CC BY
17
М. В. Шкапа
МГПУ, Москва
ДИФФЕРЕНЦИРОВАННОЕ ПАДЕЖНОЕ МАРКИРОВАНИЕ АКТАНТОВ В ТИБЕТО-БИРМАНСКИХ ЯЗЫКАХ1
1. Введение
В последние три десятилетия дифференцированное маркирование актантов было одной из самых популярных тем в тибето-бирманистике, но, как кажется, несмотря на появление большого количества новых данных, эта тема остается проблемной; так, в литературе последнего времени встречаются утверждения, что выбор между падежными показателями опирается на неясные прагматические принципы [Willis 2011] или что описать распределение показателей языком лингвистической типологии невозможно [Ozerov 2015]. В настоящей статье будет сделана попытка дать обзор работ, посвященных данной теме и вышедших позднее 2000 г., — в период, когда ее исследование приняло новое направление, перейдя от попыток объяснить распределение показателей единственным принципом, например приписать им функцию эмфазы или разрешения синтаксической омонимии, к выявлению набора прагматических и коммуникативно-структурных факторов, влияющих на употребление того или иного показателя2.
Во втором разделе будет представлена история вопроса и дано самое общее описание особенностей дифференцированного падежного маркирования актантов в тибето-бирманских языках. Третий раздел содержит обзор недавних работ на эту тему. В за-
1 Работа поддержана грантом РНФ № 14-18-03270. Автор благодарит за комментарии участников рабочего совещания, посвященного дифференцированному маркированию актантов (Институт языкознания РАН, 22-23 апреля 2016 г.), и анонимного рецензента.
2 В литературе XX века встречаются отдельные работы, предлагающие более сложные правила, например [Тоигпа^е 1991], и наоборот (см. примеры ниже).
ключении дается резюме обзора, рассматриваются основные проблемы, связанные с данной темой, и возможные пути их решения.
2. ДМА в тибето-бирманских языках: история вопроса и основные особенности.
Тибето-бирманские (далее — ТБ) языки распространены в Южной (север Индии, Непал, Бутан, Пакистан), Восточной (Китай, в том числе Тибетский автономный регион) и Юго-Восточной (Мьянма, Таиланд) Азии. Общее число идиомов — около 450, говорящих — около 60 млн. Основные ветви: лоло-бирманские, бодические, куки-чин-нага, цянские, каренские; для множества языков групповая принадлежность не установлена или сомнительна. Большинство ТБ языков характеризуются аналитизмом, левым ветвлением, конечным положением глагола в клаузе и нестрогим порядком актантов внутри клаузы (зависящим, в частности, от коммуникативной структуры), необязательным выражением значений числа и времени, развитыми категориями модальности, вида, часто также эвиденциальности и вежливости.
Тибето-бирманским языкам свойственен тип дифференци-
3
рованного маркирования актантов , при котором кодирование актанта падежным показателем факультативно («optional argument marking» в терминологии [McGregor 2010]), то есть отсутствие падежного показателя не приводит к неграмматичности предложения. Противопоставление нескольких фонологически выраженных показателей также встречается, в том числе вместе с противопоставлением их нулевому показателю, — например, в суми [Teo 2012]. Обычно дифференцированное маркирование сосуществует в языке с расщепленным маркированием: среди правил выбора между показателями могут быть как такие, которые запрещают некоторый показатель в определенных контекстах — например, при местоимениях или в некоторых видо-временных формах (мананге [Hildebrandt 2004], ньягронг-миньяг [Suzuki 2012]), так и предписывающие использование некоторого показателя в заданном контексте, например при предикатах определенного типа [Zeisler 2012: 90].
3 Существуют ТБ языки с последовательным кодированием актантов или с расщепленным кодированием без элементов дифференцированного маркирования, но их меньшинство [LaPolla 1995].
Дифференцированное маркирование допускают в ТБ языках актанты со следующими ролями: 8 (агенс или пациенс непереходного глагола), А (агенс переходного глагола), Р (пациенс переходного глагола), Я (реципиент), локатив. Не все языки, допускающие дифференцированное кодирование актантов, разрешают его для всех перечисленных ролей; чаще всего встречается дифференцированное маркирование А [ЬаРо11а 1992; 1995]. Р и Я обычно имеют одинаковый падежный показатель; как минимум для одного языка утверждается, что правила распределения нулевого и фонологически выраженного маркера для Р и Я одинаковы — см. [Sawada 2012] о лхаово. Во многих языках факультативный падежный показатель для А допустим и у 8, что вместе с тем фактом, что падежный показатель у А чаще отсутствует, чем наличествует, создает дополнительные сложности для принятия решения о том, является падежное кодирование ядерных актантов в этих языках эргативным или аккузативным, и ставит под вопрос то, насколько это решение по отношению к ТБ языкам вообще должно приниматься. Такой показатель могут называть агентивным, номинативным или эргативным в зависимости от позиции автора по этому вопросу или сложившейся традиции. Так, лоло-бирманские языки принятно рассматривать как аккуза-тивные, большинство других языков ТБ семьи с дифференцированным кодированием А, 8 и Р — как эргативные.
Помимо вопроса о том, не нужно ли трактовать данные показатели в конкретном языке как чисто семантические (например, считать факультативный маркер, встречающийся у А и 8, аген-тивным), часто авторам работ о дифференцированном падежном кодировании в ТБ языках приходится решать проблему соотношения данных показателей с маркерами коммуникативной структуры: показателями топика или фокуса, которые часто бывают им омонимичны. Похожие системы могу описываться по-разному: так, в [Sawada 2012] говорится, что несущий показатель эргатива агенс не может быть топикальным, в таком случае он несет на себе несовместимый с эргативным показатель топика, а в [Тео 2012] утверждается, что топикальный маркер агенса — один из двух показателей агенса наравне с нетопикальным.
Среди условий появления ненулевого показателя агенса в различных работах называются: топикализованность, фокализо-ванность, данность, специфицированность, повышенная агентив-
ность актанта, неожиданность действия. Часто сложно понять, похожи ли системы в разных языках, из-за нечеткости семантических или прагматических критериев, использующихся для их описания, и не всегда эксплицированной методологии. В случае ДОМ выбор морфемы часто коррелирует с одушевленностью: одушевленные объекты имеют ненулевой показатель, неодушевленные — нулевой. Но как правило, и здесь, помимо одушевленности, играют роль и другие семантические, коммуникативные или прагматические факторы, то есть ситуация не отличается кардинально от того, что мы наблюдаем для ДСМ (см. примеры в следующем разделе).
В некоторых работах [Ozerov 2015, Peterson 2011] особо отмечено, что ДОМ и/или ДСМ не служат для разрешения синтаксической омонимии и не коррелируют с порядком слов; в других, как в [Sawada 2012], напротив, говорится, что разрешение синтаксической омонимии — основная функция дифференцированного маркирования. Как отмечено в [McGregor 2010] и справедливо в том числе для более поздних статей, ни в одной работе наличие этой фукнции у падежных маркеров при факультативном кодировании актантов убедительно не доказывается, а обычно только иллюстрируется несколькими примерами (заметим, при этом Макгрегор пишет, что существование корреляции между наличием синтаксической омонимии и ненулевым маркированием падежа очень вероятно)4.
Активное исследование дифференцированного кодирования актантов в ТБ языках началось с компаративистских работ «Anti-ergative marking in Tibeto-Burman» [LaPolla 1992] и «'Ergative' marking in Tibeto-Burman» [LaPolla 1995], где утверждается, что в языках с факультативным маркированием данных актантов оно используется исключительно в случаях, где необходимо разрешение синтаксической омонимии, а также что такое состояние представляет собой начальный период грамматикализации синтаксических падежей [LaPolla 1995: 214]. Последний тезис под-
4 Наши данные языка мананге (бодический, Непал), полученные в результате оценки носителями предложений с варьированием маркирования актантов и порядка слов, такой корреляции не демонстрируют; вполне возможно, что при использовании другого метода результат будет отличаться.
тверждается в названных работах в частности тем, что показатели ядерных актантов не реконструируются для ТБ языков на уровне не только семьи, но даже крупных ветвей и во многих языках, как считает автор, должны трактоваться скорее как агентивные (см. об этом также в [LaPolla 1989]).
В нулевые — первую половину 10-х вышло множество работ о ДОМ и ДСМ в конкретных ТБ языках, обзор которых будет предложен далее. Большинство статей на эту тему опубликованы в журнале «Linguistics of the Tibeto-Burman Area»; кроме того, большое количество релевантной информации содержится в грамматиках, таких как [Andvik 2010, Coupe 2007, Hyslop 2011, Lidz 2012]. Литература этого периода значительно расширяет наши знания о дифференцированном маркировании актатов в ТБ языках, однако ей свойственны следующие недостатки: 1) отсутствие систематизации и иерархизации найденных закономерностей (статистической или абсолютной); 2) недостаток отрицательных данных, в том числе сведений о том, что определенная категория не влияет на выбор показателя; 3) отсутствие указаний на то, что именно позволило вывести приводимые правила. В результате не всегда понятно, в какой мере различия в наборах правил отражают особенности ДМА в конкретном языке, а в какой являются следствием различного подхода авторов к проблеме.
Что касается методологии, обычно в качестве источников материала используются элицитация, устная речь и интроспективные наблюдения информантов; однако как именно делаются заключения об использовании тех или иных показателей, обычно не сообщается.
Интересный новый взгляд на проблему дифференцированного кодирования актантов в целом и в ТБ языках в частности содержится в [McGregor 2010]. Критикуя другие подходы, У. Макгрегор предлагает «семиотическую» трактовку: маркированные эргативом агенсы являются «важными» («prominent»), немаркированные — фоновыми («backgrounded»). При этом в конкретном языке или конструкции «prominency» может выражаться в том, что агенс новый, а не данный, более агентивен, несет коммуникативные значения фокуса или контраста. Кроме того, возможны разные способы выражения важности vs. фоновости, например, наличие фонологически выраженного показателя может передавать немаркированность агенса по признаку фоновости, а отсутствие — фоновость.
Таким образом, данные работы демонстрируют три различных трактовки дифференцированного маркирования актантов в ТБ языках:
1. «Прагматический эргативный» и «антиэргативный» показатели — стадия грамматикализации, переходный период от отстутствия к наличию у ядерных актантов синтаксических маркеров. Единственная функция «прагматического (анти)эргатива» — разрешение синтаксической омонимии между объектом и субъектом [LaPolla 1992; 1995]. Из недавних работ похожей точки зрения придерживается автор [Sawada 2012]. Такой подход вступает в противоречие с тем, например, что в тибетском языке на всем протяжении его письменной истории (с VII в.) эргативный показатель факультативен [DeLancey 2011], а также с тем, что во многих языках употребление эргативного показателя не коррелирует с наличием синтаксической омонимии.
2. Выбор между нулевым и ненулевым показателем задает сложная комбинация семантических, коммуникативных и прагматических факторов; иногда автор работы предпринимает попытку представить вес каждого фактора [Zeisler 2012] или составить их иерархию [Sawada 2012], чаще этого не происходит и взаимодействие факторов не комментируется ([Hyslop 2010, MacMillan in press, Willis 2011, Teo 2012] и другие). Примеры факторов: намеренность (волитивность) и агентивность, референ-циальный статус (для DSM — также прямого объекта), топикаль-ность и фокальность, степень транзитивности предиката, одушевленность, эмфаза, контраст.
3. Отказ от подхода (2) в пользу введения новых, специфических для конкретного языка прагматических терминов [Ozerov 2015] или объяснения всех случаев употребления фонологически выраженного маркера максимально общим принципом, который способен принимать разные выражения в разных языках и контекстах [McGregor 2010].
3. Обзор работ
3.1. Куки-чин-нага и другие языки Нагаленда
В работе [Teo 2012] о ДСМ в суми (Нагаленд, Индия) противопоставлены кодирование агенса нулем или одним из двух фонологически выраженных показателей, первый из которых
также маркирует фокус на любом аргументе, второй — топик. Первый показатель, по форме совпадающий с маркером инстру-менталиса, чаще встречается в прошедшем времени, при предельных и точечных предикатах; именно он должен быть употреблен в первом предложении текста. Второй показатель чаще употребляется при дуративных и непредельных предикатах. Отмечено, что определенность и неодушевленность в распределении маркеров роли не играют. Первый, омонимичный фокальному, показатель ассоциируется с большей агентивностью агенса, омонимичный топикальному и нулевой — с меньшей. «Фокальный» показатель отвечает за более «значимые» (noteworthy) действия, «топикальный» — рутинные.
В статье [Chelliah 2009], посвященной дифференцированному маркированию актантов в манипури (предположительно также относящемуся к группе куки-чин-нага, с.-в. Индия), для каждого из падежных показателей агенса, пациенса, ассоциатива и локатива находится омоним среди частиц, несущих коммуникативное или прагматическое значение, причем эти значения объединяет компонент «новизны или неожиданности»: агенсу соответствует показатель контрастного фокуса, пациенсу — указание на то, что существование референта или его включение в ситуацию оценивается говорящим как странное и нежелательное («surprising and unfortunate» [Chelliah 2009: 381]), ассоциатива — указание на неожиданность для говорящего участия в ситуации некоторого известного ему референта, локатива — указание на то, что, с точки зрения говорящего, участие партиципанта в ситуации для слушающего является новым или неожиданным. Все перечисленные падежные показатели, кроме ассоциатива, факультативны, и их употребление описывается следующим образом: показатель агенса встречается, когда речь идет о неспецифи-цированном субъекте или субъекте в контрастном фокусе, показатели пациенса или локатива — если соответствующие ИГ, наоборот, специфицированные. При этом автор полагает, что коммуникативные маркеры развились из синтаксических. В статье [Coupe 2011], где речь идет о двух языках Нагаленда — ao (возможно, группа куки-чин-нага) и чанг (языки коньяк бодиче-ской группы) — и которая посвящена в первую очередь происхождению эргативных маркеров в этих языках, напротив, отстаи-
вается более популярная (см., в частности, выше об аргументах Р. Лаполлы) точка зрения, что морфологические показатели развились из коммуникативноструктурных и семантических. В монг-сен ао (диалект ао), по [Coupe 2007], употребление фонологически выраженного показателя агенса передает намеренность действия или контрастный фокус на агенсе, обозначает смену агенса, а также обязательно при глаголах речи. Фонологически выраженный падежный маркер у пациенса встречается редко и только при референтах-людях.
Согласно [Peterson 2011], в бангладешском куми (куки-чин-нага) фонологически выраженный показатель агенса употребляется при некоторых типах фокализации и «foregrounding», при наличии у агентивной ИГ значения контраста, намеренном совершении действия, которое обычно совершается ненамеренно, при глаголах речи и с дистрибутивными предикатами. При отрицании показатель обычно отсутствует. В редких случаях тот же маркер встречается у S и Р. Фонологически выраженный показатель пациенса встречается у одушевленных P (его отсутствие возможно и обозначает «низкую индивидуализованность» парти-ципанта, а наличие его у неодушевленных ИГ, наоборот, их «высокую индивидуализованность»), а также при некоторых семантических типах предикатов.
3.2. Бодические языки
Дарма (с.-з. Индия), описываемый в [Willis 2011], ранее считался языком с эргативностью в прошедшем времени; как убедительно показано в данной работе, это неверно и, скорее всего, происходило из-за того, что информантам предъявлялись стимулы на хинди [Willis 2011: 107], языке с расщепленной по времени эргативностью. В статье делается акцент на то, что для исследования дифференцированного падежного маркирования необходимо совмещение различных методов: элицитации и исследования живой речи. Автор говорит, что еще не готова сформулировать правила дистрибуции фонологически выраженного и фонологически невыраженного показателя эргатива; она опирается на материал более ранних работ и, как кажется, исходя из пресуппозиции, что эргативный показатель может маркировать неожиданное или необычное действие, контраст и фокус [Willis 2011: 119], примеры с фонологически выраженным показателем в
дарма трактует так же, хотя это часто выглядит натянуто. Вместе с тем автор убедительно демонстрирует, что как минимум в некоторых контекстах показатель эргатива имеет значение контраста и что он может вступать в сложные коммуникативные отношения с контрастной частицей, меняя сферу действия фокуса [Willis 2011: 117]. К сожалению, почти все примеры в [Willis 2011] на агенс с ненулевым эргативным показателем — местоименные; нельзя исключать, что местоименность сильно положительно коррелирует к употреблением эргативного маркера, как, например, в бирманском [Ozerov 2015]. Заметим, что это одна из немногих работ, где уделяется внимание кодированию субъекта номинализации, а именно сказано, что в номинализации возможен фонологически выраженный эргативный маркер [Willis 2011: 113]. (В ТБ языках номинализация, как правило, сентенциального типа по Копчевской-Тамм, то есть кодирование актантов совпадает в финитной и нефинитной клаузе и такое поведение ожидаемо). Кодирование реципиента также факультативно.
В киннаури (север Индии), согласно [Saxena 2007], фонологически выраженный маркер агентива присутствует при глаголах речи, контрастном фокусе на агенсе и при «смещении дейктиче-ского центра», например при переходе от описания к прямой речи.
В языке гья-мина (Кашмир, Индия), по [Zeisler 2012], вероятность ненулевого эргативного показателя повышается, во-первых, в случае высокой транзитивности предиката, во-вторых, когда ситуация близка к говорящему во времени, пространстве или эмоционально, и в-третьих, с глаголами поглощения (verbs of consumption). С методологической точки зрения статья интересна тем, что Б. Цайслер, используя, как и большинство других авторов, в первую очередь данные элицитации и комментарии информантов, представляет приблизительные веса различных факторов в виде псевдостатистических таблиц, которые демонстрируют ожидаемые автором корреляции.
Статья [Vollmann 2010] содержит обзор работ, посвященных ДСМ в тибетских языках. Автор приходит к выводу, что основная общая черта их систем — повышенная волитивность (volitionality) маркированного падежным показателем актанта, но отмечает, что из-за недостатков имеющихся описаний делать обобщения сложно.
3.3. Лоло-бирманские языки
В лхаово (Бирма; Юннань, Китай), описываемом в [Sawada 2012], эргативный показатель встречается только у A, но не у S. Дифференцированному маркированию подвержены А, Р и R. Факторы, способствующие употреблению фонологически выраженного показателя прямого объекта, следующие: линейная позиция — Р предшествует А либо отделен от глагола другой именной группой или клаузой [Sawada 2012: 17]; референт Р — человек [Sawada 2012: 19] (при этом показатель необязателен в случае, когда «доступна лексическая / контекстуальная информация, помогающая идентифицировать Р»). Другие одушевленные Р обычно имеют нулевой показатель, за исключением случаев, когда возможна синтаксическая омонимия с А [Sawada 2012: 20]. Автор предполагает, что Р, расположенный дистантно по отношению к глаголу, может быть интерпретирован как «новое подлежащее», если не несет падежного показателя, однако не поясняет, почему это возможно [Sawada 2012: 32]. Специфичные и данные (discourse old) P, имеющие референтами людей, маркированы падежным показателем; неспецифичные, но обозначающие людей могут быть маркированы или нет [Sawada 2012: 21-22]. Новые и неспецифичные Р не маркированы. Если данный Р встречается в тексте больше одного раза, в непервом вхождении он тоже может быть немаркирован [Sawada 2012: 23]. Также утверждается, что необязательно маркирование, когда невозможна семантическая омонимия [Sawada 2012: 28]. Влекут маркирование эмфаза или контраст на P. Маркированы также P, представляющие собой ИГ сложной структуры либо просто фонетически тяжелую ИГ, например состоящую из нескольких конъюнктов [Sawada 2012: 25]. Автор утверждает, что абсолютно те же правила регулируют употребление vs. опущение падежного показателя у R [Sawada 2012: 27]. В работе подчеркивается, что падежные показатели служат главным образом для разрешения синтаксической омонимии [Sawada 2012: 32], но не все факторы можно объяснить таким образом. Предпринимается попытка ранжировать факторы [Sawada 2012: 31], однако ранжирование по большей части ничем не подтверждается. Об эргативном показателе сообщается, что он, как в некоторых рассматривавшихся выше языках, не сочетается с топикальными ИГ (которые несут показа-
тель топика либо не несут никакого показателя) и что обычно он встречается при предикате, требующем одушевленного Р, каковой при этом может быть или не быть выражен в предложении [Sawada 2012: 29]. Одушевленность А не влияет на употребление показателя.
В недавней статье [Ozerov 2015] представлен новаторский взгляд на явление дифференцированного кодирования актантов в бирманском языке и в целом. В статье сообщается, что в большинстве случаев при узком фокусе на P или при фокусе на глагольной группе, в которую он входит, маркер нулевой. Нереферентные объекты обычно имеют нулевой показатель, потому что являются частью составляющей, находящейся в фокусе. Фонологически выраженный маркер, ko, чаще встречается с топиками, а также обязателен при местоимениях (узкий фокус на местоимении требует дополнительного показателя фокуса ps). При этом ko может маркировать фокализованные и нереферентные составляющие. Составляющие с ko и без различаются просодически: первые представляют собой отдельную просодическую составляющую со своим акцентом, составляющие без ko просодически примыкают к глаголу. В противовес предшественникам, предлагавшим анализировать объектный маркер ko как показатель топика, референтности, специфицированности, топикальности или средство разрешения синтаксической омонимии, Озеров предлагает ввести новые, специфичные для языка термины, не несущие ком-муникативноструктурной или другой смысловой нагрузки, — «final package» и «non-final package»:
Коммуникативная единица, выделяемая в бирманском из-за опционального маркирования (и возникающей в результате оппозиции наличия vs. отсутствия границы), определяется здесь как «пакет». «Пакет»: коммуникативная единица, передаваемая выражением, эксплицитно выделенным с помощью предназначенных для этого морфосинтаксических средств. Коммуникативная структура клаузы может рассматриваться как система «пакетов». Для анализа бирманской коммуникативной структуры потребуются две структурные роли. Нефинальная: «пакет», выполняющий структурную роль подготовительной составляющей для последующих «пакетов». Финальная: «пакет», завершающий структуру, которая либо начиналась с «нефинального пакета», либо не требует таких подготовительных «пакетов». В соответствии с
этими определениями информация, которую несет P-аргумент, маркированный ko, представляет собой «нефинальный пакет»; маркированный нулем P-аргумент присоединяется к последующим составляющим, чтобы образовать вместе с ними единую коммуникативную единицу: «финальный пакет»5 [Ozerov 2015: 21].
Озеров предлагает распространить этот анализ также на ДСМ [Ozerov 2015: 21]. Он подчеркивает, что определения базируются на «чисто структурных» принципах и не связаны ни с коммуникативной структурой, ни с прагматической функцией выражения. При этом далее Озеров сообщает, что «non-final package», как правило, топикальна, референтна или специфична, а также может быть просто «семантически нагруженной». Получается логический круг, который, как кажется, неизбежен при попытке описать язык внутриязыковыми терминами, но не являет собой проблемы с точки зрения автора.
3.4. Цянские
О ДСМ в ньягронг-миньяне (цянские, Сычуань, Китай) автор [Suzuki 2012] пишет: «мои коллеги говорят, что эргативный показатель используется для эмфазы на А, но я не могу уверенно сказать, что именно обусловливает добавление или опущение эр-гативного маркера» [Suzuki 2012: 41]; при этом в работе перечислены несколько правил, регулирующих употребление показателя агентива. Среди них есть строгие синтаксические признаки, то
5 "A unit of information identified for Burmese by its optional marking (and the opposition of separation vs. an absence of separation created as a result of it) is defined here as a PACKAGE. PACKAGE: a unit of information carried by an expression explicitly segregated by designated morphosyn-tactic means.The information expressed by a clause can be regarded as a structure of PACKAGES. Two structural roles will be required for the analysis of information PACKAGING in Burmese. NON-FINAL: a PACKAGE that serves as a structurally preparatory constituent for subsequent PACKAGES. FINAL: a PACKAGE that completes the structure initiated by a NON-FINAL PACKAGE or requires no such preparatory PACKAGES. According to these definitions information carried by a ko-marked P-argument forms a NON-FINAL PACKAGE; a zero-marked P-argument joins the following constituents to form together with them a single information unit: a FINAL PACKAGE."
есть здесь, как в большинстве случаев, мы имеем дело с гибридом расщепленной и факультативной эргативности. Так, эргативный показатель запрещен при местоимениях (что представляет собой противоположность случаю бирманского, см. выше). При каузативной деривации обязательно маркирование эргативом каузато-ра. При сериализации с глаголом движения эргативный показатель запрещен. В ньягронг-миньяне, как в лхаово, эргативный показатель невозможен у единственного актанта, но встречается у экспериенцера в предложении с дативным стимулом. Предпочтительно употребление показателя агенса в контексте: прогрессивного аспекта предиката; контрастного фокуса на А. Если Р и А оба появляются впервые, употребление падежного маркера обязательно. Не влияют на употребление показателя параметры определенности агенса, иллокутивной силы и полярности высказывания, степени транзитивности предиката и сематика предиката в целом. Р никогда не имеет фонологически выраженного маркера; Я может иметь дативный показатель или тоже не иметь падежного показателя. Предлагается не различать в языке эргатив и инст-рументалис, поскольку они в дополнительном распределении: первый допустим только с одушевленными ИГ, второй только с неодушевленными; инструменталис при этом не факультативен.
4. Заключение
Итак, в ТБ языках, с точки зрения большинства исследователей, ненулевые падежные показатели для А и Р лицензируются комбинацией семантических, коммуникативных и/или прагматических признаков. Ни один из выявленных наборов признаков ни для одного языка с ДОМ и/или ДСМ не позволяет предсказать со стопроцентной надежностью, будет ли использован в данном контексте фонологически выраженный падежный показатель. Традиционное противопоставление внутри ТБ семьи языков, использующих номинативно-аккузативную У8. эргативную стратегию падежного маркирования, условно и зависит от трактовки «прагматического эргативного» показателя как имеющего в первую очередь грамматическое ув. прагматическое значение.
Основные проблемы существующих описаний ДСМ и ДОМ в ТБ языках следующие.
Во-первых, часто сообщается, что ИГ с фонологически выраженным падежным маркером некоторые признаки «скорее» свойственны либо несвойственны, однако в отсуствие указания на способ установления и на силу этой зависимости подобные утверждения практически невозможно использовать как для типологических обобщений, так и для сопоставления с другими ТБ языками.
Во-вторых, как правило, в текстах работ упоминаются лишь те признаки, которые были найдены релевантными, и таким образом, нельзя понять, был некоторый признак рассмотрен и найден нерелевантным или вовсе не рассматривался, что также затрудняет сравнение систем ДОМ и ДСМ в разных языках семьи.
В-третьих, из-за недостаточной системности описаний часто из статьи неясны такие первостепенные вещи, как: является ли некоторый признак необходимым или достаточным для употребления того или иного показателя; какова иерархия признаков (в случаях, когда автор утверждает, что признаки иерархизова-ны) — какой из показателей оказывается выбран при их конфликте, и под.
Главные вопросы, которые ставит перед исследователем дифференцированное маркирование актантов в ТБ языках, как кажется, такие:
1. В какой мере разнообразие наборов факторов, которым приписывается влияние на выбор между нулевой и ненулевой морфемой, является отражением истинного положения вещей, а в какой — следствием разности подходов, используемых авторами работ?
2. Возможно ли не стохастическое описание систем ДОМ и ДСМ в ТБ языках?
3. Какие методы наиболее эффективны для выявления факторов, влияющих на выбор между нулевым и ненулевым падежным показателем?
Представляется, что наиболее результативен был бы метод контролируемых контекстов с последующим приписыванием различным значениям параметров весов, интерпретируемых как сила влияния этих параметров на выбор того или иного показателя — ср. [Оскольская, Стойнова наст. сб.]. В [Zeisler 2012] представлено то, что автор называет «симуляцией» (simulation) такого подхода.
Сокращения
ДОМ — дифференцированное объектное маркирование, ДСМ — дифференцированное субъектное маркирование, ИГ — именная группа, ТБ — тибето-бирманские, А — агенс переходного предиката, Р — па-циенс переходного предиката, R — реципиент, S — агенс или пациенс непереходного предиката
Литература
Оскольская, Стойнова, наст. сб. — С. А. Оскольская, Н. М. Стойнова. Дифференцированное маркирование объекта в нанайском языке // Настоящий сборник. [S. A. Oskol'skaia, N. M. Stoinova. Differentsi-rovannoe markirovanie ob"ekta v nanaiskom iazyke [Differential object marking in Nanai] // This volume] Andvik 2010 — E. E. Andvik. A grammar of Tshangla. Leiden — Boston: Brill, 2010.
Chelliah 2009 — Sh. L. Chelliah. Semantic role to new information in Mei-thei // J. Barddal, Sh. L. Chelliah (eds). The Role of Semantic, Pragmatic, and Discourse Factors in the Development of Case. Amsterdam: John Benjamins, 2009. P. 377-400. Coupe 2007 — A.R. Coupe. A grammar of Mongsen Ao [Mouton Grammar
Library 39]. Berlin — New York: Mouton de Gruyter, 2007. Coupe 2011 — A.R. Coupe. On core case marking patterns in two Tibeto-Burman languages of Nagaland // Linguistics of the Tibeto-Burman Area 34 (2), 2011. P. 21-47. DeLancey 2011 — S. DeLancey. «Optional» «ergativity» in Tibeto-Burman languages // Linguistics of the Tibeto-Burman Area 34 (2), 2011. P. 9-20.
Hildebrandt 2004 — K. A. Hildebrandt. A grammar and glossary of the Manange language // C. Genetti (ed.). Tibeto-Burman Languages of Nepal: Manange and Sherpa. Canberra: Pacific Linguistics, 2004. P. 2-189.
Hyslop 2010 — G. Hyslop. Kurtop case: The pragmatic ergative and beyond
// Linguistics of the Tibeto-Burman Area 33 (1), 2010. P. 1-40. Hyslop 2011 — G. Hyslop. A grammar of Kurtop. PhD Thesis. Oregon university, 2011.
LaPolla 1989 — R. J. LaPolla. Verb agreement, head-marking vs. dependent-marking, and the 'deconstruction' of Tibeto-Burman morpho-syntax // Annual meeting of the Berkeley Linguistic Society 15, 1989. P. 356366.
LaPolla 1992 — R. J. LaPolla. 'Anti-ergative' marking in Tibeto-Burman // Linguistics of the Tibeto-Burman Area 15 (1), 1992. P. 1-9.
LaPolla 1995 — R. J. LaPolla. 'Ergative' marking in Tibeto-Burman // Senri Ethnological Studies 41, 1995. P. 189-228.
Lidz 2011 — A. L. Lidz. Agentive marking in Yongning Na (Mosuo) // Linguistics of the Tibeto-Burman Area 34 (2), 2011. P. 49-72.
MacMillan, forthcoming — G. MacMillan. Split Ergativity in Eastern Bhu-tanese Tshangla // A. Shardl (ed.). UMass Occasional Papers in Linguistics: Papers on Tshangla. Amherst, MA: GLSA Publications, forthcoming. (http://ling.umd.edu/~glynis/tshangla.pdf)
McGregor 2010 — W. B. McGregor. Optional ergative case marking systems in a typological-semiotic perspective // Lingua 120, 2010. P. 16101636.
Ozerov 2015 — P. Ozerov. Information structure without topic and focus // Studies in Language 39 (2), 2015. P. 386-423.
Peterson 2011 — D. A. Peterson. Core participant marking in Khumi // Linguistics of the Tibeto-Burman Area 34 (2), 2011. P. 73-100.
Saxena 2007 — A. Saxena. Contrastive focus in Kinnauri narratives // P. K. Austin, A. Simpson (eds). Endangered languages. Hamburg: Helmut Buske Verlag, 2007. P. 191-206.
Sawada 2012 — H. Sawada. Optional marking of NPs with core case functions P and A in Lhaovo // Linguistics of the Tibeto-Burman Area, 35 (1), 2012. P. 15-34.
Suzuki 2012 — H. Suzuki. Ergative marking in Nyagrong-Minyag (Xinlong, Sichuan) // Linguistics of the Tibeto-Burman Area 35 (1), 2012. P. 35-48.
Teo 2012 — A. Teo. Sumi agentive and topic markers: no and ye // Linguistics of the Tibeto-Burman Area 35 (1), 2012. P. 49-74.
Tournadre 1991 — N. Tournadre. The rhetorical use of the Tibetan ergative // Linguistics of the Tibeto-Burman Area 14 (1), 1991. P. 93-107.
Vollmann 2010 — R. Vollmann. Optional ergative case marking in Tibetan. Unpubl. ms. (http://uni-graz.at/~vollmanr/pubs/VR2010A_opt_erg_ 12.pdf).
Willis 2011 — C.M.Willis. Optional case-marking in Darma (Tibeto-Burman) // Linguistics of the Tibeto-Burman Area 34 (2), 2011. P. 101-131.
Zeisler 2012 — B. Zeisler. Practical issues of pragmatic case marking variations in the Kenhat varieties of Ladakh // Linguistics of the Tibeto-Burman Area 35 (2), 2012. P. 75-106.
