CC BY
33
philological sciences
УДК 821.35
НАПРАВЛЕНИЯ ДОКУМЕНТАЛИЗМА В СЕВЕРОКАВКАЗСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
© 2017
Чукуева Зарема Нажмудиновна, старший преподаватель, кандидат филологических наук Чеченский государственный педагогический университет (364031, Россия, Грозный, улица Киевская, дом 33, e-mail: [email protected])
Аннотация. В данной статье рассматриваются особенности документализма в северокавказской литературе, в частности, отмечается, что обострение социальной обстановки предопределило усиление авторского внимания к приоритету нравственных ценностей при рассмотрении реальных боевых фактов и при восхвалении либо осмеянии реальных боевых участников, при этом стержневой проблематикой документально- и исторически-насыщенных произведений, по мнению автора, традиционно является социальная и этническая их функция. В статье приводится целый ряд произведений, для которых характерен документализм, так, рассматривается книга абхазского писателя Г. Гулиа «Жизнь и смерть Михаила Лермонтова», где используется такой прием изложения материала, как монтаж. В статье отмечается, что реализуемый писателем достаточно продуктивный сбор и гармоничное соотнесение, конфигурация документов учреждают подлинное и беспристрастное историческое поле для узловой сюжетной линии этой книги. Более подробно рассматривается творчество выдающегося поэта и писателя Исхака Машбаша, упоминаются его романы «Ридада», «Бзиюкская битва», «Адыги», «Жернова», «Хан-Гирей», «Лазутчик», «Изгнание», которые целиком и полностью построены на подлинных фактах истории, а некоторые - на исключительно документальном материале, как, например, «Лазутчик», «Адыги», «Хан-Гирей». Также рассматриваются произведения Алима Кешокова («Вершины не спят» и «Сломанная подкова»), для которых факт становится прочным сюжетно-композиционным основанием, всецело определяющим художественную форму и ткань повествования. Определенные исторические реалии воссоздают и многие другие и адыгские, и дагестанские, и чеченские, и ингушские, карачаево-балкарские авторы, включая в общую российскую историю и обстоятельства, и объем национальной истории. На основе проведенного анализа, автор утверждает, что наряду с преобладанием фольклорных сюжетообразующих, стилевых и структурных элементов, несомненно присутствие компонентов документалистики.
Ключевые слова: документализм, северокавказская литература, писатель, проза, война, исторический роман, фольклорные традиции, народный эпос, исторические реалии, общенациональная память, социальная и этническая функция, сюжетообразующие элементы.
DIRECTIONS OF DOCUMENTALISM IN THE NORTH CAUCASIAN LITERATURE
© 2017
Chukueva Zarema Najmudinovna, senior lecturer, candidate of philology Chechen State Pedagogical University (364031, Russia, Grozny, Kievskaya st., 33, e-mail: [email protected])
Abstract. In this article, the peculiarities of documentalism in North Caucasian literature are examined, in particular, it is noted that the aggravation of the social situation predetermined the strengthening of the author's attention to the priority of moral values when considering real combat facts and when praising or ridiculing real combat participants, while the core problematic of documentary and historical- Saturated works, according to the author, traditionally is their social and ethnic function. The article contains a number of works for which documentalism is characteristic, for example, the book by the Abkhaz writer G. Gulia "The Life and Death of Mikhail Lermontov" is considered, where this method of presentation of material is used, such as editing. The article notes that the writer's sufficiently productive collection and harmonious correlation, the configuration of documents, establish an authentic and impartial historical field for the narrative storyline of this book. The work of the outstanding poet and writer Iskhak Mashbash is considered in more detail, his novels "Ridad", "Bzyuk battle", "Adygea", "Millstone", "Khan-Girey", "Scout", "Exile", which are entirely built On the true facts of history, and some on exclusively documentary material, such as "The Scout", "Adygs", "Khan-Giray". Also considered are the works of Alim Keshokov ("The Tops Do not Sleep" and "The Broken Horseshoe"), for which the fact becomes a solid plot-composition basis, which completely determines the artistic form and fabric of the narrative. Certain historical and other realities are recreated by many other Adyghe, Dagestani, Chechen, Ingush, Karachai-Balkarian authors, including the general Russian history and circumstances, and the volume of national history. On the basis of the analysis, the author asserts that along with the predominance of folklore plot-forming, stylistic and structural elements, undoubtedly the presence of the components of documentary
Keywords: documentalism, North Caucasian literature, writer, prose, war, historical novel, folklore traditions, folk epic, historical realities, national memory, social and ethnic function, plot-forming elements.
Период 70-х - 90-х гг. характеризовался усилением психологизма в прозе, что отнюдь не препятствовало умеренному присутствию документализма в этих текстах. Дальнейшая активизация на протяжении двух последних десятилетий прошлого века исторической (а с ней и фактической) компоненты была обусловлена произошедшими в этот период в Чеченской республике на глазах нынешнего поколения революцией и двумя мучительными войнами. Обострение социальной обстановки предопределило усиление авторского внимания к приоритету нравственных ценностей при рассмотрении реальных боевых фактов и при восхвалении либо осмеянии реальных боевых участников [1]. О бесстрашии, отваге на войне, фронтах сотворено беспредельно немало произведений еще в дореволюционное и в советское время, причем наиболее уважаемыми, открытыми и правдивыми писателями. Однако в адекватно функционирующем обществе по любой, болезненной для его граждан теме, всегда остается много непознанно-
го. Как отмечает по этому поводу Л. Ибрагимов, «анализ современной прозы Чечни свидетельствует о том, что рассказ и повесть последних десяти лет находятся в активном поиске художественных средств и приемов адекватного отражения национальной ментальности (рассказы С. Нунуева, И. Эльсанова, М. Бексултанова, С. Кацаева, М. Мутаева, Б. Шамсудинова, Р. Ибаева, М. Айдамировой, И. Закриева, А. Шатаева; повести: С. Яшуркаева, В. Амаева, Канташа, Л. Куни)» [2].
Предопределение, предсказание бедствия, катаклизма в общенациональном ракурсе также может стать стимулом порыва писателя к историзму в прозе. Когда уже в двадцать первом веке вышел северокавказский сборник «Я это видел. 1941-1945 (письма о войне)», у анализирующих его ученых (Л. Гурова) первым стремлением было восхваление сработавшего документалиста: «Какие удивительные, потрясающие документы. Читаешь и думаешь, как хорошо, что их кто-то сохранил, а кто-то искал, собирал, систематизировал и создал
книгу. Такой памятник, говорящий разными голосами» [3]. Стержневой проблематикой документально- и исторически-насыщенных произведений традиционно является социальная и этническая их функция.
По сути, данная тенденция явилась обновлением общенациональной памяти с установкой на ключевые цементирующие качества современника и его предшественника. Применительно к Чечне, по мнению К. Султанова, «роль исторической литературы трудно переоценить, т.к. процент вольной или невольной по-таенности в ее истории по ряду известных причин и событий был и продолжает оставаться очень высоким. Исторический роман сопутствует не только эпохам войн и революций, но и эпохе экономического и духовного расцвета нации. Этим самым писатель воспитывает и обостряет чувство национальной гордости за свой народ, за его прошлое и настоящее. Таковыми являются романы патриархов нашей литературы Х. Ошаева «Пламенные годы», М. Мамакаева «Мюрид революции», «Зелимхан», А. Айдамирова «Ехабуьйсанаш», «Лаьмнашкахьткъес», Ш. Окуева «Юьхь», «Ц1ий, лат-тий», К. Ибрагимова «Прошедшие войны», «Учитель истории» и т.д.» [4]. Причем «наибольших успехов достиг чеченский роман, позволивший авторам выстроить художественную воссоздаваемую реальность так, чтобы читатель, воспринимая и осмысливая этические и эстетические особенности текста, максимально приближался к ментальности чеченцев», - отмечает Л. Ибрагимов [2].
Выраженная в вышеприведенных цитатах обусловленность закономерно может быть причислена и к историческим произведениям других современных северокавказских романистов. Особенность применения одного из новых, свежих приемов изложения, уже упоминавшегося нами монтажа, компетентно использованного абхазским автором Г. Гулиа, состоит в следующем. Реализуемый писателем достаточно продуктивный сбор и гармоничное соотнесение, конфигурация документов учреждают подлинное и беспристрастное историческое поле для узловой сюжетной линии. Г. Гулиа в книге о М. Лермонтове дает в разговоре о поэзии право голоса немалому числу уважаемых лиц: биографам, ученым, писателям различных периодов [5]. Непосредственно центральный персонаж, многовековой герой русской культуры, обнаруживается преимущественно в реальных рабочих и в бытовых обстоятельствах (дома, в пансионе, в свете, на Кавказе и др.), в числе реально находившихся в его сфере общения товарищей, соратников и сослуживцев. Собственно на основании «документа» воссоздает писатель в «Жизни и смерти Михаила Лермонтова» многозначительное полотно бытия выдающегося русского классика, пульсирующего под покровом точной и правильной хроникальности. В целом, большинство из творивших на протяжении прошлого века национальных авторов имели свой творческий почерк, свой подход к отражению батальных и послевоенных сцен, острых драматических картин, к организации всего эпического материала [6].
Проблема документализма в северокавказской прозе (особенно в исторически новое время) была всегда актуальной - ибо народы всегда стремились рассказать о своем трагическом прошлом, о тех событиях, в которых решалась их судьба, о тех людях, которые взвалили на свои плечи заботы о народе, его будущем [7]. В романах и повестях, драмах и поэмах Алима Кешокова, Тембота Керашева, Д. Костанова, И. Машбаша, К. Кулиева, Х. Бештокова, Б. Утижева, Н. Куека, Х. Беретаря, М. Эльдарова, многих других воссоздаются подлинные картины адыгской и северокавказской истории, трудное хождение по миру в окружении могущественных соседей. Сложнейшую концепцию адыгской истории воспроизводит выдающийся поэт и писатель Исхак Машбаш в поэме «Тучи спускаются» («Море»), в романах «Ридада», «Бзиюкская битва», «Адыги», «Жернова»,
«Хан-Гирей», «Лазутчик», «Изгнание», целиком и полностью построенных на подлинных фактах истории, а некоторые - на исключительно документальном материале, как, например, «Лазутчик», «Адыги», «Хан-Гирей».
В романе «Ридада» исторически восстановлены средствами поэтической художественности сложные моменты взаимоотношений России и Черкесии (Косогия), битву Ридаде и Мстислава, когда в нарушении договоренностей Мстислав, чувствуя, что будет побежден Ридадем, достал кинжал и вонзил его в косожского князя [8]. В романе много реальных персонажей истории, раскрывая которых Исхак Машбаш раскрывает и тайные моменты в эпоху становления российского и косожского государств. В романе «Восход и закат» с опорой на события и факты средневекового Египта, Европы, Турции, Черкесии показана деятельность адыгских-черкесских мамлюков, которые правили Египтом в течение не одного столетия, мамлюкских воинов, которые остановили в центре Ближнего Востока монгольских завоевателей и заставили их повернуть назад [9]. В романе «Адыги» воспроизведена эпоха Ивана Грозного и трагичные отношения России к народам Северного Кавказа, трудное вхождение в жизнь и историю каждого из народов [10]. Писателю пришлось скрупулезно исследовать документальные свидетельства очень непростого периода российской действительности, преломление в ней событий и явлений в судьбе адыгов. Тем не менее, Исхак Машбаш раскрывает образы и историю множества реальных людей России, Черкесии, Турции, европейских государств, образы десятков людей из простого крестьянского люда.
Важнейшим событием в творчестве Исхака Машбаша стали романы «Жернова» [11] и «Бзиюкская битва» [12], в которых тоже нарисованы образы людей, реальных событий, характер взаимоотношений внутри черкесских племен, многочисленные факты, известные в истории русско-турецких, русско-черкесских-турецких военных и политических столкновений. В романе «Хан-Гирей», героем которого является военный, офицер из высших командных подразделений царской армии, европейски образованный человек, писатель, историк и этнограф Султан Хан-Гирей [13]. В центре сюжетного ядра находится он, но вместе с ним в повествовательной системе действуют высшие представители власти, военные, ученые и писатели, известные деятели черкесского общественно-патриотического движения. Крупнейшими явлениями адыгского художественно-исторического эпоса стали романы Исхака Машбаша «Княгиня Айссе» [14], «Два пленника» [15], в первом из них художественно воспроизводится судьба черкешенки Айшет, волей судьбы в подростковом возрасте оказавшейся во французском дворце ХУШ века и сыгравшей замечательную роль в раскрытии сложнейших сюжетов в период падения нравов абсолютистского режима. Трудно себе представить каковой сложности ожидали писателя, приступая к созданию этого замечательного по своей художественности и исключительно глубокого в исследовании реальных картин многогранной французско-европейской действительности.
То есть факт, событие, любые исторические реалии и сохраняют в романах Исхака Машбаша подлинно документально-хроникальные истоки, фактуру времени, его героев, процессы, в которых они действуют и живут. «Два пленника» - о событиях на Кавказе, где в плен попал Федор Федорович, прозванный адыгами Фидуром, русский воин, православный христианин и девочка - адыгейка, оставшейся сиротой в результате войны и воспитывающейся в доме русского офицера - Анфиса. Здесь задача писателя другая - конечно, все происходит на фоне русско-кавказских событий, но внимание автора сосредоточено на том, как каждый из этих героев остается преданным своей вере и стране - Фидур православию и России, Анфиса мусульманству и Черкесии - хотя они полюбили и веру и родину друг друга, то есть Фидур с величайшим уважением относится к вере адыгов и их
Балтийский гуманитарный журнал. 2017. Т. 6. № 3(20)
113
philological sciences
стране, Анфиса - к православию и России. Это - глубоко философское и духовно-нравственное произведение, которое засвидетельствовало возможности факта, реальных явлений в создании подлинно художественного произведения. Последние два романа Исхака Машбаша «Лазутчик» [16] и «Изгнание» [17] фактически построены на документальных началах, при этом писатель стремится воссоздать их как можно вернее, полнее, выразительнее. Именно в романах Исхака Машбаша хроникально-событийное вышло на уровень больших художественных возможностей фактического материала.
В романах Алима Кешокова («Вершины не спят» [18], «Сломанная подкова» [19], других) факт становится прочным сюжетно-композиционным основанием, всецело определяющим художественную форму и ткань повествования. Определенные исторические реалии воссоздают и многие другие и адыгские, и дагестанские, и чеченские, и ингушские, карачаево-балкарские авторы, включая в общую российскую историю и обстоятельства, и объем национальной истории. Что касается поэтических произведений, к факту их отношение весьма своеобразное, они, скорее всего, отталкиваются от него, нежели вводят его корпус и содержание произведения. При этом особую роль играет национальная фольклорная тематика. Как отмечают Б.Д. Хунагова и Б.А. Цей, «мотив преемственности нравственно-эстетических национальных традиций приобретает в произведениях философскую насыщенность, являясь свидетельством исторической глубины осмысления действительности» [20]. Со временем связь с фольклором становится все более творческой: поэты в своих произведениях все более стремятся к эстетической природе национальной художественной традиции, философской направленности содержания народного эпоса.
Северокавказская литература характеризуется стремлением уйти вглубь истории, достоверно описать быт народа, дать характеристику общественному строю, рассказать обо всем: начиная с ландшафта и заканчивая устройством жилища, от исторических, этнографических и религиозных памятников до разделения племен, промышленности, нравов и обычаев [21]. Авторы в своих произведениях опираются не только на сказания и легенды, но также на знание реального быта своего народа и природы Кавказа, их общественного устройства и духовной культуры.
Таким образом, применительно к документализму и его тенденциям, имеющим место в северокавказских литературах можно, в первую очередь, утверждать следующее. Наряду с преобладанием фольклорных сюже-тообразующих, стилевых и структурных элементов, несомненно присутствие компонентов интересующей нас документалистики, в частности, таких ее жанровых особенностей, как наличие фактов, возможность интерпретации и аргументированная достоверность, несмотря на нередко превалирующие соцреалистические признаки (особенно в советскую пору [22]) - публицистическая патетичность, доминирование (иногда излишнее) фактической, подтвержденной реальностью, описательности. Следовательно, данные вышерассмотренные жанровые признаки документализма являются благотворной функциональной средой, способствующей возникновению и развитию специфической образно-персонажной системы, характерной для событийно-хроникальной прозы.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Баков Х. Социалистический реализм и некоторые вопросы развития романа в адыгских младописьменных литературах // Традиции и современность. Черкесск. 1986. С. 45-56.
2. Ибрагимов Л.М. «Свой / чужой» в русскоязычной чеченской литературе // Вестник АГУ. Серия 2. 2010. №3. С. 12-16.
3. Гурова Л. Вспомним всех поименно // Лит. Россия. 2005. №15. Архив: 15.04.2005.
4. Султанов К. Преемственность и обновление. М.:
Знание, 1985. 64 с.
5. Гулиа Г. Жизнь и смерть Михаила Лермонтова. Сказание об Омаре Хайяме. М.: Худ. лит-ра. 1980. 432 с.
6. Журавлев С.И. Память пылающих лет. Современная советская проза о Великой Отечественной войне. М.: Просвещение, 1985. 191 с.
7. Залыгин С. Черты документальности // Вопр. лит. 1970. №2. С. 48.
8. Машбаш И.Ш. Ридада (Рэдэд). Нальчик: «ЭльФа». 2006. 624 с.
9. Машбаш И.Ш. Восход и закат (авториз. пер. с адыг. И. Романова). Адыгея: «Майкоп». 2005. 621 с.
10. Машбаш И.Ш. Адыги. Нальчик: «Эльфа». 2006. 665 с.
11. Машбаш И.Ш. Жернова. Адыгея: «Майкоп». 1994. 813 с.
12. Машбаш И.Ш. Бзиюкская битва. Краснодар: «Майкоп». 1988. 750 с.
13. Машбаш И.Ш. Хан-Гирей (авториз. пер. с адыг. Е. Карпова). Адыгея: «Майкоп». 1998. 830 с.
14. Машбаш И.Ш. Графиня Аиссе (авториз. пер. с адыг. Е. Карпова). Адыгея: «Майкоп». 2008. 501 с.
15. Машбаш И.Ш. Два пленника. Адыгея: «Майкоп». 1996. 469 с.
16. Машбаш И.Ш. Лазутчик. Адыгея: «Майкоп». 2014. 739 с.
17. Машбаш И.Ш. Изгнание. Адыгея: «Майкоп». 2013. 669 с.
18. Кешоков А. Вершины не спят. М.: Сов. Россия. 1970. 680 с.
19. Кешоков А. Сломанная подкова. М.: Мол. гвардия. 1976. 512 с.
20. Хунагова Б.Д., Цей Б.А. Национальный стиль северокавказских литератур // Вестник АГУ. 6 с.
21. Тхагазитов Ю.М. Эволюция художественного сознания адыгов. Нальчик: Эльбрус, 1996. 256 с.
22. Квитченко О. Жанровые разновидности документального романа в советской прозе 70-х годов // Филологические науки. 1982. №4. С. 3-10.
Статья поступила в редакцию 30.07.2017. Статья принята к публикации 23.09.2017.
