CC BY
57
Е. А. Лютикова
МГУ имени М. В. Ломоносова / МПГУ, Москва
ДИФФЕРЕНЦИРОВАННОЕ МАРКИРОВАНИЕ АРГУМЕНТОВ В ФОРМАЛЬНЫХ МОДЕЛЯХ ПАДЕЖА1
1. Дифференцированное маркирование аргументов и теория падежа: точки соприкосновения
Исследования дифференцированного маркирования аргументов (Differential argument marking, DAM) и формальное моделирование падежа до последнего времени представляли собой две слабо пересекающихся области. Изучение дифференцированного маркирования аргументов и, в частности, дифференцированного падежного маркирования (Differential case marking, DCM) составляет традиционную задачу лингвистической типологии, в основе своей функционально ориентированной. Основные задачи, ставящиеся в этой области, состоят в очерчивании пространства типологических возможностей, предопределяющих как параметры межъязыкового и внутриязыкового варьирования исследуемого феномена, так и универсальные ограничения на это варьирование. В рамках этой исследовательской программы исчисляются возможные синтаксические контексты DAM (наряду с классическим дифференцированным маркированием объекта — DOM — изучаются также контексты дифференцированного маркирования субъекта и посессора), изучаются лицензоры — факторы, присутствие которых в синтаксической или семантической структуре способствует DAM (например, одушевленность, определенность аргумента или предельность, агентивность предиката), рассматриваются различные способы выражения DAM (симметричность / асимметричность, зависимостное / вершинное маркирование) и их корреляция со структурными позициями и лицензорами DAM.
1 Работа над статьей велась в рамках проекта РФФИ № 16-0600536 «Семантико-синтаксический интерфейс в уральских и алтайских языках».
Падежная теория, развивавшаяся в рамках формального синтаксиса, сосредоточивалась на падеже как формальном синтаксическом признаке именных групп (ИГ). В круг явлений, подвергающихся формальному моделированию, включались механизмы падежного маркирования, или приписывания падежа (case assignment — при управлении, при согласовании, конфигурационный), вопросы соотношения морфологического и синтаксического падежа, исследовавшиеся в первую очередь на материале таких феноменов, как quirky subjects2 и эргативность, проблемы классификации падежей (структурные vs. лексически управляемые).
Можно заметить, что, несмотря на различные перспективы и методы исследования, «повестка дня» в этих областях очень сходная. Действительно, при изучении дифференцированного маркирования аргументов устанавливается связь между некоторым лицензором и падежным или другим типом зависимостного маркирования ИГ (flagging); наряду с падежным маркированием либо в качестве самостоятельного феномена DAM проявляется в контроле согласования и других типах вершинного маркирования синтаксического «хозяина» (indexing); в качестве одного из лицензирующих факторов либо в качестве собственно способа выражения DAM часто отмечается линейная позиция ИГ (word order). Эти компоненты представляют собой не что иное, как триаду средств морфосинтаксического кодирования аргументов (syntactic alignment), от которых мы и ожидаем варьирования при DAM. Однако именно эти феномены становятся объектом моделирования в теории падежа: рассматриваются способ появления падежной морфологии на ИГ, соотношение приписывания падежа и согласования, изучаются локальные ограничения на приписывание падежа, связь падежа и передвижения ИГ в определенную структурную позицию. Таким образом, теория падежа предсказывает результаты влияния синтаксической структуры на падежный признак аргумента, его линейную позицию и возмож-
2 Quirky subject (букв. странное подлежащее) — синтаксический феномен исландского и, предположительно, ряда других языков, где аргумент в лексически управляемом падеже (quirky case) может занимать структурную позицию подлежащего, в обычных случаях связанную с номинативным падежным маркированием, и обладать всеми следующими из этой позиции синтаксическими свойствами.
ность согласования с ним. Следовательно, мы получаем возможность использовать совокупность обобщений, полученных при исследовании DAM, для проверки предсказаний формальных теорий о связи между лицензором DAM и падежным маркированием аргумента, о наличии или отсутствии взаимозависимости между падежом и согласованием, о корреляции между падежом и линейной позицией аргумента. Иными словами, DAM и в первую очередь DCM, может и должен выступить испытательным полигоном для формальных моделей падежа.
В этой статье ставится задача исследовать объяснительный потенциал двух конкурирующих формальных моделей падежа — минималистской теории приписывания падежа вершинами и конфигурационной теории падежа — в отношении различных типов падежного варьирования, выражающего дифференцированное маркирование аргументов. Изложение построено следующим образом. В разделе 2 рассматриваются синтаксические контексты, в которых происходит падежное варьирование. Раздел 3 посвящен параметризации падежного варьирования, позволяющей характеризовать этот феномен независимо от структурной позиции, в которой он имеет место. В разделе 4 приводятся необходимые сведения о двух рассматриваемых в статье формальных теориях падежа. Наконец, раздел 5 содержит сопоставление объяснительных механизмов этих теорий применительно к дифференцированному падежному маркированию при опоре на выделенные параметры варьирования.
2. Контексты падежного варьирования
Целенаправленное изучение DAM началось, по-видимому, с работы [Bossong 1985], привлекшей внимание исследователей к широко распространенному в языках мира феномену вариативного оформления прямого дополнения (см. примеры (1)-(2), демонстрирующие DOM в иврите и осетинском языке). За прошедшие с тех пор 30 лет накоплен существенный объем знаний относительно факторов, лицензирующих DOM и их взаимодействия, структурных типов DOM и их корреляций с лицензирующими факторами, диахронических аспектов DOM. Среди наиболее авторитетных работ в этой области, обобщающих результаты предыдущих исследований, следует назвать [Aissen 2003; de Swart
2007; von Heusinger et al. 2008; de Hoop, Malchukov 2007; Malchu-kov, de Swart 2008].
(1) DOM по определенности в иврите
a. Dan kara *(et) ha-itonim.
Дан читал ОМ DEF-газеты
'Дэн читал (the) газеты'.
b. Dan kara (*et) itonim.
Дан читал (*ОМ) газеты
'Дан читал (0) газеты'. [Danon 2006: (1)]
(2) DOM по одушевленности в осетинском
a. Жз чыздж-ы уынын.
я девочка-GEN видеть.PRS.1SG
'Я вижу девочку'.
b. Жз хшзар уынын.
я дом видеть.PRS.1SG
'Я вижу дом'.
Значительно позже, с выходом сборника [de Hoop, de Swart (eds.) 2008] формируется представление о дифференцированном маркировании субъекта (differential subject marking, DSM) как о едином феномене. Более ранние исследования падежного варьирования в субъектной позиции в основном велись в рамках двух направлений — изучения расщепленной эргативности и активной конструкции предложения.
Расщепленная эргативность (split ergativity: [Silverstein 1976; deLancey 1981; Dixon 1994]) — морфосинтаксический феномен языков с морфологической эргативностью, при котором эргативная конструкция предложения затрагивает не все переходные клаузы данного языка. Существует две основных разновидности расщепленной эргативности: (обычно формальный) именной сплит в соответствии с положением именной группы в так называемой иерархии одушевленности, совмещающей иерархии лица, синтаксической категории и собственно одушевленности, и расщепленная эргативность на основе видо-временных категорий клаузы. Первая разновидность может быть проиллюсти-рована примером из языка дирбал (Таблица 1). Из Таблицы 1
видно, что в дирбал противопоставлены локуторы и не-локуторы: локуторы имеют аккузативную парадигму, в то время как не-локуторы — эргативную. Существуют более дробные противопоставления классов именных групп и связанных с ними парадигм; так, переход от эргативной модели к аккузативной может быть опосредован нейтральной и трехчастной системами, как это происходит, например, в кашинава [Dixon 1994].
Таблица 1. Формальный именной сплит в дирбал [по Dixon 1979]
местоимения 1 и 2 лица (локуторы) местоимения 3 лица существительные
A -0 -Vgu -Vgu
S -0 -0 -0
Р -na -0 -0
Примером аспектуального сплита может служить классическая минимальная пара (3a-b) из хинди; в хинди, как и во многих других эргативных языках с аспектуально мотивированным DSM, перфектив, выражаемый синтетической словоформой, коррелирует с эргативной конфигурацией, а имперфектив, выражаемый аналитической конструкцией — с биноминативной/биабсолю-тивной конфигурацией.
(3) аспектуальный DSM в хинди
a. larke-ne kitab xaridi. мальчик-ERG книга.ЫОМ покупать.РЕ 'Мальчик купил книгу'.
b. larka kitab xaridta hai. мальчик.ЫОМ книга.ЫОМ покупать.1РЕ AUX.PRS 'Мальчик покупает книгу'. [Mohanan 1994: 70]
Активная стратегия кодирования аргументов, или расщепленная непереходность (active/semantic alignment, split intransitivity), характеризует такие языки, в которых единственный ядерный аргумент непереходного глагола кодируется не единообразно: часть оформляется как A-аргумент переходного глагола, а остальные — как Р-аргумент переходного глагола. Естественным основанием для DSM-сплита представляется ролевая характеристика аргумента, т. е. противопоставление агенса и пациенса. Однако актив-
ная стратегия может предполагать самые различные лицензирующие факторы: противопоставление действия и состояния, предельных и непредельных, контролируемых и неконтролируемых, воздействующих (affected) и не воздействующих на аргумент ситуаций [см. Mithun 1991, Donohue 2008, Donohue, Wichman (eds.) 2008]. Например, в восточном помо (помоанский язык Северной Америки) сплит опирается на контролируемость и волитивность (4).
(4) DSM по контролируемости/волитивности, восточный помо
a. ha- batéc ki я.ЛОТ ударился
'Я ударился (намеренно)'.
b. wi ba téc ki я.РЛТ ударился
'Я ударился (случайно)'. [Mithun 1991: 518-524]
Те же факторы могут вызывать и DSM в переходной конструкции: так, в агульском языке засвидетельствованы конструкции с ненамеренным агенсом, отклоняющиеся от переходного прототипа (5).
(5) DSM по контролируемости/волитивности, агульский
a. baw.a nek atuzu-ne. мать.БЯО молоко.NOM выливать-PST 'Мать вылила молоко'.
b. baw.a-f-as nek atuzu-ne. мать-AD-EL молоко .NOM выливать-PST
'Мать пролила молоко'. [Ganenkov et al. 2008:177]
Поскольку набор клаузальных лицензоров падежного варьирования в позиции объекта и субъекта во многом совпадает, возникает вопрос о корреляциях между DSM и DOM. Действительно, в целом ряде языков представлены одновременно DSM и DOM, при этом они могут быть ориентированы на разные факторы (и быть тем самым независимыми), как это происходит в хинди (примеры (6a-d)), либо могут регулироваться единым фактором, предопределяющим сдвиг всей морфосинтаксической конструкции предложения, как это происходит в грузинском языке (примеры (7a-b)).
(6) DSM по аспектуальности, DOM по одушевленности, хинди
a. ram-ne ravi-ko pitaa. Рам-ERG Рави-ACC бить .PF 'Рам побил Рави'.
b. ram ravi-ko pitaa hai. Рам.NOM Рави-ACC бить.IPF AUX.PRS 'Рам бьет Рави'.
c. larke-ne kit ab xaridi. мальчик-ERG ram^NOM покупать.PF 'Мальчик купил книгу'.
d. larka kitab xaridtä hai. мальчик.NOM rarn^NOM покупать.IPF AUX.PRS 'Мальчик покупает книгу'. [Mohanan 1994: 70]
(7) DSM+DOM по аспектуальности, грузинский
a. Аорист (Серия II): эргативный субъект, номинативный объект
nino-m gia-s surateb-i acvena. Нино-ERG Гия-DAT фото-NOM показать.AOR 'Нино показала фотографию Гии'.
b. Презенс (Серия I), номинативный субъект, дативный объект
nino gia-s surateb-s acvenebs.
Hrnro.NOM Гия-DAT фото-DAT показывать.PRS
'Нино показывает фотографию Гии'. [Marantz 1991:14]
Регулярный DSM в главных клаузах свойствен в первую очередь морфологически эргативным или активным языкам; однако DSM в зависимых клаузах широко представлен и в аккуза-тивных языках. Представлены два основных формальных типа вариативного маркирования подлежащего зависимой клаузы. Во-первых, возможно варьирование обычного оформления подлежащего, свойственного главным клаузам, и «объектного» оформления подлежащего, как если бы оно выступало дополнением главной клаузы (ECM-конструкции, конструкции с подъемом аргумента). Во-вторых, наблюдается варьирование «клаузального» и «именного» оформления подлежащего, что реализуется как но-
минализация зависимой клаузы и выражение ее подлежащего средствами, зарезервированными для выражения посессора. Важно, что лицензорами варьирования в этих случаях могут выступать те же факторы, которые действуют и в других позициях. Например, в турецком языке представлен DSM в зависимой клаузе, при котором номинативное и генитивное подлежащее варьируют в зависимости от специфичности.
(8) DSM в зависимой клаузе по специфичности, турецкий
a. Yol-dan bir araba geg-tig-in-i дорога-ABL один машина проехать-NML-3SG-ACC gor-du-m.
видеть-PST-i SG
'Я видел, что по дороге проехала машина (non-specific)'.
b. Yol-dan bir araba-nin geg-tig-in-i дорога-ABL один машина-GEN проехать-NML-3SG-ACC gor-du-m.
видеть-PST-! SG
'Я видел, что одна машина (specific) проехала по дороге'.
[von Heusinger, Kornfilt 2005: (16)]
Посессивное маркирование аргумента не только варьирует с клаузальным, но и выступает в качестве самостоятельной области DCM. Дифференцированное маркирование посессора (Differential possessor marking, DPM) как единый феномен в литературе обычно не выделяется. Можно указать три основных типа DPM, отличающиеся друг от друга и по формальным параметрам, и по лицензирующим факторам: (i) падежное варьирование как частный случай отличий в кодирующей технике для разных типов семантических отношений между именной вершиной и ее именным зависимым, в первую очередь отчуждаемой vs. неотчуждаемой принадлежности [Haiman 1983]; (ii) вариативное морфосинтакси-ческое оформление внешнего и внутреннего посессора [Shibatani 1994; Payne, Barshi 1999]; (iii) дифференцированное маркирование посессоров, имеющих различные формальные (например, местоимение/существительное) или семантические (например, ре-ференциальный статус) характеристики [Гращенков 2007; Perel-tsvaig, Lyutikova 2014; Тестелец 2014]. Так, в (9) представлен пример DPM из языка ялаку (группа нду, сепикские языки Папуа-
Новой Гвинеи), в котором генитивное и немаркированное выражение посессора коррелируют с его референтностью.
(9) DPM по референтности, ялаку
a. meda nene казуар ребенок 'казуаренок'
b. meda-na nene казуар-GEN ребенок
'птенец (какого-то) казуара' [Aikhenvald 2015: Table 9]
Обобщая краткий обзор DCM, следует отметить, что, несмотря на конкретно-языковые различия, связанные с лицензирующими факторами, их сферой действия и спецификой зависимост-ного маркирования, может быть выделена общая схема падежного варьирования, применимая к DCM в различных структурных позициях. Контексты падежного варьирования соответствуют базовым грамматическим функциям именных групп — субъект, объект, посессор, которые получают единообразное морфосинтаксиче-ское кодирование при помощи структурных (тематически независимых) падежей и являются приоритетными контролерами предикативного и посессивного согласования. Факторы-лицензоры DCM вызывают отклонения от канонического кодирования: S, O или P получают особый падеж или теряют падежный показатель, что может влиять на их способность контролировать согласование и коррелировать с определенной линейной позицией.
Кроме того, воздействие факторов, лицензирующих модифицированное управление, может выделять подмножества аргументов, не совпадающие с основными грамматическими отношениями. Например, известно, что среди подлежащих тенденцию к DCM по референтности обнаруживают в подавляющем большинстве случаев внутренние аргументы (при пассивах и неаккузативах); с другой стороны, такую же тенденцию имеют и внутренние аргументы переходных глаголов, соответствующие прямому дополнению. Очевидно, что обобщения над такими классами аргументов возможны только при едином подходе к дифференцированному маркированию аргументов, который становится все более популярным в последние годы (ср. [ Witzlack-Makarevich, Serzant, forthcoming]).
Итак, наличие общей схемы падежного варьирования, регулярное взаимодействие DOM, DSM и DPM, а также существование «гибридных» видов DAM позволяют описывать DCM в рамках единой параметрической системы, расширяя и обобщая классификации, предлагавшиеся в основном для DOM (ср., например, [von Heusinger et al. 2008]).
3. Параметры падежного варьирования
Для дифференцированного падежного маркирования аргументов релевантны такие противопоставления, как локальность лицензора, наличие семантической мотивации, наличие позиционных различий, наличие корреляций с согласованием.
Параметр локальности лицензора позволяет определить локализацию фактора, ответственного за падежное варьирование. Локальный DCM лицензируется свойствами самого аргумента. Такими свойствами могут выступать как его формальный признак (имя / местоимение, локутор / не-локутор) или синтаксическая категория (DP / NP), так и семантические признаки (одушевленность, определеность, референтность, топикальность...), в отношении которых нет единой теоретической точки зрения о наличии и способе их синтаксической репрезентации.
Нелокальный DCM лицензируется внешними по отношению к аргументу факторами. Эти факторы могут быть связаны как с управляющим предикатом (предикатный DCM), так и с ко-аргументом (коаргументный DCM).
Лицензорами предикатного DCM выступают различные признаки управляющего предиката (или — шире — клаузы, включающей аргумент. Следует отметить, что семантические и грамматические признаки предиката часто взаимосвязаны с признаками самого аргумента. Так, например, лицензирующие DCM аспектуальные, темпоральные и модальные признаки коррелируют с квантованностью и референциальными признаками аргумента (ср. (10)), а такие признаки предиката, как агентивность и волитивность — с одушевленностью аргумента. В этой связи вопрос о том, является ли первичным лицензором DCM признак предиката или признак аргумента, не всегда допускает однозначное решение.
(10) предикатный DOM по аспекту, эстонский
a. Ta ehitas silla (kahe aasta-ga).
он строить.РБТ мост.ОЕЫ два.ОБК год.ОВЬ-ТОМТ 'Он построил мост (за два года)'.
b. Ta ehitas silda (kaks aastat). он строить.РБТ мост.РЛЯТ два.РЛЯТ год.РЛЯТ 'Он строил мост (два года)'.
Более редким видом нелокального DCM является коаргу-ментный DCM: он лицензируется характеристиками другого аргумента (и их сопоставлением с характеристиками DCM-аргумента). При этом могут оказываться релевантными и семантические, и формальные признаки коаргумента. Например, в языке автув (сепик-раму) прямое дополнение оформляется аккузативом, только если его референт превосходит референт субъекта по одушевленности (пример (11)). С другой стороны, в багва-линском языке (андийский / северо-кавказский) выбор падежа внешнего аргумента (эргатив vs. номинатив) и, соответственно, контролера предикативного согласования определяется на формальных основаниях, в соответствии с падежом внутреннего аргумента (NOM vs. лексически управляемый косвенный падеж), см. пример (12).
(11) коаргументный DOM по одушевленности, автув
a. Tey tale-re yaw d-wl-i.
3F.SG женщина-ACC свинья Е.ЛОТ-кусать-РЛТ 'Свинья укусила женщину'.
b. Tey tale yaw d-wl-i.
3F.SG женщина свинья F.AGT-кусать-PAT
'Женщина укусила свинью'. [de Hoop, Malchukov 2007]
(12) коаргументный DSM по падежу, багвалинский
a. anwar / *anwar-i-r ila-ta
Анвар.ШЫ / *Анвар-ОВЬ-ЕК0 мать-ОВЬ^ЦРХЛТ w-alli.
Ы-кричать^Т ' Анвар крикнул матери'.
b. anwar-i-r / *anwar ila j-alli.
Анвар-OBL-ERG / *AHBap.NOM мать .NOM Е-кричать.РБТ 'Анвар позвал мать'.
Параметр семантической мотивации противопоставляет семантически обусловленное и исключительно конфигурационное падежное варьирование. Хотя влияние ролевых характеристик аргумента на его падеж в первую очередь отмечается для лексического управления, возможно и семантически мотивированное структурное падежное варьирование. Наличие / отсутствие семантической мотивации при структурном падежном маркировании можно показать на примере оформления каузируемого в каузативной конструкции. Так, в балкарском языке (тюркский) приписывание падежа каузируемому подчиняется правилу «парадигматического падежа» Б. Комри [Comrie 1976]: при каузативи-зации непереходного глагола каузируемый оформляется аккузативом (13а), при каузативизации переходного глагола каузируемый получает датив (13b) вне зависимости от агентивности исходной основы, семантического типа каузации, степени контроля каузируемым каузируемой ситуации и т. п. Напротив, в венгерском языке при каузативизации одного и того же непереходного глагола падежное оформление каузируемого зависит от семантического типа каузации (14).
(13) конфигурационное оформление каузируемого, балкарский
a. kerim alim-ni / *alim-ge sekir-t-ti.
Керим Алим-ACC / Алим-DAT прыгать-CAUS-PST.3SG 'Керим заставил Алима прыгнуть'.
b. kerim *alim-ni / alim-ge suu ic-ir-di.
Керим Алим-ACC / Алим-DAT вода пить-CAUS-PST.3SG 'Керим напоил Алима водой'.
(14) семантически мотивированное оформление каузируемого,
венгерский
a. Az orvos pisiltette a gyereket. DET врач .NOM мочиться. CAUS .3 SG DET ребенок .ACC
'Врач вызвал мочеиспускание у ребенка'.
b. Az orvos pisiltetett a gyerekkel. DET врач.ШМ мочиться.CAUS.3SG DET ребенок.INSTR 'Врач заставил ребенка помочиться'. [Ackerman 1994: 537]
Параметр позиционных различий позволяет определять падежное варьирование как происходящее в одной структурной (и линейной) позиции либо как связанное с разными структурными (и линейными) позициями. Например, распространенная модель DOM, проиллюстрированная здесь примером (15) из якутского языка (тюркский), состоит в том, что аккузативные и немаркированные падежным показателем дополнения позиционно распределены: немаркированное дополнение располагается in situ, в базовой пред-глагольной позиции, в то время как аккузативное дополнение должно покинуть пределы глагольной группы для получения падежа.
(15) DOM в разных структурных позициях: якутский
a. Masha [УР türgennik salamaat-(*y) sie-te]. Маша быстро каша-^CC) есть-PST.3SG 'Маша быстро съела кашу'.
b. Masha salamaat-*(y) [УР türgennik sie-te]. Маша каша-*(Лте) быстро есть-PST.3SG 'Маша кашу быстро съела'. [Baker, Vinokurova 2010]
Аналогичное падежное варьирование представлено и в родственном якутскому татарском языке, однако, в отличие от якутского, оно не связано с позиционными различиями: и аккуза-тивное, и немаркированное дополнение грамматичны in situ (16). При этом татарский демонстрирует позиционные различия при DPM — референтный генитивный посессор предшествует адъективным модификаторам именной группы, а нереферентный немаркированный посессор — следует за ними (17).
(16) DOM в одной структурной позиции: татарский
Bajras kat-kat xat-(ni) uki-di.
Байрас опять-опять письмо-^CC) читать^Т 'Байрас снова и снова читал письмо'.
(17) DPM в разных структурных позициях: татарский
a. bala-lar-niq kizikli kitab-i ребенок-РЬ-GEN интересный книга-3 'интересная книга (этих) детей'
b. kizikli bala-lar kitab-i интересный ребенок-РЬ книга-3 'интересная детская книга'
Параметр корреляции DCM с согласованием учитывает возможную связь определенного падежного маркирования аргумента с его индексацией в управляющей вершине. Очевидно, что этот параметр приложим к DCM в том случае, когда хотя бы один из типов маркирования коррелирует с морфологически наблюдаемым согласованием.
Примером взаимосвязанного падежного варьирования и варьирования согласования может служить DSM в относительной клаузе татарского языка (18). При номинативном подлежащем относительной клаузы именная вершина не несет показателей согласования; при генитивном подлежащем посессивное согласование с ним обязательно.
(18) падежное варьирование сопровождается варьированием согласования: DSM и посессивное согласование в татарском
a. min Kazan-nan al-ip kajt-kan kitap я.NOM Казань-ABL брать-CONV вернуться-PF книга 'книга, которую я привез из Казани'
b. minem Kazan-nan al-ip kajt-kan kitab-im я.GEN Казань-ABL брать-CONV вернуться-PF книга 'книга, которую я привез из Казани'
Отсутствие корреляций между варьированием в зависимо-стном и вершинном маркировании наблюдаем в амхарском языке (семитский / афразийский). С одной стороны, аккузативная определенная именная группа в позиции дополнения может (но не должна) выступать контролером объектного согласования глагола (19a); с другой стороны, объектное согласование в битранзи-тивной конструкции может происходить не только с аккузатив-ным, но и с косвеннопадежным дополнением-целью (19b).
(19) падежное варьирование независимо от согласования: DOM
и объектное согласование в амхарском
a. Ldmma wiffa-w-in j-aj-al 11
Лемма собака-DEF-ACC 3м.Su-видеть-AUX.3м.Su 11 j-aj-zw-al.
3M.SU-видеть-3M.OBJ-AUX.3M.SU 'Лемма видит собаку'.
b. L-Aster li^-u-n
assajj-dhw-at.
DAT-Астер младенец-DEF-ACC показывать-^.8и^.0В1 'Я показал младенца Астер'. [Baker 2012]
3. Две конкурирующих формальных теории падежа
В формальном синтаксисе существуют две основные теории приписывания падежа — процесса, в результате которого определенная падежная морфология оказывается связана с конкретной именной группой. Первая, наиболее широко распространенная в генеративной грамматике, считает падеж синтаксическим признаком, обусловливающим лицензирование именных групп; вторая теория, выдвинутая в работе Алека Марантца, рассматривает падеж как постсинтаксический феномен, основанный на взаимном расположении и конкуренции именных групп в определенной локальной конфигурации.
Современная минималистская теория падежа представляет собой развитие модели синтаксического (абстрактного) падежа Теории Управления и Связывания [Chomsky 1981, 1986]. Считается, что падеж есть неозначенный и неинтерпретируемый признак именной группы, который должен получить значение в процессе деривации, иначе деривация «не сойдется» и соответствующее предложение окажется неграмматичным.
В минималистской модели, предложенной Хомским, падеж приписывается именной группе в процессе согласования некоторой вершины F с именной группой по ф-признакам (лицу, числу, возможно, роду/согласовательному классу), как это представлено в (20). Приписывание падежа, таким образом, является следствием (и даже побочным продуктом) согласования вершины с именной группой, что отражается в наименовании теории — «приписывание падежа при согласовании» (case assignment under AGREE).
(20)
FP
F
[ ~
Вершины-источники падежа делятся на лексические, которые вступают в падежное взаимодействие с собственными дополнениями, и функциональные, которые приписывают падеж ближайшей ИГ, доступной в их области с-командования. Падеж, приписанный лексической вершиной, называется ингерентным; падеж, связанный с функциональной вершиной — структурным [Chomsky 2000, 2001].
Структурный падеж может быть охарактеризован при помощи следующих свойств: (i) он не зависит от семантической роли, которую получает именная группа; (ii) он является значительно менее локальным, чем ингерентный падеж и (iii) он необязательно должен быть реализован в конфигурации, где выступает вершина-источник падежа. Учитывая эти характеристики, обычно говорят о трех основных структурных падежах: номинативе как падеже, приписываемом финитной предикативной вершиной Т; аккузативе как падеже, приписываемом переходным легким глаголом v; и генитиве как падеже, приписываемом (притяжательной) функциональной вершиной D, доминирующей над группой лексического существительного.
В развитие минималистской теории падежа Э. Вулфорд уточняет статус регулярных не-структурных падежей, таких как эргатив переходной конструкции и датив битранзитивной и каузативной конструкции. Вулфорд предлагает двухуровневую классификацию падежей, так что среди не-структурных выделяются ингерентные падежи, связанные с определенными функциональными вершинами и регулярные, но — в отличие от структурных падежей — тематически наполненные, и лексические падежи, которые нерегулярным образом управляются лексическими вершинами. Характеристики падежей в теории Вулфорд представлены в Таблице 2.
Таблица 2. Классификация падежей [Woolford 2006]
Не-структурные Структурные
Лексические Ингерентные
Вершина-источник падежа лексическая функциональная функциональная
Связь с опреде- нет да нет
ленной тета-ролью
Регулярность нет да да
quirky-падеж в эргатив; датив номинатив под-
Пример исландском битранзитивных лежащего, акку-
языке глаголов затив дополнения
Альтернативная теория конфигурационного падежа восходит к работе [Marantz 1991] и далее получает развитие в [McFadden 2004, Bobaljik 2008, Preminger 2011, Baker 2015]. Основная идея этой теории может быть сформулирована следующим образом: структурный падеж приписывается именным группам на конфигурационной основе, в зависимости от наличия других именных групп («падежных конкурентов») в некоторой локальной области3.
Марантц выделяет выделяет четыре типа падежей, образующих дизъюнктивную иерархию реализации падежа:
— лексически управляемый падеж (lexically governed case), т. е. падеж, определяемый идиосинкратичными свойствами конкретных лексических единиц, таких как исландские глаголы, приписывающие quirky падеж, или предлоги/послелоги;
— «зависимый» падеж (dependent case) — аккузатив или эргатив — т. е. падеж, приписывание которого «зависит» от присутствия в клаузе другой беспадежной именной группы;
— немаркированный падеж (unmarked case), т. е. падеж, приписываемый любой именной группе в некоторой структурной области, например, номинатив внутри клаузы или генитив внутри NP/DP;
— дефолтный падеж (default case), т. е. падеж, который именная группа получает по умолчанию.
Данная иерархия определяет порядок, в котором именной группе могут быть приписаны различные варианты падежа. Безусловным приоритетом обладает приписывание лексически управляемых падежей (аналогов лексического падежа Вулфорд, описанного выше). Далее применяется правило приписывания зависимого падежа: для того, чтобы именная группа получила зависимый падеж, необходимо, чтобы как минимум две беспадеж-
3 Следует отметить, что гипотеза о конфигурационном приписывании структурных падежей в принципе независима от локализации этого процесса. Так, в [Bittner, Hale 1996] предлагается имплементация «падежной конкуренции» в традиционном синтаксисе Теории управления и связывания; упомянутые выше О. Премингер и М. Бейкер также рассматривают падежное маркирование как синтаксический феномен, не имеющий, впрочем, отношения к лицензированию именных групп и абстрактному падежу [Baker 2009, 2012, 2015; Preminger 2011, 2014; Kornfilt, Preminger 2015; Levin, Preminger 2015].
ные ИГ принадлежали одной падежной области. В простейшем случае падежная область совпадает с клаузой. Если клауза содержит две именных группы, ни одна из которых не получила лексически управляемого падежа, то ИГ, находящаяся ниже в синтаксической структуре, в аккузативных языках получает «зависимый» аккузатив, а ИГ, находящаяся выше в синтаксической структуре, в эргативных языках получает «зависимый» эргатив (см. схему в (21)). Затем наступает очередь применения правила немаркированного падежа: он приписывается любой пока еще беспадежной ИГ, расположенной внутри конкретной синтаксической проекции. И, наконец, если к ИГ не применимо ни одно из предыдущих правил, она получает дефолтный падеж.
(21) Падежная конкуренция
Основные направления в развитии конфигурационной модели заключаются в более тщательной проработке падежных областей и параметризации правил приписывания зависимого падежа. С одной стороны, система Марантца допускает и более общую формулировку правил: можно предполагать, что при падежной конкуренции падеж получает не только одна из двух конкурирующих ИГ (верхняя или нижняя), но также возможна ситуация, когда и нижняя, и верхняя ИГ будут маркированы падежом, как это происходит в некоторых языках с трехчастной падежной системой — например, в не-персе (ср. [Levin, Preminger 2015]). С другой стороны, в пределах клаузы можно выделять более одной падежной области. Так, М. Бейкер предлагает считать, что конфигурационное приписывание падежа происходит в тот момент, когда в деривацию вступает фазовая вершина — С или vTR; соответственно, падежными областями являются комплементы фаз — TP (клауза) и VP (группа лексического глагола). Это позволяет проанализировать дательный падеж, возникающий в битранзитивных конструкциях, как зависимый падеж VP-области.
a. [tp NPi ... NP2 ... ] ^-^ ACC
ERG
Рассмотрим деривацию якутского предложения (22).
(22) битранзитивная конструкция, якутский
Min Masha-qa kinige-ni bier-di-m.
я.ЫОМ Маша-DAT книга-ACC давать-PST-lSG
'Я дал Маше книгу'. [Baker, Vinokurova 2010: 602 (11)]
В первый раз правила приписывания падежа вступают в действие на момент построения фазы переходного легкого глагола (23a). В падежной области VP имеется две беспадежных ИГ — цель и тема — не получившие лексически управляемого падежа. Они вступают в падежную конкуренцию. Верхняя ИГ — цель — получает зависимый падеж уровня VP, датив. Нижняя ИГ — тема — остается беспадежной.
Деривация продолжается до уровня следующей фазы — С (23b). После этого в комплементе фазы запускаются процессы приписывания падежа. Мы видим, что в новой падежной области, TP снова имеется две беспадежных ИГ — агенс-подлежащее и тема. Правило зависимого падежа приписывает нижней из них аккузатив. Подлежащее в отсутствие падежных конкурентов получает немаркированный / дефолтный падеж.
(23) а. [vP min [VP Masha-qa [V kinige bier]] v]
я Маша-DAT книга давать
4_I
b. [CP [TP min [vP min [VP Masha-qa [V kinige-ni bier]] v] T] C] я я Маша-DAT книга-ACC давать
I_*
Следует отметить, что, хотя приписывание нелексического падежа в конфигурационной модели не связано с конкретными функциональными вершинами и абсолютно независимо от операции согласования, тем не менее падеж именных групп может опосредованно влиять на согласовательные характеристики предикативной и прочих функциональных вершин. Подобное влияние выражается в виде падежных ограничений (case discrimination), налагаемых на именную группу — потенциальный контролер предикативного согласования. Так, Дж. Бобальик [Bobaljik 2008] реинтерпретирует иерархию контролеров согласования Эдит Мо-равчик, сформулированную изначально в терминах синтаксиче-
ских ролей (grammatical relations), в терминах типов падежа, оформляющего потенциальный контролер согласования:
(24) Иерархия доступности ИГ как контролеров согласования
[Bobaljik 2008]
немаркированный падеж » зависимый падеж » лексический падеж
Падежные ограничения на согласование позволяют устанавливать более сложные зависимости между согласованием и падежом. В этой модели определенный падеж или группа падежей коррелируют с наличием согласования, поэтому если падежное варьирование происходит между не ограничивающими согласование падежами, то согласование происходит независимо от падежного варьирования; если же в падежном варьировании участвуют ограничивающий и не ограничивающий согласование падеж, то согласование будет демонстрировать ковариацию с падежом.
4. Моделирование падежного варьирования в формальных теориях падежа
В этом разделе мы рассмотрим аналитический потенциал падежных теорий в отношении падежного варьирования. Сперва мы уточним допустимые в рамках описанных выше моделей объяснительные механизмы, а затем перейдем к оценке их возможностей в представлении всех значений параметров, характеризующих DCM.
Сразу следует отметить, что обе теории сходным образом интерпретируют приписывание лексически управляемого падежа, поэтому различия между ними будут проявляться при анализе структурных и ингерентных (в понимании Вулфорд), т. е. грамматических падежей.
По-видимому, основным объяснительным механизмом DCM конфигурационной теории выступает различие в областях падежной конкуренции. Можно усмотреть как минимум два типа конструкций, в которых конфигурационная теория предсказывает варьирование структурного падежа.
Во-первых, это случай, когда ИГ находится в разных структурных позициях, одна из которых располагается внутри одной падежной области, а другая — вне ее (25a). Если NPi получает зависимый падеж в пределах падежной области XP, то ее подъем
из ХР приведет к тому, что зависимый падеж в ХР не будет приписан (25Ь).
(25) конфигурационная теория: позиционная альтернатива
a. [хр №1 ... №2 ... ]
4_*
b. №1 [хр ... №2 ... ] ^-0-*
Во-вторых, возможна ситуация, когда оформление падежного конкурента ИГ варьирует между лексически управляемым и структурным падежом. В таком случае при структурном падеже КР2 КР1 получит зависимый падеж (26а), а приписывание лексически управляемого падежа КР2 сделает ее невидимой для падежной конкуренции, что приведет к невозможности приписывания КР1 зависимого падежа уровня ХР (26Ь).
(26) конфигурационная теория: влияние падежа одного аргумента на падеж другого аргумента
a. [хр N01 ... N02 ... ]
4_*
b. [хр N01 ... №) ... ]
Представляется, что объяснительные механизмы минималистской теории приписывания падежа при согласовании существенно шире. Во-первых, поскольку понятие синтаксического падежа отделено от морфологического падежа, лицензор падежного варьирования может служить условием различной морфологической реализации одного и того же синтаксического падежа — как, например, в русском языке синтаксический аккузатив по-разному реализуется морфологически у одушевленных и неодушевленных именных групп. Во-вторых, если у синтаксического падежа сохраняется статус лицензора ИГ и не существует падежа, который по умолчанию получит любая ИГ, то для объяснения асимметричного падежного варьирования можно привлекать параметризацию падежного фильтра. А именно, можно предположить, что некоторые типы ИГ могут оставаться беспадежными, например, вследствие (псевдо)инкорпорации [Ыа88аш 2001] или
вследствие структурной неполноты [Danon 2006, Лютикова 2014, Лютикова, Перельцвайг 2015, Lyutikova, Pereltsvaig 2015].
В-третьих, внешние по отношению к именной группе ли-цензоры варьирования представимы как признаки вершин, воздействующие на их способность приписывать падеж, или как самостоятельные вершины, опосредующие вложение ИГ в управляющую фразовую категорию, как это представлено в (27a-b). Например, широко распространенный анализ количественного генитива [Pesetsky 1982, Franks 1994, Bailyn 2004 и др.] состоит в том, что генитивная ИГ вложена в оболочку нулевой вершины Q, которая и выступает источником количественного генитива и блокирует приписывание структурного падежа (аккузатива или номинатива) вышестоящей вершиной.
(27) a.
FP
NP [wCase:_ ]
F
b.
FP
t
\
V
X
XP
NP [wCase:_ ]
Наконец, позиционная альтернатива также имеет естественное объяснение в рамках минималистской модели, поскольку, находясь в разных структурных позициях, ИГ оказывается в области управления разных вершин, что, вследствие принципа минимальности, ведет к приписыванию разных падежей (28а-Ь).
F
(28) а.
b.
Перейдем теперь к рассмотрению возможного анализа различных типов DCM в рамках этих падежных теорий.
Параметр локальности лицензора противопоставляет DCM с локальным (внутренним) и нелокальным (внешним) лицензирующим фактором. Локальный DCM легко реализуем в обеих теориях — как за счет различной структуры ИГ, обладающих разными признаками, так и за счет различий в морфологической реализации. Иначе обстоит дело с нелокальным DCM. Предикатный DCM легко реализуем в теории приписывания падежа вершинами в качестве особых признаков управляющих вершин или самостоятельных вершин, опосредующих дефолтное управление в синтаксической структуре и обладающих собственной способностью к управлению. В рамках конфигурационной теории, очевидно, предикатный DSM требует перестройки синтаксической структуры, так чтобы при наличии у предиката признака-лицен-зора DCM синтаксическая структура и положение в ней аргумента, проявляющего падежное варьирование, отличались от структур-
ной конфигурации, возникающей в отсутствие лицензора. Хотя такой подход в ряде случаев получает независимое подтверждение (так, для многих языков показано, что DSM, связанный с варьированием эргативной и биноминативной конструкций, может быть структурно проинтерпретирован как варьирование мо-ноклаузальной и биклаузальной конфигураций), обобщение этого подхода на все случаи предикатного DSM не кажется убедительным. С другой стороны, коаргументный DCM, наоборот, легко реализуем в конфигурационной теории (ср. (26a-b)) и проблематичен для теории приписывания падежа вершинами: приходится предполагать, что управление именной группой NPi со стороны вершины X может зависеть от наличия и управляющих свойств вершины Y, имеющей собственный аргумент NP2.
Параметр семантической мотивации падежного варьирования, не вовлекающего лексически управляемого падежа, противопоставляет две рассматриваемые теории. Конфигурационная теория легко справляется со структурно обусловленным варьированием, но не в состоянии имплементировать влияние семантики на варьирование структурных падежей. Теория приписывания падежа функциональными вершинами располагает такой опцией, как ингерентный падеж Э. Вулфорд — регулярный и приписываемый функциональной вершиной падеж, связанный с конкретной семантической ролью.
Если DCM сопровождается позиционными различиями, обе теории способны имплементировать падежное варьирование, хотя и посредством различных механизмов: в конфигурационной модели позиционные различия означают различия падежных областей (25a-b), а в модели приписывания падежа вершинами — изменение отношений структурного приоритета (с-командования) между ИГ и управляющей вершиной (28a-b). Варьирование нелексических падежей в одной структурной позиции естественно представимо в модели приписывания падежа вершинами — например, через введение опосредующей структуры (27a-b); для конфигурационной модели такое варьирование возможно только в случае, когда имеет место одновременное варьирование в падежном оформлении или позиции падежного конкурента (26a-b).
Что касается корреляций DCM с согласованием, то, как уже указывалось в разделе 3, минималистская теория приписывания
падежа рассматривает согласование функциональной вершины с именной группой в качестве необходимого условия приписывания падежа, откуда следует одно-однозначное соответствие между падежом и согласованием.
Конфигурационная теория более свободна в описании разного рода несоответствий между приписыванием падежа и согласованием, однако ее слабым местом является неспособность ограничить согласование одной мишенью. Действительно, если допустимые для согласования ИГ-цели ограничены падежом (case discrimination) и наличие у ИГ падежа не «дезактивирует» ее способность выступать в качестве контролера согласования, то с одной и той же ИГ может согласовываться неограниченное количество зондов. Однако обычно согласование предикатов со своими управляемыми аргументами (т. е. при нексусе) происходит лишь единожды. Так, в примере (29) из якутского языка финитная аналитическая глагольная форма обладает двумя позициями для согласования с подлежащим — на причастии и на вспомогательном глаголе (29a-b). Предикативное согласование является обязательным (29с), но происходит только один раз (29d).
(29) обязательность и единственность предикативного согласования, якутский
a. En süüj-büt e-bik-kin.
ты победить-PTPL AUX-PTPL-2SG
b. En süüj-bük-kün e-bit.
ты победить-PTPL-2SG AUX-PTPL
c. *En süüj-büt e-bit.
ты победить-PTPL AUX-PTPL
d. *En süüj-bük-kün e-bik-kin.
ты победить-PTPL-2SG AUX-PTPL-2SG
'В результате ты победил'. [Baker, Vinokurova, 2010: (76)]
Подведем итоги. Предпринятое обсуждение показывает, что обе рассмотренных формальных теории падежа имеют свои сильные и слабые стороны. При том, что в обеих теориях существует принципиальная возможность моделирования всех видов DCM, одни типы варьирования гармонируют с моделью приписывания падежа вершинами, в то время как другие типы — с
конфигурационной моделью. Как кажется, полученные результаты могут расцениваться не только как обоснование необходимости сосуществования и дальнейшего развития этих моделей, но и как своего рода check-list для новых теорий падежа, претендующих на то, чтобы прийти на смену сегодняшним моделям.
Условные обозначения
1 / 2 / 3 — 1-е / 2-е / 3-е лицо; abl — аблатив; acc — аккузатив; ad — локализация 'ad'; agt — агентив, агенс; aor — аорист; aux — вспомогательный глагол; caus — каузатив; comit — комитатив; conv — конверб; dat — датив; def — определенность; det — определитель; el — элатив; erg — эргатив; f — женский род / класс; gen — генитив; instr — инструменталис; ipf — имперфектив; lat — латив; m — мужской род / класс; nml — номинализация; nom — номинатив; obj — объект; obl — косвенный падеж / основа; ом — объектный маркер; part — партитив; pat — пациентив, пациенс; pf — перфектив; pl — множественное число; prs — презенс; pst — прошедшее время; ptpl — причастие; sg — единственное число; su — субъект; sup — локализация 'super'.
Литература
Гращенков 2007 — П. В. Гращенков. Изафетная конструкция: многофакторный анализ // Е. А. Лютикова, К. И. Казенин, В. Д. Соловьев, С. Г. Татевосов (ред.). Мишарский диалект татарского языка. Очерки по синтаксису и семантике. Казань: Магариф, 2007. С. 83-114. [P. V. Grashchenkov. Izafetnaia konstruktsiia: mnogo-faktornyi analiz [The ezafe-construction: multifactorial analysis] // E. A. Lyutikova, K. I. Kazenin, V. D. Solov'ev, S. G. Tatevosov (eds.). Misharskii dialekt tatarskogo iazyka. Ocherki po sintaksisu i semantike. Kazan': Magarif, 2007. P. 83-114] Лютикова 2014 — Е. А. Лютикова. Падеж и структура именной группы: вариативное маркирование объекта в мишарском диалекте татарского языка // Вестник Московского государственного гуманитарного университета им. М. А. Шолохова. Серия Филологические науки 4, 2014. С. 50-70. [E. A. Lyutikova. Padezh i struktura imennoi gruppy: variativnoe markirovanie ob"ekta v misharskom dialekte tatarskogo iazyka [The case and the noun phrase structure: variational object marking in Mishar Tatar] // Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo gumanitarnogo universiteta im. M. A. sholokhova. Seriia Filologicheskie nauki 4, 2014. P. 50-70]
Лютикова, Перельцвайг 2015 — Е. А. Лютикова, А. М. Перельцвайг. Структура именной группы в безартиклевых языках: универсальность и вариативность // Вопросы языкознания 3, 2015. С. 52—69. [E. A. Lyutikova, A. M. Perel'tsvajg. Struktura imennoi gruppy v bezartiklevykh iazykakh: universal'nost' i variativnost' [The noun phrase structure in articleless languages: universality and variability] // Voprosy iazykoznaniia 3, 2015. P. 52—69]
Тестелец 2014 — Я. Г. Тестелец. Структура именных конструкций и проблема чередования падежей в адыгских языках // М. А. Даниэль, Е. А. Лютикова, В. А. Плунгян и др. (ред.). Язык. Константы. Переменные. Памяти Александра Евгеньевича Кибрика. СПб.: Але-тейя, 2014. С. 536-551. [IA. G. Testelets. Struktura imennykh konstruktsii i problema cheredovaniia padezhei v adygskikh iazykakh [The structure of noun constructions and the problem of case alternation in the Adyghe languages] // M. A. Daniel', E. A. Liutikova, V. A. Plungian et al. (eds.). IAzyk. Konstanty. Peremennye. Pamiati Aleksandra Evgen'evicha Kibrika. SPb.: Aleteiia, 2014. P. 536-551]
Ackerman 1994 — F. Ackerman. Entailments of predicates and the encoding of causes // Linguistic Inquiry 25 (3), 1994. P. 535-547.
Aikhenvald 2015 — A. Aikhenvald. Differential case in Yalaku // Oceanic Linguistics 54 (1), 2015. P. 240-269.
Aissen 2003 — J. Aissen. Differential Object Marking: Iconicity vs. Economy // Natural Language and Linguistic Theory 21, 2003. P. 435-483.
Bailyn 2004 — J. F. Bailyn. The case of Q // Olga Arnaudova et al. (eds.). Annual Workshop on Formal Approaches to Slavic Linguistics: The Ottawa meeting 2003. Ann Arbor: Michigan Slavic Publications, 2004. P. 1-35.
Baker 2009 — M. C. Baker. Is head movement still needed for noun incorporation? The case of Mapudungun // Lingua 119 (2), 2009. P. 148-165.
Baker 2012 — M. C. Baker. On the relationship of object agreement and accusative case: Evidence from Amharic // Linguistic Inquiry 43, 2012. P. 255-274.
Baker 2015 — M. C. Baker. Case. Its principles and its parameters [Cambridge studies in linguistics 146]. Cambridge: Cambridge University Press, 2015.
Baker, Vinokurova — M. C. Baker, N. Vinokurova. Two modalities of Case assignment: Case in Sakha // Natural Language and Linguistic Theory 28, 2010. P. 593-642.
Bittner, Hale 1996 — M. Bittner, K. Hale. The Structural Determination of Case and Agreement // Linguistic Inquiry 27, 1996. P. 1-68.
Bobaljik 2008 — J. Bobaljik. Where's phi? Agreement as a post-syntactic operation // D. Harbour et al. (eds.). Phi Theory, Oxford: Oxford University Press, 2008. P. 295-328.
Bossong 1985 — G. Bossong. Empirische Universalienforschung. Differentielle Objektmarkierung in den neuiranischen Sprachen. Tübingen: Narr, 1985.
Chomsky 1981 — N. Chomsky. Lectures on Government and Binding: The Pisa Lectures. Dordrecht: Foris, 1981.
Chomsky 1986 — N. Chomsky. Barriers. Cambridge, MA: MIT Press, 1986.
Chomsky 2000 — N. Chomsky. Minimalist Inquiries: The Framework // R. Martin, D. Michaels, J. Uriagereka (eds.). Step by Step. Essays on Minimalist Syntax in Honor of Howard Lasnik. Cambridge, MA: MIT Press, 2000. P. 89-155.
Chomsky 2001 — N. Chomsky. Derivation by Phase // M. Kenstowicz (ed.). Ken Hale: A Life in Language. Cambridge, MA: MIT Press, 2001. P. 1-52.
Comrie 1976 — B. Comrie. The syntax of causative constructions: cross-language similarities and divergences // M. Shibatani (ed.). The Grammar of Causative Constructions [Syntax and Semantics 6]. New York: Academic Press, 1976. P. 261-312.
Danon 2006 — G. Danon. Caseless Nominals and the Projection of DP // Natural Language and Linguistic Theory 24, 2006. P. 977-1008.
de Hoop, de Swart 2008 — H. de Hoop, P. de Swart (eds.). Differential Subject Marking. Dordrecht: Springer, 2008.
de Hoop, Malchukov 2007 — H. de Hoop, A. L. Malchukov. On fluid differential case marking: A bidirectional OT approach // Lingua 117, 2007. P. 1636-1656.
de Swart 2007 — P. de Swart. Cross-linguistic Variation in Object Marking. Doctoral dissertation, University of Nijmegen, 2007.
DeLancey 1981 — S. DeLancey. An interpretation of split ergativity and related patterns // Language 57 (3), 1981. P. 626-657.
Dixon 1979 — R. M. W. Dixon. Ergativity // Language 55, 1979. P. 59-138.
Dixon 1994 — R. M. W. Dixon. Ergativity. Cambridge: Cambridge University Press, 1994.
Donohue 2008 — M. Donohue. Semantic alignment systems: What's what and what's not. // Donohue, Wichman (eds.). The typology of semantic alignment. Oxford: Oxford University Press, 2008. P. 24-75.
Donohue, Wichman (eds.) 2008 — M. Donohue, S. Wichman (eds.). The Typology of Semantic Alignment. Oxford: Oxford University Press, 2008.
Franks 1994 — S. Franks. Parametric properties of numeral phrases in Slavic // Natural Language and Linguistic Theory 12(4), 1994. P. 570-649.
Ganenkov et al. 2008 — D. Ganenkov, T. Maisak, S. Merdanova. Non-canonical Agent marking in Agul // H. de Hoop, P. de Swart (eds.). Differential Subject Marking. Dordrecht: Springer, 2008. P. 173-198.
Haiman 1983 — J. Haiman. Iconic and economic motivation // Language 59, 1983. P. 781-819.
Kornfilt, Preminger 2015 — J. Kornfilt, O. Preminger. Nominative as no case at all: an argument from raising-to-accusative in Sakha // A. Joseph, E. Predolac (eds.). Proceedings of the 9th Workshop on Altaic Formal Linguistics [WAFL9, MIT Working Papers in Linguistics 76]. Cambridge, MA: MIT Press, 2015. P. 109-120.
Levin, Preminger 2015 — T. Levin, O. Preminger. Case in Sakha: Are two modalities really necessary? // Natural Language and Linguistic Theory 33 (1), 2015. P. 231-250.
Lyutikova, Pereltsvaig 2015 — E. Lyutikova, A. Pereltsvaig. The Tatar DP // Canadian Journal of Linguistics 60 (3), 2015. P. 289-325.
Malchukov, de Swart 2008 — A. Malchukov, P. de Swart. Differential Case Marking and Actancy Variation // A. Malchukov, A. Spencer (eds.). Handbook of Case. Oxford: Oxford University Press, 2008. P. 339-355.
Marantz 1991 — A. Marantz. Case and licensing // G. Westphal, B. Ao, H.-R. Chae (eds.). Eastern States Conference on Linguistics. Ithaca (NY): CLC Publications, 1991. P. 234-253.
Massam 2001 — D. Massam. Pseudo noun incorporation in Niuean // Natural Language and Linguistic Theory 19, 2001. P. 153-197.
McFadden 2004 — T. McFadden. The position of morphological case in the derivation: A study on the syntax-morphology interface. Doctoral dissertation, University of Pennsylvania, 2004.
Mithun 1991 — M. Mithun. Active/agentive case marking and its motivations // Language 67 (3), 1991. P. 510-546.
Mohanan 1994 — T. Mohanan. Argument Structure in Hindi. Stanford: CSLI Publications, 1994.
Payne, Barshi (eds.) 1999 — D. Payne, I. Barshi (eds.). External possession. Amsterdam: John Benjamins, 1999.
Pereltsvaig, Lyutikova 2014 — A. Pereltsvaig, E. Lyutikova. Possessives within and beyond NP: Two ezafe-constructions in Tatar // A. Bondaruk, G. Dalmi, A. Grosu (eds.). Advances in the Syntax of DPs: Structure, agreement, and case. Amsterdam: John Benjamins, 2014. P. 193-219.
Pesetsky 1982 — D. Pesetsky. Paths and categories. Doctoral dissertation, MIT, Dept. of Linguistics and Philosophy, 1982.
Preminger 2011 — O. Preminger. Agreement as a fallible operation. Doctoral dissertation, Cambridge, MA: MIT, 2011.
Preminger 2014 — O. Preminger. Agreement and its failures. Linguistic Inquiry Monograph 68. Cambridge, MA: MIT Press, 2014.
Shibatani 1994 — M. Shibatani. An integrated approach to possessor raising, ethical datives and adversative passives. Proceedings of the Twentieth Annual Meeting of the Berkeley Linguistics Society. Berkeley, California, 1994. P. 461-487.
Silverstein 1976 — M. Silverstein. Hierarchies of features and ergativity // R. M. W. Dixon (ed.). Grammatical categories in Australian languages. New Jersey, NJ: Humanities Press, 1976. P. 112-171. von Heusinger, Kornfilt 2005 — K. von Heusinger, J. Kornfilt. The case of the direct object in Turkish: Semantics, syntax and morphology // Turkic Languages 9, 2005. P. 3-44. von Heusinger et al. 2008 — K. von Heusinger, U. Klein, P. de Swart. Variation in differential object marking. Workshop on Case Variation, Stuttgart, June 2008. (http://www.ilg.uni-stuttgart.de/projekte/C2/ events/08CaseVariation/CaseVariationPaper.pdf) Witzlack-Makarevich, Serzant (forthcoming) — A. Witzlack-Makarevich, I. Serzant. Differential argument marking: An introduction // I. A. Serzant, A. Witzlack-Makarevich, K. Mann (eds.). The diachrony of differential argument marking. Berlin: Language Science Press, forthcoming.
Woolford 2006 — E. Woolford. Lexical Case, Inherent Case, and Argument Structure // Linguistic Inquiry 37, 2006. P. 111-130.
