено на усмотрение суда. Только он сможет решить, насколько опасным является данное преступление и следует ли предпринять активные действия для получения требуемых доказательств или ситуация не позволяет восполнить своей активностью недоработку обвинения и следует отказать в удовлетворении ходатайства.
Вряд ли есть основания сомневаться в том, что действительные причины «неправильного» функционирования отдельных процессуальных институтов находятся на уровне методологии, принципов организации деятельности. Активность суда и наличие дискреционных полномочий позволяют скомпенсировать значительную часть недостатков нормативного регулирования, и наоборот, недостаток активности суда усиливает отрицательное действие иных процессуальных институтов. Активность суда являлась и является важнейшим фактором уголовно-процессуальной формы доказывания, который всегда присутствовал в уголовном процессе России, на любом этапе его исторического развития и не зависел от типа уголовного процесса. Причины такой устойчивости еще предстоит исследовать.
Примечания
1. Александров А.С. Новое — буржуазное уголовное и уголовно-процессуальное право России // Классическая и постклассическая методология развития юридической науки: сборник научных трудов. Минск, 2013.
2. Послевкусие от обсуждения проблем института судебных допросов с омскими коллегами и не только этих проблем (по диссертации: Конева С.И. Судебные допросы в уголовном процессе: доказательственное значение и порядок проведения: дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 2013). 11Р1_: http://www.iuaj.net/node/1398
3. Уголовный процессуальный кодекс Украины. Серия: Законы Украины. Харьков, 2012.
4. Трусов А.И. Возрождение в России судебной власти на основе опыта Судебной реформы 1864 года. 11Р_: http://www.iuaj.net/node/909
5. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1902. Т. 1.
6. ВикторскийС.И. Русский уголовный процесс. М., 1997.
7. Люблинский П.И. Суд и права личности // Судебная реформа. 1915. Т. 2.
8. Гессен В.М. О судебной власти // Судебная реформа. 1915. Т. 1.
9. О суде: декрет ВЦИК от 7 марта 1918 года № 2. 11Р_: http://base.consultant.ru/ cons/cgi/online
10. Концепция комплексной организационно-управ-
ленческой реформы правоохранительных органов РФ. иР_: http://www.enforce.spb.ru/images/Issledovanya/IR__
KGI_Reform_final_11.13.pdf
11. Гуценко К.Ф., Головко Л.В., Филимонов Б.А. Уголовный процесс западных государств. 2-е изд., доп. и испр. М., 2002.
12. Например, институт возвращения уголовного дела прокурору для устранения препятствий его рассмотрения судом (в его последней редакции, с учетом правовой позиции Конституционного Суда РФ от 2 июля 2013 года № 16-П «По делу Гадаева») и процессуальные институты сокращенного дознания и судебного разбирательства.
13. Терехин В.В. Допустимость доказательств по уголовно-процессуальному законодательству России, Белоруссии и Украины // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. Н. Новгород, 2013. № 23.
14. Милашина Е. Поступок и последствия (судью Абу-бакарова, попытавшегося отстоять фундаментальный принцип независимости, осудили чеченские коллеги). UR_: http://www.novayagazeta.ru/inquests/61195.html
15. Д. Медведев пообещал разобраться с коррупцией в судах. UR_: http://top.rbc.ru/society/20/01 /2011 /530821^МтН
16. О практике рассмотрения судами жалоб в порядке статьи 125 УПК РФ: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2009 года № 1 (в ред. постановлений Пленума Верховного Суда РФ от 23.12.2010 № 31, от 09.02.2012 № 3). UR_: http://client.consultant.ru/8F574AC8 89506CD20B23054A43AA7D79/ivdoc/
Notes
1. AlexandrovA.S. New-bourgeois criminal and criminal-procedure law Russia // Classic and postklassicheskaya development of legal science methodology: collection of scientific papers. Minsk, 2013.
2. The aftertaste from the discussion of judicial interrogation with Omsk colleagues and not only these problems (for theses: Koneva S.I. Judicial questioning in criminal proceedings: procedure for holding and probative value: dissertation... candidate of legal sciences. Omsk, 2013). URL: http://www. iuaj.net/node/1398
3. The Criminal procedural code of Ukraine. Series: The Laws of Ukraine. Kharkov, 201 2.
4. Trusov A.I. Rebirth in Russia of the judiciary based on the experience of the 1864 judicial reform. URL: http://www. iuaj.net/node/909
5. Foinitsky I.Y. Course of criminal proceedings. St. Petersburg, 1902. V. 1.
6. VictorskiyS.I. English criminal trial. Moscow, 1997.
7. Lublinskiy P.I. Court and individual rights // Judicial reform. 1915. V. 2.
8. Hessen V.M. On judiciary // Judicial reform. 1915. V. 1.
9. On trial: the decree of VCIK from March 7, 1918 № 2. URL: http://base.consultant.ru/ cons/cgi/online
10. The concept of integrated organizational and managerial reform law enforcement bodies of Russia/ URL: http:// www.enforce.spb.ru/images/Issledovanya/IRL KGI Reform final_11.13.pdf
11. Gucenko K,. Golovko L., Filimonov A. Criminal process of western states. 2 ed. and IDMS. Moscow, 2002.
12. For example, the Institute for the return of the criminal case to the prosecutor for the Court’s consideration of obstacles (in the wording of later regulations, subject to the legal position of the Constitutional Court of the Russian Federation from 02.07.2013 № 16-p «Gadaev») and procedural institutions reduced the inquiry and trial.
13. Terekhin V.V. Admissibility of evidence in criminal procedure legislation of Russia, Belarus and Ukraine // Legal science and practice: Journal of Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia. 2013. № 23.
14. Milashina E. Deed and consequence (judge to arrest, attempted to defend the fundamental principle of independence, condemned the chechen colleague). URL: http://www. Novaya Gazeta.ru/inquests/61195.html
15. Dmitry Medvedev promises to look into corruption in courts. URL: http://top.rbc.ru/society/1/20/2011/530821. shtml
16. On the practice of examination by courts of complaints in accordance with article 125 of the Code of criminal procedure: the decision of Plenum of Supreme Court of the Russian Federation of February 10, 2009 № 1 (as amended by the decisions of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation from 23.12.2010 № 31, from 09.02.2012 № 3). URL: http://client.consultant.ru/8(F)574AC889506CD20(B)2 3054(A)43AA7(D)79/ivdoc/
Сенькина Ж.С. Реформа уголовного процесса и активность суда
