CC BY
215
УДК 130.2
ДИСКУРС ЭКСТРЕМИЗМА, РАДИКАЛИЗМА И ТЕРРОРИЗМА
А.В. Борисовский1), А.В. Римский2)
1,2)Белгородский государственный институт искусств и культуры 1)e-mail: oskolandrey31@yandex.ru 2)e-mail: rimskiy87@mail.ru
В статье рассматривается философское понимание концептов «экстремизм», «радикализм» и «терроризм», присутствующих преимущественно в политико-правовом дискурсе. Характер номинирования этих феноменов в других социокультурных дискурсах указывает на такие характерные черты их аксиоматизации как исключение, неопределенность, избыточность, что ведет к параллелям между экстремизмом, радикализмом, насилием, терроризмом и чрезвычайным положением.
Ключевые слова: насилие, экстремизм, радикализм, терроризм, чрезвычайное положение.
Если признать, что в современной гуманитарной мысли есть лакуны, то проблематика связи насилия, экстремизма, радикализма и терроризма безусловно относится к ним. Эту проблематику в её направленности на религию и человеческие смыслы можно назвать «неудобной» не только теоретически, но и «политически». Второе связано с тем, что связь этих феноменов и практик маргинальна в современной научной мысли, равно как и в политическом, и конфессиональном дискурсе, не по объему публикаций и публичного внимания, а по своему размещению на аксиологической шкале общественного мнения. «Возвышенный объект веры», содержание религий, религиозные принципы и ценности, смыслы человеческого существования противятся сравнению с экстремизмом или террором. Практика вносит свои коррективы, и потому в научной аналитике и масс-медиа становятся возможными различные варианты соединения религии не только с насилием, но и конфликтами на этнической почве, как, например, в концепте «этнорелигиозный экстремизм» или «религиозный радикализм».
Некая самоцензура философской и социально-гуманитарной мысли препятствует поиску истоков экстремизма в самой религиозности или «гуманизме», и максимум на что она отваживается, так это на поиск «повреждения» содержания в «плохих» религиях - «нетрадиционных», «маргинальных», «тоталитарных», - словом в любых иных, непривычных и незнакомых. Другая возможность, которую стоит рассматривать как соблазн, состоит в обращении к стереотипам дихотомии «Восток -Запад», с уже привычным номинированием в качестве «экстремистского», прежде всего, ислама или его «сектантских» версий. Наконец, более новым будет другая парадигма анализа борьбы «фундаменталистского Востока» (теперь и православного) против «секулярного Запада».
*
Статья подготовлена на основе доклада, прочитанного в рамках международной научно-теоретической конференции «Война и мир, насилие и ненасилие в русской литературе и философии. К 190-летию со дня рождения Л.Н. Толстого» (г. Белгород, 27-30 июня 2018 года).
Градации критичности и объективности подобного анализа отталкиваются от специфичности объекта, который во многом стал terra incognita для европоцентристского сознания. И речь не только о религии, ставшей внешним объектом для рационализированного мышления западного ученого, но также и о самом экстремизме и радикализме. Что если их сравнение с экстремальностью или радикальными разрывами неверно, а, например, «религиозный экстремизм» стоит рассматривать именно в его неочевидной «неудобности» для политико-юридического дискурса и самой религии, отвергающей такое содержание? Возможно, что именно сейчас, в эпоху «постсекулярности», мы имеем возможность приблизиться к философскому пониманию любых форм экстремизма и радикализма, как глубинного разрыва в историческом и человеческом бытии.
В конце ХХ - начале XXI столетий мир столкнулся с ростом экстремизма и терроризма, в том числе и религиозного или имеющего религиозную легитимацию, оказавшись совершенно не подготовленным ни с точки зрения практической борьбы с данными социальными феноменами, ни с позиции их теоретического и прагматического осмысления. И то и другое опирается на принципиальное затруднение в категоризации экстремизма целым рядом наук, от юриспруденции до философии.
Мы хотели бы свой анализ и понимание проблематики построить на исходном предположении о взаимодополнительности смыслов и определений насилия, экстремизма, радикализма, терроризма в разных дисциплинах, а также о возможности выявления лакун в определении смыслового поля на примере концептов «экстремизм» и «религиозный экстремизм» в сравнительном и междисциплинарном подходах. Это предполагает анализ наличных тезаурусных, прежде всего словарных и энциклопедических, значений концептов «экстремизм», «радикализм» и «религиозный экстремизм» в социально-гуманитарном дискурсе.
Для этого первоначально обратимся к анализу наличных тезаурусных, прежде всего словарных и энциклопедических, значений концепта «экстремизм». Так, на сегодняшний день в определении экстремизма преобладают следующие значения: в толковом словаре русского языка экстремизм определяется как приверженность крайним взглядам и методам (преимущественно в политике) . В словаре «Безопасность: теория, парадигма, концепция, культура» читаем следующее: «Экстремизм (от фр. extremisme - крайний) - приверженность в политике и идеологии к крайним взглядам и действиям»2. Итак, экстремизм - это некое проявление крайне девиантной деятельности и сознания человека, выходящее за некие «нормы» и «правила» и имеющее место в «идеологии» и «политике».
В противоположность экстремизму «радикализм» как «коренное преобразование» может быть как «реформаторским», так и «революционным»3, т.е. экстремальным, выходящим за рамки эволюционных социальных и культурных практик, нарушающим все установленные ценности, нормы и правила.
Правда, где есть «нормы» и «правила», там есть место и праву. Обратимся к нормативно-юридическим определениям экстремизма. Правовая характеристика экстремизма и форм его проявления дана в Федеральном законе от 25 июля 2002 года №114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» с изменениями и
1 Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1987. С. 787.
2 Безопасность: теория, парадигма, концепция, культура. Словарь-справочник / Автор-сост. проф. В.Ф. Пилипенко. Изд. 2-е, доп. и перераб. М., 2005. URL: http://slovari.yandex.ш/книги/Безопасность.
3 См.: Кравченко И.И. Радикализм // Новая философская энциклопедия. В четырех томах. Т. III. М., 2010. С. 395-396.
дополнениями, внесенными в него в 2006-2007 гг. С точки зрения закона, «экстремистская деятельность (экстремизм) - это:
- насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации;
- публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность;
- возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни;
- пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;
- нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;
- воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав и права на участие в референдуме или нарушение тайны голосования, соединенные с насилием либо угрозой его применения;
- воспрепятствование законной деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, избирательных комиссий, общественных и религиозных объединений или иных организаций, соединенное с насилием либо угрозой его применения;
- пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения;
- публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения;
- публичное заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением;
- организация и подготовка указанных деяний, а также подстрекательство к их осуществлению;
- финансирование указанных деяний либо иное содействие в их организации, подготовке и осуществлении, в том числе путем предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи или оказания информационных услуг»4. Таким образом, в Законе дается в основном правовая и политическая характеристика экстремизма, в том числе связанного и с религиозностью граждан, в совокупности определенных взглядов, действий, поступков.
Схожие трактовки существуют и в определении терроризма, что нашло отражение в Федеральном законе РФ «О борьбе с терроризмом», принятом в 1998 г., в котором терроризм определяется как «насилие или угроза его применения в отношении физических лиц или организаций, а также уничтожение (повреждение) или угроза уничтожения (повреждения) имущества и других материальных объектов, создающие опасность гибели людей, причинение значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, осуществляемые в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения, или оказания
4 Федеральный закон №114-ФЗ от 25 июля 2002 г. «О противодействии экстремистской деятельности» // URL: http://base.consultant.ru /cons/cgi/ online.cgi?req =doc; base=LAW;n =70162.
воздействия на принятие органами власти решений, выгодных террористам, или удовлетворение их неправомерных имущественных и (или) иных интересов»5.
Имеется и международно-правовое определение экстремизма, который, например, в Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом» от 15 июня 2001 г. (п.3 ч.1 ст.1) рассматривается как «деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них, и преследуемые в уголовном порядке в соответствии с национальным законодательством Сторон»6.
При этом в западной исследовательской литературе при подходе к исследованию религиозного экстремизма утвердилось вполне общезначимое понимание проблемы, которое не ограничивается сиюминутными ситуациями: «Значительные проблемы появляются перед лицом растущих проявлений ненависти, нетерпимости и насилия, связанного с экстремизмом. Религиозный экстремизм может в некоторых случаях приводить к ситуациям, которые трудно контролировать, когда подвергается риску даже само право на мир. Афганистан до недавнего времени представлял собой место, где можно было найти наиболее нетерпимые примеры экстремизма, но вызов религиозного экстремизма не является принадлежностью какого-то одного определенною общества, государства или религии»7. Мы в последующем будем придерживаться именно такого подхода к тематике.
В законодательстве США и ряда западноевропейских государств под экстремизмом понимаются дополнительно также особого рода преступления против личности, совершаемые под влиянием ненависти к лицам иной расы или национальности, вероисповедания, этнического происхождения, политических убеждений, пола и сексуальной ориентации, инвалидам8. Как видим, отечественное законодательство особо ничем не отличается от международных норм за исключением «выпадения» гендерного и сексуального экстремизма (об этом сейчас идут споры в основном с позиций защиты или критики либеральной идеологии). Надо отдать должное западному дискурсу, формируя который ученые не поддались искушению после событий начала нашего века и не свели проблему религиозного экстремизма только к «исламизму», а перевели в плоскость объективно-правовую, нормативную», не отрицая специфики религиозно-правовой тематики применительно к собственной цивилизации: «Исторический опыт, эмоциональные взаимосвязи и фундаментальные религиозные убеждения накладывают особый отпечаток на отношения религии и светской власти, - отмечает Г. Робберс. - Многообразие религиозно-правовых систем, причем не только в Европейском Союзе, отражает многообразие национальных культур и идентичностей. Кроме того, различные системы в Европе имеют общие корни в совместной истории. Все системы опираются
5 «О борьбе с терроризмом». Федеральный закон № 138 ФЗ от 25 июля 1998 г. Ст. 3 / Собрание законодательства РФ. М., 1998.
6 См.: Экстремизм. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki.
7 Свобода Религии и убеждений: основные принципы (философия, законодательство, защита свободы совести) / Под общей ред. Т. Линдхольма, К. Дурэма и Бахии Тахзиб-Ли. М., 2010 С. 9.
8 Экстремизм. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki.
на господствующее положение христианства. Как и европейское право в целом,
9
религиозное право уходит корнями в христианство» .
Если не обращаться к «атеистическим временам»10, то аналогичное понимание мы наблюдаем в современной литературе при определении и религиозного экстремизма, под которым чаще всего понимается «стремление к крайним взглядам, стремление наиболее фанатичных групп верующих, руководителей и активистов религиозных организаций, а также околоцерковных кругов любыми методами, в т.ч. противозаконными, затормозить кризисные процессы, протекающие в том или ином культе, добиться определенных целей. Исторический опыт свидетельствует, что одной из причин религиозного экстремизма, наряду с социальной несправедливостью, ошибками в государственно-церковных отношениях, была деятельность отдельных личностей, стремящихся к власти, лидерству или личному обогащению. Религиозный экстремизм часто переплетается с идеологией и психологией национализма. Экстремистски настроенные лица, стремясь к своим целям, выступают инициаторами или провоцируют конфликтные действия и рано или поздно вторгаются в сферу государственной компетенции, смыкаясь с политическим экстремизмом»11.
Ограничение проблематики и смыслов экстремизма как концепта, понятия и феномена сферой идеологии, политики и права (иногда отношениями в частной жизни), формально-логическое и формально-юридическое подведение его под категории «насилия» и «терроризма» и связь с этими формами ненормативной, агрессивной деятельности как отдельных индивидов, так и организованных групп, чаще всего маргинальных, связь экстремизма с кризисными проявлениями в сфере экономики, политики, межэтнических и межконфессиональных отношений -наиболее типичное не только для словарных тезаурусов и нормативно-юридических документов, но и для серьезной научной социально-гуманитарной литературы.
В плане упрощенных определений экстремизма в соотнесении с родственными понятиями насилия, радикализма, террора и терроризма встречаются и такие авторы, которые возводят рассматриваемую проблематику только на уровень взаимодействия государства и его политических оппонентов, не рассматривая современных проявлений экстремизма, радикализма, насилия и террора, характеризующихся надгосударственностью и не обусловленных политической борьбой, что затрудняет выявление специфики самого экстремизма как основы терроризма, связанных с радикальной идеологией и практиками насилия.
Также в научной литературе принято выделение форм экстремизма, радикализма и терроризма в их взаимосвязи. Чаще всего исследователи говорят о трех основных формах проявления экстремизма - политическом, национальном и религиозном, - что совпадает с подобным делением и в отношении терроризма. В мультиэтнических и поликонфессиональных государствах, к которым относится
9 Робберс Г. и др. Государство и религии в Европейском Союзе (опыт государственно-конфессиональных отношений) / Под ред. А.А. Красикова и др. М., 2009. С. 4.
10 См.: Атеистический словарь / Под общ. ред. М.П. Новикова. М., 1986.
11 Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Словарь конфликтолога, 2009 г. URL: http://vocabulary.ru/dictionary/887/word/yekstremizm-religioznyi.
* Мы обосновываем точку зрения, что и в дискурсном, и в формально-логическом (дискурсивном) анализе очевидна «родовая первичность» экстремизма по отношению к терроризму, хотя концепт «насилия» действительно является «родовым» и более «метафизичным», так как выводит рассмотрение экстремизма в онтологическую глубину соотношения свободы и насилия, свободы человека и тотальности насилия культуры и ее отчужденных форм.
Россия, особую опасность представляют последние две его разновидности. Например, 12
Б.К. Мартыненко из многочисленных форм экстремизма выделяет экстремизм политический (направленный на уничтожение существующих государственных структур и установление диктатуры «тоталитарного порядка» «левого» или «правого» толка); национальный (защита «своей нации», ее прав и интересов, ее культуры и языка, с отвержением при этом подобных прав для других); националистический (стремление к отделению, обособлению) и религиозный (проявляется в нетерпимости к представителям различных конфессий либо жестоком противоборстве в рамках одной конфессии - то, что иногда именуют «сектантством»).
Так политический экстремизм может трактоваться как идеология и практика применения крайних нелегитимных, нередко насильственных методов и средств политической борьбы. В основе экстремистской идеологии лежат воззрения об исключительной миссии той или иной социальной общности (класса, нации, расы, конфессии и пр.) в судьбах страны и человечества в целом, обоснование и оправдание допустимости использования любых средств для реализации ее интересов. Политический экстремизм может быть присущ и государству в его отношении к оппозиционным силам и собственному населению. Политический экстремизм предусматривает насильственные действия, направленные на изменения политического строя или политики, проводимой правительством государства. Его подразделяют, как правило, на «левый» (точнее, ультралевый) и «правый» (ультраправый) экстремизм (также номинируется и политико-идеологический радикализм), которые питаются социальной и экономической неудовлетворенностью, несогласием значительной части общества с политическим курсом правящей элиты и психологической фрустрацией, прежде всего нарастанием личного отчуждения.
«Правый» экстремизм и радикализм берет на вооружение лозунги защиты экономически или политически господствующего меньшинства общества, он выступает за утверждение или сохранение режима, гарантирующего его интересы и привилегии. Наиболее известными его формами являются фашизм, расизм, шовинизм, религиозный фундаментализм и т.п. «Левый» экстремизм и радикализм своей целью провозглашает построение справедливого общества, свободного от социального гнета и неравенства. Его разновидности: анархизм, троцкизм, маоизм, национальный, религиозный и т.п. «революционизмы». Крайние крылья и «правого», и «левого» экстремизма и радикализма составляют террористические группы и движения, в том числе международный терроризм. Политический экстремизм и радикализм обосновывается различными идеями: от псевдореволюционных до фашистских, и сопровождается, как правило, проведением различных террористических актов, убийствами политических деятелей.
В последние годы особу опасность для целостности России представляет этнический экстремизм - приверженность к крайним взглядам и методам в теории и практике межнациональных отношений. Его сторонники, выступая с позиций защиты интересов и прав одной нации, открыто и вызывающе попирают права других народов. Их идеология - воинствующий национализм и шовинизм; их политика -этническое насилие в той или иной форме. Это вполне вписывается в международное понимание данной проблемы: «Политическая идентичность является еще одной областью, которая включает в себя религию в самых разных формах. Этничность и религия всегда тесно связаны и имеют большую историю тлеющего конфликта: сербы
12 См.: Мартыненко Б.К. Теоретико-правовые вопросы политического терроризма: На примере России конца 80-х - 90-х гг. ХХ века: дисс. ... канд. юрид. наук: 12.00.01. Ростов-на-Дону, 1999.
и хорваты в Югославии, сунниты и шииты в Ираке, мусульмане и христиане как
13
доминирующая религия, а также мусульмане-нонконформисты в Индонезии» .
Не случайно в Концепции национальной безопасности России противодействие экстремизму отнесено к ее национальным интересам. В целях реализации указанной Концепции за последние годы предпринят целый ряд конкретных мер правового и криминологического характера. Приняты Постановление Правительства РФ «О федеральной целевой программе «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе (2001-2005 годы)» от 25 августа 2001 г., федеральные законы «О противодействии экстремистской деятельности» и «О внесении изменений и дополнений в законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности»« от 25 июля 2002 г., а также «О противодействии терроризму» от 6 марта 2006 г. и ряд других. Криминологический анализ указанных нормативно-правовых актов и практики их применения представляет научный и практический интерес. Его результаты позволяют оценить степень эффективности принятых мер в изучаемой сфере, выработать меры по совершенствованию указанных нормативно-правовых актов, сформулировать предложения в систему мер предупреждения экстремизма.
Национальный (этнический) экстремизм и терроризм, часто имеющие религиозную легитимацию, становятся самыми распространенными видами экстремизма в XXI веке, что вполне объяснимо: этнический национализм обладает огромной властью и непредсказуемостью, а этнические конфликты превратились в реальную проблему для многих стран и регионов. В их основе - противоречие между признанием естественного права народов определять свою судьбу («право наций на самоопределение») и принципом национального единства и территориальной целостности государства. С чисто доктринальной точки зрения этнонационализм отрицает приоритет общечеловеческих ценностей и считает свою этничность высшей ценностью. Цель этнического экстремизма - выковать чисто этническую самоидентификацию, отстоять и расширить права этноса в политической сфере. Когда экстремисты, насилием утверждая этничность, вызывают на себя огонь государственных и гражданских структур, это привлекает к группе внимание и позволяет им предстать в роли жертвы, что еще больше усиливает общественный интерес и в ряде случаев обеспечивает финансы и поддержку. Насилие - смысл существования таких групп. Пока оно осуществляется, идея жива, а идентичность и наличие этнических различий нельзя отрицать. Конечной целью националистов является создание самостоятельного независимого государственного образования, в котором они претендуют на политическую
власть14.
В последние два десятилетия XX века политический и этнический экстремизм стал теснить религиозный экстремизм, под которым понимают нетерпимость к представителям той же или других религий. Часто экстремизм направлен на уничтожение существующих в обществе отношений и, в конечном итоге, на развал многонационального государства, и в этом плане он органически связан с сепаратизмом.
13 Свобода Религии и убеждений: основные принципы (философия, законодательство, защита свободы совести) / Под общей ред. Т. Линдхольма, К. Дурэма и Бахии Тахзиб-Ли. М., 2010. С. 15-16.
14 См.: Мартыненко Б.К. Теоретико-правовые вопросы политического терроризма: На примере России конца 80-х - 90-х гг. XX века: дисс. ... канд. юрид. наук: 12.00.01. Ростов-на-Дону, 1999.
Религиозный экстремизм характеризуется приверженностью к крайним толкованиям вероучений и методов действий по распространению своих взглядов и реализации своих целей. Характерной чертой религиозного экстремизма выступает крайняя нетерпимость к инакомыслию, проповедь своей исключительности и превосходства над окружающими, что, несомненно, представляет опасность для стабильного существования государства. Опасность религиозного экстремизма вытекает также из криминальных наклонностей внутренней жизни членов ряда сект, их зомбирования. Криминальные наклонности сект экстремистского плана следуют из их фанатичности и деформированности понимания цели жизни, вседозволенности выбора средств ее достижения, а также слепой подчиненности своему вышестоящему руководству15. Однако, при квалификации тех или иных религиозных групп и религиозных субкультур в качестве «экстремистских» надо быть предельно осторожными16, так как часто их необычность, инаковость провоцируется на экстремизм институциональными («традиционными») конфессиями, которые сами порой проявляют нетерпимость, переходящую в экстремизм.
При всех существующих различиях в формах проявления экстремизма, радикализма и терроризма, в них можно выделить нечто общее. Это приверженность к крайним взглядам, действиям, формам поведения, жизненной стратегии; склонность к использованию силовых, насильственных методов и средств достижения цели. В своих крайних формах экстремизм, равно как радикализм и терроризм - это поведение, направленное на превышение пределов допустимого, намеренное нанесение ущерба, разрушающее воздействие и коренное преобразование, угрожающее существованию человека, общества, природы.
Личности и социальные группы, выражающие радикальные взгляды, есть в любом обществе. Их деятельность в определенной мере амбивалентна: она может, как стимулировать общественное развитие, так и препятствовать новациям и нововведениям, а также с определенной долей вероятности трансформироваться в экстремизм и его крайнюю форму - терроризм.
Идеологическая основа экстремизма, радикализма и терроризма не однородна. Ее составляют отдельные идеи анархизма, национал-шовинизма, волюнтаризма, тоталитаризма, нигилизма, религиозные, политико-мифологические доктрины и др. Ценностные установки экстремизма основываются на признании вседозволенности и радикализма, культа силы; на попрании нравственных принципов и идеалов нравственного долга, обязанностей по отношению к людям, обществу, личной ответственности; на пренебрежении к общественным нормам закона, отрицании ценности культуры для личности и общества, цинизме в оценке ее исторических достижений.
В любом типе социального поведения проявляются социальные, личностные качества человека, особенности его психики, уровень культуры, мотивы, потребности, интересы, ценности. Содержание этих компонентов может характеризовать/не характеризовать субъекта поведения как человека культурного, социально и лично ответственного. Экстремистское поведение и терроризм носят асоциальный характер, поскольку опираются на принцип «цель оправдывает средства», выражает стремление идти к цели кратчайшим путем, отрицает права другой личности и ее самоценность. Экстремизм в поведении несовместим с личной
15 См. Бокарев С.Н. Религиозный экстремизм в современной России: социально-философский аспект / Проблемы противодействия экстремизму в Российской Федерации: Сборник материалов «круглого стола» 28 апреля 2005 года. М., 2005. С. 9-13.
16 См.: Римская О.Н. Феноменология субкультурных религий: дис. ... к. филос. н. Тула, 2011.
культурой, культурным развитием личности. Существенными признаками экстремистского поведения являются безответственное отношение индивида к себе, людям, обществу, правовая и гражданская безответственность, нравственная вседозволенность, своеволие и пр. Наконец, экстремизм апеллирует к эмоциям, минуя сознание, нередко имеет эпатажный, скандальный, вызывающий характер, что особенно ярко проявляется в молодежной среде. Недостаток социального опыта, высокая эмоциональность, доверчивость при недостаточности самоконтроля и личной ответственности нередко позволяют делать экстремально настроенных людей, особенно молодежь, заложниками политических и иных сил, которые используют их в своих корыстных целях.
К плодотворным попыткам определения экстремизма посредством экспликации его мотивов стоит отнести существующее в литературе деление экстремизма на рациональный и иррациональный. Рациональный экстремизм связан с целерациональным поведением его субъектов, которые ставят перед собой цели понятные и зачастую объяснимые, как, например, экстремисты экологической направленности. Подчас экстремистскими можно считать лишь их средства достижения целей, которые, в свою очередь, может разделять все остальное общество. Иррациональный экстремизм отличают цели, которые локализованы вне рационального поля и подчас ситуативны, мало поддаются объяснению и оправданию. Эта форма экстремизма тесно связана с явлениями психических отклонений и расстройств. Примерами могут служить следующие его формы: молодежный (вандалы), психопатический (немотивированные массовые убийства, например, в школах), спортивный (фанаты) экстремизм17. Подобное деление пока не получило распространения и в отношении радикализма и терроризма, поскольку устоявшаяся парадигма его рассмотрения изначально настаивает на его рациональности в силу его политической мотивации, а расширенное толкование (терроризм как нелегитимное насилие не только политической, но и иной обусловленности), в большинстве случаев не делает акцент на характере мотива, учитывая его природу.
Здесь, к сожалению, упущен и момент связи иррационального экстремизма с религиозным сознанием и религией, которая, как известно, является доминирующей (институализированной или субкультурной) формой социальной организации и сублимации иррационального.
Еще один взгляд на проблему экстремизма сфокусирован институционально и текстуально в преобладающей локализации высказываний об экстремизме в поле правового и политического дискурсов. Прежде всего, совокупность высказываний образующих дискурс экстремизма касается преимущественно политико-правовой сферы. Из самой формулировки закона об экстремизме четко следует тот круг объектов, которые локализованы в данном дискурсе, а именно: конституционный строй, Российская Федерация, терроризм, социальная, расовая, национальная, религиозная рознь, права, свободы, законные интересы гражданина, избирательные права, насилие и угроза его совершения и т.д.
Круг объектов может быть расширен далее, однако своеобразным родовым признаком будет являться их важность для существования государства, нации, того или иного сообщества в целом. В этом смысле показательно, что экстремизм - это
17 См.: Архипцев Н.И., Демко О.С. Особенности проявления молодежного экстремизма в России и в Белгородской области // Причины распространения этнического экстремизма и ксенофобии среди молодежи (Центральный федеральный округ): Сб. материалов социологического исследования. Белгород, 2008. С. 85.
своеобразный предшественник терроризма, почти терроризм. Более всего закон акцентирует тот факт, что экстремизм связан с угрозой насилия или насилием символическим. Однако в этом моменте экстремизм более всего соприкасается с терроризмом до их неразличимости. В других дефинициях экстремизм (например, посягательство на неотъемлемые права человека, в том числе свободу совести и свободу вероисповеданий) сближается с иными формами преступлений, не позволяющими выявить специфику самого экстремизма.
Более интересными нам кажутся такие определения как: «возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни», а также «пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии»18. Если их рассматривать в совокупности, то отчетливо видна их схожесть. Поскольку возбуждение розни и пропаганда исключительности в своей основе фундированы некой идеологией исключительности. При этом сама исключительность есть также отличие, инаковость, отличие как качество, специфичность, что само по себе не ведет к экстремизму. Очевидно, что речь идет об избыточной исключительности, о такой «концентрации» отличий, которые грозят сообществу распадом или, если выражаться более конкретно, насилием. Именно поэтому экстремизм расценивается как угроза насилия (в том числе и насилия символического). Сам характер высказываний носит нормирующий характер, то есть стремится определенным образом освоить, определить указанную избыточность, что свойственно политическому или юридическому дискурсу.
Е.А. Кожемякин определяет юридический дискурс как «исторически и культурно обусловленную речемыслительную деятельность, а также релевантную ей совокупность письменных и устных текстов, направленных на формулирование норм, правовое закрепление (легитимацию), регулирование и контроль общественных отношений»19. Отметим еще раз роль нормирования, регулирования и контроля со стороны юридического дискурса. Однако сам характер отношений с объектами, как мы уже выяснили, носит избыточный характер. Очевиден не вполне нормальный характер охватываемых явлений. Если брать крайние их проявления, как например такое положение закона, как «насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации», то в нем экстремизм ставит «под удар», посягает на основу права как такового, на легитимность. И это также противоречие, заключенное в юридическом дискурсе, но проявляющееся при столкновении с явлением экстремизма. Именно он, подобно катализатору химической реакции, выявляет внутреннюю не самодостаточность или ограниченность юридического дискурса, а именно его необходимую связь с дискурсом политическим, явлениями власти и легитимности, а также насилия.
Связь юридического дискурса и дискурса политико-правового часто инструментальна, поскольку праву отводится роль проводника политической воли, реализатора его идей и установок. Но связь бывает и метафизичной, так как связь права с общественным договором и конвенцией по поводу реализации индивидуальных желаний позволяет предположить ситуацию экстремизма как выхода из этого «договора». Традиции как источник права в этом случае можно
18 Федеральный закон №114-ФЗ от 25 июля 2002 г. «О противодействии экстремистской деятельности» // URL: http://base.consultant.ru /cons/cgi/ online.cgi?req =doc; base=LAW;n =70162.
19 Кожемякин Е.А. Дискурсный подход к изучению институциональной культуры. Белгород, 2008. С. 213.
отождествлять с ритуалом, а экстремизм как нарушение этого ритуала либо же отрицание сложившейся системы ритуалов вообще.
Помимо недостаточности как необходимой обусловленности политической, в отношении экстремизма правовой дискурс зависим и в плане такой важной своей цели как описание объектов нормирования. Причем описание это должно соответствовать довольно строгим критериям, так как «юридический дискурс направлен не просто на точное описание положения дел... в соответствии с категориально-понятийным аппаратом дискурса, но и реализацию таких стратегий, как диагностика личности совершившего преступление, придание наказанию «терапевтического» и исправительного характера, разделение судебного решения между различными инстанциями»20. В отношении экстремизма это еще более актуально, чем по отношению к иным преступлениям, поскольку характер объектов (сущностно избыточных) нуждается в привлечении различного рода экспертов.
К сожалению, в философском тезаурусе концепт «экстремизма» («радикализм» рассматривается только в поле «философии политики») фактически отсутствует, трактуется также упрощенно или встречается только в контексте других понятий и дискурсов21. Его нет, в частности, в итоговой «Новой философской энциклопедии». Если он и встречается, то в работах по социальной философии или философии политики, где рассматривается соответственно не на уровне метафизики, а в пространстве поверхностной феноменологии. Даже если и пытаются выйти на более глубинные смыслы, как, например, В.И. Красиков, посвятивший этому феномену не одну философскую работу, то также исходят из расширительных трактовок экстремизма: «Экстремизм. понимается здесь в виде любых анормальных идей и
актов поведения тех людей, кто находит свой жизненный смысл в отрицании
22
обычных норм и ценностей» . Xотя, как мы отмечали во введении, этот концепт в современной исследовательской литературе23 получает уже более разнообразные смыслы.
Фактически отсутствуют и развернутые определения религиозного экстремизма в собственно религиоведческой литературе. Если не считать некоторых
24
работ А.В. Журавского и высказываний в дискуссиях , то наиболее нормативным можно считать такое в энциклопедическом словаре «Религиоведение», принадлежащее А.П. Забияко. Здесь мы читаем: «ЭКСТРЕМИЗМ РЕЛИГИОЗНЫЙ (лат. extremus - крайний, чрезвычайный) - тип религиозной идеологии и деятельности, который отличается крайним радикализмом, ориентированным на бескомпромиссную конфронтацию со сложившимися традициями, резкий рост напряженности внутри религиозной группы и в социальном окружении. Э.р.
20 Кожемякин Е.А. Дискурсный подход к изучению институциональной культуры. Белгород, 2008. С. 214.
21 Например, см.: Экстремальный опыт // Руднев В.П. Словарь культуры ХХ века. М., 1997. С. 376-378.
22 Красиков В.И. Экстрим: междисциплинарное философское исследование причин, форм и паттренов экстремистского сознания. М., 2006. С. 6.
23 См.: Актуальные вопросы исследования и профилактики экстремизма: Материалы междунар. науч.-практ. конф., 11-13 окт. 2004 г. СПб., 2004; Экстремизм в среде петербургской молодежи: анализ и вопросы профилактики. СПб., 2003; Томалинцев В.Н., Козлов А.А. Введение в социальную экстремологию. СПб., 2005 и др.
24 См.: Выступление руководителя Центра этнорелигиозных и политических исследований Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации А.В. Журавского. URL: http://iam.duma.gov.ru/node/2/4401/14237; Журавский А.В. Религиозный экстремизм: реальность или фикция? URL: http://www.religare.ru/2_2080.html; Журавский А.В. Религиозный экстремизм и фундаментализм: проблемы дефиниций. URL: http /www.religare.ru/article2269.htm; и др.
представлен течениями, возникшими: 1) внутри определенной конфессии в результате радикализации существующих догматов, ценностей и норм (анабаптизм в христианстве, ваххабизм в исламе и др.); 2) вне сложившихся конфессий в результате синкретизации разных вероучений или создания новой доктрины (АУМ синрикё и др.). Целью Экстремизма религиозного является коренное реформирование существующей религиозной системы в целом или какого-либо ее значимого компонента; зачастую реализация этой цели связана с задачами глубокой трансформации сопряженных с религиозной системой социальных, правовых, политических, нравственных и иных устоев общества»25. При этом выделятся два основных типа религиозного экстремизма - внутриконфессионально ориентированный (определяется конфронтацией со сложившейся вероучительной, культовой практикой или с религиозными институтами) и социально ориентированный, фактически радикальный, провозглашающий утопическое «преображение» личности и общества в координатах транцендентализма. Отметим, что и в данной тезаурусной статье концепт «религиозный экстремизм» нагружен политико-правовыми, идеологическими и в лучшем случае социально-философскими, но не специфическими философско-религиоведческими смыслами и значениями.
Среди недостатков политико-правового и социально-философского подходов можно указать, прежде всего, стремление расширительно толковать явление экстремизма, которое охватывает самые разнообразные проявления человеческой деятельности, выходящей за рамки нормативного поведения. В частности, и В.И. Красиков дает именно такое определение экстремизма: «экстремизм есть действия и идеи, очевидно и решительно нарушающие нормы повседневной жизни, это обоснованные линии поведения, демонстративно конфронтирующие с обычными практиками людей»26. А раз так, то экстремизм оказывается имманентен миру и сущностно с ним связан, это некий исходный «код» жизни, его можно назвать даже «инновационным», поскольку он выходит за рамки сложившихся форм и якобы «является также специфическим жизненным стилем некоторых групп, которые творят свои характерные культуры и свои «символические вселенные». Значения подобных «универсумов» резко противоречат взглядам доминирующей культуры»27. Таким образом, экстремизм с позиции такого подхода есть не только контркультура или субкультура в период становления и поиска новых форм, то есть, немного утрируя, экстремизм есть все, что выбивается из обыденной, рутинной повседневности людей.
Даже на уровне сравнений купание подвыпившего гражданина в фонтане или немотивированный танец подростка в общественном месте может быть приравнен к экстремистскому поведению. Вместе с тем, существует также понятие экстремального, как выходящего за границы принятого или допустимого. И это понятие охватывает экстремальные виды спорта, в которых спортсмены выходят за границы человеческих возможностей. Но очевидно, что такое поведение не есть экстремизм, хотя и он связан с избыточностью свободы человека. Возможно, здесь лучше употреблять понятие «радикализм». При всем многообразии определений экстремизма в качестве своеобразных «родовых» его атрибутов можно назвать крайний характер действия (экстремистское действие здесь смешивается с
25 Забияко А.П. Экстремизм религиозный // Религиоведение: Энциклопедический словарь. М., 2006. С. 1220.
26 Красиков В.И. Экстрим: междисциплинарное философское исследование причин, форм и паттренов экстремистского сознания. М., 2006. С. 16.
27 Там же.
экстремальным), подлежащее исключению. И именно последнее, по нашему мнению, есть то особенное, что отличает экстремизм от экстрима. Именно исключение, носящее правовой характер, зафиксированное, нуждающееся в правовой определенности или связанное с ней.
И вместе с тем, сама процедура правовой фиксации экстремизма также есть проблема, суть ее в неопределенности. Поскольку крайний характер взглядов или идеологии не может служить достаточным основанием, как мы уже выяснили, номинирование действий в качестве экстремистских становится довольно проблематичным, но проявляющаяся в этом неопределенность может быть также важной характеристикой экстремизма как явления.
Таким образом, из исходного утверждения об экстремизме можно предварительно вывести такие его существенные черты как исключение и неопределенность. Такие же понятия, например, использует итальянский философ Дж. Агамбен для описания тоталитаризма и современного состояния политики в своей работе «Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь»: он проводит аналогии между изгоями тоталитаризма и homo sacer, «священным человеком», преступником-отщепенцем римского права, который не подлежал жертвоприношению, ритуальному убийству, но всякий мог его убить без угрозы наказания. Homo sacer превращается в первичную, телесную субстанцию, «голое тело» вне исторического бытия: Адам, одетый в «ризы кожаные» и изгнанный из сада Эдемского; изгой и «дикарь» Пятница, вступающий в «общественный договор» с Робинзоном Крузо (Д. Дефо); Карл Лихтенберг, немецкий физик, который первоначально только «не мог сразу вспомнить, что он существует», а потом деградировал в гитлеровском концлагере до уровня «большой обезьяны» (А. Платонов).
Здесь исключение полагается в качестве фундаментального принципа существования политики, которое неизменно скрывается в противостоянии парных категорий «своих и чужих» (этнические оппозиции), «правого и левого» (политические оппозиции), «внешнего и внутреннего», «свободы и насилия» (метафизические оппозиции).
Интерес к исключению и его актуальность для современной политики, по мысли Агамбена, обусловлены тем, что тщательно скрываемое исключение из крайней меры становится нормой, тайный механизм политики раскрывает себя в своей последней вариации - биополитике, менеджменте биологической жизнью, управлении телами в противовес политике в традиционном понимании, политике как реализации идей (в античности идеи Блага, начиная с Нового времени ценностей Справедливости, Свободы и Равенства). Он пишет, что «решающим скорее является то обстоятельство, что в ходе процесса, в результате которого исключение повсеместно становится правилом, пространство голой жизни, расположенное поначалу на периферии порядка, постепенно движется к совпадению с пространством политического, и исключение и включение, внутреннее и внешнее, bios и zoe', юридическое и фактическое входят в зону абсолютной неразличимости»28. Такое положение есть несомненная угроза, и актуализация экстремизма есть еще одно подтверждение предположений Агамбена.
Экстремизм как политико-правовое явление в своей «полноте» рожден XX веком и в полной мере свойственен и XXI столетию. В определенном смысле это избыточность «голой жизни», bios, жизнь биологическая, которая и есть отправная
28 Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь. М., 2011. С. 16.
точка экстремизма. Эта избыточность была диагностирована со всей ясностью еще З. Фрейдом, но с тех пор способы обращения с ней существенно изменились. Говоря словами Ж. Делеза и Ф.Гваттари, произошел переход от принципа кодирования и территоризации этой избыточности к принципу декодирования, открытости
29
избыточности или Желания . Это внутреннее изменение структуры поставило систему права в сложное, противоречивое положение, судя по всему и рождающее экстремизм в его двойственности неопределенности и необходимости исключения.
Среди таких сложностей стремление структуры к определенности и территоризации, выражающееся, в том числе, в праве как институте нормирования и стандартизации: «Норма нуждается в усредненной, однородной ситуации. Эта нормальность на самом деле не является просто внешней предпосылкой, которую юрист может игнорировать; напротив, она имеет прямое отношение к имманентной действенности нормы. Не существует норм, применимых к хаосу. Сначала должен быть установлен порядок: только тогда правовая система имеет смысл. Необходимо создать нормальную ситуацию, и суверен - это тот, кто принимает окончательное решение, действительно ли воцарилось это состояние нормальности». Тем самым право призвано «поглощать», кодировать избыточность «голой жизни», посредством правовых актов стандартизируя саму жизнь, но, как показывает Агамбен, фундаментом этого предприятия будет его несамодостаточность, основывающаяся на необходимости хаоса (чрезвычайного положения) для существования нормы: «Суверен посредством чрезвычайного положения «создает и гарантирует ситуацию», которая требуется праву для того, чтобы быть
30
действенным» .
Агамбен делает акцент на внутренней связи права и чрезвычайного положения через обращение к категории чрезвычайного положения* как приостановки действия права (или его отсутствия, как в ситуации прерывания «общественного договора» и возврата в «естественное состояние»), чрезвычайного положения как исключения. Здесь нам стоит задуматься о самом исключении и его роли в установлении права, а также о возможном приложении такого понимания исключения к проблеме экстремизма как исключаемой избыточности. Вопрос в том, не есть ли это такое же исключение, не является ли экстремизм своеобразным разоблачением права в его способности положительного номинирования и нормирования явлений, его «провалом» в пространство чрезвычайного положения. И если это так, то можно предположить, что экстремизм выступает как новая ипостась, воплощение чрезвычайного положения (кризиса) как «преддоговорного естественного состояния», которое одновременно есть основа «нормального» функционирования права.
Также необходимо уточнить характер исключения, которое есть особая практика территоризации, как о том пишет Агамбен: «В случае суверенного исключения речь в действительности идет не столько о том, чтобы контролировать или нейтрализовать избыточность, сколько о том, чтобы в первую очередь создать или определить само пространство, в котором политико-правовой порядок мог бы иметь силу. В этом смысле это исключение является фундаментальной локализацией, которая не ограничивается различением между тем, что находится внутри, и тем, что находится снаружи, нормальной ситуацией и хаосом, но устанавливает между ними
29 См.: Делез Ж., Гваттари Ф. Анти Эдип. Капитализм и шизофрения. Екатеринбург, 2008.
30 Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь. М., 2011. С. 23-24.
Собственно, «естественное состояние» Гоббса как «война всех против всех», взывающее к установлению «договорного ритуала», и есть чрезвычайное положение.
границу (чрезвычайное положение), начиная с которого внутреннее и внешнее вступают в те сложные топологические отношения, которые делаю возможной действенность порядка»31. Тем самым присущая экстремизму неопределенность получает свое объяснение. Его место - это граница нормы, порядка и хаоса, что действительно так, если понимать под нормой преступность (включенность в правовое поле), а под хаосом терроризм (полная исключенность из правового поля и даже более того, отрицание его самого)32. Экстремизм здесь, в этой схеме, как бы не совсем терроризм, или недо-терроризм, но и не «обычное» преступление. Экстремизм детерриторизирован и потому трудно определим, виной чему отношения права и чрезвычайного положения, но также и избыточность.
Кроме необходимости территоризации есть еще необходимость приручения избыточности, и здесь чрезвычайное положение или событие экстремизма не является «провалом» или бессилием контроля жизни, но другой ее формой. Исключение здесь оказывается такой формой отношения, при которой целое отторгает от себя часть, поддерживая с ней отношения «исключающего включения» (формулировка Дж. Агамбена). То есть экстремизм исключается из нормы (больше чем преступление), но именно это отношение позволяет его квалифицировать, устанавливать связь между сингулярностью акта экстремизма и простым нарушением закона, которое он превышает.
Вышесказанное позволяет выйти на осмысление онтологии экстремизма, которая, раскрываясь в соотношении права и исключения, оказывается довольно оригинальной, так как «суверенное исключение это такая фигура, в которой единичное репрезентировано как таковое, то есть именно как нерепрезентируемое. То, что ни в каком случае не может быть включенным, включается в форме исключения.
В схеме Бадью, например, исключение оказывается четвертой фигурой, вводящей порог неразличимости между злокачественным наростом (репрезентацией без представления) и сингулярным (представлением без репрезентации), нечто вроде парадоксального включения самой принадлежности. Это то, что не может быть включено в целое, к которому оно принадлежит, и не может принадлежать к множеству, в которое оно всегда является включенным»33. Такая онтология многое объясняет в определениях экстремизма, который есть идеология и действие. Теперь можно сказать о том, что экстремизм есть и то и другое вне их связи.
Таким образом, проблема определения экстремизма выявляет ряд положений:
- наличное понятие экстремизма преимущественно тяготеет к правовому и политическому дискурсу;
- характер номинирования явлений в этих дискурсах в качестве экстремистских позволяет выделить такие характерные черты его аксиоматизации как исключение, неопределенность, избыточность;
- эти черты позволяют установить параллели между экстремизмом и чрезвычайным положением как приостановкой действия права;
- действующая в отношении экстремизма логика «исключающего включения» опирается на онтологию раздельности репрезентации и представления,
31 Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь. М., 2011. С. 27.
32 См. подробно: Человек террористический: методология исследования, культурно-антропологические парадигмы, повседневность, региональные угрозы. монография / под ред. В.П. Римского. Белгород, 2008.
33 Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь. М., 2011. С. 35.
«разрывающей» экстремизм на полярные феномены чистого явления (действия без репрезентации) и чистой репрезентации (без его воплощения в действие).
Так во втором случае это идеологические феномены (или акты репрезентации, как номинируемые в качестве экстремистских перформансы и работы арт-группы «Война»), в первом, терроризм, как воплощение экстремизма, получающее соответствующее дискурсивное «облачение» в институциональных дискурсах, выходящих за грани индивидуальной и коллективной свободы религии и убеждений, навязывающих собственные идеологемы другим.
Данная интерпретация смыслового содержания концептов «экстремизм», «радикализм» и «религиозный экстремизм» в их соотношении с насилием и свободой как онтологическими измерениями человеческого бытия, нам представляется достаточно новой и позволяет в свою очередь выявить в пространстве политико-правового дискурса в экзистенциальном контексте универсальные метафизические смыслы феноменов религиозного экстремизма: избыточное исключение (сублимация и рационализация жизненной и социальной энергии), неопределенность (размывание культурных основ бытия человека и социума), жизненную и социальную чрезмерность (чрезвычайная ситуация, кризис, пограничная ситуация).
В современной научной и философской литературе концепты «экстремизма» и «радикализма» преимущественно локализованы в политико-правовом дискурсе. Характер номинирования социокультурных (в том числе и религиозных) феноменов в этих дискурсах в качестве радикальных и экстремистских указывает на такие характерные черты его аксиоматизации как исключение, неопределенность, избыточность, что ведет к параллелям между радикализмом, экстремизмом, насилием и чрезвычайным положением. Это позволяет в свою очередь выявить в пространстве политико-правового дискурса в экзистенциальном контексте универсальные метафизические смыслы феноменов религиозного экстремизма: избыточное исключение (сублимация и рационализация жизненной и социальной энергии), неопределенность (размывание культурных основ бытия человека и социума), жизненную и социальную чрезмерность (чрезвычайная ситуация, кризис, пограничная ситуация).
Амбивалентная логика «исключающего включения», объединяющая явления экстремизма, радикализма, чрезвычайного положения и гонений, дает основание для создания концептуальной модели, в которой экстремизм есть: а) «в себе и для себя» -исключаемое избыточное, «голая жизнь» (Дж. Агамбен), «воля к жизни» (Ницше), десакрализованная фигура, выходящая за пределы права; б) «для себя» - интенсивная сакрализация, исключаемое и исключающее одновременно.
Как исключаемое, экстремизм «слишком» религиозен (фундаментален или, наоборот, радикален и маргинален), несет в себе несанкционированные отличия («новая», или субкультурная религиозность). Как исключающее, он не только стремится радикально переделать «скверный» окружающий мир, но также осознает свою недостаточную сакральность, в определенном смысле выводя себя и из сакральной, и из профанной реальности. Это и выражается в культивировании радикальных практик преобразования себя, своего сознания и мира.
Список литературы
1. Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь. М., 2011.
2. Актуальные вопросы исследования и профилактики экстремизма: Материалы междунар. науч.-практ. конф., 11-13 окт. 2004 г. СПб., 2004.
3. Экстремизм в среде петербургской молодежи: анализ и вопросы профилактики. СПб., 2003.
4. Томалинцев В.Н., Козлов А.А. Введение в социальную экстремологию. СПб., 2005.
5. Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Словарь конфликтолога, 2009. URL: http://vocabulary.ru/dictionary/887/word/yekstremizm-religioznyi.
6. Архипцев Н.И., Демко О.С. Особенности проявления молодежного экстремизма в России и в Белгородской области // Причины распространения этнического экстремизма и ксенофобии среди молодежи (Центральный федеральный округ): Сб. материалов социологического исследования. Белгород, 2008.
7. Атеистический словарь / Под общ. ред. М.П. Новикова. М., 1986.
8. Безопасность: теория, парадигма, концепция, культура. Словарь-справочник / Автор-сост. проф.
B.Ф. Пилипенко. Изд. 2-е, доп. и перераб. М., 2005. URL: http://slovari.yandex.ru/книги/Безопасность.
9. Бокарев С.Н. Религиозный экстремизм в современной России: социально-философский аспект / Проблемы противодействия экстремизму в Российской Федерации: Сборник материалов «круглого стола» 28 апреля 2005 года. М., 2005. С. 9-13.
10. Выступление руководителя Центра этнорелигиозных и политических исследований Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации А.В. Журавского. URL: http ://iam.duma.gov.ru/node/2/4401/14237.
11. Журавский А.В. Религиозный экстремизм: реальность или фикция? URL: http://www.religare.ru/2_2080.html.
12. Журавский А.В. Религиозный экстремизм и фундаментализм: проблемы дефиниций. URL: http /www.religare.ru/article2269.htm.
13. Делез Ж., Гваттари Ф. Анти Эдип. Капитализм и шизофрения. Екатеринбург, 2008.
14. Забияко А.П. Экстремизм религиозный // Религиоведение / Энциклопедический словарь. М., 2006.
15. Кожемякин Е.А. Дискурсный подход к изучению институциональной культуры. Белгород, 2008.
C. 213.
16. Кравченко И.И. Радикализм // Новая философская энциклопедия. В четырех томах. Т. III. М., 2010. С. 395-396.
17. Красиков В.И. Экстрим: междисциплинарное философское исследование причин, форм и паттренов экстремистского сознания. М., 2006.
18. Мартыненко Б.К. Теоретико-правовые вопросы политического терроризма: На примере России конца 80-х - 90-х гг. ХХ века: дисс. ... канд. юрид. наук: 12.00.01. Ростов-на-Дону, 1999.
19. «О борьбе с терроризмом». Федеральный закон № 138 ФЗ от 25 июля 1998 г. Ст. 3 / Собрание законодательства РФ. М., 1998.
20. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1987. С. 787.
21. Римская О.Н. Феноменология субкультурных религий: дис. ... к. филос. н. Тула, 2011.
22. Робберс Г. и др. Государство и религии в Европейском Союзе (опыт государственно-конфессиональных отношений) / Под ред. А.А. Красикова и др. М., 2009. С. 4.
23. Свобода Религии и убеждений: основные принципы (философия, законодательство, защита свободы совести) / Под общей ред. Т. Линдхольма, К. Дурэма и Бахии Тахзиб-Ли. М., 2010.
24. Федеральный закон №114-ФЗ от 25 июля 2002 г. «О противодействии экстремистской деятельности» // URL: http://base.consultant.ru /cons/cgi/ online.cgi?req =doc; base=LAW;n =70162.
25. Экстремальный опыт // Руднев В.П. Словарь культуры ХХ века. М., 1997. С. 376-378.
26. Экстремизм. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki.
THE DISCOURSE OF EXTREMISM, RADICALISM AND TERRORISM
A.V. Borisovskiy1), A.V. Rimskiy2)
1,2) Belgorod State Institute of Arts and Culture 1)e-mail: oskolandrey31@yandex.ru 2)e-mail: rimskiy87@mail.ru
The article deals with the philosophical understanding of the concepts of "extremism", "radicalism" and "terrorism", which are mainly used in the political and legal discourse. In other socio-cultural discourses, the nature of the nomination of these phenomena points to such characteristic features of their axiomatization as exclusion, uncertainty, redundancy. This leads to parallels between extremism, radicalism, violence, terrorism and the state of emergency.
Keywords: violence, extremism, radicalism, terrorism, state of emergency.
