CC BY
81
Терехин Владимир Вячеславович Teryekhin Vladimir Vyacheslavovich
кандидат юридических наук, докторант кафедры уголовного процесса
Нижегородская академия МВД России (603144, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3)
candidate of sciences (law), doctoral candidate of the department of criminal procedure Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoye shosse, Nizhny Novgorod, 603144)
E-mail: [email protected]
Проблематика допустимости доказательств в контексте последних изменений уголовно-процессуального законодательства
Problems of admissibility of evidence in the context of the latest changes
of criminal procedure legislation
В статье рассматривается проблематика допустимости доказательств в контексте последних изменений уголовно-процессуального законодательства, регулирующего досудебное производство, и правовой позиции Конституционного суда РФ, сформулированной в постановлении № 16-П от 2 июля 2013 года.
Ключевые слова: проблематика допустимости, досудебное производство.
The paper considers problems of admissibility of evidence in the context of the latest changes of criminal procedure legislation, which regulates pre-trial procedure and RF Constitutional Court’s legal proposition formulated in the decision № 16-P dated July 2, 2013.
Keywords: problems of admissibility, pre-trial procedure.
Федеральным законом от 4 марта 2013 года № 23-Ф3 «О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации»^ были внесены существенные поправки в процессуальный порядок проверки сообщений о преступлениях, предусмотренный статьей 144 УПК РФ. В числе прочих изменений следует отметить введение в действие главы 32.1 «Дознание в сокращенной форме» и отказ законодателя от обязательности участия понятых в ряде следственных действий.
Неоднозначность нововведений отмечалась специалистами еще до вступления их в действие и уже подтверждена практикой судопроизводства. Например, применение сокращенного дознания остается редким явлением в досудебном производстве ввиду высокой степени риска возвращения уголовного дела прокурором или судом по ходатайству сторон или по собственной инициативе для проведения дознания в обычном порядке. Такое положение вещей в целом не только результат несовершенства юридической конструкции института сокращенного дознания и очевидной эклектичности ряда процессуальных институтов судопроизводства, а также вмешательства Конституционного суда РФ в сферу нормативного регулирования уголовного судопроизводства, по-
средством формулирования очередной собственной правовой позиции [2].
Расширение законодателем перечня процессуальных действий, проведение которых допускается до возбуждения уголовного дела, фактически устранило дискуссию о допустимости/целесообразности осуществления доказывания до возбуждения уголовного дела. Теперь уже нет сомнений в том, что существенная часть доказательств может (и будет) формироваться до возбуждения уголовного дела. Следовательно, прежнее значение процессуального акта возбуждения уголовного дела как отправной точки процессуальной деятельности по уголовному делу подвергнуто сомнению самим законодателем. Позитивное значение увеличения процессуальных возможностей должностных лиц, ведущих проверку сообщений о преступлениях, заключается в возможности принятия ими более обоснованного решения о возбуждении или об отказе в возбуждении уголовного дела, а так же в повышении результативности собирания доказательств «по горячим следам». Негативный момент усматривается в дисбалансе прав непрофессиональных участников стадии возбуждения уголовного дела. Обеспечение и защиту их законных интересов законодатель возложил на должностных лиц органов дознания и предварительного следствия. Перманентная опасность невыполнения данного
Терехин В.В. Проблематика допустимости доказательств в контексте последних изменений уголовно-процессуального законодательства
Терехин В.В. Проблематика допустимости доказательств в контексте последних изменений уголовно-процессуального законодательства
нормативного предписания следователями и дознавателями в требуемом объеме обусловлена субъективностью их усмотрения, доминированием публичного интереса, применением иных, непроцессуальных правовых норм (в том числе норм федеральных законов «О полиции», «Об оперативно-розыскной деятельности», Кодекса РФ об административных правонарушениях, ведомственных нормативных актов). Это обстоятельство делает закономерным рост жалоб на незаконность действий этих должностных лиц и, соответственно, увеличение ходатайств защиты о признании результатов проверочных действий недопустимыми доказательствами. Принимая во внимание нормативное предписание законодателя должностным лицам, ведущим проверку сообщений о преступлениях, обеспечивать защиту интересов лиц, участвующих в проверочных действиях, нельзя отрицать возникновение проблемы методологического характера в вопросе о сущности и содержании критерия допустимости доказательств, при получении которых были допущены нарушения требований УПК РФ и иных нормативных правовых актов. Кроме того, актуален вопрос о критериях, которыми руководствовался законодатель, разрешив производить одни процессуальные (в том числе следственные) действия до возбуждения уголовного дела и не разрешив другие. Наиболее существенным нововведением стал новый «согласительный» подход к оценке допустимости доказательств, полученных до возбуждения уголовного дела и в ходе сокращенного дознания. Этот подход представляет собой симбиоз формальной идеи оценки доказательств (формальное условие допустимости — согласие сторон) и идеи оценки по внутреннему убеждению (проявляется в свободе формулирования своей позиции каждой из сторон, на основе свободы внутреннего убеждения). Таким образом, законодателем сделана заявка на утверждение по сути новой идеи оценки доказательств — на основе договоренности, соглашения сторон. В контексте состязательного характера судопроизводства такой подход вполне оправдывает себя. И прежнее формально-юридическое понимание свойства допустимости уголовно-процессуальных доказательств, и его оценка становятся неактуальными.
Однако в выстроенную законодателем конструкцию оценки допустимости доказательств вмешался Конституционный Суд РФ, объяснивший свой интерес и основанную на нем правовую позицию (фактически дезавуировав позитивный замысел законодателя презюмировать допустимость доказательств без какой-либо их проверки и оценки ввиду отсутствия спора сторон в данном вопросе) защитой интересов лиц, потерпевших от преступления. Следует сказать, что в преимущественно публичном по характеру отечественном уголовном процессе интересы стороны обвинения отождествляются с публичными интересами, при этом частные интересы потерпевшего не всегда принимаются во внимание. И вот Конституционный Суд РФ в
своем Постановлении от 2 июля 2013 года № 16-П сообщил, что «...продолжение рассмотрения дела судом после того, как им были выявлены допущенные органами предварительного расследования процессуальные нарушения, которые препятствуют правильному рассмотрению дела и которые суд не может устранить самостоятельно, а стороны об их устранении не ходатайствовали, приводило бы к постановлению незаконного и необоснованного приговора и свидетельствовало бы о невыполнении судом возложенной на него Конституцией Российской Федерации функции осуществления правосудия» [2]. В соответствии с этой правовой позицией Суд, установив существенные процессуальные нарушения норм уголовно-процессуального закона, совершенные должностными лицами органов дознания и предварительного следствия, вправе принимать все предусмотренные уголовно-процессуальным законом меры по их устранению (с целью восстановления нарушенных прав) для всестороннего и объективного рассмотрения и разрешения дела по существу. Таким образом, Конституционный Суд РФ изменил содержание нормы части 1 статьи 237 УПК РФ, легализовав право суда возвратить уголовное дело прокурору для устранения существенных нарушений уголовно-процессуального закона, в том числе со стадии судебного разбирательства. Наличие у стороны обвинения возможности устранить существенные нарушения уголовно-процессуального закона,которые выявил суд в ходе судебного разбирательства, а также изменить обвинение в сторону ухудшения положения подсудимого, ущемляет принцип состязательности и равноправия сторон. Свойство допустимости доказательств в таком случае утрачивает свое значение строгого формального критерия законности его получения и императива лишения юридической силы у доказательств, полученных с существенными нарушениями требований УПК РФ. Полагаем, что позиция Конституционного Суда РФ снизит процент отмененных или измененных судебных решений на основании положений статьи 389.17 «Существенные нарушения уголовно-процессуального закона», поскольку предоставляет стороне обвинения возможность выявить допущенные нарушения с помощью суда и не только устранить их, но скорректировать обвинение в сторону ухудшения положения обвиняемого.
Вместе с тем, в научной повестке дня вновь обозначился вопрос о существенности нарушений и способах их устранения. Отметим, что в отечественной науке уголовного процесса позднесоветского периода проблематика дифференциации нарушений уголовно-процессуального и иного законодательства достаточно подробно исследована. В следующий период развития отечественной науки уголовного процесса, связанный с вступлением в действие УПК РФ, опорными точками исследователей стали норма части 2 статьи 50 Конституции РФ, запрещающая использование при осуществлении правосудия доказательств, полученных с нару-
шениями федерального закона, и принципиальная норма части 3 статьи 7 УПК РФ, предписывающая признавать недопустимыми доказательства, при получении которых суд, прокурор, следователь, орган дознания или дознаватель допустили нарушения норм уголовно-процессуального закона. А также данное в пункте 16 Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» от 31 октября 1995 года № 8 определение допустимости, в котором обращалось внимание судов на то, что «доказательства должны признаваться полученными с нарушением закона, если при их собирании и закреплении были нарушены гарантированные Конституцией РФ права человека и гражданина или установленный уголовно-процессуальным законодательством порядок их собирания и закрепления, а также если собирание и закрепление доказательств осуществлено ненадлежащим лицом или органом, либо в результате действий, не предусмотренных процессуальными нормами» [3, с. 3—4].
Очевидность того факта, что не любое нарушение должно повлечь недопустимость доказательства, обусловило многочисленные российские научные исследования самого понятия нарушений и их классификации с целью выделения такой группы нарушений, при совершении которых утрата юридической силы доказательствами становится очевидной и неизбежной. Из нормы статьи 17 УПК РФ «Свобода оценки доказательств» следует безусловный вывод о том, что только суд вправе признать какое-либо доказательство не имеющим свойства допустимости ввиду нарушения норм УПК РФ в ходе судопроизводства. Исключением из данного принципа является положение пунктов 1, 2 части 2 статьи 75 УПК РФ, априори утверждающей отсутствие юридической силы у показаний подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего и свидетеля при наступлении условий, оговоренных законодателем, независимо от внутреннего убеждения суда. Наиболее бескомпромиссную точку зрения озвучил В.М. Савицкий, считавший, что недопустимо использование доказательств, полученных с любыми процессуальными нарушениями закона, независимо от характера этих нарушений [4, с. 47]. Г.М. Миньковский, И.Б. Михайловская, А.А. Эйсман разделяли нарушения уголовно-процессуального законодательства на существенные и несущественные. Названные авторы «Теории доказательств в советском уголовном процессе» справедливо полагали, что «нарушения закона, которые могут быть скомпенсированы, а последствия — устранены, в дальнейшем доказывании — несущественные. Нарушения закона следует считать существенными, если они не поддаются фактическому восполнению, а последствия — нейтрализации» [5, с. 245]. Между этими крайними точками зрения на проблематику допустимости доказательств, полученных с нарушениями требований УПК РФ, располагались другие многочисленные варианты решения про-
блемы. Так, В.В. Золотых полагал, что нарушения прав и свобод человека и гражданина, касающиеся неприкосновенности жилища, тайны переписки или затрагивающие иные права человека, при доказывании столь существенны, что их совершение при проведении доказывания, безусловно, приводит к недопустимости доказательств [6, с. 7]. Иную точку зрения отстаивал Я.О. Мотовиловкер, полагавший, что существенность нарушений обусловлена их последствиями в виде отмены приговора, вследствие его незаконности и необоснованности [7, с. 55—57]. Ю.В. Кореневский полагал, что существенными являются нарушения, влияющие на достоверность информации, которые не могут быть устранены или восполнены процессуальными средствами [8, с. 34]. И Верховный Суд РФ в пункте 14 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 5 марта 2004 года № 1 разделил нарушения закона на существенные и несущественные. В свою очередь, существенные нарушения он подразделил на устранимые и неустранимые. Процесс устранения может быть связан с восполнением неполноты проведенного доказывания или без него, и это обстоятельство стало еще одним признаком классификации существенных нарушений закона [9, с. 2—7].
Попытку классификации нарушений закона, не связанной ни с утратой достоверности доказательств, ни с существенностью допущенного нарушения, озвучил С.В. Некрасов. По его мнению, имеются следующие группы нарушений: 1) недочеты, упущения, которые ни при каких условиях не квалифицируются как нарушение закона (например, отсутствие заглавия у протокола, грамматическая ошибка, не изменяющие суть текста процессуального документа); 2) недочеты, упущения, которые могут квалифицироваться как нарушения уголовно-процессуального закона в виде отсутствия требуемых законом данных о личности участника следственного, иного процессуального действия; отсутствия подписи в каком-то месте протокола следственного действия и т. п.; 3) нарушения уголовно-процессуального закона, непосредственно не связанные с самим получением доказательств, например, неознакомление с результатами экспертизы в предусмотренных законом случаях; неразъяснение тех прав, реализация которых не имеет отношения непосредственно к собиранию, закреплению доказательств; несоблюдение порядка вызова для производства следственного действия определенного субъекта процесса; 4) нарушения уголовно-процессуального закона, которые в принципе могут иметь связь с самим получением доказательств, однако реально не повлияли в конкретной ситуации на собирание, закрепление доказательств, например, неознакомление с постановлением о назначении экспертизы, если в действительности права и возможности участия обвиняемого или иного субъекта процесса не были ограничены; неразъяснение такого права субъекту, которое связано с получением доказа-
Терехин В.В. Проблематика допустимости доказательств в контексте последних изменений уголовно-процессуального законодательства
Терехин В.В. Проблематика допустимости доказательств в контексте последних изменений уголовно-процессуального законодательства
тельств, при нежелании изначально и впоследствии им воспользоваться; 5) нарушения закона, имеющие всегда неразрывную связь прямого характера с получением доказательств, в том числе получение доказательств неуправомоченным лицом; непроцессуальным способом; посредством нарушения прав, свобод; 6) нарушения уголовно-процессуального закона, относящиеся к получению доказательств, при определенных условиях, в том числе непредоставление возможности законному представителю несовершеннолетнего потерпевшего или несовершеннолетнего свидетеля участвовать в допросе при действительном волеизъявлении на то соответствующего лица и т. п. ситуации; 7) нарушения не уголовно-процессуального, а иного законодательства. Не влекущими утрату юридической силы доказательств, по его мнению, являются нарушения, описанные в пунктах 1, 3, 4, 7. А нарушения, указанные в пунктах 2, 5, 6, безусловно, ведут к утрате юридической силы доказательств [10, с. 84—86].
2 июля 2013 года Конституционный Суд РФ в постановлении № 16-П фактически подтвердил позицию тех специалистов, которые связывали наличие свойства допустимости уголовно-процессуальных доказательств с их достоверностью и утверждали необходимость компенсирования допущенных нарушений в каждом случае, если это будет способствовать объективности рассмотрения и разрешения дела по существу. При этом активность суда возведена в превосходную степень. Для возвращения уголовного дела прокурору в целях устранения выявленных нарушений суду не требуются даже соответствующие ходатайства сторон. Аргументировав свою позицию необходимостью защиты интересов потерпевших, Конституционный Суд РФ фактически восстановил механизм компенсации нарушений законности при доказывании, функционировавший в период действия УПК РСФСР, хотя и не признает тождественность действующего процессуального института возвращения уголовного дела прокурору для устранения препятствий его рассмотрения судом советскому процессуальному институту возвращения уголовного дела для производства предварительного расследования.
Примечания
1. О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: федеральный закон от 4 марта 2013 года № 23-Ф3 // Российская газета. Федеральный выпуск. 2013. 6 марта.
2. По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 237 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Республики Узбекистан Б.Т. Гадаева и запросом Курганского областного суда: постановление Конституци-
онного Суда Российской Федерации от 2 июля 2013 года № 16-П // Российская газета. Федеральный выпуск. 2013. 12 июля.
3. Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 7.
4. Савицкий В.М. Перед судом присяжных: виновен или невиновен? М., 1995.
5. Теория доказательств в советском уголовном процессе / отв. ред. Н.В. Жогин. М., 1973.
6. Золотых В.В. Проверка допустимости доказательств в уголовном процессе. Ростов-на-Дону, 1999.
7. Мотовиловкер Я.О. Некоторые аспекты вопроса о допустимости (недопустимости) источников доказательств в советском уголовном судопроизводстве // Доказывание по уголовным делам: межвузовский сборник. Красноярск, 1986.
8. Кореневский Ю.В. Вопрос о допустимости доказательств // Прокурор в суде присяжных. М., 1995.
9. О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 марта 2004 года № 1 // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2004. № 5.
10. Некрасов С.В. Юридическая сила доказательств в уголовном судопроизводстве. М., 2004.
Notes
1. On amendments to articles 62 and 303 of the Criminal code of the Russian Federation and Criminal procedure code of the Russian Federation: federal law dated March 4, 2014 № 23 FZ // Rossiyskaya gazeta. Federal edition. 2013. March 3.
2. On case of constitutionality proof of Part 1 Article 237 regulations of the Criminal procedure code of the Russian Federation in connection with a complaint of Republic Uzbekistan citizen B.T. Gadaev and Kurgan regional court’s request: decision of the Constitutional Court of the Russian Federation dated July 2, 2013 № 16-P// Rossiyskaya gazeta. Federal edition. 2013. July 12.
3. Bulletin of the Supreme Court of the RF. 1996. № 7.
4. Savitsky V.M. Before jury: guilty or not guilty? Мoscow, 1995.
5. Proof theory in the soviet criminal procedure / ex. ed. N.V. Zhogin. Мoscow, 1973.
6. Zolotykh V.V. Verification of evidence admissibility in criminal procedure. Rostov-on-Don, 1999.
7. Motovilovker Ya.O. Some aspects of the issue of admissibility (inadmissibility) of proving evidence in soviet criminal proceedings // Evidence for criminal cases: interuniversity collected volume. Krasnoyarsk, 1986.
8. Korenevsky Yu.V. Issue of admissibility of evidence // Public prosecutor in trial by jury. Мoscow, 1995.
9. On courts’ application of norms of the Russian Federation Criminal Procedure Code: resolution of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation dated March 5, 2004 № 1 // Bulletin of the Supreme Court of the RF 2004. № 5.
10. Nekrasov S.V. Legal effect of proofs in criminal proceedings. Мoscow, 2004.
