Детерминизм и деонтология в документной коммуникационной системе (постановка проблемы) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Раздел I ИНФОРМАЦИОННЫЕ И КОММУНИКАЦИОННЫЕ НАУКИ

А. В. Соколов

ДЕТЕРМИНИЗМ И ДЕОНТОЛОГИЯ В ДОКУМЕНТНОЙ КОММУНИКАЦИОННОЙ СИСТЕМЕ

(постановка проблемы)

Данной публикацией может быть начата дискуссия о дальнейших путях развития наук документально-коммуникационного цикла. Обосновывая необходимость выявления законов, закономерностей и нормативных требований в библиотечно-библиографической науке, автор открывает новое направление исследовательской деятельности и дает ему логико-методологическое обоснование. Он формулирует отличия законов, закономерностей и заповедей (норм) и системно излагает свои суждения о сущности этих научных категорий в виде классификации, иллюстрируя свои утверждения примерами современных библиотековедческих и библиографоведческих концепций. Кроме того, в статье говорится о необходимости использования понятий кванторов и импликации при типизации явлений и формулировке дефиниций; разграничиваются сущностные и прикладные функции; предлагается три типа детерминант и приводится авторская оценка состояния современного знания о причинной обусловленности явлении в библиотечной, библиографической и другой документнокоммуникационной деятельности. Автор уверен, что, ориентируясь на философское учение о причинной обусловленности явлений на этические категории деонтологии, ученые, занимающиеся проблемами документно-коммуникационной системы, обогатят библиотековедение и библиографоведение новым знанием.

Ключевые слова: документная коммуникационная система, библиотековедение, библиографоведение, детерминизм, деонтология, законы, закономерности, заповеди, нормативные требования, функции, дефиниции, кванторы, импликации.

This publication starts the discussion about further development ways of documents communication cycle sciences. The author stresses the necessity to find out the laws, regularities and legislative requirements in library-bibliographical science, reveals research work new direction and gives it logical-methodological explanation. He formulates the difference of the laws, regularities and legislative requirements and precepts and gives his viewpoint on the essence of these scientific categories in the form of classification exemplifying his statements by modern library and bibliography concepts. Besides this the article proves the necessity to use the notions of quantifiers and implication in phenomena deification and definitions formulating; differentiates essential and applied functions; offers three types of determinants and gives the author’s evaluation of the casual conditionality modern knowledge of the phenomena in library, bibliography and other documents communicating activities.

Key words: documents communicating system, library science, bibliography science, determinism, deontology, laws, regularities, precepts, legislative requirements, functions, definitions, quantifiers, implications.

6

Прежде чем начинать содержательный разговор, поясним значение терминов, фигурирующих в заглавии.

Детерминизм - философское учение о всеобщей причинной обусловленности и закономерной связи явлений действительности. Центральным вопросом детерминизма является вопрос о существовании и действии законов. Отрицая взгляд на природу и общество как неуправляемый и непредсказуемый хаос, детерминизм утверждает возможность научно обоснованного приспособления или управления человеком внешними условиями [37, с. 186].

Деонтология - этическое учение, рассматривающее проблемы долга и должного. Деонтическая логика - логика, оперирующая модальными операторами «обязательно», «разрешено», «запрещено»,

«безразлично» [23, с. 120].

Документная коммуникационная система (ДОКС) - система социальных институтов, обеспечивающих обобществление, хранение, распространение и общественное использование документов различного типа (прежде всего произведений печати и письменности, но не только их). Отраслевыми институтами документной коммуникации являются библиотечный, библиографический, издательский, книготорговый, научно-информационный, архивный, музейный [39, с. 123-124]. Каждый институт является посредническим звеном (медиатором) между автором (коммуникантом) и пользователем (реципиентом) документа. Последние взаимодействуют с ДОКС, образуя интерактивные системы типа «документ - потребитель» («книга - читатель»). Отраслевые институты функционально специализированы и для выполнения своих функций располагают учреждениями (службами, организациями) и профессиональными кадрами, которые распределены между такими подсис-

7

темами, как практика, наука, образование, управление, отраслевая пресса.

Деятельность ДОКС в целом и ее институтов в отдельности не хаотична, она подчинена определенным законам, открытие которых - задача детерминистского раздела отраслевой науки. Можно предположить, что в библиотековедении должен существовать библиотечный детерминизм, служащий методологической базой для открытия библиотечных законов, в библиографоведении - библиографический детерминизм, в книговедении - издательско-книготорговый детерминизм и т. д. Открытие межотраслевых законов документной коммуникации - задача документологии как обобщающей теории (метатеории) научных дисциплин документально-

коммуникационного цикла. Но этого мало. Взаимодействие институтов ДОКС с коммуникантами и реципиентами должно подчиняться не только объективным (независимым от воли людей) законам, но и регламентироваться субъективно предписанными этическими нормами и требованиями. Отраслевые нормативные требования -продукт профессиональной этики, которая входит в состав отраслевой деонтологии. Стало быть, возможна библиотечная, библиографическая, книготорговая и т. д. деонтология в системе документных коммуникаций.

Настоящая статья является постановочной. Ее задача на примере библиотечного и библиографического социальных институтов обсудить вопрос - существуют ли предпосылки для формирования в составе библиотековедения и библиографоведения детерминистских и деонтологических разделов? Если их нет, то библиотечный (библиографический) детерминизм невозможен, и вопрос о существовании библиотечных (библиографических) законов и закономерностей нужно снять и считать,

подобно библиотековедам 1940-х-1950-х годов, что достаточно руководствоваться «общими принципами культурно-

просветительной политики, имеющими силу закона» [12, с. 103-104]. А если эти предпосылки все-таки существуют, то в чем они заключаются? Какие отраслевые научные (не юридические!) законы открыли наши библиографоведы и библиотековеды?

Что еще предстоит открыть и где искать эти неведомые пока истины? Вот круг вопросов, которые я намерен затронуть в настоящей статье.

Логико-методологическое вступление

Должен признаться, что меня всегда смущало отсутствие в учебниках и монографиях по теории библиографии или общему библиографоведению раздела, посвященного законам библиографии. Вместе с тем декларировалось: «библиографическая наука вскрывает закономерности развития библиографии и определяет оптимальные пути для дальнейшего ее совершенствования» [5, с. 10]; теория библиографии призвана «вскрывать объективные общие и частные закономерности, свойственные библиографии в целом и отдельным её подразделениям» [6, с. 119]; библиографоведение - «научная дисциплина, изучающая структуру, свойства, закономерности производства, распространения, восприятия и использования библиографической информации» [21, с. 76] и т. п. (курсив мой. - А. С.). Однако в библиогра-фоведческих трудах, ратующих за открытие научных законов и закономерностей, обсуждались не закономерные взаимосвязи, а модели, системы, функции, принципы, практические рекомендации и методические советы. Даже в обстоятельном эпистемологическом труде Л. В. Астаховой, где исследовались библиографический язык, библиографическое мышление, библиогра-

8

фическая методология и библиографическое знание как структурные элементы единого научно-познавательного процесса [1], ничего не говорилось о библиографических законах и закономерностях. Может быть, - думалось мне, - в такой прикладной, практически ориентированной науке, как библиографоведение, именно функции и принципы представляют собой отраслевые законы, и никаких других законов и закономерностей просто не требуется?

Советские библиотековеды оказались более решительными. Один из основоположников социалистического библиотековедения - О. С. Чубарьян в своих научных и учебных трудах неизменно утверждал: «Главную научную задачу библиотековедения составляет исследование закономерностей книжного обращения в конкретных условиях социалистического общества» [48, с. 11] и далее, иллюстрируя успехи советских библиотековедов, называл некоторые из них. Например: «Впервые были сформулированы и раскрыты теоретические положения, характеризующие библиотеку как идеологическое учреждение. Особое научное значение имела теоретическая и практическая разработка вопроса о подчинении библиотечной работы политическим, хозяйственным и культурным задачам страны. Впервые в истории мировой библиотечной мысли советское библиотековедение подошло к библиотечной работе как к активному воспитательному процессу. Крупным вкладом в науку стало формирование психолого-педагогических основ и системы действенных методов пропаганды книги и руководства чтением». В качестве крупнейших достижений советского библиотековедения О. С. Чубарьян называл обоснование «целостной общегосударственной системы, обеспечившей доступность книги всему народу на всей территории страны», и понимание биб-

лиотечного дела не как совокупности библиотек, а как «социального института, организующего в масштабе всей страны книжное обращение, массовое чтение, общественное пользование книгами, ориентируясь на запросы всего населения»

[49, с. 23-40]. «Законы» Чубарьяна звучат веско, объясняют хорошо известные явления советской действительности, но неужели они и представляют собой искомые библиотечные законы?

Более сдержан другой авторитетный советский библиотековед А. Н. Ванеев, который в 1978 г. посвятил большую проблемную статью основным закономерностям развития библиотечной науки в зрелом социалистическом обществе [10, с. 3550]. В этой статье утверждалось, что советское библиотековедение к концу 1950-х гг. оформилось в «самостоятельную прикладную научную дисциплину», а в 1970-е гг. достигло «определенной методологической зрелости». Однако никаких отраслевых законов он не называл, ссылаясь на то, что «наименее глубоко разработана теория и методика работы с читателями». «Принципы советского библиотековедения,

- утверждал автор, - могут рассматриваться как его частные закономерности», но и в составных частях библиотековедения (учение о библиотечных фондах, учение о каталогах, учение об организации и управлении библиотечным делом и др.) также не обнаруживались специфические внутриотраслевые законы, кроме «научной разработки принципа централизации в советском библиотечном строительстве». Оптимизм О. С. Чу-барьяна завораживает, но все-таки где выращенные библиотечной теорией полноценные плоды библиотечного детерминизма?

Пытливый Ю. Н. Столяров вышел на проблему научных законов в связи с поиском ответа на вопрос: являются ли библиотековедение, библиографоведение, книго-

9

ведение науками или нет? На основании науковедческих штудий он пришел к выводу, что обязательным признаком науки является «наличие теории или, как минимум, гипотезы», а отсутствие законов не порочит научный статус, ибо «законы не вырабатываются в мгновение ока, и вообще это момент случайный: выйдет ли наука на закон, и когда выйдет» [43, с. 20-21]. Таким образом, Юрий Николаевич готов объявить научной «теорию без закономерностей». Это абсурд. Задачей научной теории является раскрытие сущности явлений; сущность и научный закон - понятия однопорядковые: познавая скрытую сущность явления, теоретик открывает закон, ибо логически корректная формулировка сущности явления -это и есть научный закон. Поэтому наличие в теории законов - вовсе не «случайный момент», а критерий научности. «Теория без закономерностей» не может считаться научной, ибо она не дозрела до раскрытия сущности своего предмета. Не нужно спешить объявлять наукой собрание «теорий без закономерностей», разумно подождать, пока новорожденные теории или гипотезы обзаведутся своими законами и закономерностями.

Я подозреваю, что критически мыслящий Ю. Н. Столяров, удостоверившись в отсутствии убедительных формулировок библиотековедческих, библиографоведче-ских, книговедческих законов, решил не дожидаться их открытия, а предпочел вообще исключить их из числа обязательных признаков научности. Таким образом устранялся повод усомниться в научном статусе библиотековедения, библиографоведения и книговедения. По-моему, этот рискованный вираж не оправдан по двум причинам. Во-первых, названные дисциплины располагают все-таки арсеналом «теорий с закономерностями», разработанных различными авторами, во-вторых, нам известны

многие сущностные взаимосвязи, функции, критерии, принципы, которые с логической точки зрения представляют собой межотраслевые, отраслевые, внутриотраслевые законы, но законами не именуются. Чтобы распознать их эпистемологический статус, нужно разобраться в терминологических хитросплетениях и смыть идеологический макияж, сохранившийся с советских времен. Что ж, приступим к делу.

Дефиниции и типизации

Начнем с уточнения терминов. Законы в методологии науки понимаются как объективно существующие, регулярно повторяющиеся, существенные связи между явлениями в мире природы, в мышлении и в общественной жизни. Из этой дефиниции вытекает единство закона и сущности, о чем уже говорилось. Повторю еще раз: познать сущность явления означает раскрыть законы, которым это явление подчиняется, потому что закон фиксирует существенные, необходимые связи. По области реализации различаются четыре класса научных законов: натуралистические законы, присущие живой и неживой природе; логические законы, контролирующие правильность мышления; общественные законы, действующие в различных социальных сферах (экономика, культура, право, наука); всеобщие, или универсальные философские законы.

Натуралистические, логические и всеобщие законы обладают свойством детерминирования (предопределения) результатов при наличии необходимых и достаточных условий, то есть являются детерминистскими. Детерминистские законы фиксируют стабильные причинно-следственные связи и представляются как в виде математических формул (уравнений, зависимостей), так и в виде словесных формулировок. Общественные законы, как правило, не имеют математической формы и не

всегда являются детерминистскими, то есть не всегда известны необходимые и достаточные условия получения ожидаемых результатов. Если реализация общественного закона происходит благодаря деятельности людей, обладающих относительной свободой воли, исключается автоматическое получение результатов, предусмотренных законом. В общественной жизни действие законов зачастую проявляется в виде тенденций, т. е. законы определяют основную линию развития общества, не охватывая и не предопределяя возможные зигзаги, случайности и неожиданные отклонения. Законы-тенденции исходят из постулата, что люди сами творят свою историю при материальных и духовных предпосылках, унаследованных от предыдущих поколений. При этом они отрицают фатализм и волюнтаризм в качестве детерминантов (главных причин) развития общества. Законы-тенденции изучаются вероятностной логикой, исследующей высказывания, принимающие не только два значения истинности (истина и ложь), а множество степеней правдоподобия, т. е. высказывания, истинностные значения которых заключены в промежутке между истиной и ложью [13, с. 69-71].

В документной коммуникации, естественно, отсутствуют натуралистические законы, но должны быть представлены законы-тенденции, свойственные массовым социальным процессам. Я предлагаю называть вероятностные законы-тенденции закономерностями. Хотя ни в справочной, ни в научной литературе мне не удалось обнаружить критерии отличия «законов» от «закономерностей», у меня создалось впечатление, что наши обществоведы считают законами необходимые, обязательные,

сущностные зависимости, а закономерностями - обобщение более-менее регулярно повторяющихся явлений природы или общественной жизни. Познавательно-объяс-

10

нительный и предсказательный потенциал первых и вторых различен. Законы представляют собой концепции, входящие в состав теоретического знания, а закономерности - вероятностное эмпирические знание, полученное путем наблюдения фактов реального мира и экспериментальных исследований. Теоретическое знание почитается выше эмпирического опыта, поскольку обладает свойствами системности и логичности, поэтому детерминистские законы чаще ассоциируются с понятием «научный закон», а законы-тенденции котируются как научные закономерности.

Чтобы приблизить наши рассуждения к библиотечно-библиографической тематике, обратимся к знаменитым «Пяти законам библиотечной науки», сформулированным Ш. Р. Ранганатаном в 1931 г. Напомню эти законы:

1. Книги для пользования;

2. Каждому читателю - его книгу;

3. Каждой книге - ее читателя;

4. Берегите время читателя;

5. Библиотека - растущий организм.

Эти законы, несомненно, важны для

библиотечного дела, но только последний пятый закон можно отнести к закономерностям-тенденциям, а остальные представляют собой не теоретическое и не эмпирическое, а деонтическое знание, то есть знание не о сущем (реально существующем), а о должном, требуемом, желаемом. Эти законы являются, так сказать, профессиональными библиотечными заповедями, в которых неявно предполагается модальный оператор «должен», «обязан».

Заповедь - слово церковнославянское, выражающее, согласно Толковому словарю живого великорусского языка В. И. Даля, «повеление, приказание, наказ, нерушимое наставление». Именно в качестве «нерушимых наставлений» воспринимаются законы Ранганатана. Такими же «нерушимыми на-

ставлениями» являются принципы и функции, которым посвящали многие страницы своих произведений библиотековеды и биб-лиографоведы-классики. Должен признаться, что слово «заповедь» пленяет меня свой величавой книжностью, но в академическом дискурсе можно при желании заменить его словосочетанием нормативные требования (нормы). В силу «нерушимой обязательности» заповеди (нормативные требования) должны занять свое место в структуре библиотечно-

библиографического детерминизма. Заповеди относятся не ко всем явлениям общественной жизни, а только к общественноорганизованной деятельности. Они субъективны, поскольку не выводятся из реально наблюдаемых фактов, а постулируются авторитетными лидерами. Выступая в качестве нормы деятельности, заповедь становится не объективной, а субъективно желаемой закономерностью.

Суммируя сказанное, получаем, что структура библиотечно-библиографического детерминизма включает три типа детерминантов (законообразных суждений и предписаний):

- объективные теоретические законы-зависимости;

- объективные вероятностные закономерности-тенденции;

- субъективные деонтические заповеди-нормы.

По области приложения и масштабности эти детерминанты могут быть внутриотраслевыми (в отдельных областях библиотечного дела или библиографии), отраслевыми (охватывать библиотечное дело или библиографию в целом), межотраслевыми (в границах документальных коммуникаций). Так, нетрудно видеть, что «законы», точнее, заповеди Ранганатана вовсе не являются отраслевыми, то есть их действие не ограничивается библиотечной отраслью.

Некоторые из них можно обнаружить в книгоиздательской деятельности и в книжной торговле. Что же касается библиографии, то библиографирование и библиографическое обслуживание практически осуществляются в соответствии с этими законами. Не случайно В. А. Фокеев, анализируя библиографические законы и закономерности, посчитал уместным процитировать законы Ранганатана [47, с. 210].

Нельзя не заметить, что межотраслевые законы, отражающие необходимые и существенные взаимосвязи в рамках документных коммуникаций, часто квалифицируются как отраслевые, т. е. библиотечные (случай Ранганатана) или библиографические, книгоиздательские, книготорговые, научно-информационные. Происходит так потому, что ученые люди в каждом из документально-коммуникационных институтов сосредоточены на выявлении собственных отраслевых или внутриотраслевых законов, и если они обнаруживают некоторые межотраслевые истины, то квалифицируют их как достижение своей отраслевой теории, не замечая их более широких потенций.

Возникают, однако, вопросы: чем субъективно желаемые закономерности существенно отличаются от объективно обусловленных тенденций и законов? Какие высказывания (утверждения) библиотечно-библиографических теоретиков, независимо от их наименования, следует считать законами, какие - закономерностями, какие - нормативными требованиями (заповедями), а какие неправомерно выступают в качестве законов и закономерностей? Чтобы не оказаться в плену доморощенного здравого смысла, обратимся к аппарату логики и эпистемологии (теории познания) [например: 28].

Кванторы и импликации

Как известно, логические и универ-

сально-философские методы служат гарантами научной корректности, и без них невозможно познание сущностей. Различаются три рода научного знания: знание констатирующее (фактографическое), знание процедурное и знание теоретикометодологическое [30, с. 10]. Профессиональное библиотечно-библиографическое знание является преимущественно констатирующим и процедурным. Нас же интересует теоретико-методологическое знание, поскольку именно к нему относятся научные законы, закономерности, принципы. Для идентификации знания этого рода используем, во-первых, логические операторы, именуемые кванторы, во-вторых, логическую операцию импликации.

Кванторы приписываются анализируемым высказываниям на естественном языке и могут служить индикаторами для отличия детерминистских высказываний от высказываний-фактов. Известны два квантора:

- квантор общности, обозначающий законообразные высказывания, которым в обыденном языке соответствуют слова «каждый», «всякий», «все», «всегда» или «никакой», «никто», «никогда» и т. п. Например, «каждый документ имеет целевое и читательское назначение»; «все читатели грамотны»; «книга - источник знания»;

- квантор существования, обозначающий фактографические высказывания, которым в обыденном языке соответствуют слова «некоторый», «имеется», «несколько», «некто» и т. п. Например, «библиографы изучают ББК», «состоялась научнопрактическая конференция», «осуществляется компьютеризация сельских библиотек».

Предлагаю принять следующее правило: если данное высказывание очевидно или вероятно соответствует квантору общности, значит, оно содержит детерминист-

12

ское или деонтическое знание, если же оно соответствует квантору существования, то оно представляет собой фактографическое описание. Так, отдельное библиографическое описание документа является констатацией отраслевого факта, а утверждение, что библиографическая информация служит критерием отграничения библиографических явлений от небиблиографических, представляет собой формулировку библио-графоведческого закона. Заметим, кстати, что формулировка любого закона может быть уточнена в результате углубления его познания.

Подобно законам, кванторы общности в зависимости от зоны действия делятся на четыре вида: универсальный квантор, соответствующий универсальным, всеобщим законам; межотраслевой, охватывающий несколько отраслей науки и практики; отраслевой, действующий в пределах одной отрасли; внутриотраслевой, соответствующий внутриотраслевым, частным законам и закономерностям. Так, законам (заповедям) Ранганатана можно приписать межотраслевой квантор, а закон отграничения библиографических явлений от небиблиографических имеет отраслевой квантор.

Квантор общности проявляется не только в законах, но и в научных дефинициях, построенных в соответствии с формально-логическим правилом определения через род и видовое отличие. Например, всегда в российском обществе студент -учащийся (род) высшего учебного заведения (видовое отличие). Дефиниции, подобно закону, раскрывают сущности и поэтому являются однопорядковыми эпистемологическими элементами. Различие между ними состоит в том, что дефиниции фиксируют необходимые и достаточные признаки (свойства, качества) данного предмета, а законы фиксируют необходимые и доста-

13

точные отношения (зависимости, взаимосвязи) между данными предметами. Логически правильно построенная формулировка закона должна соответствовать схеме импликации (схеме условного высказывания).

Импликация представляет собой логическую операцию, связывающую два высказывания в условное высказывание при помощи логической связки, которой в естественном языке соответствует союз «если.., то...» Схема импликации такова: если имеет место А (антецедент, посылка), то должно состояться В (консеквент, следствие). Другими словами, А влечет (имплицирует) В; В следует из А. В тех случаях, когда импликация «если А, то В» обретает квантор общности, получается формулировка закона. Рассмотрим с этой точки зрения известные уже нам законы Ш. Р. Ранганатана. Пусть А - библиотека, В - непрерывный рост; тогда при условии, что для всех библиотек истинно высказывание «если библиотека, то неизбежен ее рост», получаем пятый закон Ранганатана. Остальные «законы» великого библиотековеда не удовлетворяют условию квантор общности + импликация, и поэтому являются не объективными законами, а субъективными нормативными требованиями (заповедями). Вот логически правильная формулировка отраслевого библиографического закона, принадлежащая О. П. Коршунову: «Во всех случаях и в тех пределах, в каких речь идет о создании, доведении до потребителей сведений о документах (но не самих документов) в целях поиска, оповещения и рекомендации, мы имеем дело с библиографическими явлениями» [25, с. 62]. Здесь антецедент А - создание, доведение до потребителей сведений о документах, консеквент В - библиографические явления. Замечу, что сам Олег Павлович называет приведенную формулировку «принципом» или

«критерием», чуждаясь почему-то в своих концепциях термина «закон».

Вернемся теперь к «законам» Чубарья-на, процитированным в начале статьи, которые считались «важнейшим теоретическим достижением советского библиотековедения». Эти законы удовлетворяют формально-логическим требованиям. Они построены по схеме импликации: «Если социалистическая библиотека, то идеологическое учреждение»; «Если библиотечная работа, то подчинена политическим, хозяйственным и культурным задачам страны»; «Если советская библиотека, то активный воспитательный процесс, пропаганда книги и руководство чтением» и т. д. Они удовлетворяют квантору общности, правда, с оговоркой «только в пределах социалистического лагеря». Наконец, они были обусловлены общепринятым тогда пониманием библиотеки1, и советские библиотекари знать не знали никаких других закономерностей и неуклонно руководствовались библиотечными «законами», категорично и четко сформулированными О. С. Чубарья-ном. Сегодня о них никто не вспоминает, а ведь закон и сущность неразрывно связаны. Изменились библиотечные законы, - должна измениться сущность библиотеки. Неужели российские библиотеки коренным образом, существенно и закономерно отличаются от советских библиотек?

Очень важная и весьма сложная проблема преемственности российских и советских библиотечно-

библиографических институтов нуждается в специальном рассмотрении, которое

1 Напомню, что в постановлении ЦК КПСС «О повышении роли библиотек в коммунистическом воспитании трудящихся и научнотехническом прогрессе» (1974) советские библиотеки названы важнейшими опорными базами партийных организаций по коммунистическому воспитанию трудящихся, идеологическими и научно-информацион-ными учреждениями.

14

выходит за пределы настоящей статьи. Тем не менее вопрос о стабильности библиотечных и библиографических законов мы обойти не можем. Нелепо считать, что в советские времена в нашем библиотечно-библиографическом мире действовали «временные закономерности» в духе

В. И. Ленина и Н. К. Крупской, а теперь мы «деидеологизировались» и вернулись к общечеловеческим библиотечнобиблиографическим законам. Сущностные, объективно необходимые законы и закономерности действуют в библиотечном деле и библиографии всегда, независимо от смены политических режимов или экономических формаций. Утрата или замена детерминантов приведет к тому, что вместо традиционных библиотечного и библиографического институтов, в системе документной коммуникации появятся их уродливые мутации или вообще другие социально-

коммуникационные институты. Можно варьировать только субъективно установленные нормативные требования (заповеди), чем и воспользовался советский тоталитаризм в полной мере. Поэтому «законы социалистического библиотековедения», сформулированные О. С. Чу-барьяном, представляют собой нормативные требования, а никак не законы или закономерности. Удовлетворение этих требований считалось главной функцией советских библиотек. Выходит, советским библиотекам были присущи «функции-заповеди». А сущностно необходимые «функции-законы» были им свойственны? Отечественные библиотековеды и библиографоведы много внимания уделили функциям библиотек и библиографии, но поставленный вопрос ими не рассматривался. Мы же не можем его обойти.

Сущностные и прикладные функции

Чтобы сориентироваться в многообразии функций, совершим маленький экскурс в теорию социальной коммуникации [39]. Социальная коммуникация представляет собой движение смыслов в социальном времени и пространстве. Под смыслами понимаются знания, умения, эмоции, волевые побуждения. Для передачи смыслов, образующих содержание сообщений, служат три рода коммуникационных каналов: устные, документные, электронные. Институты ДОКС, создавая, храня и распространяя документы, выполняют три сущностные (необходимо присущие) социальные функции. В зависимости от смыслов, передаваемых в социальном пространстве, различают следующие функции: просветительная (распространение знаний и умений), ценностно-ориентационная функция (воспитательное и управленческое воздействие на эмоциональную и волевую сферы человеческой психики). Обеспечение движения смыслов во времени есть мемориальная функция (функция социальной памяти). Важно подчеркнуть, что эти сущностные функции не являются сугубо библиотечными или библиографическими. Они принадлежат более общей ДОКС и распространяются на библиотечное дело и библиографию в силу того, что они являются институтами ДОКС. Этими же сущностными функциями обладают и другие документально-коммуникационные институты -книготорговый, книгоиздательский, научно-информационный.

Сущностные функции представляют собой объективные законы-зависимости, управляющие деятельностью социального института, их нельзя отменить или заменить новыми. Главная задача библиотековедения и библиографической науки - открытие этих законов. Но можно вовсе их не знать и явочным путем эксплуатировать

ресурсы и возможности социального института, удовлетворяя текущие потребности общества или государства. Тогда вводятся в оборот прикладные социальные функции, которые формулируются в виде принципов, представляющих собой субъективные заповеди (нормативные требования).

В советское время актуальнейшей задачей считалось коммунистическое воспитание трудящихся. Было очевидно, что без мобилизации институтов ДОКС эту задачу решить нельзя. Тогда этим институтам была предписана идеологическая идейновоспитательная функция. Мерилом реализации этой функции в библиографической теории и практике стал принцип партийности, который насаждался как директивная заповедь, отступления от которой сурово карались. Принцип партийности превратился в библиотечно-библиографический детерминант, обладающий огромной принудительной силой. Он приводил в движение объективные сущностные функции (прежде всего - ценностноориентационную функцию) и ресурсы советской библиотечно-библиографической системы, которые добросовестно выполняли партийно-государственный заказ.

Советский опыт поучителен в том отношении, что он показал широкие возможности использования документных коммуникаций в политических манипуляциях, национально-патриотических, социальнорекламных и т. п. кампаниях. Круг прикладных функций библиотечно-библиографического социального института и соответствующих практических заповедей ничем не ограничен, кроме материальнофинансового обеспечения. Принцип партийно-государственного руководства

ДОКС подкреплялся не только постановлениями ЦК ВКП(б), но и бюджетным финансированием культурного строительства. Пусть это финансирование осуществлялось

15

по остаточному принципу (заповедь всех советских финансистов!), пусть культурно-просветительные работники всегда оставались самой низкооплачиваемой категорией служащих, но грандиозная библиотечная система и лучшая в мире государственная библиография были построены, расцветала рекомендательная библиография, престиж библиотечной профессии был высок, как никогда, и в конце 1930-х гг. дело дошло до создания самостоятельной библиотечной высшей школы.

В постсоветской России государственная поддержка ДОКС минимальна, и книгоиздательства, журналистика, книжная торговля стали ареной частного предпринимательства. Но бесприбыльное библиотечное дело и библиография не могут существовать на основе самоокупаемости. Национальные и региональные библиотечные центры, книжный репертуар и текущая национальная библиография стоит недешево. Они невозможны без гарантированного государственного финансирования, без федерального закона об обязательном экземпляре, без новейшего технического оборудования и штата высококвалифицированных специалистов. Можно сформулировать следующую экономическую закономерность (не заповедь!): библиотечно-

библиографическая национальная система, подобно национальной армии, не может существовать без государственного финансирования.

Можно добавить еще, что библиотечно-библиографический институт - гарант национального суверенитета (национальной безопасности), потому что от его развития зависит уровень национальной культуры, нравственности и научно-

технического прогресса. Советские идеологи хорошо понимали эту закономерность, поэтому библиотечное дело и библиография финансировались, почитались важной

отраслью культуры и им демагогически приписывались принципы объективности, научности, гуманизма и демократизма. Эти принципы-заповеди невозможно было реализовать практически в полной мере, но все-таки благодаря ДОКС гуманистические духовные ценности и идеалы не были чужды советскому народу. Можно сформулировать закономерность книжного гуманизма: в библиотечных и библиографических фондах всегда явно или неявно представлена гуманистическая идеология, а именно: человек есть высшая ценность общества; суть общественных отношений - благо человека; всякий человек - творческая индивидуальность, имеющая неотъемлемое право на свободу, счастье, развитие и проявление своих способностей. Конечно, идеи гуманизма не вписывались в программу коммунистического воспитания, но ДОКС способствовала их распространению в читательской среде.

Так раскрывается маскарад советской теории библиотековедения и библиографии: демонстрируемая миру псевдонаучная маска - субъективно декретированные принципы-заповеди и прикладные функции во главе с принципом партийности, а под маской - пустота. Советские теоретики не догадывались о наличии сущностных функций-законов, объективных законов-зависимостей и закономерностей-тенденций. Тем не менее, маскарадная партийность не смогла подавить творческую библиографоведческую мысль, не смогла предотвратить научную революцию в библиографоведении, а затем и в библиотековедении.

Наше знание и незнание

Теоретическая разработка принципов библиотечной деятельности, т. е. библиотечной деонтологии, началась, по данным А. Н. Ванеева, еще в 1910-е гг., когда на

16

библиотечных съездах и собраниях Общества библиотековедения провозглашались принципы общедоступности библиотек всех типов, включая академические и вузовские, планомерного распределения библиотечной сети, бесплатности пользования библиотеками, участия общественности в создании и управлении местных библиотек, активности в гражданском и политическом просвещении народа (педагогическое руководство чтением), научного и политического объективизма (отсутствие тенденциозности), беспартийности («библиотекарь может быть партийным, библиотека -беспартийна») [11, с. 181-202]. Все перечисленные принципы относятся к деонто-логическому знанию и представляют собой нормативные требования (заповеди) демократического библиотечного обслуживания в духе народнической интеллигенции, представителями которой в начале ХХ в. были К. Н. Дерунов, А. А. Покровский, Н.

А. Рубакин, Л. Б. Хавкина. Деонтологиче-ские принципы реализовывались практически в технологических умениях, которые составляли главное содержание профессиональной подготовки библиотечных работников того времени. О сущностях библиотечных явлений и законах библиотечных процессов никто тогда не задумывался.

Советским библиотекарям-библиогра-фам идея научного самоопределения, или отраслевого детерминизма, была совершенно чужда, ибо, следуя принципу партийности, они признавали себя бойцами идеологического фронта, для которых главным законом было последнее постановление ЦК КПСС по вопросам библиотечного строительства, а никак не доморощенные закономерности. Поэтому никто не помышлял о библиотечных или библиографических законах, а руководящая роль партии и государства воплощалась в принципах и функциональных свойствах советских библиотек

и советской библиографии как высших достижениях книжной культуры. Между тем во второй половине ХХ в. в отечественной ДОКС появились активные агенты информатизации в лице государственной системы научно-технической информации во главе с ВИНИТИ (Всероссийский институт научной и технической информации). Была развернута интенсивная инновационная и на-учно-исследователь-ская деятельность, одним из ярких проявлений которой стал выход в свет капитальной монографии А. И. Михайлова, А. И. Черного, Р. С. Гиляревского «Основы научной информации». Второе издание под заглавием «Основы информатики» закрепило становление новой науки о научной информации.

Эти монографии произвели потрясающее воздействие на библиотечнобиблиографическое сообщество академическим научным уровнем, логичностью, терминологической строгостью, новизной проблематики и, самое удивительное, - необыкновенной, даже вызывающей идеологической раскованностью. Исследователи-информатики прилежно осваивали зарубежный опыт, активно развивали международные научные контакты, смело обращались к символической логике и математической лингвистике, семиотике, эпистемологии, системному подходу и математическому моделированию. Короче говоря, они опирались на передовую научную методологию, а не на наследие В. И. Ленина и

Н. К. Крупской, которым руководствовались лидеры социалистического библиотековедения и советской библиографии. В информатике господствовал позитивистский принцип научности, а не ленинский принцип партийности, поэтому открытие объективных закономерностей считалось целью информационной науки.

Центральное место в информатике отводилось теории информационно-

17

поисковых систем, главным направлением которой было обеспечение эффективного поиска документов, релевантных поступившему запросу, при помощи технических средств. Эта проблематика хорошо соответствует проблематике библиографического поиска в библиотечных каталогах и справочно-библиографических аппаратах. Помимо информационно-поисковой проблематики, углубленно изучались структура и свойства информационных потребностей различных контингентов специалистов и исследовательских коллективов, а также феномены концентрации и рассеяния информации в документальных потоках. Изучая документальные потоки, библиографический поиск, читательские интересы, т. е. традиционные предметы библиотечнобиблиографических дисциплин, информатики открывали в них закономерности, мимо которых проходили советские библиотековеды и теоретики библиографии. Вследствие этого в системе документальнокоммуникационных наук обнаружился парадоксальный факт перехвата научной проблематики. Чтобы не быть голословным, приведу примеры фундаментальных библиографических закономерностей, открытых вне библиографоведения и постфактум освоенных теоретиками библиографии.

Библиографические закономерности вне библиографоведения

В 1948 г. английский химик-документалист С. Бредфорд обнаружил явление рассеяния информации, которое было описано им в виде распределения1. Распределение Бредфорда показывает зависимость между количеством статей определенной тематики в периодическом издании и его

1 Распределение - упорядоченное размещение

каких-либо объектов (документов, слов, символов и т. п.).

местом (номером) в ряду периодических изданий, упорядоченном по убывающей продуктивности статей данной тематики. По этому закону, если принять за единицу совокупность (кумуляцию) всех публикаций по какой-либо узкой области, то окажется, что в небольшом количестве профильных периодических изданий (ядре) находится лишь около одной трети статей. Вторая треть публикаций по данному вопросу содержится в довольно большом числе (зоне) тематически родственных журналов. И, наконец, еще одна треть публикаций оказывается «рассеянной» в журналах, тематически не связанных с данной областью. Описанное распределение было выражено в виде формулы, получившей название закона Бредфорда:

Р0 : Р1 : Р2 = 1 : п : п2 Символами Р0, Р1, Р2 обозначено соответственно число журналов в ядре и последующих зонах, п - показатель, получающий различные значения в зависимости от тематической области. Бредфорд принимал п = 5, и тогда, если в ядре оказывалось 100 журналов, то первая зона насчитывала 500, а вторая 2500 периодических изданий самой разной тематики. Отмечу, что приведенная статистическая формула выражает не необходимую взаимосвязь, а тенденцию, зависящую от многих факторов (отрасль, тематика, виды документов и пр.). Поэтому следует говорить о закономерности Бредфорда, а не о законе. Несомненна и очевидна принадлежность закономерности Бредфорда к предмету библиографоведения и значимость ее для практики библиографического поиска и составления библиографических пособий всех видов.

Закономерность Бредфорда и науко-ведческие исследования документальными методами открыли новое и перспективное направление в научной информатике, которое сначала называлось «наукометрия» [33],

18

а теперь называется библиометрия (иногда -инфометрия [18]). Библиометрия определяется как «научная дисциплина, занимающаяся изучением документов на основе количественного анализа первичных и вторичных источников информации с помощью формализованных методов с целью получения данных об эффективности, динамике, структуре и закономерностях развития исследуемых областей» [46, с. 49]. Предметом библиометрии можно считать не только тематические распределения в документальных потоках, но и другие массовые явления, с которыми имеет дело библиография: цитирование научных публикаций, на основе которого создаются указатели библиографических ссылок типа Science Citation Index, читательская мода и потоки библиографических запросов, образование ядра классических произведений, комплектование справочно-библиографических аппаратов, библиографических баз данных и т. д. Учитывая сказанное, можно сказать, что библиометрия

- это методология открытия внутриотраслевых библиографических законов.

В 1960-е гг. советские информатики Л. С. Козачков, Л. А. Хурсин, В. И. Горькова, изучая распределение публикаций в периодических изданиях, уточнили и расширили первоначальное понимание распределения Бредфорда. Суть их уточнений сводится к тому, что в документальных потоках, находящихся в упорядоченном состоянии, фактически имеет место не рассеяние, а концентрация релевантной для данной тематической области информации в определенной группе документальных источников. Л. С. Козачков и Л. А. Хурсин уточнили математическую формулировку закономерности Бредфорда и добились более точного соответствия теоретически предсказанных распределений практически полученным данным [22, с. 56-57]. В. И. Горькова в 1971 г. защитила в ВИНИТИ докторскую диссер-

тацию на тему «Системно-структурные исследования документальных информационных потоков», где предложила новые математические модели и дала следующую словесную формулировку закона концентрации-рассеяния: документальные информационные потоки имеют два свойства - концентрировать ядерные элементы и рассеивать неядерные элементы. Она предложила также алгоритмы для автоматизации трудоемкого процесса анализа информационных потоков.

Апробированные в информатике статистические подходы к изучению документальных потоков получили развитие и экспериментальное применение в трудах петербургских библиографов-

отраслевиков Л. В. Зильберминц, Д. Ю. Теплова [45, с. 5-8], Г. В. Гедримович [14, с. 1217; 15, с. 29-35; 16; 19], В. А. Минкиной, [31, с. 11-17], Г. Ф. Гордукаловой [17] и др. В настоящее время библиометрические методы, несмотря на их «небиблиографическую генетику», занимают заметное место в структуре библиографоведения [13, с. 166167], а статья «Рассеяния информации закон» заняла видное место в недавно вышедшей Библиотечной энциклопедии [7, с. 847-848].

В теории информационно-поисковых систем (ИПС) безусловным приоритетом изначально пользовался семантический библиографический поиск, т. е. поиск по тематическим запросам. Предполагалось, что именно несовершенство традиционных средств и методов библиографического поиска является причиной информационного кризиса, беспокоящего ученых всех стран. О. П. Коршунов очень точно описал ситуацию, сложившуюся в начале 1970-х гг. По его словам, преодоление кризиса информации было осознано информатикой «прежде всего как насущная потребность в механизации и автоматизации процессов, которые по своей сущности являются библиотечно-

19

библиографическими, но которыми в этом аспекте ни библиотечная, ни библиографическая наука (в силу их исторически сложившейся гуманитарной направленности) никогда всерьез не занимались. Представители информатики, придя к этим проблемам как бы со стороны, не склонны были признавать их библиотечно-библиографическими, считая, что они занимаются чем-то принципиально новым, органически не свойственным библиотечному делу и библиографии» [24, с. 75]. Таким образом, вне библиографической науки, инженерами-информатиками, которые ни в коей мере не считали себя библиографами, началось изучение проблем библиографического поиска, сначала с прагматической целью его механизации, а затем более углубленно, на сущностном уровне, до которого теоретики библиографии не доходили. Анализируя библиографический поиск по существу, информатики столкнулись с законами-зависимостями семантического библиографического поиска, которые вошли в состав ИПС. Эти зависимости, представляющие собой внутриотраслевые библиографические законы, обнаружились в результате экспериментальных исследований, проведенных в 1950-1960-е гг. в Великобритании и в нашей стране.

Выяснилось, что существует обратная зависимость между показателями полноты и точности выдачи: увеличение одного из этих показателей неизбежно приводит к уменьшению другого, и наоборот. Следовательно, невозможно создать ИПС для поиска по тематическим запросам, которая обеспечивала бы 100 % полноты и 100 % точности, т. е. не имела бы потерь информации и информационного шума. Обнаружилось противоречие между качеством поиска и экономическими затратами на создание системы: получение хороших показателей полноты и точности поиска приходится оплачивать высокой трудоемкостью ввода документов в ИПС. Ока-

залось, что механизация (автоматизация) библиографического поиска оправдывает себя лишь при условии перехода на режим координатного индексирования, который следует рассматривать как средство борьбы с потерями информации и информационным шумом [29, с. 241-250; 38; 40].

Экспериментальные исследования и анализ практики информационного поиска привели к пониманию фундаментальной значимости понятий релевантности и перти-нентности для оценки эффективности всех видов информационного обслуживания. Релевантность представляет собой объективно существующую смысловую взаимосвязь между содержанием запроса и содержанием документа. Для достижения объективности оценка по релевантности должна осуществляться не автором запроса, а независимой экспертной (арбитражной) комиссией. Пертинентность понимается как субъективно оцениваемое смысловое соответствие выданного документа информационным интересам (потребностям) автора запроса, которое в состоянии оценить не посторонние эксперты, а только сам потребитель информации. Конечно, оценки качества библиографического поиска с точки зрения релевантности и с точки зрения пертинент-ности не совпадают и совпадать не могут, ибо они осуществляются в разных смысловых пространствах: релевантность относится к семантическому пространству и является понятием семантическим, а пертинент-ность относится к прагматическому (аксиологическому) пространству и входит в терминологию прагматики. Поэтому при отработке ИПС как семантической системы следует опираться на объективные семантические критерии, основанные на понятии релевантности, а в процессе эксплуатации ИПС уместны прагматические критерии, основанные на понятии пертинентности и позволяющие оценить степень полезности сис-

20

темы с точки зрения ее пользователей. Современные квалифицированные библиографы хорошо освоили понятия пертинентности и релевантности и уверенно используют их на практике. Сошлемся на статью «Избыточная информация как средство достижения перти-нентности» М. Ю. Нещерет [34, с. 8-14].

Научная революция в библиографоведении и библиотековедении

Сотрудничество, а порой и конфронтация с технократами-информатиками, дерзкое вторжение последних в библиотечнобиблиографическую сферу не прошли бесследно для новаторов-библиографо-ведов. Я полагаю, что расцвет советской информатики послужил стимулом для научной революции в отечественном библиографоведении в середине 1970-х гг.

Суть этой революции заключалась в повороте от явления к сущности, от всеобщей вспомогательности к поиску сущностных функций и структур библиографических систем. Вехами этого поворота стали произведения А. И. Барсука [2; 3] и О. П. Коршунова [27], где угадывалось стремление перейти от партийных директив к объективным законам и закономерностям библиографии. Это стремление проявлялось в методологической рекомендации отказаться в библиографоведении от привычной «эмпирически-описательной основы» и обратиться к «математизации и формализации науки», «резко повысить теоретический

уровень, в какой-то мере изменить стиль мышления» [3]. Подобную методологию можно расценить как призыв к деидеологизации, потому что математика и формальная логика, системный подход и абстрактное моделирование заведомо беспартийны. Методологическое перевооружение, по мнению авторов, позволит библиографоведению «вскрывать глубинные внутренние и внешние закономерности библиографиче-

21

ского процесса, формируя тем самым теоретические основы подлинно научного управления развитием всех библиографических служб страны». Именно теория библиографии призвана выявлять «наиболее общие закономерности возникновения, развития и функционирования библиографии как общественного явления» [Там же, с. 16, 29].

Нельзя не согласиться с последним заявлением, но если обратиться к произведениям А. И. Барсука и О. П. Коршунова, то в них ничего не говорится не только о библиографических заповедях (принципах), но и об общих или частных отраслевых законах (закономерностях). Нельзя сказать, что эти произведения переполнения фактографическими высказываниями, отмеченными квантором существования данного единичного факта. Напротив, наши авторы склонны к обобщающему мышлению и поэтому отдают предпочтение квантору общности. Этот квантор присущ терминологическим дефинициям и соотношениям библиографии с сопредельными областями, методам и видам библиографии, образующим содержание методологического очерка А. И. Барсука. Категоричностью и емкостью содержания отличаются общетеоретические построения

О. П. Коршунова, но и он избегает обязывающего наименования «закон». Выходит, что как не было отраслевых библиографических законов в «дореволюционную» эпоху, так не обнаружили их и нестандартно мыслящие библиографоведы-революционеры.

Разумеется, не всякие общие утверждения представляют собой законы-

зависимости или законы-тенденции. Например, гипотезы или условности типа «библиографическая информация является способом самовыражения библиографии, ее универсальным языком и результатом» [2, с. 16] отражают не объективные сущностные взаимосвязи, а мнение своего автора, которому можно противопоставить столь же

субъективные суждения других авторов. Истинность закона должна не декларироваться, а доказываться логическими или эмпирическими методами. Замечу, что в гуманитарных науках часто прибегают к методу доказательства «от авторитета», когда высказанное утверждение подкрепляется цитатами из сочинений авторитетных авторов, желательно классиков. Приятно, что А. И. Барсук и О. П. Коршунов не злоупотребляли этим методом для подтверждения своих теоретических новаций. И очень важно, что, избегая слова «закон», они фактически раскрывали закономерные зависимости, свойственные библиографии. На мой взгляд, таких зависимостей, по крайней мере, две.

1. Закон двойственности предмета документально-коммуникационных наук.

А. И. Барсук, осмысливая предложенную им схему книговедения, пришел к выводу, что «наиболее существенным и принципиальным моментом в предлагаемой схеме является выдвижение двуединого комплексного объекта «произведение (книга) - читатель (потребитель)», лежащего в основе всей системы книжного дела и книговедения (выделено автором. - А. С.) Хотя в каждой из их областей изучение произведения имеет свою специфику, все книговедческие отрасли роднит общности функционального подхода к произведению, необходимость знания не только книжных ресурсов, но и интересов, нужд и потребностей их потребителей»

[Там же, с. 30-31]. Приведенная формулировка и формально, и содержательно представляет собой закономерную зависимость, существующую в сфере документальной коммуникации («мир книг»). Специфику проявления закона двойственности применительно к библиографии четко выразил О. П. Коршунов.

Осмысливая «генетический, логический, социальный» смысл отношения «книга

- читатель», ученый пришел к выводу, что «именно оно представляет собой ту «почку»,

22

в которой скрыто все будущее многообразие библиографии, именно в нем следует искать объективные предпосылки необходимости библиографии как общественного явления» (курсив автора. - А. С.). Развивая далее эту мысль, Олег Павлович приходит к заключению, что «исходная сущностная природа» библиографии состоит в том, что «реальному хаосу рассеивания в системе документальных коммуникаций библиография противопоставляет определенным образом упорядоченные и зафиксированные сведения о документах, которыми можно пользоваться отдельно и независимо от самих документов, вне прямой связи между документом и человеком». Наконец, он предлагает яркий афоризм: «двойственность вторично-

документальной информации - всеобщая сущность библиографической деятельности» [27, с. 64, 68, 75]. Этот афоризм соответствует уровню главного (всеобщая сущность!) отраслевого библиографического закона. Но О. П. Коршунов не довольствовался только одним законом, он посчитал необходимым раскрыть сущность вторичнодокументальной, то есть библиографической информации.

2. Система сущностных функций. Библиографическая информация получила следующее определение: «это, как правило, определенным образом организованная (стандартная) информация о документах, выполняющая в системе документальных коммуникаций поисковую, коммуникативную, оценочную основные общественные функции и имеющая конечной целью удовлетворение и формирование документальных потребностей членов общества» [25, с. 61]. В концепции О. П. Коршунова библиографическая информация предстает в двух ипостасях: а) компонент библиографической практики в материальном мире - продукт библиографирования и предмет библиографического обслуживания, обеспечивающий

удовлетворение и формирование документальных потребностей (онтологическая ипостась); б) исходно-сущностная категория теоретического библиографоведения, представляющая собой единство (триаду) абстрактных общественных функций (гносеологическая ипостась) [26, с. 189].

В качестве ипостаси а) библиографическая информация представляет общее (собирательное) понятие по отношению к таким «формам его существования», как библиографическое сообщение, библиографическая запись, библиографическое пособие, библиографическая продукция, библиографические ресурсы и т. п. Собирательные понятия используются для комплексирования явлений (предметов) реального мира, чтобы отразить, что лес, например, существует в форме деревьев, оркестр - в форме музыкальных инструментов, армия - в форме дивизий и полков. Но введение в библиографическую терминологию еще одного собирательного понятия - пока не революция в профессиональном мышлении. Подлинно революционной новацией в концепции

О. П. Коршунова является ипостась б) -представление библиографической информации в качестве исходно-сущностной категории теории библиографоведения, то есть в качестве закона, раскрывающего сущность библиографии. Закон этот состоит в том, что всякая (квантор общности!) библиографическая информация по сути дела выполняет в системе документальных коммуникаций поисковую, коммуникативную, оценочную общественные функции. Именно эти функции являются сущностными, необходимыми и достаточными для теоретического воспроизведения библиографии, а официально предписанные библиографическому институту идейно-воспитательные, культурнопросветительные, научно-вспомогательные и т. п. функции-заповеди носят частный прикладной характер и соответствуют кван-

23

тору существования, а не общности.

Советские библиотековеды несколько подотстали от иностранных коллег-библиографоведов в революционном преобразовании оснований своей науки. Но благодаря новаторской активности Ю. Н. Столярова и его единомышленников это отставание постепенно сошло на нет. Вектор научных поисков Юрия Николаевича можно определить так: от внутриотраслевых законов - к отраслевым, от отраслевых - к межотраслевым, от межотраслевых - к внутриотраслевым законам. Начало начал - комплектование и использование книжных фондов библиотек (кандидатская диссертация, 1968), затем учебник «Библиотечные фонды» (1979), переизданный в 1991 г. Это уровень традиционных внутриотраслевых библиотечных закономерностей.

Монография «Библиотека: структурно-функциональный подход» (1981) и докторская диссертация, защищенная в 1982 г. -научно-революционная новация на уровне отраслевого библиотечного детерминизма. Ю. Н. Столяров впервые в отечественном библиотековедении поставил задачу раскрыть сущность библиотеки как функционально-структурированной системы, т. е. вывести общеотраслевой библиотечный закон. Его научно-революционный замысел воплотился в четырехэлементную системную модель, которая отражает сущностную структуру любой библиотеки [42, с. 43-50]. Эту модель можно выразить в виде следующего отраслевого закона: «Во всякой библиотеке (квантор общности!) необходимо присутствуют четыре взаимосвязанных и функционально специализированных элемента Документ - Абонент - Библиотекарь

- Материально-техническая база». Однако сам новатор-библиотековед не претендует на открытие каких-либо законов.

Нет речи о законах и в нетривиальных публикациях, посвященных принципу пар-

тийности (1979), сущности информации (2000), документологии (1999-2007), хотя они представляют собой выход на уровень межотраслевых, даже философских обобщений и закономерностей. Почему-то отсутствует детерминистский раздел в многоотраслевом учебном пособии «Библиотековедение, библиографоведение и книговедение как единая научная специальность», которое Ю. Н. Столяров подготовил для аспирантов (2007). Зато практически ориентированное учебное пособие, посвященное, так сказать, экстремальному библиотековедению [41], - подлинная сокровищница библиотечной деонтологии, хотя деонтология там не упоминается. Капитальное исследование эволюции библиотечного фондоведе-ния [44] демонстрирует широкую панораму теоретических концепций и весьма важных внутриотраслевых и общеотраслевых законов, например, закон формирования библиотечного фонда, сформулированный Ю. В. Григорьевым, закон метаморфизма Ю. А. Гриханова. Мне кажется, что накоплено достаточно материала для формирования детерминистско-деонтического раздела в библиотечном фондоведении, как, впрочем, и в других областях библиотечной науки.

Оригинальную идею двойственности библиотечного обслуживания выдвинул библиотековед-политолог С. А. Басов. Суть двойственности обусловлена тем, что библиотечное обслуживание включает в себя два основных вида деятельности: документально-сервисную (выдача запрошенных читателем документов) и социально-

коммуникативную (организация межличностного и группового общения). Эти два вида деятельности противоречивы: время документного обслуживания - от получения запроса до выдачи документа - должно стремиться к нулю, а время коммуникативного общения должно стремиться к бесконечно-

сти, ибо «только коммуникативная деятельность превращает человека в полноценную личность».

Противоречивую двойственность

С. А. Басов трактует как аксиому библиотечного дела, как отраслевой закон, «нарушение которого с неизбежностью ведет к утрате (изменению) сущности социального института, именуемого Библиотекой. Как только из библиотеки уходит живое общение как “носитель” образования и культуры, она превращается (в лучшем случае) в информационный орган, а “изъятие” из библиотеки документа (доступа читателя к документу) - превращает библиотеку в клуб или еще во что-то иное. Это два вида обслуживания, - заключает Басов, - всегда с необходимостью будут обнаруживаться в деятельности библиотек всех типов и видов. Но их соотношение и формы реализации будут меняться в широких пределах» [4, с. 42]. «Изменение в широких пределах» показывает вероятностный характер обнаруженной С.

А. Басовым зависимости, что позволяет квалифицировать ее как закономерность, а не закон. Можно было бы продолжать примеры явных и неявных, объективных и субъективных детерминантов (законов, закономерностей, принципов) библиотечно-

библиографической сферы, но и сказанного достаточно для того, чтобы построить их классификацию, даже исчисление, то есть перечень всех возможных разновидностей библиотечных и библиографических детерминантов.

Исчисление детерминантов

В разделе «Дефиниции и типизации» было установлено, что библиотечнобиблиографический детерминизм включает три типа детерминантов: законы-

зависимости, закономерности-тенденции, заповеди-нормы. Далее выяснилось, что по области приложения и масштабности эти

24

детерминанты могут быть межотраслевыми, отраслевыми, внутриотраслевыми.

В разделе «Кванторы и импликации» были сформулированы логические требования к детерминантам, согласно которым все они должны соответствовать квантору общности, а законы и закономерности описываться также формулой импликации. В осталь-

ных разделах статьи приведены многочисленные примеры законообразных утверждений, предложенных различными авторами. Теперь, опираясь на эти примеры, построим в табличной форме исчисление библиотечных и библиографических детерминантов (см. табл. 1).

Таблица 1

детерминантов

Области реализации Типы детерминантов

А. Законы-зависимости Б. Закономерности-тенденции В. Принципы, заповеди, нормативы

1. Межотраслевые А.1. Межотраслевые законы Б.1. Межотраслевые закономерности В.1. Межотраслевые принципы, заповеди

2. Отраслевые А.2. Отраслевые законы Б.2. Отраслевые закономерности В.2. Отраслевые принципы, заповеди

3. Внутриотраслевые А.3. Внутриотраслевые законы Б.3. Внутриотраслевые закономерности В.3. Внутриотраслевые принципы, заповеди

В общей сложности обнаруживаются девять видов детерминантов, действующих в области библиографии и библиотечного дела. В их числе межотраслевые законы, закономерности, принципы, которые в равной мере относятся к библиотечному делу, к библиографии и к другим институтам документной коммуникации, а также причинно-следственные взаимосвязи отраслевого или межотраслевого масштаба. Схематично и очень кратко охарактеризуем содержание полученного исчисления.

А.1. Межотраслевые законы-зависимости представлены сущностными функциями ДОКС - просветительной, ценностно-ориентационной, мемориальной. Пожалуй, межотраслевое значение имеет четырехэлементная системная модель Ю. Н. Столярова, потому что она пригодна не только для библиотеки, но и для всех других документально-коммуникационных институтов, располагающих документными

фондами. Мне кажется, что выдвинутый

В. А. Фокеевым основной закон библиогра-

фии (закон, а не закономерность!), представленный как «закон оптимизации отношений когнитивно-информационного взаимодействия и соответствия в системе “мир фиксированных текстов - мир библиографии - мир потребностей универсума человеческого знания и деятельности”» [47, с. 210] также ориентирован не на отдельно взятый институт библиографии, а на эпистемологическое пространство человечества.

А.2. Отраслевые законы-

зависимости обнаруживаются в общей теории библиографии О. П. Коршунова, согласно которой библиография представляет собой вторично-документальный уровень системы документальных коммуникаций, и ее «всеобщая сущность» зафиксирована в понятии «библиографическая информация», обобщающем генетической ряд сущностных функций: поисковая - коммуникативная - оценочная [25, с. 49-57]. Поисковая функция состоит в решении задач библиографического поиска; коммуникативная - в оповещении (информировании)

25

потребителей о потоках документов в прошлом, настоящем, будущем; оценочная - в рекомендации документов, соответствующих их целевому и читательскому назначению, а также уровню подготовки и потребностям читателей. Поисковая функция генетически первична и необходимо (закономерно) присутствует при реализации остальных двух функций, если они осуществляются в пределах библиографии.

Закон Коршунова (хочется присвоить этому закону имя его первооткрывателя) имеет фундаментальное значение в теории библиографии и поныне используется в научно-педагогической практике в качестве критерия отграничения библиографических явлений от небиблиографических. Однако ближайшее рассмотрение показывает, что авторская формулировка закона отграничения нуждается в уточнении. Дело в том, что две из трех функций (коммуникативная и оценочная) являются межотраслевыми сущностными функциями, свойственными всем элементам системы документальной коммуникации (ДОКС), и только поисковая функция представляет собой специфическую отраслевую библиографическую функцию. Поясню этот вывод.

Согласно теории социальной коммуникации, всякая библиотека, издательство, книжный магазин, более того, - всякий документ, обладающий целевым и читательским назначением, выполняют просветительную (распространение знаний и умений) и ценностно-ориентационную (воспитательную, управленческую) функции. Эти функции, названные О. П. Коршуновым «коммуникативная» и «оценочная», естественно, обнаруживаются в библиографической отрасли. Вместе с тем коммуникативную функцию оповещения о документальных потоках выполняют также библиотечное фондоведение, статистика печати и экономика полиграфического производст-

26

ва, которые оперируют не библиографическими описаниями, а физическими единицами. Содержательной оценкой документов профессионально заняты не только библиографы, но и библиотекари, книготорговцы, литературные критики, журналисты, цензоры. Выходит, что коммуникативная и оценочная функции не являются специфичными для библиографии и закономерно присущими ей, и только ей. Их выполняет большая часть социальных институтов, представленных в мире документальной коммуникации. Поскольку только функция поиска (идентификации) сведений о документах в пространстве ДОКС является сущностной функцией именно библиографии и никаким другим документальнокоммуникационным элементам не присуща, именно поисковая функция, а не функциональная триада библиографической информации в целом должна служить критерием отграничения библиографических явлений от небиблиографических.

Уточняя содержание библиотечного детерминизма, нужно констатировать, что «законы социалистического библиотековедения», логически корректно сформулированные О. С. Чубарьяном, по существу являются не теоретико-методологическим знанием, соответствующим уровню отраслевых законов, а знанием процедурнонормативного рода, субъективно предписанным властью. В этом качестве они являются детерминантами вида В.2 и должны быть учтены в нашем исчислении.

А.3. Внутриотраслевые законы-зависимости представлены законами библиографического поиска, которые зачастую формулировались в области теории ИПС (обратная зависимость полноты и точности выдачи, области применения посткоорди-натного и предкоординатного индексирования и пр.). Библиографы-практики накопили большой опыт библиографических

разысканий и библиографического обслуживания, иногда делились им со своими коллегами [35; 36], но до формулирования теоретических законов дело не доходило. К внутриотраслевым законам библиотечнобиблиографического обслуживания я отношу сформулированные в теории научной информации еще в 1960-е гг. законы неподчинения информации логико-математическим правилам ассоциативности, коммутативности и отношению аддитивности. Суть этих законов в том, что результат воздействия на потребителя сообщений А, В, С, Б не равнозначен результату воздействия тех же сообщений на того же потребителя, если они поступают к потребителю в различных сочетаниях (неассоциативность), в разной последовательности (некоммутативность), в разное время (неаддитивность). Эти законы всегда использовались в практике руководства чтением, но библиотековеды и биб-лиографоведы, в отличие от абстрактно мыслящих информатиков, никогда не обращались к логико-математическим формулам.

Б.1. Межотраслевые закономерности проявляются в необходимо присущей всем документально-коммуникационным

институтам гуманистической направленности. Благодаря этой направленности удалось сохранить культурное наследие Серебряного века, несмотря на тотальный цензурный библиоцид. Другие межотраслевые закономерности невзначай постулированы М. Г. Вохрышевой.

Маргарита Георгиевна, развивая теорию библиографии, обнаружила следующие «наиболее общие закономерности развития библиографии в целом»:

- соответствие библиографии экономическим и социально-культурным условиям общества - важнейшая закономерность развития библиографии;

- соответствие библиографии уровню современных информационных технологий

27

и возможностям их оптимального использования;

- изменение функций библиографии частного порядка и перераспределение «веса» и значения отдельных звеньев и направлений развития в разные исторические периоды;

- наличие глубоких системных связей библиографии с библиотечным делом, издательской, книготорговой, информационной деятельностью, со сферой социальных коммуникаций [13, с. 24-27].

Перечисленные утверждения соответствуют квантору общности на уровне не отраслевых библиографических тенденций, а межотраслевых документально-коммуникационных закономерностей. Чтобы убедиться в этом, поставьте вместо слова «библиография» словосочетания «библиотечное дело» или «книжное дело», или «документная коммуникация», - истинность высказывания сохранится. Отсюда следует, что М. Г. Вохрышева ненароком вышла за пределы библиографоведения в пространство документной коммуникационной системы. В пространстве ДОКС, несомненно, действуют указанные закономерности, предопределяя тем самым системную модернизацию. Особенно наглядно и очевидно воздействие информационных технологий, основанных на использовании компьютерных сетей и телекоммуникации.

Б.2. Отраслевыми закономерностями-тенденциями мне кажутся экономическая зависимость бесприбыльных библиографических и библиотечных социальных институтов от государственного финансирования, а также двойственность библиотечного обслуживания, сформулированная С. А. Басовым (раздел «Научная революция в библиографии и библиотековедении»). Закономерности и принципы развития библиотечных технологических процессов изучаются библиотековедческой дисциплиной, именуемой

«библиотечная технология» (Е. Г. Астапович, И. С. Пилко).

Б.3. Внутриотраслевые закономерности, относящиеся к некоторым библиографическим явлениям, представлены биб-лиометрическими наблюдениями и эмпирическими обобщениями, начало которым положил С. Бредфорд. Внутриотраслевые закономерности-тенденции я усматриваю в обнаруженной О. М. Зусьманом причинноследственной связи, позволяющей прогнозировать возрастание спроса на библиографические исследования, исходя из цикличности экономического развития (циклы

Н. Д. Кондратьева) [20, с. 61]. Различные внутриотраслевые закономерности образуют предметы фондоведения, учений о библиотечных каталогах, библиотечном и библиографическом обслуживании, менеджменте, маркетинге, библиотерапии, библиотечной информатизации, которые имеют явную прикладную ориентацию.

В.1. Межотраслевые принципы (заповеди, нормативы) в советской библиотечно-библиографической системе символизировали принципы коммунистической партийности и партийно-государственного руководства всеми институтами ДОКС. Из этих принципов вытекали прикладные функции (идейно-воспитательная, научновспомогательная, культурно-просветительная) библиотечно-библиографических учреждений и псевдозакономерности социалистического библиотековедения и библиографии, превосходно сформулированные

О. С. Чубарьяном.

В.2. Отраслевые принципы (заповеди, нормативы) были провозглашены и практически реализовывались демократически настроенными интеллигентами-

гуманистами в начале ХХ в.: принцип общедоступности, принцип открытости, принцип бесплатности, принцип беспартийности библиотек и библиографии. В

28

советские времена был отвергнут принцип беспартийности, объективности и т. п., но сохранился и получил распространение во всей библиотечно-библиографической системе принцип демократизма (бесплатный доступ к фондам всех библиотек, обслуживание по МБА, справочно-библиографическое обслуживание). Постсоветские библиотеки деидеологизированы, дезориентированы и готовы согласиться с маркетинговой клиент-ориентированной стратегией («чего изволите?» и «клиент всегда прав»). Профессиональная этика до сих пор не разработана, и, следовательно, в современной системе библиотечно-библиографического детерминизма отсутствует деонтологи-ческий раздел. Впрочем, это не единственный пробел в этой системе.

В.3. Внутриотраслевые принципы (заповеди, нормативы) в виде практических рекомендаций изначально были основой библиографической и библиотечной практики. Здесь немало удачных находок, например, авторские таблицы Ч. Кеттера-Л. Б. Хавкиной или принцип децимализма М. Дьюи. Эмпирический уровень библиотечного знания, очевидно, и послужил основой для нигилистических выводов типа «библиотековедение - не наука».

Нет нужды иллюстрировать предложенное исчисление детерминантов новыми примерами. Накопленный опыт показывает, что современное библиотековедение и библиографоведения располагают предпосылками для формирования в их составе детерминистских и деонтологических разделов. Предпосылки есть, а разделов все-таки нет, ибо в методологии библиотековедения (библиографоведения) отсутствуют предметные области, специально изучающие сущность, происхождение, виды, области реализации библиотечных (библиографических) детерминантов. Наши методологи и теоретики не осознают надобности в де-

терминистских исследованиях, поскольку их волнуют другие проблемы.

Признаюсь, что меня неприятно удивило признание А. Н. Ванеева, который в заключении своей монографии, посвященной анализу состояния библиотековедческой мысли в России конца минувшего столетия, откровенно констатирует: «Среди наиболее сложных общетеоретических и методологических проблем, не получивших однозначного разрешения в ХХ в. и требующих дальнейшей теоретической разработки, следует назвать прежде всего определение сущности библиотековедения как науки» [8, с. 213-214]. Значит, почти столетние поиски библиотечных истин не привели к желаемому результату: сомнительны основания библиотечной науки, то есть ее объект, предмет и критерий отграничения, отсутствует основной закон библиотековедения и вытекающие из него внутриотраслевые законы и закономерности. А ведь в 1978 г. А. Н. Ванеев был полон оптимизма и утверждал: «С достаточной полнотой и научной обоснованностью сформулирован объект библиотековедения, включающий три взаимосвязанных элемента: книга -библиотека - читатель, из них главный, определяющий специфику библиотековедения как науки - библиотека». Свидетельство зрелости библиотечной науки А. Н. Ванеев усматривал в «обосновании теории руководства чтением как основополагающей теории советского библиотековедения» и «обобщающей для библиотековедения теории» [9, с. 14, 16].

Выходит, что советское библиотековедение сбилось с правильного пути. Причина его заблуждения достаточно ясна: вместо поиска сущностных функций и законов библиотечного дела, советские библиотековеды взяли на вооружение ленинский принцип партийности и углубились в обоснование прикладных идейно-воспитательных

29

функций, прежде всего - руководства чтением советского народа. После распада Советского Союза идеологически обоснованное библиотековедческое знание оказалось фальсифицированным. В библиотечном детерминизме и деонтологии образовался вакуум. Заполнение этого вакуума должно произойти не за счет прикладных «информационных и маркетинговых функций» (здесь я солидарен с Анатолием Николаевичем), а путем развития предпосылок, представленных в нашем исчислении детерминантов. Но эти предпосылки нельзя реализовать, если не будут определены те законы и закономерности, которые должны войти в теорию документной коммуникации и стать межотраслевыми библиотечными (библиографическими) детерминантами. Нельзя развивать отраслевое знание без опоры на знание межотраслевое. К сожалению, эта истина не осознана нашими учеными-

отраслевиками, которые, подобно древнерусским удельным князьям, мыслят лишь в пределах своей вотчины.

В результате анализа детерминантов, представленных в нашем исчислении, я пришел к выводу, что библиотечнобиблиографический детерминизм лимитируют три пробела в наших знаниях:

1. Неизвестны законы, определяющие формирование общественных, групповых, личных документальных и библиографических потребностей и интересов. Ссылка на то, что они являются видами информационных потребностей, ничего не объясняет, поскольку информационные потребности тавтологично определяются как «нужда в информации». Удовлетворение информационных потребностей сегодня напоминает знахарское врачевание симптомов неизвестной болезни, где успех случаен, а не закономерен.

2. Законы-зависимости, лежащие в основе оценок релевантности и пертинент-ности, нам неведомы. Это еще не открытые

фундаментальные межотраслевые законы, которые могут стать научной основой библиографического поиска и библиотечнобиблиографического обслуживания.

3. Очевидно, что потребителям, обращающимся в систему документальных коммуникаций, нужны не первичные или вторичные документы, а смыслы (знания, умения, эмоции, волевые стимулы), библиографы же и библиотекари предлагают им только сведения о документах или подборки документов, в которых возможно, но не гарантированно, содержатся искомые смыслы. Каковы должны быть закономерные взаимосвязи между фактографическим, концептографическим и библиотечно-

библиографическим обслуживанием, - мы не знаем. Полагаю, что до тех пор, пока не будет раскрыта тайна релевантности и пер-тинентности, мы и не сможем это узнать.

Я уверен, что раскрытие перечисленных детерминантов будет означать сущностную революцию в документной коммуникационной системе. Важно подчеркнуть, что информационные технологии и глобальная телекоммуникация Интернет представляют собой революционное преобразование формы, а не существа социальной коммуникации. Сущностные функции просвещения (распространения смыслов) и ценностной ориентации (обучение, пропаганда, манипуляция и т. д.), которые выполняла ДОКС посредством документов, сейчас электронная коммуникация осуществляет своими средствами. Средства эти обеспечивают оперативность и глобальность доступа, но не обеспечивают содержательной оценки сообщений, не гарантируют их релевантности, не способны

обобщать различные источники, отсеивать информационный шум, защищать от дезинформации. Качественного улучшения социальной коммуникации не произойдет до тех пор, пока не будут раскрыты фундаментальные законы и закономерности, управляющие ее функционированием.

Я полагаю, что разработка детерминизма и деонтологии социальной коммуникации XXI в. не может быть задачей библиотековедения или библиографоведения, хотя их научные заделы необходимо использовать в полной мере. Содержательную революцию в социальной коммуникации может и должна инициировать интегральная (межнаучная обобщающая) теория документной коммуникации. Вслед за Полем Отле и Юрием Столяровым я назову эту теорию документология. Создание, выращивание этой теории должно осуществляться коллективно. И этот процесс уже идет. В наши дни нельзя быть хорошим библиотековедом, не выходя за пределы библиотековедения; нельзя быть хорошим библиографоведом, не выходя за пределы библиографоведения. Поэтому наши прогрессивные ученые, преодолевая диалектику восхождения от конкретного к абстрактному и от абстрактного к конкретному, обращаются к синергетике и конфликтологии, к семиотике и эпистемологии, к глобалистике и ког-нитологии, не забывая о классических гуманитарных и общественных науках. Глубинный замысел моей статьи заключается в призыве заняться также документологическим детерминизмом и документологической деонтологией, поскольку сущностная революция в ДОКС уже стоит в повестке завтрашнего дня.

1. Астахова, Л. В. Библиография как научный феномен: монография / Л. В. Астахова. - М.: МГУК, 1997. - 338 с.

2. Барсук, А. И. Библиографоведение в системе книговедческих дисциплин: методолог. очерк / А. И. Барсук. - М.: Книга, 1975. - 206 с.

3. Барсук, А. И. Советское библиографоведение: состояние, проблемы, перспективы / А. И. Барсук,

О. П. Коршунов. - М.: Книга, 1977. - 108 с.

4. Басов, С. А. Библиотека и демократия. Первое вступление в проблему / С. А. Басов. - СПб., 2006.

5. Библиография. Общий курс: учебник / под ред. М. А. Брискмана и А. Д. Эйхенгольца. - М., 1969.

6. Библиография. Общий курс: учебник / под ред. О. П. Коршунова. - М., 1981.

7. Библиотечная энциклопедия / под ред. А. Ю. Гриханова - М., 2007.

8. Ванеев, А. Н. Библиотековедение в России конца ХХ века. Общетеоретические концепции и дискуссии / А. Н. Ванеев. - М., 2007.

9. Ванеев, А. Н. Библиотечное дело. Теория. Методика. Практика / А. Н. Ванеев. - СПб., 2004.

10. Ванеев, А. Н. Основные закономерности развития библиотечной науки в зрелом социалистическом обществе / А. Н. Ванеев // Совет. библиотековедение. - 1978. - № 5.

11. Ванеев, А. Н. Развитие библиотековедческой мысли в России (XI - начало ХХ в.) / А. Н. Ванеев. -М., 2003.

12. Ванеев, А. Н. Развитие библиотековедческой мысли в СССР / А. Н. Ванеев. - М., 1980.

13. Вохрышева, М. Г. Теория библиографии: учеб. пособие / М. Г. Вохрышева. - Самара, 2004.

14. Гедримович, Г. В. Рассеяние литературы по металлургии в мировой периодике / Г. В. Гедримович // Науч.-техн. информ. Сер. 1. - 1968. - № 11.

15. Гедримович, Г. В. Полнота отражения и критерии отбора мировой литературы для текущих библиографических изданий / Г. В. Гедримович, Л. В. Зильберминц // Науч.-техн. информ. Сер. 1. -1972. - № 3.

16. Гедримович, Г. В. Методические советы по изучению информационных документальных потоков / Г. В. Гедримович, В. А. Минкина. - Л.: ЛГИК, 1976. - 32 с.

17. Гордукалова, Г. Ф. Документальный поток социальной тематики как объект библиографической деятельности: учеб. пособие / Г. Ф. Гордукалова. - Л.: ЛГИК, 1990. - 108 с.

18. Горькова, В. И. Инфометрия (количественные методы в научно-технической информации) /

В. И. Горькова // Итоги науки и техники. Сер. Информатика / ВИНИТИ. - М., 1988. - Т. 10. - 327 с.

19. Документальные потоки по естествознанию и технике и проблемы библиографии: сб. науч. тр. / под ред. Г. В. Гедримович. - Л.: ЛГИК, 1983. - Т. 76. - 163 с.

20. Зусьман, О. М. Библиографические исследования науки / О. М. Зусьман. - СПб., 2000.

21. Книговедение. Энциклопедический словарь / под ред. Н. М. Сикорского - М., 1982.

22. Козачков, Л. С. Системы потоков научной информации / Л. С. Козачков. - Киев, 1973.

23. Кондаков, Н. И. Логический словарь / Н. И. Кондаков. - М., 1971.

24. Коршунов, О. П. Библиография в системе информационных коммуникаций. (К вопросу о соотношении библиографии с библиотечным делом и научно-информационной деятельностью) / О. П. Коршунов // Совет. библиография. - 1974. - № 6.

25. Коршунов, О. П. Библиографоведение. Общий курс / О. П. Коршунов. - М., 1990.

26. Коршунов, О. П. Моя концепция библиографии / О. П. Коршунов // Российское библиографоведение: итоги и перспективы: сб. науч. ст. - М., 2006.

27. Коршунов, О. П. Проблемы общей теории библиографии: монография / О. П. Коршунов. - М.: Книга, 1975. - 192 с.

28. Лекторский, В. А. Эпистемология классическая и неклассическая / В. А. Лекторский. - М.: Эди-ториал УРСС, 2006. - 256 с.

29. Манкевич, А. И. Основные проблемы информатики и библиотечно-библиографическая работа: учеб. пособие / А. И. Манкевич, А. В. Соколов, Т. Н. Колтыпина. - Л., 1976.

30. Медушевская, О. М. Теория и методология когнитивной истории / О. М. Медушевская. - М., 2008. - С. 10.

31. Минкина, В. А. Основные направления качественной оценки технической литературы /

В. А. Минкина // Науч. и техн. б-ки СССР. - 1979. - № 1.

31

32. Моргенштерн, И. Г. Общее библиографоведение: учеб. пособие / И. Г. Моргенштерн. - СПб.,

2005.

33. Налимов, В. В. Наукометрия. Изучение развития науки как информационного процесса / В. В. Налимов,

З. М. Мульченко. - М.: Наука, 1969. - 192 с.

34. Нещерет, М. Ю. Избыточная информация как средство достижения пертинентности / М. Ю. Не-щерет // Библиография. - 2007. - № 6.

35. Розова, Н. М. Традиционный библиографический поиск в библиотеке Российской академии наук: метод. пособие / Н. М. Розова, Л. М. Герасимова. - СПб.: БАН, 1997. - 113 с.

36. Садова, М. А. В поисках книги: Библиографические разыскания при выполнении читательских требований / М. А. Садова. - М.: Изд-во Всесоюз. кн. палаты, 1963. - 84 с.

37. Современный философский словарь / под ред. В. Е. Кемерова. - М., 2004.

38. Соколов, А. В. Источники потерь информации в традиционных ИПС и возможности их компенсации (по результатам экспериментальных исследований) / А. В. Соколов // Науч.-техн. информ. Сер. 2. - 1967. - № 9. - С. 26-33.

39. Соколов, А. В. Метатеория социальной коммуникации / А. В. Соколов. - СПб.: РНБ, 2001. - 351 с.

40. Соколов, А. В. Экспериментальное исследование эффективности информационно-поисковых систем: (Кренфилдский проект АСБИБ) / А. В. Соколов // Науч.-техн. информ. - 1966. - № 2. - С. 20-27.

41. Столяров, Ю. Н. Библиотека в экстремальной ситуации: учеб.-практ. пособие /

Ю. Н. Столяров. - М.: Бибком, 2007. - 464 с.

42. Столяров, Ю. Н. Библиотека: структурно-функциональный подход / Ю. Н. Столяров. - М., 1981.

43. Столяров, Ю. Н. Библиотековедение, библиографоведение, книговедение как единая научная специальность: полный курс лекций / Ю. Н. Столяров. - Орёл, 2007.

44. Столяров, Ю. Н. Эволюция библиотечного фондоведения / Ю. Н. Столяров, Н. Н. Кушнаренко, А. А. Со-ляник. - М.: ФАИР, 2007. - 688 с.

45. Теплов, Д. Ю. К вопросу о рассеянии информации в советской технической периодике / Д. Ю. Теплов // Науч.-техн. информ. - 1967. - № 1. - С. 5-8.

46. Фокеев, В. А. Библиографическая наука и практика: терминологический словарь / В. А. Фокеев. -СПб., 2008.

47. Фокеев, В. А. Библиография: теоретико-методологические основания: учеб. пособие / В. А. Фоке-ев. - СПб., 2006.

48. Чубарьян, О. С. Общее библиотековедение / О. С. Чубарьян. - М., 1976.

49. Чубарьян, О. С. Общее библиотековедение: итоги развития и проблемы / О. С. Чубарьян. - М., 1973.

1. Astakhova, L. V. Bibliography as a scientific phenomenon: monograph / L.V. Astakhova. - M.: MGUK, 1997. - 338 p.

2. Barsuk, A. I. Bibliography science in the system of bibliology subjects: methodolog. sketch / A. I. Barsuk. - M.: Kniga, 1975. - 206 p.

3. Barsuk, A. I. Soviet bibliography science: state, problems, prospects / A. I. Barsuk, O. P. Korshunov. - M.: Kniga, 1977. - 108 p.

4. Basov, S. A. Library and democracy. The first introduction to the problem / S. A. Basov. - St.P., 2006.

5. Bibliography. Basic course: textbook / edited by M. A. Briskman and A. D. Eichenholz. - M., 1969.

6. Bibliography. Basic course: textbook / edited by O. P. Korshunov. - M., 1981.

7. Library encyclopedia / edited by A. Yu. Grichanov. - M., 2007.

8. Vaneev, A. N. Bibliography science in Russia at the end of 20th century. General theoretical concepts

and discussions / A. N. Vaneev. - M., 2007.

9. Vaneev, A. N. Library science: Theory. Methods. Practice / A. N. Vaneev. - St.P., 2004.

32

10. Vaneev, A. N. Library science in the developed socialist society development basic objective laws / A. N. Vaneev // Sovet. lib. science. - 1978. - No. 5.

11. Vaneev, A. N. Library science thought development in Russia (XI - beginning XX c.) / A. N. Vaneev. -M., 2003.

12. Vaneev, A. N. Library science thought development in the USSR / A. N. Vaneev. - M., 1980.

13. Vokhrysheva, M. G. Theory of bibliography: tutorial / M. G. Vokhrysheva. - Samara, 2004.

14. Gedrimovich, G. V. Books on metallurgy dispersion in the world periodicals / G. V. Gedrimovich // Sci-ent.-techn. Inform. Series 1. - 1968. - No. 11.

15. Gedrimovich, G. V. Completeness of reflection and selection criteria of the world literature for current bibliographical editions / G. V. Gedrimovich, L. V. Silberminz // Scient.-techn. inform. Ser. 1. - 1972. - No. 3.

16. Gedrimovich, G. V. methodological advice to learning of informational documentary flows / G. V. Ged-rimovich, V. A. Minkina. - L.: LGIK, 1976. - 32 p.

17. Gordukalova, G. F. Social problems documentary flow as bibliography activity object: tutorial / G. F. Gordukalova. - L.: LGIK, 1990. - 108 p.

18. Gorkova, V. I. Infometry (quantity methods in scientific-technical information) / V. I. Gorkova // Outcomes in science and technology. Computing Series / VINITI. - M., 1988. - Vol.10. - 327 p.

19. Documentary flows in science and engineering and bibliography problems: coll. scient. papers / edited by G. V. Gedrimovich. - L.: LGIK, 1983. - Vol. 76. - 163 p.

20. Zusman, O. M. Bibliography surveys in science / O. M. Zusman. - St.P., 2000.

21. Bibliology. Encyclopaedic dictionary / edited by N. M. Sikorsky. - M., 1982.

22. Kozachkov, L. S. Scientific informational traffic systems / L. S. Kozachkov. - Kiev, 1973.

23. Kondakov, N. I. Logical dictionary / N. I. Kondakov. - M., 1971.

24. Korshunov, O. P. Bibliography in the information communications system (To the item of bibliography with library science and scientific informational activity correlation) / O. P. Korshunov // Sovet. bibliography. - 1974. - No. 6.

25. Korshunov, O. P. Bibliography science. Basic course / O. P. Korshunov. - M., 1990.

26. Korshunov, O. P. My concept of Bibliography / O. P. Korshunov // Russian bibliography science: conclusions and prospects: sel. scient. articles. - M., 2006.

27. Korshunov, O. P. General bibliography theory problems: monograph / O. P. Korshunov. - M.: Kniga, 1975. - 192 p.

28. Lektorsky, V. A. Classical and non-classical epistemology / V. A. Lektorsky. - M.: Editorial URSS,

2006. - 256 p.

29. Mankevich, A. I. General problems of information science and library-bibliographical work: tutorial / A. I. Manke-vich, A. V. Sokolov, T. N. Koltypina. - L., 1976.

30. Medushevskaya, O. M. Cognitive history theory and methodology / O. M. Medushevskaya. - M., 2008. - P. 10.

31. Minkina, V. A. Basic directions of technical literature quantitative evaluation / V. A. Minkina // Scient. and techn. libraries of the USSR. - 1979. - No. 1.

32. Morgenstern, I. G. General bibliography science: tutorial / I. G. Morgenstern. - St.P., 2005.

33. Nalimov, V. V. Sciencemetry. Study of a science development as an informational process / V. V. Nali-mov, Z. M. Mulchenko. - M.: Nauka, 1969. - 192 p.

34. Neshcheret, M. Yu. Surplus information as the pertinency achievement means / M. Yu. Neshcheret // Bibliography. - 2007. - No. 6.

35. Rozova, N. M. Traditional bibliographical search in the Russian Academy of Sciences library: methods aids / N. M. Rozova, L. M. Gerasimova. - St.P.: BAN, 1997. - 113 p.

36. Sadova, M. A. In search of a book: bibliographical research by fulfilling readers requirements / M. A. Sadova. - M.: All-Union Book Chamber Publishing House, 1963. - 84 p.

37. Modern philosophy dictionary / edited by V. E. Kemerov. - M., 2004.

33

38. Sokolov, A. V. Information losses sources in traditional Information Search Systems and possibilities of their compensation (based on the experimental studies results) / A. V. Sokolov // Scient.-techn. inform. Ser. 2. - 1967. - No. 9 - P. 26-33.

39. Sokolov, A. V. Social communication metatheory / A. V. Sokolov. - St.P.: RSL, 2001. - 351 p.

40. Sokolov, A. V. Information Search Systems effectiveness experimental study: ASBIB Cranfield project / A. V. Sokolov // Scient.-techn. inform. - 1966. - No. 2. - P. 20-27.

41. Stolyarov, Yu. N. Library in extreme situation: tutorial / Yu. N. Stolyarov. - M.: Bibkom, 2007. - 464 p.

42. Stolyarov, Yu. N. Library: structural-functional approach / Yu. N. Stolyarov. - M.: 1981.

43. Stolyarov, Yu. N. Library science, bibliography science, bibliology: full lecture course / Yu. N. Stolyarov. - Orel, 2007.

44. Stolyarov, Yu. N. Library and funds science / Yu. N. Stolyarov, N. N. Kushnarenko, A. A. Solyanik. - M.: FAIR, 2007. - 688 p.

45. Teplov, D. Yu. To the question of information in the Soviet technical periodicals spreading / D. Yu. Te-plov // Scient.-techn. inform. - 1967. - No. 1. - P. 5-8.

46. Fokeev, V. A. Bibliography science and practice: terminological dictionary / V. A. Fokeev. - St.P., 2008.

47. Fokeev, V. A. Bibliography: theoretical-methodological grounds: tutorial / V. A. Fokeev. - St.P., 2006.

48. Chubaryan, O. S. General Library science / O. S. Chubaryan. - M., 1976.

49. Chubaryan, O. S. General Library science: results of development and problems / O. S. Chubaryan. - M., 1973.

34