CC BY
83
УДК 1(091)
Митина Любовь Сергеевна
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
lm-snowy@yandex.ru
ДЕТСТВО о. П. ФЛОРЕНСКОГО КАК ИСТОЧНИК ФОРМИРОВАНИЯ МИРОВОЗЗРЕНИЯ ФИЛОСОФА
В статье рассматривается вопрос о значении детства в формировании мировоззрения философа, богослова, ученого и искусствоведа П.А. Флоренского, разъясняется роль Кавказа как прообраза горнего и дольнего миров. Ключевые слова: антиномичность, время, детство, род, Флоренский.
В наше время является доказанным фактом основополагающее значение детства в формировании мировоззрения человека. Но едва ли многие целенаправленно прослеживают все те детские воспоминания, которые стали причиной становления их как личности (вести дневники давно уже не в моде), а если таковой интерес и возникает, то ограничивается отрывочными, наиболее яркими впечатлениями и воспоминаниями.
П.А. Флоренский в послании к своим детям, опубликованном под общим названием «Детям моим», дает подробный, насколько это возможно по прошествии многих лет после описываемых событий, анализ своих детских воспоминаний, где прямо говорит об их влиянии на его духовное становление. Причины формирования философских взглядов Флоренского мы можем ясно проследить на примере этого произведения.
Особое внимание обращает на себя почти дневниковая структура текста. Пометки, сделанные в начале каждого фрагмента о времени, а иногда месте и даже событии, соответствующем записи, и времени внесения поправок, позволяют говорить об особенном значении для Флоренского этой работы, о желании передать не только прошедшее, но и связанное с ним настоящее, поскольку координата времени для о. Павла имеет особое значение. Из своих детских впечатлений, связанных со структурой срезов горных пород, он вынес привычку смотреть на время как бы сбоку: «.. .Последовательность - это мой способ мышления, причем она воспринимается как единовременная. Четвертая координата времени - стала настолько живой, что время утратило свой характер дурной бесконечности, сделалось уютным и замкнутым, приблизилось к вечности» [6, с. 99]. Эта особенность и в последовательном (хотя и не всегда хронологически верном) выстраивании воспоминаний, в то же время составляющих единое целое, существующее в данный момент для Флоренского в концентрированном единстве.
В произведении «Детям моим» Флоренский обращается только к кругу мыслей, характеризующих его детские впечатления, начиная с самых ранних лет жизни, когда восприятие наиболее острое, а предметы и явления видятся ярче и отчетливее, чем взрослым взглядом.
Свое раннее детство Флоренский сравнивает с уединенным островом. Его родители фактически «выпали из своих родов» [6, с. 25]: мать - вследствие того что отец ее изначально был против брака, и она считала, что тем самым отошла от своих армянских корней (хотя значимость рода и предков ею сознавалась едва ли не более, чем всеми остальными в семье); отец же решительно жертвовал своими родом и религией в ответ на ее жертву, не желая никоим образом хоть как-то обозначить малейшее различие между ними. Флоренский упоминает то, что именно из кратких отрывочных фраз отца он вынес понимание: нет множества религий, но есть одна Религия, различная в своих проявлениях и обликах: «Религия весьма меняет в человечестве свой вид, и весьма неодинакова ценность ее различных обликов. Но основные силы, ее складывающие, сходны» [6, с. 119]. Это понимание затем отражается в «Чтениях о культе», где о. Павел предлагает искать не в христианстве языческие корни, а в язычестве нарождающееся христианство. Анализируя записи Флоренского, И.А. Едошина приходит к важному выводу, что «отец Павел, хотя и был священником, допускал возможным знак равенства между текстом сугубо языческим и текстом сугубо христианским...» [2, с. 56]. Отсюда происходят множественные разногласия между богословием о. П. Флоренского и взглядами официальной церкви, но если бы отец смог в свое время убедительно разъяснить матери о. Павла свои размышления, то это избавило бы семью от многих неприятных моментов и от необходимости умалчивать перед самыми близкими людьми о важном и сокровенном. И, возможно, позволило бы уменьшить «уединенность» каждого из них по отношению друг к другу и возвратить причастность семьи к роду уже тогда.
Но этого не случилось, - и «жизнь была жизнью на уединенном острове... ибо людей мы не особенно долюбливали и старались держаться в стороне» [6, с. 25]. Здесь сказываются и семейное чувство особенности, и родовая, врожденная гордость матери, и подчеркнуто культовое отношение к ней отца, который брал на себя всю тяжесть жизни.
Чувство одиночества, происходившее во многом от отсутствия родственной души среди людей (за исключением, пожалуй, тети Юли), ощущаемое
© Митина Л.С., 2013
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2013
199
в детстве, переносится на взрослые годы, рождая новое противоречие: с одной стороны, П. Флоренский, кажется, легко забывает людей, с которыми был знаком многие годы; но, с другой стороны, для него немаловажно понятие дружбы. По словам И.А. Едошиной, в понимании о. Павла, «дружба -это видение себя глазами другого...» [3, с. 108], и чувство это настолько сильно, что «он не мыслил себя вне Друга как своего другого Я и полагал, что это - на всю жизнь» [3, с. 109] (здесь можно было бы отметить, что упомянутая «забывчивость» Флоренского, вероятно, связана именно с ощущением этого единства, которое столь естественно, что не нуждается в особенном выделении). Однако это понимание связано прежде всего с глубинным осознанием связи с Богом, которая сознавалась им как постоянная и неразрывная, но не естественно с детства, а уже после духовного кризиса в юношеские годы. Детское же свое отношение П. Флоренский называет даже богоборческим.
Несмотря на то что Флоренский рос в умалчивании религиозного и «без прошлого» [6, с. 26], глубинное понимание значимости рода, подсознательно усвоенное им от матери, вылилось затем в его поиски своих корней и в завещании детям беречь память прошлого, потому что «быть без чувства живой связи с дедами и прадедами - это значит не иметь себе точек опоры в истории» [6, с. 26], поскольку знать свои корни - это значит знать, где ты, разумеется в своих предках, находился в каждый момент истории.
Родился Флоренский в местечке Евлах Елиса-ветпольской губернии, где сходятся роскошь степи и аскетичная суровость гор, в вечерний час между шестью и семью часами, «в час прозрачности, мира и наступающей прохлады» [6, с. 30] (на протяжении всей жизни любимое его время). Воспоминания о Евлахе не могли бы сохраниться в памяти маленького Павла. По-видимому, со свойственной ему зоркостью и живостью ума (который, по его словам, никогда не пребывал в праздной расслабленности, но все время что-то отыскивал) он смог представить это время по дневниковым записям своей тетки - Юлии, поскольку сама она о том времени с ним не говорила, о чем имеется упоминание самого Флоренского. В этом противопоставлении горного и равнинного рождается одно из ключевых понятий его философии - антиномичность. Она выражается в том, что «всякий феномен бытия содержит в себе границу видимого (созданного и имеющего реальное чувственное воплощение) и невидимого (составляющего скрытый смысл, нечувственно воплощенный). Сквозь антиномичность открывается подлинная суть феноменальности мира» [4, с. 60].
От детского стремления к скромности и одновременной тягой к изящному, нарядам, колибри; между почти равнодушием к человеку (в особен-
ности к его прекрасным качествам, которые в восприятии Флоренского в то время были сами собой разумеющимися и потому не заслуживающими внимания) и его любовью к морю, воздуху, свету, камням, цветам - к ощущению противоречивости горнего и дольнего (горного и равнинного), но вместе с тем и осознание их существования в единстве. «...Как в цветах, одна часть их пленительная и воздушная, вызывала восторг... тогда как другая предоценивалась в качестве ядовитого огня и гибели» [6, с. 15]. В.П. Визгин точно формулирует влияние места, где родился о. Павел, на его мировоззрение: «Флоренский был буквально горне-рож-денным» [1, с. 493]. Следует ли сомневаться, что в иных условиях формирование философии Флоренского было бы не таким, каким его знаем мы?
Горы Евлаха становятся источником его восхождения к горнему. Так, описывая службу в храме, Флоренский говорит о том, что «всю службу поднимаешься, поднимаешься в гору, воздух делается реже, ветер сильнее, а как дойдет до херувимской, так оказываешься на вершине, и тут ветер благодати срывает с вершины и уносит вон, и паришь в ином мире» [7, с. 451]. Здесь, по словам В.П. Виз-гина, ощущается нечто уже сверхплатоновское. До вершины еще наш мир - это еще платоновское, а выше уже христианский опыт - «не подобен ли Платонизм о. Павла прихожей в христианской квартире его души?» [1, с. 496].
Более осознанное время - жизнь в Тифлисе и Батуми, где Флоренский делает ряд немаловажных для себя открытий. В их оценке он выступает уже не как ребенок, но говорит о недетской осознанности своих мыслей, которым оформиться окончательно мешало лишь незнание имен тех явлений, которые он наблюдал.
Семья его жила в двух квартирах, и из этой раз-деленности единого целого семьи он делает вывод о том, что «пространственная разделенность может только казаться» [6, с. 35], когда внутреннее единство неоспоримо присутствует.
Мистическое восприятие мира (мистериальное, платоновское - по мнению В.П. Визгина) - это также заложено в детстве: встреча с точильщиком ножей, воспринятом им как дух земли, «это чувство откровения тайн природы и ужаса с ним связанного... и влечения к ней было и есть, как мне думается, одна из наиболее внутренних складок моей душевной жизни» [6, с. 32]. Нарисованная обезьяна, которая осознается неживой, но в символизме своем значительно более сильной, чем настоящая, -это осознание того, что есть таинство и что таинство это открывается далеко не всем. Именно здесь, в этой обезьяне, он осознает и силу Имени: «... Основную мысль позднейшего мировоззрения своего, что в имени именуемое, в символе символизируемое, в изображении - реальность изображенного присутствует, и что потому символ есть сим-
200
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2013
волизируемое» [6, с. 35]. Здесь перекликаются и образы Креста, и образ золотисто-зеленого винограда, и образ природы как Матери и Матери как Матери-Природы, в отношении которой всё «священный трепет и молчание, прохлада и робость» [6, с. 37], и то, что «в основе дома был фатализм и чувство обреченности всего прекрасного» [6, с. 68], и ощущение божественного Страха. Детский страх познания таинства и таинственного и осознание того, что для соприкосновения с ним нужно спускаться в область страха, позднее лег в основу главы «Страх Божий» «Чтений о культе».
П.А. Флоренского всегда неудержимо влекло иррациональное, непонятное ему. Существование леших и русалок кажется ему куда более естественным, чем существование молекул и атомов, которые как будто никто также не видел. Реальные земные знаки небесного - фиалковый запах и запах цветущего винограда в благоухании мощей преподобного Сергия - это опыт его жизни на Кавказе, опыт, впитанный из природы Кавказа, от матери, от народа, который он вовсе не ощущал ни чужим, ни, как его отец, экзотичным. Именно из рода матери им унаследовано ощущение конкретности и красоты материи.
Это только малая часть воспоминаний, которые оказали существенное влияние на формирование философии о. П. Флоренского. Углубляясь в дальнейшее повествование, мы сможем еще раз убедиться в основополагающем значении жизни на Кавказе в мировоззрении П.А. Флоренского. Здесь и звучание армянской крови, и врожденное чувство рода, архетипы Матери и природы, отношение к Религии, соотношение горнего (горного) и дольнего, внутренние противоречия, поздний интерес к Человеку, открытие для себя Бога и того, что «истинным делом представляется... созерцание природы» [6, с. 76]. Все это не случайно и накладывает глубокий отпечаток на всю дальнейшую деятельность о. Павла, закладывает основу для дальней-
шего изучения естественных наук, философии, искусства и богословия П.А. Флоренским.
Библиографический список
1. Визгин В.П. Соотношение платонистской и экзистенциальной установок в религиозной философии Павла Флоренского // Богословские труды / под ред. А.Г. Дунаева: - М.: Издательский Совет РПЦ, 2007. - Вып. 41. - С. 449-503. - [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// www.btrudy.ru/resources/BT41/449-503_vizgin.pdf (дата обращения: 28.04.2013).
2. Едошина И.А. К проблеме онтологизма заголовочного текста (отец Павел Флоренский и Вяч. Иванов) // Энтелехия. - 2003. - № 6. - С. 55-60.
3. Едошина И.А. Письмо Versus я/другой (на материалах переписки В.В. Розанова и свящ. П.А. Флоренского) // Энтелехия. - 2012. - №26. -С. 55-60.
4. Едошина И.А. Проблема целостности художественной формы в размышлениях отца Павла Флоренского // Незавершенная энтелехийность: отец Павел Флоренский, Василий Розанов в современной рефлексии: сб. статей / науч. ред., сост. И.А. Едошина. - Кострома: Костромской гос. ун-т им. Н.А. Некрасова, 2003. - 270 с. - С. 59-76.
5. Едошина И.А. Человек в пространстве культуры (Монографические размышления). - Кострома: Изд-во КГУ, 1999. - 135 с.: илл.
6. Флоренский П.А. Детям моим. Воспоминания прошлых дней Генеалогические исследования. Из соловецких писем. Завещание / предисл. и ком-мент. игумена Андроника (А.С. Трубачева). - М.: Моск. рабочий, 1992. - 559 с.: илл.
7. Флоренский П.А . Собр. соч. Философия культа (Опыт православной антроподицеи). - [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// uchebnikfree.com/florenskiy-sochineniya/sobranie-sochineniy-filosofiya-kulta-opyit.html (дата обращения: 15.05.2013).
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2013
201
