CC BY
27
Chukueva Zarema Nazhmutdinovna DOCUMENTARY SIGNS ...
philological sciences -literary criticism
УДК 82
ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ПРИЗНАКИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПРОЗЫ
© 2018
Чукуева Зарема Нажмутдиновна, доцент, кандидат филологических наук Чеченский государственныйпедагогический университет (364068, Россия, Грозный, ул. Киевская, 33, e-mail: [email protected])
Аннотация. В настоящей статье рассматриваются вопросы событийно-хроникальной прозы середины прошлого века, где документ исполняет весьма своеобычную роль образования собой содержательного пласта для художественного целого, однако при этом столь же активной является и стилеобразующая роль с выступлением документа в функции эстетического способа, метода. Документальными признаками рассматриваемой жанровой категории, отчетливо проявляющимися как в целом в отечественной прозе, так и в национальных (северокавказских и чеченской) на протяжении прошлых веков, можно считать следующие: фактичность материала (истинность которого видится читателю несомненной); возможность интерпретации одной темы как в идентичных, так и в разнообразных по жанровым или родовым признакам произведениях; достоверность базового материала, добываемого реальными участниками и очевидцами описываемого. Событийно-хроникальная проза ХХ в. в соответствии со случающимся, а также вследствие авторского осознания, сложилась в последующих жанровых модификациях: очерк, литературный портрет и событийно-хроникальная повесть. Тут и суровая документальность в виде честных впечатлений, цифр, дат, и неприкрытая фактичность, и лирическая откровенность, и философская абстрактность. Авторы таких произведений ставили тогда себе задачу беспристрастно на вековой ступени осознать центральные тенденции совершенствования государства, изучить основные принципы взаимосвязей индивида и социума, наметить непредвзятые общественные и хроникальные рубежи для прозы, устремленной к подробному, непосредственному художественному рассмотрению происходящего.
Ключевые слова: событийно-хроникальная проза, документальные признаки, факт, интерпретация, литература, роман, очерк, литературный портрет, повесть, национальное достояние, культурные деятели, публицистика, выдумка.
DOCUMENTARY SIGNS PATRIOTIC PROSE
© 2018
Chukueva Zarema Nazhmutdinovna, associate Professor, candidate of philological Sciences
Chechen State Pedagogical University (364068, Russia, Grozny, Street Kiev, 33, e-mail: [email protected])
Abstract. The issues of the event-chronicle prose of the middle of the last century are considered in this article, where the document fulfills a very peculiar role of forming a meaningful reservoir for the artistic whole, but at the same time the style-forming role with the document in the function of the aesthetic method and method is active. Documentary features of the genre category under consideration, which are clearly manifested in domestic prose, as well as in national (North Caucasian and Chechen) throughout the past centuries, can be considered as follows: the factuality of the material (the truth of which is evident to the reader); the possibility of interpretation of a single theme in both identical and various genre or generic works; the reliability of the basic material produced by real participants and eyewitnesses of the described. Event-chronicle prose of the twentieth century.in accordance with the incident, as well as due to the author's awareness, developed in subsequent genre modifications: an essay, a literary portrait and an event-chronicle story. Here and harsh documentary in the form of honest impressions, figures, dates, and naked facticity, and lyric frankness, and philosophical abstractness. The authors of such works then set themselves the task, impartially, at the age-old stage to realize the central tendencies of the state's improvement, to study the basic principles of the interrelations of the individual and society, to outline unbiased social and chronicle boundaries for prose directed to a detailed, direct artistic examination of what is happening.
Keywords: event-chronicle prose, documentary signs, fact, interpretation, literature, novel, essay, literary portrait, national heritage, cultural figures, journalism, fiction.
Созидательно-творческая активность как стержне-ваяособенность соцреалистического взгляда на труд; коллектив как колоссальная мощь, прописывающаярост и развитие личности конкретной персоны; противоположение нового и старого; прогресс технический и прогресс нравственный; миры людского духа и тончайшие промышленные вопросы - все эти и многие другие аспекты проблем времени энергично беспокоили авторов. Критика и самокритика как граней тогдашней демократии уже начинали тревожить членов советского общества. Книга очерков «Районные будни» В. Овечкина, созданная на скрупулезном исследовании бытия, включала дерзкий общественный разбор реальности тех лет, когда советские учебники уверяли, что не Стефенсон, а отец и сын Черепановы соорудили стартовый паровоз, не братья Райт, а земляк Можайский поднял в воздух начальный самолет, противополагали труды Мичурина «реакционной доктрине» биологов Вейсмана и Моргана и т.п. Не случайно участники появившейся позже литературной организации («Группа 61») сформулировали свою задачу, которая состояла в изображении жизни трудящегося «в век техники», во внесении им собственного вложения в злободневные события того времени. Ощутимым вкладом в восполнении имеющих в отношении пробелов стали романы В. Кочетова «Журбины» (1952), Г. Коновалова «Истоки» (1959), Г. Николаевой
«Битва в пути» (1957), повесть Д. Гранина «Искатели» (1954) и др.
Специфичным можно назвать и тот факт, что приверженцы «человековедения» 60-х гг. не исключали варианта сменить наименование «рабочая литература» иным - «новая индустриальная литература». Так, в частности, приличный объем собственного текста (роман «Журбины») В. Кочетов отдал проблеме «введения потока» в кораблестроение, тем не менее подобный выход для технической задачи не только не увел автора от отображения людских участей, но и содействовал тому.
В «Журбиных» В. Кочетова, стержневое положение достаточно ощутимо начинает отводиться абсолютным преобразованиям, произошедшим в миросозерцании и в психологии трудящегося за несколько предыдущих лет.
Преимущество романа В. Кочетова заключается в едином отображении как производственного, так и частного бытия советского индивида. Внешность поры 3040-х гг. ХХ в., используя в качестве героев трудящееся семейство Крупновых пытается воспроизвести и другой советский писатель Г. Коновалов в романе «Истоки» (1959). Как и в «Журбиных», в «Истоках» изображены существования ряда поколений внушительного трудового рода: обермастер мартеновского цеха Денис Крупнов; Савва и Матвей - его братья; Александр, Константин, Михаил - сыновья. К тому же, в отличие от романа В.
164
Baltic Humanitarian Journal. 2018. Т. 7. № 2(23)
филологические науки -литературоведение
Чукуева Зарема Нажмутдиновна ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ПРИЗНАКИ ...
Кочетова, в «Истоках» обширнее предоставлен общественно-хронологический ракурс, в изложение включен немалый диапазон гражданских действий того периода.
Производство аналогичных романов напряженно осмеял поэт А.Т. Твардовский в конце 50-х гг. в поэме «За далью даль».
Художественный вымысел, воображение проделывают эту обобщающую творческую работу, собирая воедино осколки жизни, переплавляя их в цельный слиток. Писатели воспроизводят послевоенный этап как узловую стадию продуктивной деятельности нации, сильнейших реорганизаций коллективного бытия, раскрыть его своеобычие на судьбах нескольких поколений людей.
В какой бы роли, и в какой бы форме документ ни появлялся в произведении, он неизменно обладает оттиском непосредственных житейских явлений и тем самым их создает творческое сочетание. Возможно, сравнивать необходимо литературу факта и литературу вымысла, и боязнь у исследователей зачастую инициирует превалирование первой над последней или, в крайнем случае, смещение читателя в его раздумья в другую зону, каковая издателю кажется ненужной.
В событийно-хроникальной прозе середины прошлого века документ исполняет весьмасвоеобычную роль образования собой содержательного пласта для художественного целого, однако при этом столь же активной является и стилеобразующая роль с выступлением документа в функции эстетического способа, метода. Произведения, в основу которых положен факт, осуществленное событие, становятся особо востребованными. Их популярность растет, что приводит к появлению не толькороманов, повестей, но и антологий, сборни-ковневыдуманныхисторий. Собственно, в такой период возникла «Брестская крепость» С.Смирнова, издание которой получило одобрение только в соотношении с проводимой идеологической пропагандой, ведущей «разоблачение культа личности И.В. Сталина».
Авторы таких произведений ставили тогда себе задачу беспристрастно на вековой ступени осознать центральные тенденции совершенствования государства, изучить основные принципы взаимосвязей индивида и социума, наметить непредвзятые общественные и хроникальные рубежи для прозы, устремленной к подробному, непосредственному художественному рассмотрению происходящего.
Как говорит о существовавшей тогда партийной реальности современный исследователь И. Кондаков, «любая конкретизация реальности, по сути, неверна, потому что эта реальность - мистическая, трансцендентная, недоступная сознанию, явно потусторонняя, а потому особенно величественная, зловещая, вселенская» [1, с. 353]. Возможна и некоторая «зеркальность» (то есть жизнепо-добие) такого рода смещений; однако и она нарушается, когда речь заходит о ряде культурных деятелей прошлого, традиционно воспринимаемых в качестве обезличенного национального достояния. Таких, как Л.Н. Толстой и П.И. Чайковский.
Умение отыскать тему, особой злободневности именно тогда, когда писатель к ней обращается - это качество публицистики. Несомненно, новейшие грани воссоздания нравов в этих произведениях предстали плодом нерушимых раздумий писателя-фронтовика или передовика, оказались предначертаны такими сердечными позывами, кои он испытал, ощутил и познал в возрасте собственной юности на фронте.
Производимый в литературе некий отказ от сюжетности творившие в те годы авторы уверенно расценивают следующим образом: «Беллетристическая реконструкция действительности, - пишет И. Зиедонис, - это удобное укрытие, куда убегают от реальности. Надо писать прямо, непосредственно, чтобы как можно меньше был зазор! Современности недостает способности самодокументироваться, хроникальности» [2, с. 63]. К моти-
вам настоящего события исследователи того времени (например, Ю. Кузьменко) причисляют повысившийся запас знаний и начитанность тогдашнего читателя, его стремление к непредвзятости. И действительно, многие романы 70-х в художественном смысле были существенно усовершенствованы. «Читатели «изголодались» по документальным свидетельствам о малоизвестных временах и событиях», - пишет Ю. Кузьменко [3, с. 243]. В частности, разборчивее в них очерчены нравы центральных действующих лиц, предпочтительно выявляются непринужденность и откровенность в их взаимосвязях, незначительнее оказывается расхождение между смыслом и его языковым, слоговым оборотом.
Слияние факта с выдумкой, подлинного явления с измышлением, то есть ориентированность, применяемая изначально, приобретает в нашей многонациональной литературе насыщенную результативность. Субъективный фактор в событийно-хроникальном продуцировании крайне незначителен. Взаимоотношение «малого» и «большого», «частного» и «общего» начала прямо обнаруживается в фабуле; хроника с ее реальными датами начала вмешиваться в эстетику. Оттого и публицистическая установка производимых эпическими творцами текстов, подтверждаемая в национальных литературах и текстами фольклорными.
Центральной чертой северокавказской событийно-хроникальной прозы является, поэтому родственность ее с этническим обычаем наций. Устное поэтическое творчество традиционно явилось одним из ключевых источников как северокавказской в целом, так и чечено-ингушской литератур. Причем оттого, что доктрина бытия и героизма у горцев обусловлена именно этническим менталитетом нации, подразумевающим специфику восприятия жизни. Исследователь чеченской литературы профессор Х. Туркаев подчеркивает: «Первые прозаические произведения зачинателей чеченской литературы характеризовали нравственные и эстетические поиски. Особенности, присущие фольклору, явились для молодых литераторов важным подспорьем в создании реалистических произведений на современные темы» [4, с. 61]. Именно в таком функциональном качестве фольклор определяет (как для себя, так и для последующих национальных литератур) стержневые позиции объективного отношения к реальности, собственные убеждения при воссоздании картин мироздания и личности. Национальный фольклор сосредоточил в себе художественно-эстетический потенциал поэтического слога и воздействовал непосредственно на созидательную активность С. Бадуева, С. Арсанова, А. Мамакаева, Х. Ошаева и других чечено-ингушских поэтов и писателей.
Активизация событийно-хроникальной прозы тогда была вызвана важными для всех народов социальными изменениями, поэтому она и стала типологически общей для кавказских литератур. Настоящее развитие в весьма пространном, порой абстрактном виде анализирует З. Акавов в монографии «Диалог времен» (1996). «Художественное творчество северокавказских писателей (М.-Э. Османова, К Хетагурова, А.-Г. Кешева, Г.Б. Абаева, К. Мечиева, Йырчи Казака, Етима Эмина, Омарлы Батырая и др.), - подчеркивает исследователь, -показало, что этот идеал неизбежно вступает в противоречие с действительностью: вместо искомой гармонии - неустроенность; вместо стройного течения жизни в соответствии с законом - произвол и деспотизм; вместо оценки человека по уму и заслугам - интриганство и откровенная лесть; вместо разумного расходования государственных средств и сил народных на общественное благо - лихоимство, взяточничество, роскошь и расточительство» [5, с. 63].
Рассматривая созидательную деятельность северокавказских просветителей XIX века, можно также сказать, что исторические модификации в социально-политическом существовании кавказских государств все-
Chukueva Zarema Nazhmutdinovna philological sciences -
DOCUMENTARY SIGNS ... literary criticism
таки содействовали формированию художественного самопонимания наций.
Так, к примеру, очерк И. Канукова «Горцы-переселенцы» (1875) воссоздает полотна перемещения горцев после Кавказской войны в Турцию. Причем эти, написанные на русском языке под воздействием народного фольклора и русской литературы, творения И. Канукова сыграли существенную роль в осетинской прозе. Образованная интеллигенция в полный голос затрубила тогда об имеющихся к тому моменту вопросах национального социума.
Так и чеченский автор начала прошлого века Халид Ошаев (1898-1977) явился «одним из тех, кто на примере своей жизни и творческой деятельности доказал, что и «один в поле воин», если он движим чувством справедливости, сострадания ко всему попранному и оболганному» [6, с. 54]. В добротной статье, посвященной жизни и деятельности, вкладу Х. Ошаева в культуру и науку Чечни, X. Туркаев пишет: «Разносторонняя одаренность Ошаева с самого начала щедро проявлялась в исследовательской, художественно-публицистической и просветительской мысли. Он - автор первых учебников для первых советских школ Чечни в 1920-1930-е годы, собиратель и публикатор фольклорных произведений. Он стал создателем первых статей, посвященных чеченскому фольклору, религиозно-духовному наследию, своеобразию архитектурной мысли, этнографии народа... В начале 1930-х годов главное внимание Ошаева было сосредоточено на исследовании духовного прошлого народа, отдельных проблем языкознания, своеобразия первых шагов в литературе начинающих чеченских писателей» [4, с. 27].Впоследствии, уже в двадцатом столетии, по мере так называемого «созревания национальных литератур» обнаруживаются этапы, которые стали переломными моментами в общенациональных движениях, подтверждали появление свежих жанровых модификаций и стилистических течений, но уже в идейном, строго контролируемом государством контексте.
Творчество национальных авторов направило все их усилия на организацию культурных, исторических, духовных и интеллектуальных оснований младописьменных литератур. При этом публицистическое штудирование злободневных и общечеловеческих вопросов гарантировало то, что конфликты, почерпнутые в действительности, преимущественно тривиально обозначались, но не распахивались. Это случалось потому, что, как говорит кабардинский М. Сокуров, «одержимым творчеством молодым писателям иногда недоставало литературно-технического мастерства», а «опытные писатели тоже не всегда понимали плодотворных путей развития социалистического искусства» [7, с. 14]. Русскоязычные писатели Чечни в 20-40-х гг. XX в., воссоздавая и систематизируя дефинитивные трудности, доминанту даруют публицистике, т.к. мобилизация последней выступила идеологически тотальной для всей советской литературы.
На протяжении культурного и профессионального становления Чечни 20-40-х гг. XX в. переменой циви-лизационных признаков выступил рассказ. Он заменил собой для чеченской литературы историко-этнографи-ческие очерки и боевой жанр публицистики, сформировавшиеся за годы Октябрьской социалистической революции, и оказался более свойственным для стадии формирования горского просветительства. Начальная стадия становления младописьменных литератур, следовательно, закладывает основы для их умножения. Н.А. Литвиненко утверждает: «наряду с очерком, рассказ явился ведущей жанровой формой освоения новой действительности, осмысления тех грандиозных перемен, которые принесла с собой на Кавказ революция» [8, с. 5].
Аналогично и в сборнике рассказов «Две высоты», адыгского автора Д. Костанова показавшего расширение проблематики, но, к сожалению, продемонстриро-166
вавшего «теорию бесконфликтности», которую писатель все-таки пытается побороть обращением к фактам бытия и использованием фольклорной базы сюжетных линий. Уже существенным опытом в подобной сфере обладает на тот момент публицистическая работа З. Батырмурзаева «Исторические дни в Дагестане», в которой достаточно основательно и одновременно довольно несложно воспроизведена запутанная социо-политиче-ская ситуация в Дагестане в 1918 г. Доктрину о том, что младописьменные северокавказские литературы появились из публицистики, вновь обосновывает К.Г. Шаззо: Он считал, что многие неопытные журналисты начинали свою творческую деятельность, создавая небольшие очерки, диалогические сценки, стихи. Им отмечалась яркая идейная насыщенность, наполнявшая эти небольшие очерки [9, с. 51].Северокавказская проза в данный период чаще всего обращалась к истолкованию обязательной для всего советского периода проблематике социального столкновения с феодально-патриархальными остатками, с обломками капитализма. Точка зрения противоположения здесь была обязана отчетливее воспроизвести заслуги и подвиги в бытии наций, однако ее приоритетное наличие в произведениях данного, раннего советского периода сообщало эпике любых размеров схематическую структуру, вырабатывало ее однообразной, нередко бездушной. Вот что достоверно обозначает по поводу фактической публицистичности и межклассовой противополагающей тематики профессор К. Шаззо: «Жанровая эволюция молодой прозы зависела от освоения ею идейно-политического конфликта, вводимого писателями в литературу и отражавшегося в том социальном зеркале, где были сфокусированы антагонистические отношения «униженных и оскорбленных» с власть имущими. Контуры художественного конфликта почти не выходили за рамки резко отрицательного изображения облика господствующих классов и пафосного воспевания нового. Это порождало своеобразную жанровую систему прозы и создавало условия для развития только публицистического стиля» [9, с. 67]. И, в подтверждение верности воззрения К. Шаззо упомянем точку зрения иного отечественного ученого - Н. Кожевниковой: «В таких произведениях в концентрированном, свёрнутом виде воплотилась поэтика иллюстративной литературы, в них переносились приёмы газетного очерка» [10, с. 250].
Прогрессивное вырабатывание северокавказской литературы состояло собственно (как признается наукой) в перемещении от рассказов и очерков к крупным эпическим холстам. Малые формы прозы (очерк, рассказ, новелла) способствовали становлению опыта писателей и послужили определенным этапом в формировании жанра романа в северокавказских литературах, а также способствовали его последующему развитию во второй половине XX века.
В результате такого явного публицистического наступления работа другого адыгского автора Х. Теунова «Путь на Эльбрус» (1974) оказывается тоже оптимально законченной повестью, возникшей из активных впечатлений, деталей выступающего в роли повествователя и судьи автора. Либо в романе А. Шомахова «Заря над Тереком», сущность общественно-политических событий обнаруживают обязательно конструируемые писателем происходящие явления, сопровождаемые его репликами по поводу установления новой власти, как то «пускали ростки, крепли, набирали силу первые установления». «Жизнь и смерть Михаила Лермонтова» (1970-1975) у абхазского автора Г. Гулиа также насыщена социально- и документально-обусловленными высказываниями автора от своего лица. Ю. Барабаш отмечает особый стиль повествования, который насыщен писательскими замечаниями. Он считал, что книга «Жизнь и смерть М. Лермонтова» «цементируется активной авторской мыслью» [11, с. 3].
Таким образом, событийно-хроникальная проза сере-Baltic Humanitarian Journal. 2018. Т. 7. № 2(23)
филологические науки -литературоведение
Чукуева Зарема Нажмутдиновна ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ПРИЗНАКИ ...
дины прошлого ХХ в. в соответствии со случающимся, а также вследствие авторского осознания, сложилась в последующих жанровых модификациях: очерк, литературный портрет и событийно-хроникальная повесть. Тут и суроваядокументальность в виде честных впечатлений, цифр, дат, и неприкрытаяфактичность, и лирическая откровенность, и философская абстрактность.
В те же 60-70-е гг. в национальных литературах также появляются новые художественные средства, удачно совмещающие откровенную публицистику с возможным психологизмом. В организации образа Нины Сергеевны кумыкский автор Аткай («В кумыкской степи») использует активное документальное средство, как то дневник героини-учительницы. С помощью такого инструмента, принадлежащего представительнице интеллигентной сферы, автору удается мощнее акцентировать как положительные, так и отрицательные особенности текущей жизни, аборигенныхобыкновений, наметить осадки минувшего и признаки новейшего образа жизни. Так, внешне мнение девушки подмечает, что кумыкские адаты порой ущемляют женщин и их молодых представительниц, - особенно. Созидательное и продуктивное применение в качестве приема «дневника» в строении эпического изложения является истинным открытием талантливого автора в региональной литературе, при этом внутреннего мира женщины.
В целом, документальными признаками рассматриваемой жанровой категории, отчетливо проявляющимися как в целом в отечественной прозе, так и в национальных (северокавказских и чеченской) на протяжении прошлых веков, можно считать следующие: во-первых, фактичность материала (истинность которого видится читателю несомненной); во-вторых, возможность интерпретации одной темы как в идентичных, так и в разнообразных пожанровымили родовым признакам произведениях; в-третьих, достоверность базового материала, добываемого реальными участниками и очевидцами описываемого. В совокупности названная троица признаков непосредственно и была способна обеспечить хроникальную событийность северокавказских (в т. ч. и чеченской) литератур на фоне общесоветской.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Кондаков, И. Наше советское «всё» (русская литература ХХ века как единый текст) [Текст] / И.Кондаков // Вопр. лит. - 2001. - №4. С. 350-358.
2. Зиедонис, И. И все-таки... [Текст] / И.Зиедонис// Дружба народов. - 1985. - № 9. С. 54-71.
3. Кузьменко, Ю. Советская литература: вчера, сегодня, завтра [Текст] / Ю.Кузьменко. - М.: Сов.писа-тель, 1981. - 339 с.
4. Мальсагов А.У., ТуркаевХ.В., Писатели советской Чечено-Ингушетии [Текст] / А.У.Мальсагов, Х.В.Туркаев. - Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, 1969. - 150 с.
5. Акавов, З.Н. Диалог времен [Текст] / З.Н.Акавов.
- Махачкала: Дагкнигоиздат, 1996. - 230 с.
6. Султанов, К. Идеализация, развенчание и сопричастность: образ Шамиля как репрезентация национального самосознания в литературах Северного Кавказа [Текст] / К.Султанов// НЛО. - 2004. - № 70. С. 246-272.
7. Сокуров, М. Поступь литературы [Текст] / М.Сокуров. - Нальчик: Эльбрус, 1977. - 145 с.
8. Литература и документ: Теоретическое осмысление темы: Материалы «круглого стола» [Электронный ресурс] // http: // www.imli.ru / structure / theory / krugl_ stol.php.
9. Шаззо, К.Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах [Текст] / К.Г.Шаззо.
- Тбилиси: Мецниереба, 1978. - 240 с.
10. Кожевникова, Н. Отражение функциональных стилей в советской прозе [Текст] / Н.Кожевникова// Вопросы языка современной русской литературы. - М.: Наука, 1971. С. 222-300.
11. Барабаш, Ю. Мгновения вечности: Об историче-
ской прозе Георгия Гулиа [Текст] / Ю.Барабаш// Гулиа Г. Романы. - М.: Художественная литература, 1980. С. 3-12.
Статья поступила в редакцию 24.04.2018 Статья принята к публикации 26.06.2018
