CC BY
29
УДК 323.28:316.48
ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ КАК ПРЕДПОСЫЛКА ЭКСТРЕМИЗМА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
Б.В. Аксюмов, Д.А. Лавриненко
Статья подготовлена в рамках исследовательского проекта «Ценностно-идеологические аспекты конфликтов и напряжений на Северном Кавказе», Грант Президента Российской Федерации МД-4849.2011.6
В течение всего постсоветского периода Северный Кавказ представляет собой ярко выраженную зону этнополитической и социокультурной турбулентности. Конфликтогенность во многих сферах социальной реальности то повышается, то несколько снижается, но остается все время достаточно высокой. Так, в настоящее время происходит реполитизация этничности после периода ее относительной деполитизации в середине первого десятилетия XXI в. Еще один важный тренд - продолжающийся процесс религиозного возрождения и политизация религиозных процессов в регионе. Оба эти фактора играют все большую роль в социокультурных и политических процессах на Юге России, при этом религия часто используется как инструмент нагнетания этнополитической напряженности.
Острота этнополитических проблем северокавказского региона, общая и весьма высокая конфликтогенность его социокультурного ареала являются благодатной почвой для возникновения и развития экстремизма в самых различных его проявлениях, начиная от ментальной предрасположенности к экстремистской деятельности и заканчивая проведением кровавых террористических актов. Очевидно, что рост экстремизма и терроризма является сегодня важнейшей и наиболее болезненной проблемой Северного Кавказа, проблемой, которая оказывает существенное влияние не только на ситуацию внутри самого региона, но и в Российской Федерации в целом.
В Федеральном Законе «О противодействии экстремистской деятельности» под экстремисткой деятельностью понимаются пропаганда, публичные призывы, финансирование, направленные на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности Российской Федерации, захват или присвоение властных полномочий, создание незаконных вооруженных формирований, осуществление террористической деятельности. В законе сказано, что субъектами экстремисткой деятельности могут являться организации, СМИ, группы лиц, отдельные граждане, а объектами -государство и социальные группы, равно и их представители (чиновники, сотрудники правоохранительных органов, граждане) [1].
Важной характеристикой экстремизма является неприятие существующих социальных и политических условий, а также наличие целей по изменению этих условий. При этом данная характеристика не является единственной для анализируемого понятия, поскольку иначе практически любое конфликтное взаимодействие можно было бы считать проявлением экстремизма. Р.Г. Абдулатипов считает, что «любая форма экстремизма -это есть навязывание своих идей и ценностей насильственным путем с нарушением прав человека, достоинства человека, прав и достоинств народов или других социальных обществ» [2, с. 74]. «Навязывание» не является важнейшей и конечной целью экстремисткой деятельности. На наш взгляд, оно является этапом, сопутствующим любой форме конфликтного взаимодействия, однако применение насилия в конфликте происходит отнюдь не всегда.
Переход от радикализма к экстремизму происходит посредством целеполагания и выбора средств достижения цели. Одна из конфликтующих сторон может усомниться в способности системы предложить удовлетворяющее решение или рассматривать ее как объективное препятствие. Это, в конечном итоге, может привести к постановке таких целей и выбору таких средств, которые будут угрожать
существованию системы и безопасности граждан. Так, требование коренным образом изменить принципы миграционной политики (например, существенно ограничить въезд на территорию региона трудовых мигрантов из других регионов страны по причинам, не связанным напрямую с их социальной принадлежностью) является проявлением радикализма. С другой стороны, попытки самостоятельно выдворить мигрантов, применение психологического и физического насилия по отношению к ним как к представителям определенной социальной группы - проявление экстремизма.
В первом случае радикализм не обязательно связан с национализмом, наоборот, часто речь может идти о таких изменениях в миграционной политике, которые направлены на защиту прав трудовых мигрантов, принадлежащих к той или иной этнической группе [3]. Более того, можно предположить ситуацию, когда в стремлении оказать давление на органы власти в интересах мигрантов та или иная политическая сила в своей деятельности выходит за рамки правового поля, переходит к применению насилия. Таким образом, вне зависимости от того, какие ценности отстаивает та или иная политическая группа, - ставя крайние цели и прибегая к крайним средствам, она тем самым является экстремистской.
Анализируя основные подходы к определению экстремизма, а также российское законодательство в части, касающейся данного явления, мы рассматриваем экстремизм как форму конфликта. При этом основным признаком, отличающим экстремизм от радикализма и умеренной конфликтности, будет отношение субъектов политического или социокультурного конфликта к социальной системе в широком смысле, а также их отношение к применению насилия как инструменту реализации поставленных целей и задач.
Э.В. Улезко считает, что экстремистскими можно назвать лишь такие действия, которые превышают необходимую степень воздействия,
независимо от используемых средств: физического насилия, морального принуждения, экономического давления и т.д. [4, с. 122]. Он пишет: «Экстремизм, который, обостряя ситуацию, доводит ее до крайности, до режущих противоречий, в силу чего спокойное конструктивное решение проблемы, как правило, становится невозможным». Если экстремизм -крайность, то терроризм - крайность крайности, выступающая, скорее, как «логическое, но не обязательное развитие экстремизма» [4, с. 123]. Тем самым экстремизм лишь потенциально способен перерасти в терроризм. В то же время экстремизм может ограничиться сферой идеологических абстракций, тогда как терроризм - явление из области социально-политической практики, хотя и имеющее собственную идеологию. Экстремизм может служить почвой (как идеология, социальная база и т.д.) для терроризма. «Точно так же, как и другая, более «мягкая», дефиниция -радикализм может потенциально перерасти в экстремизм» [4, с. 123].
Мы предлагаем понимать терроризм как метод разрешения возникающих между социальными группами (общностями) и государством противоречий, предполагающий посягательство или угрозу посягательства на здоровье или жизнь людей как средство воздействия на государство. Терроризм - это форма протекания конфликта, которая характеризуется посягательством или угрозой посягательства на здоровье или жизнь людей, направленныт на формирование дискурса незащищенности с целью принуждения к выполнению обществом и властью требований определенных социальных групп.
Информация, распространяемая лицами, аффилированными с экстремистскими и террористическими организациями, направлена на формирование дискурса, согласно которому экстремистская и террористическая деятельность выступает как «борьба за справедливость», «за права угнетенных», происходит героизация участников этой деятельности, формирование негативного образа противника, «демонизация», уничижение. Обоснование этого может фундироваться на политических и религиозных идеях различной на-
правленности, что представляет собой идеологический уровень конфликтного процесса.
В. А. Чуланов и В.Н. Гурба считают, что важнейшим фактором легитимации и общественной поддержки терроризма является идея справедливости. «С древнейших времен, - пишут исследователи, - справедливость полагалась в качестве важнейшей добродетели и главного принципа мироустройства. Нормы справедливости соответствуют идеалу общественного устройства и принимаются большинством населения, поскольку они обещают каждому человеку воздаяние по заслугам» [5, с. 90-91]. Идеал справедливости включает принципы, позволяющие человеку формировать пространство свободной реализации собственных интересов, с учетом интересов каждого. Однако принципы справедливости не столь универсальны -они вытекают из универсальной природы человека, но на их содержание оказывают влияние исторические условия, социальные установки, образ жизни социальной группы, общности. Таким образом, складывается собственная шкала оценки справедливого, заставляющая человека специфическим образом оценивать свои и чужие поступки [5, с. 91]. Отметим, что, на наш взгляд, такой субъективизации могут быть подвержены ценности, явления социальной среды, социальная система вообще. Как результат, срабатывает формула «то, что для одного - терроризм, для другого - борьба за свободу» [6, р. 41].
В поддержку такого мнения можно привести высказывание полномочного представителя Республики Дагестан в Ставропольском крае А. Омарова. В интервью журналу «Экспертиза власти» он говорит следующее: «Вы видели, по городу [Ставрополю - авт.] расклеены фотографии боевиков. Среди них - двадцатилетний уроженец села Айгурский Апанасенковского района Ставропольского Края. Так вот, в этом районе лет восемь назад выселялись чабанские семьи. Может, и семья этого боевика была несправедливо обижена, и сын подался в лес именно из-за этой
несправедливости? А сейчас мы снова возвращаемся к этой практике...» [7, с. 25].
Выше уже отмечалось, что одним из важнейших трендов социокультурной трансформации северокавказского региона в постсоветский период стало религиозное возрождение. Логичным следствием данного процесса является то, что доминантой идентификационного пространства Северного Кавказа сегодня становится религия. При этом отношения между некоторыми этноконфессиональными группами в регионе резко обострились, что создает предпосылки для развития конфликтных взаимодействий.
О значимости религии для жителей Северного Кавказа говорят результаты исследования, которое проводилось в 2009 году на территории четырех субъектов бывшего ЮФО: в Ставропольском и Краснодарском краях, а также в республиках - Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии [8]. Конфессиональная идентичность для молодых жителей Юга России является весьма значимой. Как «очень важную» или «важную» ее определили 76% респондентов. Это третье место в «рейтинге идентичностей» молодежи Юга России, и меньшая выраженность этого вида идентичности обусловлена тем, что христианская часть Юга России достаточно секуляризирована [9, с. 21].
Резкое увеличение значимости религиозной идентичности способствовало тому, что религия активно стала использоваться экстремистско-террористическим подпольем Северного Кавказа в качестве инструмента в политической и идеологической борьбе. «Для религиозных террористов насилие (или терроризм) - божественный долг, оправдываемый священным писанием (будь то Библия или Коран). Насилие, легитимизируемое религией, делается самоподдерживающимся, поскольку насильственные действия сами по себе рассматриваются как «санкционированные» Богом» [10, с. 41]. Однако знакомство с данными RAND Corporation (http://rand.org) позволяет сделать несколько иные выводы относительно влияния религиозного фактора: многочисленные анализы биографий из-
вестных членов религиозных террористических организаций показали, что эти люди не получали серьезного религиозного образования и в подавляющем большинстве являются выходцами из семей, придерживающихся весьма умеренных религиозных взглядов [11, с. 305]. Эти выводы вполне коррелируют с позицией полпреда Президента в Северо-Кавказском федеральном округе А.Г. Хлопонина, который считает, что «сегодня в исламе не разбираются, в том числе и те, кто им прикрывается» [12]. Х. Яхья мыслит сходно: «... истоки всех террористических актов следует искать не в богобоязненности и вере, а в безбожии и ересях» [13, с. 11]. Однако при этом нельзя отрицать тот факт, что многие террористы оправдывают свою деятельность религией и чаще всего в качестве идейной основы терроризма используют те или иные положения ислама.
Как считают некоторые исследователи, осознание мусульманами своей религиозной идентичности потребовало ее закрепления, в том числе и в политической жизни общества. При этом политизация ислама происходила на разных уровнях и в разных формах. С одной стороны, предпринимались попытки встраивания ислама в политическую систему через создание мусульманских общественно-политических организаций, своего рода попытки формирования нового «чистого ислама», с другой - спонтанная политизация, в том числе и радикализация, ислама в малых социальных группах [14, с. 32]. Отмечено также, что в результате неконтролируемых процессов религиозного возрождения северокавказский социум стал чрезвычайно восприимчивым к религиозным идеям, нередко трактуемым в ра-дикалистском духе. В результате этого сформировались благоприятные условия для развития в северокавказском регионе радикального исламского подполья [15, с. 66].
Среди предпосылок распространения исламского радикализма на Северном Кавказе, во-первых, называется национально-территориальное устройство: сам принцип территориально-административного размежевания по национальному признаку противоречит истории народов Северного
Кавказа. Разделенными межгосударственными границами оказались два северокавказских народа: осетины и лезгины. Значительное количество северокавказских народов разделено внутренними (межреспубликанскими) границами [16, с. 171-189]. Данный фактор разобщил народы трансграничных регионов и позволил исламистам использовать противостояние между народами Северного Кавказа для активизации своей деятельности [14, с. 46-47].
Во-вторых, для Северного Кавказа характерна так называемая «азиатская» или традиционная структура занятости. Коренное население занято в основном в сельском хозяйстве и торговле, «приезжие» (главным образом, славяне) - в промышленности. Регион трудоизбыточен, причём безработица в первую очередь характерна для сельской местности, где и проживает подавляющая часть коренного населения. Именно традиционный сельский образ жизни коренного населения способствует, как полагают исследователи, распространению в этих районах радикальных исламских идей и тем самым повышает общий уровень конфликтогенности. Абсолютная и относительная перенаселённость Северного Кавказа и, одновременно, невозможность большей части коренных жителей участвовать в индустриальном производстве порождают социальную напряжённость [14, с. 48].
Многие межнациональные конфликты на Северном Кавказе произошли из-за пригодных для земледелия территорий - «земельные конфликты» [17]. Легко объяснимо, почему власти двух горных республик (Северной Осетии и Ингушетии) с таким упорством спорят о территориальной принадлежности Пригородного района. Равнинный, земледельческий Пригородный район был основной житницей для потерявших его ингушей, и является одной из наиболее плодородных зон в приобретшей его Северной Осетии [14, с. 48-49].
Третья причина распространения исламского радикализма в северокавказском регионе кроется в привлекательности некоторых идей религи-
озного фундаментализма для достаточно больших групп населения, придерживающихся традиционных исламских ценностей. Так, например, неоваххабиты считают неподобающим для мусульманина подчиняться светским властям и выступают за создание исламского (живущего по законам шариата) государства. Эти идеи находят наибольшее понимание в регионах широкого распространения неоваххабизма, в которых около 70% жителей живут, по сути, в традиционном обществе, с практически не изменившимся за годы советской власти укладом [18, с. 300].
Важно отметить, что идеи религиозного радикализма и экстремизма находят наибольший отклик в молодежной среде. Как отмечает Р.Г. Ланда, главный секрет успеха фундаменталистов (впрочем, относительного почти на всём постсоветском пространстве) - их ставка на молодежь [19, с. 244]. Основная предпосылка радикализации северокавказской молодежи - глубокая религиозность, привитая им с детства. Как показывают данные социологических опросов, выросло целое поколение, основой мировоззрения которого выступает религия. Подавляющее большинство участников современного террористического подполья на Северном Кавказе составляют 15-20-летние молодые люди, которые сильно отличаются по своим идейным установкам от поколения 25-30-летних, придерживающихся более светских и умеренных взглядов [15, с. 67].
В-четвертых, росту социальной базы исламских радикалов способствует неэффективность государственной власти и правовой нигилизм, что характерно практически для всех мусульманских регионов бывшего СССР. Например, в сегодняшнем Дагестане власть фактически поделили между собой две прослойки общества - бывшая партноменклатура и так называемые «новые дагестанцы», то есть обладающие собственными вооружёнными отрядами криминальные авторитеты [14, с. 49-50]. «Конфликт дагестанских ваххабитов из села Карамахи с официальной Махачкалой впервые проявился после того, как они отказались платить дань местному криминалитету» [14, с. 50]. В такой ситуации многие из мусульман теряют ве-
ру в эффективность действий светских властей и приходят к убеждению, что справиться с беззаконием можно лишь в том случае, если общество будет жить по нормам шариата.
В-пятых, росту влияния фундаменталистов в немалой степени способствует их финансовое могущество [14, с. 50].
В заключение, следует отметить, что идеологию современного терроризма составляют радикалистские, как правило, религиозно детерминированные взгляды, ставка на насилие и экстремизм в разрешении общественных противоречий и осуществлении социальных преобразований. Комплекс противоречий общественного развития подменяется упрощенными схемами социальной динамики, похожими в большей степени на социал-дарвинизм. Признается «революционность» развития, а не развитие как эволюционная трансформация. Манихейское видение мира в рамках бинарной оппозиции «мы - они» проявляется в крайней нетерпимости к инакомыслию, сомнениям. Принадлежность к группе выступает в качестве одной из основополагающих ценностей, групповые нормы идеализируются, окружающее общество рассматривается как враждебная среда. Отрицаются общечеловеческие ценности, в первую очередь - право других людей на жизнь. Ответные, как правило, силовые действия со стороны общества имеют противоположный результат - укрепляют целостность группы, уменьшают групповые разногласия, создают моральное алиби [20, с. 46].
Сегодня на Северном Кавказе сформирован дискурс, утверждающий непримиримость к гражданскому светскому обществу, имеющий целью создание государства, правовые нормы которого должны основываться на религии - теократического государства, т.н. «Кавказского Имарата». При этом сепаратистской направленностью в отношении России деятельность террористических групп не ограничивается, поскольку речь идет о включении в борьбу с т.н. «неверными» всей исламской уммы на территории России и за ее пределами. Прочному утверждению подобных политических и религиозных взглядов способствует апелляция религиозных ра-
дикалов к чувствам и вере. Экстремизм и терроризм являются деятельно-стным продолжением идей радикализма, базой для которого становится религиозное возрождение.
Литература
1. Федеральный Закон от 25.07.2002 N 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» // Гарант. Информационнно-правовой портал [Электронный ресурс] URL : http://base.garant.ru/12127578/
2. Абдулатипов Р.Г. Проблемы профилактики экстремизма // Этно-панорама. 2002. № 2. С. 74-77.
3. Тишков В. А. Миграции как глобальная проблема и развитие России // Институт этнологии и антропологии РАН [Электронный ресурс] URL : http://valerytishkov.ru/cntnt/na_sluzhbe/v_obshestv2/migracii_k.html
4. Улезко Э.В. Экстремизм и терроризм: понятийно-категориальный аппарат исследования явления // Философия права. 2009. № 5. С. 122-125.
5. Чуланов В. А., Гурба В.Н. Феномен социальной поддержки терроризма // Вестник Южно-Российского государственного технического университета (Новочеркасского политехнического института). Серия: Социально-экономические науки. 2010. № 3. С. 87-96.
6. Barnidge (Jr.) R.P. Non-State Actors and Terrorism. Applying the Law of State Responsibility and the Due Diligence Principle. The Hague, 2008. - 244 p.
7. Колесников В. Выселяют и грудных детей... // Экспертиза власти. № 20. 2011. С. 23-27.
8. Молодежь перед цивилизационным выбором: на материалах Республики Молдова и Юга России. Вып. I. Ставрополь - Кишинев: Изд-во СГУ,
2009. 219 с.; Молодежь перед цивилизационным выбором: на материалах Республики Молдова и Юга России. Вып. II. Ставрополь - Кишинев: Изд-во СГУ,
2010. - 156 с.
9. Авксентьев В. А., Аксюмов Б.В. Портфель идентичностей молодежи Юга России в условиях цивилизационного выбора // Социологические исследования. 2010. № 12. С. 18-27.
10. Эмануилов Р.Я., Яшлавский А.Э. Терроризм и экстремизм под флагом веры: религия и политическое насилие: проблема соотношения / Р.Я. Эмануилов, А.Э. Яшлавский; Ин-т востоковедения РАН; Фонд «Взаимодействие цивилизаций». М.: Наука, 2010. - 298 с.
11. Цопанова А.В. К проблеме анализа феномена современного терроризма // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2010. № 120. С. 303-307.
12. Емельянова С. Читайте Коран внимательнее. Александр Хлопонин назвал главные причины активизации бандподполья // Российская газета [Электронный ресурс] URL : http://rg.ru/2011/02/10/reg-kuban/khloponin.html
13. Яхья Х. Ислам проклинает террор. Астана, 2010. - 112 с.
14. Добаев И.П., Мурклинская Г.А., Сухов А.В., Ханбабаев К.М. Радикализация исламских движений в Центральной Азии и на Северном Кавказе / Под ред. И.П. Добаева. Ростов-на-Дону: Издательство СКНЦ ВШ ЮФУ, 2010. - 230 с.
15. Матишов Г.Г., Котеленко Д.Г., Авксентьев В.А. и др. Религиозный фактор и проблемы безопасности Юга России. Ростов-на-Дону: Изд-во ЮНЦ РАН, 2010. - 160 с.
16. Суханов В.Ю. Этническое и национальное в кавказском конфликте: пришествие «Чужого» // Звезда. СПб., 2001. №24. С. 171-189.
17. Адиев А.З. Земельный вопрос и этнополитические конфликты в Дагестане. Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2011. - 153 с.
18. Стецевич М.С. Мифы о «тоталитарных сектах» и «ваххабитах» в современной России // Смыслы мифа: мифология в истории и культуре. СПб., 2001. №28.
19. Ланда Р.Г. Ислам в истории России. М.: Изд-во «Восточная литература», 1995. - 311 с.
20. Психологи о терроризме (материалы «круглого стола») // Психологический журнал. 1995. № 4. С. 37-48.
