CC BY
225
Чирун С.Н.
ДИСКУССИОННЫЕ ВОПРОСЫ И АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ МОЛОДЁЖНОГО ЭКСТРЕМИЗМА
В настоящее время не существует единого подхода к пониманию термина «экстремизм». Одни настаивают на юридическом определении; другие подразумевают под ним любой вид политического насилия; третьи готовы относить к экстремизму почти все, вплоть до забастовок и неправильного перехода улицы [6].
Конституция Российской Федерации запрещает такие виды деятельности, как создание вооружённых формирований, разжигание социальной, расовой, религиозной розни, языкового превосходства. В то же время понятие «экстремизм» в Основном законе страны отсутствует.
Следует отметить, что впервые в российских официальных документах термин «экстремизм» был употреблён в Указе Президента РФ от 28 октября 1992 г. № 1308 «О мерах по защите конституционного строя РФ» [3, ст. 2518], однако в этом документе никаких разъяснений сути экстремизма не содержалось.
Активное развитие антиэкстремистского законодательства в современной России началось в начале XXI столетия, что, возможно, было связано с трагическими событиями в США 11 сентября 2001 г. Уже к концу того года в отечественных СМИ было объявлено, что закон об экстремизме практически готов. Одновременно Комитет Государственной думы по законодательству принял решение отказаться от дальнейшего рассмотрения внесённого Правительством в 1998 г. проекта «О противодействии политическому экстремизму». Вскоре в Думу был представлен для ознакомления новый проект закона «О борьбе с экстремистской деятельностью», разработанный Министерством юстиции, который вызвал резкую критику, в частности, из-за того, что рассматривал одновременно понятия политического и религиозного экстремизма. Понятие «религиозного экстремизма» трактовалось в проекте весьма широко, и многие усмотрели в этом прямое покушение на свободу совести. Репрессивные меры, предложенные в законопроекте, тоже удивляли своей жестокостью. В связи с этим Правительство России не стало продолжать работу над данным проектом, а вместо него Прези-
дент 29 апреля 2002 г. внёс другой законопроект - «О противодействии экстремистской деятельности». В нём понятие «религиозного экстремизма» было отброшено.
Председатель Комитета Госдумы по законодательству П.В. Крашенинников первоначально высказывался за сокращение определения экстремизма в законопроекте [14]. Действительно, в определении экстремистской деятельности (отождествлённой с понятием «экстремизм»), кроме терроризма, подготовки мятежа и тому подобных радикальных действий содержались такие пункты:
«1. Деятельность общественных и религиозных объединений, либо иных организаций, либо средств массовой информации, либо физических лиц по планированию, организации, подготовке и совершению действий, направленных на: возбуждение расовой, национальной или религиозной розни, а также социальной розни, связанной с насилием или призывом к насилию; унижение национального достоинства; пропаганду исключительности, превосходства или неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности;
2. Пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения» [12].
Нормативная трактовка терминов, столь сильно различающаяся как с научным, так и с бытовым употреблением вряд ли может считаться удачной. В частности: унижение национального достоинства, возбуждение розни, пропаганда исключительности и т.д. - понятно, что отнюдь не любое высказывание такого рода может и должно быть уголовно наказуемым [13]. По мнению политолога М. Краснова, «... только длительная правоприменительная практика даст возможность в будущем иметь статью, по поводу которой не будет возникать споров. Сегодня же целесообразно не давать определения, а привлекать к ответственности за конкретные преступления.» [4, с. 27].
В итоге продолжительных дискуссий 25 июля 2002 г. был обнародован Федеральный закон № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», в соответствии с которым устанавливались как правовые и организационные основы противодействия экстремистской деятельности, так и ответственность за её осуществление. Однако, спустя четыре года, 27 июля 2006 г. были внесены изменения, предполагающие новую редакцию ряда статей указанного закона [11].
Так, поправки в ст.1 расширили перечень действий, рассматриваемых как экстремистские и связанные с насилием в отношении государственной власти и лиц, наделённых властными полномочиями.
Отметим, что указанная редакция закона была критически воспринята многими известными учёными-обществоведами (А.М. Верховский, М.А. Краснов, В. А. Лихачев, А.Г. Осипов и др.), поскольку предельно широкий перечень критериев экстремистской деятельности потенциально мог быть применён к любому политическому действию, содержащему в себе критику или несогласие с существующей властью. К тому же использование термина «экстремизм» в дискуссиях стало проблематичным, так как оно получило конкретное юридическое выражение, весьма расходящееся с любым политическим и даже с разговорным толкованием данного понятия [4, с. 4].
Ряд политологов придерживался следующего определения данного термина: «Экстремизм - деятельность общественных объединений, иных организаций, должностных лиц и граждан, направленная на насильственное изменение конституционного строя РФ, насильственный захват власти, нарушение суверенитета и территориальной целостности РФ, организацию незаконных вооруженных формирований, возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды, а также публичные призывы к совершению в политических целях противоправных действий» [4, с. 8].
Другие же исследователи (Д.И. Аминова, Р.Э. Оганян), напротив, отстаивали мнение о целесообразности трактовки «экстремизма» в рамках действующего законодательства [5, с. 27]. Так, например, Р.М. Узденов предложил следующее определение экстремизму: «экстремизм - социальное негативное явление, проявляющееся в совокупности общественно опасных уголовно наказуемых деяний, совершаемых в соответствии с определенной системой взглядов, воззрений, убеждений, возведенных в культ, с целью достижения определенного результата, предусмотренного этой системой взглядов, в какой-либо области общественных отношений, существующий порядок в которой отрицается экстремистами» [16, с. 3]. Фактически, речь шла о любом совершённом действии целерационального типа, нарушающем закон. Но тогда, тогда из этого следует, что любое сознательное, целенаправленное нарушение закона - это экстремизм. Также Р.М. Узденов установил следующую типологию экстремистов:
1) экстремист-хулиган (преследует цель экстремистского характера при наличии хулиганских мотивов, либо преследует цель хулиганского характера при наличии экстремистских мотивов);
2) корыстный экстремист (преследует цель экстремистского характера при наличии корыстных мотивов, либо преследует корыстную цель при наличии экстремистской мотивации);
3) простой экстремист (личность, чьи мотивы и цель имеют экстремистский характер) [16, с. 4].
Кроме того, можно выделить:
- сплачивающий экстремизм, акции которого направлены на объединение различных структур криминального толка;
- экстремизм демонстрационный, призванный обеспечить «рекламу» той или иной экстремистской организации и приводимой ею идеологии;
- конфронтационный экстремизм, проявляющийся в борьбе между противоположными политическими акторами;
- экстремизм провокационный, когда субъекты насильственных действий стремятся заставить своего политического противника перейти к непопулярным среди населения или тактически выгодным для террориста действиям.
Феномен политического молодёжного экстремизма невозможно рассматривать вне связи с такими понятиями, как радикализм, нетерпимость, терроризм, сепаратизм. Радикализм часто употребляется как синоним слова экстремизм, однако они не тождественны. Термин «радикал» (от лат. radix - корень) характеризует сторонников коренных, решительных мер. Однако, сами меры могут быть вполне законными, если, требуя соответствующих перемен, индивиды, или группы не ставят под сомнение конституционного устройства, политического плюрализма и прав человека. В отличие от политического радикализма как лигитимно-го способа выражения протеста. Экстремизм сопряжён с действиями, нарушающими закон и противоречащими общественному порядку. «Главные признаки экстремизма, отличающие его от любых других радикальных поступков, - считает В.И. Красиков, - это корпоративность, категориальная сознательность и активность отличительного противостояния. За экстремистским действием, в отличие от простого эксцесса, выходки, стоит концепция и группа» [10, с. 54].
По мнению некоторых исследователей, «опасность данного феномена проявляется не столько в самих фактах совершения преступлений, хотя их круг весьма широк, сколько в системной дестабилизации большинства институтов
власти, а также нарушении общественной безопасности» [1, с. 11]. Можно сказать, что экстремизм является производным от радикализма. Экстремист - это человек, придерживающийся крайне радикальных взглядов, он ставит под сомнение неприкосновенность принципов общественного устройства, его основ и традиций. Но если радикалы для прихода во власть готовы опираться на конституционные принцип, то радикалы-экстремисты готовы выйти за эти рамки и не скрывают этого, скорее эстатизируют насилие. Экстремизм можно рассматривать как завершающую стадию развития политического радикализма, где происходит «отрицание» исходной формы политических убеждений и действий. На этой стадии экстремизм отказывается от методологии радикализма, приобретая собственное институциональное лицо в крайних формах нетерпимости и терроризма.
Однако и здесь не всё ясно. Так, например, философ В.И. Красиков определяет экстремистское поведение, как «.нарушения норм, преступление их границ вне, сверх ожидаемого и приемлемого.» [10, с. 68]. Причём, по его мнению, не всякое проявление экстремизма заслуживает осуждения: «... некоторые формы экстремизма не осуждаются, другие осуждаются.» [10, с. 68]. Естественно, возникает недоумение - как такое возможно? Но далее автор поясняет свою мысль. Оказывается, он относит к категории «не осуждаемых экстремистов» следующие группы: «Это некоторые религиозно-философские общества (начиная с пифагорейцев и кончая современными теософами и «тарелочниками»), аскетические практики, молодёжные контркультуры, .любители экстремальных видов активности» [10, с. 69]. Итак, следуя данному подходу, не менее трети населения России уже могут называться экстремистами. Далее автор завершает своё определение экстремизма: «Итак, под экстремизмом я понимаю поступки и идеи, явно и резко выходящие за рамки норм настоящего, активной социальной жизни.» [10, с. 70]. Следуя логике этого автора, выходит, что все люди с ограниченными физическими возможностями, не имеющие возможности участвовать в «активной социальной жизни», также могут быть названы экстремистами, пусть даже пока «не осуждаемыми». По-видимому, здесь понятие «экстремизм» рассматривается по аналогии с термином девиация (отклоняющееся поведение), которая, как известно из общего курса социологии, не всегда осуждается обществом, а может быть даже одобряемой, и, возможно, термином маргинальность (пограничность). Однако, основные категории, описывающие реальность постмодерна - плюрализм, децентрализация, неопределённость, фрагментарность,
изменчивость, контекстуальность [18, с. 57-86], лишают онтологического смысла указанные термины, фактически распространяя их на все страты общества, находящегося в состоянии транзита от модерна к постмодерну.
Понятия «экстремизм», «экстремистская деятельность» часто используются в нашей стране носителями политической власти для стигматизации своих политических оппонентов. Однако и представители политической оппозиции могут обвинять власть непосредственно в экстремизме или в пособничестве экстремизму, тем самым, преследуя цель дискредитации власти. Примером тому может служить песня известного питерского барда А. Харчикова, которая носит очень выразительное название - «Я - экстремист»1.
Приведённые примеры демонстрирует большие трудности, связанные с выработкой теоретического определения феномена экстремизма. Это объясняется следующими моментами. Во-первых, сложностью самого феномена: исторической значимостью и многочисленностью комбинаций по линии субъект - объект. Во-вторых, любой исследователь не может быть полностью свободным от некоторой тенденциозности и определённой политической ангажированности. В-третьих, релятивностью, возможностью инверсии понятия «политический экстремизм». Наконец, в-четвёртых, присутствием нравственного критерия.
Политический экстремизм - понятие аксиологическое. Оно не только отражает определённый тип деятельности, но и негативно его оценивает, подчёркивает деструктивность и зачастую отождествляет со злом. Достаточно полно отражающим сущность рассматриваемого явления, по мнению автора, можно считать следующее определение: «Экстремизм - это деятельность общественных организаций, либо средств массовой информации, либо физических лиц по планированию, организации, подготовке и совершению действий, направленных, на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности РФ; подрыв безопасности РФ. Захват или присвоение властных полномочий; создание незаконных вооруженных формирований; осуществление террористической деятельности; возбуждение расовой, национальной или религиозной, а также социальной розни, связанной с насилием или призывом к наси-
1 Отметим, что хотя Александр Харчиков и называет себя экстремистом, на сегодняшний день из нескольких сотен песен и стихов, принадлежащих его перу, лишь одно, причём, на взгляд автора, далеко не самое радикальное из его творческого наследия, стихотворение «Готовьте списки!», опубликованное в алтайской газете «Голос труда» суд г. Барнаула признал экстремистским. Таким образом, суд удовлетворил направленное в порядке статьи 13 закона «О противодействии экстремистской деятельности» заявление прокурора Барнаула. - С.Ч.
лию; унижение национального достоинства; осуществление массовых беспорядков; хулиганских действий и актов вандализма по мотивам идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды» [15, с. 133].
Однако под экстремизмом в современном российском законодательстве подразумеваются не только призывы к развязыванию войны, насильственному изменению конституционного строя и расовой и межнациональной ненависти, но и, к примеру, обвинение чиновников в коррупции, если за ним отсутствует соответствующее решение суда. Важно подчеркнуть, что экстремистом может признать человека или организацию только суд. При этом чаще всего речь идет о преступлениях, предусмотренных ст. 319 и ч. 1 ст. 280 УК РФ «Оскорбление представителя власти и публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности».
Согласно Закону РФ «О противодействии экстремистской деятельности», лицам, признанным экстремистами, ограничен доступ к государственной и муниципальной службе, работе в силовых структурах и образовательных учреждениях, им запрещена частная детективная деятельность и т.д.
Как отмечает политолог М.Г. Анохин, в «споре политических технологий эволюции и политических технологий кризиса часто побеждают радикальные технологии. Не случайно в российской литературе полнее изучены механизмы революций, заговоров, террора, различных форм политического экстремизма, нежели политические технологии эволюции, скажем, технологии парламентаризма, технологии переговорного процесса, достижения консенсуса и т.п.» [2, с. 101-104]. Причём, консенсус, как правило, отсутствует и в радикальных молодёжных объединениях [9].
Исследователем А.И. Долговой выделяется четыре методологических подхода к пониманию генезиса экстремистски ориентированных молодёжных сообществ. Первый подход - «кондиционалистский», или «условный». Это фактически так называемый факторный или многофакторный подход, когда говорят о совокупности разных по характеру социальных явлений. Второй - «традиционный» подход, считающий, что причиной преступления, преступности является внешнее силовое воздействие. Третий - традиционно-диалектический, когда отмечается последовательность причинного влияния факторов, они разграничиваются на внешние и внутренние. Подчёркивается самостоятельная роль характеристик человека, учитывается уникальная способность человека к активной це-
ленаправленной деятельности и выделяются объективные и субъективные факторы, их влияния трактуются как последовательное и одностороннее: материальные условия определяют общественное сознание, а уже оно - преступность. Четвёртый подход - «интеракционистский», или с позиции взаимодействия, т.е. причина преступного поведения - это взаимодействие среды и личности [7, с. 126-129].
Следуя теории политолога К. Кэлхуна, целесообразно различать экстремистские «сообщества» - относительно малые группы, созданные по сетевому принципу на основе непосредственно межличностных (а не формальноправовых) отношений и «категории» - большие группы людей с низкой плотностью межличностных связей, основанные на общности неких признаков (действительных или мнимых) и экстремистские «публики» - квазигруппы, формируемые посредством участия в публичном дискурсе [21, р. 217-231].
Исследование природы молодежного экстремизма целесообразно начинать с выявления сущности экстремальных принципов жизнедеятельности человека, которые представляют собой «некие закономерности, обеспечивающие полную и максимальную реализацию процессов развития путём достижения придельных, крайних и пограничных состояний, а также посредством их преодоления [17, с. 9]. Наличие экстремальных принципов придаёт особую динамику разворачивающимся процессам, направляя их преобразование всего обыденного, устоявшегося, привычного и достижение нового, необычного, небывалого.
Мотивация участия в экстремистски-ориентированном политическом действии (участии) различается в зависимости от особенностей политической идентичности молодёжных сообществ. Для представителей прокремлёвских молодёжных движений речь идёт об использовании возможностей вертикального социального лифта, для представителей же оппозиции скорее необходимо вести речь о горизонтальной мобильности. При этом политическая идентичность не есть нечто стабильное, она зависит от контекста политического действия. Как отмечает А. Найоман, «идентичности подвижны не только во времени и пространстве, но даже когда они относятся к одним и тем же субъектам в той же самой точке времени и пространства» [22].
Необходимо отметить, что критерии, по которым идентифицируется то или иное молодёжное движение в качестве экстремистского, могут быть достаточно спорными. Так, например, в числе неформальных молодежных объединений, деятельность которых может быть отнесена к объединениям экстремистской на-
правленности, работниками прокуратуры Камчатского края называются: «готы», «панки», «скинхеды», «хопперы», «эмо» [20]. С таким подходом не согласен известный философ и общественный деятель В. Карпец. По его мнению, молодёжный экстремизм очень часто, но совершенно некорректно, отождествляется с русским национализмом, представляющим, с подачи либеральных СМИ, угрозу не только для гастарбайтеров и граждан России, но и чуть ли не для всего мирового сообщества. «. И Россия сегодня предстает едва ли не как главный рассадник фашистской угрозы». Главным же, если не единственным критерием отношения к молодежным организациям, по его мнению, «. должен стать не стиль, не символика, не музыка, не иные фетиши, но, прежде всего, критерий геополитической экспертизы. Следует ясно понять, кто - за целостную, единую и Великую Россию, а кто - по разным причинам - нет. И исходить только из этого» [8].
Наиболее опасен, по мнению автора, экстремизм, реализуемый на уровнях высших приоритетов управления и, в первую очередь, на методологическом уровне. Молодёжный экстремизм также может рассматриваться в качестве распространённой формы реализации асоциальной молодёжной политики [19, с. 19].
Автор, обобщив изложенный материал, пришел к заключению, что экстремизм представляет собой систему радикальных насильственных действий1, направленных на разрушение традиционных механизмов общественного воспроизводства, уничтожение, либо существенный подрыв эффективности деятельности его витально значимых политических и социальных институтов, а также механизмов, обеспечивающих развитие и воспроизводство последних.
Под молодежным экстремизмом автор предлагает понимать экстремизм, имеющий своим субъектом, а часто и объектом молодёжь как социальнополитическую категорию, отнесение к которой в состоянии постмодерна и его модусов (археомодерн) отнюдь не исчерпывается лишь границами хронологического возраста [18, с. 90-102].
Основными критериями, отличающими системный экстремизм от радикальной инновационной деятельности, являются его разрушительные последствия политического, геополитического, а также и социально-психологического характера.
1 К ним также можно причислить некоторые радикальные насильственные действия не системного характера - терроризм. - С.Ч.
1. Аминов Д.И., Оганян Р.Э. Молодёжный экстремизм. М.: Изд-во: Триада., 2005. 196 с.
2. Анохин М.Г. Политические технологии // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология. 2000. № 2. С. 101-104.
3. Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. 1992. №44. Ст. 2518.
4. Верховский А.М. Государство против радикального национализма. Что делать и чего не делать? М., 2002. 220 с.
5. Воронов С.А. О некоторых факторах, детерминирующих политический экстремизм // Проблемы воспитания толерантности и профилактики экстремизма в молодёжной среде. Ростов н/Д, 2005. 215 с.
6. Дискуссия "Молодёжный экстремизм: лечить нельзя бороться" [электронный ресурс]. URL: http ://hro. org/ node/5220.
7. ДолговаА.И. Криминология. М.: Изд-во: НОРМА, 2003. 784 с.
8. Карпец В. Молодёжный экстремизм: геополитическая экспертиза [электронный ресурс]. URL: http://www.russianews.ru/regions/20690
9. Кожевникова Г. Ксенофобы бьют своих [электронный ресурс]. URL: http://hro.org/node/7823.
10. Красиков В.И. Экстремизм: паттерны и формы. М.: Водолей, 2009. 496 с.
11. О внесении изменений в статьи 1 и 15 Федерального закона "О противодействии экстремистской деятельности»: Федеральный закон от 27 июля 2006 г. N 148-ФЗ // Российская газета. 2006. 29 июля.
12. О противодействии экстремистской деятельности: Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ // Парламентская газета. 2002. 30 июля.
13. Правовые механизмы противодействия этнической дискриминации и разжиганию этнической вражды в России, возможности их использования и степень эффективности / В.Б. Айламазьян, А.Г. Осипов и др. М., 2002. 327 с.
14. Редичкина О. Правоохранители не могут больше говорить, что нет законов // Газета. 2002. 6 июня.
15. Рулик Р.А. Усовершенствование мер борьбы с экстремизмом // Проблемы воспитания толерантности и профилактики экстремизма в молодёжной среде. Ростов н/Д., 2005.
16. Узденов Р.М. Экстремизм: Криминологические и уголовно-правовые проблемы противодействия: автореф. дис. ...канд. юрид. наук. М., 2008. 29 с.
17. Феномен экстремизма / под ред. А.А. Козлова. СПб., 2000. 285 с.
18. Чирун С.Н. Молодёжная политика постсовременности: методология, процессы, технологии: монография. Томск, 2009. 304 с.
19. Чирун С.Н. Молодежная политика: теория и практика взаимодействия: монография. Кемерово, 2008. 168 с.
20. Экстремизм в молодежной среде на Камчатке [электронный ресурс]. URL: http://www.vostokmedia.com/n38579.html
21. Calhon C. Nationalism, political community and the representation of society or, why feeling at home is not a substitute for public space // European of social theory. L., 1999. Vol. 2. №2. P. 217231.
22. Neumann I. European identify, EU expansion, and the integration/exclusion nexus // Alternatives. Boulder, Colo., 1998. Vol. 23.
