УДК: 882-15Майков
ББК: 83.3(2=411.2)53
Метелева О.А.
ДИАЛОГ КАК ЖАНРООБРАЗУЮЩИЙ ПРИНЦИП ИРОИ-КОМИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ В.И. МАЙКОВА «ЕЛИСЕЙ, ИЛИ РАЗДРАЖЕННЫЙ ВАКХ»
Meteleva O.A.
DIALOGUE AS GENRE-FORMING PRINCIPLE OF IRONIC-COMIC POEM BY V.I. MAYKOV "ELISEI, OR IRRITATED WAKH"
Ключевые слова: русская поэзия XVIII века, жанровая система классицизма, жанровый синтез, литературный диалог, литературная пародия, традиции и новаторство в литературе, литература и фольклор, маргинальный герой.
Keywords: 18th-century Russian poetry, genre system of classicism, genre synthesis, literary dialogue, literary parody, traditions and innovation in literature, literature and folklore, marginal hero.
Аннотация: актуальность заявленной в статье проблемы обусловлена обострением внимания современной гуманитарной науки к вопросам коммуникационного взаимодействия текстов и изучению диалогической природы человеческого сознания в целом и художественной литературы в частности.
Целью исследования является анализ диалогических связей ирои-комической поэмы «Елисей, или Раздраженный Вакх» с различными культурными и социальными сферами. В статье рассмотрено четыре диалогических дискурса: диалог поэта с переводчиком «Энеиды» В.П. Петровым, диалог писателя с читателем, диалог с античными сюжетами и русским фольклором, диалог с жанровыми традициями как русской, так и западноевропейских литератур. Диалогичность поэмы как основа художественного новаторства В.И. Майкова впервые становится предметом литературоведческого анализа, что определяет научную новизну исследования.
В исследовании используются метод целостного анализа художественного текста, мифопоэтический, культурно-исторический, интертекстуальный и сравнительно-типологический методы.
Автор статьи доказывает, что поэма представляет собой многоуровневый диалог жанров и культур. Первоисточником сюжета «Елисея» явился полемический диалог В.И. Майкова с В.П. Петровым, автором перевода «Энеиды» Вергилия, прославляющего Екатерину II. В поэме присутствует также диалог с «Энеидой» Вергилия и с «Энеидой наизнанку» Скаррона, есть аллюзии к «Тилемахиде» В.К. Тредиаковского, античным мифам и библейским сюжетам. В статье представлен анализ фрагментов и образов ирои-комической поэмы В.И. Майкова, раскрывающих соотнесенность произведения с жанром западноевропейского рыцарского романа и с жанрами устной русской народной поэзии. В статье показано, что диалогический характер поэмы позволяет В.И. Майкову преодолеть традиционное для классицизма жанровое мышление.
Результаты исследования могут использоваться в теоретических работах, обращающихся к анализу переходных явлений и жанровых трансформаций в литературе, а также в практике преподавания истории русской литературы.
Abstract: the relevance of the problem stated in the article is due to the increased attention of modern humanities to the issues of communication interaction of texts and to the study of the dia-loguel nature of human consciousness, in general, and fiction, in particular.
The aim of the study is to analyze dialogical relationships of the iroi-comic poem "Elisha, or the Annoyed Bacchus" with various cultural and social spheres. The article considers four dialogi-cal discourses: the poet's dialogue with V.P. Petrov, the translator of «Aeneid», the writer's dia-
logue with the reader, the dialogue with antique plots and Russian folklore, the dialogue with the genre traditions of both Russian and Western European literature. The dialogical nature of the poem as the basis of V.I. Maykov's artistic innovation becomes the subject of literary analysis for the first time, which determines the scientific novelty of the study.
The study uses the method of holistic analysis of a literary text, mythopoetic, cultural-historical, intertextual and comparative-typological methods.
The author of the article proves that the poem is a multi-level dialogue of genres and cultures. The primary source of the plot of "Elisha" was the polemic dialogue of V.I. Maykov with V.P. Pe-trov, the author of the translation of Virgil's «Aeneids», glorifying Catherine II. There is also a dialogue in the poem with Virgil's «Aeneid» and Scarron's «Inside Aeneid», there are allusions to V.K. Trediakovsky 's «Tilemahide», ancient myths and biblical stories. The article presents an analysis of fragments and images of the iroi-comic poem by V.I. Maykov, revealing the correlation of the work with the genre of the West European chivalric novel and with the genres of oral Russian folk poetry. The article shows that the dialogical nature of the poem allows V.I. Maykov to overcome the genre thinking traditional for classicism.
The results of the study can be used in theoretical works addressing the analysis of transitional phenomena and genre transformations in literature, as well as in the practice of teaching the history of Russian literature.
Жанровое своеобразие поэмы В.И. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх» неоднократно становилось предметом изучения в исследовательских работах, однако мы в данной статье обратимся к неизученной литературоведами проблеме, связанной с диалогичностью как жанрооб-разующим принципом произведения. На наш взгляд, в данной поэме присутствует несколько видов диалога: между писателем и читателем, диалог с античными сюжетами и русским фольклором, диалог поэта с переводчиком «Энеиды» В.П. Петровым, и в целом поэма представляет собой многоуровневый диалог жанров и культур.
Актуальность заявленной в статье проблемы обусловлена обострением внимания современной гуманитарной науки к вопросам коммуникационного взаимодействия текстов и изучению диалогической природы человеческого сознания в целом и художественной литературы в частности.
В исследовании используются метод целостного анализа художественного текста, мифопоэтический, культурно-исторический и сравнительно-типологический методы.
Задуманная как пародия на переведенную В.П. Петровым «Энеиду», поэма В.И. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх» является одним из самых значительных произведений поэта, привлекающих пристальное внимание исследователей. Уже во второй половине XIX века эта поэма ста-
ла предметом анализа в работе Л.Н. Майкова «О жизни и сочинениях Василия Ивановича Майкова». Автор исследования отметил, что «Елисей» хотя и ориентирован на классицистические традиции, однако есть здесь и существенная разница: отказавшись на время от классицистических установок, В.И. Майков воспроизводил жизнь в соответствии с теми основами, в которых сложился его характер1, а поэт с детства был погружен в народную культуру, хорошо знал русский фольклор. Главным достоинством «Елисея», по мнению исследователя, является «стремление стать на почву действительности и народности», которое в эпических текстах поэта «делается господ-ствующим»2.
Жанровое своеобразие ироикомиче-ской поэмы В.И. Майкова «Елисей» определяется ориентацией поэта на культуру русского устного народного творчества и повседневную разговорную речь народа. В поэме переплетаются литература и фольклор, причем последний, как отмечает Г.А. Гуковский, «был... не столько стихией крестьянского творчества, чуждого ему [дворянину] идеологически, сколько стихией исконно-русского феодального искус-
1 Майков Л.Н. О жизни и сочинениях Василия Ивановича Майкова. СПб.: Тип. И.И. Глазунова, 1867. С. 51-52.
2 Майков Л. Н. Указ. соч. С. 45.
ства»1.
Свое мнение о жанровых особенностях «Елисея» высказала Л.А. Казакова, отнесшая произведение В.И. Майкова к комической поэме «низового» типа, существенно отличающейся по своей жанровой структуре от поэмы «салонного» типа. Так, именно для «низовой» комической поэмы характерны басенно-сказочная стилистика, гипербола, фарсовый комизм и маска поэта-«балагура», который находится в гуще изображенной им жизни2.
Жанровую специфику поэмы определяет и особый герой - обыкновенный ямщик, окруженный соответствующей бытовой обстановкой. Г.А. Гуковский считает, что «низкий быт» и простые герои для В.И. Майкова всего лишь повод высмеять «мужика» как антипода дворянину3. Такая трактовка «Елисея» поддерживалась многими учёными, например, А.В. Западовым4, однако Г.П. Макогоненко одним из первых отмечает, что Майков решительно отказывается от барского пренебрежения к «неблагородным» сословиям5. В современном литературоведении позиция Г.П. Макогоненко поддерживается, например, Н.И. Николаевым, который подчеркивает, что если рассматривать Елисея только с позиции дворянина, высмеивающего «мужика», невозможно увидеть смеховое начало текста,
раскрывающего «острые углы социальных ~ 6
противоречий» .
Так, выбрав героем своей ирои-комической поэмы простого ямщика, с одной стороны, В. И. Майков следует канонам классицизма, но, с другой стороны, как от-
1 Гуковский Г.А. Очерки по истории русской литературы и общественной мысли XVIII века. Л.: Худ. литература, 1938. С. 7.
2 Казакова Л.А. «Дабы живее мог я описать». Сумароковские традиции в творчестве В.И. Майкова // Русская речь. 2010. № 1. С. 7.
3 Гуковский Г.А. Указ. соч. С. 196.
4 Западов А.В. Творчество В.И. Майкова // Майков В.И. Избранные произведения. М.; Л.: Сов. писатель, 1966. С. 47.
5 Макогоненко Г.П. Пути развития русской поэзии XVIII века // Поэты XVIII века в 2 т. Л., 1972. Т. 1. С. 38.
6 Николаев Н.И. Жанр бурлеска в творчестве рус-
ских писателей 60-х-70-х годов XVIII века // О жан-
рово-стилевом своеобразии (по страницам литерату-
ры): сб. науч. трудов. Ташкент: ТашГУ, 1985. С. 86.
мечает М.В. Храмцова, рисует новый тип героя - маргинального, который, находясь на «дне» социальной лестницы (Елисей -наемный ямщик, у которого нет ничего своего, он арендует место), опускается еще ниже, постепенно, на протяжении всей поэмы, отказываясь от каких-либо нравственных ограничений7. Герой «Елисея» свободно расстается с каждой из своих социальных ролей и абсолютно независим от условий социальной жизни.
Особенного внимания заслуживает двойственный мир Елисея и героев поэмы. Л.А. Казакова отмечает, что это мир «изнаночный». В роли эпического «народа» в «Елисее» выступает мир «пьяной черни», «дураков» , похожий на тот «дурацкий мир», противопоставленный высокому миру официальной культуры, который представлен в демократической сатире XVII века9. Художественный мир поэмы В.И. Майкова оценивается как карнавальный, так как здесь сталкиваются два миропорядка - героический, «высокий», и празднично-перевернутый, «низкий». О карнавальной природе «Елисея» писал Н.И. Николаев10. Эту концепцию поддержала и В.А. Слобо-дина, отметившая, что действие происходит во время масленичных гуляний, что делает мир «Елисея...» праздничным и карнавальным: возможны любые перевоплощения, герой несколько раз переодевается то в купца, то в платье жены11.
Таким образом, ирои-комическая поэ-
7 Храмцова М.В. Своеобразие художественного мира и героя поэмы В.И. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх» // Вестник Северного федерального университета. Сер. Гуманитарные и социальные науки. 2016. № 6. С 146.
8 Здесь и далее цитаты из стихотворений с указанием страниц приводятся по изданию: Майков В.И. Елисей, или Раздраженный Вакх // Майков В.И. Избранные произведения. М.; Л.: Сов. писатель, 1966. С. 79.
9 Казакова Л.А. Комическая трансформация сюжетной схемы эпопеи в поэме В.И. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх» // Преподаватель XXI век. 2008. № 1. С. 98.
10 Николаев Н.И. Русская литературная травестия. Вторая половина XVIII - первая половина XIX века: учеб. пособие для спецкурса. Архангельск: ПГУ, 2000. 119 с.
11 Слободина В.А. Мотив невидимости в поэмах В.И. Майкова и А.С. Пушкина // Вестник Башкир. ун-та. 2011. Т. 16. № 2. С. 455.
ма В.И. Майкова написана с ориентацией на традиции поэмы «низовой», допускающей стилистику, ориентированную на басенно-сказочные традиции и фарсовые ситуации, воссоздающие «изнаночный», карнавальный миропорядок. Исследователями отмечается двойственный характер художественного мира «Елисея», но не выделена такая особенность этой поэмы, как диало-гичность, которая и предопределяет сложную многоуровневую структуру текста, представляющего собой диалог различных жанров и культур.
Мы выделили четыре направления, в рамках которых возможно анализировать диалогическую природу поэмы В.И. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх».
Это, во-первых, диалог с В.П. Петровым, который в 1769 - начале 1770 года перевел первую песнь поэмы Вергилия «Энеида», и изначально «Елисей» являлся пародией на этот «официозный» перевод, прославлявший Екатерину II.
Во-вторых, это диалог с античностью, которая наравне с переводом В.П. Петрова образует интертекстуальный фон комической поэмы В.И. Майкова, чтобы, вызвав читательские ассоциации с известными античными образами и сюжетами, придать большую комичность своим героям и их поступкам. Согласно современным методологическим подходам к анализу художественного текста, важной составляющей анализа произведения является осмысление интертекстуальных связей. Интертекст - это изначально диалог с предшественниками и современниками, который позволяет читателю постичь авторский замысел во всей полноте, поместить произведение в контекст литературной традиции. «Прочтение текста - акт одноразовый и вместе с тем оно сплошь соткано из отсылок, отзвуков, которые проходят сквозь текст и создают мощную стереофонию» (Р. Барт) 1. Анализ интертекстуальных связей помогает увидеть и понять автора, осознать как его включенность в традицию, так и его индивидуальное мировидение, и в конечном счете более глу-
1 Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косико-ва. - М.: Прогресс, 1989. С. 418. (http://tululu.org/ read55832/231/)
боко осознать произведение.
В качестве третьего уровня диалога, разворачивающегося в поэме В.И. Майкова, мы выделяем эстетический диалог автора с литературными предшественниками и современниками, присутствующий в многочисленных лирических отступлениях.
Четвертое - касающееся уровня поэтики - направление диалога - это «присутствие» в ирои-комической поэме элементов, связанных с самыми разнообразными жанрами, то есть своеобразный жанровый полилог, придающий поэме В.И. Майкова уникальность и неповторимость.
Рассмотрим каждую из этих диалогических линий в отдельности.
Диалог В.И. Майкова с переводом «Энеиды» В.П. Петрова
Доподлинно известно, что в своей поэме «Елисей, или Раздраженный Вакх» В.И. Майков в образе начальницы Калин-кинского дома зло высмеивает императрицу Екатерину II. Сама по себе поэма В.И. Майкова задумывалась как сатира на перевод «Энеиды» В.П. Петрова. В.А. Слободина отмечает, что эпизоды в Калинкинском доме пародируют ряд фрагментов «Энеиды». На это обращает внимание сам поэт, уподобляя своих персонажей Энею и Дидоне. Комическое совпадение деталей очевидно: облако, скрывающее троянского героя по пути в Карфаген; подарок Ермия, позволяющий Елисею сбежать из тюрьмы; битва троянцев с греками и драка зимогорцев с валдайцами; самоубийство безутешной карфагенской царицы и сожжение портков вероломного ямщика2. Высмеивая язык и стиль литературного оппонента, В.И. Майков трансформирует также и образы переводчика «Энеиды». Одним из ключевых образов можно считать образ Дидоны, который у В.П. Петрова аллюзивно соотносится с образом императрицы. В своей поэме придворный поэт использует часть мифа, чтобы создать образ справедливой чужестранки, стремящейся всеми силами укрепить своё государство и путем войн, и путем просвещения. Однако мифологическая основа этой истории, тактично упущенная из вида В.П. Петровым, заканчивается уходом Энея,
2 Слободина В. А. Указ. соч. С. 455.
который предпочел воинскую славу любви, и самосожжением Дидоны, проклятием влюбленной женщиной изменника и пред-речением вечной войны её Карфагена и его Рима. В.И. Майков особое внимание уделяет именно этой, пропущенной, части мифа:
Как отплыл от сея Дидоны прочь
Эней,
Но оная не так, как прежняя, стенала
И с меньшей жалостью Елесю вспоминала:
Она уже о нем и слышать не могла.
Портки его, камзол в печи своей сожгла,
Когда для пирогов она у ней топилась;
И тем подобною Дидоне учинилась
(112).
А.А. Моисеева отмечает, что, кроме прямых параллелей, есть ещё и неявные параллели. Исследователь выделяет сопоставление В.И. Майковым образов императрицы и Венеры. А.А. Моисеева обращает внимание, что Екатерину часто отождествляли с богиней любви. Известен миф, в котором Венера изменила своему мужу и далее была выставлена на всеобщее осмеяние. В.И. Майков в своей поэме использует этот мифологический сюжет, хотя и не называет богиню по имени. Автор, по мнению А.А. Моисеевой, проводит параллель между эпизодом измены Венеры и эпизодом встречи начальницы Калинкинского дома с Елисеем с помощью одинаковых слов: «жен честных»1.
Об измене Екатерины своему супругу с красавцем-графом Орловым, которого также можно легко соотнести с образом Марса - бога войны, известно было ещё современникам. Этот факт обыгрывается в поэме В.И. Майкова в следующих строчках:
Вулкан на Устюжне пивной котел ковал,
И знать, что помышлял он к празднику о браге.
Жена его была у жен честных в ватаге,
Которые собой прельщают всех людей;
Купидо на часах стоял у лебедей;
Марс с нею был тогда, а Геркулес от
1 Моисеева А.А. Екатерина Вторая как объект сатиры в поэме В.И. Майкова «Елисей или Раздраженный Вакх» // Новый филологический вестник. №4 (27). 2013. С. 65-66.
скуки
Играл с робятами клюкою длинной в суки (87).
Третий образ, с помощью которого В.И. Майков высмеивает императрицу, -это образ Цереры. Первым, и основным признаком сопоставления образов служит факт издания Екатериной указа, согласно которому курение пива становилось государственной монополией. В поэме именно Церера стала виновницей ущемления Зевсом прав Вакха.
Я слышал, некогда Церера здесь просила,
И вот прошения ее какая сила:
Что весь почти спился на свете смертных род... (85)
Высмеивает В.И. Майков и излишний рационализм Цереры, подчеркивая чуждость его Елисею, намекая на чуждость менталитета императрицы русской жизни:
Церера ж во своем прошеньи пишет
ясно,
Что быть свободному вину не безопасно;
Коль так оставить, то сопьется целый свет,
А земледелие навеки пропадет (85).
Не забывает поэт подчеркнуть деспотизм и жестокость богини, которая, ущемляя Вакха, отбирает у людей их душевное веселье: «Вино сердца бодрит, желудки укрепляет,/И словом, всех оно людей увеселяет» (105).
Идеализированный образ монархини, созданный придворным поэтом В.П. Петровым, ненавязчиво развенчивается автором «Елисея». Тонкая ирония и подтекст, к которому обращается В.И. Майков, делает образ Екатерины-Дидоны сатирическим. Немногие поэты того времени способны были иронизировать над царицей и высмеивать ее пороки, так как сама по себе поэзия классицизма предполагала установку на мудрого, справедливого и просвещенного монарха.
Диалог с античностью
В поэме «Елисей, или раздраженный Вакх» В.И. Майков обращается к античным образам и сюжетам, чтобы на основе читательских ассоциаций придать большую комичность своим героям и их поступкам. Одним из мифов, к которым обращается по-
эт, становится миф о троянской битве. Именно как война с Троей интерпретируется кулачный бой в «Елисее.». Так, одного из купцов поэт сравнивает с известнейшим из героев троянской битвы - Аяксом, которого считали равным по доблести богу войны Аресу. Аякс неоднократно побеждал Гектора и соревновался с Одиссеем за звание храбрейшего из воинов. Но сравнение с одним героем для В.И. Майкова показалось недостаточным, и поэт упоминает ещё одного героя троянской битвы - Диомеда (Диомида). Согласно представлениям антико-веда В.Н. Ярхо, Диомед был не просто героем троянской битвы, а являлся древнейшим военным божеством Арголиды1. Упоминание этих двух героев в поэме для воссоздания образа купца в кулачном бою создает контраст между Троянской битвой и кулачным боем:
Так новый сей Аякс, иль паче Диомид,
Имея на челе своем геройский вид,
Вломился и делит кулачные удары:
Побегли ямщики, как робкие татары (131-132).
Центральной фигурой в троянской битве был Ахиллес. Именно с ним в конце боя и сравнивается Елеся: «И словом, он тогда был храбр, как Ахиллес» (133).
Есть в то же время показательные расхождения с мифом о Троянской войне. Согласно мифологическому сюжету, в Троянской битве Аякс вынес убитого Ахиллеса с поля боя. У В.И. Майкова унесли купца, в то время как Елеся-Ахилл остался невредим.
Ещё к одному мифу обращается поэт в строчках: «Не паки ли Зевес в громах к Да-нае сходит?/Не паки ль на нее он золотом дождит / Да нового на свет Персея породит?» (122) Согласно древнегреческому мифологическому сюжету, Даная - красавица царевна, была заточена в башню своим отцом, которому было предсказано умереть от руки внука. Громовержец Зевс наблюдал за красавицей с Олимпа и однажды пролился на нее золотым дождем, в результате чего и появился Персей, убивший во время состязаний своего деда. Этот мифологический
1 Ярхо В.Н. Диомед // Мифы народов мира. Электронная энциклопедия. URL: http://www. mifimrodov.com/d/diomed.html
сюжет талантливо обыгрывается В.И. Майковым: «Не Зевс, но сам ямщик встает из-под кровати, / Идет с купецкою женою но-чевати» (122). Ямщик сравнивается с Богом, а жена откупщика с Данаей: «Что делается с ней, сама того не зная, / И тем-то точная она была Даная» (122). В мифе Зевс-громовержец проникает к Данае в виде золотого дождя. У В.И. Майкова прикрытием для Елеси является гром.
Введение античных мифологических сюжетов позволяет на схожести образов героев и ситуаций полнее раскрыть комический замысел автора. Высмеивая своих героев, упоминая лишь одну черту мифологического персонажа, автор «Елисея.» дальнейшее описание поступков и внешности выстраивает на противопоставлении с античным образом. Так, например, образ старухи-ведьмы в сравнении с мифологической Медеей выглядит не только комично, но и убого. Согласно мифу, Медея - молодая красавица-колдунья, которая умела не только готовить снадобья и использовать заклинания, но и оживлять людей. Она помогла Аргонавтам, стала женой Ясона, избавила один из городов от змей, помогла победить великана. Образ Медеи в древнегреческой культуре близок к образам богинь. Автор «Елисея...» нарочито снижает образ и называет Медеей старуху-ведьму, выделяя только то, что Медея - колдунья:
Уже сия идет, опершись на костыль, Имея при себе бобы, коренья, травы И многие при том волшебные приправы. Громовы стрелки тут, иссохлы пауки, Тут пальцы чертовы, святошны угольки,
Которых у нее в мешке с собой немало; И в сем-то знанье сей Медеи состояло
(125).
Для поэта важны не заслуги Медеи, не ее помощь героям-аргонавтам, а то, что она умела готовить снадобья. Старуха у В.И. Майкова пришла на помощь откупщику, которого сложно считать положительным героем.
Еще одним мифом, к которому обратился поэт, является миф об Алкесте и Адмете. Согласно мифологическому сюжету, Адмет был другом Аполлона, попросившего у Зевса бессмертия для царя. Зевс
согласился, но с оговоркой, что вместо Адмета в назначенный час в Аид должен будет спуститься кто-то другой. Когда пришло время Адмету умирать, никто, кроме его молодой супруги, в Аид спуститься не захотел. Царь был безутешен и даже не вышел встретить своего друга, Геракла. Геракл спас от Танатоса Алкесту и вернул ее в царство живых. Этот мифологический сюжет приобретает у В.И. Майкова комическую окраску и трансформируется. Так, Аид представлен в виде жаркой бани:
Переменяется приятный в бане пар
На преужаснейший и им несносный жар...
... Во всей вселенной их единый стал
г
климат:
В ней прежде был эдем, а ныне стал в ней ад (120).
Собственно побег Алкесты с Геркулесом из Аида трансформируется в побег из бани откупщика и его жены: «Приходит обоим из бани убираться... / И оба через двор побегли наопашку - / Альцеста тут жена, а муж стал Геркулес» (120). Если в греческом мифе Геркулес, победивший Та-натоса, беспрепятственно выносит из Аида Алкесту, то у поэта Геркулес, в лице откупщика, в неравном бою с собакой получает ранение: собака откупщика названа адским Цербером, который бросается на купца: «Влепился к новому сему Ираклу в бок,/ И вырвал из боку кусок он, как из теста. / Укушен Геркулес, спаслася лишь Альцеста» (120).
Во всех мифологических персонажах, упомянутых В.И. Майковым, мы видим не слепое следование за античным сюжетом и трактовкой образов героя, а трансформацию этого сюжета, снижение высоких героических сцен и образов. Автор выделяет в каждом из античных образов одну главную, на его взгляд, черту и гиперболизирует её, доводя в образе своего персонажа до абсурда. Так, с помощью интертекстуального мифологического фона В.И. Майковым усиливается комический эффект в поэме.
Эстетический диалог поэта с читателями
«Елисей.» - одно из первых произведений в русской литературе, наполненных авторскими лирическими отступлениями,
которые позволяют В.И. Майкову открыто выражать свою эстетическую позицию. Большинство лирических отступлений посвящены поэзии и её творцам. Автор «Елисея...» открыто высказывается о своем отношении к истинным гениям, таким как
A.П. Сумароков и М. В. Ломоносов, и мнимым, таким, каким был, по мнению
B.И. Майкова, В.П. Петров:
Иной из них возмнил, что русский он Гомер,
Другой с Вергилием себя равняет,
Когда ещё почти он грамоте не знает;
А третий прославлял толико всем свой дар
И почитал себя не меньше, чем Пин-дар (88).
На страницах своего произведения поэт шутливо разговаривает с музой: «О муза! ты сего отнюдь не умолчи, / Повеждь или хотя с похмелья проворчи» (77), беседует со Скарроном как с закадычным другом: «А ты, о душечка, возлюбленный Скаррон! <...> Приди, настрой ты мне гудок иль балалайку,/ Чтоб я возмог тебе подобно загу-дить» (77).
Темы лирических отступлений поэта относятся к творческому процессу, рассуждениям о жанре бурлескной поэмы; автор рассказывает нам о своих литературных предпочтениях и о том, как появляется текст. Автор как будто поселяется на страницах своего произведения, укрупняя тем самым систему образов. Личное отношение В.И. Майкова к поэтическому творчеству проявляется в строчках, обращенных к Музе и связанных с размышлениями о поэтах-предшественниках: «Ах! нет, я пред тобой грешу, любезна муза, / С невеждами отнюдь не ищешь ты союза» (79). Поэт восхваляет М.В. Ломоносова и А.П. Сумарокова, размышляет о своем месте среди поэтов и приходит к мысли, что в творчестве будет следовать за кумирами: «Итак, полезнее мне, мнится, самому / Последовати их рассудку и уму. / Уже напрягнув я мои малейши силы / И следую певцам, которые мне милы» (79-80). И несмотря на то, что в данной поэме В.И. Майков не следует за традициями М.В. Ломоносова, в одическом творчестве поэта ломоносовские традиции, несо-
мненно, присутствуют.
Поэт, по мнению В.И. Майкова, должен не только восхвалять, но и указывать на недостатки, высмеивать пороки. Именно это он считал своей первостепенной задачей, которая с успехом воплотилась в его «Елисее». Автор поэмы подчеркивает, что слепое подражание в искусстве - это не совсем верная художественная позиция, необходимо, соотносясь с личным эстетическим вкусом, избирать, что тебе близко в поэзии, а что нет. Категория индивидуального эстетического «вкуса» становится для В.И. Майкова определяющей.
Диалог жанров и текстов
О.Б. Лебедева отмечает, что ирои-комическая поэма В.И. Майкова соотносится со многими жанрами и текстами мировой литературы «эстетически, сюжетно, пародийно, ассоциативно»1. Кроме «Энеиды» Вергилия, которая является первоисточником сюжета «Елисея», «Тилемахиды» В.К. Тредиаковского, «Энеиды наизнанку» Скаррона и перевода первой песни «Энеиды» В.П. Петрова, можно выделить в ирои-комической поэме и аллюзии к библейским сюжетам, и обращение к лубочным повестям начала XVIII века, и внимание автора к рыцарскому роману, и, наконец, соотнесенность отдельных фрагментов поэмы с жанрами устной русской народной поэзии, такими как былина, бурлацкая песня, сказка, пословицы, причеты. Такое многоголосие, использованное автором «Елисея.», делает поэму уникальной и, как отмечает О.Б. Лебедева, соотносит стихотворный эпос В.И. Майкова с западноевропейским демократическим прозаическим романом, в котором сочетаются многие жанровые моде-2
ли .
Широко в своей ирои-комической поэме В.И. Майков использует аллюзии к Библии. Условно можно выделить три группы идиоматических выражений. Одни взяты из Библии, другие являются фразеологизмами, третьи - авторская трансформация библейских идиом. Можно выделить
1 Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века. Лиро-эпическая поэма 1770-1780 годов. URL: http://lomonosov.niv.ru/lomonosov/kritika/ leb-edeva-istoriya-literatury/liro-epicheskaya-poema.htm
2 Лебедева О.Б. Указ. соч.
выражение «не мечите бисер перед свиньями». Данная идиома пришла из Нагорной проповеди и обозначает бессмысленность объяснения своих мыслей и чувств тому, кто не поймет. У В.И. Майкова библейский афоризм звучит как «не сыплется сей бисер пред свиньями / Начто мне с дураком терять мои слова?» (84). Эту фразу произносит Юнона, когда Мом упрекает Зевса в том, что он у жены под каблуком. Вкладывая этот афоризм в уста Юноны, автор подчеркивает, что именно жена громовержца является главной в доме Зевса-пьяницы.
Еще один библейский афоризм «волк среди овец» В.И. Майков использует, чтобы показать, что под личиной девицы скрывается совсем не девица, а Елисей: «Красавицы того не ведают и сами, / Что между их ямщик, как волк между овцами» (94). В библейском значении этот афоризм значит, что среди верующих скрывается неверующий. И так же, как неверующий, прикрываясь овечьей шкурой, притворяется верующим, перерожденным, так и мужчина в женском одеянии не является женщиной, а всего лишь скрывает свою истинную сущность.
Кроме уже перечисленных эпизодов, можно обратиться к следующим строчкам В.И. Майкова о купце:
Год целый у него бывал великий пост,
Лишь только не был скуп давати деньги в рост;
И, упражняяся в сей прибыльной ловитве,
Простаивал насквозь все ночи на молитве,
Дабы господь того ему не ставил в
грех,
Казался у церквей он набожнее всех (118-119).
В этом отрывке автор высмеивает через аллюзию к христианским традициям скупость купца. Великий пост - время, когда все православные люди отказываются от мяса, рыбы, масла и другой пищи животного происхождения. Но купец жил впроголодь не потому, что беден, а потому, что копил деньги и стремился увеличить свой капитал за счет ростовщичества. Сребролюбие же - один из великих грехов, названных в Библии, поэтому В.И. Майков в этом от-
рывке создает ещё одну комическую ситуацию и высмеивает ложную добродетель и показную набожность.
Жадность в Библии представлена образом Валаама, который за богатые дары хотел «предсказать» царю мовиатян победу над израильским народом и был разоблачен ослицей, на которой ехал. В.И. Майков, упоминает об этом библейском персонаже не в традиционном ключе, а трансформирует образ, ориентируясь на внешнюю схожесть героев. Известно, что осел - ленивое и упрямое животное. У В.И. Майкова заупрямилась лошадь: «За лень ее своей дубиною пеняет; / Но как он тут свою ло-ишдушку ни бьет, / Лошадушка его не суется вперед» (102). А чернец, выехавший на поле боя, начинает предсказывать: «Он взъехал кое-как на холм и нас стращает, / И изо уст святых к нам клятву испущает» (102). Комичность ситуации усиливается снижением образа «вещателя пророчества», когда он вынужден бежать с поля боя:
Сей благочинный муж, увидя в нас упорство,
Сошел с коня и ног своих явил проворство,
Поспешнее того, как к нам он выезжал,
Явил нам задняя и к дому побежал (102).
Родившийся и выросший в Ярославской губернии, В.И. Майков, как и многие помещики-литераторы того времени, был хорошо знаком не только с православной традицией, но и с устным народным творчеством. Так, для создания комического эффекта автор вместо литературной формы «сильно смеяться» использует народную пословицу «изнадорвали всех читателей кишки», а фразеологизм «плясать под чужую дудку», то есть выполнять чужие желания, изменяется у автора «Елисея.» в «плясать по их свирели»: «И мнят, что должен он плясать по их свирели» (78). Пословица «черт дернул» у В.М. Майкова трансформируется в «И винен бывши сам, на дьявола пеняет» (95). «Черт дернул» в русском языке имеет семантику сожаления по поводу чего-либо сделанного1. Для того,
1 Курилова А.Д. Новый фразеологический словарь русского языка: более 8000 фразеологизмов. М., 2009. С. 741.
чтобы переложить на другого ответственность, люди вспоминают черта с его проделками. Не стал исключением и Елисей. Кроме уже обозначенных, в тексте поэмы встречаются следующие афоризмы, восходящие к народным выражениям: «червочка заморила» (92), «хоть ты его пытай» (94), «занес сюда лукавый» (95), «все попятились задами вон, как раки» (81) и пр.
Следует отметить, что В.И. Майков в эпизоде кулачного боя сближает свое произведение с былиной. О.В. Захарова отмечает, что этот эпизод - аллюзия к былине о Василии Буслаеве. Ученая считает, что кулачный бой, изображенный В.И. Майковым, связывает тип былинного героя с потребностью поэтов и писателей XVIII века в создании национально-исторического мифа2.
В.И. Майков использует в своей поэме и структурные элементы жанра сказки. Кроме трехкратного повтора и сказочной присказки, которую произносит Зевс: «А утро вечера всегда помудреннее» (85), в тексте наблюдается внутреннее построение поэмы, характерное для жанра сказки и рассмотренное В.Я. Проппом в его книге «Морфология сказки» . Так, изначальная ситуация в поэме - описание обиды, нанесенной Вакху откупщиками. По Проппу -отлучка. Есть и элемент вредительства -Юнона подает прошение Зевсу об увеличении стоимости вина. Тогда Вакх находит героя, который и будет являться тем, кто отомстит за обиду. Здесь мы наблюдаем нарушение запрета: Елеся едет в кабак. По законам сказки, такой герой должен попасть в беду. Так и происходит с Елесей: он попадает в тюрьму за дебош, откуда его спасает отправитель-Вакх, обратясь за помощью к Зевсу. Этот эпизод является противостоянием Зевса и Вакха Юноне. Далее, исходя из классификации Проппа, у сказочного героя должно быть беспомощное состояние. Именно в таком состоянии и находит Ермий Елесю в тюрьме. Здесь мы наблюдаем
2 Захарова О.В. Трансформация жанра былины (эпической поэмы) в русской литературе XVIII - XIX века. Вестник славянских культур. - 2018. - №50. С. 147.
3 Пропп В. Морфология сказки / Гос. ин-т истории искусств. - Л.: Academia, 1928. - 152 с. - (Вопр. поэтики; Вып. XII http://feb-web.ru/feb/skazki/critics/pms/PMS-001-.htm
первую функцию дарителя: Ермий переодевает Елесю, который спит богатырским сном. Следующий этап в мытарствах сказочного героя - это реакция на перемещение и получение волшебного средства. У В.И. Майкова читаем: «Какой меня, какой занес сюда лукавый» (95), «Она ему надежный стала щит» (95). Далее герой поэмы снова сталкивается с трудностями, но уже в Калинкином доме (в сказках это может быть, например, дом Бабы-Яги), откуда вынужден бежать (в сказках продолжить путь, чтобы выполнить свою миссию). И наконец, Елеся попадает в дом антагониста-откупщика. Как и в любой сказке, сначала В.И. Майков представляет нам облик антагониста, а потом облик искомого персонажа. В качестве награды в сказках, как правило, герой получает золото с помощью хитрости и силы. В поэме Елисей получает в награду жену откупщика с помощью волшебного атрибута - шапки-невидимки, глупости откупщика и помощи природы: грозы. Наказав откупщика тем, что разорил его подвал с винами, Елеся возвращается назад. Образ шапки-невидимки, как отмечает Р.Г. Назиров, - аллюзия к русским народным сказкам, в которых царевич с помощью шапки-невидимки спасает свою возлюбленную1. В поэме В.И. Майкова Елисей спасает свою жену. Далее, по структуре сказки, герой получает награду. Своеобразную «награду» получает и Елисей от Богов: героя отправляют рекрутом для исправления.
Ещё одним жанром, аллюзии к которому присутствуют в поэме В.И. Майкова, является рыцарский роман. Н.И. Пруцков отмечает, что рыцарские романы широко распространились в России XVIII века и были доступны социальным низам, превратившись в сказку со всеми характерными для нее атрибутами. В связи с этим ученый считает, что рыцарские романы как жанр особого влияния на поэму В.И. Майкова не оказали . Однако, на наш взгляд, В.И. Май-
1 Назиров Р.Г. Сказочные талисманы невидимости // Назиров Р.Г. О мифологии в литературе, или Преодоление смерти: статьи и исследования разных лет. Уфа: Уфимский полиграфкомбинат. 2010. С 43-60.
2 История русской литературы: В 4 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Редкол.: Н.И. Пруцков (гл. ред.), А.С. Бушмин, Е.Н. Куприянова, Д.С. Лихачев, Г.П. Макогоненко, К.Д. Муратова. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1980. С. 613.
ков неслучайно использует имена героев рыцарского романа.
Как любой жанр, рыцарский роман имеет свои типологические черты, среди которых можно выделить служение прекрасной даме, фантастику двух видов (волшебные события и предметы, а также исключительность героя), совершение рыцарями подвигов во имя личной славы, широкое использование как монологической, так и диалогической речи героев для раскрытия их мыслей и чувств. Как правило, в рыцарских романах у идеального героя соответствующая ему Дама сердца . В.И. Майков пишет: «О вы, преславные творцы «Венециана», / «Петра златых ключей», «Бовы» и «Ярослана»! / У вас-то витязи...» (92), подчеркивая тем самым сходство своего героя с рыцарями и настраивая читателя на исключительность Елеси. Автор действительно изображает «витязя», способного на подвиг ради личной выгоды: разорение откупщика. В поэме мы встречаем и фантастические элементы, о которых мы говорили выше, и жену ямщика, которая под стать своему «рыцарю». Но если в рыцарском романе культивируется образ идеального героя, то в своей комической поэме В.И. Майков обманывает ожидания читателей, и вместо героя-рыцаря и его добродетельной, верной, любящей жены мы встречаем маргинальных героев. В эпизоде, когда Ермий переодевает Елесю в женское платье, присутствует «молодка», «котора такожде любила сильно хмель» (92). В конце поэмы мы узнаем, что той «молодкой» была жена Елисея. Образ «Прекрасной дамы» - жены откупщика -отражает и дублирует образ героя поэмы. Женщина не только любит вино, но так же, как и ямщик, ради личной выгоды готова на измену, которая для нее является обычным делом, о чем читатель узнает из собственного рассказа жены Елисея о том, как она жила в работницах у немца, и барин был привязан к ней «как к ниточке игла», а жена
3 История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение: Учеб. для филол. спец. Вузов / М.П. Алексеев, В.М. Жирмунский, С.С. Мокульский, А.А. Смирнов; Предисл. Н.А. Жирмунской и З.И. Плавскина.- 4-е изд., испр. и доп.- М.: Высш. шк., 1987. URL: http://litena.ru/books/item/fD0/s00/ z0000047/st016. shtml
немца была «брюзглива, а больше этого она была ревнива» (116). В.И. Майков для создания комического эффекта использует типологические черты жанра, вывернутого «наизнанку», что стало заслугой поэта, так как жанровое мышление - одна из ключевых черт эпохи классицизма.
Неслучайно «Елисей, или Раздраженный Вакх» признан одним из лучших произведений В.И. Майкова. Анализ диалогических линий поэмы показывает, что автор использует многослойность. В поэме представлен не только диалог внутри жанра ирои-комической поэмы, ориентированной на пародирование героического эпоса, но и диалог с другими жанрами, среди которых и малые фольклорные формы, и переводные рыцарские романы, и античные мифы. И на каждом уровне диалог не статичен, он получает развитие как через трансформацию формы, так и при помощи нового прочтения известных образов. Кроме того, каждый уровень диалога раскрывается через эстетику авторского вкуса, в том числе и при помощи лирических отступлений и поэтического диалога с В.П. Петровым и читателями.
В основе поэмы В.И. Майкова - пародия, представляющая собой полемический диалог с В.П. Петровым, автором перевода «Энеиды» Вергилия, прославляющего Екатерину II. Высмеивая язык и стиль литературного оппонента, В.И. Майков развенчивает идеализированный образ монархини, созданный придворным поэтом В.П. Петровым. Поэт не побоялся, хоть и завуалирова-
но, высмеять пороки государыни-Дидоны. Диалог с античностью и рыцарским романом строится у В.И. Майкова на трансформации узнаваемых образов, что приводит к несовпадению реального действия и образа с ожидаемым, и в результате все описанные ситуации выглядят истинно смешными. Автор выделяет в каждом из античных образов одну главную, на его взгляд, черту и гиперболизирует её, доводя в образе своего персонажа до абсурда. Диалог с античными мифами позволяет В.И. Майкову придать большую комичность своим героям и их поступкам. Диалог жанров и текстов, с одной стороны, использует уже знакомый нам принцип несовпадения ожидаемого с действительным, а с другой - следует по композиционным «точкам» сказки, позволяя предсказать следующие этапы жизни героя и предугадать развитие действия. Использование малых форм устного народного творчества делает поэму простой и понятной, снижает ее пафос. Жанровое новаторство поэмы В.И. Майкова определяется также присутствием в тексте эстетического диалога автора со своими литературными предшественниками, диалога с музой и читателями. В этом диалогическом дискурсе раскрываются эстетические предпочтения В.И. Майкова, для которого определяющей является категория индивидуального эстетического «вкуса». Все это позволяет В.И. Майкову стать одним из первых русских поэтов, ставших на путь полемики с традиционным для классицизма жанровым мышлением.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика: пер. с фр. / сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. - М.: Прогресс, 1989. - 616 с. [Электронный ресурс]. - ИКЬ: http://tululu.org/read55832/231/ (Дата обращения 06.04.2020).
2. Гуковский, Г.А. Очерки по истории русской литературы и общественной мысли XVIII века. - Л.: Худ. литература, 1938. - 313 с.
3. Западов, А.В. Творчество В.И. Майкова // Майков В.И. Избранные произведения. -М.; Л.: Советский писатель, 1966. - С. 5-52.
4. Захарова, О.В. Трансформация жанра былины (эпической поэмы) в русской литературе XVIII - XIX века // Вестник славянских культур. - 2018. - №50. - С. 146-157.
5. История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение: учеб. для филол. спец. вузов / М.П. Алексеев, В.М. Жирмунский, С.С. Мокульский, А.А. Смирнов; предисл. Н.А. Жирмунской и З.И. Плавскина. - 4-е изд., испр. и доп. - М.: Высш. шк., 1987. - 415 с.
6. История русской литературы: в 4 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); ред-кол.: Н.И. Пруцков (гл. ред.), А.С. Бушмин, Е.Н. Куприянова, Д.С. Лихачев, Г.П. Макогонен-
ко, К.Д. Муратова. - Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1980-1983.
7. Казакова, Л.А. «Дабы живее мог я описать». Сумароковские традиции в творчестве В.И. Майкова // Русская речь. - 2010. - № 1. - С. 3-7.
8. Казакова, Л.А. Комическая трансформация сюжетной схемы эпопеи в поэме
B.И. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх» // Преподаватель XXI век. - 2008. - № 1. -
C. 95-98.
9. Курилова, А.Д. Новый фразеологический словарь русского языка: более 8000 фразеологизмов. - М., 2009. - С. 778.
10. Лебедева, О.Б. История русской литературы XVIII века. Лиро-эпическая поэма 1770-1780 годов [Электронный ресурс]. - URL: http://lomonosov.niv.ru/lomonosov/kritika/ leb-edeva-istoriya-literatury/liro-epicheskaya-poema.htm (Дата обращения: 06.04.2020).
11. Майков, В.И. Елисей, или Раздраженный Вакх // Майков В.И. Избранные произведения. - М.; Л.: Сов. писатель, 1966. - С. 74-135.
12. Майков, Л.Н. О жизни и сочинениях Василия Ивановича Майкова. - СПб.: Тип. И.И. Глазунова, 1867. - 56 с.
13. Макогоненко, Г.П. Пути развития русской поэзии XVIII века // Поэты XVIII века: в 2 т. - Л., 1972. - Т. 1. - С. 5-72.
14. Моисеева, А.А. Екатерина Вторая как объект сатиры в поэме В.И. Майкова «Елисей или Раздраженный Вакх» // Новый филологический вестник. - 2013. - №4 (27). - С. 64-73.
15. Назиров, Р.Г. Сказочные талисманы невидимости // Назиров Р.Г. О мифологии в литературе, или Преодоление смерти: статьи и исследования разных лет. - Уфа: Уфимский полиграфкомбинат, 2010. - С 43-60.
16. Николаев, Н.И. Русская литературная травестия. Вторая половина XVIII - первая половина XIX века: учеб. пособие для спецкурса. - Архангельск: ПГУ, 2000. - 119 с.
17. Николаев, Н.И. Жанр бурлеска в творчестве русских писателей 60-х-70-х годов XVIII века // О жанрово-стилевом своеобразии (по страницам литературы): сб. науч. трудов. - Ташкент: ТашГУ, 1985. - С. 85-95.
18. Пропп, В.Я. Морфология сказки. - Л.: Academia, 1928. 152 с. (Вопросы поэтики; Вып. XII) [Электронный ресурс]. - URL: http://feb-web.ru/feb/skazki/critics/pms/PMS-001-.htm (Дата обращения 06.04.2020).
19. Слободина, В.А. Мотив невидимости в поэмах В.И. Майкова и А.С. Пушкина // Вестник Башкир. ун-та. - 2011. - Т. 16. № 2. - С. 455-458.
20. Храмцова, М.В. Своеобразие художественного мира и героя поэмы В.И. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх» // Вестник северного федерального университета. Сер. Гуманитарные и социальные науки. - 2016. - № 6. - С 144-150.
21. Ярхо, В.Н. Диомед // Мифы народов мира. Электронная энциклопедия [Электронный ресурс]. - URL: http://www.mifinarodov.eom/d/diomed.html (Дата обращения: 06.04.2020).