Доктринальные формы права и формы выражения правовой доктрины Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 34.01

ДОКТРИНАЛЬНЫЕ ФОРМЫ ПРАВА И ФОРМЫ ВЫРАЖЕНИЯ ПРАВОВОЙ ДОКТРИНЫ

ЧАШИН Александр Николаевич

кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права ФГБОУ ВО «Северо-восточный государственный университет», г. Магадан, Россия. E-mail: escr@mail.ru

В статье автором предпринимается попытка осмысления форм внешнего выражения правовой доктрины. Критике подвергается учение о доктри-нальных формах права. Автор приходит к выводу, что под формами правовой доктрины следует понимать специфику их объективации в окружающую действительность, оформленные результаты её вывода за рамки мышления единичного субъекта. К формам правовой доктрины можно отнести письменную и устную как основные и мнемиче-скую как факультативную, начальную. Отнесение к формам правовой доктрины элементов юридической техники следует признать ошибочным.

Ключевые слова: правовая доктрина; источники (формы) права; экспертиза; правовой принцип; правосознание.

DOCTRINAL FORMS OF LAW AND FORMS TO EXPRESS A LEGAL DOCTRINE

CHASHIN Alexander Nikolaevich

Candidate of Science (Law), Assistant professor of the Department of Theory and History of State and Law of the FSBEI HE "North-eastern State University», Magadan, Russia. E-mail: escr@mail.ru

In this article, the author attempts to understand the forms of external expression of legal doctrine. The teaching of doctrinal forms of law is subjected to criticism. The author concludes that, the forms of legal doctrine should be understood as specifics of their objectification in the surrounding reality, as designed results of its output beyond thinking of a single subject. The forms of legal doctrine may include written and oral forms as major forms and a mnemonic form as an optional and original form. It should be recognized as a mistake to assign legal technique elements to the forms of legal doctrine.

Key words: legal doctrine; sources (forms) of law; expertise; legal principle; legal conscience.

В материальном смысле источником права является общество с определенной социально-экономической структурой, определяемой уровнем экономического и культурного развития. В формальном смысле источником права является внешняя форма выражения и закрепления нормы права.

В современной юридической науке под правовой доктриной следует понимать вид источника (формы) права, формируемый учёным сообществом, характеризующийся авторитетностью, научной обоснованностью и широкой распространённостью.

При осмыслении феномена правовой доктрины наибольшее внимание привлекает проблема её внешнего выражения (формы).

С.В. Бошно ведёт речь не о формах правовой доктрины, а о доктринальных формах права, к которым относит «следующие правовые явления: правосознание, программное право (например, в римском праве речи претендентов на преторские должности), принципы права, включая справедливость и разум, право юридической экспертизы» [1, с. 18, 129]. С подобной трактовкой форм правовой доктрины затруднительно согласиться по следующим соображениям.

Во-первых, ведя речь о праве юридической экспертизы, С.В. Бошно опирается на практику дачи экспертных заключений на проекты нормативных правовых актов, принимаемых российским парламентом [1, с. 136]. Но экспертные заключения по законопроектам не представляют собой источника (формы) права, т.к. содержание таких экспертиз не содержит нормативных предписаний. Если законопроект получает положительное заключение экспертов, то в дальнейшем правоприменитель навсегда забывает о проведённой экспертизе, руководствуясь статьями закона. Если же законопроект не прошёл экспертной стадии, то намечаемые в нём юридические нормы вовсе не состоялись, а в будущем правоприменитель не получает нового правила поведения ни из провалившегося законопроекта, ни из отрицательного

заключения экспертов. Никакого права юридической экспертизы в обоих случаях не формируется. Сама С.В. Бошно тут же идёт на попятную, отмечая, что «не следует преувеличивать роль экспертиз, имеющих лишь рекомендательный, вспомогательный характер. Неопределенность их правового статуса, отсутствие государственной охраны и четких регулятивных свойств не позволяют признать экспертизы формой права. Вместе с тем они могут иметь значение в качестве источника права, если законодатель будет учитывать результаты экспертных заключений» [1, с. 136-137]. Неясно, почему, придя к столь резонному выводу, С.В. Бошно всё же упорно включает право юридической экспертизы в группу доктринального права, которое именует именно формой, а не источником права. Одновременно тот же автор указывает на такие примеры признания экспертного права, как экологическая, градостроительная и т.п. экспертизы [1, с. 137]. Заблуждение тут очевидное: подобные виды экспертиз по своей сути есть использование в юриспруденции специальных знаний, они не формулируют правовых норм. Учитывая сущность таких экспертиз, следует признать использование их в качестве примера формы права явно неудачным.

Во-вторых, представляя в качестве формы правовой доктрины принципы права, С.В. Бошно ведёт речь о принципах организации законотворческого процесса: соответствия содержания нормативного акта его наименованию и виду; научности и т.п. [1, с. 139] Но это не правовые принципы, а организационные. Принцип научности не порождает никаких правил поведения, его соблюдение обеспечивает высокий уровень юридической техники в правотворчестве. Приложение принципа научности к юриспруденции не делает его правовым. В результате С.В. Бошно приходит к верному суждению следующего плана: «несмотря на спорный статус, принципы, не нашедшие закрепления в нормативных правовых актах, все же оказывают определенное воздействие на механизм правового регулирования. Однако этого недостаточно для того чтобы отнести их к формам права» [1, с. 139]. С этим следует согласиться. Остаётся лишь непонятным, из каких резонов процитированный автор, оценив правовые принципы как категорию, не имеющую отношения к источникам (формам) права, всё же оставляет их в группе, поименованной доктринальными формами права.

В-третьих - правосознание. В этом месте позиция С.В. Бошно сталкивается со своим концептуальным антиподом, изречённым Н.Е. Садохиной, которая отделяет правосознание от правовой доктрины. «Правосознание, - пишет она, - представляет собой единство двух элементов - правовой идеологии и правовой психологии. Правовая идеология включает в себя взгляды на право, конкретные знания о нем, правовая психология - чувства и переживания по поводу права. Правосознание является источником права в идеальном смысле, но, как видно из истории иногда оно приобретает черты формального источника. Оно не тождественно доктрине...» [4, с. 96]. Позиция Н.Е. Садохиной представляется более выверенной, нежели позиция С.В. Бошно, поэтому присоединимся к мнению о том, что правосознание необходимо терминологически отграничивать от правовой доктрины и, следовательно, от доктринальных форм права в целом.

В-четвёртых, программное право, к которому С.В. Бошно относит программы политических партий и общественных объединений, предвыборные программы кандидатов на выборные должности, а так же наказы депутатам. Как видим, весь этот перечень включает не правовые, а политические по своему характеру документы. Отнесение политических элементов к правовым без должного нормативного наполнения вряд ли можно признать допустимым. Теперь следует согласиться с таким мнением: «не становится сама по себе правом воля политических партий и других общественных объединений, выраженная в их документах» [3, с. 114]. Поэтому остаётся признать включение в группу доктринальных форм права некоего феномена под именем «программное право» необоснованным. Как и с прочими вариантами доктринальных форм права, разрабатываемых ею, С.В. Бошно и по отношению к программному праву высказывается скептически. Она считает, что «говорить о сколько-нибудь широком распространении программного права нет оснований, но это нисколько не умаляет зна-

чения данного правового явления. Отнести его к формам современного права нельзя, так как оно не поддерживается принудительной силой государства. Однако, наличие в истории императивного статуса данного явления, а также очевидная его польза для функционирования публичной власти, не позволили нам обойти его вниманием» [1, с. 146]. Но одно дело - обратить на некий феномен внимание и предпринять попытку его исследования, и совсем иное -убедившись в его несоответствии некоему родовому понятию, оставлять его в качестве видового явления. Именно так, к большому сожалению, поступает С.В. Бошно: отказывает программному праву в положении источника (формы) права, но не вычёркивает его из доктри-нальных форм права.

Н.Н. Вопленко к формам правовой доктрины относит правовые идеи, гипотезы, теории, понятия и категории [2, с. 55]. Утверждение о том, что идеи, гипотезы, теории, понятия и категории следует отнести к правовой доктрине, является истинным. Корректировки требует позиция Н.Н. Вопленко в той части, в которой он перечисленные феномены классифицирует именно как формы правовой доктрины. Но форма - это характеристика, отграничивающая содержание явления от всего внешнего по отношению к нему. Так, писанный текст отграничивает содержащееся в нём доктринальное правовое положение от всего того, что таковым не является. Поэтому письменный текст - это форма правовой доктрины. Но вот гипотеза, сформулированная в рамках правовой доктрины, ни от чего эту доктрину не отграничивает, т.к. представляет собой специфический вариант формирования её внутреннего содержания. Если письменный и устный тексты правовой доктрины различаются между собой по признаку специфики её внешнего проявления, так сказать, демаркации границ конкретной правовой доктрины или отдельного доктринального юридического положения, то идея от гипотезы, от теории, от понятия и от категории отличается по признаку характера внутреннего содержания конкретного доктринально-правового положения. Изложенное позволяет определить правовые идеи, гипотезы, теории, понятия и категории не в качестве форм, а в качестве видов правовой доктрины.

Н.Е. Садохина, не слишком углубляясь в теорию форм правовой доктрины, все же по тексту своей диссертационной работы допускает заинтересовавшее нас применительно к предмету настоящего исследования высказывание следующего содержания: «... доктрина в советский период представляла собой не только источник права в идеальном смысле, то есть научную теорию, оказывающую влияние на сознание законодателя, но и являлась источником в формально-юридическом смысле, воплощалась в законодательных актах, судебных решениях, имела собственную форму выражения в виде партийных документов» [4, с. 98]. Представляется, что правовая доктрина, взятая к рассмотрению в качестве источника (формы) права в формально-юридическом смысле, вряд ли может быть обнаружена в другом источнике (форме) права - нормативном правовом акте. Безусловно, законодатель черпает содержание принимаемых нормативных правовых актов из правовой доктрины. Оговоримся -не только из неё. Содержание нормативного правового акта может быть почерпнуто из политической доктрины, доминирующей в обществе, юридических обычаев, религиозных и социальных норм, а так же из иных нормативных правовых актов. Последнее проявляется в двух доминирующих вариантах. Нормативный правовой акт может наполняться содержанием, воспринимаемым из нормативного правового акта более высокой юридической силы. Так, нормы конституционного права дублируются в иных правовых отраслях, развиваясь, уточняясь, конкретизируясь и усложняясь при этом. Кроме этого, новый нормативный правовой акт может перенять в себя содержание старого, отменяемого нормативного правового акта. Этот процесс наиболее ярко проявляется при рекодификации национального законодательства. При всём этом, давая материю для формирования правовых норм, содержащихся в статьях системы национального законодательства, правовая доктрина, равно как и обычай, религия, нравственность, нормативно-правовые предшественники, утрачивает свойство быть источником (формой) права, сохраняя только значение его генетического источника. Невозможно со-

гласиться с Н.Е. Садохиной в её поверхностной попытке понимания в качестве самостоятельной формы правовой доктрины партийных (т.е., политических) документов. Здесь упускается из виду фактический симбиоз органов КПСС с государственным аппаратом, в силу коего партийные программы наряду с политическим свойством приобретает свойства общеобязательности не только для членов коммунистической партии, но и для всего населения страны, таким образом, превращаясь в разновидность нормативного правового акта. Такое возможно только в государствах с однопартийной политической системой, в которых правящая партия целиком врастает в государственно-властный механизм. При такой трактовке позиции Н.Е. Садохиной обе части её высказывания приобретают единое содержание, сводящееся к тому, что правовая доктрина при советском строе проявляется в нормативном правовом акте, автономными разновидностями которого выступают закон и партийный документ. Ранее приведённые доказательства невозможности интерпретации закона в качестве формы правовой доктрины позволяют сформулировать аналогичный вывод и применительно к соотношению правовой доктрины и политической программы. Последняя не может быть формой первой, хотя каждая из них способна занимать место первоисточника в процессе генезиса другой. Процесс перехода российского государства к многопартийной системе лишил документы, выходящие из-под пера партийных органов, нормативно-правовых характеристик. Осмысление этого процесса явилось основанием для формулирования Н.Е. Садохиной следующего суждения: «доктрина без сомнения оказывает влияние и на законодателя, и на правоприменителя, но в силу того, что она не имеет собственной формы выражения, ссылки на неё в правоприменительной деятельности не допускаются» [4, с. 141]. Верное наблюдение, осуществленное процитированным автором, обернулось ошибочными выводами. Смена вида партийной системы сама по себе не способна выдавить правовую доктрину из числа источников (форм) права. Серьёзным концептуальным заблуждением со стороны Н.Е. Садохиной представляется мысль об отсутствии у правовой доктрины какой бы то ни было формы выражения. Даже безотносительно к дискуссии о месте правовой доктрины в системе источников (форм) права, отрицание у любого явления специфической формы выражения противоречит основополагающим философским положениям. У любого явления имеется одновременно содержание и форма. Без формы не могло бы быть содержания, а без содержания - формы. Суть позиции Н.Е. Садохиной сводится к признанию наличия такой правовой доктрины, которая суть бесформенное содержание. Отказывая правовой доктрине в собственной форме, Н.Е. Садохина фактически отрицает само существование этого явления. Но об этом речи в работе Н.Е. Садохиной нет - само наличие правовой доктрины она под сомнение не ставит. Но, признав наличие правовой доктрины как явления, логично предпринять попытку поиска форм её проявления. Необоснованный отказ от такой попытки, продемонстрированный Н.Е. Садохиной, не может быть признан достоверным научным результатом. Изложенное позволяет охарактеризовать позицию Н.Е. Садохиной исключительно как заблуждение и самим приступить к поиску форм, в которых способна проявлять вовне своё содержание современная правовая доктрина.

Д.В. Храмов полагает, что «судебное решение является формой, в которую облегается правовая доктрина» [5, с. 159]. Такое суждение представляется неверным. Судебное решение не облегает правовую доктрину, а обосновывается правовой нормой, содержащейся в правовой доктрине. Тем более, что позиция Д.В. Храмова порождает проблему первичной формы доктринально-правового положения. Если формой правовой доктрины выступает судебное решение, то неоткуда взяться такой доктринальной норме, которая ещё не была положена в основу ни одного акта правосудия. Не требует доказательств то обстоятельство, что судьи способны ссылаться на доктринально-правовые нормы даже в тех случаях, когда на них ещё не сослались другие судьи. Поэтому формой правовой доктрины должно мыслиться нечто, отличное от судебного решения.

Представляется, что под формами правовой доктрины следует понимать специфику их объективации в окружающую действительность, оформленные результаты её вывода за рамки мышления единичного субъекта. К формам правовой доктрины можно отнести письменную и устную как основные и мнемическую как факультативную, начальную. Отнесение к формам правовой доктрины элементов юридической техники следует признать ошибочным.

Библиографические ссылки

1. Бошно С.В. Форма права: теоретико-правовое исследование : дис. ... д-ра. юрид. наук. М. : РАГС при Президенте РФ, 2005.

2. Вопленко Н.Н. Источники и формы права. Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2004.

3. Гурова Т.В. Актуальные проблемы теории источников права : дис. ... канд. юрид. наук. Самара : Самарская государственная экономическая академия, 2000.

4. Садохина Н.Е. Развитие источников российского права в советский и постсоветский период : дис. ... канд. юрид. наук. Тамбов : ТГУ им. Г.Р. Державина, 2005.

5. Храмов Д.В. Нетрадиционные источники российского частного права: общетеоретический аспект : дис. ... канд. юрид. наук. Саратов : СГАП, 2010.

References

1. Boshno S.V. Forma prava: teoretiko-pravovoe issledovanie (The form of law: theoretical and legal research), dis. ... d-ra. yurid. nauk. M. RAGS pri Prezidente RF, 2005.

2. Voplenko N.N. Istochniki i formy prava (Sources and forms of law). Volgograd. Izd-vo VolGU, 2004.

3. Gurova T.V. Aktual'nye problemy teorii istochnikov prava (Actual problems of theory of sources of law), dis. ... kand. yurid. nauk. Samara: Samarskaya gosudarstvennaya ekonomicheskaya akademiya, 2000.

4. Sadokhina N.E. Razvitie istochnikov rossiiskogo prava v sovetskii i postsovetskii period (Development of Russian sources of law in the Soviet and post-Soviet period), dis. ... kand. yurid. nauk. Tambov: TGU im. G.R. Derzhavina, 2005.

5. Khramov D.V. Netraditsionnye istochniki rossiiskogo chastnogo prava: obshcheteoreticheskii aspekt (Unconventional sources of Russian private law: general-theoretical aspect), dis. ... kand. yurid. nauk. Saratov: SGAP, 2010 g.

Дата поступления: 15.09.2016 Received: 15.09.2016

УДК 340

ПРОБЛЕМА СТАТУСА НОТАРИАТА В ПРАВОВОМ ГОСУДАРСТВЕ

ГАЛИКЕЕВА Ирина Гаязовна

кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского процесса Института права ФГБОУ ВО «Башкирский государственный университет», г. Уфа, Россия. E-mail: galikeeva_notary@mail.ru

Нотариат как государственно-правовое явление появляется на определенном этапе формирования государства и в качестве специфического учреждения начинает способствовать бесконфликтному и гармоничному развитию общественных отношений. В процессе государственно-правового становления страны утверждается и правовой ста-

THE PROBLEM OF THE STATUS OF NOTARY IN THE RULE-OF-LAW STATE

GALIKEEVA Irina Gayazovna

Candidate of Sciences (Law), Assistant Professor of the Chair of Civil Procedure of the Institute of Law of the FSBEI HE "Bashkir State University", Ufa, Russia. E-mail: galikeeva_notary@mail.ru

Notary as a legal phenomenon appears at a definite stage of a state's formation and as a specific institution begins to contribute to non-conflict and harmonious development of social relations. In the process of state and legal formation of a country, the legal status of notary as an institute is confirmed; notary is authorized to commit an action of sui gen-