CC BY
243
ПРИЗВАНИЕ—ИСТОРИЯ
П. А. Атанов
БЫЛА ЛИ ПОЛЯНСКАЯ «РУСЬ»?
«Откуду есть пошла Русская земля»1 —этот поставленный летописцем вопрос на протяжении трехсот лет пытались разрешить ученые. В исторической науке имело место мнение о том, что существовала определенная славянская этническая группировка, которая называлась русью и от которой этот термин впоследствии распространился на сформировавшуюся древнерусскую народность.
На первый взгляд в пользу этой версии могут свидетельствовать слова летописца «Поляне иже ныне зовомая Русь»2. Эта фраза входит в «Сказание о славянской грамоте», которое, по мнению А. Г. Кузьмина, было привлечено летописцем конца X в. для создания первого исторического труда о начале Руси. Исследователь также считает, что данного летописца в первую очередь интересовала история по-лян-руси3. С таким взглядом трудно согласиться. Упомянутая фраза может свидетельствовать только о том, что во времена летописца («ныне») жители Киевской земли уже назывались не полянами, а русью. Следовательно, рассматриваемые летописные слова не несут в себе никакой информации о начале Руси и не могли быть использованы для составления труда на эту тему.
Кроме того, справедливо наблюдение В. Я. Петрухина, который, говоря о влиянии библейской традиции на повествование Повести временных лет (ПВЛ), отмечает, что в библейской Таблице народов каждый народ упомянут дважды: первый раз в связи с его происхождением от конкретного потомка Ноя, второй—в связи с его реальным историко-географическим положением. Исследователь обращает внимание на то, что этому принципу соответствует двойное упоминание Руси в космографическом введении ПВЛ: сначала среди варягов,
© П. А. Атанов, 2010
потом в Восточной Европе, где «стала есть» (кавычки В. Я. Петру-хина) Русская земля. В.Я. Петрухин говорит, что нераспознание этого принципа космографического описания привело ученых к представлениям о двух концепциях происхождения Руси4. Таким образом, точка зрения, согласно которой в ПВЛ шла речь о двух началах Руси, не выдерживает критики.
В контексте вопроса о происхождении летописной «руси» важен вопрос об этнической принадлежности Аскольда. Если признать этого киевского князя полянином, то существование первоначальной Полянской «руси», которая сформировалась до появления варягов в восточнославянских землях, может казаться вероятным.
Наиболее подробно эта точка зрения была изложена Б. А. Рыбаковым. Опираясь на исследования А. А. Шахматова, сообщения польского историка Яна Длугоша, а также сандомирского историка, ученый приходит к выводу о том, что существовала одна летописная традиция — считать Аскольда и Дира последними звеньями династической цепи Киевичей5.
Однако аргументацию исследователя трудно принять. Указывая на известие Длугоша о том, что Аскольд и Дир были потомками Кия, Б. А. Рыбаков не подвергает точку зрения польского историка, жившего в XV в., критическому анализу. Между тем В.Я. Петрухин обратил внимание на то, что Длугош называл Кия польским князем6. Здесь ясно прослеживается тенденциозная цель польского автора—обосновать права Польши на Киев. Следовательно, Б. А. Рыбаков использует очень ненадежный источник для доказательства своей версии.
Также спорно мнение Б.А. Рыбакова о том, что A.A. Шахматов доказал ошибочность версии о варяжском происхождении Аскольда.
А. А. Шахматов считал, что фраза, в которой Аскольд и Дир называются варягами («приидоста два Варяга»), была, наряду со словами «и нарекостася князема», вставлена в первоначальный текст Древнейшего Киевского свода составителем Начального свода. Но В.Я. Петрухин называет Древнейший Киевский свод «совершенно гипотетическим»7. Следовательно, нет оснований говорить о вставках, делаемых составителем Начального свода.
Надо также отметить, что, по A.A. Шахматову, варягами назывались скандинавы второй колонизационной волны в Восточную
Европу, осевшие на славянском севере уже после того, как скандинавы первой волны, называемые Русью, утвердились на юге славянских земель8. Из того, что A.A. Шахматов не считал Аскольда варягом, можно сделать только вывод о том, что ученый не относил рассматриваемого киевского князя ко второму потоку скандинавской колонизации. Но опираться на мнение А. А. Шахматова, доказывая славянское происхождение Аскольда, едва ли возможно. Более того, говоря о борьбе между варягами и Русью, А. А. Шахматов отмечает: «Варяжскому князю естественно стремиться на юг с организованными полчищами Словен и Чуди, чтобы вытеснить оттуда счастливых своих сородичей, занявших богатые области славянского юга»9. Из этих слов ученого можно сделать верный вывод о том, что на юге до прихода туда варягов Олега (вместе со словенами и чудью) правили скандинавы. Отсюда, в свою очередь, можно заключить, что Аскольд был скандинавом, а стало быть, результаты исследований А. А. Шахматова не могут служить подтверждением версии Б. А. Рыбакова.
Не находится подтверждения в источниках и тому, что Аскольд и Дир были последними князьями династии Киевичей. Новгородская Первая и Никоновская летописи не сообщают о причинах, по которым Аскольд и Дир стали княжить в Киеве, а ПВЛ сообщает неправдоподобную версию появления этих князей в Киеве, согласно которой они были варягами Рюрика и отпросились у него в Царь-град10. Следовательно, не было такой летописной традиции, в которой бы упомянутые правители считались последними Киевичами.
Таким образом, версия о Полянском происхождении Аскольда не выдерживает критики. Кроме того, нет оснований говорить о существовании династии Киевичей. М. В. Ломоносов отмечает, что власть Кия, Щека и Хорива, которых ученый считает реальными лицами, закончилась и не была передана по наследству потомкам11. Мнение исследователя противоречит летописным сведениям, в частности, следующим словам: «И по сеи братьи (после Кия, Щека, Хорива.—П. А.) почаша держати родъ ихъ княжение в Поляхъ»12, но не противоречит тому обстоятельству, что никто из правителей гипотетической династии Киевичей не известен.
Данное летописное сообщение критически оценивает В. О. Ключевский. Исследователь, комментируя известие ПВЛ о том, что род
Кия княжил у полян, а также, комментируя перечисление летописцем других славянских племен, имеющих свои княжения, пишет: «Выходит, что и этот род (род Кия.—П. А.) после своего родоначальника КНЯЖИЛ В целом племени ПОЛЯН, был, как бы, ПОЛЯНСКОЙ княжеской династией и что подобные династии существовали и у других племен»13. Однако ученый констатирует, что не видно, в каких формах выражалось владетельное значение этих племенных династий. В. О. Ключевский отмечает, что предание не запомнило имени ни одного племенного князя14. Таким образом, доказать, что существовала династия потомков Кия, невозможно.
Правда, также невозможно в полной мере отрицать, что восточнославянскими союзами племен правили князья, которые могли передавать свою власть по наследству. Но был ли Кий таким князем и являлся ли он реальным лицом? Как представляется, есть все предпосылки для отрицательного ответа на эти вопросы.
В ПВЛ упоминаются три брата: Кий, Щек, Хорив, их сестра Лы-бедь, говорится об основании этими братьями города Киева, о приходе Кия в Царьград, основании им Киевца и возвращении в Киев15.
Б. А. Рыбаков, говоря о том, как Кий выглядит в ПВЛ, отмечает: «Это славянский князь Среднего Поднепровья, родоначальник династии киевских князей; он известен самому императору Византии, который пригласил Кия в Константинополь и оказал ему “великую честь”»16. Ученый считает, что Кий у Нестора приобретает черты крупной исторической фигуры17.
Однако есть основания полагать, что у летописца был неопределенный взгляд на Кия. С нашей точки зрения, легенду о Кие можно разделить на два рассказа: первый — об основании Киева Кием, Щеком и Хоривом и происхождении полян, а второй — о деятельности в Царьграде и на Дунае, причем второй рассказ приводится летописцем в качестве опровержения точки зрения, согласно которой Кий был перевозчиком. Полностью ли уверен летописец в достоверности обоих рассказов? Здесь надо поставить и другой вопрос—даже если отдельные сведения автора летописи можно назвать утверждениями, то надо ли их считать исторической реальностью.
Б. Д. Греков выделяет в ПВЛ один из вариантов предания о Кие и цитирует его: «Быша 3 братья, единому имя Кий, а другому Щек, а третьему Хорив, и сестра их Лыбедь. Седяше Кий на горе, где же
ныне увоз Боричев, а Щек седяще на горе, где же ныне зовется Ще-ковица, а Хорив на третьей горе, от него же провася Хоревица. И створиша град во имя брата своего старейшего, и нарекоша имя ему Киев... И по сих братьев держати почаша род их княженье в полях...»18. Исследователь отмечает, что это был вариант предания, не удовлетворивший летописца19.
Что могло автора летописи не удовлетворить в нем? Возможно, гипотетичность. Думается, прав С. М. Соловьев, когда, анализируя рассказ об основании Киева, ведет речь не об известных фактах, а только о предположениях. В частности, исследователь говорит, что название Киев, сходное с прилагательной притяжательной формой, заставило предположить имя основателя Кия, названия городских урочищ, гор — Щековицы и Хоревицы повели к предположению о первых насельниках — Щеке и Хориве. Исследователь отмечает, что господствующие понятия заставили связать Кия, Щека и Хорива кровным родством, предположить, что они были братьями. Ученый отмечает также, что название речки Лыбеди стало причиной для того, чтобы предположить существование легендарной сестры Лыбеди20. Таким образом, в первой части легенды, где речь идет о происхождении полян и возникновении города, названного в честь старшего брата, Кий, его братья и сестра не выглядят реальными лицами.
Надо, как видится, признать легендарным и повествование о приходе Кия в Царьград и об основании Киевца. Здесь Кий представлен князем, который «княжаша в роду своем». Однако аргумент, который приводит летописец для подтверждения такого взгляда на Кия, не вызывает полного доверия у самого автора летописи. Говоря о том, что Кий ходил к Царьграду, летописец в то же время констатирует: «И приходившю ему къ цсрю (царю, то есть византийскому императору.—П. А.) не свмы, но токмо о сем вемы (не знаем, но только об этом слышали.—П.А.) якоже сказають (как говорят.—П.А ), яко велику честь приялъ есть от цсря, которого не вемъ (будто великую честь принял от царя, о котором не слышали.—П.А.)»21. Итак, летописец мог только предполагать, что Кий был в Константинополе. Следовательно, можно поставить под сомнение реальность князя Кия, так как именно с помощью известия о том, что «и приходишю ему къ цсрю» автор летописи доказывает, что Кий являлся князем.
Причину, по которой летописец назвал Кия князем, раскрывает С. М. Соловьев. Исследователь отмечает, что господство родовых понятий заставляло летописца предполагать в Кие князя, старейшину рода. Верным представляется и объяснение ученым появления в летописи известий о приходе Кия в Царьград и об основании Киевца на Дунае. С. М. Соловьев замечает, что позднейшие походы русских в Грецию (Византию.—П. А ), к Дунаю приводили к такому представлению22.
Все вышесказанное по поводу легенды о Кие приводит к констатации того факта, что она основана либо на произвольных предположениях летописца о том, какой, скорее всего, должна быть реальность, либо на смутных преданиях, в достоверности которых не уверен он сам.
Представляется правильным взгляд Н. М. Карамзина и А. П. Новосельцева на степень достоверности рассказа о Кие. Н. М. Карамзин отмечает: «Нестор в повествовании своем основывается единственно на изустных сказаниях: отдаленный многими веками от случаев здесь описанных, мог ли он ручаться за истину предания, всегда обманчивого, всегда неверного в подробностях?»23 А. П. Новосельцев говорит, что Кий был для летописцев Х1-Х11 вв. сказочной фигурой24. С Н. М. Карамзиным и А. П. Новосельцевым трудно не согласиться. Предание о Кие — это не более чем легенда, а Кий, его братья и сестра— легендарные персонажи.
Факт легендарности Кия позволяет отклонить версию о существовании первоначальной Полянской «руси», так как не приходится вести речь и о потомках Кия, принадлежность к числу которых Аскольда (отождествляемого в летописях с «русью»25) на первый взгляд может показаться вероятной. Кроме того, в ПВЛ начало истории Киева, очевидно, в силу смутного об этой истории представления, не имеет никакой связи с началом Русской земли. Происхождение понятий «русь», «Русская земля» связывается в этой летописи с варягами26.
В. Я. Петрухин, анализируя текст ПВЛ, отмечает, что в нем есть рубеж, разделяющий космологическое введение и предания о расселении славянских племен, основании Киева, с одной стороны, и начало Русской земли, относящееся к 852 г., с другой. Исследователь подчеркивает, что летописец связывает начало отсчета «истории»
(кавычки В. Я. Петрухина) именно с «началом» (кавычки В. Я. Пет-рухина) Русской земли27 Ученый обращает внимание и на помещение в «исторической части» (кавычки В.Я. Петрухина), в актуальном историческом контексте, предания о «призвании варягов», а не предания о Кие, Щеке, Хориве. Предание об основателях Киева отнесено, по замечанию В.Я. Петрухина, к «эпическому» (кавычки В.Я. Петрухина) прошлому28.
Причем с «призванием варягов», также как и с началом правления византийского императора Михаила, киевский летописец связывает происхождение названия «Русская земля»29. Следовательно, основываясь на ПВЛ, можно отрицать возможность славянского и доказывать возможность скандинавского происхождения первоначальной «руси».
Правда, в Новгородской Первой летописи начало Русской земли связывается с легендой о Кие30. Но это обстоятельство исчерпывающе объясняет В. Я. Петрухин. Исследователь указывает, что для новгородца XIII в. «Русская земля» —это, прежде всего, Киевская земля. Ученый говорит, что автору новгородской летописи надо было совместить реалии его времени с традицией Начального свода и что он поместил главку о начале Русской земли в ту часть сохраненного им космографического введения, которая рассказывала о происхождении киевских полян, включив туда и первое известие о Руси хронографа31.
Таким образом, надо полагать, что не существовало такой Полянской «руси», которая бы появилась независимо от варягов.
1 Ипатьевская летопись //ПСРЛ. Т. II. М., 2001. Стб. 2.
2 Лаврентьевская летопись//ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стб. 25-26.
3 Кузьмин А. Г. Две концепции начала Руси в Повести временных лет II История СССР. 1969. № 6. С. 84.
4 Петрухин В. Я. «Начало русской земли» в начальном летописании II Восточная Европа в исторической ретроспективе I Под ред. Т.Н. Джаксон. М., 1999. С. 220.
5 Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества в ХП-ХШ вв. М., 1982. С. 307.
6 Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси 1Х-Х1 веков. Смоленск; М., 1995. С. 75.
7 Там же.
8 ШахматовА.А. Разыскания о русских летописях. М., 2001. С. 234-235.
9 Там же. С. 236.
10 Ипатьевская летопись. Стб. 15.
11 Ломоносов М. В. Древняя Российская история от начала российского народа до кончины Великого князя Ярослава Первого, или до 1054 года// Ломоносов М.В. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 6. М.; Л., 1952. С. 214.
12 Ипатьевская летопись. Стб. 8.
13 Ключевский В. О. Русская история. М., 2005. С. 72.
14 Там же.
15 Лаврентьевская летопись. Стб. 9-10.
16 Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества... С. 92-93.
17 Там же. С. 92.
18 Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 445.
19 Там же.
20 Соловьев С.М. Об истории Древней России. М., 1992. С. 24.
21 Ипатьевская летопись. Стб. 8.
22 Соловьев С.М. Об истории Древней России. С. 24.
23 Карамзин Н.М. История Государства Российского. М., 2002. С. 20.
24 Новосельцев А. П. Образование Древнерусского государства и первый его правитель II Вопросы истории. 1991. № 2. С. 3.
25 Ипатьевская летопись. Стб. 15; Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью II ПСРЛ. Т. IX. М., 2000. С. 7-8.
26 Ипатьевская летопись. Стб. 12, 14.
27 Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси... С. 60.
28 Там же. С. 60-61.
29 Ипатьевская летопись. Стб. 12, 14.
30 Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов I Под ред. А.Н. Насонова. М.; Л., 1950. С. 104.
31 Петрухин В.Я. «Начало русской земли»... С. 221.
