CC BY
58
СТРУКУРООБРАЗУЮЩАЯ РОЛЬ МЕНИППОВОЙ САТИРЫ В ПОВЕСТИ В.П. АКСЕНОВА «ЗАТОВАРЕННАЯ БОЧКОТАРА»
И.П. Шиновников
Ключевые слова: мениппова сатира (мениппея), карнавальная поэтика (карнавализация), жанр, структура,
дискурс.
Keywords: menippean satire (menippea), camivalistic poetics (camivalization), genre, structure, discourse.
Повесть В.П. Аксенова «Затоваренная бочкотара» (1968) является, пожалуй, наиболее острым сатирическим произведением писателя из числа тех, что были опубликованы до эмиграции. Мы находим здесь сочетание изощренного сюжетного и композиционного построения с тонкой игрой подтекстов, аллюзий, смысловых нюансов, и все это, в конечном итоге, выводит произведение за рамки собственно советской литературы. Очевидно, что наиболее заметное влияние на повесть, как и на многие другие произведения писателя, оказала традиция смеховой карнавальной культуры, а также те литературные жанры, которые с давних времен выступали проводниками этой традиции. Первое место среди таких жанров, безусловно, занимает мениппова сатира - жанр, привлекший в ХХ веке внимание целого ряда крупных исследователей, таких как М.М. Бахтин, Н. Фрай и др. Возникший в античную эпоху, этот жанр был представлен в творчестве Сенеки, Горация, Петрония, Лукиана, Апулея. Мениппова сатира открыла невиданную прежде свободу как в плане содержания произведения, так и в плане его формы, она впервые осуществила пародийное снижение литературного дискурса в целом. Художественное своеобразие менипповой сатиры состоит в карнавальном соединении далеких друг от друга, несоединимых с точки зрения обыденного сознания явлений. Несомненна связь этого жанра с философией киников (свое название жанр получил по имени одного из представителей кинической философии Мениппа из Гадары). По наблюдению исследователя кинической философии И.С. Нахова, «сатира Мениппа - прежде всего драматизированный рассказ <...>. Действующими лицами этих своеобразных гротескных сатирических «скетчей» выступают знакомые кинические герои - Г еракл, Одиссей, Диоген, Кратет. Действие свободно и контрастно переносится с небес на землю, с Олимпа в Аид <...>. Мифологические ситуации снижаются бытовыми деталями.» [Нахов 1981, с. 52-55]. Художественные приемы, выработанные менипповой сатирой (или, в более широком употреблении, мениппеей) стали образцом для сатирической литературы последующих эпох, в том числе и для сатирических произведений русской литературы, особенно в советскую эпоху, когда «эзопов язык» мениппеи приобрел особую роль как противовес официальному литературному дискурсу.
В повести «Затоваренная бочкотара» в первую очередь привлекает внимание характерный для мениппеи мотив объединения различных по возрасту, социальному положению и мировоззрению людей в условиях совместного испытания. Именно такую группу людей представляет собой компания, собравшаяся в грузовике Володи Телескопова, везущего на станцию бочкотару. Несомненен пародийный характер образов героев повести. Каждый из них, как было отмечено Н. Лейдерманом и М. Липовецким, «в утрированном виде воспроизводит некую типовую модель соцреалистической литературы» [Лейдерман, Липовецкий 2001, с. 102]. Так, образ старика Моченкина связан с советским производственным романом, образ Ирины Селезневой - с молодежной прозой, образ Г леба Шустикова - с романтической литературой о морской жизни, образ Вадима Дрожжинина - с пропагандистской литературой о борьбе «прогрессивных» сил разных стран мира против реакции). Фактически происходит пародирование литературных дискурсов их же средствами. «Он (Аксенов. - И.Ш.) фактически расколдовывает советский утопический миф, превращая его в литературный, а не жизненный текст <...>. Свободное, ничем не скованное взаимодействие входящих в этот текст элементов соцреалистического дискурса и создает тот игровой эффект, который определяет художественную тональность всей повести» [Лейдерман, Липовецкий 2001, с. 104]. В «Затоваренной бочкотаре» впервые в творчестве Аксенова наблюдается полное снятие логоцентризма, принципиальная установка на равенство всех составляющих текст литературных языков, «в повести, в сущности, отсутствует не-чужое слово» [Лейдерман, Липовецкий 2001, с. 102].
Мениппейное начало выступает в повети в тесной взаимосвязи с основными категориями карнавальной поэтики, к которым следует отнести изображение вольного и фамильярного контактов между людьми, эксцентричность поведения, карнавальные мезальянсы (соединение высокого и низкого, мудрого и глупого и т.п.), профанации (снижение высокого стиля, серьезных тем, возвышенных образов). Тяготение В. Аксенова к карнавализации, отмечаемое, в частности, Ю. Медведевым, писавшим об «амбивалентном смехе Василия Аксенова - смехе, отрицающем и утверждающем одновременно» [Медведев 1995, с. 86], и Е. Пономаревым, определявшим стилистику произведений Аксенова как «карнавальный
соцреализм» [Пономарев 2001, с. 213], находит в «Затоваренной бочкотаре» наиболее сильное воплощение, по крайней мере по сравнению с произведениями доэмигрантского периода.
В повести проявляется характерный для мениппеи мотив путешествия, давший о себе знать еще в античной литературе («Сатирикон» Петрония) и получивший развитие в ряде произведений литературы Нового времени, проникнутых мениппейным началом («Г аргантюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле, «Дон Кихот» М. Сервантеса, «Путешествия Гулливера» Дж. Свифта и др.). Мотив путешествия выступает в мениппее и как способ создания более развернутой картины мира, и как возможность реализации всевозможных пространственно-временных (хронотопических) противопоставлений. Мотив путешествия часто используется в творчестве Аксенова, и не случайно М. Липовецкий отметил в качестве характерного для его произведений «метажанрового образа вечности» «образ дороги странствий» [Липовецкий 1997, с. 294]. Образ дороги в «Затоваренной бочкотаре» по мере развития действия приобретает достаточно глубокое содержание, обнаруживая близость к мифологеме пути к некой заветной цели. В начале повести известно, что путь от райцентра до станции Коряжск составляет всего 65 км, на его преодоление требуется всего два часа «с учетом местных дорог и без учета странностей Володиного характера» [Аксенов 2005, с. 15]. Эти «странности» шофера Телескопова становятся причиной долгих блужданий грузовика, в результате чего время пути увеличивается с двух часов до нескольких дней, что, соответственно, сопровождается и расширением пространства. Дорога, тем самым, теряет значение простого отрезка, который следует преодолеть, и наполняется особым символическим значением, не случайно в образе самого Телескопова проявляется мотив постоянного странствования - «после армии цыганил неизвестно где почти полную семилетку».
Символичность образа дороги способствует развитию фантастического элемента, появлению характерного для менипповой сатиры мотива «экспериментирующей фантастики» (понятие М.М. Бахтина). Грузовик едет «на нуле», не расходуя бензин, а бочкотара приобретает черты волшебного предмета, направляющего путь грузовика. Как признается Телескопов в письме к любимой Серафиме, «едем не куда хотим, а куда бочкотара наша милая хочет» [Аксенов 2005, с. 56.]. Возникающее необычайным образом любовное отношение героев к бочкотаре, наделение ее чертами живого существа придает ее образу особую символичность, связанную с идеей общности разных людей. Как говорит Глеб Шустиков, «мы <... > люди разных взглядов и профессий, добровольно объединились на почве любви и уважения к нашей бочкотаре» [Аксенов 2005, с. 37].
Если бочкотара выступает символом единства персонажей в плане внешнего хронотопа дороги, то в плане внутреннего хронотопа, представленного во снах героев повести, символом единства служит образ Хорошего Человека. Сны героев повести, носящие гротескно-смеховой, карнавальный характер, вводят в произведения еще один мениппейный мотив - «морально-психологическое экспериментирование» (понятие М.М. Бахтина), выражаемое в «изображении необычных, ненормальных <...> состояний человека <...>. Сновидения, мечты, безумие разрушают эпическую и трагическую целостность человека и его судьбы: в нем раскрываются возможности иного человека и иной жизни» [Бахтин1963, с. 155-156]. В «Затоваренной бочкотаре» впервые в творчестве Аксенова особое художественное значение приобретает мотив сна как средство внутреннего самораскрытия героя. В этом значении мотив сна использовался еще в античной менипповой сатире (в качестве ярких примеров можно привести сочинения Лукиана «Сновидение, или Жизнь Лукиана», «Сновидение, или Петух»).
В духе мениппейной традиции центральные образы-символы подвергаются ироническому снижению, что проявляется как в изображении потрепанной временем, «поруганной бочкотары, так и в изменяющемся образе Хорошего Человека, предстающего то в виде «простого пахаря с циркулем и рейсшиной», то в виде «шеф-повара с двумя тарелками ухи». Примечательно и то, что возникающие в снах гротескные образы Хорошего Человека, Хунты, Характеристики, Алимента, Лженауки тесно связаны с современностью, отражают те или иные стороны жизни советского общества изображаемого времени. При этом последний образ сочетается во сне Шустикова с образом древнеримского героя Сцеволы, и в подобном соединении примет древней мифологии и современности, выраженном в карнавальных тонах, особенно ярко дают о себе знать приемы менипповой сатиры.
Ключевым эпизодом повести становится разговор Телескопова с Дрожжининым, затрагивающий проблему смысла жизни. Мениппейное начало оборачивается здесь своей «серьезной» стороной, не случайно М.М. Бахтин отмечал как значимый элемент менипповой сатиры то, что «самая смелая и необузданная фантастика и авантюра внутренне мотивируются, оправдываются, освещаются здесь чисто идейно-философской целью - создать исключительные ситуации для провоцирования и испытания философской идеи <...> воплощенной в образе мудреца» [Бахтин 1963, с. 152]. Телескопов, выступающий в роли такого карнавального мудреца, задается вопросом: «Кому мы нужны в этой Вселенной? Ведь в ней же все сдвигается, грохочет, варится, вся она химией своей занята» [Аксенов 2005. с. 44]. В ответ Дрожжинин говорит, что «человек остается жить в своих делах», но это звучит слишком официально и не удовлетворяет Телескопова. Затем, после воспоминаний Телескопова о смерти своего знакомого Юрки Звонкова, Дрожжинин говорит иначе: «человек остается в любви» - и находит у Телескопова понимание. «Я тебя понял, Вадюха! - вдруг вскричал Володя. - Где любовь, там и человек, а где нелюбовь, там эта самая химия... И потому ищут люди любви, и куролесят, и дурят, а в каждом она есть, хоть немного» [Аксенов 2005, с. 45]. Далее следует и «практическое» утверждение любви и верности друг к другу, когда
объединенная Бочкотарой компания выручает Володю Телескопова, попавшего в руки к милиционерам братьям Бородкиным. Этот эпизод выполняет роль решающего «идейного» испытания, и, только выдержав это испытание, герои достигают цели пути - станции Коряжск.
В финале повести герои пропускают свой поезд и остаются вместе с забракованной, непринятой Бочкотарой, что становится знаком их окончательного единения, которое выражается в композиционном плане сменой позиции повествователя, соединяющегося с героями в едином местоимении «мы». Соединение голоса повествователя с голосами героев подготавливает завершающий фрагмент повести -«Последний общий сон», в котором соединяются два центральных образа - Бочкотара и Хороший Человек, при этом сюжетообразующий мотив путешествия приобретает значение вечного движения к заветной цели: «Плывет Бочкотара в далекие моря, а путь ее бесконечен. А в далеких морях на луговом острове ждет Бочкотару Хороший Человек... Он ждет всегда» [Аксенов 2005, с. 70]. Тем самым карнавальное единство героев выливается в целостную утопическую картину, что соответствует структуре менипповой сатиры, которая, по наблюдению М.М. Бахтина, «включает элементы социальной утопии, которые вводятся в форме сновидений или путешествий в неведомые страны», причем иногда мениппова сатира «прямо перерастает в утопический роман» [Бахтин 1963, с. 157].
Подводя итоги, мы можем сказать, что традиция менипповой сатиры имеет для повести В. Аксенова «Затоваренная бочкотара» существенное структурообразующее (а заодно и смыслообразующее) значение. Это проявляется как на содержательном уровне - в плане организации сюжета, выражения идей, так и на формальном уровне - в плане языковой, стилистической игры, композиционной двойственности произведения (создание «параллельного мира» в виде снов героев). Именно соединение самых разных мениппейных элементов (как формальных, так и содержательных), вступающих также во взаимодействия с категориями карнавализации, позволяет создать целостную гротескно-смеховую картину, не лишенную и философской составляющей.
Литература
Аксенов В.П. Затоваренная бочкотара. Сборник произведений. - М., 2005.
Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М., 1963.
Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература. - М., 2001. - Кн. 2.
Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм. Очерки исторической поэтики. - Екатеринбург, 1997.
Медведев Ю. Амбивалентный смех Василия Аксенова // Аврора. - 1995. - №3.
Нахов И.М. Киническая литература. - М., 1981.
Пономарев Е. Соцреализм карнавальный: Василий Аксенов как зеркало советской идеологии // Звезда. - 2001. - №4.
