CC BY
16
ОСОБЕННОСТИ ПРОЯВЛЕНИЯ КАРНАВАЛЬНОГО НАЧАЛА В ПОВЕСТИ В.П. АКСЕНОВА «АПЕЛЬСИНЫ ИЗ МАРОККО»
И.П. Шиновников
Для творчества В.П. Аксенова характерно обращение к такой устойчивой традиции европейской смеховой культуры, как карнавализация. На наш взгляд, использование элементов карнавальной культуры связано с влиянием мениппейного начала, иначе говоря, «серьезно-смехового» жанра мениппеи, уходящего корнями в античность и тесно связанного с карнавальным мироощущением. Именно в карнавальной ситуации проявляются характерные жанровые особенности мениппеи: соединение
возвышенного и низменного, моральное испытание героев, столкновение различных взглядов на жизнь, сцены скандального, эксцентричного поведения, элементы утопии и пр. Самый ранний пример карнавальной ситуации в творчестве Аксенова, судя по всему, представлен в повести «Апельсины из Марокко» (1962). Яркое выражение в ней карнавального начала уже привлекало внимание критиков. Например, Е. Пономарев, отмечая, что «эпоха шестидесятых удобно приспособила к себе идеи Бахтина» [Пономарев 2001, с. 215], выделял ситуацию, изображенную в повести «Апельсины из Марокко» как единственную подлинно карнавальную в творчестве Аксенова.
В основе сюжета повести лежит как будто незатейливый случай: в дальневосточный портовый городок Талый пришел сухогруз с апельсинами. Однако экзотический груз, доставленный во время лютой зимы, привлекает в Талый большую массу людей: геологов, моряков, строителей из поселка Шлакоблоки, «бичей» (местных бродяг). В зимнюю ночь в городке происходит настоящее народное гуляние. «Похоже на то, что в Талом сегодня будет карнавал», - говорит один из героев повести [Аксенов 2005, с. 367]. И, как положено на карнавале, все его участники оказываются уравнены в праве на радость, все втягиваются в общую игру и все, так или иначе, преображаются. Как отмечал М.М. Бахтин, «карнавал не созерцают - в нем живут, и живут все... Карнавал носит вселенский характер, это особое состояние всего мира, его возрождение и обновление, которому все сопричастны» [Бахтин 1965, с. 10-11]. Мы можем сказать, что для карнавальной ситуации характерен резкий контраст между обыденным и праздничным состояниями мира, измененного атмосферой смеха и
веселья. Рассмотрим, как проявляется этот контраст в повести «Апельсины из Марокко».
Прежде всего, это оппозиция, выраженная в извечном хронотопическом противопоставлении света и тьмы, холодного Севера и жаркого Юга. Как мы уже указывали, веселье происходит зимней ночью, причем экзотическая страна Марокко занимает полярное положение по отношению к дальневосточной окраине Советского Союза. Апельсин выступает как необычный, чужеродный предмет в привычной для героев обстановке, предмет, как бы разрушающий эту обстановку, отсюда и неслучайное сравнение апельсина с бомбой. «Он (Эдик Танака. - И.Ш.) выхватил это, как бомбу, размахнулся в нас, но не бросил, а поднял над головой. Это был апельсин» [Аксенов 2005, с. 385].
Другой контраст выражен в разобщенном состоянии героев в обыденной жизни и в их соединении в радостной обстановке карнавала. Любовный треугольник, который составляют бурильщик из геологической партии Виктор Колтыга, моряк Герман Ковалев и строительница Людмила Кравченко, благополучно распадается: Виктор соединяется с Людмилой, а Герман с подругой Людмилы Ниной. Инженер Николай Калчанов получает возможность провести счастливый вечер с любимой женщиной - женой начальника геологической партии Кичекьяна Катей. Списанный с корабля бродяга «бич» Костюковский, по прозвищу Корень, готов снова стать матросом, начать нормальную жизнь. Меняется характер героев. Строгая Люся Кравченко, критикующая окружающих ее парней и девушек за «несобранность», узколичные переживания, теперь готова «потерять голову», отдаться любви с Виктором, простить Калчанову его вызывающую бороду.
Возникающий в ходе карнавала мир добра и веселья противопоставляется миру, в котором действуют агрессивные, разрушительные силы. В размышления Люси Кравченко и Николая Калчанова прорываются приглушенные воспоминания о событиях прошлого, связанных с этими местами Дальнего Востока, то есть об эпохе сталинских лагерей. «Уж очень это непонятные для меня времена», - думает Люся Кравченко, стараясь отрешиться от мрачного, непраздничного мира [Там же, с. 410]. Однако не только трагедия прошлого напоминает о себе, героев повести волнуют и проблемы нынешнего дня (ведь на начало 60-х годов приходится разгар холодной войны). Во время раздачи апельсинов стоящий среди веселящихся людей Калчанов думает о том, что «за океаном могут найтись
бесноватые пареньки, способные нажать кнопочку и взорвать все это к чертям» [Там же, с. 446]. Но тут же в его мысли прорывается другое: «А мы стоим в очереди за апельсинами. Да, мы стоим в очереди за апельсинами!.. Да, я строю дома! Да, я мечтаю построить собственный город!.. Вот мы перед вами все, мы строим дома, и ловим рыбу, и бурим скважины, и мы стоим в очереди за апельсинами!» [Там же, с. 446-447]. Простая человеческая радость -наслаждение апельсинами - возводится здесь к высокому обобщению, ставится в один ряд с созидающим трудом, с мечтой о счастье. Мы можем отметить неотъемлемое свойство карнавального начала -очищение мира от всего уродливого, устрашающего, злого.
Кроме того, нельзя не отметить и проявляющийся в повести утопический элемент. С одной стороны, он связан с характерной для изображаемого времени романтикой комсомольских строек, с общим оптимистическим настроем литературы эпохи «оттепели», обнаруживает связь с предыдущими повестями В. Аксенова «Коллеги» и «Звездный билет», а также с произведениями А. Гладилина, А. Кузнецова. Но в то же время мотив равенства, единения людей во время совместного веселья возводит утопический элемент к порождающему карнавальное начало мифу о золотом веке (истоки карнавала восходят к античному празднику Сатурналии, напоминающему о всеобщем равенстве во времена золотого века бога Сатурна). При этом для героев повести этот карнавал служит предвестием, залогом будущего золотого века. «Здесь все изменится. Вы найдете нефть, а мы построим красивые города», - говорит Люся Виктору [Там же, с. 464]. Появление марокканских апельсинов побуждает героев надеяться даже на изменение климата, на то, что в этих северных местах «будут расти свои <...> апельсины». «Рай здесь будет, райские кущи», - говорит Виктор Колтыга [Там же]. Слова о рае, употребляемые вместо традиционных для того времени слов о построении коммунизма, более всего свидетельствуют о том, что изображенная карнавальная ситуация восходит к упомянутой мифологеме.
Равенство героев на праздничном гулянии (апельсины достались всем, даже «бичам») представляет собой еще одну оппозицию, оно противопоставлено разделению людей по разным социальным ролям, характерному для обычной жизни. Карнавал отменяет любые разделения людей - как социальные, так и национальные. Когда один «косматый драный бич» начинает кричать: «Всех нерусской нации вон из очереди!», это вызывает возмущение и ответные крики: «Дави
фашиста!» [Там же, с. 452]. Происходящая вслед за тем драка не разрушает, однако, единение людей, она носит скорее шутовской, балаганный характер. Так, бродяга Корень и инженер Калчанов, обменявшись ударами, вместе идут пить шампанское, их схватка, таким образом, способствует установлению равенства между инженером и бывшим матросом, а сама смена противоборства дружеским соединением только подчеркивает карнавальность создавшейся атмосферы.
Наконец, следует отметить контраст между неуверенностью героев в своих возможностях и своих чувствах и свойственной карнавалу верой в отсутствие чего-либо невозможного. Обстановка карнавала в той или иной мере заражает героев стремлением жить полной жизнью. Корень уверен, что снова может соединиться с командой матросов «Зюйда», Николай Калчанов приобретает уверенность в осуществлении своего проекта - создании центра города Фосфатогорска, Люся Кравченко, как и Виктор Колтыга, понимает, что может любить и быть любимой, Герман Ковалев ощущает, что может стать «настоящим парнем». Если сначала Виктор Колтыга называл свою геологическую партию «артель “Напрасный труд”» и считал, что в этих местах уже бессмысленно искать нефть, то теперь не только он, но также и остальные бурильщики наполняются верой в чудо, в то, что именно в этот счастливый «апельсиновый вечер» нефть, несомненно, будет обнаружена. Карнавальное начало смыкается здесь со сказочным мотивом чудесного обретения клада (причем из-под земли), способного всех озолотить. Поэтому когда в Талом появляется начальник партии Айрапет Кичекьян, сообщая, что нефть не обнаружена и завтра надо отправляться в новый маршрут, то это служит своеобразным завершением ситуации карнавала, знаком возвращения атмосферы привычных трудовых будней.
Подводя итог, можно сказать, что в повести «Апельсины из Марокко» карнавальное начало находит свое воплощение в наиболее зримой форме и на разных уровнях художественной структуры произведения. Оно проявляется и в сюжетном ряде, и в особенностях композиционного оформления (повесть строится как чередование глав, написанных от лица ее персонажей, что создает обстановку карнавального многоголосия), и в скрытых мотивах, возводящих описанное в повести событие к утвердившимся в культуре мифологемам. По нашему мнению, исследование карнавального начала в этом и в других произведениях В. Аксенова перспективно для
понимания жанровых особенностей творчества писателя, занимающего видное положение в современной русской литературе.
Литература
Аксенов В.П. Апельсины из Марокко. - М., 2005.
Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная смеховая культура средневековья и Ренессанса. - М., 1965.
Пономарев Е. Соцреализм карнавальный: Василий Аксенов как зеркало советской идеологии // Звезда. - 2001. - № 4.
