CC BY
615
История
Ольга ПЛОТНИКОВА
СТАНОВЛЕНИЕ ИНСТИТУТА КНЯЖЕСКОЙ ВЛАСТИ В ДРЕВНЕЙ РУСИ
Одним из важнейших рубежей социально-экономического, политического и культурного развития русского общества является период древнерусской цивилизации, закономерным образом связанный с образованием государства и становлением институтов публичной власти.
Формирование и развитие древнерусской цивилизации, впрочем, как и других древних цивилизаций, в первую очередь было связано с ростом населения и созданием эффективных способов производства необходимых обществу продуктов. Новый образ жизни, основывающийся в области материальной культуры на определенной системе жизнеобеспечения, расширяющийся и усложняющийся спектр личных и общественных потребностей стимулировали развитие специализированных производств. Одновременно изменялась и социальная структура, складывались и развивались ранее неизвестные социальные институты.
Процесс институализации сопровождался обособлением власти. Так, обособляются институт князя и княжеской дружины, связанные военными походами и богатствами, приобретаемыми и накапливаемыми во время походов, что привело к естественным процессам дифференциации и обособлению.
Сведения об обособленности быта древнерусской дружины, а также о размещении дружинных поселений на территории древнерусского государства можно почерпнуть и из археологических данных, которые опять-таки подтверждают основной признак древней цивилизации, отмеченный еще Г. Чайлд: наличие монументальных сооружений — культовых, светских или погребальных. К сожалению, в связи с переменой веры культовые сооружения на Руси, как известно, были уничтожены, в связи с чем основной материал для изучения представляют погребальные комплексы.
Дружинные контингенты в 1Х—Х веках встречаются в различных регионах расселения восточного славянства. Наиболее сильный контингент дружинников связан с ядром древнерусского государства — в узком смысле (Среднее Поднепровье): на этой территории расположены киевский, черниговский и шестовицкий некрополи1.
Процессы легитимизации и дессигнации власти, прослеживаемые уже с периода правления Олега и особенно ярко проявившие себя в период княжения Владимира, закрепившего княжества за родом своим, привели к тому, что власть князя приобрела и экономические функции. В результате этих процессов князь, как видно из летописных материалов, постепенно подчиняет себе аппарат общинного самоуправления — вече, и это понятно уже на основании первого летописного упоминания о созыве вече в 997 году в Новгороде. Так, вече было созвано в экстренной ситуации — осада города печенегами и под угрозой голода и смерти, многие исследователи пришли к однозначному выводу об утрате полномочий вече к X веку и укреплении полномочий князя. Укреплению полномо-
1 Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951, стр. 28-46
ПЛОТНИКОВА
Ольга
Анатольевна —
к. ист. н.,
заведующая
кафедрой мировой
экономики
и международных
экономических
отношений
Московского
гуманитарного
университета
96_______________________ВЛАСТЬ___________________04’2008
чий первоначально способствовали натуральные подношения, которые князь получал от племени, и часть судебных пошлин, что становилось определенным видом материального обеспечения в мирное время.
В праславянский период такой форме материального обеспечения соответствовало, вероятно, понятие «darb», которое продолжало древнейшую индоевропейскую традицию отношений, содержащихся в понятии дар — давать, брать. В позднем племенном обществе такой дар становился также формой признания рядовыми членами племени особого почетного положения князя1. В древнерусский период эти виды общественных отношений в виде добровольных внут-риплеменных натуральных подношений князю были продолжены и развиты в особых государственных податях. На последней стадии племенного строя добровольные натуральные подношения рядовых членов племени князю и его дружине становились началом постоянного внутриплеменного податного обложения для их содержания. Об этом свидетельствует также эволюция праславянского понятия «darb» от обозначения добровольного дара к названию государственной подати.
Внешний облик древнерусской цивилизации ярко характеризуется предметным миром культуры, изучаемым, особенно на формативной стадии, в значительной мере по материалам памятников древнерусской литературы и археологическим данным.
Древнерусская архитектура и письменность как составляющие цивилизации были сосредоточены в крупнейших древнерусских городах, о чем находим сведения в летописных материалах. Храмы и монастыри, вероятно, и представляли собой ядро древнерусской цивилизации как культурного комплекса. Немаловажное значение в развитии древнерусской цивилизации играли города как центры экономического развития и политической власти.
Исключительное значение имело появление на Руси письменности. Находящаяся в Повести временных лет
1 Трубачев О. И. Славянская этимология и прасловянская культура. Славянское языкознание: Х международный съезд славистов. М., 1988, стр. 323
статья о выборе веры Владимиром только подчеркивает значение письменности для древнерусского общества, в данном случае письменность являлась проводником Новой веры, что имело огромное культурное и политическое значение. Ее создание отнюдь было не результатом отвлеченных умозрительных комбинаций, а насущной потребностью общества, вступающего в новую фазу своего развития. Христианизация уже сама по себе являлась результатом возросшего государственного самосознания господствующей верхушки, конфронтация же его с идеей империи становилась фактором, который стимулировал дальнейшую кристаллизацию представления о государственном суверенитете.
Появление письменности на Руси привело к возникновению новой профессии писцов, обучение которых в специальных школах давало также и зачатки положительных знаний. При этом необходимо учитывать, что писцы в первую очередь являлись служителями Церкви или, что характерно для Руси, монастырей. Монастыри в свою очередь подчинялись князьям и соответственно история, фиксируемая летописцами, во многом была подчинена ветхозаветной истории, византийской традиции, откуда и пришла письменность, и конечно, политической идеологеме правящего рода.
Рассматривая восприятие древнерус -ским обществом институтов власти, в первую очередь института княжеской власти, обратимся к доводам А. П. Толочко. Так, исследователь весьма правомерно считал, что для представлений древнерусского общества с его мифологическим мышлением нехарактерно, а точнее, невозможно осознание княжеской власти как политического института, «не овеществленного» в обряде или культе отношения господства и подчинения, отношения между человеком и государством. Княжеская власть мыслилась как сакральное качество (но не общественное отношение) и при том не отдельного человека, а княжеского рода как единого целого2.
Можно согласиться с мнением историка и в том, что символика власти русских князей имеет иностранное происхождение. Например, названия Золотых ворот,
2 Толочко П. П. Древняя Русь. Очерки социально-политической истории. Киев, 1987, стр. 67
04’2008__________________ВЛАСТЬ_________________________97
Софийскогособора, Богоматерь—Оранта, мозаика с изображением которой украшает центральную апсиду Софийского собора в Киеве, северный придел того же собора, посвященный св. Георгию, который воспринимался в Византии как покровитель царей, позиционирование Владимира I как «нового Константина» и еще целый ряд важных символов заимствованы киевскими князьями из Византии1. А. В. Назаренко предполагает, что Русь могла использовать византийские символы для конструирования собственных политических концепций, весьма далеких как от идеи вселенской супрематии византийского императора, так и от идеи империи вообще2.
После принятия христианства возвышению престижа князя немало способствовала православная проповедь «богоус-тановленности власти». В древнерусское летописание прочно вошли и часто цитировались слова Писания о божественном характере светской власти. Власть князя стала освященной Писанием. Идея концепции «власти от Бога», которая прослеживается в ПВЛ , также могла быть заимствована из византийской традиции. Так, под 1015 год, после рассказа об убийстве Бориса и Глеба читаем осуждение Святополка за «высокоумие», так как он «не ведый, яко богъ даетъ ему власть, ему же хощеть; поставляет бо цесаря и князя вышний, ему же хощеть, дасть. Аще коя бо земля управится перед Богомъ, поставляет ей цесаря праведна, любяща суд и правду, и властеля устраяеть, и судью, правящего судъ. Аще бо князи правьдиви бывают в земли, то многа отдаются согрешения земли, аще злы бывают и лукави, то болшее зло наводить Богъ на землю»3.
Заслуживает внимания позиция Л. С. Васильева, который считает, что княжеская власть в XI веке в родовом сознании не принадлежала конкретному носителю, а воспринималась в рамках целого рода. Клановый характер власти ранних вож-деств, отмечает исследователь, — явление универсальное. Как показывают срав-
1 Толочко П. П. Древняя Русь. Очерки социально-политической истории. Киев, 1987, стр. 106
2 Назаренко А. В. Порядок престолонаследия на Руси Х1—Х11 вв.: наследственные разделы и попытки дессигнации. Римско-Константинопольское наследие Руси: идея власти и политическая практика. М., 1995, стр. 83—96
3 Лаврентьевская летопись. Полное собрание рус-
ских летописей. Т. 1. 2-е изд. М., 2001, стб. 136—138
нительно-исторические исследования, в процессе институциализации сложных «чифдом», организованных на основе иерархии соподчинения входящих в него частей, власть концентрируется в руках наиболее знатного, влиятельного и удачливого общинного лидера, возвышающегося в верховного вождя.
Идеологический лейтмотив усматривает известный ученый В. Я. Петрухин в сказаниях о первых русских князьях, содержащихся в Повести временных лет. Так, считает историк, призвание варягов и Рюрика было совершено «по ряду» (то есть на основании договора) со словенами, кривичами и мерей, и «установление» Олегом дани, которую те должны были платить варяжской дружине князя, также «по ряду». В этом случае основным лейтмотивом всей летописи является зависимость варягов от законной княжеской власти, без поддержки которой они не имеют права пребывать на славянских землях4.
Призвание варяжских князей в Новгород воспринимается как прецедент: право призванного княжеского рода на власть в других славянских городах, пусть и по договору-ряду с их жителями. Деяния первых русских князей Рюрика, Олега, Игоря и Ольги вплоть до трех Ярославичей стали такими прецедентами для всего русского средневековья и в основе их сохранялось древнее предание. Мотив легитимности, по мнению В. Я. Петрухина, является основным для летописцев. Предание претворялось ими в историю, поэтому, собственно, исследование летописного понимания предания, «герменевтика» важнее, чем поиски внешних им аналогий (хотя пренебрегать ими нельзя). Это касается уже первых известий об Олеге — воеводе (НПЛ) или князе (ПВЛ)5.
Если второе суждение Петрухина бесспорно, то с первым нельзя согласиться. Во-первых, в повести не идет речь о «ряде» — «земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет да поидите княжить и володети нами». Слово «наряд» здесь стоит рассматривать как порядок, к тому же употребление таких слов, как «княжить» и «володети», не оставляет сомне-
4 Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия. Из истории русской культуры. Т. 1. М., 2000, стр. 140—141
5 Там же, стр. 141
98_______________________ВЛАСТЬ___________________04’2008
ний, что речь вовсе не идет о каком-либо договоре, здесь — чудь, словене и кривичи явно выступают в роли просителей. Форма слова «избрашася» неясна и отсюда совершенно не вытекает, что князей избирали словяне, вероятно, что князья могли быть избраны для этой миссии самими варягами.
Во-вторых, летописец не преследует цель противопоставления «инородной» власти варяга Рюрика власти местных племенных князей, он наоборот — всячески старается подчеркнуть единородность происхождения варяг Руси и словен, чуди, мери, призвавших их, от словен — семени Иафетова. В связи с чем отпадает необходимость в каком-либо договоре, так как само повествование в летописи о призвании именно варяг — не случайность, возможно, одной из задач летописца являлось создание картины воссоединения в глазах современников этих «некогда разбросанных по воле Божией родственных племен».
В этом случае становится оправданным помещение в тексте летописи библейского сюжета о Вавилонском столпе, где говорится о размещении по земле семени хама, Сима и Иафета и разделении языка, там же упоминается, что словене сели у озера Ильменя: «И про-зваша своимъ именамъ и сделаша градъ и нарекоша и Новгородъ... тако разидеся Словянскии языкъ темже и грамота про-звася Словеньская»1.
После смерти легендарных первых киевских князей — Кия, Щека и Хорива в Киеве закрепляется Аскольд и Дир, а затем Олег. Вслед за М. П. Погодиным и А. Куником Х. Ловмянъский предположил, что Аскольд и Дир закрепились в Киеве благодаря договору со славянами и с киевским вечем и таким же образом, а не путем завоевания утверждается в Киеве и Олег2.
Надо отметить что принцип договорной теории, некогда предложенный Сергеевичем в отношении порядка наследования столов, очень прижился в отечественной историографии. Однако с этим предположением нельзя согласиться.
Исходя из того, что, как уже указывалось, вся история дохристианского пери-
1 Лаврентьевская летопись. Полное собрание русских летописей. Т. 1. 2-е изд. М., 2001, стб. 5—6
2 Ловмянъский Х. Русь и норманны. М., 1985,
стр. 140—142
ода, изложенная в Повести временных лет, является легендой, служившей определенным, пока до конца неуясненным современными историками политическим задачам летописца, можно предположить, что вымышленные Кий, Щек и Хорив, возможно, ассоциируемые летописцем с библейскими хамом, Симом и Иафетом (та же параллель возможна при рассмотрении легендарных Рюрика, Синеуса и Трувора), нужны были летописцу только для того, чтобы еще раз подчеркнуть богоизбранное происхождение киевских полян от словян, произошедших в свою очередь от племени Иафетова. Богоизбранность полян и их города Киева подчеркивается летописцем еще и через предыдущий рассказ, в котором он вкладывает в уста Андрея, брата Петра, такие слова: «Видите ли горы сия яко на сихъ горах воссияеть благодать Божья имать градъ великъ и церкви многи...»3
Как ясно из дальнейшего текста повести пророчество Андрея сбылось — Кий, Щек и Хорив возводят город на тех самых горах.
Интересно, что после небольшого рассуждения о том, кто же на самом деле был Кий — перевозчик или князь, и описания похода Кия на Царьград как бы в подтверждение обоснования княжеского титула Кия летописец без всякого пафоса, который встречаем позднее при аналогичных описаниях, сообщает о смерти Кия, Щека, Хорива и заодно и их сестры — Лыбеди (вообще не совсем ясен вымысел такого персонажа, как Лыбедь).
Складывается такое впечатление, что данные персонажи, зачем-то необходимые летописцу на начальном этапе повести, могли помешать развитию сюжетной линии в дальнейшем, в связи с чем одновременно были похоронены летописцем. Далее некоторые задачи летописца постепенно проясняются. Так, излагая легенду о «призвании варягов» Рюрика, Синеуса и Трувора, летописец неоднократно подчеркивает, что варяги — суть Русь произошли от словян, то есть опять-таки проводится идея легитимизации рода: «Идаша за море к варягам к Руси ...прозвася Русская земля Новгородци ти
3 Лаврентьевская летопись. Полное собрание русских летописей. Т. 1. 2-е изд. М., 2001, стб. 8
04’2008 ВЛАСТЬ 99
суть люди Новгородци от рода Варяжска преже бо беше Словении»1.
Таким образом, летописец, возведя киевских полян и варягов-Русь, приглашенных в Новгород, Белоозеро и Изборск от словян, приходит в своих рассуждениях к тому, что все они потомки Иафетого племени, расселившиеся по Божиему умыслу. Тем самым мы получаем иносказательный ответ на один из вопросов, вынесенных летописцем в начало летописи: «Откуду есть пошла русская земля кто в Киеве нача перве княжи...»
Также вероятно и то, что летописец пытается предложить читателю летописи ассоциацию, при которой только князья рода Рюриковичей являются истинными князьями всея Руси — «от тех варягъ прозвася русская земля». Призванные варяги-Русь в лице Рюрика, Синеуса и Трувора суть словяне — потомки племени богоизбранного Иафета. Приглашенные чюдью, словенами, мерью и кривичами
Рюрик, Синеус и Трувор пришли с родами своими и обосновались в Новгороде, Белоозере и Изборске, то есть в центрах территорий указанных племен. И от тех варяг прозвалась русская земля, а после смерти Синеуса и Трувора «приям власть Рюрикъ и разда мужем своим грады. и теми всеми обладаше Рюрикъ»2.
В соответствии с этой концепцией Рюрик стал первым князем русской земли, объединившей в своем составе несколько племенных территорий с их центральными городами и в дальнейшем все потомки Рюрика должны считаться великими князьями русскими, что подчеркивается летописцем уже в описании договоров, заключенных с греками Олегом и Игорем, где, как указано было выше, он называет этих князей так же, как и Рюрика, великими князьями русскими.
Лаврентьевская летопись. Полное собрание рус-
ских летописей. Т. 1. 2-е изд. М., 2001, стб. 19—20 2 Там же. Стб. 20
