CC BY
187
Правосудие и правоохранительная деятельность в евразийском пространстве
Чашин А.Н.
судебная ДОКТРИНА КАК ИСТОЧНИК (ФОРМА) ПРАВА
Цель: В статье автором предпринимается попытка систематизации накопленных к настоящему моменту судебных прецедентов, способных выступать источниками (формами) права.
Методология: Теоретическая позиция исследователя построена на методе материалистической диалектики.
Результаты: Предлагается формирование правовой доктрины в виде официального судебного документа.
Новизна/оригинальность/ценность: Подход к систематизации отечественных судебных прецедентов в единую правовую доктрину сформулирован автором впервые.
Ключевые слова: правовая доктрина, источники (формы) права, судебный прецедент.
Chashin A.N.
JUDICIAL DOCTRINE AS A SOURCE OF (FORM) RIGHTS
Purpose: In this article the author attempts to systematize accumulated to date case law that could be a source of (forms) of law.
Methodology: The researchers built theoretical position on the method of materialist dialectics. Results: We propose the formation of a legal doctrine in the form of an official court document. Novelty/originality/value: The approach to systematize the domestic judicial precedents into a single legal doctrine formulated by the author for the first time.
Keywords: legal doctrine, Sources (forms) of law, judicial precedent.
К сегодняшнему дню национальная система права регулируется правовыми нормами, содержащимися в различных источниках. В современной литературе развернулась довольно жаркая дискуссия по поводу возможности признания судебного прецедента источником (формой) российского права. Следует оговориться, что эта проблема, в отличие от многих других проблем науки общей теории государства и права, является не абсолютной, а относительной. Суть относительности обозначенной проблемы заключается в том, что никто из представителей правовой науки не отрицает того обстоятельства, что судебная практика является источником (формой) права. Спор идёт относительно того, может ли быть судебный прецедент признан источником права для стран, не относящихся к семье общего права, в частности - для России. Имея в виду, что одним из основных аргументов, выдвигаемых в спорах о прецеденте как источнике российского права, является тезис, что судейское правотворчество не характерно для стран романо-германской семьи, М.Н. Марченко пишет: «Опираясь на исследования многих авторов, занимающихся изучением данной материи, с определенной долей условности можно выделить три основных направления, или подхода, к разрешению проблемы самого существования современного судейского права как неотъемлемой составной части романо-гер-манского права: 1) полное и безоговорочное при-
знание судейского права одной из неотъемлемых составляющих романо-германского права; 2) полное и такое же безоговорочное, вопреки очевидным фактам, его отрицание; 3) «промежуточное», двойственное отношение к судейскому праву, выражающееся, с одной стороны, в фактическом его признании и использовании, а с другой - в формально-юридическом (официальном) отрицании, точнее, молчаливом непризнании его существования» [30, с. 20]. На эту тему написано много, приведем только основные мнения.
В первую очередь обратим внимание на уходящую корнями в позитивизм советского образца точку зрения, абсолютно отрицающую за судом способность творения права. В.В. Лазарев по этому поводу отмечает следующее: «Нужно раз и навсегда отказаться от безоговорочного тезиса о том, что пробелы в законе восполняются судами или иными органами в процессе применения права. Устранить пробел в законе можно лишь путем дополнительного законотворчества» [36, с. 438]. Подобная позиция вполне объяснима для тоталитарного общества, в котором государственному аппарату более удобно управлять обществом при помощи манипуляций с законодательством, чем через судейское мировоззрение. Объективности ради следует выделить теоретические параллели и в дореволюционной русской науке. В частности, против признания судебной практики в качестве источника права для отечественной правовой си-
стемы свидетельствует тезис, выдвинутый в свое время Г.Ф. Шершеневичем: «Если от прецедента можно отступить, то нет такой обязательности, какая свойственна норме права. Для суда прецедент то же, что для законодателя закон, - он изменяет его, когда захочет» [39, с. 85].
В современной науке интересной представляется аргументация И.Л. Петрухина, который возражает против введения в России прецедентного права по следующим соображениям: «Норма закона обязательна для судьи (он подчиняется только Конституции и закону), тогда как приговор или решение другого судьи ни к чему его не обязывают. О них судья просто не знает, потому что их - миллионы, они нигде не публикуются. Реализация изложенных предложений приведет к окончательному развалу, краху законности, поскольку судьи по-разному будут понимать закон, и можно будет сослаться на любое из противоречивых судебных решений. Среди наших судей есть ещё немало юристов с низкой профессиональной подготовкой. Предоставить каждому из них право творить закон - значит похоронить законность» [35, с. 19]. Подобная аргументация может быть оценена как исключительно слабая. Во-первых, автор демонстрирует вульгарное понимание сути судебного прецедента. В отличие от утверждения И.Л. Петрухина, в странах общего права прецедентными признаются далеко не все решения («всегда и везде в западном праве судебный прецедент создаётся решением высшего суда» [34, с. 20]), да, собственно, и не судебный акт целиком, а только его часть - ratio desidendi (сущность решения, в США его именуют «holding» [16, с. 69]). «Это, - разъясняет А.А. Максимов, - те правовые принципы, которые использует суд при решении дела» [25, с. 97]. Более того, прецедентным становится только судебный акт, прошедший высшую судебную инстанцию. Уже поэтому прецедентов в национальных системах намного меньше того массива, которого испугался И.Л. Петрухин. Мнению этого автора вполне можно противопоставить позицию С.С. Алексеева, считавшего, что «необходимо прежде всего преодолеть упрощенное, пожалуй, примитивное понимание прецедентного права, когда его существо и значение сводятся всего лишь к тому, в общем-то, очевидному для данной системы обстоятельству, что какое-либо решение суда становится «обязательным образцом» при рассмотрении аналогичных дел и потому приобретает нормативный характер. Между тем «обязательным образцом», как это показано в английской доктрине прецедента (а теперь оттеняется и в
нашей отечественной литературе), является не само по себе состоявшееся судебное решение, а заложенное в нем racio decidendi - принцип, идея, правовые мотивы решения, его юридическая суть, или, в ином смысловом контексте, бытующем в английской доктрине, ctare desisis -мнение нормообразующего характера. Но и это ещё не все. Общее, прецедентное право... - это не просто некая совокупность судебных решений, в которых содержатся racio decidendi, а структурированная по содержанию целостность правовых начал нормативного характера, которая имеет непосредственное регулятивное значение. Вовсе не случайно, как свидетельствуют фактические данные о формировании системы общего права (что и произошло в Индии), такого рода начала лишь тогда начинают обнаруживать регулятивные качества позитивного права, когда накапливается их известный объем, своего рода «критическая масса», они складываются в некоторые внутренние подразделения, и когда, стало быть, и здесь (путем «перехода количества в качество») образуется особое «тело», corpus juis» [14, с. 109110]. Более того, судебные решения, а тем более прецедентные, довольно успешно публикуются, в том числе в справочно-правовых системах, частных сборниках. Таким образом, второй аргумент И.Л. Петрухина, что судья не сможет найти и познать всю массу прецедентов, необоснован. Третий довод критикуемого автора сводится к профессиональной незрелости российского судьи. Разве это аргумент, относящийся к формам права? Получается, что назначить пожизненное заключение, отказать в иске о назначении пенсии по инвалидности или рассмотреть дело о соответствии правительственного постановления конституционным положениям нашему судье мы доверяем, а вот творить право ему не разрешаем. Когда судья принимает любое важное для сторон судебного спора решение, его уровня квалификации достаточно, и решение справедливо, но вынесение справедливого решения судьей при молчании закона И.Л. Петрухин не приемлет. Проблему с квалификацией судей нужно решать путем оптимизации кадровой политики, а не посредством отказа судейскому корпусу поголовно в эффективном использовании доступного правового инструментария.
Ряд авторов склоняется к мнению о возможности и даже необходимости признания судебной практики источником права для России. Так, по мнению академика Б.Н. Топорнина, «прежним набором источников мы обойтись уже не можем. С этой точки зрения нужно ещё раз рассмотреть
в качестве источников права судебную практику и судебную доктрину» [21, с. 6].
Деление научных позиций относительно видения прецедента не представляет собой дихотомию, поскольку лагерь сторонников признания прецедента в качестве формы российского права далеко не однороден. В нём можно выделить следующие основные направления.
Первое из направлений - безоговорочное признание судебного прецедента одной из полнокровных форм национального права в нашей стране. Сторонники этой позиции признают за прецедентом роль первичного источника права, доминирующего над законодательством. «Именно за судом, - считает В.П. Малахов, - должно быть сохранено право устанавливать право, т. е. содержание и смысл правоотношений. Законодательная же власть устанавливает законы, т. е. формы. Судом, а ни какими иными органами творится право как порядок. Правосудие есть господство порядка, но суд не восстанавливает порядок, правосудие не является правоохраной - это как раз дело соответствующих органов» [26, с. 79]. Интересно отметить, что практическое наличие прецедента как источника права в России в ходе социологического исследования показало 88,9 % опрошенных судей [19, с. 72-73]. То есть именно те, кто на практике черпает сведения о праве из его источников, в качестве такого источника называют судебный прецедент, не обращая никакого внимания на доктринальные споры по этому вопросу. Применительно к конституционному правосудию М.В. Баглай пишет: «И хотя прецедентная, обязательная сила этих решений в стране еще не признана, и единообразная практика пока не сложилась, они должны в своей совокупности рассматриваться как источник конституционного права» [15, с. 27-28].
С критикой позиции М.В. Баглая выступал О.Е. Кутафин, который по этому поводу отмечал следующее: «Между тем, думается, что практика судов общей юрисдикции при всем её разнообразии никак не связана с прецедентами. Дело в том, что правовая система современной России была и остается системой государства, которое не знает такого источника права, как судебный прецедент. И надо полагать, что в современных условиях вряд ли можно ожидать столь радикальных перемен правовой системы, чтобы в России было «всё как в США или Великобритании», в том числе и прецедентная по своим главным источникам правовая система «общего права». Более того, правовая система «общего права» при всех её возможных достоинствах является своего рода
атавизмом по сравнению с российской со всеми присущими ей недостатками. Поэтому её внедрение было бы равносильно внедрению в нашу жизнь староанглийской системы мер и весов и иных британских традиций. Все это говорит о том, что предложение М.В. Баглая рассматривать вопреки Конституции, так сказать, авансом, судебные решения как источник конституционного права представляется ошибочным. Что же касается постановлений Пленума Верховного Суда..., то они вполне укладываются в рамки Конституции РФ, предоставившей Верховному Суду РФ право давать разъяснения по вопросам судебной практики, не носящие нормативного характера, но обладающие общеобязательной силой, как и любой правовой акт» [22, с. 144-145]. Теперь настало время разграничить судебный прецедент и судебную практику. «Водоразделом» здесь можно принять позицию О.Е. Кутафина о том, что «толкование связано с разъяснением уже имеющихся норм, а не с созданием новых правовых установлений. Оно состоит в объяснении смысла толкуемой нормы, детализации её содержания строго в рамках самого предписания» [23, с. 156]. В этом различие между толкованием в рамках постановления пленума и судебным прецедентом. Первый вариант, как известно, является признанной частью российской правовой системы. Фактически О.Е. Кутафин предлагал признать влияние на национальную правовую систему судебных актов не в качестве прецедентов, а только в форме постановлений пленумов, т. е. сборников наиболее распространенных прецедентов, толковательных по своему содержанию. Суть такой позиции отчётливо прослеживается в следующем высказывании академика: «Особого разговора заслуживают постановления Конституционного Суда РФ. Что касается постановлений, в которых устанавливается соответствие Конституции РФ конституций и уставов субъектов федерации, законов и других нормативных актов, разрешаются споры о компетенции, то они не относятся к числу нормативных актов. Таким актом является Конституция РФ, а постановления Конституционного Суда - лишь акты её применения. Они не создают, да и не могут создавать с точки зрения Конституции РФ и других нормативных актов, регулирующих его деятельность, правовых норм. Они лишь применяют конституционные нормы к конституционным правовым актам или отдельным их нормам, тем самым констатируя соответствие последних нормам Конституции. Тот факт, что они обязательны для исполнения, имеет такой же характер, как и обязательность всех других правовых актов, не об-
ладающих нормативным характером» [22, с. 145]. Такая позиция основана на общетеоретических положениях о сущности процесса толкования права. Как писал В.С. Нерсесянц, «толкование нельзя смешивать ни с толкуемой нормой права, ни с нормой права вообще. Правотолкователь-ное положение - это всегда лишь правило надлежащего понимания уже наличной толкуемой нормы права, а не новая норма права» [32, с. 500]. Выделенное теоретическое направление вполне укладывается в советскую правовую традицию, предписывавшую, что, «применяя в тех областях права, где это допускается, аналогию, применяя другие научные методы толкования, Верховный Суд СССР в издаваемых им руководящих указаниях предлагает судам обязательные для них правила, разъясняющие, конкретизирующие, детализирующие существующий закон. В этих пределах рассматриваемые указания носят нормативный характер» [27, с. 617]. Думается, что понимание под формой права судебной практики при выраженности её в постановлениях судебных пленумов тождественно отрицанию судебного прецедента как самостоятельного источника права. Вероятно, поэтому И.Ю. Богдановская считает, что «в России речь идет не о развитии судебного прецедента как источника права (что было бы шагом назад и отступлением от идеи верховенства закона), а об усилении позиции судов в толковании закона» [17, с. 10]. Но есть и иные варианты теоретического осмысления соотношения судебной практики, судебного прецедента, формы и источника права. Так, Л.А. Морозова предлагает признавать судебную практику (применительно к отечественной правовой системе) источником права, не признавая её формой права. При этом она предлагает различать понятия «источник права» и «форма права» [31, с. 19-23]. Здесь сформулировано второе направление юридической мысли, имеющее место среди сторонников признания прецедента в России. Это самое консервативное из течений, которое признаёт влияние на национальную правовую систему судебных актов не в качестве формы, а лишь источника права.
Судебный прецедент может быть признан источником права, вторичным по отношению к такой традиционной форме, как нормативный правовой акт. По мнению А.В. Мицкевича, «то понимание, которое укрепится в судебной практике, и будет обобщено и подтверждено высшим судом как бы вторичным, углубляющим и дополняющим закон и другие нормативные правовые акты источником права. Такое признание роли судебной практики сулит более обоснованные и
полезные для укрепления законности результаты, чем далеко не всегда квалифицированные акты, порождающие лишь волокиту в законодательной деятельности по частным и сложным правовым вопросам. Пусть законодатели лучше изучают и обобщают судебную практику, возводя затем в закон то, что проверено практикой, и отвергая то, что оказалось неверным на деле» [33, с. 153].
М.Н. Марченко обращает внимание на еще одно направление теоретического понимания судебного прецедента, характерное, правда, для европейской юридической мысли. Это признание практики, в процессе которой нижестоящие суды следуют решениям вышестоящих судов, актом формирования новой правовой нормы, источником которой, однако, является не судебный прецедент, а некая разновидность обычая «в дополнение к закону (secundum legem)» [29, с. 50]. Согласно такой позиции нижестоящие суды «обычно приспосабливаются к решениям вышестоящих судов, хотя технически они никак не связаны этими решениями» [28, с. 58].
Резюмируя изложенное по затронутому вопросу, можно осуществить следующую классификацию теоретических точек зрения на место прецедента в российском праве. Итак, варианты теоретического понимания прецедента следующие:
- полное отрицание и, как правило, замещающее признание вторично-нормативной роли судебной практики в форме постановлений пленумов судов высшего звена судебной системы и актов конституционного правосудия (В.В. Лазарев, О.Е. Кутафин, С.И. Вильнянский, И.Ю. Богдановская, И.Л. Петрухин, Г.Ф. Шершеневич);
- признание в качестве источника права, равного прочим (в первую очередь основным) источникам права (М.В. Баглай, В.П. Малахов, Б.Н. То-порнин);
- признание в качестве вторичного источника права (А.В. Мицкевич);
- признание возможности формирования судом права в форме правового обычая, дополнительного к закону (K. Kerameus, Ph. Kozyris).
Как видим, обращаясь к современной отечественной судебной практике, сложно закрывать глаза на роль правоприменительных актов судебных органов, в первую очередь, конечно же, относящихся к высшему звену судебной системы. Но и официальное признание судебного прецедента, его хотя бы минимальная легализация в процессуальном законодательстве не ожидаются. По мнению М.Н. Марченко, «выход из сложившегося положения многие авторы-компаративисты не
без оснований видят в том, чтобы рассматривать прецедент как источник права не в формальном плане, а в практическом. Формальное непризнание прецедента вовсе не означает его фактического отрицания» [28, с. 60]. С этим примиряющим мнением, надо полагать, следует согласиться.
Очевидным является тот факт, что мнения отечественных правоведов в подавляющем своем большинстве склоняются к признанию нормативности постановлений пленумов судов высшего звена судебной системы и актов конституционного правосудия. При разрешении одной проблемы, касающейся форм права, зарождается другая, затрагивающая эффективность правоприменительной деятельности. Признав судебную практику формой права, сталкиваемся с многочисленностью актов, в которых отражены правовые нормы, сформулированные судами. Пленумы отечественных судов высшего звена судебной системы издают постановления двух видов: подзаконные нормативные правовые акты и руководящие разъяснения обобщенной судебной практики. Примером первого можно считать Постановление Пленума ВАС РФ от 05.06.1996 № 7 «Об утверждении Регламента арбитражных судов» (в ред. от 22.06.2012) [3]. Доля таких постановлений не очень велика. Другое дело - разъяснения судебной практики, к важнейшим из которых относятся постановления Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2013 № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» [4], от 29.04.1996 № 1 «О судебном приговоре» [5], от 31.10.1995 № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» [6] и проч. Это крупные судебные акты, дающие толкования по генеральным направлениям правоприменения. Кроме того, практикуют высшие суды издание постановлений по частным вопросам, вызывающим затруднения в деятельности нижестоящих судебных органов. Среди таких можно упомянуть постановления Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 № 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица» [9], от 17.12.2009 № 91 «О порядке погашения расходов по делу о банкротстве» [10], от 25.01.2013 № 11 «Об уплате налога на добавленную стоимость при реализации имущества должника, признанного банкротом» [11] и др. Кроме того, на территории РФ продолжают действовать (как правило, в части) постановления Пленума Верховного Суда СССР (например, Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 29.09.1988 № 11 «О практике выне-
сения судами частных определений (постановлений)» [12]) и Верховного Суда РСФСР (например, Постановление Пленума Верховного Суда РСФСР от 25.06.1974 № 2 «О выполнении судами РСФСР постановлений Пленумов Верховного Суда СССР и Верховного Суда РСФСР о судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» [13]). Всего на текущий момент актуально более двухсот постановлений, принятых пленумами высших судов, и еще немногим более ста постановлениями в них вносились изменения и дополнения. Еще около четырехсот постановлений Конституционного Суда РФ представляют собой акты системного толкования Основного закона и раскрывающих его положение отраслевых нормативных правовых актов. Н.С. Бондарь вполне обоснованно заявляет, что главная специфика последних заключается в том, что они «обладают нормативно-доктринальной природой, которая предопределяется, прежде всего, особенностями судебно-конституционных (контрольных) полномочий Суда» [18, с. 75]. В совокупности судебная практика, являющаяся ориентиром для всех российских судей в их профессиональной деятельности, насчитывает около шестисот постановлений пленумов верховных судов РФ, СССР и РСФСР, Высшего Арбитражного Суда РФ (принятые до момента его поглощения Верховным Судом РФ) и Конституционного Суда РФ. Не вызывает ни малейшего сомнения, что будь подобное количество актов обнаружено в любой из отраслей законодательства, вряд ли научное сообщество не высказало бы единодушного мнения о необходимости упорядочения нормативного материала путем проведения систематизации. Несмотря на повсеместное научное признание пользы кодификационной деятельности, до настоящего времени вопрос о необходимости сведения разрозненной судебной практики, имеющей нормативное содержание, не поставлен. Такое положение вещей отрицательно сказывается на эффективности судопроизводства. Факторы здесь те же, что и в случаях несистематизированного законодательства, - множественность и громоздкость нормативного массива, причиняющие чрезвычайное неудобство в использовании. Кроме того, если постановления Пленума Верховного Суда РФ представляют собой нечто вроде инструкции по применению права, с технической точки зрения чрезвычайно напоминая нормативный правовой акт, состоящий из относительно самостоятельных пунктов, разделенных между собой содержательно, то постановления Конституционного Суда РФ являются отдельными актами правоприменения
каждый. При обращении к ним, порой довольно громоздким, пользователю необходимо среди всего текста, зачастую довольно многословного, выделить именно норму права (или обязательный к применению вариант толкования правовой нормы, закрепленной законом). По своему объёму такая норма (вариант толкования нормы) в десять, двадцать и тридцать раз меньше всего постановления. Считаем, что настало время свести нормативные положения руководящих постановлений судов высшего звена судебной системы в единый акт. В качестве такого акта вполне уместно принять Государственную правовую доктрину РФ, отведя специальные разделы под систематизацию судебной практики.
В ходе такой систематизации целесообразно в соответствующие разделы доктрины включать нормативные составляющие постановлений Конституционного Суда РФ и постановлений пленумов верховных судов РФ, СССР и РСФСР, а также ныне ликвидированного Высшего Арбитражного Суда РФ, принятых в период его действия. При этом необходимо учитывать, что проведение предлагаемой систематизации не лишит силы акты, которые необходимо подвергнуть упорядочению. Аргументы в пользу такого подхода следующие.
Поскольку в целях обеспечения обозримости судебной практики, имеющей ориентирующее значение для национальных судов, включению в государственную правовую доктрину подлежат только нормативные части судебных актов, из постановлений Конституционного Суда РФ необходимо брать только некоторые пункты резолютивной части. Само постановление Конституционного Суда РФ должно сохранять свою силу, поскольку в его мотивировочной части содержатся рассуждения суда и нормативное (а иногда и философское) обоснование принятого постановления.
Из руководящих постановлений высших судов системы судов общей и арбитражной юрисдикции также следует брать не весь материал, поскольку далеко не весь он является нормативным. Некоторые пункты руководящих постановлений представляют собой не что иное, как воспроизведение текстов нормативных актов не только без их толкования, но и вовсе безо всякого комментирования. Так, абз. 2 п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 № 22 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел об административном надзоре» [7] выглядит следующим образом: «Статьей 245 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации
дела по заявлениям об установлении, о продлении, досрочном прекращении административного надзора, а также о частичной отмене или дополнении ранее установленных поднадзорному лицу административных ограничений отнесены к делам, возникающим из публичных правоотношений, в связи с чем они подлежат рассмотрению и разрешению на основании статьи 246 ГПК РФ с особенностями, предусмотренными главами 23 и 26.2 ГПК РФ». Не вполне понятно, зачем Пленуму Верховного Суда РФ понадобилось повторять судьям, каждый из которых имеет высшее юридическое образование, не менее чем пятилетний стаж работы по юридической специальности и сдал квалификационный экзамен на должность судьи, вполне несложные положения ст. 245 и 246 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации от 14.11.2002 № 138-Ф3 (в ред. от 25.11.2013) [1]. В любом случае подобные факты дублирования в ориентирующих актах судебной практики статей действующего законодательства не способствуют повышению эффективности работы судей, но исключительно загромождают тексты, на которые суды ориентируются при принятии своих решений.
Другое дело п. 18 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 № 19 «О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности» [8], сформулированный следующим образом: «Сроки давности привлечения к уголовной ответственности оканчиваются по истечении последнего дня последнего года соответствующего периода (например, если преступление небольшой тяжести было совершено 12 августа 2010 года в 18 часов, то срок давности в данном случае начинает течь 12 августа 2010 года, последний день срока давности - 11 августа 2012 года, по истечении которого, т. е. с 00 часов 00 минут 12 августа 2012 года, привлечение к уголовной ответственности недопустимо). При этом не имеет значения, приходится ли окончание сроков давности на рабочий, выходной или праздничный день». Как видим, в этом пункте сформулировано такое правило, которого не имеется в Уголовном кодексе Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-Ф3 (в ред. от 25.11.2013) [2]. Именно такие положения, вне зависимости от того, считать ли их судебными прецедентами (их ratio desidendi) либо обязательными вариантами толкования правовых норм судебной практикой, подлежат систематизации посредством включения в текст государственной правовой доктрины РФ.
Поскольку предлагаемый вариант систематизации ориентирующей судебной практики предполагает оставление в силе подвергающихся обработке первоисточников, результат такой деятельности в чистом виде не подпадает ни под один из видов систематизации, признаваемых отечественной наукой. При кодификации предполагается рождение нового крупного акта с утратой кодифицированным материалом силы [20, с. 24]. В нашем случае новый акт будет (государственная правовая доктрина), но и первоисточники останутся в силе (постановления высших судов). При консолидации происходит укрупнение нормативных правовых актов, их слияние в один акт [38, с. 51], чего не должно произойти, поскольку государственная правовая доктрина способна поглотить не весь материал ориентирующей судебной практики, а только его наиболее ценную часть. При инкорпорации предполагается объединение систематизируемого материала в сборники [37, с. 10]; это уже совсем далеко от предлагаемого нами варианта. В связи с этим деятельность по формированию государственной правовой доктрины (её соответствующих разделов) должна быть понимаема как отдельная разновидность систематизации, ближе всего схожая с инкорпорацией. Тот факт, что инкорпорированию в данном случае подвергаются не законодательство, а судебные акты, не противоречит достижениям современной юридической мысли, поскольку практика знает примеры подобной деятельности: к примеру, во Франции широко применяется инкорпорация судебных решений в единые акты, традиционно для французской правовой системы именуемые кодексами.
На этом фоне следует согласиться с Д.Ю. Лю-битенко в том, что «понятие «правовая доктрина» в отечественной юриспруденции... наполняется новым значением - особой формы систематизации или доктринального обобщения судебной практики» [24, с. 233].
Пристатейный библиографический список
1. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации от 14.11.2002 № 138-ФЗ (в ред. от 25.11.2013) // Собрание законодательства РФ. 2002. 18 ноября. № 46. Ст. 4532.
2. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ (в ред. от 25.11.2013) // Собрание законодательства РФ. 1996. 17 июня. № 25. Ст. 2954.
3. Постановление Пленума ВАС РФ от 05.06.1996 № 7 «Об утверждении Регламента арбитражных судов» (в ред. от 22.06.2012) // Вестник ВАС РФ. 1996. № 11.
4. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2013 № 24 «О судебной практике по делам о взя-
точничестве и об иных коррупционных преступлениях» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2013. № 9.
5. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29.04.1996 № 1 «О судебном приговоре» (в ред. от 16.04.2013) // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 7.
6. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31.10.1995 № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» (в ред. от 16.04.2013) // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 1.
7. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 № 22 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел об административном надзоре» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2013. № 8.
8. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 № 19 «О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2013. № 8.
9. Постановление Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 № 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица» // Экономика и жизнь (Бухгалтерское приложение). 2013. № 34.
10. Постановление Пленума ВАС РФ от 17.12.2009 № 91 «О порядке погашения расходов по делу о банкротстве» (в ред. от 15.02.2013) // Вестник ВАС РФ. 2010. № 2.
11. Постановление Пленума ВАС РФ от 25.01.2013 № 11 «Об уплате налога на добавленную стоимость при реализации имущества должника, признанного банкротом» // Вестник ВАС РФ. 2013. № 3.
12. Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 29.09.1988 № 11 «О практике вынесения судами частных определений (постановлений)» // Бюллетень Верховного Суда СССР. 1988. № 6.
13. Постановление Пленума Верховного Суда РСФСР от 25.06.1974 № 2 «О выполнении судами РСФСР постановлений пленумов Верховного Суда СССР и Верховного Суда РСФСР о судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» // Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1974. № 9.
14. Алексеев С.С. Линия права. М.: Статут, 2006.
15. Баглай М.В. Конституционное право Российской Федерации. М.: Инфра-М, 1999.
16. Богдановская И.Ю. Категория «правовая норма» в правовой доктрине стран «общего права» // Журнал российского права. 2006. № 11. С. 65-73.
17. Богдановская И.Ю. Судебный прецедент - источник права? // Государство и право. 2002. № 12. С. 5-10.
18. Бондарь Н.С. Нормативно-доктринальная природа решений Конституционного Суда РФ как источников права // Журнал российского права. 2007. № 4. С. 75-85.
19. Бошно С.В. Прецедент, закон и доктрина (опыт социолого-юридического исследования) // Государство и право. 2007. № 4. С. 72-78.
20. Каляшин А.В. О совершенствовании системы нормативных правовых актов о государственной службе // Административное право и процесс. 2012. № 12. С. 22-26.
21. Колотова Н.В. Российское государство и право на рубеже тысячелетий (всероссийская научная конференция) // Государство и право. 2000. № 7. С. 5-14.
22. Кутафин О.Е. Источники конституционного права Российской Федерации. М.: Юристъ, 2002.
23. Кутафин О.Е. Предмет конституционного права. М.: Юристъ, 2001.
24. Любитенко Д.Ю. Правовая доктрина как особая форма систематизации судебной практики // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2010. № 10. С. 233-237.
25. Максимов А.А. Прецедент как один из источников английского права // Государство и право. 1995. № 2. С. 97-102.
26. Малахов В.П. Мифы современной общеправовой теории: монография. М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2013.
27. Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Основные институты и понятия / отв. ред. Г.Н. Манов. М.: Юрид. лит., 1970.
28. Марченко М.Н. Вторичные источники романо-германского права: прецедент, доктрина // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 2000. № 4. С. 52-63.
29. Марченко М.Н. Обычай в системе источников романо-германского права // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 2000. № 5. С. 37-53.
30. Марченко М.Н. Разнообразие взглядов на судейское право в современной романо-германской правовой семье // Правоведение. 2007. № 3. С. 17-27.
31. Морозова Л.А. Ещё раз о судебной практике как источнике права // Государство и право. 2004. № 1. С. 19-23.
32. Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. М.: НОРМА, 1999.
33. Общая теория государства и права. Академический курс / отв. ред. М.Н. Марченко. М.: Зерцало-М, 1998. Т. 1.
34. Осакве К. Типология современного российского права на фоне правовой картины мира // Государство и право. 2001. № 4. С. 12-22.
35. Петрухин И.Л. Проблема судебной власти в современной России // Государство и право. 2000. № 7. С. 15-21.
36. Проблемы общей теории права и государства / под общ. ред. акад. РАН В.С. Нерсесянца. М.: НОРМА, 2004.
37. Пуляева Е.В. Концепция развития законодательства об образовании // Журнал российского права. 2010. № 8. С. 5-15.
38. Филатова Л.В. Систематизация законодательства в учетной деятельности органов государственной власти (на примере Минюста России) // Юридический мир. 2012. № 3. С. 48-52.
39. Шершеневич Г.Ф. Общая теория права: В 2 т. Т. 2. Вып. 2, 3, 4. (по изд. 1912 г.). М.: Юридический колледж МГУ, 1995.
References (transliterated)
1. Grazhdanskij processuaTnyj kodeks Rossijskoj Fed-eracii ot 14.11.2002 № 138-FZ (v red. ot 25.11.2013) // Sobra-nie zakonodatel'stva RF. 2002. 18 nojabrja. № 46. St. 4532.
2. Ugolovnyj kodeks Rossijskoj Federadi ot 13.06.1996 № 63-FZ (v red. ot 25.11.2013) // Sobranie zakonodatel'stva RF. 1996. 17 ijunja. № 25. St. 2954.
3. Postanovlenie Plenuma VAS RF ot 05.06.1996 № 7 «Ob utverzhdenii Reglamenta arbitrazhnyh sudov» (v red. ot 22.06.2012) // Vestnik VAS RF. 1996. № 11.
4. Postanovlenie Plenuma Verhovnogo Suda RF ot 09.07.2013 № 24 «O sudebnoj praktike po delam o vzja-tochnichestve i ob inyh korrupcionnyh prestuplenijah» // Bjulleten' Verhovnogo Suda RF. 2013. № 9.
5. Postanovlenie Plenuma Verhovnogo Suda RF ot 29.04.1996 № 1 «O sudebnom prigovore» (v red. ot 16.04.2013) // Bjulleten' Verhovnogo Suda RF. 1996. № 7.
6. Postanovlenie Plenuma Verhovnogo Suda RF ot 31.10.1995 № 8 «O nekotoryh voprosah primenenija sudami Konstitucii Rossijskoj Federacii pri osushhestvlenii pravosudija» (v red. ot 16.04.2013) // Bjulleten' Verhovnogo Suda RF. 1996. № 1.
7. Postanovlenie Plenuma Verhovnogo Suda RF ot 27.06.2013 № 22 «O primenenii sudami zakonodatel'stva pri rassmotrenii del ob administrativnom nadzore» // Bjulleten' Verhovnogo Suda RF. 2013. № 8.
8. Postanovlenie Plenuma Verhovnogo Suda RF ot 27.06.2013 № 19 «O primenenii sudami zakonodatel'stva, reglamentirujushhego osnovanija i porjadok osvobozh-denija ot ugolovnoj otvetstvennosti» // Bjulleten' Ver-hovnogo Suda RF. 2013. № 8.
9. Postanovlenie Plenuma VAS RF ot 30.07.2013 № 62 «O nekotoryh voprosah vozmeshhenija ubytkov licami, vhodjashhimi v sostav organov juridicheskogo lica» // Jeko-nomika i zhizn' (Buhgalterskoe prilozhenie). 2013. № 34.
10. Postanovlenie Plenuma VAS RF ot 17.12.2009 № 91 «O porjadke pogashenija rashodov po delu o bankrotstve» (v red. ot 15.02.2013) // Vestnik VAS RF. 2010. № 2.
11. Postanovlenie Plenuma VAS RF ot 25.01.2013 № 11 «Ob uplate naloga na dobavlennuju stoimost' pri realizacii imushhestva dolzhnika, priznannogo bankrotom» // Vestnik VAS RF. 2013. № 3.
12. Postanovlenie Plenuma Verhovnogo Suda SSSR ot 29.09.1988 № 11 «O praktike vynesenija sudami chastnyh opredelenij (postanovlenij)» // Bjulleten' Verhovnogo Suda SSSR. 1988. № 6.
13. Postanovlenie Plenuma Verhovnogo Suda RSFSR ot 25.06.1974 № 2 «O vypolnenii sudami RSFSR postanov-lenij plenumov Verhovnogo Suda SSSR i Verhovnogo Suda RSFSR o sudebnoj praktike po delam o prestupleni-jah nesovershennoletnih» // Bjulleten' Verhovnogo Suda RSFSR. 1974. № 9.
14. Alekseev S.S. Linija prava. M.: Statut, 2006.
15. Baglaj M.V. Konstitucionnoe pravo Rossijskoj Federacii. M.: Infra-M, 1999.
16. Bogdanovskaja I.Ju. Kategorija «pravovaja norma» v pravovoj doktrine stran «obshhego prava» // Zhurnal rossijskogo prava. 2006. № 11. S. 65-73.
17. Bogdanovskaja I.Ju. Sudebnyj precedent - istochnik prava? // Gosudarstvo i pravo. 2002. № 12. S. 5-10.
18. Bondar' N.S. Normativno-doktrinal'naja priroda reshenij Konstitucionnogo Suda RF kak istochnikov prava // Zhurnal rossijskogo prava. 2007. № 4. S. 75-85.
19. Boshno S.V. Precedent, zakon i doktrina (opyt soci-ologo-juridicheskogo issledovanija) // Gosudarstvo i pravo. 2007. № 4. S. 72-78.
20. Kaljashin A.V. O sovershenstvovanii sistemy nor-mativnyh pravovyh aktov o gosudarstvennoj sluzhbe // Administrativnoe pravo i process. 2012. № 12. S. 22-26.
21. Kolotova N.V. Rossijskoe gosudarstvo i pravo na rubezhe tysjacheletij (vserossijskaja nauchnaja konferen-cija) // Gosudarstvo i pravo. 2000. № 7. S. 5-14.
22. Kutafin O.E. Istochniki konstitucionnogo prava Rossijskoj Federacii. M.: Jurist#, 2002.
23. Kutafin O.E. Predmet konstitucionnogo prava. M.: Jurist#, 2001.
24. Ljubitenko D.Ju. Pravovaja doktrina kak osobaja forma sistematizacii sudebnoj praktiki // Aktual'nye problemy gumanitarnyh i estestvennyh nauk. 2010. № 10. S. 233-237.
25. Maksimov A.A. Precedent kak odin iz istochnikov an-glijskogo prava // Gosudarstvo i pravo. 1995. № 2. S. 97-102.
26. Malahov V.P. Mify sovremennoj obshhepravovoj teorii: monografija. M.: JuNITI-DANA: Zakon i pravo, 2013.
27. Marksistsko-leninskaja obshhaja teorija gosudarst-va i prava. Osnovnye instituty i ponjatija / otv. red. G.N. Manov. M.: Jurid. lit., 1970.
28. Marchenko M.N. Vtorichnye istochniki romano-germanskogo prava: precedent, doktrina // Vestnik Mos-kovskogo universiteta. Serija 11. Pravo. 2000. № 4. S. 52-63.
29. Marchenko M.N. Obychaj v sisteme istochnikov romano-germanskogo prava // Vestnik Moskovskogo uni-versiteta. Serija 11. Pravo. 2000. № 5. S. 37-53.
30. Marchenko M.N. Raznoobrazie vzgljadov na sude-jskoe pravo v sovremennoj romano-germanskoj pravovoj sem'e // Pravovedenie. 2007. № 3. S. 17-27.
31. Morozova L.A. Eshhjo raz o sudebnoj praktike kak istochnike prava // Gosudarstvo i pravo. 2004. № 1. S. 19-23.
32. Nersesjanc V.S. Obshhaja teorija prava i gosudarst-va. M.: NORMA, 1999.
33. Obshhaja teorija gosudarstva i prava. Akademicheskij kurs / otv. red. M.N. Marchenko. M.: Zercalo-M, 1998. T. 1.
34. Osakve K. Tipologija sovremennogo rossijskogo prava na fone pravovoj kartiny mira // Gosudarstvo i pravo. 2001. № 4. S. 12-22.
35. Petruhin I.L. Problema sudebnoj vlasti v sovremennoj Rossii // Gosudarstvo i pravo. 2000. № 7. S. 15-21.
36. Problemy obshhej teorii prava i gosudarstva / pod obshh. red. akad. RAN V.S. Nersesjanca. M.: NORMA, 2004.
37. Puljaeva E.V. Koncepcija razvitija zakonodatel'stva ob obrazovanii // Zhurnal rossijskogo prava. 2010. № 8. S. 5-15.
38. Filatova L.V. Sistematizadja zakonodatel'stva v uchetnoj dejatel'nosti organov gosudarstvennoj vlasti (na primere Minjusta Rossii) // Juridicheskij mir. 2012. № 3. S. 48-52.
39. Shershenevich G.F. Obshhaja teorija prava: V 2 t. T. 2. Vyp. 2, 3, 4. (po izd. 1912 g.). M.: Juridicheskij kolledzh MGU, 1995.
Московская городская коллегия адвокатов «Московская гильдия адвокатов и юристов»
Moscow city Bar Collegium's «Moscow Guild of lawyer and legal advisers»
осуществляет квалифицированную юридическую помощь по следующим направлениям:
- правовое обслуживание бизнеса (представление интересов предпринимателей в арбитражных судах всех инстанций; защита чести, достоинства и деловой репутации; защита права собственности, владения; арендные отношения с федеральными и муниципальными органами власти; претензионное производство; досудебное урегулирование споров на этапе переговоров; правовое сопровождение антикризисных процедур);
- уголовное право, ведение уголовных дел различной категории, защита на предварительном расследовании и в суде (более 100 успешно проведенных дел: прекращение на стадии расследования, условное осуждение, мировые соглашения), защита прав потерпевших от преступлений; условно-досрочное освобождение (неоднократно добивались положительных результатов);
- гражданское право (бракоразводные процессы, раздел имущества, определение порядка общения с ребенком; признание права собственности на квартиру, долю в квартире, выселение; споры с ТСЖ; споры со страховыми компаниями (ОСАГО, КАСКО)).
Вы можете обратиться к нам по адресу:
Юридический адрес: 115404, Россия, г. Москва, ул. Бирюлевская, д. 5, корп. 2, оф. 402.
Адрес для корреспонденции: 121601, г. Москва, Филевский бул., д. 37, оф. 88.
Телефоны: +7(926) 189-50-90, +7(903) 125-28-55 Веб-сайт коллегии: www.mos-guild.com
