CC BY
105
11. Октябрь и гражданская война в Вятской губернии: сб. ст. и материалов. Вятка, 1927. С. 34; ГАКО. Ф. Р-875. Оп. 1. Д. 145. Л. 4.
12. ГАКО. Ф. Р-875. Оп. 1. Д. 145. Л. 4-7.
13. ГАКО. Ф. Р-875. Оп. 1. Д. 52. Л. 144.
14. Бакулин В. И. Указ. соч. С. 160.
15. Установление и упрочение Советской власти в Вятской губернии. С. 288-289.
16. Бакулин В. И. Указ. соч. С. 160
17. ГАКО. Ф. Р-875. Оп. 1. Д. 52. Л. 161об.
18. Загвоздкин Г. Г. Гражданская война // Энциклопедия Земли Вятской. Т. 4. История. Киров, 1995. С. 353.
19. Октябрь и гражданская война в Вятской губернии. С. 119.
20. Советы в эпоху военного коммунизма (1918— 1921): сб. док. Ч. 1. М., 1928. С. 410.
УДК 94(470.342)"1918/1919"
А. С. Позднякова
ДОЛЖНОСТНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ СОТРУДНИКОВ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ в 1918-1919 гг. (ПО МАТЕРИАЛАМ ВЯТСКОГО ГУБЕРНСКОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА)*
Статья посвящена анализу должностных преступлений сотрудников правоохранительных органов в 1918-1919 гг. на основе дел, принятых под рассмотрение Вятским губернским революционным трибуналом.
The article, based on the cases tried by the Vyatka Province Revolutionary Tribunal, is devoted to analyzing the misconduct of law enforcement personnel in 1918-1919.
Ключевые слова: должностные преступления, советская милиция, ЧК, революционный трибунал.
Keywords: official misconduct, the Soviet militia, emergency commission, revolutionary court.
С момента начала деятельности Вятского губернского революционного трибунала одним из важнейших предметов его деятельности, наряду с уголовным преследованием лиц, причастных к контрреволюционной деятельности, стало расследование должностных преступлений сотрудников новообразованных советских органов, в том числе и органов, призванных «встать на защиту завоеваний революции», т. е. советской милиции, органов ВЧК и комиссий по борьбе с дезертирством,
* Исследование выполнено при поддержке Министерства образования и науки Российской Федерации, соглашение 14.132.21.1025 «Формирование и деятельность Вятского губернского революционного трибунала в 1918—1922 гг.»
© Позднякова А. С., 2012
которые по роду своей деятельности также тесно взаимодействовали с ревтрибуналом.
В рассматриваемый период для сотрудников названных органов были характерны должностные правонарушения (всего зарегистрировано 42 факта), состав которых можно разделить на три условные группы: корыстные преступления, преступления против интересов службы (без признаков корыстных проявлений) и преступления, совершённые в связи с превышением должностных полномочий («неправильные действия по службе»).
Последние встречались наиболее часто (16 случаев). Значительная часть в этой группе правонарушений представлена противоправными деяниями, в ходе которых должностные лица «органов» признавались по итогам судебного разбирательства виновными в оказании неправомочного насильственного воздействия как физического, так и вербального характера (убийства, нанесение побоев, насилие, связанное с нарушением половой неприкосновенности, оскорбления и пр.). Представляется целесообразным привести ряд довольно характерных примеров.
Выдвиженец из среды военнослужащих 8-й роты 106-го пехотного запасного полка В. Н. Ларионов (предположительно из нижних чинов указанной воинской части, малограмотный, дополнительные персональные данные в деле отсутствуют), назначенный 6 декабря 1917 г. председателем вятского уголовного отделения, успел проработать на этой должности лишь до 20 декабря 1917 г. [1] В этот период Ларионов «постоянно приставал с нахальными предложениями к арестованным женщинам, приводил с собой массу женщин, с которыми засиживался допоздна, а потом оставался с ними на ночь», поощрял избиение арестованных, присваивал конфискованные у них деньги и ценные вещи [2]. В ряде случаев Ларионов позволял себе поступки совершенно возмутительного свойства: «...находясь в нижнем белье в своём кабинете, требовал доставить [к нему] арестованную Плотникову для допроса» [3]. В судебном заседании по данному делу, которое состоялось 27 июля 1918 г., губернский ревтрибунал вынес приговор о расстреле виновного лица [4]. Это был единственный случай на протяжении всего 1918 г., когда вердикт о высшей мере наказания был реально приведён в исполнение.
Комиссар по особым поручениям Вятской губЧК А. Г. Иванов (24 года, выходец из крестьян, коммунист), командированный в Яранский уезд для помощи в работе уездной ЧК, при производстве обыска и ареста избил гражданина Подузова, обвиняемого в уклонении от мобилизации, сокрытии оружия, связи с контрреволюционными бандами. После неоднократного нанесения побоев в ходе допроса Подузов был убит
«при попытке бегства». Ревтрибунал привлёк Иванова к ответственности «за избиение арестованных и несоблюдение формальностей при обыске». В приговоре по делу было указано, что «действия Иванова... подрывают авторитет советской власти и должны караться по всем строгостям революционного времени, но, принимая во внимание, что гр. Иванов избил Подузова при вызывающем поведении самого Подузова, который являлся организатором контрреволюционной банды, хранителем оружия этой банды и что Подузов бывший полицейский стражник... », суд постановил приговорить Иванова к лишению свободы с применением общественно-принудительных работ на 5 лет условно [5].
Обращает на себя внимание тот факт, что совершение такого рода преступлений, как правило, происходило на фоне употребления спиртных напитков, дополнительно стимулировавших хулиганские проявления, склонность к дебошам и т. д. у соответствующих должностных лиц. К этой же группе правонарушений, квалифицированных как «неправильные действия по службе», можно отнести незаконное проведение обысков и конфискаций, а также наложение штрафов. В отдельных случаях незаконные насильственные действия правоохранителей дополнительно провоцировались «некорректными» действиями самих потерпевших.
Агенты Уральской областной ЧК Кусакин и Пестов прибыли по служебной необходимости к председателю комитета деревенской бедноты Вшивцеву, владевшему тремя двухэтажными домами с флигелями, и, обнаружив на стене в помещении одного из них портрет бывшего царя и его жены, взяли в ЧК ордер на обыск всех квартир в домах указанного лица. При обыске, в ходе проведения которого жене Вшивцева нанесли оскорбление действием (толкнули), было обнаружено значительное количество мануфактуры, сахара, муки и других товаров. Чекисты сделали вывод, что «сокрытие в таком большом количестве продуктов, когда ощущается острый продовольственный кризис, хранение портретов царя на стене служит доказательством сочувствия монархизму», и оштрафовали Вшивцева на 5000 рублей [6]. На основании поданной оштрафованным жалобы в отношении чекистов было возбуждено дело с обвинением в «неправильных действиях по службе». Следственная комиссия революционного трибунала, однако, уголовное преследование Кусакина и Пестова прекратила за отсутствием с их стороны признаков преступления [7].
Имели место случаи «присвоения судебных функций», приводившие к незаконному лишению свободы лиц, чью вину в совершении преступлений общеуголовного характера либо админист-
ративных правонарушений отдельные сотрудники правоохранительных органов самостоятельно определяли, исходя из собственных умозаключений и представлений. Начальник 1-го района вятской городской милиции П. И. Фоминых (26 лет, член РКП) незаконно заключил в концентрационный лагерь с применением принудительных работ задержанного в нетрезвом виде гражданина Олюнина. Суд учел чистосердечное раскаяние и неопытность Фоминых и лишил его права занимать ответственные должности [8]. Милиционеры Селезневской волости П. М. Перми-нов и С. В. Дресвянников арестовали группу граждан, участвовавших в драке в деревне Алтын. Нанесли им побои ногайками и содержали под арестом две недели, не снимая с них допроса. По приговору суда обоим милиционерам было дано по 5 лет лишения свободы с применением общественно-принудительных работ при Вятском рабочем исправительном доме [9].
В отдельных случаях сотрудники милиции привлекались к уголовной ответственности за действия, хотя и оправданные чрезвычайными обстоятельствами, но, тем не менее, имевшими признаки противоправности либо, по крайней мере, вызывавшими подозрения на сей счет. Так, к суду губернского трибунала был привлечен начальник вятской уездной милиции А. Ф. Тре-филов по обвинению в неправильных действиях по службе, выразившихся в проведении в первых числах апреля месяца 1919 г. частичной временной мобилизации лошадей. Действия Трефилова вызвали острую негативную реакцию населения, однако выяснилось, что он руководствовался постановлением Вятского уездного исполкома от 3 апреля 1919 г. (о принятии экстренных мер по эвакуации в связи с приближением белых формирований), ввиду чего следственная комиссия постановила дело прекратить за отсутствием факта преступления [10].
Зарегистрирован также факт признания судом виновным служителя Фемиды: народный судья 2-го участка Вятского уезда А. Ф. Сраевский был предан суду революционного трибунала за незаконный вычет денег из жалования своего секретаря для канцелярских нужд. По приговору Сраевский был лишен политических прав на полгода и обязывался возместить финансовый ущерб, причиненный им сослуживцу [11].
Следующая по количественному критерию группа должностных преступлений (15 от общего количества 42), попавших под рассмотрение ревтрибунала, включала в себя преступления корыстной направленности. Здесь необходимо отметить, что рассматриваемый период, несомненно, оказался временем наименьшего с начала XX в. социального благополучия в стране, что и обусловило совершение особенно большого чис-
ла такого рода правонарушений, когда объектом посягательств выступали различного рода материальные ценности. Для некоторых сотрудников правоохранительных органов, в массе своей происходивших из социальных низов и изначально лишённых многих жизненных благ, испытание властью и широкими полномочиями, границы которых зачастую чётко очерчены не были и понимались индивидуально произвольно, оказалось непосильным. Революционное же правосудие, часто относившееся весьма либерально к иным категориям должностных преступлений, воровство и хищения сотрудников, как правило, карало жестоко.
Так, помощник заведующего железнодорожным отделением ЧК на станции Зуевка Н. Г. Мо-кеев (32 года, член РКП) в сговоре с весовщиком И. А. Боговаровым (32 года, член РКП) похитили из опечатанного хранилища шерстяной костюм, фрачный костюм, суконные черные брюки, цветной жилет, прорезиненный плащ цвета хаки и белую простыню. В приговоре от 28 мая 1919 г. говорилось, «что указанным преступлением обвиняемые дискредитировали Советскую власть, ответственными сотрудниками каковой они являлись, и опозорили имя коммунистической партии, членами которой они состояли» [12]. С учетом того обстоятельства, что подобные действия «в момент напряженной войны и транспортной разрухи в стране со стороны тёмных лиц, проникших в ряды коммунистов и советских работников», заслуживают «самой суровой кары», Мокеев был приговорен к расстрелу (единственный случай применения высшей меры наказания в 1919 г. по факту совершения должностного преступления), Боговаров к 15 годам принудительных общественных работ при Вятском исправительном рабочем доме [13].
Агент ЧК станции Зуевка И. Н. Гаврилов (32 года, ранее член партизанского отряда анархистов-коммунистов) в феврале 1919 г., вскоре после изобличения Мокеева и Боговарова, совершил кражу из шкафа тех же предметов одежды с целью их перепродажи. 28 сентября 1919 г. трибунал Вятки осудил Гаврилова на 15 лет лишения свободы с применением общественно принудительных работ (08.12.1920 срок был сокращен до 3 лет и 4 месяцев) [14].
Привлекает внимание относительно низкий уровень преступлений коррупционной направленности, ставших предметом рассмотрения трибуналом, что в числе прочего может свидетельствовать о высокой степени латентности данного вида правонарушений. Тем не менее наличествующие в общей статистике факты взяточничества и вымогательства являют собою замечательную иллюстрацию нравов и реалий эпохи. Председатель Орловской комиссии по борьбе с дезертирством
П. И. Солоницын (26 лет) за взятку в виде 80 штук яиц и 3 фунтов меда помог мобилизованному на фронт Торопову остаться в Орлове в составе 4-го инженерного батальона. Во время следствия было установлено также, что Солоницын направлял сотрудника комиссариата Зубарева под видом командировки за медом в уезд. По приговору революционного трибунала Солоницын был осужден на 2 года принудительных работ при Вятском исправительном рабочем доме, однако по амнистии был сразу же освобожден [15].
Значительное место в группе корыстных преступлений занимают факты проведения сотрудниками «органов» следственных действий (обысков), в ходе которых у потерпевших изымались деньги, продукты, иные материальные ценности и присваивались сотрудниками, проводившими эти самые действия, а также случаи мнимого проведения следственных действий, фактически направленных на корыстное изъятие ценностей у законных владельцев.
Милиционер Вятской уездной милиции Т. С. Рябов изъял у гражданина без составления протокола 2 бутылки кумышки. Напиток он забрал к себе на квартиру, а затем передал помощнику начальника милиции М. С. Панишеву. Последний во время обеда распил алкоголь на рабочем месте с начальником милиции 2-го района Вятского уезда П. Ф. Мышкиным. В приговоре было особо отмечено, что, «состоя на службе в советской милиции, они должны были особенно наблюдать за порядком в вверенном им районе, т. к. при приближении врага возникновение каких-либо беспорядков или нарушение распоряжений властей может принести неисправимый вред для Республики, сами нарушили распоряжения властей, отбирая у граждан кумышку и напиваясь допьяна» [16]. Милиционеры были осуждены на 3 года принудительных работ при Вятском исправительном рабочем доме, но на основании постановления ВЦИК от 5 ноября об амнистии были отпущены, и дело было прекращено [17].
Милиционер Бобинской волости А. А. Максунов, узнав, что у рассыльных ревтрибунала [лица, выполняющие функции курьера] есть папиросы, произвел их обыск без каких-либо на то оснований. Обнаружив папиросы, он их присвоил. По приговору суда Максунов был лишен права занимать ответственные должности в течение двух лет, ему также было предложено отправиться на фронт [18].
Наряду с делами такого рода ревтрибуналом рассматривались случаи должностного подлога с целью получения промышленных товаров и продуктов питания для собственного потребления. Сотрудник Сарапульской ЧК Е. Соболев без
ведома своего руководства на бланке ЧК исполнил требование в упродком для выдачи ему «150 папирос, помадки 3 фунта, мыла 5 фунтов, 10 коробок спичек» [19]. По приговору ревтрибунала от 13 января 1920 г. Соболев, накануне исключенный из РКП(б), был осужден на один год принудительных общественных работ при Вятском рабочем исправительном доме. Менее чем через полгода, 18 мая 1920 г., его амнистировали и направили на работы в Комтруд [20].
Под рассмотрение суда попадали также случаи прямого использования служебного положения должностными лицами в целях извлечения материальной выгоды. Субъектами такого рода деяний, совершаемых без признаков насилия либо угрозы его применения, становились, по понятным причинам, работники руководящего звена, наделённые властными полномочиями и имеющие в подчинении сотрудников, в ведении которых находились материальные ценности.
Е. И. Михалаш (42 года, эвакуированный из Перми в Глазов, а затем в Вятку), председатель Вятской губЧК, 26 июля 1919 г. обратился к заведующему хозяйственной частью Б. П. Суровцеву «со словесным требованием выдать из склада необходимые ему вещи», что и было сделано. «Неудовлетворившись полученными вещами в количестве 35 предметов, в начале августа Миха-лаш снова обратился к заведующему складом М. В. Ничкову, в чем ему не было отказано» [21]. Таким образом, Михалаш, пользуясь своим служебным положением, «без предъявления ордера и предварительной оплаты получил около 200 аршин разной мануфактуры и разные вещи домашнего обихода». Будучи привлеченным к суду, он признал себя виновным, заявив, что крайняя нужда побудила его совершить данное деяние, а уплатить в кассу стоимость вещей, за неимением в тот момент наличных денег, намеревался после получения жалования. В приговоре трибунала от 12 сентября 1919 г. особо отмечалось, что Михалаш «нуждался в вещах и в одежде как пострадавший от белогвардейского нашествия», что и послужило основанием его оправдания судом [22].
Несомненный интерес, несмотря на относительную малочисленность по сравнению с другими материалами (11 из общего количества 42), представляют дела ревтрибунала о преступлениях, совершённых сотрудниками советской милиции и ВЧК против интересов своей службы. Несмотря на культивируемый в сознании последующих поколений образ чекиста, сотрудника советской милиции как образца бескомпромиссного, жертвенного служения своему делу, по крайней мере, в отдельных случаях это было не совсем так. Архив ревтрибунала содержит материалы, свидетельствующие о привлечении сотрудников названных органов к уголовной ответствен-
ности за деяния, которые в более поздний период будут квалифицироваться как измена родине в форме выдачи врагу сведений, составляющих государственную тайну [23]. Примечательно, что в двух из трёх приводимых ниже случаях фигурантам дел удалось уйти от ответственности. Единственное же лицо, признанное решением суда виновным, получило смехотворное по меркам недалёкой уже сталинской эпохи наказание.
Машинистка Вятской губЧК В. И. Кононенко (19 лет, беспартийная), вопреки известным ей правилам, передала по просьбе знакомой записку арестованному. Она также предоставила счетоводу финансового отдела И. В. Отруганьеву сведения о деле жены его квартирного хозяина, которому тот желал оказать любезность. Кроме того, Кононенко, несмотря на неоднократные предупреждения секретаря - члена коллегии ГубЧК, отказывалась ходить на обязательные для машинисток вечерние занятия и подговаривала к этому других машинисток. В приговоре от 4 ноября 1919 г. указывалось, что «такие действия служащих в советских учреждениях, а тем паче в Чрезкомиссии, наводят беспорядок и дезорганизуют работу в учреждениях в тот момент, когда требуется высшая степень напряжения и планомерная работа...» [24]. Отруганьев по суду был оправдан, Кононенко отправлена на месяц в концлагерь [25].
Член Слободской ЧК И. С. Фридберг «состоял в соглашении с местным капиталистом, предупреждая его о реквизициях и конфискациях, помогал укрывать принадлежавшие ему товары» [26]. Дело по решению суда было прекращено «за недостаточностью обвинения» [27].
Отдельные случаи совершения должностными лицами «органов» преступлений против интересов службы без признаков выдачи служебной тайны носят детективно-авантюрный характер. Так, начальник Советской уездной милиции А. А. Сунцов (32 года, беспартийный) явился 2 января 1919 г. в театр в пьяном виде. Задержанный красноармейцами и помещённый под арест, Сун-цов 6 января бежал из дома заключения, захватив с собой 1763 рубля «народных денег». Новому аресту Сунцов подвергся лишь 6 июля 1919 г., при предъявлении подложных документов. По приговору революционного трибунала Вятки от 22 августа 1919 г. он был отправлен на один год общественных работ в тыловом ополчении при концлагере, однако уже в ноябре 1919 г. был освобожден по состоянию здоровья [28].
В ряде случаев фигуранты дел привлекались к судебной ответственности за преступно-недобросовестное отношение к служебным обязанностям, а в отдельных случаях и за нарушение этических норм поведения на рабочем месте. По версии председателя Нолинской уездной ЧК,
сотрудник В. Н. Пайвин крайне медленно вел расследование по делу об обвинении гражданина Лапкина в присвоении конфискованных вещей: не произвел обыск в квартире Лапкина, передал свое заключение по делу обвиняемому, что считалось недопустимым. Однако инициированное им дело «развалилось». Юридический отдел Вятской губЧК пришел к выводу, что оно было заведено председателем Нолинской ЧК на почве личных разногласий с Пайвиным. Суд революционного трибунала 12 сентября 1919 г. Пайвина оправдал [29].
Председатель уголовно-следственной комиссии 1-го участка Сарапульского уезда Н. П. Власов (31 год) и его секретарь Е. А. Феликсов (60 лет) отказались от заведения дела на гражданку Евдокимову, распространявшую «ложные контрреволюционные слухи». Власов отпустил обвиняемую и выдал документ для беспрепятственного проезда ее домой в свою волость. По итогам судебного разбирательства Власов был приговорен к двум годам общественно-принудительных работ при Вятском рабочем исправительном доме, Феликсов - к 1,5 годам, но по амнистии они были сразу же освобождены [30].
Е. Е. Королёв, начальник милиции 3-го участка Котельничского уезда, в августе 1918 г., «в бытностью свою старшим агентом на ст. Котель-нич по охране железной дороги, освободил из дежурной комнаты задержанного китайца, который вез из Петрограда: табак, синку, одеколон и кокаин. На табак и синку у него имелось удостоверение на право покупки... а на остальные ничего не имелось» [31]. Приняв во внимание, что преступление Королёвым было совершено почти годом ранее, следственная комиссия ревтрибунала, вернувшаяся к этому делу в июне 1919 г., применила к Королеву амнистию 6-го Всероссийского съезда Советов [32].
Председатель железнодорожной ЧК ст. Зуев-ка Черепанов был обвинен «в диктаторстве по отношению к агентам и в допущении присутствия в кабинете своих знакомых и жены». Следственная комиссия нашла, что «состав преступления не является серьезным и опасным для революции. дело за маловажностью преступления прекратить» [33].
Не избежали сотрудники «органов» и обвинений в преступной халатности, выразившейся в небрежном несении караульной службы. Вместе с тем и в этом случае привлекаемые к ответственности сотрудники либо полностью оправдывались, либо признавались лишь косвенно виновными в произошедшем.
Милиционер-сторож [надзиратель] при арестном помещении 1-го района Вятской городской милиции Я. В. Боровик (51 год) в марте 1919 г. допустил по неосторожности побег двух лиц об-
виняемых в совершении уголовных преступлений. Следствием была доказана невиновность Боровика, на основании чего 26 августа 1919 г. дело за отсутствием состава преступления было прекращено [34]. Во время дежурства младшего милиционера А. С. Домнина (38 лет) при арестном помещении 1-го района Вятской городской милиции был совершен побег арестованного через ватер-клозет. Комиссия для выяснения обстоятельств побега, созданная из представителей ГубЧК, Губ и Гормилиции, пришла к выводу, что Домнин не является прямым виновником побега. Дело в отношении милиционера 14 августа 1919 г. было прекращено [35]. Железнодорожный милиционер станции Вятка II В. П. Глухих (32 года) во время дежурства допустил побег арестованного дезертира. При допросе Глухих оправдывал себя тем, что в милиции нет арестного помещения, а дезертир содержался в канцелярии. Дело было также прекращено за отсутствием состава преступления [36].
Таким образом, анализ составов должностных преступлений, рассмотренных Вятским губернским революционным трибуналом в 19181919 гг., свидетельствует о том, что в указанный период практика данного судебного органа оказалась достаточно многообразной как по количественным показателям - рассмотрено сорок два дела по обвинению пятидесяти одного лица, так и по качественным - рассматривались дела, связанные с превышением должностных полномочий («неправильные действия по службе»), преступлениями корыстной направленности, а также различного рода правонарушения, направленные против интересов службы. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что к ответственности привлекались все категории сотрудников милиции и органов ЧК - от рядовых работников до руководителей региональных структур. В отсутствии достаточной и единой нормативной базы к уголовной ответственности привлекались сотрудники как за совершение тяжких преступлений, так и виновные в деяниях, находящихся не столько в правовой области, сколько в области нравственно-этической. Последнее в большинстве случаев вытекало из повышенных требований, предъявляемых к членам большевистской партии.
Высокий относительно других выделенных категорий уровень преступлений, связанных с превышением должностных полномочий, обусловлен, как представляется, не столько упомянутым выше отсутствием нормативной базы (объективный фактор), но в гораздо большей степени низким профессиональным и культурным уровнем сотрудников, из которых лишь единицы имели образование выше начального. В неменьшей степени здесь имел значение и фактор «революционной эйфории», оправдывающей употребление
любых средств во имя достижения «святых» целей революции (субъективный фактор). В отдельных случаях можно говорить о психической патологии (Ларионов). Наконец, фоном для совершения этой категории правонарушений (и не только этих) часто выступало неумеренное употребление алкогольных напитков, что также в целом ряде случаев являлось причиной обвинения должностных лиц милиции и губЧК.
Что же касается высокого уровня правонарушений корыстной направленности, то он в значительной мере обусловливался низким уровнем материальной обеспеченности сотрудников «органов». Подтверждением этому служит тот факт, что изобличённые в этом грехе даже руководители целых подразделений и структур, совершая преступление, преследовали цель не столько обогащения и приобретения для себя избыточного, сколько получения того жизненно необходимого, без чего было трудно обойтись. По крайней мере, это так трактовалось.
Как видно из приведенного в статье материала, борьба с должностными преступлениями велась с переменным успехом. Важно то, что она носила систематический и упорный характер, не позволяя этому социальному злу перейти определенные, гибельные для государства и общества, пределы. Вместе с тем ее эффективность нередко снижалась попустительством, излишне мягкими приговорами, особенно в случаях, связанных с недобросовестным исполнением служебных обязанностей и соблюдением воинской (милицейской, чекистской) дисциплины.
Примечания
1. Государственный архив Кировской области (далее — ГАКО). Ф. Р-1322. Оп. 1а. Д. 279. Л. 1.
2. Там же. Л. 1об.
3. Там же. Л. 1об.
4. Там же. Л. 34.
5. Там же. Д. 858. Л. 43.
6. Там же. Д. 893. Л. 29.
7. Там же. Л. 52.
8. Там же. Д. 1410. Л. 48.
9. Там же. Д. 777. Л. 37.
10. Там же. Д. 1393. Л. 69.
11. Там же. Д. 1411. Л. 25.
12. Там же. Д. 650. Л. 102.
13. Там же. Л. 102.
14. ГАКО. Ф. Р-1322. Оп. 1а. Д. 727. Л. 74.
15. ГАКО. Ф. Р-1322. Оп. 1а. Д. 1282. Л. 65.
16. Там же. Д. 1599. Л. 120.
17. Там же. Л. 120.
18. Там же. Д. 1062. Л. 27.
19. Там же. Д. 1279. Л. 1.
20. Там же. Л. 32.
21. Там же. Д. 1260. Л. 1.
22. Там же. Л. 75.
23. См. УК РСФСР, введённый 22 ноября 1926 г. постановлением ВЦИК, с последующими изменениями.
24. ГАКО. Ф. Р-1322. Оп. 1а. Д. 933. Л. 48.
25. Там же. Л. 48об.
26. ГАКО. Ф. Р-1322. Оп. 1а. Д. 533. Л. 41.
27. Там же. Л. 41.
28. ГАКО. Ф. Р-1322. Оп. 1а. Д. 1313. Л. 46.
29. Там же. Д. 1166. Л. 52.
30. Там же. Д. 717. Л. 48.
31. Там же. Д. 963. Л. 62.
32. Там же. Л. 62.
33. Там же. Д. 1439. Л. 57.
34. Там же. Д. 641. Л. 49.
35. Там же. Д. 774. Л. 36.
36. Там же. Л. 61.
УДК 94(470.342)"1919/1920"
Д. Н. Китаев
ФОРМИРОВАНИЕ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ СИСТЕМЫ РЕАЛИЗАЦИИ ПРОДОВОЛЬСТВЕННОЙ РАЗВЕРСТКИ В ВЯТСКОЙ ГУБЕРНИИ в 1919-1920 гг.
Текст статьи посвящен проблемам становления и функционирования системы реализации продовольственной разверстки в Вятской губернии в 19191920 гг.
The article is devoted to the problems of formation and functioning of the system of food requisitioning in the Vyatka province in 1919-1920.
Ключевые слова: продовольственная разверстка, Вятская губерния.
Keywords: food requisitioning, the Vyatka province.
Важнейшей вехой в эволюции продовольственной политики Советской России периода Гражданской войны и «военного коммунизма» явилось введение продразверстки, декретированной СНК и ВЦИК 11 января 1919 г. Продовольственная разверстка представляла собой государственное задание, облеченное во время войны в форму боевого приказа. Этот приказ обязывал производящие губернии заготавливать для государственных нужд установленное количество продуктов (в первую очередь хлеба) по твердой цене к определенному сроку [1].
Наркомат продовольствия спустил на Вятскую губернию хлебофуражную разверстку в размере 13,7 млн пудов [2]. Далее эту цифру губернские власти раскладывали по уездам (8 из 12 уездов были признаны производящими по хлебу и 9 по фуражу) [3], уезды - по волостям, волости - по деревням, а жители деревни на основании произведённого учёта должны были произвести развёрстку по отдельным дворам. Объектом развёрстки являлся общинный коллектив, который становился ответственным в порядке круговой поруки за выполнение продовольственной развёрстки каждым его членом [4].
© Китаев Д. Н., 2012
