CC BY
72
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 28 (282). Филология. Искусствоведение. Вып. 70. С. 42-47.
Т. И. Васильева
ДИНАМИКА КОНЦЕПТОСФЕРЫ Л. И. БОРОДИНА
Работа выполняется в рамках проекта № 6.2939.2011, финансируемого Министерством образования и науки Российской Федерации
(госзадание на оказание услуг)
Статья посвящена рассмотрению формирования и развития основных констант творчества Л. Бородина в рамках изучения национальной художественной концептосферы второй половины ХХ века. В исследовании анализируется авторское смысловое наполнение концептов «судьба», «суд», «выбор», «правда», «дом», «смута», «творчество», особенности репрезентации данных концептов в художественных произведениях Л. Бородина.
Ключевые слова: концепты «судьба», «суд», «выбор», «правда», «дом», «смута», «творчество», художественная концептосфера, творчество Л. И. Бородина.
Исследование национальной концептосфе-ры является одним из актуальных направлений современной гуманитарной науки. Учитывая тот факт, что «особое значение в создании кон-цептосферы принадлежит писателям» [9. С. 6], изучение художественных концептов оказывается необходимым этапом на пути определения особенностей формирования и функционирования концептосферы русской культуры. На наш взгляд, рассмотрение динамики концептов в прозе Л. И. Бородина, чье творчество отразило основные социально-культурные события страны второй половины ХХ века, может способствовать определению характерных черт развития национальной художественной концептосферы в обозначенный период.
Стержневыми для большинства первых произведений художника оказываются взаимосвязанные многоуровневые (по классификации И. А. Стернина) концепты: «выбор», «суд», «судьба» [11. С. 60]. Л. Бородин исследует, как человек может повлиять на свою судьбу и судьбу другого. «Судьба» определяется в русле русской традиции, вписывается в данном случае в трактовку, данную словарем В. Даля, как синоним «суда» [8. С. 356]. Герои повестей «Перед судом», «Вариант», «Повести странного времени», рассказов «Встреча», «Посещение» оказываются в роли судьи своих и чужих судеб. В бородинской концептосфе-ре «судьба» неразрывно связана с концептом «справедливость». Стремление всех главных героев произведений автора добиться справедливости, по их пониманию, взяв на себя роль судьи, приводит к обнаружению непознаваемости «правды», закономерностей «судьбы» как Божьего суда. Показательна в данном случае
повесть «Перед судом». Сницаренко, узнав о свершившемся почти два десятка лет назад при его участии преступлении, решает наказать виновного Шитова, но вдруг осознает, что «справедливость не может прервать цепочку зла, а продолжает ее» [4. С. 49]. Персонаж не хочет нести ответственность за свой «суд» перед окружающими. Так определяется еще очень важная для авторского понимания «судьбы» категория - «ответственность». Быть готовым отвечать за свои помыслы, поступки - это один из критериев лучших героев писателя.
В повестях «Перед судом», «Год чуда и печали», в рассказах «Вариант», «Посещение» значимым является концепт «выбор». Центр семантического поля концепта «выбор» у Л. Бородина совпадает с общепринятым значением: от глагола «выбрать» - «взять нужное, предпочитаемое из наличного» [10. С. 94]. Вопросы, исследуемые писателем: свобода выбора, право выбора, смелость выбора, выбор цели, пути, судьбы, выбор как вариант, как игра, - традиционно входят в круг проблем, рассматриваемых классической литературой. По Л. Бородину, человек, выносящий приговор, необходимо встает перед выбором, который в свою очередь заставляет его пересмотреть собственное понимание законов нравственности, понятия «правда» и «справедливость». Так, Калиниченко считает свои преступления подвигами, которые он совершает в борьбе за «красную» власть. Наделяет, на наш взгляд, Л. Бородин этого персонажа «говорящей» фамилией. Она вызывает ассоциацию с реальным историческим деятелем, героем борьбы за освобождение рабочего класса - М. И. Калининым. Имя Калиниченко, Василь, тоже, скорее всего,
выбрано не случайно, и возводится автором не только к значению «царский», в переводе с греческого (Калиниченко стремится быть главным над всеми и во всем), а и к названию мифологического существа Василиска - змея, способного убивать взглядом. Однако не удалось выиграть Калиниченко схватку с более хитрым соперником - Шитовым. По жизненным позициям эти персонажи являются антагонистами. Один - герой, сошедший со страниц книг или киноэкрана, сильный, прямолинейный, одержимо и искренне служащий «идеализму духа». Другой - внешне совсем не герой, с человеческими слабостями, хитрый, делающий грязные дела чужими руками, понимающий свою вину, но скорее не принимающий ее, а пытающийся эту вину оправдать. При рассмотрении образа Шитова мы выходим на концепт «игра», связанный с концептом «выбор». Шитов - организатор игры с высокими ставками, которая вышла из-под его контроля. Противником в ней являлся Калиниченко, главным «козырем» -Сницаренко. Но жесткие расчеты персонажа рушатся в столкновении с непредсказуемостью жизни. И вот в случае с Калиниченко вместо привычного «шито-крыто» (сопоставим с фамилией действующего лица) оказалось «все шиворот-навыворот» [4. С. 38].
В системе концептов взаимодополняющие, а порой и включающиеся друг в друга, концепты «выбор» и «суд» расширяют свое смысловое поле за счет связи с такими концептами, как «преступление» и «наказание», включаемые в концепт «суд», а также «правда» и «справедливость», входящие в концепт «выбор». В начале творческого пути Л. Бородина концепты имеют разнонаправленные связи, в конкретных художественных текстах образуя разные системы (иерархии).
В известной бородинской повести «Третья правда» ключевым является концепт «выбор», который пересекается с концептами «правда» и «справедливость». Правда Ивана и правда Андриана Никаноровича, религиозная, христианская, и природная, языческая, с одной стороны, противопоставлены в повести, с другой - взаимосвязаны и дополняют друг друга, как и сами главные герои. В повести усиливается религиозная составляющая концептов, выстраивается вертикаль «выбор» - «суд» -«судьба» - «вера». Понимают и принимают «судьбу» герои, пришедшие к вере, как Иван Рябинин из «Третьей правды». Определенным образом судьба Ивана Рябинина, «горькая»,
как ягоды рябины, и «недобрая», связана с судьбой не только деревни Рябиновки, но и со всей Россией. Примечательно, что понятие «судьба» в тексте повести используется по отношению к Рябинину. К Селиванову же применяется определение «жизнь», которая в сознании этого героя связана со следующими представлениями: борьба за выживание, инстинкт жизни, чувство жизни. «Жизнь» понимается Селивановым как некое одушевленное существо, природное по своей сути, но в какой-то мере зависящее и от выбора человека: «Каждый свою жизнь сам ломает и чинит!» [6. С. 171]. Иван Рябинин для себя разделяет жизнь на обычную, «что состоит из надежд и грез», внешнюю, суетную, и на внутреннюю, «которая есть истинная правда обо всем и про все», духовную [6. С. 126]. Способствует передаче авторского понимания судьбы концепт «дом». В «Третьей правде» Л. Бородин впервые подробно описывает дома своих главных героев. Пятистенный дом Ивана становится символом судьбы русского человека в «смутное» время. Андриан Селиванов, напротив, «бездомный», хотя имеет свою избу «для прописки». Дом героя кажется «нежилым», «отсутствием своим лишил его души» [6. С. 33]. Селиванов защищает тайгу, будто это его собственный дом, от поползновений власти, воспринимая ее как разрушающее начало, посягающее на селивановскую свободу. И если для верующего Ивана дом и семья являются непоколебимыми ценностями, то «смятенный» Селиванов вовсе не стремится обзавестись ни тем ни другим. Дом для него - атрибут неволи. Однако именно Селиванов охраняет дом друга в течение двадцати пяти лет, пока тот отбывает срок. Именно Селиванов заботится о дочери и внуке Ивана. Селиванов подсознательно тянется к тем жизненным ориентирам, от которых он сознательно отвернулся.
В прозе Л. Бородина конца 1960-х - начала 1980-х гг. выделяются следующие особенности художественной концептосферы: писатель вербализует ключевые концепты, вынося их в заглавие произведений («Перед судом», «Вариант», «Третья правда» и другие), дает «говорящие фамилии» своим персонажам, выражающим ту или иную позицию по исследуемой проблеме, представляющим определенное смысловое наполнение концепта (Калиниченко, Шитов, Рябинин, Козлов и др.). В художественном мире Л. Бородина появляются герои-двойники, герои-антиподы.
В первом случае наблюдается усиление идеи-концепта, во втором концепты выступают в отношения «контраста» или «пересечения».
В 1980-1990-е гг. в центр художественной концептосферы Л. Бородина выходит концепт «творчество». В романе «Расставание» автор изображает нескольких персонажей творческой профессии - интеллигентов, берущихся за перо, кисть, музыкальный инструмент по различным причинам и в разных ситуациях. В контексте данного произведения концепт «творчество» раскрывается через антиномию «халтура». Под личиной «творчества» представленные в романе интеллигенты в большинстве своем «вымучивают» художественные произведения для личной выгоды, что постоянно подмечает центральный персонаж Геннадий. «Халтура» в «Расставании» и последующих произведениях Леонида Бородина ассоциативно связана с понятиями «деньги», «гонорары», «слава», «популярность», «лукавство» и напрямую взаимодействует с одним из ключевых в художественном сознании писателя концептом «игра». Творчество большинства персонажей романа оказывается «притворством», игрой-заигрыванием с народом и властью. В «Расставании» концепт «творчество» репрезентируется на лексическом и морфемном уровнях: через игру слов, неологизмы, которые характеризуют мировоззрение и мироощущение главного героя. «Богоубежище», «марксоидный папа», «пегасист проклятый», -все эти неологизмы носят негативный характер, относятся к образам московских интеллигентов. С гордым самолюбованием интеллигенты играют со словами, обыгрывая устойчивые выражения: мутить воду - «Пусть не мутят воду. Вода и без того слишком мутная, чтобы умный человек мог спокойно рыбку ловить» [5. С. 49]; вороне где-то бог послал кусочек сыру - «В рудиментарности своей найдут себе удовлетворение все те,... кто не удержит в зубах посланный Богом кусочек сыра» [5. С. 89]; Богу богово, а кесарю кесарево - «Я люблю нас, простых советских тружеников, за нашу способность жить в двух измерениях: кесарям кесарево; а наше - оно всегда при нас.» [5. С. 168]. Так и на языковом уровне писатель показывает «творческую игру» интеллигентов, подчеркивающих свою исключительность. Концепт «творчество» в художественной картине мира писателя противопоставлен концепту «игра», который Л. Бородин актуализирует для разоблачения «псевдотворчества».
Религиозная составляющая концептов в текстах Л. Бородина последних десятилетий во многом определяет изменение всей концеп-тосферы. В той же «судьбе» писатель видит «суд Божий», сравнивая его с несовершенным судом человеческим, свершаемым по несовершенным человеческим законам. Автор вновь активно использует морфемный уровень репрезентации концептов. Главный герой повести «Ловушка для Адама» рассуждает о значении слова «закон»: «Странное оно, это понятие - Закон! Интересно, с чего оно взялось? Возможно, был какой-то КОН, черта, предел, за который переходить было нельзя» [3. С. 6]. И в дальнейшем это рассуждение воплощается в жизнь героя. Помимо речевой характеристики для раскрытия образа главного героя Л. Бородин активно применяет эпизоды ирреального общения Адама с отсутствующими или умершими персонажами. Сцены встреч с ними не только обнаруживают многослойность пространственно-временного строения повести, но и способствуют осознанию Адамом собственной экзистенции, усиливают идейное напряжение произведения. Такое же значение имеют и сны Адама, автор использует даже графический разрыв слова для семантизации - «сно-видение». Писатель вводит эти «видения» в повествование неожиданно, создавая общее пространство действия, в котором едино сознательное и подсознательное, причины и следствия, временное и вечное, а в центре - духовные искания человека в мире Смуты.
В 1990-х - начале 2000-х гг. концептосфера Л. Бородина расширяется за счет разработки гиперконцепта «судьба», восходящего к рассмотренным нами ранее концептам «суд» и «выбор». Причем художник обращается к судьбе не только отдельной личности, поколения (военного, шестидесятников, перестроечного), но и к судьбе страны, ее истории, исследуя судьбу как сложнейший феномен, включающий все составляющие писательской концептосферы. Усиливается внимание Л. Бородина к социально-историческим явлениям, и важнейшим для художественного сознания современного автора становится концепт «смута». «Смута» является смысловым центром его произведений конца ХХ в. Данный концепт, по социологической классификации Д. С. Лихачева, следует отнести к этническим, так как само понятие «смута» возникло в русской истории, является доминантой русской культуры. В произведениях Л. И. Бородина 1990-2000-х гг. ассоци-
ативно-семантическое поле данного концепта наполнено понятиями «мятеж», «беспорядок», «волнение», «бесиво», несущими, уже по определению, разрушение государству, отдельной личности. В антонимический ряд, соответственно, выстраиваются «закон», «порядок», «дом», «вера». Данные ряды в конкретных бородинских произведениях оппозициониру-ются, группируя образы, организуя текст в соответствии с авторским осмыслением Смуты. Писатель изображает причины Смуты, ее течение и последствия. В структуре концепта «смута» в художественном мире Л. Бородина можно выделить три взаимосвязанных слоя: государственный (исторический), семейный, личностный. Рассматриваемый концепт в бородинских текстах находит воплощение на разных уровнях: вербализуется в названиях («Царица смуты»), отражается в сюжетах, образах, концентрируется в идейно-тематическом плане. Становление концепта «смута» в художественном сознании писателя шло от основного, исторического, смыслового слоя (мятеж, народные волнения) - к индивидуально-авторскому осмыслению «смуты» как разрушающего внутриличностного явления. В произведениях Бородина 1990-2000-х гг. Л. Бородин неизменно подводит читателя к мысли о причастности каждого человека к судьбе народа, страны; а поэтому и к идее об ответственности гражданина за трагические моменты истории Родины.
Концепт «дом» в повести «Царица смуты» расширяется до масштабов государства российского. Представление боярина Олуфьева о должном устройстве державы неразрывно связывается с «домом»: «Имя дому было - порядок - ряд к ряду, бревно к бревну, и сам он при этом не снаружи, но внутри. Склонил голову - на столе яства угодные, поднял голову - икона с образом Божьим. Из дому вышел -воля нраву и прихоти, но знаешь, что в дом к ночи вернешься, и если в воле меру нарушил, опустил голову - стол пуст, голову поднял - а из глаз Божьих слеза...» [7. С. 29]. В настоящем доме, по мнению писателя, должна быть икона, свидетельствующая о набожности его хозяина, о вере и принятии сложившегося многие века тому назад порядка (то же мы встречали и в доме Рябинина из «Третьей правды»). Именно общепринятому порядку не хочет подчиниться Селиванов, этот порядок не может понять Марина Мнишек. Дом как порядок и закон противопоставлен в исторической повести
степи как смуте и хаосу. Семантика концепта «дом» в творчестве писателя входит в поле концепта «вера». Дом выступает как образец, модель душевного, духовного образования, как внутреннее мироустройство. Вера является необходимым структурообразующим началом, духом дома, которым живут хозяева. Концепт «дом» связан у Л. Бородина и с проблемой свободы. Дом смиряет свободу человека, его суетную жизнь ограничивает не только пространственно, но и необходимой заботой о семье, о хозяйстве, ограничивает волю к праздности, к безответственности.
Писатель разводит концепты «жизнь» и «судьба». Жизненный путь его героев включает «игру», поиски «правды», выхода из «смуты». В концепте «жизнь» определяются две составляющие: личностная (биографическая) и общественная (социальная). Концепт «судьба» в концептосфере автора иерархически стоит выше концепта «жизнь». «Судьба» бородинских персонажей определяется их жизнью и «промыслом» Божьим, который осознают далеко не все. Предопределение судьбы чувствуют и понимают персонажи, стремящиеся объяснить закономерности окружающего мира, собственной жизни. Наряду с усложнением связей между концептами «судьба» и «жизнь» в концептосфере Л. Бородина, следует отметить и усиление ценностной составляющей концепта «жизнь». Отношение к человеку и жизни, понимание ее ценности, становятся самыми важными для бородинских персонажей рассматриваемого периода.
В повести «Бесиво» концепт «судьба» является узловым, становясь гиперконцептом. Через призму судьбы семьи Рудакиных писатель раскрывает свое понимание произошедших со страной перемен в 1990-е годы. Само название произведения характеризует жизнь того времени, когда в Смуту поднялись на поверхность «проходимцы», внесшие свою лепту в разграбление страны, в ломку жизни ее граждан. Саркастически изображает Л. Бородин «судейскую троицу», вершащую судьбы в районном центре. Черпаков, бывший народный заседатель, ныне влиятельный олигарх, считает себя благодетелем, беря на себя право определять жизненные пути людей. Мотив не-удавшейся судьбы, планиды, как называет ее Черпаков, проходит через всю повесть, поддерживается не только на уровне сюжета: разрушение крестьянского хозяйства, деревень, семьи, отдельной судьбы человеческой, - но и
на уровне лексическом: «Не удалась жизнь», -применительно к своей судьбе говорит практически каждый из центральных персонажей повести. И обвиняет художник в этой неудаче главным образом благодетеля-олигарха: «А все-таки не судьба Рудакина поломала, а вы» [2. С. 60]. Л. Бородин вновь поднимает в повести очень важный вопрос для понимания «судьбы»: насколько человек может вмешаться в судьбу другого, является ли это «моментом судьбы».
Два брата бородинской повести, Андрей и Санька, выступают антагонистами: домовитый Андрей одержим хозяйственной деятельностью, бесшабашный Санька, напротив, ищет легкой жизни. Но если в «Третьей правде» подобные герои (домовитый Рябинин и «смятенный» Селиванов) дополняли друг друга, стали друзьями, то совместная жизнь родных братьев не представляется возможной. Андрей с молоком матери впитал любовь к родной земле. Он единственный из деревни во время перестройки расширяет свое хозяйство. Благое намерение обеспечить спокойную старость брату Саньке сталкивается с негодованием от того, что Андрей посягнул на чужую «долю», принял за него решение, «загубил» мечту уехать к морю. И младший брат сжигает дом. Это сожжение в повести становится символом разрушения российского крестьянства, семьи. А нелепое непреднамеренное убийство братом брата завершает бесовское действо. «Взрыв жизни» одной семьи отражает судьбу всей страны: «Одно в утеху: не одна Андрея Михалыча Рудакина жизнь под откос, а, похоже, вообще у всего народа нынешнего крыша сдвинулась, и некуда ей иначе, как и дальше сдвигаться. Вся страна точно каким бесивом обожралась, и всяк на свой манер свихнулся.» [2. С. 57]. Вновь устройство государства представляется Л. Бородиным в виде дома. Писатель даже использует соответствующий фразеологический оборот - «крыша сдвинулась». Разрушение «дома» происходит на всех уровнях: отдельной семьи, рода, деревни, страны. Слабую надежду оставляет автор: лирический герой, выезжая из деревни, замечает, что остатки «дома-хозяйства семьи Рудакиных» не растащили, к тому же на Рудакинском пруду сидят рыбаки: «Так что завтра утром я хоть на часок, да присяду на Рудакинском пруду и первого же пойманного бычка короную в золотую рыбку, которая душой готова к чудодействию, а не чудит только потому, что никто не знает толком, чего хочет»
[2. С. 60]. Вера в чудо возрождения народа не покидает писателя. Фольклорный образ золотой рыбки является и христианским символом веры. Надежда на веру, способную обратить русского человека к дому, порядку, становится ключевой мыслью в последних произведениях Л. Бородина.
В художественной концептосфере Л. Бородина гиперконцепт «судьба» взаимодействует со многими базовыми концептами: «выбор», «жизнь», «правда», «вера». В динамике концепта «судьба», в его художественном воплощении, отразились творческие, а также нравственно-философские поиски писателя: от восприятия судьбы как суда, от желания противостоять судьбе - к принятию судьбы как высшей непознаваемой справедливости, к готовности нести ответственность за свои помыслы и поступки. Гиперконцепт «судьба» связывается в художественной системе автора с концептом «Родина», определяя социальный, личностный и религиозный компоненты кон-цептосферы писателя.
Концепт «творчество» в произведениях автора конца XX - начала XXI вв. репрезентируется через лексемы «свобода», «талант». Усиливается ценностная составляющая литературного творчества: «По мере моего (не без сопротивления разума) врастания в православную традицию наклевывалась, вылуплялась в сознании другая проблема: роль литературы вообще в радостях и бедах народных; степень соотносимости литературного фантазирования с истинами национальной религии; анатомирующий момент литературного мышления и его взаимоотношение с синтезом бытия - основной составляющей любой мировой религии» [1. С. 419]. Концепт «творчество» в контексте автобиографического повествования «Без выбора» соотносится со следующим ассоциативным рядом: писательство - сочинительство - литература. «Сочинительство» включает в себя произведения для души, «чтиво», по определению Л. Бородина. Художественные тексты социальной направленности определяются «писательством». Бородин, выстраивая ассоциативную цепочку, задается одним из самых «больных» для него вопросом: добро или зло несет социально значимое творчество, больше ставящее вопросов, чем отвечающее на них? И подобные вопросы остаются без прямых авторских ответов. Однако, анализируя собственную судьбу, Леонид Бородин так или иначе признает, что литература, страсть к
чтению и писательству, облагораживали его жизнь, помогали выжить в несвободе, способствовали познанию мира и самопознанию.
Природу творчества Л. Бородин склонен трактовать с христианских позиций, «.усматривая в слове «творчество» намерение превзойти Творение Бога - в одном случае, уподобиться Творцу - в другом, «расшифровать» смысл Его творения - в третьем и т. д. Для подлинно воцерковленного человека главная истина о мире - вся в нескольких текстах. Все прочее он рассматривает как попытки (удачные или не очень) комментария и толкования Творения» [1. С. 422]. Противоречивость художественного сознания Бородина в вопросах творчества, как видно из его высказываний, прослеживается во всех составляющих концепта, ибо личное отношение к творчеству, писательству, приходит у Л. Бородина в противоречие с его философскими рассуждениями. Компоненты концепта «творчество» отражают противостояние разума и чувства, рационального и иррационального познания, понимание божественной природы таланта и необходимости социального служения искусства, свойственное писательскому сознанию.
Итак, в 1990-е - начале 2000-х гг. наблюдается постепенное расширение концептов-образов в художественном мире Бородина. Они усложняются за счет усиления религиозной составляющей, а также углубления смысла и связей ключевых концептов. В названиях произведений от концептов-понятий писатель стремится к метафоричности: «Реку переплыть», «Царица смуты», «Инстинкт памяти» и др. Способствуют передачи смысла многослойных концептов дополнительные художественные средства: сложная композиция, фантастические элементы. В желании «дойти до самой сути» Л. Бородин обращается и к этимологии слов, обыгрывая их семантику и эмоциональные оттенки («Ловушка для Адама», «Бесиво», «Трики, или Хроника злобы дней»). Публицистичность последних текстов писателя говорит о желании Л. Бородина напрямую выразить свою гражданскую позицию. Это приводит к тому, что многие концепты переходят в разряд концепций (истории СССР, России, человеческой судьбы и др.), как например, в автобиографическом повествовании «Без выбора».
Изменения художественной концептосфе-ры Л. Бородина носят социально-биографи-
ческий характер: в творчестве автора нашли отражения все основные культурно-политические события конца ХХ века, которые затронули и личную жизнь писателя. От нравственносоциального наполнения ключевых концептов художественной картины мира Л. Бородин постепенно переходит к их философско-религиозному осмыслению. При этом общенациональная составляющая концептов усиливается (актуализируется в концептах «смута», «судьба», «дом»), а индивидуальное прочтение углубляется (концепты становятся многослойными, со сложными иерархическими связями). Расширяется и арсенал художественных средств репрезентации концептов: они находят воплощение не только на лексическом уровне, но и на морфемном, синтаксическом, стилистическом, реализуясь также в сюжетно-композиционном построении произведений.
Список литературы
1. Бородин, Л. И. Без выбора: автобиографическое повествование / Л. И. Бородин. М. : Молодая гвардия, 2003. 505 с.
2. Бородин, Л. И. Бесиво // Москва. 2002. № 11. С. 3-60.
3. Бородин, Л. И. Ловушка для Адама // Юность. 1994. № 9. С. 4-53.
4. Бородин, Л. И. Перед судом // Юность. 1992. № 4-5. С. 34-48.
5. Бородин, Л. И. Расставание // Посещение : повести, рассказы. М. : Андреев. флаг, 2003. 384 с.
6. Бородин, Л. И. Третья правда. Frankfurt/ Main : Посев, 1984. 182 с.
7. Бородин, Л. И. Царица смуты // Москва. 1996. № 5. С. 18-107.
8. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. Т. 4. СПб. : ТОО «Диамант», 1996. 688 с.
9. Лихачев, Д. С. Концептосфера русского языка // Изв. Акад. наук СССР. Сер. литературы и языка. 1993. Т. 52, № 1. С. 3-9.
10. Ожегов, С. И. Словарь русского языка. Екатеринбург : Урал-Советы (Весть), 1994. 800 с.
11. Стернин, И. А. Методика исследования структуры концепта // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И. А. Стернина. Воронеж, 2001. С. 58-65.
