CC BY
206
Актуальные проблемы юридической науки и практики
Чашин А.Н.
ПРАВОВАЯ ДОКТРИНА: ИПОСТАСИ И РИЗОМНОСТЬ
Цель: В статье автором предпринята попытка осмысления вариантов проявления правовой доктрины в юридической жизни общества.
Методология: Теоретическая позиция исследователя построена на методе материалистической диалектики. Результаты: Правовая доктрина проявляется вовне и воспринимается субъектом не только в одной из своих форм или в некоем из видов. В целях восполнения выявленной лакуны автор предпринимает попытку обосновать введение в научный оборот термина «ипостась правовой доктрины». Соотношение таких ипостасей автором рассматривается в связи с учением о суперпозиции. Далее автор приводит доводы о необходимости перехода от корневого понимания правовой системы к сетевому.
Новизна/оригинальность/ценность: Учение об ипостасях правовой доктрины как источника (формы) права выделяется автором впервые.
Ключевые слова: правовая доктрина, ризома, источник права, форма права.
Chashin A.N.
LEGAL DOCTRINE: HYPOSTASES AND RHIZOMENESS
Purpose: In the paper, the author attempted to understand the options for the manifestation of legal doctrine in the legal life of society.
Methodology: The theoretical position of the researcher is based on the method of materialistic dialectics. Results: The legal doctrine manifests itself in outside forms, but is perceived by the subject not only in one of its forms or in some of the species. In order to replenish the identified lacunae, the author attempts to substantiate the introduction into scientific use of the term «hypostasis of legal doctrine». The correlation between these hypostases is analyzed by the author in connection with the doctrine of superposition. Further, the author argues that it is necessary to move from the root understanding of the legal system to the network one.
Novelty/originality/value: The doctrine of the hypostases of legal doctrine as a law source is introduced by the author for the first time.
Keywords: legal doctrine, rhizome, source of law, form of law.
Глубокая и качественная разработка вопроса объективации правовой доктрины как формы (источника) права испытывает ощутимый терминологический дефицит. По мнению автора, понятий «форма» и «вид» применительно к разрабатываемому предмету не вполне достаточно для полного раскрытия темы. Правовая доктрина проявляется вовне и воспринимается субъектом не только в одной из своих форм или в некоем из видов. В целях восполнения выявленной лакуны автор предпринимает попытку обосновать введение в научный оборот термина «ипостась правовой доктрины». Думается, что правовая доктрина способна выступать в трех ипостасях: быть источником права, его же формой и его же содержанием. В первой ипостаси юридическая доктрина предстает, в частности, при зарождении права, формировании его концепции, идеи. Здесь доктрина является источником права, так как порождает его, но формой права быть не может, поскольку по времени предшествует праву: юридическая доктрина уже есть (или формируется), а права ещё нет. Во второй ипостаси юридическая доктрина способна выступать в качестве формы уже сформировавшегося права с четко
сформулированным нормативным содержанием. В зависимости от исторических и национальных особенностей конкретных правовых систем юридическая доктрина проявляется в виде совокупности трудов ученых юристов либо нормативных правовых актов соответствующего вида и наименования. Ко второй ипостаси юридической доктрины допустимо применение синонимичного термина «источник (форма) права». Но и это ещё не все: зрелые и массивные системы права способны сами порождать юридические доктрины, которые в этом случае становятся содержанием права. Третья ипостась юридической доктрины проявляется на практике такими характерными приметами, как закрепленные в правовых нормах доктринальные положения, в частности - легальные правовые дефиниции. При этом довольно частое сегодня явление - закрепление какого-либо научного юридического понятия в тексте нормативного правового акта - предстает по своей сути проникновением части юридической доктрины из первой ипостаси в третью. Как верно подмечено С.В. Бошно, доктрина может «потерять статус самостоятельной формы права в том случае, если законодатель перепишет в текст
нормативного акта правила, выработанные этим источником» [1, с. 278]. Этот процесс надлежит понимать именно как проникновение юридической доктрины из одной своей ипостаси в другую, как некий специфический процесс расширения ареала её существования и, одновременно, поля влияния на общественные отношения. Переходом из одной ипостаси в другую такой процесс признавать недопустимо по той причине, что легализованная дефиниция не перестаёт быть научной, т. е. при восприятии некоторого достижения юридической науки законодателем сама юридическая наука его ни в коем случае не утрачивает. Таким образом, можно убедиться, что отдельные части юридической доктрины могут проявляться одновременно как в одной характерной для этого явления ипостаси, так и сразу в нескольких.
При этом на первый взгляд может показаться, будто ипостаси правовой доктрины являются некими взаимоисключающими состояниями. Такое понимание можно преодолеть, распространив в сферу юриспруденции понятие суперпозиции, применяемое в современной квантовой физике. Суть суперпозиции заключается в «промежуточном состоянии, трансформирующемся в одно из 2 базисных состояний при измерении (в вычислительном базисе). Важно учитывать, что суперпозиционное квантовое состояние принципиально отличается от классического промежуточного состояния (например, значения «0,5»): квантовая система находится не «между» состояниями «0» и «1» (например, между основным и первым возбуждённым состояниями атома нет других состояний), а одновременно в обоих взаимоисключающих состояниях. Такая ситуация невозможна в классической физике в принципе, и при измерении (получении информации о состоянии системы классическим наблюдателем) суперпозиционное состояние с необходимостью преобразуется в одно из состояний «0», «1» [2, с. 140].
Если подобное возможно для мира элементарных частиц, то нет никаких оснований полагать запрет аналогии в сферу теоретического права, т. е. в область идеальных объектов, которые в силу самой своей идеальности обладают большей бытийной пластичностью, нежели материально-вещные объекты. Отметим, что теория суперпозиции уже вышла за пределы физики и успешно используется в ряде иных научных отраслей, к примеру в теории систем [3], филологии [4] и др. Понимание обычного положения правовой доктрины как суперпозиционного ведёт к тому, что классический наблюдатель, каковым только и может быть субъект правотворческого и право-
применительного процесса, а также пользователь права, в каждом конкретном случае получения информации о правовой доктрине воспринимает её с необходимым преобразованием в одну из описанных выше ипостасей (позиций): «источник права», «форма права», «содержание права». Но вне конкретного восприятия субъектом правоотношений или нормотворцем, т. е. при выходе за рамки классической юриспруденции, правовая доктрина находится в суперпозиции по отношению ко всем трём ипостасям, находясь не между ними, а одновременно в каждой из них даже в тех случаях, когда такое нахождение понимается классическим наблюдателем как взаимоисключающее. Если такое положение вещей для юриспруденции является далеко не общепризнанным, то для современной физики - делом привычным. Как известно, теоретическая физика в некоторый период своего развития испытала немало трудностей, связанных с фиксацией поведения элементарных частиц одновременно как собственно частиц, так и волн. Подобным образом ведут себя, в частности, фотоны: общеизвестно, что свет - это явление волнового характера, но составляющие его фотоны ведут себя как частицы; на этом основано давление света. Современная физика объясняет подобное явление в учении о корпускуляр-но-волновом дуализме. Физическая концепция корпускулярно-волнового дуализма предполагает, что «любая движущаяся корпускула обладает длиной волны (длиной волны де Бройля), а любой фотон обладает массой» [5, с. 61]. Представляется, что юриспруденция ещё ждёт своего Альберта Эйнштейна и не закрыта для методологических решений подобного характера, позволяющих описывать наблюдаемые явления одновременно с двух непротиворечащих одна другой позиций.
Способность правовой доктрины принимать не только одну из своих форм, но и соответствующие ипостаси, демонстрирует её роль в качестве постмодернистского, т. е. современного источника (формы) права. Как отмечается в литературе, «одним из важнейших отличительных признаков постмодернизма является использование «принципа ризомы» [6, с. 19].
«Ризома - понятие философии постмодерна, фиксирующее нелинейный способ организации целостности, оставляющий возможность для подвижности и самоконфигурирования... В любой момент времени любая линия ризомы может быть связана непредсказуемым образом со всякой другой» [7, с. 807]. Ризома постмодернизма противопоставляется корневой системе модернизма. В классической юриспруденции множество про-
ЕВРАЗИЙСКАЯ
> 2 (39) 2019 <
АДВОКАТУРА
явлений классической корневой структуры. В первую очередь, это система государственной власти, описывая которую, правоведы используют ту же «древесную» терминологию, именуя подсистемы (законодательную, исполнительную и судебную) не иначе, как ветвями. В правовой системе по корневому принципу выстроено законодательство, разветвляющееся от Основного закона на отрасли, подотрасли и т. п. Древовидные системы были гордостью XIX века, посредством их было упорядочено законодательство ряда европейских государств, до этого представленное в виде корпуса, т. е. «совокупности различных материалов, поддающихся классификации по предмету» [8, р. 433]. В отличие от этой модели ризома не имеет единого корня, стержня, она пронизывает бытие во многих местах. Здесь «объяснительной метафорой уже является не пирамида, а сеть» [9, р. 81]. Как пишет И.И.М. Гарсия, «мы больше не можем представлять себе право как систему, мы должны думать о нём как о сети» [8, р. 445]. Именно так обстоит дело с правовой доктриной, носителем которой является научное сообщество, которое, в свою очередь, несмотря на определенную иерархию, вовсе не централизовано и, более того, не ограничивается государственными границами. Корневой принцип построения правовой системы практически приравнивает её к системе законодательства, максимизируя действие принципа централизации. Поэтому ХХ в. допускал возможность многократного зарождения тоталитарных государств - для их существования достаточно централизованного законотворчества, в той или иной степени ограничивающего гражданские свободы. Так, в итальянской юридической науке доминирование нормативного правового акта называется «фашистской реликвией», т. е. таким положением, при котором «закон (т. е. законодатель) должен сказать не последнее, но единственное слово, имеющее юридическое значение» [10, р. 52]. Если же правовая норма содержится не в законе, а в доктрине, по своей сути не централизованной, а ризомной, её если и можно отменить или изменить, то это требует переобучения и перевоспитания всего юридического сообщества. При этом переобучение научной элиты, если в определенной степени и возможно, представляет собой не краткий акт (как голосование представительного органа относительно законопроекта), а процесс протяженностью в несколько десятков (как минимум) лет, к тому же не с гарантированным исходом. Отечественная история показывает, что профессура порой отчаянно сопротивляется негуманным действиям власти (реализуя
«возможность неповиновения, когда государство не соответствует своему назначению» [11, с. 5]), зачастую предпочитая неэтичным сделкам изгнание или даже физическое уничтожение. Поэтому доктринально-правовые нормы обладают повышенной резистентностью против тоталитаризма, нежели правовые нормы, содержащиеся в законодательстве. Правовая доктрина, растекаясь по всему юридическому сообществу без централизованного предписания (подобного нормативному правовому акту), представляет собой проявление того, что в западной литературе описывается как переход «от правовой структуры, которая работает вдоль вертикальной линии, к горизонтально ориентированной правовой структуре» [10, р. 49]. В такой системе «юрист, который смотрел вверх и ждал окончательного слова, теперь призван смотреть понизу» [10, р. 56]. Это делает постмодернистское общество менее подверженным опасности впасть в тоталитаризм по сравнению с предшествующим состоянием. Здесь политическая власть, по своей природе подверженная разного рода акцентуациям (олигархическим и т. п.), уравновешивается тем, что в западной литературе принято именовать «юристократией» [12; 13, р. 101] или судебной демократией [14; 15]. Как любой механизм сдержек и противовесов такое проявление следует признать полезным. Постмодернизм стремится «обеспечить проведение в жизнь идеи децентрированного (ризомного) права взамен иерархического, что даст в итоге разветвленную, многомерную сеть - ризому, состоящую из множества случайно и локально развивающихся элементов» [16, с. 23], а также к созданию «законодателей и правоприменителей, освободив их от установок, заданных интересами господствующих социальных слоёв и групп» [16, с. 23].
Ризомное право проявляется, кроме доктрины, в прецеденте и обычае, которые М. Барберис характеризует как «непреднамеренные источники» [17, р. 113] права. Непреднамеренность таких источников проявляется в почти полном отсутствии влияния парламента (всегда политизированного) на содержание рождаемой правовой нормы, тогда как законопроекты почти всегда готовятся по заказу того или иного субъекта политической деятельности. Залог непреднамеренности таких источников - в невозможности мониторинга всех мест рождения доктринальных, прецедентных и обычных норм. Они появляются на свет вне пристального внимания административной власти и зачастую ставят её перед фактом своего существования. Здесь право выступает как «социальная практика, распознаваемая по спо-
собу формирования и соблюдения правил» [18, р. 126].
Вместе с тем представляется, что полная реализация воззрений постмодернистов на российской почве вряд ли целесообразна в связи с опасностью разрушения вертикали власти, однако признание за доктриной роли полноценного и притом субсидиарного источника (формы) права позволит дополнить действующую правовую систему эффективным механизмом, способным в кризисные моменты предохранить общество от очередного всплеска тирании и притеснения прав человека и основных гражданских свобод. С учётом того обстоятельства, что учеными зафиксированы предпосылки тоталитаризма, включая проявления фашизма [19, с. 627; 20, с. 80], консерватизма [21, с. 44; 22, с. 14], возрождение культа царизма [23, с. 88], национализма [24, с. 160], потенции шовинизма [25, с. 17] в современной России, в которой «народ уже не требует свободы как в 80-е годы, изрядно разочаровавшись в ней» [26, с. 29], правовая доктрина как активно и грамотно используемый источник (форма) реально действующего права, базирующегося на общепризнанных гуманистических ценностях, может стать довольно востребованной. Как верно отмечает профессор В.Н. Синюков, «правовые реформы, планируемые как изменения в содержании норм, осуществляются сообразно схеме, заданной объективным, неподвластным законодателю строением права» [27, с. 398]. Действительно, строение права законодателю если подвластно, то его изменение под влиянием законодателя представляет собой процесс весьма неспешный. Невозможность скорого изменения строения права сказывается на стабильности содержания его норм. Поскольку источники (формы) права невозможно, по сути, исключить из его строения, то следует признать за правовой доктриной способность стабилизировать базовые правовые положения.
Пристатейный библиографический список
1. Бошно С.В. Форма права: теоретико-правовое исследование: дис. ... д-ра юрид. наук. М.: РАГС при Президенте РФ, 2005.
2. Энциклопедия для школьников и студентов: в 12 т. Т. 2. Физика. Математика / под общ. ред. Н.А. По-клонского. М.: Беларус. Энцыкл. iмя П. Броуи, 2010.
3. Абдрахманов В.Г. Содержательная интеграция как суперпозиция функциональных систем // Сибирский педагогический журнал. 2008. № 6. С. 52-61.
4. Бойко М.Е. Обобщение теории фабулы: темпо-ральность, причинность, суперпозиция // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2013. № 11-1. С. 31-34.
5. Пещевицкий Б.И. Корпускулярно-волновой дуализм и классическая механика // Философия науки. 2003. № 2. С. б0-73.
6. Кучменко M.A. Принцип ризомы как структурообразующий фактор постмодернистского текста // Вестник Aдыгейского государственного университета. Серия 2: Филология и искусствоведение. 20l4. № 4. С. 119-122.
7. Синельникова Л^. Ризома и дискурс интерме-диальности // Вестник РУД^ Лингвистика. 2017. Т. 21. № 4. С. 805-821.
8. Garcia J.I.M. Del sistema a la red: la perspectiva del juez // Anuario de filosofia del derecho. 201б. XXXII. P. 431-450.
9. De Sanctis F.M. La voce antica del diritto oltre-mod-erno // Rivista di filosofia del dritto. 2015. № 1. P. 75-88.
10. Greco T. Paolo Grossi, teorico del diritto orizzon-tale // Rivista di filosofia del dritto. 201б. № 1. P. 47-88.
11. Мартышин О.В. Политическая обязанность // Государство и право. 2000. № 4. С. 5-14.
12. Hirschl R. Towards Juristocracy - The Origins and Consequences of the New Constitutionalism. Cambridge (MA): Harvard University Press, 2007.
13. Itecovich G. Nobili sogni e incubi. Teorie dell'interpretazione costituzionale e contesto istituzio-nale // Rivista di filosofia del diritto. 2017. № 1. P. 97-118.
14. La democrazia giudiziaria / Carlo Guarnieri; Patriz-ia Pederzoli. Bologna: Il mulino, 1997.
15. Pizzorno A. Il potere dei giudici: stato democratico e controllo della virtù. Roma: Bari: Laterza, 1998.
16. Лазарев В.В. Толкование права: классика, модерн и постмодерн // Журнал российского права. 201б. № 8. С. 15-28.
17. Barberis M. Da che parte sta il formalismo? Fra er-meneutica e realismo giuridico // Rivista di filosofia del diritto. 2015. № 2. P. 107-118.
18. Zaccaria G. Comprensione del diritto, non sul dirit-to // Rivista di filosofia del diritto. 2015. № 1. P. 119-12б.
19. Завьялов Ю.С. Размышления по поводу теоретических суждений о тоталитаризме // Lex Russica. 2011. № 4. С. б20-б27.
20. Завьялов Ю.С. Тоталитаризм как разновидность политического режима // Государство и право. 2010. № 5. С. 7б-80.
21. Мартышин О.В. Конституция и идеология // Государство и право. 2013. № 12. С. 34-44.
22. Мартышин О.В. Идеология и формирование новой политической и правовой культуры в Российской Федерации // Государство и право. 2010. № 9. С. 5-15.
23. Мартышин О.В. Революция и развитие российской государственности // Государство и право. 2007. № 1. С. 79-88.
24. Синюков В.И Приоритеты правовой политики в гуманитарной области // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 1997. № 4. С. 1б0.
25. Мартышин О.В. Hациональная политическая и правовая культура в контексте глобализации // Государство и право. 2005. № 4. С. 9-17.
26. Мартышин О.В. О некоторых особенностях российской правовой и политической культуры // Государство и право. 2003. № 10. С. 24-30.
27. Синюков В^. Российская правовая система. Введение в общую теорию. 2-е изд., доп. М.: HОРMA, 2010.
ЕВРАЗИИСКАЯ 2 (39) 2019 С
References (transliterated)
1. Boshno S.V. Forma prava: teoretiko-pravovoe issle-dovanie: dis. ... d-ra yurid. nauk. M.: RAGS pri Prezidente RF, 2005.
2. E"nciklopediya dlya shkol"nikov i studentov: v 12 t. T. 2. Fizika. Matematika / pod obshh. red. N.A. Poklonsk-ogo. M.: Belarus. E"ncykl. imya P. Broyki, 2010.
3. Abdraxmanov V.G. Soderzhatel"naya integraciya kak superpoziciya funkcional"ny"x sistem // Sibirskij peda-gogicheskij zhurnal. 2008. № 6. S. 52-61.
4. Bojko M.E. Obobshhenie teorii fabuly": temporal"-nost", prichinnost", superpoziciya // Filologicheskie nauki. Voprosy" teorii i praktiki. 2013. № 11-1. S. 31-34.
5. Peshheviczkij B.I. Korpuskulyarno-volnovoj dual-izm i klassicheskaya mexanika // Filosofiya nauki. 2003. № 2. S. 60-73.
6. Kuchmenko M.A. Princip rizomy" kak strukturoo-brazuyushhij faktor postmodernistskogo teksta // Vestnik Ady"gejskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 2: Filologiya i iskusstvovedenie. 2014. № 4. S. 119-122.
7. Sinel"nikova L.N. Rizoma i diskurs intermedial"-nosti // Vestnik RUDN. Lingvistika. 2017. T. 21. № 4. S. 805-821.
8. Garcia J.I.M. Del sistema a la red: la perspectiva del juez // Anuario de filosofia del derecho. 2016. XXXII. P. 431-450.
9. De Sanctis F.M. La voce antica del diritto oltre-mod-erno // Rivista di filosofia del dritto. 2015. № 1. P. 75-88.
10. Greco T. Paolo Grossi, teorico del diritto orizzon-tale // Rivista di filosofia del dritto. 2016. № 1. P. 47-88.
11. Marty"shin O.V. Politicheskaya obyazannost" // Gosudarstvo i pravo. 2000. № 4. S. 5-14.
12. Hirschl R. Towards Juristocracy - The Origins and Consequences of the New Constitutionalism. Cambridge (MA): Harvard University Press, 2007.
- АДВОКАТУРА
13. Itecovich G. Nobili sogni e incubi. Teorie dell'inter-pretazione costituzionale e contesto istituzionale // Rivista di filosofia del diritto. 2017. № 1. P. 97-118.
14. La democrazia giudiziaria / Carlo Guarnieri; Patriz-ia Pederzoli. Bologna: Il mulino, 1997.
15. Pizzorno A. Il potere dei giudici: stato democratico e controllo della virtu. Roma: Bari: Laterza, 1998.
16. Lazarev V.V. Tolkovanie prava: klassika, modern i postmodern // Zhurnal rossijskogo prava. 2016. № 8. S. 15-28.
17. Barberis M. Da che parte sta il formalismo? Fra er-meneutica e realismo giuridico // Rivista di filosofia del diritto. 2015. № 2. P. 107-118.
18. Zaccaria G. Comprensione del diritto, non sul dirit-to // Rivista di filosofia del diritto. 2015. № 1. P. 119-126.
19. Zav'yalov Yu.S. Razmy'shleniya po povodu teo-reticheskix suzhdenij o totalitarizme // Lex Russica. 2011. № 4. S. 620-627.
20. Zav'yalov Yu.S. Totalitarizm kak raznovidnost" politicheskogo rezhima // Gosudarstvo i pravo. 2010. № 5. S. 76-80.
21. Marty'shin O.V. Konstituciya i ideologiya // Gosu-darstvo i pravo. 2013. № 12. S. 34-44.
22. Marty"shin O.V. Ideologiya i formirovanie novoj politicheskoj i pravovoj kuLtury" v Rossijskoj Federacii // Gosudarstvo i pravo. 2010. № 9. S. 5-15.
23. Marty"shin O.V. Revolyuciya i razvitie rossijskoj gosudarstvennosti // Gosudarstvo i pravo. 2007. № 1. S. 79-88.
24. Sinyukov V.N. Prioritety" pravovoj politiki v gu-manitarnoj oblasti // Izvestiya vy"sshix uchebny"x zave-denij. Pravovedenie. 1997. № 4. S. 160.
25. Marty"shin O.V. NacionaLnaya politicheskaya i pra-vovaya kuLtura v kontekste globalizacii // Gosudarstvo i pravo. 2005. № 4. S. 9-17.
26. Marty"shin O.V. O nekotory"x osobennostyax rossijskoj pravovoj i politicheskoj kuFtury" // Gosudarstvo i pravo. 2003. № 10. S. 24-30.
27. Sinyukov V.N. Rossijskaya pravovaya sistema. Vve-denie v obshhuyu teoriyu. 2-e izd., dop. M.: NORMA, 2010.
Проведем профессиональную экспертизу:
Строительно-техническую Землеустроительную Инженерно-технологическую Пожарно-техническую Автотехническую
Почерковедческую Подлинности документов Оценочную Товароведческую Бухгалтерскую
Профессионализм экспертов и современные методики проведения исследований в сжатые сроки обеспечивают максимально достоверные результаты!
~ Платинум
группа компаний
Q м. Электрозаводская,
г. Москва, пл. Журавлева, д. 2, стр. 2, офис 321
Ж ocenka-m.com • ¡nfo@ocenka-m.com
V» 8 (800) 100-50-01 • 8(495)308-15-15
