CC BY
67
СРЕДНЕВЕКОВАЯ ИРАНСКАЯ ЖЕНЩИНА ГЛАЗАМИ ПОЭТОВ: К ПРОБЛЕМЕ СООТНОШЕНИЯ ИДЕАЛЬНОГО И РЕАЛЬНОГО
О.П. Жалменова, О.С. Юдакова
Zhalmenova O.P., Yudakova O.S. The woman in medieval Iran through the eyes of poets: on the issue of the alignment of the ideal and the real. The article discusses the role of women in medieval Iran as it is represented in the poetry of the period and seen today from a historical and sociological angle.
Традиционная историография, как правило, игнорировала по существу проблему женского статуса и взаимоотношения полов в историческом развитии общества. Характерно, что и в современной отечественной социальной истории, органической частью которой является история женщин, фактически нет специальных исследований. Вместе с тем, именно в области современных социально-исторических исследований о средневековой семье, браке, демографическом поведении и тому подобное накоплен разнообразный материал, дающий основу для размышлений относительно роли женщины в общественных процессах средневековья. Постановка подобного вопроса явилась отражением нового качества исторического мышления и новаторской традиции в современной исторической науке.
Новизна состоит в том, что расширение таких нетрадиционных для исторической науки сфер социокультурной жизни общества, как семья, женщина, брак, сексуальные отношения, особенности ментальности и так далее, - стало результатом складывания нового, синтезирующего подхода к истории, как истории человека во всех проявлениях его социальности, в том числе и в различных социо- и половозрастных ипостасях: аристократа, горожанина, крестьянина, мужчины и женщины, ребенка и старика. Изучение каждой из них открывает специфические особенности понимания структуры личности исторического человека и развития самого человечества как субъекта истории. И это понимание может быть определено как антропологическое, где речь идет не о биологической, женской, а о социальной, исторической антропологии, которую пол интересует с точки зрения его социального функционирования.
Литературные истоки в условиях разделения полов на сильных и слабых немысли-
мы без «рыцарей» (условно) и «прекрасных дам». Чем же отличались «прекрасные дамы» иранского, мусульманского Востока от европейских, а в чем были схожи? Что двигало мусульманскими «рыцарями» в их традиции пренебрежения женщинами, и одновременно -поклонения им? Помочь разобраться в этом может именно художественная литература, и прежде всего поэзия - своеобразное зеркало представлений людей (в нашем случае мужчин, ибо они были творцами литературы интересующего нас периода) о мире, его ценностях и идеалах.
Отношение к женщине на Востоке вообще и в Иране, в частности, противоречивое. С одной стороны, она не считается полноценным существом, равным мужчине. Она ущербна разумом1, коварна, женщине изначально присуща хитрость [1]. С другой стороны, женщина необходима и семье, и государству, и Санаи, в частности, указывает:
На что нам и жизнь и держава такая,
Коль женщине днем, на проезжем пути,
Домой виноград не дают донести? [2].
Отношение государства к женщине и семье в Иране несколько отличается от дальневосточного. Если на Дальнем Востоке за преступление члена семьи отвечала вся семья, то, согласно поэтическим произведениям Ирана, правителям предписывалась мудрость и сдержанность при решении судьбы близких преступника, ведь мужчина - своим домочадцам щит и оплот [3], поэтому состраданье к детям преступника было почти обязательным:
Преступная пусть упадет голова.
Но если преступник оставил семью,
Излей на нее благосклонность свою.
1 «Ущербная разумом» - типичное обращение к женщине на мусульманском Востоке.
Пусть кару претерпит злокозненный муж, Страданья жены и младенца к чему ж? [3, с. 40].
Рудаки, описывая отношение к женщине, обращает внимание на их внутренние и внешние качества - «чары колдовские», «прелестный лик», «стройный стан» [4]. Безусловно, все персидские поэты изощрялись в описании женской красоты, поэтому можно привести краткое, но емкое определение женской красоты у Саади:
Лицом - точно солнце, а телом она -Как розовый куст. Весела и умна.
Окрашены красным ее ноготки -Не кровью ль погибших от страстной тоски? На солнечном лике, как радуга, бровь Отшельникам даже внушала любовь [3, с. 65].
Замечательными являются описания прекрасной женщины в сказочных сюжетах «Шахнаме» Фирдоуси и в поэтических произведениях других поэтов. На их основании можно создать собирательный образ красавицы. Она безгрешна телом, мудра душой, а прелестям ее не было числа. Фирдоуси - поэт Востока - ценитель женской красоты, не скупился на краски. Он называет ее луной, солнцем дня, неземной пери [5]. Пери - это сказочный образ, вошедший в классическую поэзию как метафора необычайно красивой девушки. В зороастрийской мифологии пери представляли собой духов как женского, так и мужского пола, наделенных сверхъестественными способностями. Нередко пери враждебны человеку и обольщают его своим обманчиво прекрасным ликом. Поэтому сравнение поэтом девушки с пери уже предполагает возможный обман с ее стороны. Голова у нее круглая, лоб гладкий [6]. Брови красавицы - два согнутых лука (иногда брови сравниваются с полукруглым сводом михраба [7], то есть алтарной части мечети, всегда богато декорированной). Темные ресницы ее - как опахала [8]. Нос подобен мечу, а рот - половинке динара [6]. Губы прекрасны - что цвет рубина [5, с. 22], иногда используется понятие «бутон губ» [7, с. 275] -то есть воспевался маленький рот, похожий на розовый бутон, не полностью раскрывший свои лепестки, а зубы - подобны жемчугу. Ее щеки пылали как розы, блистали ушные мочки, а в них драгоценные серьги сверкали в свете лунном [5, с. 22-24]. Ушные ракови-
ны часто сравнивались с жемчужницами для жемчуга речей [8, с. 94]. Глаза могут быть, как два близнеца-разбойника [9], а могут быть «ленивые» [7, с. 274-275], обозначающие томность взора. Весьма часто используется такая постоянная метафора для глаз красавицы, как нарциссы - белые лепестки сравниваются с белками, а темная середина -с радужкой [7, с. 56; 8, с. 45]. Отмечается и обязательность длинных прекрасных волос для девушки, которой «стоит косу распустить - и сто сердец блаженство пьют...»
[10]. Косы могут быть двумя арканами [5, с. 22] или силками [8, с. 93]. Особо описываются косы, висящие за ушами как змеи [9, с. 235], иногда - это змеи-кудри [7, с. 56]. Упоминаемые кудри красавиц привычно связываются с мускусом по запаху и цвету, они же уподобляются цепям, приковывающим к себе сердца влюбленных [7, с. 34].
Одна из деталей портрета красавицы -ямочка на подбородке, которая всегда сравнивается с ловушкой, ямой или колодцем, куда падает неосмотрительный влюбленный [7, с. 36]. Но ямочка указывает и на красоту лика, олицетворяющую божественное совершенство. Подбородок, похожий на мячик с ямочкой, считается верхом прелести девушки [6, с. 221]. Нежный лик красавицы подобен фиалкам, чело блистает, как зеркало [8, с. 46, 93] - такова была звезда любви. Красота девушки может сравниваться со звездами, луной, с солнцем; более того, подобной красоте солнце даже может позавидовать [1, с. 104].
Шея красавицы должна быть короткой, а на нее ста складочками ложится двойной подбородок. Руки - короткие, кисти маленькие и все в ямочках, пальцы на руках выкрашены в черный цвет [6, с. 221].
Конечно, мужчины считали, что все это «женской прелести очарованье через глаза рождает в нас желанье» [8, с. 106] - то есть вся красота создана исключительно для наслаждения мужчин. С другой стороны, «Кто урод, кто красавец - не ведает страсть»
[11], поэтому внешность не всегда определяет влечение. И все же явно прослеживается в стихах ощущение женщины, как существа второго сорта, несмотря на ее якобы превозносимые качества:
И мужчина худший - лучше и достойней
Женщины прекрасной, даже самой лучшей [12].
А для мужчины единственно возможной красотой была несравненная физическая сила и смелость («Он сердцем лев, слону подобен силой»). Отсутствие этих качеств - позор, мужчина в случае трусливого, позорного поступка перед женщинами «сгорел бы от стыда», даже если позор видели только служанки [5, с. 18]. Хотя мужчинам многое прощалось, все же с точки зрения если не поэтов, то мудрецов, тот кто ищет близости женщины с дурными помыслами - невежда
[13]. Мужчина, который в течение жизни не смотрел похотливым взглядом на женщину, по мнению персов, - почти святой, и это описывается всегда как особое достоинство [13, с. 254].
Стихи Рудаки показывают, что не только внешность девушки пленяла сердца юношей, но и их речи: «Не цепями приковала ты влюбленные сердца - Каждым словом ты умеешь в них метать огонь и лед... [10, с. 52]. Ему вторит и Саади, упоминая девицу, которая славилась тем, что «не речи, а сахар роняла она» [3, с. 108]. Конечно, поэтов всегда пленяли красавицы, у которых «равно прекрасны и уста, и их реченья» [7, с. 96], поэтому Хафиз часто называет красавиц «слад-коустыми падишихами», а свою избранницу именует «Сулейманом нашего времени» [7, с. 97], что означает ее выделение из рядов мудрых и красноречивых тем, что обладает дарованным Господом знанием «языка птиц».
Исходя из принципа, что «для человека нет ничего важнее, чем быть счастливым»
[14], иранцы подразумевали под счастьем, прежде всего, любовь. Прекрасная женщина у поэтов ассоциируется с влюбленностью [3, с. 167]. А клеймо любви на душах людей -«счастья подлинный знак» [9, с. 267], ее не следует бояться, хотя она и сжигает сердца [11, с. 22]. Любовь - чиста и вечна, она далека от порока и превратностей судьбы [15], с любовью люди обязательно придут к правде и добру, потому что она - как утренняя звезда [8, с. 58]. Любовь ассоциируется с птицей, которая родится от страстного взгляда и свивает гнездо в сердце, правда, при этом «выкидывает прочь терпение» [1, с. 105]. У истинного влюбленного отсутствуют эгоистические побуждения [7, с. 210], потому что «Когда живут в душе любовь и верность, любовь пылает, обретя безмерность» [8, с. 189].
Влюбленность приводит мужчину к недопустимым поступкам. В Иране одну из газелей Хафиза связывают с историей легендарного шейха Санана [7, с. 54], который, страстно влюбившись в христианку, даже изменил своей вере. Другая газель посвящена описанию пребывания в квартале любимой и созерцанию ее лика, что, по словам поэта, затмевает красоту странного иранского праздничного ритуала1 . Восход луны или солнца, часто упоминаемые в поэзии, знаменуют собой приход возлюбленной, явившей влюбленному свой лик без покрывала [7, с. 134]. Вообще, любовь часто считается для возлюбленного зеркалом, с помощью которого он рассматривает свою красоту [15, с. 122].
Любовь может придти внезапно, и от красоты девушки юноша может лишиться чувств. Она расцветает как тюльпан, а душа юноши готова продаться в рабство. Внезапная любовь описывается как стук в дверь сердца - мол, я пришла! А терпение в это время складывает пожитки - мол, я ухожу! [1, с. 192]. Любовь вспыхивает в сердцах не только при встрече, но и заочно, при словесном описании красоты девушки [1, с. 158].
Любовь служит доказательством человеческого совершенства и духовной силы, потому что она сочетается с духом возвышенным, а не с душами подлецов. Поэтому ищущий любви должен обладать гармоничной душой и совершенной личностью. Так, в Иране любовь считалась очистительным средством для души - покуда натура не станет здравой, а душа - добродетельной, любовь недопустима и влюбленность невообразима [1, с. 106].
Любовь всегда жертвенна, причем жертвовать ей надо только то и тем, что дороже всего. Даже губя свое сердце, необходимо сохранять мужественность в этой жертве [11, с. 23]. Влюбленных нельзя порицать, потому что над любовью ничто не властно - у Джа-ми одно из стихотворений так и называется -«Не порицай влюбленных» [8, с. 73]. Влюбленность и любовь - удел не только молодых, это - признак сохранения жизненных
1 У иранцев с древнейших времен и до настоящего времени существует обычай: в дни новогоднего весеннего праздника они выезжают на лоно природы полюбоваться весенними цветами и зеленью, появляющимися на короткий период дождей и вскоре исчезающими под палящими лучами летнего солнца.
сил мужчины. И все-таки поэты осуждают, или, скорее, сетуют не несвоевременность любви в преклонном возрасте [7, с. 128-129]. Да и женщины с презрением могут отвергнуть влюбленных стариков [8, с. 73]. Однако уделом влюбленного всегда являлось страдание и несправедливость к нему, и любовь часто может быть коварной и терзающей [15, с. 123]. Но, с другой стороны, «Любовь приятнее, когда несет нам муки» [16], поэтому к мукам, печалям и страданиям, связанным с любовью, поэты относятся философски: «Так этот мир устроен с древних лет: Без горечи в нем жизни сладкой нет» [8, с. 220]. Поэтому любви часто боялись, опасаясь потерять власть над собой (или над миром, если это правитель) [8, с. 322]. Причем мук боялись не только душевных, но и материальных, полагая, что начинается любовь с сомнения, а кончается нищетой [1, с. 107]. И все же любовь не проходит зря, даже несчастная, безответная: «Тот, кто влюбился, проявил добродетель, скрыл любовь и умер - умер шахи-дом» [1, с. 106]. Таким образом, жизнь влюбленного - основа счастья, а смерть его - венец мученической смерти за веру. И все же, тот, кому недоступны тайны любви, считался не человеком, а грубым животным [12, с. 160].
Явно прослеживаются и социальные мотивы в описании влюбленности. Влюбленный мужчина часто понимает невозможность связи с женщиной иного круга, стоящей гораздо ниже по социальной лестнице. Совесть мужчинам часто запрещала подобную любовь. Но терпеть можно сердцем, а сердце -«ограблено толпой красоты». Даже понимая, что нет ничего худшего для сердца, чем влюбиться с первого взгляда, представитель высшего сословия, или сам падишах, осознавал, что «всепобеждающее чувство вырывало у него из рук поводья твердости духа и самообладания» [1, с. 106]. Дидактические трактаты советовали остерегаться, пока возможно, влюбленности, ибо она считалась делом, несущим беды, в особенности в старости и во время нищеты [17]. Влюбленность также, по мнению авторов-дидактиков, приносила страдание, муки сердца и бедствие, хотя и признавалось, что боль эта - сладостная.
Влюбленность, по мнению иранских поэтов, и супружество - почти несовместимые понятия. У поэтов, с одной стороны, супружество - это счастье, дверь к блаженству
[5, с. 179]. Причем счастье это зависит не только от жены, но и от мужа. Носир Хисроу в цикле «Порицание и хвала», вознося хвалу ремесленникам, упоминает, что у них, как правило, крепкие семьи, они не знают низменных страстей, хотя, возможно, и не всегда по горло сытыми ходят. Главное, что «видят лишь добро жена и домочадцы» [18]. Хорошая семья угодна Богу: «Коль ладно живешь ты, супругу любя, Создатель с любовью глядит на тебя» [3, с. 174]. Браки свершаются по воле Бога, и море доброты, приводящее в движение весь мир, соединяет в брачном союзе любящие сердца. В этих узах выражается свобода и любовь Творца [8, с. 232-233]. Поэтому идеальный случай соединяет любящих в счастливом браке, именно он является спасеньем для двух несчастных, опаленных страстью влюбленных [8, с. 253]. Мужчина в принципе осознавал, что ему не избежать влюбленности и любовной тоски. Поэтому женитьба, которая одобряется праведниками и укрепляет основы религии, является при нашествии любви наилучшим выходом [1, с. 165].
В насквозь меркантильном иранском мире, где торговля - наиболее почитаемое занятие, дидактический трактат вдруг указывает, что хоть богатства и дороги, но не дороже жены и детей [17, с. 59]. Более того, звучит призыв не жалеть своего добра для жены и детей. Один из поэтов, Рудаки, упоминает семью, ценность которой он сам не всегда осознавал в молодые годы, зато он не знал забот о жене, о детях, о семействе, вольно жил и не слыхал про тяготы такие. Однако впоследствии подобное пренебрежение к семье обернулось несчастьем для героя этих строк, который в старости должен брести с посохом и сумой, а не наслаждаться детьми и внуками [10, с. 26-27].
Действительно, с другой стороны, счастливая семейная жизнь требует огромной самоотверженности и усилий от каждого их супругов:
За милого, любящий, крепко держись,
Коль смерти захочет твоей, согласись.
Чтоб райского стал ты достоин житья,
Пройди через ад отреченья от «я» [3, с. 110].
Намереваясь заключить брак, влюбленный мужчина должен был сам или через своих подданных (если это сам падишах) полу-
чить у девушки согласие на брак, дабы устранить всякие кривотолки о прелюбодеянии. Затем заключался брачный союз на основе шариата, и на «прекрасном листе» писали брачный договор [1, с. 108, 215]. После этого сообщали всем о предстоящем торжестве, чтобы приглашенные на свадьбу успели составить поздравления. Упоминаются и разнообразные хлопоты по брачному договору, а также необходимость какого-то времени для исполнения всех брачных обязательств [1, с. 161]. Только после этого невеста отбывает в дом будущего мужа. Покуда не заключен брачный договор и не завязаны узы свойства, не принято было посылать сокровища и дары [1, с. 159].
Требование к женщине, которая станет женой, были высокие, зато если она добродетельна и честна в делах, даже бедняк мог ликовать, как падишах. В объятиях верной жены не страшны никакие невзгоды, и если к тому же честная жена еще и красива (красота для женщины вообще - важнейший элемент, но для жены - далеко не первый, как видим), -то «супруг, как в раю» [3, с. 174]. Красота называется поэтами «чудо милосердия» [7, с. 54], и считается одним из проявлений Бога в мире, о котором говорится в Коране, т.е. красота возлюбленной воспринимается как выражение милосердия Творца. Но если жена некрасива - беды в том нет никакой, утверждает Саади, - важно, чтобы муж жил с ней дружно, а жена была ласкова и набожна. Более того, поэт убеждает мужчин, что такая жена-дурнушка гораздо лучше злонравной красавицы, и говорит: «но коль добронравна уродка - бери!» [3, с. 174]. Джами, вторя этим словам, подтверждает, что хотя красота очень притягательна, все же облик может меняться, поэтому надо ценить прежде всего содержание души женщины [8, с. 72]. Красота и целомудрие - эти два качества, обязательные для жены, часто повторяются в источниках [13, с. 74]. Иногда указанная пара качеств меняется, представляя собой благородство и целомудрие [13, с. 81]. Может описываться и жена, проводившая время под покровом благочестия и накидкой целомудрия [1, с. 133]. В любом случае, описывая достоинства женщины, авторы, наряду с другими, стараются указать и целомудрие [13, с. 82]. Считалось, что целомудрие обеспечивает верность будущей жены. Идеал семей-
ной жизни автора выражен в стихах: «Воистину избран Создателем тот, с кем честно и дружно супруга живет» [3, с. 175].
В историческом сочинении при описании одной из географических частей Ирана -Систана, автор обращает внимание на одно из выдающихся достоинств региона. Это -женщины, которые в Систане, по его мнению, лучшие и целомудренные, если только они чистокровные систанки. Все возможные отклонения от идеала добронравия объясняются смешанной кровью [13, с. 57].
Наиболее полно все качества хорошей жены перечислены в дидактическом трактате. Согласно ему, жена должна быть чистой, набожной, хозяйственной, любящей мужа (еще раз подчеркивается, что любовь - не главное качество), стыдливой и праведной, воздержанной на язык, чистой на руку и заботящейся о добре [17, с. 59]. Только тогда она действительно считается хорошей.
В связи с этим поэтам страшно влюбиться в злую женщину, изменницу, с душой кровожадной и темной, которая не может утешить мужчину, и тем более страшно создать с такой семью [19]. Злая жена ассоциируется с уксусом, скорбью, бедой, позором [3, с. 174-175]. Рудаки в сатирическом тоне рассказывает о подобной семейной жизни со злой женой:
О, горе мне! Судьбины я не знавал страшней:
Быть мужем злой супруги, меняющей мужей.
Я не внушу ей страха, приди я к ней со львом;
А я боюсь и мухи, что села рядом с ней.
Хотя она со мной сварлива и груба,
Надеюсь, не умру я, спасу остаток дней [4, с. 42].
На уродливой и злой женщине мог жениться только слепец, находясь в безвыходном положении, но и он осознавал уродливость жены, даже не видя ее, поэтому стыдился жены и усугублял свои мучения [8, с. 141]. Такой брак ассоциировался с кандалами [1, с. 192].
Но далеко не всегда, даже женившись на благонравной женщине, мужчина обеспечивал себе счастье. В рассказе Руми приводится ситуация, когда мужчина девять раз женился на девушках, казалось бы целомудренных и благонравных, однако позже они оказывались распутницами1. Но «прелюбодеяние
1 Женщины, нарушившие обет целомудрия или изменившие свои мужьям, отправлялись в «веселый
и радость не объединишь» [1, с. 193], поэтому, действуя методом «клин - клином», он в десятый раз женился на распутнице, надеясь, что именно она и окажется для него верной и преданной женой [21]. Мужчина и другим образом может исправить ситуацию - ему дозволяется колотить глупую и порочную жену, а в крайнем случае - бежать «крокодилу хоть в пасть», чем погибнуть и пасть низко в глазах своих собственных и глазах друзей и соседей. Отличный вариант решения проблемы злой неуживчивой жены -молвить ей «прощай» [3, с. 175], то есть развестись. Развод, кстати, часто сопровождался оргией, выражающей радость мужа по поводу избавления от глупой и бесплодной жены [11, с. 224].
Не лучше вариант семейной жизни, упомянутый в народной пословице и свидетельствующий, что жене далеко не было безразлично поведение мужа и его личностные качества: «Чем быть женою труса-подлеца, Не лучше ль быть вдовою храбреца?» [22].
Весьма пренебрежительно при заключении брака относились и к чувствам, и к интересам женщины: ее могли, пренебрегая шариатом и благородством, насильно сделать женой, не спрашивая ее согласия [1, с. 152].
С другой стороны, любящий муж предан своей жене (причем она упоминается, обычно, как единственная), и не может покинуть ее даже по приказанию царя, ссылаясь на то, что жена:
Но мается, бременем отягчена,
Не ест, и не пьет, и не ходит она.
Прикован и я к изголовью ее,
Меж смертью и жизнью ее бытие...
Я страха и жалости полон: одну
Не в силах я ныне оставить жену [5, с. 211].
Это - исключительная ситуация, а в принципе чрезмерная преданность семье и жене со стороны мужчины тоже была предосудительна - его могут осуждать друзья и родственники, повидавшие свет, упрекая, что «Сидящие дома, в объятьях жены Бывают ли знаний, талантов полны?» [3, с. 179]. Не слишком поощрялись мужчины, которых женщины прельстили своими ухищрениями,
квартал» - обиталище порока и разврата. Такие кварталы, по замечанию М. Рейснера, в средневековом Иране назывались «домами милости» [20].
и они вверглись в домашнюю жизнь с ее покоем [1, с. 203].
Традиционные исламские ценности, предполагающие мужскую полигамию, отражаются и в поэзии. С одной стороны, мужчина клянется в любви женщине и обещает ей «златые горы», восхищаясь ее красотой. С другой стороны, он уже оправдывается перед ней, говоря, что случайное общение с другой не означает, что он хочет отдать той сердце, он всего лишь временно заменяет «солнце» на «свечу» во тьме своей жизни, то есть в разлуке с женой может завести интрижку. Более того, хорошая женщина сама найдет замену себе для любимого мужчины, чувствуя, что ее прелести «спешат к покою» [23].
Однако отношение к семье зависело и от таких качеств личности мужчины, как элементарная жадность и эгоизм. В одном из стихов поэмы «Бустан» Саади рассказывает о сыне, который после смерти отца не желает жениться и все имущество щедро и вольно расточал. На упреки со стороны родственников он ответил, что после его смерти богатство перейдет к другим членам семьи, которые его разграбят, поэтому логичнее будет воспользоваться этим богатством ему самому [3, с. 80-81]. Подобный мотив неоднократно обыгрывался Саади, причем он объясняет возможные причины отношения семьи и родственников к богатству умершего бессердечностью, которую он проявлял при жизни по отношению к своим родственникам [3, с. 99]. Не столь большой редкостью являются описания брака по расчету. Убеждая отца девушки, что сватовство принесет отцу честь и хвалу, а результатом этого союза будет упорядочение дел державы и торжество веры, мужчина (падишах), по сути дела, убеждает отца выгодно продать свой товар - дочь [1, с. 108].
Мужчин же призывали не гнаться за деньгами, когда речь заходит о выборе супруги. Не советовалось также брать жену знатнее себя - вероятно, из-за возможных перекосов в семейных отношениях и из-за боязни попреков со стороны жены и ее род-ственников.[19, с. 59] Парадокс, но такой же совет тот же автор дает и в отношении выбора мужа - нужно, говорит он, чтобы зять был ниже отца дочери, и по богатству, и по знатности, чтобы он гордился женой и ее родственниками [17, с. 63]. Расчет мужчины дол-
жен был заключаться в том, чтобы брать жену из честной семьи, при этом необходимо знать, чья она дочь, потому что жену берут для управления домашним хозяйством, а не для обладания. Предполагалось, что жена в этом случае должна быть взрослая и разумная, которая видела хозяйство своих родителей [17, с. 59]. Именно такую жену предполагалось сватать без промедления.
Создав семью, супруги пытались приспособиться друг к другу характерами, но споры между ними и раздоры считались почти неизбежными [3, с. 83, 95, 103, 150], причем иногда причинами ссор считались появившиеся дети. Один из мудрецов, чьи высказывания приводятся в «Истории Систа-на», прямо указывает: «Вода в ручье хороша, пока не достигнет моря. В семье царит мир, пока не родится ребенок» [13, с. 126]. Часто жены, полные печали, жаловались своим отцам на мужей, обвиняя последних в том, что они заставляют жену страдать, хотя
Мы рядышком с ним, как двоешка-миндаль, Должны бы делить и восторг и печаль,
А он между тем вечно мрачен на вид, Улыбкой меня никогда не дарит [3, с. 112].
Весьма показателен ответ отца, призывающего жену смириться, превозмочь печаль, покориться судьбе. Но все это - не потому, что такова воля отца, а - такова участь женщины: невозможно убежать от того, кто Богом предназначен в мужья и может мгновенно покончить с непокорной женой. Главный тезис отца при этом - «Он твой господин» [3, с. 112].
Но если женщина могла примириться с мужем, уделявшим ей недостаточно внимания, то мужчина к подобному не стремился: «Если женщине уступишь, не мужчина значит ты» [1, с. 196]. При заключавшихся между представителями двух именитых семей браках по расчету нередка была ситуация отвращения мужа к жене. И в этом случае вполне был вероятен развод, причем на мысль о разводе наталкивали старейшины селения, утверждавшие: «С женой разведись и ее обеспечь» [3, с. 113]. Конечно же, мнением женщины при этом не интересовались и ее чувства, искренние и сильные, в расчет не брались.
И все же семейные отношения не столь просты, как может показаться. С одной сто-
роны, поэты призывают менять, бросать жену каждой новой весной, как меняют старый календарь, потому что женщины дерзки, вольны, хотят власти. С другой стороны, в поцелуях женщины так много услад, что не следует смеяться над теми, кто попал под их иго - ведь побывавший в объятиях женщины сам смиряет перед ней свой нрав. Жалуясь на женщин, жен, мужчины иногда советуют друг другу терпеть, «ибо срама в терпении нет» [3, с. 176]. Но, с другой стороны, лучше держать сердце на свободе и проходить мимо красавиц, не попадаясь в сети брака; лучше вести беспечную жизнь, чем отдать в оковы свое тело и быть опутанным заботами [24].
Очень сложно отношение поэтов и сказочников к многоженству. Анализируя душевные переживания женщин, имевших общего мужа и вынужденных существовать совместно, можно выделить несколько подходов. Один из них заключается в прославлении полигамного брака и описании дружной жизни нескольких жен [25].
С другой стороны, опосредованно прослеживается тяготение и к «правильному», моногамному браку: в этико-дидактическом трактате, подробно описывая выбор жены и ее надлежащие качества, о многоженстве не упоминается вообще, и проблема сосуществования жен не затрагивается [17, с. 59-60]. Возможно, это объясняется пренебрежением к проблемам женщин, а возможно - автор просто не мог открыто объявить себя сторонником моногамии.
Удивительно, но в поэтических и прозаических сочинениях Ирана почти не встречается упоминание занавеса. Поэты смотрят на женщину непосредственно, без преграды, и это говорит, в противовес устоявшимся стереотипам, о широкой возможности лицезреть женское лицо.
В целом, анализируя средневековую мусульманскую (персидскую) поэзию и прозу Востока, можно видеть, что направленный против женщин ригоризм Шариата так и не смог утвердиться в стихах того периода. Весьма трудно выискать хотя бы один стих, восхваляющий созданный Шариатом тип идеала Женщины. Стоящая в центре мусульманской поэзии прекрасная дама ни по своему поведению, ни по своей психологии никак не соответствует «концепции женщины» Шариата. Однако они не попадают и под ка-
тегорию восточных «беспутниц», «блудниц». Красавицы занимают в галерее Женщин Востока особое промежуточное место, составляют некий средний ряд между женщинами Шариата и блудницами, женщинами для забавы. Но это отнюдь не обыкновенная посредственность. Это то промежуточное состояние, которое создает чарующий мир любовной поэзии, облагороженный и возвышенный именно как стихия творчества.
Исторические факты свидетельствуют, что средневековые поэты, сколь бы они ни отличались в своей повседневной жизни по поступкам, психологии и осмыслению от простых людей, все же не являлись носителями декадансного сознания, не были субъектами необузданного маргинального поведения. И они, подобно остальным мусульманам, выбирая женщину для брака, предпочитали шариатские нормы. Трудно предположить, чтобы поэты согласились бы создать семью с кокетками и «предательницами» -персонажами своих стихов. Явно прослеживается у них и мнение о второсортности женщин, как существ.
Почему же в таком случае и своей поэзии они отдавали предпочтение не спокойному типу женщины, предназначенной для брака, а красавицам-фуриям, кокеткам-измен-щицам, известным своим опасным непостоянством? Дело в том, что образ женщины, соответствующий идеалу Шариата, не мог создать в поэзии никакой психологической сложности, напряжения или опасного безрассудства. Поэтому такие женщины подходили для того, чтобы на них жениться и создать спокойствие, но никак не для поэзии. А женщины-красавицы приводили, наряду с вином, средневековых поэтов в состояние экстатического вдохновения: поэтов влекли мистическая любовь к Аллаху и кокетство изменчивых фурий.
Стало быть, с одной стороны, средневековые мусульманские иранские поэты с удовольствием принимали «концепцию женщины» Шариата, с другой же - такой образ женщины они не могли поставить в центр своего творчества. Именно поэтому в средневековой мусульманской культуре наблюдался диссонанс и несовместимость двух противоположных взглядов на женщину.
1. Дакики. Услада душ // Средневековая персидская проза. М., 1986. С. 177.
2. Санаи. Отрывки // Восточная поэзия: В 2 т. Т. 1. М., 2002. С. 380.
3. Саади. Бустан // Восточная поэзия: В 2 т. Т. 2. М., 2002. С. 56.
4. Рудаки. Касыды. Газели. Кыта // Восточная поэзия: В 2 т. Т. 1. М., 2002. С. 26.
5. Фирдоуси. Шах-наме. М., 1996. С. 21.
6. Самак-айяр // Средневековая персидская проза. М., 1986. С. 221.
7. Хафиз. Вино вечности. М., 1999. С. 138.
8. Джами. Избранное. Из книги поэм. М., 1964. С. 93.
9. Камол. Газели // Лирика. Из персидско -таджикской поэзии. М., 1987. С. 235.
10. Рудаки. Касыды. Газели. Кыта // Восточная поэзия: В 2 т. Т. 1. М., 2002. С. 52.
11. Омар Хайям. Рубаи // Омар Хайям в созвездии поэтов. Антология восточной лирики. С.-Пб., 1997. С. 41.
12. ас-Самарканди Мухаммед аз-Захири. Синд-баднаме // Энциклопедия персидско-таджикской прозы. Душанбе, 1986. С. 155.
13. Тарих-и Систан (История Систана). М., 1974. С. 126.
14. Сухраварди Шихаб ад-Дин (Шейх озарения). Свист Симурга // Восток. 2001. № 5. С. 122.
15. Санаи. Поэма «Ишк-наме», приписываемая Санаи // Восток. 1999. № 3. С. 120.
16. Руми. Отрывки // Омар Хайям в созвездии поэтов. Антология восточной лирики. С.-Пб., 1997. С. 369.
17. Унсуралмаали. Кабуснаме // Энциклопедия персидско-таджикской прозы. Душанбе, 1986. С. 42.
18. Носир Хисроу. Порицание и похвала. О добре и зле // Восточная поэзия: В 2 т. Т. 1. М., 2002. С. 276-277.
19. Хакани. Рубаи. Касыды. Газели // Восточная поэзия: В 2 т. Т. 1. М., 2002. С. 419.
20. Рейснер М. Комментарии к стихам Хафиза // Хафиз. Вино вечности... С. 145.
21. Руми. Притчи. Газели // Лирика. Из персидско-таджикской поэзии. М., 1987. С. 212-213.
22. Караван мудрости. Народные изречения и пословицы Ирана и Средней Азии. М., 1966. С. 14.
23. Руми. Четверостишия // Восточная поэзия: В 2 т. Т. 2. М., 2002. С. 210.
24. Саади. Газели и отрывки // Омар Хайям в созвездии поэтов. Антология восточной лирики. С.-Пб., 1997. С. 284.
25. Рассказ о Селиме-ювелире // Средневековая персидская проза. М., 1986. С. 43-44.
