CC BY
45
Г.В. Калиткина
ДИАЛЕКТНЫЕ СЛОВАРИ КАК ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК:
ОПЫТ РЕКОНСТРУКЦИИ ТРАДИЦИИ (Статья 2)1
Диалектные словари представляют собой гипертекст традиционной культуры. Комплекс среднеобских словарей позволяет реконструировать отдельные звенья традиции и проследить ее деформацию в XX в.
Диалектные словари позволяют проследить и деформацию питейной традиции, происходившую в Среднем Приобье в течение XX в. Типичная тактика бесед диалектологов с крестьянами-информантами и построение экспедиционных вопросников провоцировали прежде всего ретроспективный дискурс: старожилы описывают историю своей жизни, а также быт, характеры и нравы односельчан, увиденные через призму мироощущения и системы ценностей, актуальных в текущий момент [1]. Для текстов ретроспективного дискурса характерна рефлексия информантов по поводу изменений окружающей среды (Грибов раньше много было, ягодов, земляники [ЯГОДА, VII]2; В нашей же, в этой протоке чё был шшук, тайменей, нельмы, сиги — таперь и званья нету [ЗВАНИЕ, VII]), материальной культуры (Протуваров мало уж теперька [ТЕПЕ-РЬКА, VII]; Большинство отвыкли теперя от лошадей [ТЕПЕРЯ, VII]), социальных отношений (Теперь леги-стрируются, а раньше венцы надевали [ТЕПЕРЬ, VII]; В армии унтера были, а счас стержанты, а тода унтера были [УНТЕР, VII]), языка (А кладовку тогда «чуланом» называли [ТОГДА, VII]; Её таперь ромашкой зовут, а мы никак не звали [ЗВАТЬ, 4, VII]) [2].
Значительная доля подобных текстов приходится на описание деформации питейной традиции, произошедшей при жизни информанта. Подчеркнем, что рассказчик при этом не связывает себя какой-либо датировкой прошлого, в котором старожилы опирались на неискаженную традицию, - это время осмысляется как некое неопределенное «раньше, тогда». Точно так же неясной остается глубина временного среза, называемого «сейчас, теперь, нынче», когда традиция приобрела совершенно иное содержание: Ранешни-то года всё равно мало было вина. Это уж распустили... а раньше не хватало даже, пьяницам-то [РАСПУСТИТЬ, 3, VII]; На Петров день долго гуляли. Весело было. И пьяных-то никого не было видно. А счас-то скла-дынь сделают да напьются [СКЛАДЫНЬ, VII]; В старину больно гуляет, но таких хулиганств и таких пьянок не было. Ни за боже мой [НИ ЗА БОЖЕ МОЙ, V]; Выпивки — почти никто не пивал. Вот, я помню, у нас тогда шибко таких-то пьянок вот и не было. Конфеты, пряники накупим, но чтобы пьянка — нет [ПЬЯНКА, VI]; Тода как-то угошшались... по-культурному. Даже не пили так, чтоб стаканьями, были вот рюмочки таки, женски-то считались, а мужикам давали, конечно, уж стопки, побольше пили [ПИТЬ, 2, VII]; Так не пили. А счас добрался — набрался [НАБРАТЬСЯ, III]; А теперь люди такие. А что не жить. И легко, и хорошо. Все пьют, подурели они, что
ли? И тракторист, и машинист [ТРАКТОРИСТ, IV]; Все пьют, это что за срам? [ЧТО1, VI]; Это ведь редко по деревне найдёшь, чтобы не пьянствовал [ЧТОБЫ, VII]; А всяки пьют, да тут вина не могут навозиться, это чё тако [НАВОЗИТЬСЯ, VII]; Ну, счас, конечно, дисциплины нету: вот эта пьянка, наркотики да всяки-разны [НАРКОТИКИ, VII]; Свиньи же они нынче! Привыкли пить [СВИНЬЯ, 2, VIII]; Токо народ избаловался, пьют вино пьяницы, не дай Бог пьяницы! [ПЬЯНЧУЖКА, IV]; Пушше вино пить [стали] [ПУЩЕ, 1, VI]; Сейчас все обнаглели, все пьют, живут все хорошо, денег получают помногу [ХОРОШО, 5, VI]; Жисть хороша. Только на кулак слёзы мотают. Вся жисть поставлена на вине [КУЛАК, V]. Несогласие с подобным мнением представлено в словарях единичными контекстами: Раньше были пьянчуги тоже, что запивались [ПЬЯНЧУГА, III].
Анализируя данную деформацию, вначале коснемся тех аспектов, которые отнесены в статье 1 к конститутивным чертам традиции. Во-первых, дозволенность/не дозволенность алкоголя поддерживала и объективировала древнейшую оппозицию сакрального и профанного времени, пронизывающую все элементы традиционной культуры. Однако к последней трети XX в. годовой цикл в значительной мере утратил оп-позитивность составляющих его отрезков времени, чему способствовал ряд факторов, в том числе и постоянная дозволенность алкоголя. Спиртное стали пить не только в профанное время, но и в сельскую страду. «Нивелировка» времени характерна и для суточного цикла: пьянство сделалось нередким явлением в дневное, то есть рабочее время: Покров ещё быват — выпьем. [А] теперь как чуть, так выпиваем [ВЫПИВАТЬ, IV]; Складыню каку соберутся, выпьют, а мне некогда [СКЛАДЫНЯ, I]; В воскресенье кажное пьянство: то складчанку, то пол-литру купят [СКЛАДЧАНКА, II]; Что вы, разве в рабочее время пили раньше? Мне счас и в голове не помещается [ПОМЕЩАТЬСЯ, VIII]; А счас погляди: ждём с работы ись, а он идёт, как свинья, пьяный [СВИНЬЯ, VII]; И пьёт, и на работе, штаны болтаются, двужильный какой-то [ДВУЖИЛЬНЫЙ, VIII].
Во-вторых, почти полностью исчезли возрастные ограничения, охранявшие в традиционной культуре не только моральные устои, но и физическое здоровье молодежи: Кака деревня была? Нет, не така. Не скажу, чтобы лучше жили, но пили меньше, а сейчас нау-лукаются и по улице шарашутся: ни народу, ни кого не видят. Идут, шары зальют. Это молоды-то [ШАРЫ, III]; Счас хоть и жисть лучше пошла, а разврату та-
кого не было: вчерась молодёжь пьёт вино, а раньше не пил. А счас — водкой заливаются [ЗАЛИВАТЬСЯ ВОДКОЙ, III]; Молодёжь стал водку пить. Девочки пошли по деревне, гуляют [ВОДКА, VII].
В-третьих, глубокая деформация традиции связана с утратой гендерных ограничений, иными словами, с пьянством женщин. Иллюстративные тексты словарей фиксируют разные стороны этого явления:
1) непосредственно факты привычного употребления алкоголя женщинами независимо от их возраста и социального статуса: Девкам русску бражку подать Инкинску надоть. Сёдня день бабий, выпьем ешшо [БАБИЙ, III]; Ведь раньше, Боже избавь, чтобы девочка вина выпила, а теперь чё, курят и пьют [ВЫПИТЬ, 2, VI]; Бабёнишка идёт. Тьфу! Напилась [БАБЁНИШКА, VI]; Эта бабочка пьёт да курит. Вот жись! [БАБОЧКА, 1, X]; Ой, чё творится, дак не дай Бог! Бабы-то пьют ешо. От край дак край! [БЫЧИЙ, XI]; Старуха уж была. Ну и всё равно хоть старуха, да и не шибко стара она была. Ну и любительница пить вино была, вино любила [СТАРУХА1, IV]; Неделю целу пьёт старуха, пенционерка, домой не хочет [ПЕНЦИОНЕРКА, VII]; Жена моя лыка не вяжет [ЛЫКО, X]; Вот угодил: жёнушка така, подружков таких цела изба, напьются [УГОДИТЬ, 6, VII]; Он пришёл, гыт: «Чё мне делать-то? Коровы ревут, а баба напилась пьяна да валятся» [БАБА, 3, VII]; Мать была — напьётся, на полу валятся, вся расхохлёна [РАСХОХЛЁННЫЙ, VI]; У меня сношеница, она вино пьёт, выпьет — и с ей плохо. Не пьяна. Не сопьётся, а пить пьёт. По два дня гулят [СПИТЬСЯ, IV]; Вот здесь есть одна, она фулюганит, она и пьёт. Дак про её сказать нельзя — она придёт и задавит [ЗАДАВИТЬ, 2, VI];
2) безусловное осуждение женского пьянства со стороны носителей традиции: Таперя больше пьянка... Ваш-то брат много стал пить: она стакан выпьет и не поморщится некотора. А раньше, если женщина пьяна, то позор ведь был [БРАТ, III]; Ну, мужуки пусть, а вот как женски пьют [МУЖИК, 1, III]; Пьют, и пьют, и пьют. Мужчинам уж простительно, а женщины молоды запиваются [ПИТЬ, 2, VII]; Это уж непростительно, женщине запиться [ЗАПИТЬСЯ, VI]; Женщины всё больше пьют, ну и мужчины [НУ И2, VI].
В качестве собственно новой традиции, широко отражаемой среднеобскими словарями, следует отметить повсеместное изготовление самогона (браги), что воспринимается как норма жизни: Чечас уж нет, чтоб кто пивса изладит: самогон гонят [САМОГОН, IV]; Мы сами гнали самогонку. У меня семья больша была. Муж, сыновья были, — всем погулять охота [ПОГУЛЯТЬ, 5, VI]; Вечером, где гонют самогонку, у них дым идёт [ДЫМ, VII]; Я пришла в магазин, а одна баба берёт тридцать пять бутылок этого сиропу. Яговорю: «Ты куда это?» Она гыт: «Чечас, — гыт, — захреначу на целу флягу [бражки], теперь в бутылочки вылью — во!» [ЗАХРЕНАЧИТЬ^Ц; Я говорю: «Ты заводила-то как, хороша была [брага]?» Она гыт: «На все сто». [СТО, X]; Привёз десять килограмм сахару, банку трёхлитрову — нагнал пятилитрову. Вот сколько! Тут можно обпиться! [ОБПИТЬСЯ, VII]; Брагу изделали — варенья были у меня, я варенья полила да, у
нас сестра была в гостях [ПОЛИТЬ, 3, VI]; Вот Вера Прокофьевна — ох, она мастерица была гнать самогонку! А от мама у меня не умела. А та прямо наладит, и бежит, как ручеёк [НАЛАДИТЬ, 6, VII]; Ну, эта тётка Авдотья, царство небесное, гнала эту самогонку [НЕБЕСНЫЙ, VII].
Гипертекст среднеобских словарей позволяет почти полностью восстановить технологию изготовления самодельных алкогольных напитков. Несмотря на то, что часть контекстов имеет отрывочный характер, совокупность их вполне информативна3: Медовуха — это из мёду, положь дрожжей, вот и медовуха [ДРОЖЖИ, VII]; У кого колодки, пчёлы, те мёд варют. Вскипятят воск, воды туда. Когда остынет, тогда заквашивают дрожжами. Сладка она, медовуха [МЕДОВУХА, I]; Медовуху варят. Мёд вырезают и кладут в корчагу. Горячей воды налить и поставить в печку русску, сделается вощиной. Воск сверху, вода снизу [ВОЩИНА, IV]; Картошку наморозят ведра два, растолку её настолоть, а потом разводят, и это, хмель сварят, дрожжи — туда, в кадку [НАМОРОЗИТЬ, VII]; Вот ржаной муки ведро и картошек заморозишь ведро. Ето всё, кипятку выльешь, размешать, расхолодешь. Ведро дрожжей сваришь хмельных [РАСХОЛОДЕТЬ,^]; Солод делали, положут зерно — рожь, чтоб она проросла, а тоды на мельницу. Со-лодец сладкий на квас. Сусло сладкое такое или пиво. Корчаги глиняны — солод туды [СОЛОД, IV]; Бочки изюма накупят. Сцяс брагой зовут, а тода «пиво». Хмеля положат туды. Корчага, туды сена накладут и в печку пихают. Он уж солодет [СОЛОДИТЬ, VII]; Наладишь её самогонку. Наладишь её, — стоит, стоит, — тода она хороша была [НАЛАДИТЬ, 6, VII]; Закиснет всё, а потом процедишь всё в другую кадушку. Цедят, обвязывают, киснет долго пиво [ПРОЦЕДИТЬ, IV]; Раньше боль-ши чугуны были, покупали всё. Корчаги были для хранения кваса. Корчага — большой чугун, на дне дырочка, затыкается палочкой. Рожь кладут, она прорастает, надо размолоть. Заваривают сусло сладкое, текёт бордовое, густое. Заваривают сусло, делают квас или брагу. Теперь эти корчаги не держим [КОРЧАГА, V]. Кладёшь дрожжи и растворишь, и поставишь яйца, масло. Царёво вино! [ЦАРЁВО ВИНО, V].
Еще одна сторона, связанная с распадом традиции, которая детально фиксируется в словарных иллюстрациях, -это последствия пьянства. Возникает пестрая картина физиологических, правовых, экономических и социальных отклонений от нормы. Информанты отмечают:
1) физиологическую реакцию организма на алкоголь: Ох, с похмелья всю башку разломило! [БАШКА,
III]; Варвара, я тебе не подаю-то вина, а то у тебя ешо голова заболит, плохо бы тебе не было бы [ПЛОХО, 3, VI]; Это наёмна хворость. У меня за то голова болит, что я в Комаровой вина пила, а здесь — пиво, бражку [НАЁМНЫЙ, VIII]; Из аржаного хлеба самогонку делали. Варил. Двое суток пили. Переблева-лись [ПЕРЕБЛЕВАТЬСЯ, III]; Он молоденьки был. Как напоили, он свалился под лавку. Как блевал, так и потерял зубы [БЛЕВАТЬ, III]; Сходит, выпьет да мимо сядет сундука-то [ВЫПИТЬ, 2, VI]; Ну и она пошла. У Вере подпила. Да от неё до Георгия Димитрича пошла, там напилась. Нахлесталась так, что токо до ворот дошла и упала. И пим потеряла [НАХЛЕ-
СТАТЬСЯ, VIII]; А я говорю: «Ну, бабёнки, ладно, давайте покамесь по первой выпьете, а я пойду этой, свинюшке, дам [корм], а то, говорю, я выпью, так потом захмелею и забуду про неё [ПОКАМЕСЬ, 2, X]; Он, наверно, пьяный был? Ну, если свою картошку не узнал [КАРТОШКА, 4, VI]; Мой, бывало, так нахлещется, что еле ташшится [НАХЛЕСТАТЬСЯ, III]; Идёт пьяный, туда-сюда качается. Говорят: «Идёт, колесит» [КОЛЕСИТЬ, VIII]; Она пьяница, она уже на носу ездит [НОС, V]; Он с похмелья прям ходить не может... сбельхиват его [СБЕЛЬХИВАТЬ, VI]; Валентин пьяный. Я на него напахнул — его и вовсе трясёт. Ит меня напахнуло водкой, он весь затрёсся [НАПАХНУТЬ, VI]; Помнишь, когда я напился? В уматинушку пьяный был, первый раз сознание потерял [ПОТЕРЯТЬ, VII]; Нормального человека [взять], выпьет, и то уже... шарики так не работают [НОРМАЛЬНЫЙ, 2, VI]; У внучки моей муж пил-пил, да вот девочка родилась уж така красивенька, а в голове яма, без соображения совсем, дурочка, однем словом [ГОЛОВА, VIII]; На него [пьяницу] смотришь, а он даже на человека не походит. Дикий. И действия его все дикие. Человечество-то всё теряет... Никто плохо никогда не говорит... Что вот, давай, жри, пей вино, твори чудеса. Все воспитывают. Откуда всё это наружу-то выплыват, чёрт его знат [ЧУДО, VI];
2) травматические повреждения (вплоть до летального исхода), которые причиняет себе пьяный: Напьётся пьяный и дикует, один залез в воду и утонул. Дурной человек. Он разве не дикой — бегат ночью, стучится [ДИКОЙ, 2, VI]; Сын тоже утонул было, вы-пимши был [ВЫПИМШИ, X]; С парому упал парень, а был пьяный, и утопился. Вот тебе и утопленник [УТОПЛЕННИК, IV]; В Белом Яру сын жил, напился пьяный, ушёл в болото и умер [ХИМИК, X]; Отец ему говорил: «Что тебе плохо будет, то удавись...» Сын пропил всё, вплоть до ручки. Он пошёл не давиться, а топиться [УДАВИТЬСЯ, IV]; У нас один мужчина повешался. Бутылка заставила. Рюмка сгубила его [БУТЫЛКА, VIII]; Один от жизни удавился. Братовья были ешшо. С бабой жить не захотел. Это только вино играт. Дурность на себя напускают. Или не хо-чут жить [НАПУСКАТЬ, 3, VII]; И брат удавился с пьянки [ПЬЯНКА, 2, X]; Мужа много лет нету: сгинул где-то, видать, пьяным напился и пропал [СГИНУТЬ, X]; Отец тоже пил. Одне наняли его дрова пилить, а он одёжу не одел, пошёл, в марте, да не в тот проулок попал, замёрз [НАНЯТЬ, VII]; И он его и напоил, знаешь, какой из сахару делают перегон. Как, видно хватил — его и за сердце поймало [ПОЙМАТЬ, VI]; Бело-горячка больше от водки. Пил-пил да и белогорячкой и заболел, так говорят же?.. Да пошто он горит? Дураком делается, бредит [ГОРЕТЬ, 7, VI]; Помер у ней один, с вина сгорел Степан [СГОРЕТЬ, VI]; Половина здесь похоронено. Всё с вином [С, 14, VI];
3) хулиганские действия и преступления, совершаемые в состоянии опьянения: Тода меньше убийства было, а счас нажрутся пьяные, да и давай драться до смерти [НАЖРАТЬСЯ, 2, X]; Нажралси вина да раз-диковалси [РАЗДИКОВАТЬСЯ, I]; Они там с зятем, с шестриным мужем, напьются пьяны, совет не брал, до драки дело доходило [БРАТЬ, VI]; Напьётся — так
как ошшелет. И глаз было выкопал [жене], и так бьёт её, Гальку-то, ага [ОЩЕЛЕТЬ, XI]; А зять как выпьет, так и начинает копытить [КОПЫТИТЬ, V]; Куражливый — когда напьётся, вот и давай куражиться [КУРАЖЛИВЫЙ, IV]; Пьяные напьются и нагрубиянят друг другу, между собой грубиянятся [НАГРУБИЯНИТЬ, III]; А счас неинтересно. Молодёжь водку пьют, драка бывает, палисадники ломают, с палками да солдатами бегают [НЕИНТЕРЕСНО, VII]; Когда было отцу лет двенадцать, он всё с попом, а токо водку пили, гуляли, чужих попадьёв гоняли... [ПОПАДЬЯ, IV]; Нонче напились все. У нас сегодня раздребезжили дрова [РАЗДРЕБЕЗЖИТЬ, 2, VI]; А парень выпимши был, не понял, говорит: «Публика, не расходитесь, счас всё интересней будет». Ему надо было стрельнуть в себя, а он зарядил, мы и не знали. Он стрельнул — осечка... [ВЫПИМШИ, V]; Ты его пьяного гони, чтоб не брякал лишно [БРЯКАТЬ, III]; А ребята-то думали, что напился мужик, вот и городит город [ГОРОДИТЬ ГОРОД, V]; Ну, а когда выпили по стопке да по другой, это, уже завеселели... И дошло и до матерных песен [ДОЙТИ, 6, VI]; Напьются, песни напевают матерски и всяки-разны [МАТЕРСКИЙ, X]; Облаять — это уж облает пьяна, всяко обзовёт. Матерится она, такими худыми словами, всяко [СЛОВО, VI]; Не дай Бог, это вино проклято, как вот у меня сынок: он обгавкат, обматерит, это всё напосле какой-то станет, просто стыдно [ОБГАВКАТЬ, VIII]; А он говорит: «Я никак не могу, раз я нехороший в вине» [ВИНО, VII]; Он пьяный-то ить чёрт настояшшый, рога приделать [ПИТЬ, X]; Она худа пьяна, шибко худа. Так раз схватила пелемян-ницу за волосы — и тащит [ПЕЛЕМЯННИЦА, V];
4) обнищание пьяницы и его семьи: У, гад! Пропил всё, а теперь ползком ползаешь! Не будет тебе мово прощения [ПОЛЗКОМ, IV]; А то все деньги в бутылку склал, все деньги пропил [СКЛАСТЬ В БУТЫЛКУ, X]; Тут не знай, как копейку заработать, а они пропивают [. ] Они все мужики тут пьют да гуляют [ПРОПИВАТЬ, IV]; Муж — пьяница несусветный: чё заробит, то пропьёт [ПЬЯНИЦА1, IV]; Вырабатывает [сын] каку-то нефту богату. А чё толку? Винишко было, приедет, попропьёт всё [ПОПРОПИТЬ, VI]; Мужик все справки пропил, попродавал, и я осталась без пенсии [. ] Так вот, старика выгнала, не стала с ним жить [СТАРИК2, IV]; Он гармонис присмёртный, плясун — всё, говорит, пропью, а баян не пропью [ПРОПИТЬ, VII]; Я топерь мечтаю: кабы знал, когда умрёшь, я продал бы его [дом] да пропил бы [МЕЧТАТЬ, V]; У которых не было бань: лень строить, нет возможности или пропьётся [ПРОПИТЬСЯ,
III]; Дрова увезут. Пропьёт, ничего не везёт [УВЕЗТИ,
IV]; Нет ничё, голы-босы, а сами пьют [ГОЛЫЙ-БОСЫЙ, V]; Какой он хозяин! Ему вши гасник переели: денег в дом не носит, пьёт, толку от него нет! [ВОШЬ, VIII]; Муж — пьяница. Ну, где для пьяниц место? Уехали, всё [хозяйство] размотали [РАЗМО-ТАТЬ2, VI]; Мне двадцать рублей [пенсии] хватает. Это кто в бутылку заглядыват, так тому не хватает, а мне хватает [ЗАГЛЯДЫВАТЬ, X];
5) двойственное отношение общества к пьяному как недостойному человеку: с одной стороны, он должен
быть наказан, с другой, он не может защитить себя от различных посягательств: Решили, что ежели товарищ Палкин будет замечен в пьянке, безо время будет снят с работы без правления колхоза [ПЬЯНКА, 2, X]; Все запиваются, мы их лишам. Надо сурьёзность к себе применить [ЗАПИВАТЬСЯ, VI]; Чё тут равнять с городом? Пьяный свалился — и голый проснулся. А у нас столкнут в сторону. Очистят и надолбят ешшо [ОЧИСТИТЬ, III]; Он напился пьяный, с его сняли кольцо [СНЯТЬ, 3, VI]; Повеселиться надо. Но втор-каться в самую пьянку... Меня набили вот так и так [ВТОРКАТЬСЯ, V].
Не менее подробно описывается влияние пьянства на девиантные межличностные отношения. Прежде всего информанты подчеркивают разрыв внутрисемейных связей на фоне того, что многопоколенная семья -одна из высших ценностей для традиционной культуры. Итак, результатом деформации питейной традиции становится:
1) распад семьи: Пил-пил, и она сказала: «Не надо мне такого мужа» [МУЖ, VII]; Ну, он пил, упивал. Она скоко прожила с ём да разошлась [УПИВАТЬ, VI]; Упиват. Ну и она упивала. Они расходились, а потом сходились [СХОДИТЬСЯ, VII]; Сын у знакомых, дак он, видишь, с пути сбился. Пил, пил, и с женой разошлись [СБИТЬСЯ, VIII]; Он худой пьяный — и разошлись от. Ну, она любила подружить с другими, правда [ПОДРУЖИТЬ, 2, VI]; Пил у той-то жене, она его выгнала [ВЫГНАТЬ, VII]; Он взял да и ушёл к ей на квартиру. Вот чё удрал! Она всё повытрясла у его, всё порасташшила. Он упивать стал. Пошло у их шумно всё. Она его выгнала [ШУМНО, 1, VI]; Мужа-то схоронила в Миколу. А потом приняла в дом другого. Он стал, лешак, пить, я его и погнала [ЛЕШАК, VIII];
2) принципиальная невозможность счастливой семейной жизни с мужем-пьяницей: Это самое несчастье с пьяницей жить [ЖИТЬ, 5,УГ]; Золовка моя была в девках, молоденька, принесла девочку. Я говорю: «Лучше посидеть в девках,чем какого-то пьяницу...» [В ДЕВКАХ, X]; С дочерью живу, замуж [второй раз] не попала. Куды с детьми? Свои не нужны, а чужи... Только забулдыжного ждать в дом [ЗАБУЛДЫЖНЫЙ, III]; Что, она будет с нём выпивать? Да на чёрт ты мне сдался, я ещё с тобой, пьяницей, стану [жить] [СДАТЬСЯ, X]; А второй-то [муж] жил, пил, так и жизни не было, не пошло. Не повезло [ЖИЗНЬ2,
IV]; Она молода была, дак отец её замуж не пустил, а потом сватался один, дак он уж больно пьянющий был: пьёт и пьёт, денно и нощно [БОЛЬНО, X];
3) невыносимая жизнь членов семьи и прежде всего детей: Не знаю, что с детями. Отец у их пьяница, шибко пьёт [ПЬЯНИЦА1, IV]; Родители тоже пьянствовали у неё, пили. Чё она хорошего видала? [ВИДАТЬ1, 4, VI]; Всё ведь на их [детей] глазах: и пьянки, и драки. Они, говорят, дерутся каждый вечер [ДРАКА, IV].
Интересно отметить, что ответственность за пьянство или трезвость мужа традиционная культура однозначно возлагает на жену: Хотели за Катюшку свататься. Ну, та бы его в руках доржала. Михаил говорит: «Это всегда у жены, в рукав тебя доржит, лишний раз не пустит [выпить]» [РУКА, VI]; Сын мой
средний выпить любит. Вот жена его в леченье отдала. Не стал он пить [ОТДАТЬ В ЛЕЧЕНЬЕ, V]; Раньше были пьянчуги, тоже запивались. Другой бы мужчина так бы не пил — так она его втравляет [ВТРАВЛЯТЬ, III]; Имой-то [сын] там остался, така угодила жёнушка, пил, пил и умер [ПИТЬ, VII]. Возможно, подобная позиция связана с тем, что деньгами на постоянные траты и нужды в крестьянской семье ведала именно жена: Деньги все у женских. А мужики с прискочками бегут, женски покупают вино [ЖЕН-СКА, VI].
Во второй половине XX в. алкоголь начинает выступать в среднеобских деревнях в функции всеобщей меры стоимости, т.е. заменяет деньги: Может, привезут кто-нибудь [доски]. Просить надо, выписать ли. А всё скажут: «Есть выпить?», подшшалкивают всё [ПОДЩАЛКИВАТЬ, VI]; А я пошла ворожить к маленькой бабочке, а она говорит: «Покупай мне вина» [ПОЙТИ, 10, VI]; Она попросила его лечить. Заплатила ему прекрасно. То ли бутылки ставила, то ли денег много выложила [ПРЕКРАСНО, VI]; Потом картошку мне попололи — тоже бутылоцку. Разрасходовала. Ещё одна [осталась] [РАЗРАСХОДОВАТЬ, VI]; Придётся вам красненьку покупать. Ну, вот, а ему, это, пропололи [КРАСНЕНЬКАЯ, VI]; Коля на работе был, а им шифер привезли: «Давай бутылку!», — требуют. Вот видишь, кака жись теперь [БУТЫЛКА, VII]. Ю.С. Степанов, правда, настаивает на том, что данная традиция только кажется современной, меж тем как корни ее уходят еще в русское средневековье, и приводит постановление 1699 г., где объявлены преступниками те, кто «вино дает за работу или мастерство больше ведра» [4. С. 307].
Контексты свидетельствуют о нередких случаях воровства у соседей самодельного и купленного алкоголя: Я у него наловил это... В кладовке водка была, в ванне стояла. А я залез на крышу, удочку сломал, сделал петельку, как белок-то ловил [НАЛОВИТЬ, VII]; Это фулиганьё. Они брагу утощут залезут, так я замыкаю избушку [ИЗБУШКА, 1, V]; На другой раз пришёл, две-то бутылки свистнул, видно [НА1, 9, VI]; Семь бутылок осталось. Там прошло сколько время, я спускаюсь — у меня пять [СКОКО, 2, VI]; А до этого у меня уташшили водку из подпольев [ИЗ, VI]; Она меня сильно огорчила: у ей потерлась бутылка водки... Теперь, значит, она говорит: «А чё это, чё это, твой внук» [ОГОРЧИТЬ, VII]; У Моти брагу украли, она Тане рассказала, а та, видно, при Ольге рассказывала. Таня, видно, Ольге сказала, а та мне: «А ты, баба Вера, долгоязыка, ты уж бабе Моте передала» [КВАСОК, 2, VI].
Словарные материалы фиксируют и борьбу с алкоголизмом, разворачивавшуюся в России во второй половине XX столетия с переменным успехом. На уровне правоохранительных органов преследовалось самогоноварение, нарушающее монополию советского государства на производство алкоголя:
1) в связи с этим распространилось доносительство: Брагу-то ишь боязно делать счас, прям страшно. Кто-нибудь попадёт под руку [ПОПАДАТЬ, VI]; А сосед узнал, взял и доказал. А брагу сделали в бутыли. Ну ладно, доказал [ДОКАЗАТЬ, III]; У тебя гово-
рят, брага есть, сосед доказывает, а по доказу мы должны проверить у тебя [ДОКАЗ, V]; Одна на одну стали доказывать. Доказывать, что у тебя брага есть [ДОКАЗЫВАТЬ, X]; Народ-то у нас какой пошёл, друг на дружку доказали, милиция приехала, всю бражку вылили [ДОКАЗАТЬ, V];
2) милиция производила обыски и изымала самогонные аппараты и произведенный алкоголь: Теперь ходют пишут насчёт самогонки. Из городу приезжал, допытывал. Из-за их женщину забрали [ДОПЫТЫВАТЬ, X]; Оделся в гражданску одёжу и говорит: «У вас нет ничего выпить, продать?» А она: «Есть». Ну и вытаскиват бутылку. «Продайте бутылочку спиртного. Сколь за неё?» Она говорит: «Двадцать пять рублей». А он утаскиват корочки: сотрудник [ВЫТАСКИВАТЬ, 1, VI]; Оне [милиционеры] пришли и захватили его, он гонит самогонку [ЗАХВАТИТЬ, 3, VI]; У него бразки нашли да вылили. Сцяс же строго из-за бражки-то [БРАЗКА, VII];
3) злостных самогонщиков штрафовали и даже судили: Он наладил брагу, да девчонкам понёс, поташ-шил. Его поймали [...] Топерь припасай, штраф сдерут [ПРИПАСАТЬ, VI]; Киномеханика посадили, год дали. Говорят, девчонок поил [ПОИТЬ, 1, VI]; А Петя-то изрядно закладывал и попал. Посадили, три года дали [ЗАКЛАДЫВАТЬ, 3, VI]; А в газете было: в Курлеке за полторы литры три года старухе [дали] и махротья-то все продать [ЛИТРА, VI];
4) хронических алкоголиков направляли на принудительное лечение: Кольку-то нонче лечить от пьянки удумали: пьют. Кака работа? [ПЬЯНКА, IV]; Я не от психу лечилась, а от алкоголя, антабусом. Восемь реакциев мне делали. Тяжело [ПСИХ1, X]; Она была то учётчиком, то бригадиром, ну а счас она (наши её всё угошшали, приглашали там, ценили, ну, она пила да курила, да, от вишь, спилась) в алкогольке лежит, где-то лечится [АЛКОГОЛЬКА, V]; Дорвался до бочки и в бочке лежит. Через вино и энта пострадала, и лечится. Пьёт и пьёт, и умом испортилась [БОЧКА,
V]; Сын мой средний выпить любит. Вот жена его в леченье отдала. Не стал он пить [ОТДАТЬ В ЛЕЧЕНЬЕ, V]. Впрочем, лечить от пьянства в среднеобских селах пытались и помимо больниц и ЛТП, подручными способами: Которы свинячим молоком пья-ницев поили, чтоб вино не пили, которы девки им веснушки сводили [СВИНЯЧИЙ, X].
Описываемые старожилами факты служили фоном, на котором как особое достоинство человека воспринимается (прежде всего им самим) поведение, которое описывается в народной речевой культуре емкой формулировкой «не пьет». Это выражение подразумевает, что человек вообще не употребляет алкоголь или всё же пьет спиртное, но редко и в таких дозах, которые не вызывают описанного выше девиантного поведения. (Циничные утверждения, что непьющих людей не существует вовсе, высказываются диалектоносителями крайне редко: Винишко выпиват. Один не пьёт — у кого денег нет да кому не подают [ПОДАВАТЬ^П].) Итак, среднеобские словари позволяют вычленить несколько воплощений общей формулы:
1) полное неприятие алкоголя самим информантом: В рот не брал этой чёртовой дряни. Я не только вод-
ки, пива в рот не брал [ЧЁРТ, X]; А ешо поматерива-юсь крепко, а спиртного не выпиваю. Загибаю! [ЗАГИБАТЬ, X]; А тут соседи у нас: «Ох, опять, наверно, выпили». А мы сроду, даже раз в год по обещанию когда стопочку. Вообще не пьянчужки [ПЬЯНЧУЖКА, X]; Никогда не пью, я не пьяница, не забулдыжка, не пью никогда [ПЬЯНИЦА1, IV]; Вино, водку не занимался, курить, пишет, мама, я бросил. Доверенность выслал [ДОВЕРЕННОСТЬ, VI]; Не будешь пить: хто нальёт-то? Я думаю, мне хоть налей, я не стала глотать бы [НАЛИТЬ, 1, VII]; Я же не пью вино, неудобно [НЕУДОБНО, 2, VII]; Чуть не пять лет на ссылке был. Билитировали. За то, что здесь сидел, документы есь. Ни с кем не ругался, держался за влась и вина не пил, а получился хуже всех [БИЛИТИРОВАТЬ, VI];
2) гордость родственников за члена семьи, как правило мужа или сына: Ну, из нашей-то родни никого не было пьяниц, все хороши были [ПЬЯНИЦА, VII]; У нас отец водку не пил, никогда нас не бил, не материл. До чё был хороший! [ЧЁ, VI]; Он у меня не скандальный, не пьёт, не курит, очень спокойный, хороший человек [ПИТЬ, 2, VI]; Муж-то у меня второй немоглухой. Вина не пьёт, только немоглухой [НЕМОГЛУХОЙ, V]; У Олежки оклад двести пятьдесят, водкой не заши-батся, помогат, пока неженатый, холостой [НЕЖЕНАТЫЙ, VII]; А зять-то разошёлся, он не пьёт, не-пьюшший, хороший [ЖИТЬ-РАЗОЙТИСЬ, IX]; У Зойки муж трезвой — золото не мужик [ЗОЛОТО, 3, VIII];
3) констатация факта относительно односельчан, которые воспринимаются информантом как «свои» (члены «мы-группы»): У нас немтуха вот здесь есть. Хороша женшшина, она девка, ей уж пятьдесят пять лет. Она непьюшша, негуляшша. Работница была хороша, работала в колхозе [РАБОТНИЦА1, IV]; Он водку не зашибат [ЗАШИБАТЬ ВОДКУ, III]; В ей семья есть. Мужик, двое детей. Хороший, говорят, мужик, не кидатся за вином [МУЖИК, 2, VI]; Гуляли мало. Он не гулеван был, не пьяница, такой смирёный [ГУЛЕВАН, IV]; Вот этот пьёт, а вот те ребята не такие [ЭТОТ, VI];
4) описание неких причин и фактов, в силу которых прекратилось обращение к алкоголю: Как схоронила теперь деда да сыночка, ни вина пить, ни плясать не стала [СХОРОНИТЬ, VII]; Отец со сватом спирту напился — и давай гореть с него. Насилу откачали. С тех пор и не стал пить [НАПИТЬСЯ2, IV].
Этот полюс моральных оценок уравновешивается осуждением пьющих: А ему чё? Пошёл счас к Ваське, да и напилси. Утром-то я его хорошенько взгрела. «Ты чё, — говорю, — не холостой теперь!» [ВЗГРЕТЬ, III]; Пьянушшый опять. Ругать его надо хорошень, ли как ли. Мёд-от продал он, пензию получают обои. А куда деньги девать? Детей нет, ни внучат, никого. Вот и пьют [ПЬЯНУЩИЙ, III]; Наташа говорит: «Дядя Лёша, тётя Надя, идите мамку поругайте, она пьёт». А мы, — говорят, — как её будем ругать? Мы ей не отец и не мать. А они научили её: иди, говорят, к участковому и позови, чтоб он ей дал хороший наказ [НАКАЗ, VII]; Я дак, например, никого так не зову. Вот пьяницев называю, ругаю, потому что пьёт каждый день, лезет в глаза [ВОТ, ОТ, 12, VI]; Я счас моло-
дёжь ругаю за выпивку. Говорю: «Что вы за выпивку взялись?» [ВЗЯТЬСЯ ЗА ВЫПИВКУ, V]. Что касается информантов, имевших когда-либо тесные отношения с пьяницами, то их позиция намного категоричнее: Ну и пусть все пьяницы околевают [ОКОЛЕВАТЬ, X]; Пьянчуга — пьяница, а пьяница — туда и дорога [ПЬЯНЧУГА, IV]; Они его ненавидят по рукам и по ногам: он пьяница [НОГА, VII].
В заключение отметим, что томские словари фиксируют и факты совсем недавней истории страны: в них отражена и знаменитая антиалкогольная компания 1985 г. (Не дай Бог это вино! Сейчас хорошо от Горбачёв изделал. Надо было лет за двадцать это изничтожить. Народу бы много живого было [ИЗДЕЛАТЬ, 3, VI]; Это бы вино совсем бы итменили. Только резьба, драка да убивства. У нас этого не было [УБИВСТВО, II]), и талонная система продажи алкоголя начала 1990-х гг. (Говорю: «Аня, так и так, говорю, Нина твоё вино выкупила, Коля свою бутылку сам выкупил» [ТАК, VI]).
Таким образом, гипертекст словарей делает возможной довольно убедительную реконструкцию питейной традиции, которая предстает в культуре старожильческого населения Среднего Приобья в качестве многоаспектного феномена. На протяжении XX столетия данная традиция претерпела значительную деформацию в совершенно определенном направлении. Это - размывание всех запретов: возрастных, гендерных, темпоральных, каузальных. Последнее поясним как снижение уровня мотивов употребления алкоголя, которые уже не имеют сакрального характера и даже не преследуют цель снять физическое или моральное напряжение (Нельзя не выпить хоть по рюмке с устатку [УСТАТОК, X]). Поводы для употребления алкоголя становятся все более профанными, мелкими, сиюминутными: Выпил бы для аппетиту, так налил глаза [НАЛИТЬ ГЛАЗА, III]; Выпьем для знакомства [ЗНАКОМСТВО, X]. К концу века поводом для употребления алкоголя может расцениваться получение или наличие денег: Счас ни будни, ни праздника: получка — пьянка, аванс — пьянка, бутылку в карман — и пошли [АВАНС, VII]; А мужики — как получка, так праздник. Жена если не успеет отобрать [получку], нахлёшшется [НАХЛЕСТАТЬСЯ, VII]; В месяц по два раза праздник был. Это счас водки нет, так и праздники отошли [ОТОЙТИ, 5, VI]. Так деформируется и суть сакрального времени.
Неизменным остался, пожалуй, только один аспект традиции: даже в минимальной степени значимое (сакральное) застолье по-прежнему немыслимо без алко-голя4: Часто танцуют, играют. Баян был. Потом опять требуют стол. Всё исключительно сладкое. Всё как на воздухе. Четвёртый стол — чай. Самогоночку
пили. Он, наверное, крепенько жил [КРЕПЕНЬКО, V]; Во время гулянки винишко выпивали, самогонку гнали [ВИНИШКО, II]; Соберут народ, банкетывают, гуляют, пьют вино [БАНКЕТЫВАТЬ, II]; Я ему всё напекла, наложила. Друзья наташшили вина, колбасы [НАТАЩИТЬ, VII]. Отсутствие по каким-либо причинам алкоголя5 или малое его количество воспринимается как позор для хозяев и неуважение к гостям: Приехал, а у нас мало выпивки. Ой, дак я бы не знай, куда бы скрыла глаза! [СКРЫТЬ, VI]; Яугошшаю, другой -он напьётся. Вот если приехал какой-нибудь, всё изоставь, а вина не будет - ето не угошшенье [УГОЩЕНЬЕ, IV]; Выходила замуж, вина не было на свадьбе. Ну и свадьба без вина! [СВАДЬБА, VII].
В заключение подчеркнем следующее: диалектные словари, еще по мысли В.И. Даля, должны научить читателя понимать жизнь народа. При том, что этот принцип разделяется всеми поколениями лексикографов, описывающих русские говоры, существует определенная разница в принципах организации материала в лексиконах. Современные словари этнографически насыщенной делают иллюстративную часть, в то время как в старых словарях она сосредоточивается в самой дефиниции. С правильностью победившего принципа заставляет согласиться многотомный среднеобский лексикографический проект: храня крестьянское многоголосие, он позволяет убедительно реконструировать тот или иной фрагмент культурной традиции, которая является вариативной и территориально, и хронологически. В целом областные словари - самый доступный на сегодняшний день источник диалектной лингво-культурологии, сохраняющий аутентичность взгляда носителей культуры, свободный от инокультурного восприятия и каких-либо инокультурных трактовок. Неслучайно еще в 30-е годы XX в. немецкие диалектологи настаивали, что «языковое сообщество позволяет создать однородное понимание и оценку процессов и впечатлений и тем самым того, что воспринимается как нечто само собой разумеющееся - взаимопонимание относительно того, что происходит внутри данного жизненного пространства» [7. С. 145]. При этом в собственно «этнографических описаниях соизмеримость материала достигается далеко не всегда: бывает заметной некоторая суммарность, “обескровленность”, прихотливая избирательность, неполнота рядов, умолчания типа «и тому подобное» [8. С. 200]. При этом даже традиционный диалектный словарь, где лексика, как правило, представлена в порядке, не имеющем никакого отношения к языковым структурам, если рассматривать его как гипертекст со многими «входами», оказывается намного адекватнее тому, что называется термином «картина мира».
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Статья 1 опубликована в «Вестнике Томского университета». 2006. № 291.
2. Здесь и далее после заглавного слова словарной статьи арабской цифрой отмечено значение многозначного слова, римской цифрой - том-
ский словарь.
3. Ср. с описанием технологии, приведенным в этнографической работе: «Из напитков особенно популярными были квас, брага и пиво. Квас и
брагу делали из овса, ржи. А пиво только из ржаного сусла. Хранили в глиняных корчагах, бондарных кадках, жбанах - лагунах, берестяных туесах. Сусло приготавливали способом, распространенным у русских крестьян Европейской России и Сибири. Сначала получали рощу - держали ржаное зерно в воде до тех пор, пока не прорастет. Затем рощу сушили и мололи. Размолотое зерно называли солодом. По мере необходимости солод парили в глиняных корчагах в печи. На это время устье печи закрывали заслонкой и замазывали наглухо гли-
ной. Распаренный солод разводили водой и процеживали через холст в длинном долбленом корыте - русле. Полученную таким способом темную сладкую жидкость называли суслом. Сусло ели с кашами и киселями, по мере надобности употребляли на пиво. Для получения пива в сусло добавляли хмель (иногда хмельную закваску), сушеную свеклу (от этого пиво приобретало черный цвет и было слаще) и парили в печи. После этого пиво еще квасили в прохладном месте в прохладном месте 4-5 дней. Сахар при этом не клали. Овсяную брагу готовили из овсяного солода с добавлением незначительного количество ржаного. Солод парили с хмелем. Приготовление этой браги аналогично описанному способу получения пива. К употреблению она была готова через сутки» [3. С. 78].
4. Следует отметить, что высказывалось и мнение о том, что праздники не всегда «освящали» алкоголь: «“Привязывание” к праздникам обяза-
тельного пьянства - явление более позднее и само оно - результат распада всей этой сложной структуры организации времени, которая, по-видимому, в более давние времена обеспечивала нашему предку эмоциональное равновесие. И распад этот начался именно с сокращения времени праздников» [5. С. 175].
5. Сошлемся также на материалы Е.В. Иванцовой, которая пишет: «Завершают ритуал потчевания извинения хозяйки «не взыщите с меня» за
недостаточно изысканные блюда, отсутствие чего-либо на столе: «От вишь, даже и бражонку не подала» [6. С. 144].
ТОМСКИЕ СЛОВАРИ
I. (СРСГ) Словарь русских старожильческих говоров средней части бассейна р. Оби / Под ред В.В. Палагиной. Томск: Изд-во Том. ун-та,
1964-1967. Т. 1-3.
II. (СРСГД) Словарь русских старожильческих говоров средней части бассейна р. Оби (Дополнение) / Под ред. О.И. Блиновой, В.В. Палаги-
ной. Томск, 1975. Т. 1, 2.
III. (СП) Словарь просторечий русских говоров Среднего Приобья / Под ред. О.И. Блиновой. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1977.
IV. (МДС) Мотивационный диалектный словарь: Говоры Среднего Приобья / Под ред. О.И. Блиновой. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1982-1983. Т. 1-2.
V. (СС) Среднеобский словарь (Дополнение) / Под ред. В.В. Палагиной. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1983-1986. Ч. 1, 2.
VI. (ПССГ) Полный словарь сибирского говора / Под ред. О.И. Блиновой. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1992-1995. Т. 1-4.
VII. (ВС) Вершининский словарь / Под ред. О.И. Блиновой. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1998-2002. Т. 1-5.
VIII. (СОС) Словарь образных слов и выражений народного говора / Под ред. О.И. Блиновой. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001.
IX. (СА) Словарь антонимов сибирского говора / Под ред. О.И. Блиновой. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2003.
X. (СДП) Словарь диалектного просторечья Среднего Приобья / Под ред. О.И. Блиновой. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2003.
XI. (ИССС) Идиолектный словарь сравнений сибирского старожила / Под ред. Е.В. Иванцовой. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2005.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бондарева Л.М. Особенности языковой картины мира в ретроспективном дискурсе // Studia lingüistica XII. Перспективные направления со-
временной лингвистики. СПб., 2003. С. 233-241.
2. Калиткина Г.В. Удвоение временных планов в вершининском говоре: взаимосвязь языковой и концептуальной картины мира // Современ-
ные образовательные стратегии и духовное развитие личности. Ч. 2: Язык в социо-культурном пространстве. Томск, 1996. С. 103-107.
3. Чагин Г.Н. Культура и быт русских крестьян Среднего Урала в середине XIX - начале XX века. Пермь, 1991.
4. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. М., 1997.
5. Касьянова К. А. О русском национальном характере. М., 2003.
6. Иванцова Е.В. Ритуал потчевания в традиционной народной культуре // Теоретические и прикладные аспекты филологии. Томск, 2004.
С. 141-145.
7. Радченко А.О. Понятие языковой картины мира в немецкой философии языка XX века // Вопросы языкознания. 2002. № 6. С. 140-160.
8. Журавлев А.Ф. Диалектный словарь как этнографический источник // Языкознание: взгляд в будущее. Калининград, 2002. С. 194-205.
Статья представлена кафедрой русского языка филологического факультета Томского государственного университета, поступила в научную редакцию «Филологические науки» 15 ноября 2006 г.
