CC BY
61
толерантности в российском обществе был придан статус «национальной стратегии содействия становлению гражданского общества». Разработанная программа, по сути, выходит за границы образования в общество и дерзко претендует на «мировоззренческую идеологическую роль», роль конструктора толерантного образа жизни как социального обеспечения согласия и доверия непохожих и разных людей.
Однако перед нами тут же встает новый вопрос: а способна ли идея толерантности стать новой идеологией современного российского общества? Ведь во времена смуты в обществе популярностью пользуются чаще идеи анархизма и разгула свободы. В этом вопросе мы склонны придерживаться стратегии сдержанного оптимизма. Сдержанного потому, что толерантность, как норма цивилизованного общества, может быть так и не реализована в российском обществе без комплексных усилий всех заинтересованных сторон. Уверенность в том, что толерантность в обществе можно сформировать лишь
психологическими и педагогическими методами, - утопия. Специальные образовательные программы и психологические тренинги - необходимый, но недостаточный шаг в стратегии развития толерантности. Напряженность в обществе можно снять только по мере решения вопросов, связанных с государственным устройством и экономикой.
Пройдет ли наше общество путь толерантности, эффективно ли будет проведена в жизнь программа по толерантности - покажет время.
1. Яковлева Е. II Известия. 2001. 3 авг. С. 1-2.
2. На пути к толерантному сознанию / Под ред. А.Г. Асмолова. М., 2000. С. 6.
3. Шестопал Е. Б., Брицкий Г. О., Денисенко М. В. II Социологические исследования. 1999. № 4. С. 62-70.
4. Бердяев НА. Судьба России. Самосознание. Ростов н/Д., 1997. С. 14-15.
5. Клямкин И.М., Лапкин В.В. II Политические исследования. 1995. № 5; 1996. № 6.
ДЕТИ СРЕДНЕВЕКОВОГО ИРАНА: ИСЛАМСКИЕ ИДЕАЛЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
О.П. Жалменова, О.С. Юдакова
Zhalmenova O.P., Yudakova O.S. Children in medieval Iran: Islamic ideals and reality. The article discusses the role of family in child education in medieval Iran.
Рассматривая отдельные аспекты общей проблемы положения семьи и женщины в средневековом Иране, необходимо выявить причины парадоксального отношения к детям - как в исламских источниках, так и в поэтических, - как социокультурную грань общества.
Важнейшим источником для этого служит Коран [1] и Сунна [2]. Отдельные воспитательно-назидательные элементы исламских ценностей включены в средневековый свод нравственных заповедей «Тухфат ал-Мулук» (Подарок царям) [3]. Кроме этого было использовано этико-дидактическое произведение персидско-таджикской литературы -«Кабуснаме», охватывающее важные вопросы этики и воспитания [4]. Оно было написано Унсурмаали Кейкавусом для воспитания
своего сына Гиланшаха. Некоторые главы посвящены почитанию отца и матери, любовным делам и обычаям, женитьбе, воспитанию детей. Чрезвычайно расширив сферу назидательного сочинения, автор превратил произведение в особый жанр наставления детям, что позволяет выяснить принципы (исламские и реальные) подхода к воспитанию детей в средневековом Иране.
Необычно привлекательным оказалось выяснение проблемы «семья - отцы - дети» по произведениям иранских поэтов. Для исследуемой нами темы важны стихи поэта Носира Хисроу, затрагивающие проблемы добра и зла, воспитания и образования юношества, а также произведения Омара Хайяма, Джами, Саади, Рудаки и других авторов.
Так как иранцы с УИ-УШ веков были обращены в ислам, то и все события, связанные с семьей и детьми, рассматривались в соответствии с устоями, обычаями и канонами данной религии. Оценивая опыт нравственного воспитания, накопленный в средневековом Иране, следует отметить тот вклад, который внесен в систему воспитания детей религией. Ислам для иранцев - не только вероисповедание как таковое, но и особый образ жизни и мышления. Мусульманские каноны регламентируют самые различные стороны быта, существенно влияют на особенности психологии иранцев. В роли нравственного обычая или закона, в роли нормы поведения, способа обустройства семейного быта выступала обрядность, выполняя не только социальные или религиозные функции, но также эстетические и нравственные. Именно в этом выражалась и так называемая ее «деспотическая», или обусловленная социальной необходимостью нормативная функция [5, с. 18-19]. Ее нарушение выглядело как вызов общественному мнению. Обряды выступали в роли нравственного кодекса, которому следует большинство или весь народ. В обряде, вобравшем в себя мудрость народного обычая, проявлялась личная культура и самодисциплина.
Мусульмане считали детей благословением Бога. Ислам, в отличие от предшествующих верований, резко отрицательно относился к убийствам родителями своих детей, особенно девочек [1, 6:137, 141; 61:12]. Никто из мусульман не должен был роптать на рождение только дочерей или только сыновей - это решает только Аллах [1, 42:48-49]. Рождение ребенка, особенно мальчика, в семье мусульманина отмечалось специальными ритуальными обрядами. Согласно Корану, матерям предписывалось кормить своих новорожденных детей грудным молоком полных два года. Кроме того, родители были обязаны обеспечивать дальнейшее пропитание ребенка и снабжать его одеждой согласно обычаю [1, 2:233]. Допускалось вскармливание ребенка не самой матерью, а кормилицей, причем в Коране объясняется подобное положение сложившимся обычаем. Рождение детей не являлось преступлением ни для матери, ни для отца. Дети от наложниц-рабынь считались законными, если отец признавал их своими; их положение часто не
отличалось от положения детей от свободных жен.
Веками религия выступала важным феноменом духовного развития людей и, несомненно, определяла содержание нравственного воспитания детей в семье. Как видим, согласно исламу, обычаи и обряды прежде всего проникнуты чувством нравственности и являются его внешним проявлением; кроме того, они помогают упорядочить ритм повседневной жизни человека.
Несмотря на явное неполноправие женщин, она имела определенные права в отношении своего ребенка. Так, женщину, в том числе и рабыню, нельзя было лишать ее ребенка (в случае развода с женой, продажи рабыни), если последний нуждался в уходе. Практически это означало, что до семи лет ребенок при любых условиях оставался с матерью, а в дальнейшем мог быть взят отцом, но не безоговорочно, не при любых обстоятельствах. Как правило, в случае развода мальчики оставались с матерью до семивосьми лет, а девочки - до выхода замуж, причем отец выплачивал им содержание. Затем мальчики, по ханафитскому мазхабу1 возвращались к отцу, если тот не согласился оставить их у матери, или, по шафиитскому мазхабу2 сами выбирали, в доме кого из родителей им жить [6, с. 138]. Вряд ли стоит представлять отца-мусульманина абсолютно бессердечным. В Коране отмечалось, что важным пользованием ближайшей жизни (то есть земной жизни) является любовь к женщинам и детям [1, 3:12]. Функция отца-защитника ярче всего проявлялась именно по отношению к детям, - они слабы, и при нападении противника их необходимо было
'Мазхаб - различные правовые учения ислама, толки, школы. Ханафитский мазхаб предполагает, что Коран принимается как источник права целиком и безоговорочно, а сунна - как независимый источник, но только после тщательного отбора хадисов. Мазхаб ап-Ханифы допускает широкое применение обычного права как вспомогательного, но независимого источника права, что позволяет упрощать деловые контакты с иноверцами, получать значительные послабления в быту, в том числе и в отношении к детям.
2 Шафиитский мазхаб предполагает, что Коран и сунна рассматриваются как единый источник, сунна только дополняет Коран, а не дает параллельные материалы для сравнения и выведения среднего решения. По сравнению с ханафитским мазхабом, мазхаб аш-Шафии упрощен и позволяет принимать решения как на основе свободного суждения, так и на основе норм обычая.
оберегать [1, 4:77]. Коран в любом случае предписывает быть справедливым по отношению к детям [1, 4:126].
Особенностью исламской системы воспитания является дополнение существующего принципа авторитаризма принципом передачи религиозно-нравственного опыта путем наставлений «хисбат», что буквально означает «контроль», «надзор», «предостережение». «Знай, что наставление (хисбат) является обязательным для каждого мусульманина» [1, 30:23], - записано в Коране. Суть механизма обеспечения нравственного поведения в исламе сводится к постоянному приведению личности в соответствие в предписанными в исламе нормами под воздействием внешнего контроля. Именно этот принцип воспитания нравственного поведения детей и был принят в семье. Традиционная народная мудрость при этом предполагала, что по мере взросления сына авторитарность отца должна плавно переходить во взаимную дружбу [4, с. 15].
Коран предписывает ребенку относиться с добром к родителям [1, 29:7]. Тот сын, которым постоянно руководит разум, никогда не будет пренебрегать правами отца и матери и любовью к ним. Анализируя суру Корана, гласящую «Повинуйтесь Аллаху и повинуйтесь посланнику и обладателям власти среди вас» [1, 4:62], можно выявить несколько толкований. Одно из них предполагает, что повелитель - это отец и мать, повелитель - тот, у кого приказ и власть. А отцу и матери дана власть вскормить и приказ научить добру.
Средневековый свод нравственных заповедей, наряду с другими правилами, включал в себя и обязательность для детей заслужить одобрение отца и матери. Предполагался некий «самонастрой» ребенка на правильное воспитание, так как, по мнению мусульманских ученых, именно благодарность, вкупе с другими качествами, позволит ребенку, и в будущем взрослому человеку, обрести счастье в обоих мирах. Однако, согласно этому же трактату, вступать в товарищество с детьми, считать их равными партнерами -одно из свидетельств глупости [3, с. 5].
Отец, строго воспитывая ребенка, улучшал его характер, учил его правилам жизни. Мать, как основной воспитатель, пеклась о детях, воспитывала их в мусульманском духе, следила, чтобы они не сердились за строгость на отца и дурно о нем не думали. Сын
не должен был терзать сердца родителей, не должен был презирать их сердечные муки, ибо Аллах наказывает за это: «если достигнет у тебя старости один из них или оба, то не говори им - тьфу! И не кричи на них, а говори им слово благородное» [1, 17:24].
Родители и дети должны были соблюдать все эти нормы подчинения. Дети почитали отца, не могли на него сердиться и должны были во всем ему потакать, не противиться его воле, не огорчать его. Хотя бы отец бывал и не прав, никто не мог на него сердиться и должны были все ему угождать: «И преклоняй пред ними обоими крыло смирения из милосердия» [1, 17:25]. Таков закон взаимоотношений отца, матери и детей. В сфере наследственных отношений можно так же выделить характер строгой иерархии.
Согласно Корану, чрезмерная скорбь по покойникам, даже по умершим детям, недопустима. Сунна неоднократно упоминает ситуации, связанные со смертью детей самого Пророка [2, с. 183], или со смертью детей других мусульман [2, с. 182-185], и каждый раз подчеркивается проповедь смирения с волей Аллаха, терпение как главное качество мусульманина.
Таким образом, рассматривая предписания Корана и хадисов об отношении к детям, можно выяснить, что дети, безусловно, были на второстепенных позициях в семье. К ним могли относиться милосердно, но не по справедливости: в средневековой иранской семье отношения складывались в соответствии с нормами Корана. Но исламская средневековая цивилизация, в которую входил и Иран, была не столь непререкаемо догматизированной, как может представляться. Реальность зачастую далеко отходила от исламских идеалов.
Во многом представления поэтов о детях повторяют традиционные исламские взгляды. Наличие детей, по их мнению, было обязательным для иранской семьи - ведь это смысл жизни людей и главная цель, ради которой создается семья:
Дитя... ребенок - что сравнится с ним?
Он лишь с душой бессмертной сравним.
Ведь сын, ребенок — ответвленье жизни
И после смерти - продолженье жгани [7, с. 88].
Поэты считают, что слезы матери, лишенной детей, даже более разрушительны,
чем войны. Отсутствие детей и в народных поговорках расценивалось как великое не-счастие: «Дом, где много детей, Как базар, беспокоен. Дом бездетных людей, Как могила, спокоен» [8, с. 16].
Идеалом женщины, целью ее жизни было рождение не просто детей, а сына, который, будучи рожденным от отца-исполина, отца-героя, унаследует его лучшие качества, будет таким же храбрым и счастливым, как отец. Нередко муж, благословляя жену на рождение сына, объявляет свой идеал, включающий в себя и рост ребенка, и дородство, и мужество, и благородство. Сыном было принято гордиться, и лучший эпитет для сына, сказанный отцом, - «богатство сердца моего» [9, с. 22-24]. Часто встречающееся определение для детей - отрада души [10, с. 151]. Восторгаясь успехами или заслугами своего сына, родители могли поощрить его «златом и миндалем», а могли и похвалить его словами, превознося заслуги ребенка перед соседями и родственниками [11, с. 153].
Но сын - это не только радость для родителей, но и лишняя забота, особенно для бедных родителей. В одном из рассказов поэмы «Бустан» Саади упоминает такую бедную семью, которая стала обсуждать, что делать с ребенком, у которого прорезались зубы, - чем его кормить - именно этот вопрос прежде всего озаботил отца: «Откуда я пищи достану мальцу, А бросить младенца возможно ль отцу?» — этим вопросом он пытается переложить ответственность за принятие решения на жену [11, с. 161]. Однако жена этого мужчины проявляет достойные качества и возлагает ответственность за пропитание на Бога, упрекая мужа в неверии и пренебрежении к отцовскому долгу. И все же в трудных ситуациях, при риске для собственной жизни, как правило, в период скитаний или вынужденных странствий, родители могли убедить друг друга «не привязываться сердцем к дитяти», даже если это был сын, а не дочь, и оставить его на произвол судьбы (в оазисе, у колодца и т. п.) [10, с. 108]. При этом описывается скорбь в сердце, тяжкие вздохи матери, «сердце, обуглившееся от горя», но свершившийся факт остается фактом. Важно, что родители находят самооправдание своему поступку и утешение-надежду: «Нет ни одного животного на свете, пропитание которого не было бы от Аллаха» [10, с. 112].
Но поэзия и прозаические произведения Ирана представляют и другую ситуацию -детей у родителей в силу обстоятельств отбирают силой - это может быть шайка разбойников, слуги падишаха и прочие. В этом случае «сердца родителей вкушают мучительное горе», мать проливает слезы от непосильного горя, «скорпион разлуки вонзает в ее сердце жало горя» [10, с. 128-129]. Описание горя таких родителей, поневоле потерявших детей, более объемно и подробно. Из-за разлуки с детьми их души готовы покинуть тела, от тоски день стал, словно ночь, судьба дарила им лишь вздохи и боль [10, с. 149].
Отношение к детям в средневековом Иране непростое (как, впрочем, и в средневековой Европе). Детство не воспринималось как особая фаза жизни, дети в большинстве случаев росли сами по себе. Информация о детях в поэтических и прозаических источниках, пожалуй, наиболее скудная. Поэтами указывается на беспомощность детей, которые остались одни и не могут найти дорогу домой, поэтому их удел - держаться за родителей [11, с. 198]. Известно, что «мечтам предаваться не срам для детей», но о чем могли быть эти мечты, мы не знаем.
Однако дети могут служить и примером для взрослых, - даже у младенца можно учиться бесстрашию, ибо «.при первых шагах за стенку держась, побеждает он страх» [11, с. 198]. И вообще, если дети желанные, если их отец любит - ему трудно с ними расстаться, думы о них преследуют его в разлуке [10, с. 134]. Если же разлука была чересчур долгой и не по желанию отца, а в силу сложившихся обстоятельств, то у отца «от коловращения судьбы чаша с ядом разлуки переполнялась, и страдания от жизни на чужбине лишали птицу радости крыльев» [10, с. 135], то есть стремление увидеть своих детей переполняло все существо отца.
Конечно, поэты отмечают ответственность родителей за воспитание и судьбу детей. О наследниках, по мнению Ибн Сины, отец должен заботиться «дни и ночи напролет» [12, с. 49]. Отца, по словам Рудаки, нельзя назвать благородным и безгрешным, если его сын ничтожен и утратил свою честь [13, с. 68]. При этом он понимал, что далеко не все зависит от воспитания, и несмотря на усилия отца-воспитателя, род его может продлиться, но мудрость его может и не пере-
даться сыну: «Увы, продлится род, но мудрость не пройдет из рода в род» [13, с. 70]. Другой вариант перевода несколько уточнил эту позицию:
Беда тому, кто разумом гордится, а сын его бездельник и тупица. И добрый нрав, и размышлений плод К наследнику, увы, не перейдет [14, с. 32].
Вероятно, эти слова стали народным афоризмом, пословицей, так как многократно повторяются: «Не надо тем кичиться, Что мудр отец, Пускай отец гордится, Что сын мудрец» [8, с. 57]. Не все одинаково способны к наукам, природа распределила благо познанья не всякому [7, с. 274].
Цель воспитания и образования - достижение мудрости для того, чтобы «научиться двигать жизнь вперед» [7, с. 274]. Подчеркивается необходимость воспитания таких качеств, как честность, вера, добро и любовь, -эти «украшения человека» - по сути, не имеющие национальности, - и надлежит воспитывать в детях родителям [11, с. 199]. Хафиз добавляет к ним умение поддерживать дружбу и щедрость к друзьям, умение согреть близких и друзей «жаром своего сердца» [15, с. 252]. Необходимо отцу научить сына и таким важным качествам, как умение «управлять собой, справляться в жизни с трудностью любой» [7, с. 275]. Идеальным вариантом сына является тот, кто «зажег светильник разума, изучт науки и воспринял благородные правила жизни» [10, с. 165].
Кроме общечеловеческих ценностей, указываются и практические навыки и умения, которыми должен обладать сын. Но не всегда с этими задачами воспитания справлялся отец, и ему на помощь приходил учитель, который и становился часто главным воспитателем. Замечательно описывает систему воспитания царского сына, который должен стать любимцем и утешением седин, Фирдоуси. Он перечисляет, какие именно качества надлежит обрести воспитаннику:
Арканом и луком владеть и уздой И тешиться в поле лихою ездой,
С гепардом и соколом мчаться на лов,
Обряд соблюдать богатырских пиров, Страной управлять, строить грозную рать, Добро от насилья и зла отличать -Всему Сиявуша Ростем обучил.
Немало на это затратил он сил [9, с. 117-118].
Идеальный вариант ребенка - это тот, кто постиг и письмо, и чтение, и все премудрости, которые есть на свете, тот, кто повергал любого знатока наук в состязании ума. После этого цикла обучения мальчика (как правило, из знатной семьи) могли обучить рыцарским забавам - верховой езде, игре в чоуган, метанию колец и копий, стрельбе из лука, а также учили владеть палицей и арканом, бегать и кувыркаться, плавать и бороться, знакомили его с разными играми и шахматами [16]. Программа, как видим, весьма насыщенная, но следует отметить, что предназначена она была отнюдь не для всех детей, а только для избранных.
Носир Хисроу свой цикл стихов «О добре и зле» начал с произведения «Знание», где призывает детей и молодых людей:
Учись и познавай! В превратностях судьбы Познания твои - одно твое спасенье.
Кто знания щитом себя вооружил,
Тот в шуме бытия не знает треволненья
[17, с. 278].
Весьма ценится этим поэтом и добродетель, почитание отца и матери:
Ты буйство юности, как зверя, укроти,
Отцу и матери всегда служи отрадой.
Не забывай о том, что мать вспоила нас, Отец же воспитал свое родное чадо. Поэтому страшись в беспечности своей В их старые сердца пролить хоть каплю яда. К тому же - минет час: ты старцем
станешь сам, Не нарушай же брат, священного уклада
[17, с. 279].
А народная поговорка, как бы в ответ, говорит о возможных последствиях пренебрежения к этому священному укладу: «Тому, кто в юности своей Не чтил отца и мать, Почета от своих детей Не суждено узнать» [8, с. 42]. Все авторы заклинают почитать своих родителей, быть всю жизнь благодарным к ним, особенно почитая мать, которая кровью своего сердца (так, например, Саади называет материнское молоко) вскормила ребенка [11, с. 182]. Подлинный гимн, посвященный любви ребенка к матери, провозгласил Джами. Она, по его словам, всегда рвется в час беды и напастей к своему чаду. Она терзается и томится, если случаются невзгоды с ребенком. Мать всегда чувствует
себя, находясь вдали от ребенка, «как рыба без воды», и рвется к нему всей душой. Конечно, мать всю свою жизнь с начала до конца приносит в дар своему чаду, поэтому она -вещая звезда для ребенка. Исходя из этих славословий, Джами выводит и обязанности ребенка по отношению к своей матери. Сын должен всегда защищать мать, и всю свою славу и почет складывать «ковром на том пути, каким она пройдет». Можно стать пылью у ее ног, потому что «ноги наших матерей идут дорогой в рай» [18, с. 341].
Унсурмаали Кейкавус посвятил специальную главу своего сочинения «Кабуснаме» этому вопросу - «О почитании отца и матери» [4, с. 20-21]. Автор предполагает, что почитание родителей должно строиться на разумных соображениях - они являются посредниками между Богом и ребенком, поэтому, уважая Творца, надо уважать и его посредников. Предполагалось, что отец и мать являются для ребенка причиной добра и взращивания. Если же ребенок допустит в отношении родителей оплошность, то окажется, что он недостоин никакого добра. В дидактическом трактате предписывается поступать с отцом и матерью так, как хотелось бы, чтобы поступали с ним самим его собственные дети. Испытывая привязанность к сравнениям, в «Кабуснаме» сопоставляется человек - с плодом, а его родители - с деревом, и делается вывод, что большое уважение к родителям приближает самого ребенка к божьему благословению и благоволению [4, с. 21 ].
Вообще проблема воспитания, вероятно, волновала не только поэтов - это была весьма актуальная проблема для всех иранцев, так как практически все авторы обязательно подчеркивают свой идеал воспитанного и образованного юноши: «Просвещенье - твой клад и заветное слово, Что горит на венце драгоценном Хосрова...» [19]. Невежество постыдно, его не может скрыть самая богатая одежда, и человек, не научившийся в детстве умению связно говорить, ведущий пустые и бестолковые разговоры, - позор для родителей [7, с. 312]. Главные ценности жизни, постигающиеся с помощью воспитания и образования, выразил Омар Хайям:
Свод законов для жизни несет шариат,
В исполненье его обретешь тарикат.
В сочетаньи науки и чистых деяний
Драгоценности истины в мире лежат [20].
Необходимость стремления к учебе для детей неоднократно подчеркивается в дидактический сочинениях, убеждающих, что если есть разум, то необходимо учиться чему-нибудь, ибо разум без умения - тело без платья или человек без лица, считалось, что образование - это лицо разума [4, с. 21].
Удивительна касыда Носира Хосроу «О разуме и просвещении», в которой автор указывает на сильные стороны в достижениях каждого народа. Давая наставления юношеству, он призывает его отточить разум познанием:
Изучай, познавай, не пугаясь преград:
Познающему - трудное станет легко;
Доказательства сделай кольчугой своей,
Аргументы, как щит, подними высоко!
[21, с. 288]
Афоризмы Носира Хосроу, высмеивающие отсутствие образования [21, с. 292], перекликаются с народными пословицами и поговорками о воспитании и образовании: «Кто золото нашел, Не столь уж и богат. Кто знания обрел, Богаче во сто крат» [8, с. 20]. Невыученные уроки ассоциируются с погубленным временем, попусту потраченной жизнью. Учителя надо было уважать -перед ним склоняли голову даже царские дети [7, с. 319]. В процессе обучения ребенку покупали классную доску и тетрадь [11, с. 197]. Кроме того, каждый ученик носил в школу свой коврик, на котором сидел во время занятий. Тот, кто вытягивал ногу за пределы своего ковра, заслуживал порицания как посягающий на чужую собственность [22]. Поэтому можно сказать, что воспитание и образование были теснейшим образом взаимосвязаны.
Саади посвятил часть своей поэмы рассказу «О воспитании сыновей», в котором дает наставления отцу. Поэт начинает дидактический рассказ с необходимости изоляции сыновей от чужого (и возможно дурного) влияния с 10 лет [11, с. 176]. Эта позиция неоднократно повторяется и другими авторами. В частности, Ибн Сина утверждает: «Поведешься с ничтожным и станешь, как дурень, отвратен» [12, с. 149], причем ничтожным может быть человек всякого возраста, даже старый, а не только сверстник сына [7, с. 301]. Главное, чему должен учить отец - не науки, а добро и благонравие. Для
этого отец сам должен быть достойным человеком [7, с. 286]. Баловство и нега в воспитании сыновей не приветствуются, так как это приведет сына к страданиям в дальнейшей жизни [11, с. 176-177].
По рассказу Саади можно проследить и методику средневекового воспитания. Для начавших чему-то учиться приветствуются не наказания, а напротив, слова поощрения. Но не исключаются и наказания, и тому есть обоснование - «ребенок, не знавший наставника кар, получит жестокий от жизни удар», то есть все наказания - для блага самого же воспитанника. В качестве примера Саади приводит свое собственное воспитание и говорит о страшных побоях, которые он терпел в детстве от старших. Зато в старости поэту был дарован высший удел - признание и слава. Домашнее воспитание, подобное тому, что получил Саади, воспитывало главное качество - покорность. Появлялась и надежда: «И всяк, кто покорен приказа словам, знай, в будущем станет приказывать сам» [11, с. 176-177].
Наказывают не только маленького сына, но и детей всякого возраста. Нерадивого сына можно и даже должно наказать, как это случилось во время одной из битв, описанных Фирдоуси в Шахнаме. Сын, оправдываясь за неудачи в бою и бегство от врага, говорит о павшем в бою коне и о своей печали по этому поводу. На это отец отреагировал весьма бурно: «Осыпал сына бранью площадной» и огрел его плетью [9, с. 124].
Наказание нерадивому сыну, который непослушен, может исходить не только от родителей. Наказание такому грозит и от Бога, поэтому «// если ты в здравом уме, не перечь тому, кто тебе дал слух, зренье и речь» [11, с. 182]. Учиться добродетели и наказывать тело за леность считалось очень полезным и в дидактических сочинениях. Слова о том, что «леность - порча тела» [4, с. 24], предполагали, что если тело не хочет, разум должен заставить его повиноваться, так как основа всякого блага в знании и образовании, в особенности обуздания души, и смирении, и праведности, и правдивости, и набожности, и невинности, и терпеливости, и стыдливости.
Нельзя было жалеть ребенка, если его наказывали учителя, более того, это считалось лучшим наказанием, чем полученное от родителей, которые могли находиться в со-
стоянии гнева и не всегда поступать справедливо [4, с. 61].
Предполагается, что, независимо от материального положения отца, он обязан дать в руки сыну какое-то ремесло, потому что богатства в один момент могут исчезнуть, а ремесло останется в руках и поможет сыну избежать удел попрошайки - «у люда ремесел не пустеет мошна» [11, с. 176-177]. Поэты настаивают на ответственности не только отца за будущее детей, но и самих детей за свое будущее. Жизнь, как говорит Ибн Сина, превратна, и наследников могут ждать напасти, поэтому нельзя корить родителей за невзгоды, надо стремиться их преодолеть [12, с. 49]. Сказывается и восточный фатализм в восприятии судьбы — тот же поэт считает, что смертному невозможно постичь гармонию мира и превратности жизни.
В отличие от отношений отца и сына, отношение отца к взрослой дочери часто зависело от ее внешности. Отец мог восхищаться красотой дочери, его могли приводить в восторг ее прелести, но народная мудрость всегда предостерегала, напоминая древние арабские обычаи: «дочь схоронить -хорошо поступить» [10, с. 104].
И все же родившуюся дочь надо было вначале поручить добродетельным кормилицам, а когда подрастет - предполагалось отдать ее воспитательницам, чтобы она изучила намаз, пост и все условия шариата. Особо оговаривалось, что писать ее учить нельзя [4, с. 62] - предписание достаточно противоречивое, ибо многие дочери шахов и знатных людей были грамотными.
Когда дочь вырастет, лучшим считалось выдать ее как можно скорее замуж, но пока она живет в доме отца, с ней необходимо быть ласковым, ибо девушки - беспомощны и они - пленницы родителей [4, с. 62]. Испрашивая согласия на брак, дочь могла встретить различное отношение к этому поступку. По Фирдоуси мы можем судить об одном варианте развития событий, предполагающем, что старый шах, опасаясь, что дочь не найдет достойную пару, радуется объявленному дочерью известию о предстоящем браке:
Как тень, исчез его томивший страх.
И радуясь, веселый с ложа встал он...
И тут же, повелев созвать гостей,
Устроил свадьбу дочери своей [9, с. 23].
Отношения братьев и сестер упоминаются в источниках крайне редко. Чаще упоминаются отношения только между братьями или только между сестрами: «Если братья дружны, То и кони их быстро мчатся. Если сестры дружны, Сыты чада и домочадцы» [8, с. 17]. '
Старшие братья (после отца) главенствуют во всех делах, руководят младшими и заботятся о них в соответствии с нормами Корана. Младшие братья, повинуясь и не прекословя, должны были относиться к старшим в высшей степени почтительно, во всех делах оставаясь под их началом. Если даже обращение старшего брата дурно, младший все равно почитает его: в послушании состояло доброе поведение младшего брата. Старшие и младшие сестры относились друг к другу по таким же правилам, причем, даже самая из старших сестер находилась в подчинении даже самого младшего из братьев. В этом состоял закон братьев и сестер.
В мусульманском обществе положение внебрачных детей было довольно низкое. Это связано с тем, что в предисламский период только аристократ мог себе позволить проследить свое происхождение по отцовской линии до самого отдаленного предка -это было и его правом, и привилегией [23]. Представители низких сословий не могли этого сделать с нужной достоверностью, так как им приходилось постоянно менять своих хозяев и место жительства. В исламе и сейчас на внебрачного ребенка смотрят свысока, потому что его мать не смогла соблюсти мусульманский закон, который для свободной женщины допускает только одну возможность вступить в половую связь - в рамках законного брака. Законность детей обосновывалась наличием брачного договора, по дате которого судили о законнорожденности. Часто ситуации, связанные с детьми, приводили к спорам и раздорам между партиями и родами, и только разбирательство с привлечением авторитетных людей местности и судей помогало решить вопрос и установить отцовство [24].
Отношение к смерти детей двояко. С одной стороны, поэты (в том числе и Саади) призывают не плакать о младенце, как бы ни был он мил, потому что он пришел чистым и таким же чистым этот мир покинул [11,
с. 194]. С другой стороны, это горе: сам же Саади, у которого умер сын, рыдает в стихах и выражает свое желание умереть, уйти за сыном [11, с. 200]. Однако на путь истинный его наставляет Бог, указуя, что не им дано, поэтому не им будет взято. Семидесятилетний Джами в трех газелях «На смерть сына» также буквально кричит о той боли, скорби, испытанной им впервые, которую причинила ему утрата, которая его уничтожает, не дает пощады. Смерть сына сравнивается с отнятой жемчужиной, а разлука с мальчиком ассоциируется с огнем, растущим из груди. Джами оплакивает не взрослого сына, а младенца, еще не научившегося ходить и самостоятельно есть, однако для отца он уже -сердце, уже - бальзам отца. Конечно, после столь тяжелой утраты в душе отца - пустынно и темно [25, с. 418-419]. Однако, согласно Корану, не пристало мусульманам так убиваться по своим детям. Но отнюдь не всегда увещевания Мухаммеда доходили до тех, чьи уши закрыты скорбью.
Важно подчеркнуть, что хотя скорбь по сыновьям в поэзии встречается гораздо чаще, упомянуты и умершие дочери. Однако слова печали светлее, горе - притушенное, смерть дочери воспринимается как скрытый приют, найденный умершей [25, с. 419]. Пережил смерть своего ребенка и Хафиз, который выразил печаль в форме газели трагической тональности [15, с. 116]. Важно отметить, что в персидском языке отсутствуют грамматические признаки рода, что не позволяет выделить пол адресата. Обычно о принадлежности ребенка к определенному полу узнаем либо по имени, либо по упоминаемым предметам и признакам - типично женским (покрывало, коса) или мужским. В газели Хафиза весьма сложно определить, кому адресованы слова скорби - сыну и дочери, однако горе отца выражено приглушенно, что может служить (но не обязательно) признаком того, что это была дочь.
По Фирдоуси описываются чувства отца, в результате интриг убившего своего взрослого сына. Он считает свой поступок злодейством, считает, что ему не может быть утешенья [9, с. 102, 132]. Фирдоуси в Шахнаме описывает, как умирающего царевича оплакивали во дворце, рыдая, а женщины при этом рвали на себе косы. После смерти царевича
Все слуги, проклиная жребий свой, Низверглись в бездну с крыши крепостной.
А Джарира [мать] огонь зажгла, рыдая, Сожгла сокровища дотла, рыдая.
В конюшни, меч подняв, она вошла И двери за собою заперла,
Коням арабским распорола чрева И плакала, полна тоски и гнева.
Затем пришла туда, где сын лежал,
А был под платьем у нее кинжал.
Живот себе вспоров, припала к сыну,
В его объятьях обрела кончину [9, с. 133].
Почти так же описывает Фирдоуси подобную сцену, происходившую с другими героями, которые после смерти сына разрывали свою одежду, а мать:
Бушуя, как небесная гроза,
Не слезы - лили кровь ее глаза.
Она вопила в муке и стенала,
И волосы с корнями вырывала.
Она огонь велела разложить И волосы свои на нем спалить [9, с. 112].
Часто повторяющийся эпизод - в горе по умершим детям мать отрезает косу: «Вот косу свою, ароматный аркан, Отрезала в горе царица...» [9, с. 228].
Джами приводит как пример письмо-наставление взрослого умирающего сына к матери, призывающее не выражать свое горе вырыванием волос и царапаньем щек, а вступить на путь терпения и не проливать кровавых слез [7, с. 351-352]. Однако, получив известие о смерти сына, мать, светлая разумом и твердая душой, поначалу не смогла сдержать своих чувств, и ей хотелось, «чтоб мир затмила ночь», и «пыль смерти сына, копоти черней, осела тяжко на душе матери» [7, с. 360, 364].
В редчайших случаях поэзия предоставляет нам примеры отношения детей к смерти родителей. Эта тема почти не упоминается у большинства и затронута только в одном из рассказов поэмы «Бустан» у Саади. Провожая прах своего отца на кладбище, мальчик оплакивает не свою будущую тяжелую сиротскую жизнь, - он печется об отце, который потерял блага жизни, и проливает по родителю «не слезы, а кровь» [11, с. 200-201].
В целом, иранские поэты, уделяя определенное внимание детской проблеме, позволили выяснить, что, хотя любовь к детям отнюдь не была обязательным предписанием
для мусульманина, человеческие чувства тонких и чувствительных натур прорывались с особенной силой именно в проявлении отношения к детям. Дети были и определенным объектом приложения сил для воспитания достойного преемника, при этом наибольшая часть усилий направлялась на воспитание сына, тогда как отношение к дочери у всех характеризовалось как пренебрежительное.
Можно заметить и некоторое несоответствие исламских идеалов ребенка и действительных отношений детей и отцов, детей и матерей. Мужчины всегда занимали более высокое место по отношению к другим членам семьи. Возможно, подобное жесткое распределение обязанностей через унижение женщины, низведение ее до половинки мужчины, позволяло чувствовать себя мужчинам в большей безопасности. Мужчины - слабы, и во всех грехах обвиняя женщин, перекладывая на нее весь груз семейных домашних забот, в итоге заставляли женщин нести двойной груз - и собственный женский, и мужской. Подобное отношение к женщине отражалось и на детях. Часто мужчины переходили и установленный Кораном характер обращения с детьми: и в сторону чрезмерной любви, и в сторону неоправданной жесткости. Отношение же матери к ребенку, как бы ни пытался Коран призвать к сдержанности, всегда отличалось крайней эмоциональностью, особенно в выражении скорби.
Исламская воспитательно-педагогическая теория, как видим, не всегда последовательно проводилась в жизнь средневекового Ирана. Местные особенности, традиционные взгляды и эмоциональные всплески часто выводили взгляды и действия родителей за рамки установленных исламом норм.
1. Коран: Пер. И.Ю. Крачковского. М., 1990. 728 с.
2. Ас-Сахих (Сборник хадисов Мухаммада ибн Исмаила ап-Бухари) // Родионов М.А. Ислам классический. СПб., 2001. С. 168-246.
3. Мусульманский мир. Исламский журнал.
2000. Янв.
4. Унсурмаали Кейкавус II Энциклопедия персидско-таджикской прозы. Душанбе, 1986. С. 13-122.
5. Хузина А.Б. II Мусульманский мир. Исламский журнал. 2000. Янв.
6. Родионов М.А. Ислам классический. СПб.,
2001.
7. Джами. Избранное. Из книги поэм. М., 1964.
8. Караван мудрости. Народные изречения и пословицы Ирана и Средней Азии. М., 1966.
9. Фирдоуси // Фирдоуси. Шах-наме. М., 1996.
10. Дакики II Средневековая персидская проза. М., 1986.
11. Саади // Восточная поэзия: В 2 т. Т. 2. М., 2002.
12. Ибн Сына II Лирика. Из персидско-таджикской поэзии. М., 1987.
13. Рудаки II Восточная поэзия: В 2 т. Т. 1. М., 2002.
14. Рудаки II Лирика. Из персидско-таджикской поэзии. М., 1987.
15. Хафиз. Вино вечности. М., 1999.
16. Самак-ашр II Средневековая персидская проза. М., 1986. С. 217.
17. Носир Хосроу II Восточная поэзия: В 2 т. Т. 1. М., 2002.
18. Джами. II Лирика. Из персидско-таджикской поэзии. М., 1987.
19. Хакани II Восточная поэзия: В 2 т. Т. 1. М., 2002. С. 445.
20. Омар Хайям. Рубаи. М., 1997. С. 384.
21. Носир Хосроу. II Восточная поэзия: В 2 т. Т. 1. М., 2002.
22. Рейснер М. II Хафиз. Вино вечности. М., 1999. С. 259.
23. Родригес А.М., Киселев К.А., Закаурцева Т.А., Белоусова К.А. Актуальные проблемы социально-политического и этноконфессионально-го развития Запада и Востока. М., 1997. С. 16.
24. Тарих-и Систан (История Систана). М., 1974. С. 264.
25. Джами II Восточная поэзия: В 2 т. Т. 2. М.,
2002.
ОБРАЗОВАНИЕ АВСТРИЙСКИХ ОРГАНОВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ В 1945-1955 гг. (по материалам советской оккупационной зоны)1
О.С. Горлова
Gorlova O.S. The formation of Austrian State bodies in 1945 to 1955 (on the materials from the Soviet occupation zone). The article interprets the archival materials thus shedding light on the formation of the authorities in postwar Austria.
Вопрос о послевоенной судьбе Австрии не раз поднимался на различных дипломатических встречах и конференциях времен Второй мировой войны. Уже на Московской конференции министров иностранных дел Великобритании, Советского Союза и США (19-30 октября 1943 года) была принята совместная декларация, в которой предусматривалась послевоенная независимость и свобода Австрии [1]. В апреле 1945 года Австрия была освобождена от фашизма. 9 апреля 1945 года было опубликовано «Заявление советского правительства об Австрии», в котором говорилось: «...Советское правительство стоит на точке зрения Московской декларации союзников о независимости Австрии... Оно будет содействовать ликвидации режима немецко-фашистских оккупантов и восстановлению в Австрии демократических порядков и учреждений» [2].
1 Статья подготовлена при финансовой поддержке Министерства образования РФ. грант А03-1.2-327.
К началу Второй мировой войны самостоятельного австрийского государства уже не существовало, поэтому с Австрией заключали не мирный договор, а «Договор о восстановлении независимой и демократической Австрии». С момента освобождения восточных рубежей Австрии от фашистской оккупации начинается новый период ее истории -период рождения новой австрийской государственности. Это время знаменуется не только воссозданием дофашистской партийно-политической системы государства, его правовых институтов и форм, но также структурированием органов местного самоуправления Австрии.
Как отмечал известный австрийский политик, бывший министр иностранных дел Австрии и генеральный секретарь ООН Курт Вальдхайм, отрицательным моментом для австрийского государства было отсутствие правительства в эмиграции. Эмигранты, придерживавшиеся диаметрально противопо-
