CC BY
451
Список литературы
1. Агарев А.Ф., Курышкин В.П. Рязанский край в составе Российской империи (XVIII век) Рязань, 2011.
2. Валишевский К. Роман императрицы. М. 2007.
3. Государственный архив Рязанской обрасти (далее ГАРО). Ф.3. Оп. 1. Д.3б.
4. ГАРО, Ф.3. Оп.1. Д.5.
5. ГАРО, Ф.3. Оп.2. Д.1944.
6. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. М. 2005.
7. Павленко Н.И. Екатерина Великая. М. 2006.
8. Российский Государственный Исторический Архив (далее РГИА). Ф. 1341, Оп. 1, Д. 491.
9. РГИА. Ф. 1341, Оп. 1, Д. 491.
10. РГИА. Ф. 1399. Оп. 1. Д. 644.
11. Рязанская энциклопедия. Т.1. Рязань. 2000.
12. Шипов С. О государственном устройстве в России. М. 1870.
Об авторе
Тимченко К.В. - аспирант кафедры истории России Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина, ФГБУК Рязанский исторический музей-заповедник, [email protected]
УДК 947.02
ГОСУДАРСТВОГЕНЕЗ РУСИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ СЕРЕДИНЫ XI - НАЧАЛА XVII В.
Е.А. Шинаков
Статья посвящена сложению во второй половине XI -начале XII вв. концепции образовании государства «Русь», отраженной в летописях этого времени, и ее развитию и трансформации в XVI - начале XVII вв. в российской общественно-политической мысли. Концепция эта логичная, четкая, «этапная», согласующаяся с синхронными событиям IX в. иностранными источниками. «Варяжская легенда»
- лишь один ее эпизод, вопрос о происхождении варягов-руси - не главный для авторов летописей конца XI -начала XII вв. В XVI в. ситуация меняется в связи с желанием доказать происхождение Рюрика от римских императоров и подчеркнуть исторические связи с дружественными России державами. В результате господствующей становится «прусская » версия, но распространяется и «датская». «Славянская» же версия создается не отечествами авторами, а австрийским дипломатом начала XVI в. Герберштейном.
Ключевые слова: государствогенез, Древняя Русь, Россия, варяги. идеология, историография.
Происхождение Руси и русских - один из самых противоречивых и дискуссионных вопросов отечественной историографии. Русы (росы) упоминаются в иностранных источниках еще в конце 30-х - начале 40-х годов IX в. [71]. Однако в отечественной литературе вопрос о происхождении русского государства и народа был впервые затронут намного позже
- в конце XI -начале XII вв. - в «Начальном своде» и «Повести Временных лет». В более раннем (30- гг. XI в.) публици-стическо-полемическом произведении митрополита Илариона - «Слове о Законе и Благодати», первым сохранившемся памятнике русской литературы - об этом нет ни слова. И это удивительно, ибо «Слово» посвящено как раз месту Руси в христианском мире. Подчеркивается лишь связь, преемственность Русской государственности (но не народа)с Хазарским каганатом в титулатуре Владимира - «каган» .
Либо о происхождении «руси» как народа еще ничего не было известно в источниках, имевшихся в распоряжении Илариона, либо то, что он знал, противоречило его концепции о величии Руси, либо он просто не ставил целью осветить этот вопрос в своем произведении исходя из целей последнего.
Летописные сказания о начале Руси, в отличие от ряда иностранных документов, написанных в IX - X вв. практически современниками, а то и свидетелями событий, вряд ли в строгом смысле слова могут считаться источниками.
В любом случае запись была произведена через 200 лет после самих событий, и хотя только на этом основании их нельзя ставить под сомнение, однако, сами летописные сказания можно считать не столько источником, сколько началом отечественной историографии данной проблемы. Предс тавим, что только сейчас началась бы запись народных, семейных и армейских воспоминаний, преданий, сказаний, легенд, песен, анекдотов об Отечественной войне 1812г. и их сопоставление с иностранными письменными, а также изобразительными и вещественными источниками!
Суммируя данные обширной историографии вопроса о времени создания «варяжской легенды» и последовательности ее внесения в разные летописные своды, отметим следующее. Самая ранняя дата - 1050 г., новгородский свод, была постулирована А.А. Шахматовым [62. С. 308, 312, 314; 64. С. 352 - 352]. Позднее М.Н. Тихомировым и Д.С. Лихачевым время «создания» (у Шахматова - записи) легенды перенесено на 60 - 70-е гг. XI в. в Киев («Первый Киево-Печерский свод») и ее авторство приписывается Никону, записавшему устные северные предания [55. С. 55; 34. С. 42, 62;].
Далее мнение всех вышеперечисленных исследователей, а также историографов проблемы - В.В. Кускова, О.В. Творогова - в целом сходятся: в 1095 г. «легенда» попадает в Начальный свод, вошедший позднее в состав Новгородской Первой летописи, а в 1116 - 1117 и 1118 - 1119 гг. - в две редакции «Повести Временных лет» (Сильвестра и Василия(?)), отраженные в Лаврентьевской (иногда к ней добавляют и Радзивилловскую (смоленскую) летопись[54. С.30]) и Ипатьевской летописях. Особняком стоит мнение М.Х. Алешковского, вообще отрицавшего отдельно новгородское происхождение легенды и относящего ее оформление целиком к творчеству Нестора в 90-е гг. XI в. От него легенда, сократившись, попадает в 1116 г. в Новгородское летописание, а в 1118 - 1119 гг., расширившись, в «Повесть Временных лет» редакции Василия, почти одинаково отраженную и в Лаврентьевской, и в Ипатьевской летописях [8. С. 13 - 40]. Еще более «унификаторски» подходил к истории русского летописания В.М. Истрин, вообще отрицавший наличие «Начального свода» 1095 г., положившего начало новгородской летописной традиции [24. С. 45].
Делал он это исходя исключительно из текстологических, источниковедческих аргументов. В частности, «Преди-
словие» к «Начальному своду» действительно написано не в конце XI в., а в начале XIII в., причем не в Киеве, как считал А.А. Шахматов [61. С.157], а в Новгороде.
В этом мы полностью согласны с А.Г. Кузьминым [29. С. 94 - 95], хотя, во-первых, исходим из иных текстологических аргументов [75. С. 15 - 17], а, во-вторых, считаем, что «Предисловие» д е й с т в и т е л ь н о было написано в начале XIII в., но при включении в Новгородскую 1-ю летопись завершенного гораздо раньше, к 1095 г., «Начального свода». В этом аспекте мы придерживаемся традиционной концепции А.А. Шахматова, Д.С. Лихачева и их последователей о наличии «Начального» или «Второго Киево-Печерского свода», позднее переработанного авторами ПВЛ, но в неизменном, первоначальном, виде включенном в НПЛ.
Однако вопрос о наличии или отсутствии «Начального свода» 1095 г. в составе Новгородской Первой летописи XIII в. имеет не только источниковедческий интерес.
Некоторые авторы пытались в угоду своей концепции разделить цельную летописную статью о призвании варягов-руси на несколько хронологических частей: 1050 г. или 1054 - 1060 гг. (т.е. новгородская «Остромирова летопись»), 1116 г. (вторая редакция «ПВЛ» Сильвестра), 1118 г. (третья редакция «ПВЛ» некоего «Ладожанина») [49. С. 302 - 303]. Никакого «Начального свода» 1095 г. и даже «Первого Киево-Печерского» свода 60-х - 70-х гг. XI в. в этой схеме нет. И все это ради исключения из первоначального текста варяжской легенды одной фразы: «И от тех Варяг, находник тех, прозвашася Русь» [43. С. 106]. Вроде бы формальность, но нет. Б.А. Рыбаков п р и з н а е т призвание варягов, в т.ч. -Рюрика (даже считает его скандинавом, хотя и не шведам, а датчанином - врагом шведов), однако «русью», по его мнению, эти варяги не были. Русь уже тогда была, но в Среднем Поднепровье, а варяги, в прочтении соответствующей летописной статьи 882 г. Б.А. Рыбаковым, «прозвашася русью» только тогда, когда пришли т у д а [49. С. 299, 302]. Фраза же летописи о том, что приглашенные варяги и были русью, была вставлена «Ладожанином» в текст ПВЛ только в 1118 г. по заказу новгородского князя Мстислава Владимировича, в будущем - «Великого» [49. С. 303]. Возможно. И аргументы с точки зрения «обоснования прав на власть» именно новгородского князя приводятся. Первый - прецедент добровольного призвания князя, «созвучный призванию Мономаха в Киеве в 1113 г.»; «вторая тенденция редакции 1118 г. - оттеснить Киев в начальной фазе истории русской государственности на второе место, заменив его Новгородом... Редактору было важно дезавуировать к и е в с к и е, русские традиции» [49. С. 302].
Однако допущение предположения о происхождении русской государственности с юга, из Киева, имеет в трактовке Б.А. Рыбакова три о б ъ е к т и в н о слабых места.
Первое - гипотеза о трехступенчатом формировании той редакции «варяжской легенды», которую он цитирует в версии НПЛ - т.е. «Начального свода» - не обоснована ничем, кроме авторских предположений об изменении политической конъюнктуры на Руси с 1050 по 1118 г. Содержательно текст монолитен, логичен, однороден. Возможно, именно поэтому Б.А. Рыбаков «создает» абсолютно гипотетическую Остромирову летопись 1054 - 1060 гг. (продолжательницу также гипотетичного, по А.А. Шахматову, новгородского свода 1050 г.), что ее текст можно реконструировать по воле историка, в отличие от д о с т о в е р н о г о, целиком сохранившегося текста «Начального свода» 1095 г. в Новгородской 1-й летописи XIII в.. Этот свод он «опускает», переходя сразу к ПВЛ в редакции Сильвестра 1116 г. [49. С. 303]. Второе -наличие полного текста «варяжской легенды» в своде 1095 г. разрушает всю концепцию Б.А. Рыбакова о включении одной из фраз этой легенды (в тексте НС - «от тех Варяг ... прозвашася Русь») только в 1118 г. по заказу Мстислава Новгородского. Кстати, в тексте ПВЛ по Ипатьевскому списку, т.е. ее третьей редакции, который Б.А. Рыбаков приписывает некоему «Ладожанину», эта фраза звучит несколько по иному - «и от тех Варяг прозвася Руская земля» [22. Л. 8 об.].
Третье - отождествление изначальной «руси» с полянской землей и Киевом основано на односторонней трактовке летописей фразы 882 г. «и беша у него Словене и Варязи и прочии, прозвашася Русью» [22. Л. 9 об.].
Как антинорманист Б.А. Рыбаков предлагает понимать эту фразу так: варяги и словене, пришедшие с Олегом в Киев, только там стали называться Русью. Однако ее можно прочитать и по-другому: Олег пришел в Киев с варягами, слове-нами и другими, которые [вместе] назывались Русью. Т.е., «Русь» - это выходцы, возможно,из военной элиты разных северных племен, составляющих войско Олега.
Какая из версий более верна, могут помочь понять еще две фразы ПВЛ: «А Словенеск язык и Рускый один, от Варяг бо прозвашася Русью», а вначале были Словене, которые звались еще и Полянами [22. Л. 11 об.]. Кроме того, во фразе, явно заимствованной из чешских хроник о «Праге, матери городов Чешских», но перенесенной на Киев, стоит будущее время - «буди мати городов Руських» [22. Л. 9 об.]. Но Киев к моменту прихода Олега уже существовал, и давно, и уже был столицей Полян ... но, значит, еще не «Русской земли», каковой его сделал только Олег.
После этой обширной, но необходимой источниково-историографической преамбулы, перейдем к основному тексту, иллюстрирующему ключевой (с точки зрения летописцев середины XI - начала XII вв.) момент русского государство-генеза. С другой стороны, описывающий этот момент летописный пассаж характеризует и историко-политические взгляды образованной элиты Древней Руси периода расцвета и начала феодальной трансформации этого государства.
И в «Начальном своде», и в ПВЛ процесс создания Русской государственности описан одинаково, в 4 этапа, хотя и различается между двумя этими источниками степенью подробности и некоторыми весьма существенными деталями.
1-й этап: существование отдельных славянских и финно-угорских потестарных организмов - племенных объединений, часть из которых независима, часть платит дань хазарам или варягам.
2-й этап: антиваряжсккое восстание части этих объединений в ходе которого складывается объединение более высокого уровня - то, что Е.А. Мельникова достаточно точно назвала «Северной конфедерацией» [37. С. 53 -55[, соответствующей с точки зрения политической антропологии сложному вождеству. При попытке сохранить это объединения после решения общей задачи начинается борьба за верховную власть или доминирование одной из его составных частей, завершившаяся компромиссом [2].
3 -й этап: формирование формы верховной власти «Северной конфедерации» путем приглашения социально-потестарной элитой (иерархией) всех ее составных частей верховных правителей со стороны, а именно - из состава варягов - руси.
Размещение их и их «мужей» в отдельных частях «Конфедерации», в основном - в ключевых пунктах «Восточного торгового пути, от Ладоги до Мурома». Часть «руси» - «роды» бояр Аскольда и Дара обосновываются на пути «из варяг в греки» в Киеве, независимо от правящей элиты «Северной Конфедерации».
4-й этап: после конфликта Олега с аристократией Севера он с частью «руси» - уже разноэтничной дружины и
властной элиты, в состав которой входили варяги, словени и «прочии прозвашася Русью» захватывает Смоленск, Киев и другие потестарные образование Центра и Юга, в т.ч. до того подвластные Хазарии. В Киев, находящийся на перекрестье двух путей - «из варяг в греки» и из Хазарии в Центральную Европу - он переносит столицу Руси. Здесь он правит как господин, завоеватель, а не как приглашений правитель, чья власть ограничена правящей элитой Севера и условиями договора с ней, возможно письменного [15. С. 40 - 42]. Конфликт варяжских князей с этой элитой ни в одной редакции ПВЛ не упомянут, однако в Никоновской летописи, хотя и созданной в XVIв., но отражающей, по мнению ряда исследовате-лей,данные более древних, не сохранившихся до нашего времени,летописных записей,есть пространное описание такового. «Того же лета (864) оскорбишася Новгородцы, глаголющее: « Яко бытии нам рабом, и многа зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его». «Того же лета. Уби Рюрик Вадима Храброго, и иных многих изби Новгородцев съветников его»[42. С. 166]. «В лето 6374 (866) избежаша из Новагорода в Киев много Новгородцкых мужей»[42. С.166]. Даже если детали этого рассказа неверны, то сама его суть, наличие конфликта, вполне ожидаема как с точки зрения логики описания событий, так и скрывающихся за ним реалий. В противном случае абсолютно неясной оставалась бы политическая причина переноса столицы «Русской земли» из «договорного» Новгорода в завоеванный Киев.
Это - политико-антропологическая реконструкция процесса начала русского государствогенеза на основе системного анализа комплекса источников.
Что касается описания отдельных этапов процесса государствогенеза в летописных терминах, то они несколько разнятся для НС в НПЛ И ПВЛ.
Первый этап. НС: «Живяху кождо с родом своим на своих местех и странах, владеюще кождо родом своим» [43. С. 104]. «Во времена же Кыева и Щека и Хорива новгородстии людие, рекомии Словени, и Кривици и Меря: Словени свою в о л о с т ь имели, а Кривици свою, а Меря свою; каждо своим родом владяше; а Чюдь своим родом; и дань даяху Варягом от мужа по белей веверици, а иже бяху у них, то ти насилье деяху Словеном, Кривичем и Мерям и Чюди» [43. С. 104]. «Волсть»(в первоначальном произношении) - это одновременно и власть, наследование, право на что-то, и территория, на которую эта власть распространяется [27. С. 260 -263[.
Через земли («страны») этих «волостей» проходил знаменитый «Восточный путь» («Аустрвегр»), известный по скандинавским сагам с IX в., а по данным археологии и нумизматики - с конца VIII в. По восточным источникам, которых описывают реалии середины IX в. и более ранние, на этом пути торговли, в т.ч. пушниной, взятой в качеств дани или добычи у «славян», «русы» [результаты математического контент-анализа этих источников изложены в следующих авторских работах (не считая монографий 2002 г. и 2009 г.) - 65;69; 73].
Что же касается терминов, отражающих тип и уровень власти у разных «языков», платившим дань варягам, то это: «владяще кождо родом своим»; «страна» и «волость» у каждого из «языков»; «насилье», говорящее о характере «верхнего» уровня власти. Это данные на 60-е и 70-е гг. XI в. с коррекцией 1095 г.
В уточненной версии ПВЛ по Лаврентьевскому списку (скорее всего, вариант 1116 г.) в тексте 1377 г. [54. С. 29] разъясняется, что конкретизируется под «волостью» в понимании «власть над страной, территорией». Это прежде всего -«княжение». «И по [после] сих братьях держати почаша род их княженье в Полях, а в Деревлях - свое, а Дреговичи -свое, Словени - свое в Новгороде, а другое - на полоте иже Полочине, от них же - Кривичи...» [31. Л. 4].
У всех ли «языков» будущей Руси были в то время, до «призвания варягов» свои князья и княжеские роды, или только у вышеперечисленных - это вопрос, который вряд ли может найти решение на данном уровне знаний. Г. С. Лебедев провел контент-анализ ПВЛ по матрице (набору) характеристик каждого «языка» в ней, и установил их четырехчастную иерархию, начиная с высших потестарных образований, имевших князей [33. С. 191 - 195] до простых племен. В докторской диссертации автора статьи, монографиях 2002 г. и 2009 г., и особенно подробно в статьях 2000 и 2012 гг. обоснован и описан разнотипный и разноуровневый характер предгосударственной власти в разных регионах восточно -славянско-угро-финской ойкумены IX - X вв. Их разнотипность косвенно подтверждается фразой ПВЛ «Имяху бо обычаи свои и закон отец своих и преданья кождо свои нрав» [31. Т. II. Л. 5].
Во всех трех вариантах ПВЛ - по Лаврентьевскому, Радзивилловскому и Ипатьевскому спискам - есть разъяснение по поводу объектов варяжской дани - на «всех» кривичах, т.е. и Изборских, и Полоцких, и Смоленских.
В этом случае, кстати, варяги контролировали не только северные варианты пути с Балтики на Волгу (« Восточный путь» - «Аустрвегр»), но и южный - по Западной Двине - верховьям Днепра, а также овладевали и началом прямого - поД-непру - участка пути «из варяг в греки»( вспомним о возможном первом проходе «росов» по этому пути в 838г.(по данным Бертинских анналов)).Вероятно, у осведомленных о «троецентрии» кривичей читателей «Первого Киево-Печерского свода» или НС возник вопрос: о каких именно кривичах шла в них речь? Впрочем, не исключен вариант искажения фразы какого-то несохранившегося протографа ПВЛ - не на «всех», а на «Веси», что исторически возможно и даже необходимо в плане контроля над самым северным вариантом «Восточного пути»(через Белоозеро), но текстуально маловероятно.
Второй этап представлен в НС следующий фразой: «И всташа Словени, и кривици и Меря и Чюдь на Варягы, и из-гнаша я за море; и начаша владеть сами собе и горды ставити. И всташа сами на ся воевать и бысть межи ими рать велика и усобица, и всташа град на град, и не беша в них правды» [43. С. 106]. «Правда» - это закон, в то же время само слово «закон» означало тогда вероучение. Это существенно, т.к. два из четырех сущностных признака государства - территориальное единство («страна»), власть («волость», «княжение»), насильственное отчуждение части избыточного продукта -налоги (внешняя «дань») - для многих из восставших потестарных образований упоминались уже на первом этапе. Остается четвертый признак раннего государства - единый закон [74. С. 31 - 38]. Впрочем, вряд ли образовавшаяся в ходе антиваряжского восстания (варяги все же повлияли на государствогенез, но как бы «от обратного») «Северная конфедерация» была «ранним государством дружинного типа», как считает Е.А. Мельникова [37. С. 55], но последней ступенью к нему - «сложным вождеством» - безусловно. Впрочем, окончательно оформилось это Северное потестарно-политическое образование только на следующем, третьем этапе, в процессе того, что называется «призванием варягов».
Что же касается изменений и дополнений к этой, первой части «варяжской легенды» как формы обоснования власти [66. С. 278, 283] в ПВЛ, то во всех ее редакциях и списках «грады» были заменены на «роды»: «и вста род на род» [31. Л.7]. Впрочем, данные НС и ПВЛ в данном случае не противоречат друг другу: знатные правящие роды как раз и могли проживать в специально построенных «градах» - укрепленных городках или усадьбах, из-за которых, скандинавы, соб-
ственно и называли северную Русь «Гардарики».
Третий этап одинаково освещен и в НС, и в ПВЛ, однако в последней - намного детальнее, в ответ, наверное, на «пожелания» читателей первой версии. В раннем варианте: «И реша к себе: «князя поищем, иже бы владел нами и рядил ны по праву». Идоша за море к Варягом и ркоша: «земля наша велика и обилна, а наряда у нас нету; да поидете к нам княжить и владеть нами». Избрашася 3 брата с роды своими и пояша со собою дружину многу и предивну, и приидоша к Новугороду» [43. С. 106].
В ПВЛ в целом имеются исправления, уточнения и дополнения, как сущностного, так и терминологического характера. Так, в Лаврентьевской летописи фраза об одной из функций князя - судебный, звучит так: «и судил по праву»; в Рад-зивилловской, как и в НС, «и рядил по праву», и в Ипатьевской - «и рядил по ряду по праву» [31. Л. 7; 48. Л. 8 об.; 22. Л. 8 об.]. Термин «ряд» и «право» есть во всех четырех вариантах, включая НС, а вот «суд» - только в одном, «лаврентьев-ском», где зато нет «ряда», что косвенности свидетельствует либо о взаимозаменяемости этих понятий в глазах летописцев, либо о разных переводах с одного документа, написанного алфавитом, знаки и слова которого достаточно многозначны, например, как считают некоторые исследователями, «младшими» или «старшими» рунами [15. С. 38 - 41].
Более существенным уточнением в тексте ПВЛ по сравнению с более ранним, является разъяснение для читателя начала XII в. о том, кто такие «варяги» и как они соотносятся с «русью». Этот пассаж вряд ли входил в состав договора и является плодом этногенетических изысканий авторов начала XII в., т.е. относится явно к «историографии», а не «источникам». «И идоша за море к варягом к руси, сице бо тии звахуся варязи русь, яко се друзии зовуться свие, друзие же уръмяни, инъгляне, друзии и готе. Тако и си» [48. Л.8]. Упомянут титульный народ (ранее - союз племен) Швеции - свеи, готы, проживавшие на шведско-датском пограничье, норвежцы, народ англов, переместившийся в Англию из южной Ютландии, либо англичане в целом. Последние к скандинавам не относились, хотя скандинавские колонии IX - середины XI вв. на их территории были, включая именно королевства а н г л о в, а не саксов - Нортумбрию (Йорк) и Восточную Англию. Последнее неудивительно, учитывая, что у первого заказчика и, возможно, редактора ПВЛ - Владимира Мономаха женой была англо-саксонская принцесса Гита. Впрочем, «русь» в данном пассаже - не англы, не одно из шведских племен, не «урмане» (норвежцы). Но кто - летописец не упоминает. Из скандинавских народов пропущены только даны, а из Балтийских - балтийские славяне, которых в принципе летописец знает «поименно» (но руси среди них нет), и балты - пруссы и курши, также упомянутые ПВЛ, но в других сюжетах. Вариантов минимум три: русь - особое племя в составе какого-то союза, но не свеев или готов. Варяги, в таком случае - сводное название германоязычных народов Северной Европы или - особая социальная группа типа дружинников внутри разных союзов племен или народов Севера Европы, часть которых называлась почему-то русью. Третий вариант - «антинорманист-ский». Есть в Радзивилловской летописи еще одно уточнение - об этническом составе того объединения, которое приглашало варягов, и звучит оно так: «Реша [сказали - Е.Ш.] р у с и чюдь, и словене, и кривичи, и вси» [возможно - весь - Е.Ш.]... [48. Л. 8 об.].В Лаврентьевской и Ипатьевской - «Ркоша Русь, Чудь, Словене, Кривичи и вся» [22. Л. 8 об.].
Если в первом случае по отношению к составу приглашающих «русь» - явный объект, то во втором - субъект договора, участвующий в приглашении варягов. Впрочем, и Сильвестр, и гипотетичный Василий либо «Ладожанин» весь пассаж о призвании варягов завершают фразой, которая помогает сделать выбор между двумя трактовками сообщения: «И от тех Варяг прозвася Руская земля» [31. Л. 7; 22. Л. 8 об.], а только Лаврентьевская летопись добавляет «Новгородци». Т.е., с приходом варягов - руси первыми «Русской землей» стали называться «новгородци», что естественно перетекает во вторую часть пассажа о приглашении князей - их размещении на территории «Северной конфедерации», что позволяет определить ее территориальный состав.
Если в НС упоминаются только три первоначальных и, вероятно, главных города приглашающей стороны - Новгород, Белоозеро, Изборск - столицы словен, веси, части кривичей, то ПВЛ расширяет список, правда, с 864 г. - времени легендарной смерти Синеуса и Трувора, добавляя «грады», куда Рюрик сажал своих «мужей» - дружинников: Полоцк, Ростов, возможно Муром и вновь - Белоозеро. В Радзивилловской и Ипатьевской летописях по-иному, чем в НС и Лаврентьевской летописи, решается вопрос о первоначальной столице Руси. «И избрашася три брата с роды своими и пояша по собе [взявши с собою - Е.Ш.] всю Русь и придоша к Словеном первее и срубиша город Ладогу и седе старейший в Ла-дозе Рюрик. И прия Рюрик власть всю один [после смерти Трувора и Синеуса - Е.Ш.] и пришед к Ильмерю и сруби город над Волховом и прозваша и Новгород и седе ту княжа» [22. Л. 8 об.].
Два же года столицей «Северной конфедерации» или, по крайней мере, резиденцией ее официального главы была Старая Ладога. Это действительно древнейший предгородской центр Севера Руси, обладавший еще с VIII в., по данным археологии и нумизматики, связями с Северной Европой и мусульманским Востоком. В этой связи не столь уж невероятной может быть отождествление с ладожанами одного из «видов» русов у ал - Масуди - «Лудаана», торгующего и с Западом (Андалусия, Италия, Константинополь) и с хазарами [9.С.114]. В археологическом плане Ладога - центр многоэтнич-ный - здесь есть и славянские, и финно-угорские, и скандинавские древности, и товары Запада и Востока. Что же касается княжеской резиденции и опорного пункта руси под Новгородом (в котором слоев IX в. пока не обнаружено) - Рюрико-ва городища, то возникает оно, по данным археологии, как раз в середине IX в. [44. С. 149 - 150].
Однако перед летописцами стоял еще один вопрос: как привязать к Русской земле IX в. современную им «Русскую землю» в Среднем Поднепровье с центром в Киеве. Фразы «поляне, яже ныне [в начале XII в. - Е.Ш.] зовомая Русь» [31. Л.9] и «а словеньскый язык и рускый одно есть от варяг бо прозвашася русью, а первое беша словене; аще и поляне звахуся, а словеньскаа речь бе» [48. Л. 14] начинающие и завершающие вставленное в ПВЛ «Сказание о славянских письменах» уточняет соотношение «полян и руси». Именно земля полян с Киевом стала «Русской» после прихода туда варягов - руси, но последние перешли на славянский язык и слились с полянами. Первое упоминание в Киевском регионе как земли росов, «Росии» есть у Константина Багрянородного, автора середины X в. Правда, наряду с киевской «Росией» упоминается и «Внешняя Росия» - Северная, новгородская Русь.
Если автор НС или еще «Первого Киево-Печерского», а то и более раннего Новгородского свода, связывал и появление руси как народа или, скорее, уже господствующей социальной группы в Киеве только с Игорем и Олегом, до которых в Киев еще до призвания «руси» и Рюрика «приидоста два Варяга и нарекостася князема.Асколд и Дир; и беста княжаща в Киеве и владеюща Полями»[43. С.106], то в ПВЛ ситуация кардинально меняется.
Происхождение и даже некоторые деяния Аскольда и Дира проясняется подробного, и тесно связывается и с северной русью и конкретно с Рюриком. Она действительно оказывается не князьями, не родственниками Рюрика, но его «боярами»,
также русью. В Киеве они обосновываются в том же 862 г., когда Рюрик оседает или в Ладоге, или в Новгороде. Киев и земля полян становится южным анклавом «Русской земли». Дальнейшее развитие и подкрепление деталями этой концепции представлено практически одинакового во всех редакциях ПВЛ, причем с использованием как киевских топонимических легенд, так и византийского источника. Развитие сообщение НС представлено тремя последовательными деяниями Аскольда и Дира.
1. Они запланировали поход на Царьград «с родом своим» и получили на то разрешение, а, возможно, и задание Рюрика. Во-первых, употребление во всех вариантах фразы слова «род» в единственном числе говорит либо о родстве Аскольда (и в НС они действительно названы «братьями») [НПЛ. Л. 30] и Дира, либо о том, что в первоначальном варианте в поход отправился только один из них. Сопоставление с другими источниками, в частности, Ал-Масуди, упоминавшего «ад- Дира» отдельно, как славянского князя, позволяет выбрать, скорее всего, второе предположение. Во-вторых, слово «племя» во фразе «не племени его [Рюрика], но боярина» в данном контекст может иметь два значения: «род» и «народ, язык» [16.С.482]. В первом варианте они могли относиться к роду Трувора или Синеуса (по легенде пришло три брата с родами), который целиком отправился на юг после смерти своего главы. Поэтому во главе похода князя и не было. Рюрик в 864 г. из двух городов, принадлежавшим родам Трувора и Синеуса - Изборску и Белоозеру - сажает своих мужей после смерти этих князей только в Белоозеро. При втором варианте прочтения этого слово (если допустить, что летописец тщательно и осознанно отбирает термины) Аскольд, Дир и их «род» были дружинниками, варягами (в Киеве они «многи варяга совокуписта») [48. Л.9], но не «русью», как повествует и НС. В-третьих, они либо уже знали, как добраться из Новгорода (Ладоги) в Царьград, либо имели знающих это проводников, уже проходивших по пути «из варяг в греки». Впрочем, последнее как раз не удивительно, если учесть сообщение Бертинских анналов о посещении посланцами «народа, называющегося рос» [12. С. 19] еще в конце 838 или начале 839 г. Вполне могли быть живы или участники этого «посольства», или состоявшегося чуть позднее набега на Амастриду [20. С. 129 - 131].
Что же касается исходной точки маршрута, то в Ладоге древности р о с о в, русов (если считать их международными торговцами и пиратами, что однозначно «читается» во всех восточных источниках, повествующих о IX в.), фиксируются по крайней мере с конца VIII в.
Рюрику же этот поход был выгоден как с точки зрения расширения сферы влияния и торговых связей, так и тем, что освободившееся после ухода «рода» Аскольда и Дира место могли занять его собственные «мужи».
2. Промежуточная остановка в Киеве поменяла первоначальные планы «бояр Рюрика», т.к., узнав, что это место «вакантно» с точки зрения власти и освободив его от хазарской дани, они могли стать здесь самостоятельными правителями, фактическими, хотя и не легитимными, князьями. Летописец подчеркивает, что до их прихода в Киеве князей уже давно не было, что он не был самостоятельным, входя в Хазарский каганат, что династия Кия, если таковая и была, прервалась, и что варягов до прихода этих бояр в Киеве не было. Самостоятельность этой н о в о й части Руси подчеркивается фразой «... и начаста княжити польскою землею, Рурику же княжащее в Новегороде» [48. Л. 9].
3. Обретя с в о ю базу в Киеве, Аскольд и Дир совершили в 866 г. подробно и одинаково описанный всеми летописями (впрочем, в НС - без «привязки» к Аскольду и Диру) поход на Царьград. Если на Византию в целом «росы», по «греческим» источникам, уже нападали, то на ее столицу это был первый, зафиксированный источниками, поход. Впрочем, весь пассаж был явно заимствован еще создателем НС, а то и его протографов, из византийских источников. Об этом прямо пишет летописец в преамбуле к ПВЛ: «В лето 6360, индикта 8 [852 г.] начаншу Михаилу царствовати, и нача прозыватися Русская земля. О сем бо уведахом, яко при сем цари [не обязательно в 852 г. - Е.Ш.] приходиша Русь на Царьград, яко же пишет в летописании греческом» [48. Л. 7 об]. Когда же именно?
Полное, совпадающее с версией ПВЛ описание этого нападения, совершенного 18 июня 860 г., есть в нескольких как сохранившихся, так и реконструируемых, в т.ч. по их славянским (болгарским и сербским переводам XIV в.), греческих хрониках, в основном Х в., в итоге восходящих к хронике Симеона Логофета [28. С. 7 - 8, 107 - 122]. Особенно часто переводилась на славянские языки и могла служить главным для авторов ПВЛ источником при описании похода 860 г. «Хроника продолжателя Георгия Амартола» [28. С. 109 - 115, 119]. В отличие от текса хроники Симеона Логофета, текст этого документа сохранился и на греческом и на славянских языках.
Надо сказать, что наиболее краткое изложение этого сообщения сохранилось и в НС, но оно никак не связано там с Аскольдом и Диром.
Описание же похода 860 г. в НС контаминировано с пассажем о начале Русской земли и правлении Михаила, и условно поставлено под 6362 годом (854 г.), «раздвинув» легенду о Кие, Щеке и Хориве, что говорит о явной вставке в первоначальный текст, вероятно, «Первого Киево-Печерского свода» составителем Начального свода 1095 г. «В си же времена бысть в Гречкой земли цесарь, именем Михаил, и мати его Ирина. При сем приидоша Русь на Царьград, в ко-раблех, бещислено корабль; а в двуусту вшедше в Суд, много зло створиша Греком и убийство велико крестияном. Цесарь же с патриархом Фотеем молбу створи в церкви святыя Богородица Влахерне всю нощь; тако же святеи Богородици ризу изнесше, в море скуд омочиша; а во время то яко тишине сущи, и абие буря вста, и потапляше корабля рускыя, и изверже я на брег, и во своя возвратишася» [43. Л. 28 об.].
Интересно, что Фотию приписали то, что он, по его же словам, не делал. Покров Богородицы обносили вокруг города «и город облачился в него». «. Как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря.» [60. С. 60]. Ни о каком омовении риз в Суде (Босфоре), о поднявшейся в результате этого буре, в рассказе главного участника событий и речи нет. Это более поздние «дополнения», в угоду красочности и дидактике исказившие истину, но именно они попали на Русь и были использованы авторами летописей, в т.ч. с целью придать красочность и дидактичность повествованию.
Стремясь придать логичность всей ранней русской истории, связать воедино ранее не связанные ее эпизоды, авторы ПВЛ соединили цитату из Логофета или Продолжателя Георгия с упоминанием Аскольда и Дира в Киеве, превратив их в бояр Рюрика и предводителей похода, но почему-то не 860, а 866 г.
Почему? Первое дополение вполне логично. Если ни Рюрик, ни Олег до происхождения Киева к «Русской земле» в 882 г. на Царьград не ходили, да и пройти мимо незамеченными Киева, где сидели свои князья - Аскольд и Дир - было невозможно, и поход руси (росов) был однозначно то. поход совершили именно киевские князья. Если же в НС они еще не были русью, то в ПВЛ они таковой стали: логично соединились два до этого различных летописных рассказа. Варяж-
ская легенда приобрела законченную форму и оказалась тесно контаминирована с «греческими» источниками, приобретя большую достоверность. Почему же 866, а не 860 г.? Скорее всего, это связано с ключевой датой варяжской легенды -началом правления Рюрика 862 г., которой в НС еще не было.
Там есть только две даты - одна условно связана с «началом земли Русской» и правлением Михаила (но еще не его началом) - 854 г. Другая - завершает «варяжскую легенду» захватом Олегом и Игорем Киева в 882 г.
В ПВЛ появляется расчет времени правления первых русских князей, для которого исходными были две даты - 852 г. как начало правления Михаила и 882 г., взятый из НС - начало правления Олега в Киеве. Базовой была, вероятно, последняя дата, от которой отсчитали 29 лет назад и получили 852 г. Его и пометили в качестве начала правления Михаила, исправив 856 г. из НС. Однако Михаила III начал править, правда, при регентстве матери Феодоры (а не Ирины, как в НС) 20 января 842 г., а самостоятельно, отправив мать в монастырь - в начале 856 г. [17. С. 155, 157].
Таким образом, с учетом неправильного определения даты начала правления Михаила, в ПВЛ налицо либо «удрев-нение» дат на 4 года, либо их «омоложение» на 10 лет.О причинах этого (переход от александрийской эры к византийской, неправильное прочтение текста Георгия Амартола) писали неоднократно, начиная с середины XKb.( см., напри-мер:28.С.161 - 162;64.С.466). В первом случае призвание Рюрика должно датироваться 866 г., во втором - 852 г. Вторая -более вероятна, с учетом достоверной датировки похода руси на Царьград июнем 860 г. Эта дата могла быть неизвестна летописцу, поскольку в переведенной на славянские языки хронике Продолжателя Георгия ее нет [28. С. 114 - 117]. Точная дата появляется только в Хронике Псевдо-Симеона XII - XIII вв. [28. С. 111, 118].
Поэтому, принял за исходную дату 862 г., к ней стали привязывать и сюжет с Аскольдом и Диром, и приписанный им же достоверный поход росов на Царьград, состоявшийся через 4 года после призвания Рюрика и прихода Аскольда и Дира в Киеве. Эта же дата совпадает с 14-м годом правления Михаила, если ошибочно (как и есть в ПВЛ) считать за его начало 852 г.
Так что, если считать реальностью версию «варяжской легенды» ПВЛ, а не НС, то призвание Рюрика нужно отнести на 4 года назад от реального похода 860 г., т.е. на 856, а то и 855 г.
Следует определить сопоставлением с другими источниками степень реальности и другой, кроме даты, детали это легенды - имен Аскольда и Дира. В историографии давно сложилась традиция или ставить под сомнение одного из них, или разделять время и сферу их деятельности. Г.З. Байер, Г.Ф. Миллер, В.Н.Татищев, Н.М. Карамзин считали реальным лишь Аскольда (Хаскульда), а в слове «дир» видели титул разного происхождения [см.: 28. С. 162 - 163]. Однако в других источниках (ал-Масуди, ум. 956/957) упоминается в качестве царя («малик») славян (а не русов) как раз «ад-Дир»; «Первый из царей славянских - ад-Дир. У него обширные города и многочисленные земли. Купцы - мусульмане направляются в его столицу с товарами» [9.С.116]
Существует обширная историография идентификация этого «ад-Дира», и не только схожая с ПВЛ [см.: комментарий 23 на с. 117 к: 9]. Однако современники Ал-Мас'уди - ал-Истахри и Ибн-Хаукаль единодушно подчеркивали, что из трех центров (Салавийа, Арса, Куйаба) «люди достигают для торговли Куйаба» [21. С. 85, 94], что контаминирует сообщением Ал-Мас'уди о посещении купцами столицы Ад-Дира. Кроме того, если бы в Киеве не сохранилось каких-нибудь легенд о Дире, его имя вряд ли бы всплыло в летописях ибо, в отличие от их византийских коллег, мусульманских авторов русский летописец вряд ли читал. Косвенно о том, что речь идет именно о восточнославянском Дире, свидетельствует другая фраза Ал-Мас'уди: «Вслед за ним (Диром) следует царь ал-Ольванг, у которого много владений, обширные строения, большое войско и обильное военное снаряжение». Поскольку мусульманские авторы математически [65;69;73] точно различают «ас-Сакалиба» и «ар-Рус», наличие полянского князя Дира, современника Рюрика и Олега, вполне допустимо. Откуда же взялся Аскольд (Освальд или Хаскульд) с явно неславянским именем?
Вероятно, именно из-за меньшей достоверности личности Аскольда, но в то же время его «необходимости» в тех летописных редакциях, которые, возможно нашли отражение в Никоновской летописи, вставлен дополнительный, добавляющий реальности сюжет. «В год 6372 (864). Убиен бысть от Болгар Осколдов сын» [42. С. 166]. С именем этих князей, прежде всего «Осколда» связал составитель Никоновской компилляции и неизвестное или неиспользованное авторами ПВЛ сообщения ряда византийских писателей (Константин Богрянородный и авторы XII в.) о первом крещении Руси в 867 или 881 гг. и сопровождавшие его чудеса - уцелевшее в огне Евангелие [42. С. 166 - 167]. Никоновская летопись упоминает несколько нападений Осколда и Дира на Царьград, вероятно, заимствованных из разных источников; иногда речь явно идет об одном и том же, а также об их походах на Полоцк и печенегов.
Интересно, что нападение на Константинополь в середине - начале второй половины IX в., т.е., сопоставимое с одним из описанных в Никоновской летописи походов Осколда и Дира на Царьград, упоминается даже в 4-х венецианских источниках. Правда, во-первых, в этом военном предприятии были задействованы «норманны», во-вторых, количество кораблей - не 200, а 360, в-третьих, в одном из них говорится об отходе «норманнов» «в Британнское море» [57. С. 153 -154]. Последнее служит поводом для отождествления А. Васильевым этого нападения не с набегом, приписываемым Ас-кольду и Диру, а с экспедицией датских вигингов, возглавляемых Бьерном Железнобоким (сыном Рагнара «Кожанные штаны») и Хастингом на 62-х драккарах в Средиземное море в 859 - 861 гг. [4. P. 42 - 43],который ссылается при этом на сообщении одного из современных этим событиям историка Кордовского халифата о походе норманнов на Рум.
Можно предложить и вариант согласованных действий Бьерна и Хастинга, с одной стороны, Аскольда и Дира - с другой, при координации этих действий Рюриком, если он действительно был одним из датских конунгов (как считал даже Б.А. Рыбаков) [49. С. 299]. В этом случае снимается противоречия в количестве кораблей (82, 200, 360) и наименовании двух групп нападавших - «норманны» и «росы» («русь»), одну из которых и возглавили Аскольд и Дир (или только один Аскольд, если, по мнению ряда ученых, Дир правил раньше).
В этой связи интересна гипотеза Г.С. Лебедева, хронологически, но не территориально, разделившего Дира и Аскольда (вслед за В.В. Мавродиным и М.Ю. Брайчевским) [32].
В отличие от Дира, князя славян, Аскольд вполне мог быть варягом, обосновавшимся в Киеве либо после смерти Дира, либо договорившись с ним до 860 г. Это и объясняет возможность похода на Царьград всего на 200 кораблях. Вряд ли это могли быть поляне Дира на однодеревках. А вот варяги Аскольда (в т.ч. совместно с полянами) на драккарах или снеккьях - вполне.
Впрочем, по первоначальной версии ПВЛ, вождь похода на Царьград мог быть и один - ибо употреблен глагол единственного времени «иде»: «Иде Аскольд и Дир на Греки и прииде в 14-е лето Михаила царя» [31. Л. 7 об.]. В этом
случае более вероятен поход во главе с явным варягом Аскольдом. Впрочем, о том, что оба изначально - исторические лица, но умершие разновременно и при разных обстоятельствах, косвенно свидетельствует наличие их могил во время составления ПВЛ, но в разных частях Киева (статья 882 г., описывающая их гибель от рук Олега).
Таким образом, по мнению составителя ПВЛ и Такого ученого, как Г.С. Лебедев[32], в 862 г. возникло сразу две Руси: на севере - Русь Рюрика, на юге - Русь Аскольда, при приоритете северной «Русской земли». В НС 1095 г. этой идеи еще не было, так что связать ее возникновение можно только с идеологической деятельностью Владимира Мономаха в качестве киевского князя, избранного боярами Киев.
Хотя сообщение об «Ольванге» и то, что «ад-Дир» - имя, а не титул, ставится под сомнение, наличие нескольких «видов», или групп «русов» во второй половине IX в. подтверждается данными второй «традиции» восточных источников (по А.П. Новосельцеву), прежде всего, ее авторами первой половины - середины Х в. (ал-Истахри, Ибн Хаукаль). Хотя они и упоминают 3, а не 2, как в ПВЛ, «русских» региона, ситуацию это не меняет. Как доказал В.Я. Петрухин, третий центр русов - Арса (ал-Арсанийа) - скорее всего, дань фольклорной традиции, а не реальность [47; 45. С. 52 - 54; 46. С. 163 - 174].
4-й этап государствообразования по версии «варяжской легенды», хотя и самый важный с территориально-политической точки зрения, но и наименее противоречиво освященный в НС и разных редакциях ПВЛ. Его описание включает 4 эпизода, три из которых почти идентичны в НС и ПВЛ, а четвертый описан абсолютно по-разному.
Первый эпизод - начало похода и состав его участников, захват Смоленска. Второй - захват Киева, убийство Аскольда и Дира. Третий - процесс «обустройства» Олега и Игоря в Киеве, установления принципов взаимоотношений с оставленной «Северной конфедерацией». Четвертый - расширение территории государства на юге.
В ПВЛ, в отличие от НС, при описании первого эпизода четвертого этапа приводится этнический состав войска Олега «... воя многи Варяги, Чюдь, Словени, Мерю и все Кривиче» [31. Л. 8]. Можно уточнить: судя по следующей части фразы «и приде к Смоленску с Кривичи и прия град и посади мужь свои» [31.Л.8], в первый ее части упоминаются не «все Кривиче», а «Весь и Кривиче». Смоленские кривичи были присоединены в начале похода. В итоге Олег и Русь овладели перекрестком, где сходились три варианта пути с Балтики на юг и восток - через Новгород, Псков и Полоцк, и откуда начинались два южных (по верхней Волге и Десне - Оке) варианта «Восточного пути» и днепровский участок пути «из варяг в греки».
При описании пути «из варяг в греки» упоминается «пересечение» четырех рек, ведущих на «полуночь», «полудень», «восток» [48. Л. 3 - 3 об.]: Волги, Двины, Ловати, Днепра, в центре которого и стоит Смоленск.
Второй эпизод носит наиболее эпический характер, напоминает скандинавские саги своей военной хитростью, а описанием места событий и погребения Аскольда и Дира - славянские топонимические легенды. Идеологическая же суть сказания - насильственный захват власти легитимным правителем - Игорем - наиболее явственно представлена еще в НС «вы неста князя, ни роду княжа, нь азъ есмь князь, и мне достоить княжити» [43. Л. 30].
Наиболее четко «читается» именно в НС, а не ПВЛ, и третий эпизод: «И седе Игорь, княжа, в Кыеве, и беша у него Варязи мужи Словене, и оттоле прочии прозвашася Русью» [43.Л.30]. Во-первых, уточняется, что с Игорем пришли не все Словене (ополчение), а только «мужи», т.е. отборные воины, дружинники. Во-вторых, от первоначального называвшихся Русью только варягов и части словен, Русью стали прозываться и «прочии», вероятно, жившие здесь. Иное прочтение -варяги и словене стали называться Русью, придя в Киев - по данному контексту маловероятно. Далее идет традиционная для «культурных героев» -основателей многих государств фраза - «нача городы ставити», сфера деятельности, характерная, скажем, для сазаний о ранних чешских князьях.
Знакомство Нестора или Сильвестра с чешскими хрониками или с автором самой ранней из них - Козьмой Пражским (с самим его произведением они знакомы быть не могли, поскольку его «чешская хроника» была начата только в 1119 или 1120 г.) документируется знаменитой фразой Олега, в НС еще отсутствующей, о Киеве: «се буди мати градом руским» [48. Л. 11]. Вставной характер фразы подтверждается тем, что она буквально разорвала цельный пассаж НС со слов «и беша у него Варязи.». Фраза имеет полусакральный характер, и у Козьмы Пражского (о Праге) вложена в уста вещей пророчицы Либуше в форме «владычица всей Чехии» [26. С.45 -46 ]. Это первый шаг к доказательству харизма-тичности Олега Вещего, по сути - основателя е д и н о г о государства. В НС были только «намеки» на такой образ, в ПВЛ он сформирован полностью и всесторонне, включая легенду о мистической смерти князя, заимствованной из скандинавских саг (песни о конунге Хельги из «Старшей Эдды», сага об Одде Стреле). Почему-то для такой сакрализации образа был выбран не Рюрик, не Игорь, а Олег, изначально, до захвата Киева, даже не князь, а воевода Игоря. В его образе было много взятого из черт, присущих другому харизматичному персонажу ПВЛ, стоявшему у истоков ранней государственности [72] - первой христианки - княгини Ольги. Образ Олега в целом - синкретичный, собирательный, символичный, вобравший черты (или отразившийся) на многих героях скандинавского и русского эпоса [76].
Такие герои, правда, скорее христианские святые, но и эпические герои одновременно, стоят у идеологических, «литературных истоков» многих государств. Наоборот, абсолютно практический, «материальный» вопрос - о взаимоотношениях с теми потестарными организациями Севера, которые призывали династию Игоря и «русь», ушедшие от них в Киев. Словене, кривичи и меря должны платить дань Руси, а Новгород - варягам, вероятно, «нерусским», «мира деля» [48. Л.11 - 11 об.]. Четвертый пассаж описания четвертого этапа русского государствогенеза носит абсолютно «приземленный» характер - он перечисляет присоединенные племена, разные в НС и ПВЛ, что говорит и о попытке дать точные сведения и об их отсутствии одновременно. Единственно, что здесь «идеологического» - это проскользнувший в лице хазар, бравших до Олега дань с северян и радимичей, «образ внешнего врага». И право на дань, право завоевателя - освободителя, более сильного, чем «старый» господин.
В итоге перед нами целостное, стройное, логичное, обремененное некоторыми излишне «живописными», мистическими деталями, повествование о процессе создания государственности на Руси - от отдельных княжений - вождеств во главе со знатными родами до относительно единой державы со сложной этно-потестарной структурой. Ключевой момент рассказа - истоки, процесс образования и статус формы правления, происхождение правящей верхушки - «руси» и династии. Будучи идеологической конструкцией, это описание не является искусственным, т.к. отчасти подтверждается, а отчасти и взято из одновременных событиям иностранных источников.
Источники его, т.к. записан он был только через 200 лет после событий - дружинные сказания и эпос, топонимические легенды, византийские хроники, чешские хроники, произведения учеников Кирилла и Мефодия, болгарские летописи, возмож-
но, - юридические источники (предполагаемый договор правящей верхушки т.н. «Северной конфедерации» с Рюриком).
Б.А. Рыбаков предположил также, хотя и не первым, что истоки легенды о призвании трех князей коренятся в североевропейской латиноязычной литературе, прежде всего, посвященной переселению саксов в Британию. В принципе это не исключено, учитывая, что инициатор создания, а, возможно, и соавтор первой и второй редакцией ПВЛ, а, может быть, и Начального свода 1095 г. Владимир Мономах, был женат на Гите, дочери англо-саксонского короля Гаральда. Однако, упоминания о трех кораблях с тремя князьями, посланных саксами по приглашению бриттов, Б.А. Рыбаков ссылается на «Саксонскую хронику» 967 г. Видукинда Корвейского [49. С. 298]. Однако последний, говоря о приглашении саксов бриттами [13.Гл. 8], никак не упоминает ни три корабля, ни трех князей. О двух братьях, Хенгисте и Хорзе, предводителях англов, один из которых был убит бриттами, говорит Беда Достопочтенный, английский историк начала VIII в. [11. С. 21]. Три корабля (циулы), но без имен вождей, «диких саксов» упоминается у британского историка Гильдаса (490 - 570 гг.) [14. С. 218].
Несколько случаев высадки разных вождей англов, саксов и ютов, а не только Хенгиста и Хорзы, «обычно на трех ладьях», упоминается в «Англо-саксонских хрониках», написанных до 750 г. [10. С. 223 - 224].
Однако наиболее подробно, минимум в 9-ти главах (31, 36 - 38, 43 - 46, 56) о процессе призвания - завоевания германцами Британии говорится у историка Ненния; ранние рукописи его «Истории бриттов» датируются IX - X вв. [41. С. 269]. Однако процесс описанный Неннием был гораздо длительнее сложнее, чем на Руси, хотя и изначально в нем присутствуют «три циулы» и два брата - Хенгист и Хорса. Но у Ненния присутствуют и местные короли, борющиеся друг с другом, включая Артура, и внешняя опасность (пикты и скотты), и действительная борьба бриттов против захватчиковво главе с Гвортемиром и Артуром, и многоэтапное прибытие германцев в Британию.
Главная идея, которая присутствует в повествовании о захвате Британии германцами у Ненния - он был наказанием за грехи христианских правителей и борьбу между королями бриттов. Синтеза не было, была победа германцев, и не только военная, но и культурно -языковая. Единственно, в чем победили бритты - в религии, передав христианство завоевателям.
На Руси картина абсолютно иная, хотя элементы сходства есть. Это и изначальное призвание как результат, правда, только внутренней борьбы (но и защиты от д р у г и х варягов), и последующие завоевания Олега, и борьба с местными правителями (если считать за такового Дира). Однако есть главное принципиальное отличие - договорные отношения пришлых правителей и местной социальной элиты. Кроме того, в культурно-языковом плане сравнительно немногочисленные пришельцы в итоге растворились в местной среде, перейдя на славянский язык.
По идее авторов НС и ПВЛ государство на Руси - результат синтеза, взаимодействия пришельцев - руси и местной социальной элиты. Новгород и Киев практически одновременно (по последней редакции ПВЛ Новгород - на 2 года позже) становится столицами Русской земли, что соответствует системе отношений между ними во время создания ПВЛ. Интересно, что обозначив общую схему государствогенеза, то, как «Русская земля «стала есть», они не очень обращают внимание на ее этническое происхождение, указывая лишь на Северную Европу как родину «руси» как этноса или социальной группы. Лишь «по умолчанию», в связи с отсутствием «данов» (но не только их) в списке народов этого региона можно догадываться о точке зрения летописца. В то же время уже в описании событий 882 г. подчеркивается «интернациональный» характер «руси», все более теряющей узкоэтнический характер и приобретающий облик социальной или, скорее, потестарно-политической элиты. В принципе возможность влияния британских и англо-саксонских исторических произведений, при условии знания образованной элитой Руси конца XI в. латыни, и ее потенциальной доступности благодаря приезду Гиты, вполне можно допустить. Хотя схожие легенды о приглашении правителей, в т.ч. и трех, часто присутствуют в фольклоре разных народов [47], в т.ч. и столь друг от друга отдаленных стран, как Ирландия [41. С. 174] и Бенин [ 68.С.310 - 311].
В этой связи можно констатировать только частичное и чисто внешнее сходство легенд о происхождении верховной власти и абсолютное несходство государствогенеза на этапе «сложных вождеств» и этногенетических процессов Британии - Англии и Руси [18; 5]. Наоборот, можно отметить почти абсолютное (за исключением этнических и социальных характеристик «верхнего уровня власти») сходство процессов становления государственности Руси и Болгарии, как этого этапа, так и фазы перехода к ранней государственности [67;70;3]. Но вот легенды о происхождении этой верховной власти и формы ее идеологического обоснования, легитимации, были абсолютно различны (в Болгарии - это тюркская легенда о происхождении ханов правящего рода от богов и раннее, еще языческая, кодификация права).
Что же касается русской легенды о призвании князей из-за моря (в принципе не важно, откуда конкретно), то кроме распространенности сюжета у многих народов, можно привести как его идеологическое обоснование, так и возможность реальной подосновы.
На период середины XI в., когда, по мнению большинства ученых, закладывались основы этого сюжета, главным для правящей и интеллектуальной элиты Древней Руси было опровержение главного тезиса внешнеполитической идеологии «Империи ромеев» о том, что любой народ, воспринявший христианство и легитимизированную им власть от ромеев, обязан им подчиняться. «Эпизод с призванием варягов звучал вначале как лозунг борьбы за национальную независимотсь молодого русского государства. В эпоху, когда летописец излагал этот эпизод, византийский престол и византийская церковь то и дело притязали на «игемонию» над росами (ср. сообщение Кедрина). В этих условиях заявления о том, что русская княжеская власть исходит не от византийского императора, а из иного источника, звучала гордо» [25. С. 113].
Впрочем, как показывает комплексный системный анализ источников, приглашение правителей со стороны - лишь один из пяти типов обоснования права князей на власть , присутствующих в ПВЛ [66]. И только он один увязывается летописцем с деятельностю «руси» и Рюрика.
Кроме Руси, такого типа обоснования, легитимации власти нет ни в одной славянской стране [77]. С точки зрения политической рациональности, приглашении правителя «со стороны» для приглашающей стороны - социально-потестарной элиты «Северной конфедерации» имело как минимум три преимущества.
1. Устраняло трения в борьбе за власть между знатными родами разных ее составных частей.
2. Делало (по мнению элиты) нового правителя марионеткой в ее руках, поскольку он был лишен каких-либо корней и опоры в местном обществе [66. С. 278].
3. Приглашение именно «варяга», знавшего обычаи и особенности военного дела этого слоя общества, помогало организовать защиту от варяжских набегов. Приглашение одних викингов для защиты от других было распространенной практикой в Западной Европе IX - начала X вв. Не был в этом плане исключением и известный по франкским хроникам
Рорик Ютландский, вместе с братьями неоднократно получавший от императоров Людовика и Лотара лены во Фрисландии, включая Рюстрингию и остров Валхерен [35. С. 224, 232], по одной из версий [6;7] считающийся «островом русов» восточных источников.
Впрочем, попытки локализации прародины русов в Северной Европе - дело не русских летописцев (для них это почему-то не имело значения), а более поздних историков, публицистов и дипломатов.
Однако происходит эти попытки первоначально не в самой России, где почему-то интерес к этим сюжетам пропадает до рубежа XV - XVI вв., а в Италии, Чехии и - в основном - в Польше, где зарождаются традиционно-легендарная версия о происхождении трех славянских народов от трех братьев - Чеха, Леха и Руса и скифо-сарматская (роксоланская) теория происхождения русских и всех славян [51. С. 8 - 13]. Но при создании этих теорий русские летописные известия конца XI - начала XII вв. практически не использовались, создавались чисто «отэтнонимические» легенды либо умозрительные построения.
В России вернулись к теориям происхождения Руси, ее государства и верховной власти в процессе получения высшей православно-государственной легитимности власти от гибнущей Византии и идеологической борьбы за главенство в «русском мире» с Великим княжеством Литовским.
В чисто исторических произведениях - Русском хронографе 1512 г. и созданной на его основе Никоновской летописи лишь дополнялись на основе каких-то древних летописей и, возможно, «додумок» самих летописцев XVI в. данные о государственном строительстве Руси в ПВЛ. В частности, обрасли плотью дорюриковские органы управления Новгородом -Вадим Храбный и его «советники» появились вполне ожидаемые (в силу ситуации XVI в. в верхах России) данные о конфликте князя с боярами, появилось гораздо больше сведений о деятельности Аскольда и Дира в качестве киевских князей.
Но дальше этого авторы Русского хронографа и Никоновской летописи не пошли, не пытаясь даже установить этническую природуРуси.
Параллельно возникает иная линия - не столько исторических, сколько политико-декларативных, публицистических произведений. В них, наряду с этническими расшифровками изначальной Руси и Рюрика, создаются абсолютно новые легенды, обосновывающие правопреемственность Руси с Византией (то, чего абсолютно не было в ПВЛ) и права ее правителей на царский титул, регалии и прерогативы, а также право Москвы на все, включая «литовская», русские земли.
Выделяется 2 линии, «традиции» обоснования всех этих прав московских государей.
Первая представлена в «Послании о Мономаховом венце» Спиридона - Саввы, написанном вскоре после первого венчания шапкой Мономаха внука Ивана III Дмитрия (по женской линии потомка тверских князей) в 1498 г. и «Сказании о князьях Владимирских» конца 20-х - начала 30-х гг. XVI в.
Вторая отражена в написанном около 1523 г. или 1524 г. старцем Псковско-Печерского монастыря Филофеем «Посланием на звездочетцев» и краткой редакцией «Повести о белом клобуке», созданной между 1564 и 1589 гг. [23. С. 290].
Во второй традиции обосновывается право Москвы быть «Третьим Римом» - главой всего православного мира, но ничего не говорится о становлении русской государственности, даже легенда о «дарах Мономаха» вошла в эту традицию лишь в XVII в., в связи с чем здесь мы ее не рассматриваем.
Первая же традиция состоит из двух частей: 1 - Происхождение Рюрика и обретение им власти; 2 - Приобретение царских регалий Владимиром Мономахом.
Остановимся на первой части. Во -первых, в Новгороде уже были свои правители - «воевода Гостомысл», и только после его смерти ( вероятно, без наследников) и по его совету новгородци посылают за князем. Во- вторых, все пришедшие князья - родственники, даже Олег - племянник Рюрика[53.С.214]. И Спиридон - Савва, и автор «Сказания о князьях Владимирских» вслед за ним постулируют «прусское» происхождение Рюрика [53. С. 214; 30. С. 185] . Сам же Рюрик - потомок Пруса, брата кесаря Августа. Такие построения были явно навеяны созвучием «Прус» - «Пруссы» - «Русь», однако позволяло не только возводить русских князей к римским (не византийским!) императорам, но и претендовать на часть земель Литвы. В последней, впрочем, также появились теории, возводившей литовцев к итальянцам («италы» - «ли-талы» - «литвины»), которые, высадившись в Жемайтии, освобождали от татар роксоланов или рутенов (русских).
Легенды о происхождении народа, государства и правителей Литвы от римлян, в частности, мифического героя Па-лемона, бежавшего то ли от Нерона, то ли от Аттилы с 500-стами семьями, были направлены против аналогичных легенд, создаваемых в Московском государстве. Недаром впервые они зафиксированы в литовско-русских летописях 20 - 30-х гг. XVI в. [56. С. 130 - 172],сразу после создания программных российских произведений на эту тему. Впрочем, в несколько ином, «республиканско-аристократическом» варианте, эта легенда о происхождении пруссов и литовцев и основании их сакральной столицы - Ромове - представлена еще у Яна Длугоша (1415 - 1480 гг.). Здесь фигурируют сторонники Помпея, бежавшие от преследований Цезаря [1. S. 1 - 20]. Однако по сути эти легенды объединили литовцев и русских по происхождению, ибо Палемон высадился в Жемайтии, а по мнению более поздних русских историков, развивавших и обосновывавших прусскую теорию в XVIII в. «Литва, Жмудь и Подляшье исстари звались Русью»[36. С. 238].
Во время известной дискуссии «норманистов» и «антинорманистов», вылившаяся в публичный диспут М.П. Погодина и Н.И. Костомарова в 1860 г., первый в ироничной манере назвал «антинорманскую» прусскую теорию второго «жмудской»: «Я считаю Русь норманнами, а вы приводите ее из Жмуди» [25. С. 27].
Впрочем, вернемся в средневековую, точнее, по современной периодизации, в Россию раннего нового времени - в
XVI в., но уже не в его начало, а в конец. По сообщениям иностранцев, действовавших в России во времена «Смуты» начала
XVII в., но отразивших воззрения русского общества, скорее всего, конца предыдущего века, в это время появляются две новых версии этнической идентификации первых русских князей. Капитан роты мушкетеров при дворе Бориса Годунова и Лжедмитрия I, француз Жак де Маржерет, покинув Россию в первый раз осенью 1606 г., издает в Париже книгу «Состояние Российской империи и великого княжества Московии». В ней он пишет, в том числе, и о том, как сами русские оценивают происхождение своей династии. «Согласно русским летописям, считается, что великие князья произошли от трех братьев, выходцев из Дании, и Рюрик, старший брат, стал называться великим князем владимирским» [19. С. 231]. Речь идет явно об интерпретации «варяжской легенды», но с изменениями, взятыми из «Сказания о князьях Владимирских» (ранее соправители Рюрика не назывались его братьями), искажениями - модернизациями («князь владимирский»), вызванным неправильным прочтением французским военным русских летописей и дополнениями - «выходцы из Дании». Возможно, последнее - результат изысканий летописцев XVI в., чьи труды не сохранились, либо анализа текста ранних летописей, в которых
среди варяжских народов Северное Европы почему- то не упомянуты «даны» (впрочем, наряду с пруссами и поморскими славянами-вендами (ваграми, ободритами, ранами)). Однако возможна и чисто политико-идеологическая причина такой идентификации Рюрика: с 1563 по 1570 гг. параллельно с Ливонской проходила 1-я Северная семилетняя война, в ходе которой Дания впервые стала союзницей России в борьбе со Швецией. Дружественные отношения двух держав должны были быть закреплены династическим браком датского принца и Ксении Годуновой. Брак не состоялся по причине смерти принца, но идеологическая подготовка к нему могла отразиться на этническом уточнении летописной «варяжской легенды».
Но где же в отечественной историографии раннего нового времени классический - «шведский» норманизм и классический же - «славянский - антинорманизм»?
Во-первых, М.В. Ломаносов, впервые борясь со «шведским» норманизмом Г.З. Байера и Г.Ф. Миллера ошибочно связал пруссов со славянами. «Итак, когда древний язык варягов-россов один с прусским, литовским, курляндским или летским, то конечно, происшествие имел от славянского как его отрасль» [36. С. 239].
Впрочем, Ломоносов выводил «россиян» вслед за средневековыми польскими авторами и от роксолан-сарматов,и связывал их название с островом «Руген», и с р. Рось, и со Старой Руссой, а в итоге - с р. «Раа» (Волгой), откуда пришли предки варягов-россов - сарматы [36. С. 201, 238, 239, 240]. Кроме того, Ломоносов - все же уже не «средневековый» ученый, а знаменует(наряду В. Татищевым и Г. Миллером) начало нового этапа историографии.
Надо отметить, что в отечественной историографии XVI - XVII вв. нет ни шведов, ни славян в качестве родоначальников первых русских князей. Об этом пишут лишь иностранные дипломаты - швед Петр Петрей из Эрлесунда, действовавший в России, как и Жак Маржерет, во времена «Смуты», и австриец Сигизмунд Герберштейн, дважды (в 1517 и 1526 гг.) посещавший ее как посол императора Священной Римской империи. Петрей, ссылаясь в начале своей работы 1615 г. «Московитская хроника» на официальную прусскую версию происхождения Рюрика, Трувора и Синеуса (последнего, впрочем, он один раз называет «немцем», вероятно, путая древних пруссов с современными ему пруссаками), в то же время приводит интересные данные о новгородском посольстве 1613 г. к шведскому королю Карлу IX в Выборг.
Послы якобы просили последнего прибыть в Новгород по примеру «своих особенных великих князей, которые были в Новгороде до его покорения «Московским государем, между которыми был один тоже шведского происхождения, по имени Рюрик» [Цит по:38. С. 39].
Возглавлял посольство архимандрит Киприан, которого в таком случае и можно было бы считать первым «классическим» норманистом, если бы его слова не оспорил ведущий современный «антинорманист» В.В. Фомин. Он считает, что Петрей исказил слова Киприана в угоду своему королю, и приводит якобы подлинные слова Киприана, содержащиеся в записках другого иностранца - Даниэля Юрта де Гульфреда [58. С. 309]. Впрочем, общий смысл речи здесь тот же, что и у Петрея - новгородцы испокон имени с в о е г о великого князя, и «с самого начала никаких дел с московскими господами не имели» [59. С. 194, прим. I]. фраза же, к которой апеллирует В.В. Фомин («последний из великих князей был из Римской империи по имени Родерикус») вообще вызывает сомнение и может трактоваться как угодно, включая «римское» происхождение первых русских князей (но здесь-то речь идет о п о с л е д н е м!).
Славянская же версия происхождения Рюрика принадлежит хотя и не россиянину и даже не славянину, но человеку, хорошо знавшему и уважавшему как самих славян (еще на своей родине, в Австрии), так и русских, понимавшему их язык - дипломату Сигизмунду фон Герберштейну. Впервые приехав в Россию, он априори, на основе ее соседства с этими странами, «полагал, что князьями их были, по соседству, или шведы, или датчане, или пруссы» [52. С. 36]. Однако приехав в Россию и ознакомившись с летописями, повествующими о варягах, и, вероятно, сопоставив их с данными Саксона Грамматика о балтийских русах, Гельмольда и Адама Бременского о балтийских славянах-ваграх, а также сведениями о вандалах, он изменил свою точку зрения.
«Вандалы... употребляли, наконец, русский язык и имели русские обычаи и религию. На основании всего этого мне представляется, что русские вызывали своих князей скорее из вагрийцев [балтийских славян - Е.Ш.], или варягов, чем вручили свою власть иностранцам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком» [52. С. 37].
Упоминания о Гостомысле в пассаже о «состязании» «в верховной власти» говорит о знакомстве Герберштейна с новейшими российскими теориями начала XVI в., а о Ладоге, как столице Рюрика, - с гораздо более древней 3-й редакцией ПВЛ в Ипатьевской летописи, т.е. о квалификации автора. Однако его балтийско-славянские теории привились не в России, а в Германии XVII -XVIII вв., стремящейся о Россией сблизиться [об этом: 38].
В итоге анализа российской и иностранной историографии XVI - XVII вв. можно констатировать, что в этот период кардинально изменились, по сравнению с Киевской Русью, задачи идеологического обоснования власти. Если раньше стремились доказать независимость возникновения этой власти на Руси от Византии, то в Москве, наоборот, была поставлена задача доказать преемственность власти этих государств. Сохраняя при этом «варяжскую легенду», российские публицисты XVI в. модернизировали ее, введя персоналии правообладателей власти до призвания Рюрика - Гостомысла и Вадима Храброго, чем несколько снизили значимость этого призвания в процессе государствогенеза. Дополнительно вводятся данные об этнической принадлежности Рюрика и его братьев (пруссы, датчане, маловероятно, шведы) и его происхождении от «кесаря Августа», что контаминирует первую, «староваряжскую» часть обоснования власти с новой, изложенной в легенде о «дарах Мономаха».
The article is dedicated to the emergence of the conception of "Rus state" in the eleventh - twelfth centuries, which was reflected in that time chronicles, and it's further transformation and development in the sixteenth - seventeenth centuries. This concept is clear and it corresponds with the events of Russian history of the ninth century, described by different foreign written sources. "Varangian legend" is just a part of it, the background of the Varangians (or Russ) was not of main importance for the authors of the end of the eleventh - the beginning of twelfth centuries. The situation changed in the sixteenth century, when it was necessary to prove Rurik's descending from the Roman emperors to highlight historical ties with Russian friendly states. As a result a "Prussian" version became dominant, but a "Danish" one was also spreading. "Slavic" version, on the other hand, was "created" not by Russian authors, but by Austrian ambassador Sigismund von Herberstein. Keywords: State genesis, Old Rus, Russia, varangians, ideology, historiography.
Список литературы
1. Kulicka E. Legenda o rzymskin pochodzenie Litwinow I jej stosunek do miti sarmackiego // Przeglad historyczny. 1980. №. 1. S. 1 - 20.
2. Shinakov and others. Crisis, Changes and Reforms: Problem of Correlation ( on the Example of Old -Russian State Genesis // Matherials of international Medieval Congress. Leeds, 2015. https//imc.ac.uk.
3. Shinakov E.A., Polyakova S.G. Comparative Analysis of the Process of initial State Genesis in Rus'and Bulgaria // Social Evolution and History. Studies in the Evolution of Human Societies. Vol. 10. №2. September 2011. P. 121 - 138.
4. Vasiliev A.A. The Russian attack on Constantinople in 860. Cambrige: Medieval Academy of America. 1946.
5. Yerokhin A., Shinakov E. The Process of Politogenesis in Anglo-Saxon England and Rus': A Comparative Aspect // Там же. Vol. 12. №2. September 2012. P. 102 - 120.
6. Александров А.А. О русах на Западе и на Востоке: от Ингельхайма до могилевского клада // Пстарычна-археолапчны зборшк. № 12. Мшск, 1997 а. С. 17 - 22.
7. Александров А.А. Остров русов // Stratum. Петербургский археологический вестник. СПб.; Кишинев, 1997 б. С. 222 - 224.
8. Алешковский М.Х. Первая редакция Повести временных лет // АЕ за 1967 год. М., 1969.
9. Ал-Мас'уди. Золотые копи и россыпи самоцветов // Древняя Русь в свете зарубежных источников. Хрестоматия. Т. III. Восточные источники. М.: ИВИ РАН, 2009. С. 109 - 119.
10. Англо-саксонские хроники (период до 750 г.) // Беда Достопочтенный, 2003. С.220 - 236.
11. Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов. СПб.: «Алейтея», 2003.
12. Бертинские анналы // Древняя Русь в свете зарубежных источников. Хрестоматия. Т. IV. Западноевропейские источники. М.: ИВИ РАН, 2010. С. 17 - 21.
13. Видукинд Карвейский. Деяния саксов (вступительная статья, перевод и комментарии Г.Э. Санчука). М., 1975.
14. Гильдас. О разорении Британии // Беда Достопочтенный, 2003. С. 208 - 219.
15. Гринев Н.Н. Легенда о призвании варяжских князей (об источниках и редакциях в Новгородской первой летописи) // История и культура Древнерусского города. М.: МГУ, 1989. С. 31 - 44.
16. Даль В.И. Толковый словарь русского языка. Современная версия. М.: «Эксмо», 2003.
17. Дашков С.Б. Императоры Византии. М.: «Красная площадь», 1996.
18. Ерохин А.С., Шинаков Е.А. Компаративный анализ политогенеза в раннесредневековой Англии и Древней Руси // Вестник БГУ № 2. 2011. История. Литературоведение. Право. Языкознание. С. 48 - 55.
19. Жак Маржерет. Состояние Российской империи и великого княжества Московии // Россия XV - XVII вв. глазами иностранцев. Л., 1986. С. 225 - 285.
20. Житие Георгия Амастридского // Древняя Русь в свете зарубежных источников. Хрестоматия. Т. II . Византийские источники. М.: ИВИ РАН, 2010. С. 129 - 131.
21. Ибн Хаукал. Книга путей и стран // Древняя Русь в свете зарубежных источников. Хрестоматия. Т. III. Восточные источники. М.: ИВИ РАН, 2009. С. 86 - 94.
22. Ипатьевская летопись // ПСРЛ. Т. 2. М.: «Восточная литература», 1962.
23. История русской литературы X - XVII вв. Под ред. Д.С. Лихачева. М.: «Просвещение», 1980.
24. Истрин В.М. Замечание о начале русского летописания // Изв. ОРЯС. 1921. Т. 26; 1922. Т. 27.
25. Клейн Л.С. Спор о варягах. СПб: «Евразия», 2009.
26. Козьма Пражский. Чешская хроника. М., 1962.
27. Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. Л.: ЛГУ, 1986.
28. Кузенков П.В. Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение Руси в средневековых письменных источниках // Древнейшие государства Восточной Европы. 2000 г. Проблемы источниковедения. М.: «Восточная литература» РАН, 2003. С. 3 - 172.
29. Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М.: МГУ, 1977.
30. Кусков В.В. История древнерусской литературы. Изд. 4-е. М.: «Высшая школа», 1982.
31. Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. Т. 1. М.: «Восточная литература», 1962.
32. Лебедев Г.С. Русь, Рюрика, Русь Аскольда, Русь Дира // Старожитносп РусьУкраши. Кшв, 1994. С. 146 - 153.
33. Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л.: ЛГУ, 1985.
34. Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М., Л., 1947.
35. Ловмяньский Х. Рорик Фрисландский и Рюрик Новгородский // Скандинавский сборник. Вып. 7. Таллин, 1963. С. 222 - 242.
36. Ломоносов М.В. Древняя Российская история // Михайло Ломоносов. Избранная проза. С. 217 - 257.
37. Мельникова Е.А. Предпосылки возникновения и характер «Северной конфедерации племен» // Восточная Европа в древности и Средневековье. Спорные проблемы истории. Чтения памяти В.Т. Пашуто. М.: ИРИ РАН, 1993. С. 53 - 55.
38. Меркулов В.И. Откуда родом варяжские гости? Генеалогическая реконструкция по немецким источникам. М.: «Амрита-Русь», 2005.
39. Михалон Литвин. О нравах татар, литовцев и москвитян. М.: МГУ, 1994.
40. Мыльников А.С. Отзвуки легенды о Полемоне в русском Хронографе: К вопросу о взаимоотношениях литовской, западнославянской и русской этногенетических легенд // Курьер Петровской Кунсткамеры. Вып. 6 -7. СПб., 1997. С. 34 - 40.
41. Ненний. История бриттов // Гальфрид Монмутский. История бриттов. Жизнь Мерлина. М.: «Наука», 1984. С. 171 - 193.
42. Никоновская летопись // Кузенков, 2003. С. 164 - 169.
43. Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л.: АН СССР, 1950.
44. Носов Е.Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л.: «Наука», 1990.
45. Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX - XI веков. М.: «Русич»; «Гнозис», 1995.
46. Петрухин В.Я. Русь в IX - X веках. От призвания варягов до выбора веры. М.: «Форум»; «Неолит», 2013.
47. Петрухин В.Я. Три центра Руси: фольклорные истоки и историческая традиция // Художественный язык средневековья. М., 1982. С. 143 - 158.
48. Радзивилловская летопись // ПСРЛ. Т. 38. Л.: «Наука», 1989.
49. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII - XIII вв. М.: «Наука», 1982.
50. Сабеллик Марк. «Рапсодии» // Кузенков, 2003. С.153 - 155.
51. Седов В.В. Очерки по археологии славян. М.: «Наука», 1994.
52. Сигизмунд Герберштейн. Записки о московитских делах // Там же. С. 31 - 150.
53. Сказание о князьях Владимирских // Древняя русская литература. М.: Просвещение, 1988. С. 214 - 216.
54. Творогов О.В. Литература Древней Руси. М.: «Просвещение», 1981.
55. Тихомиров М.Н. Источниковедение истории СССР. М., 1940. Т. I.
56. Улащик Н.Н. Введение в изучение белорусско-литовского летописания. М., 1985.
57. Флавий Блонд. «Римская история» // Кузенков, 2003. С. 152.
58. Фомин В.В. Норманская проблема в западноевропейской историографии XVII века // Сборник Русского Исторического общества. № 4 (152). М., 2002. С. 305 - 324.
59. Форстен Г. Политика Швеции в Смутное время // ЖМНП. 1889. Октябрь.
60. Фотий. Вторая гомилия на нашествие росов //Кузенков, 2003. С. 56 - 69.
61. Шахматов А.А. Киевский Начальный свод 1095 года // Сб. «Академик А.А. Шахматов». М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947.
62. Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.
63. Шахматов А.А. Сказания о призвании варягов // ИОРЯС. 1904. Т. IX. Кн. 4.
64. Шахматов А.А. Хронология древнейших русских летописных сводов//ЖМНП.1897. ч.310. №4.
65. Шинаков Е.А. «Русы» и «славяне» IX в.: контент-анализ восточных источников // Материалы VI Международного конгресса славянской археологии. М., 1990. С. 101 - 103.
66. Шинаков Е.А. Идеологические механизмы легитимации власти у восточных славян // Российско-Белорусско-Украинское пограничье: проблемы формирования единого социально-культурного пространства - история и перспективы. Брянск: «Ладомир», 2008 б. С. 277 - 284.
67. Шинаков Е.А. Компаративно-типологический анализ «варварской» государственности на Руси и в Болгарии // Проблеми и предизвикательства на археологическите и културно-историческите проучвания. Т. 1. Археология и култура. Пловдив: университетско издателство «Паисий Хилендарски», 2008. С. 30 - 44.
68. Шинаков Е.А. Образование Древнерусского государства: сравнительно-исторический аспект. Изд. 2-е. М.: «Восточная литература» РАН, 2009.
69. Шинаков Е.А. Русы IX - середины X вв. (контент-анализ восточных источников) // Культура и история средневековой Руси. Тезисы конференции, посвященной 85-летию А.В. Арциховского. М.: МГУ, 1987. С. 96 - 99.
70. Шинаков Е.А. Сходства и различия в процессах русского и болгарского начального государствогенеза // Вестник БГУ № 2. 2008 а. История. Литературоведение. Право. Языкознание. С. 68 - 78.
71. Шинаков Е.А. Три первых упоминания русов (росов) конца 30-х - начала 40-х гг. IX в. в международном аспекте // Вестник БГУ № 2. 2014. История. Право. Литературоведение. Языкознание. С. 158 - 165.
72. Шинаков Е.А. Что считать периодом «раннего государства» в процессе складывания Древней Руси? // Восточная Европа в древности и средневековье. Ранние государства Европы и Азии: проблемы политогенеза. XXVIII Чтения памяти В.Т. Пашуто. М.: ИВИ РАН, 2011. С. 324 - 328.
73. Шинаков Е.А., Гурьянов В.Н. Контент-анализ терминов «славяне» и «русы» в восточных источниках // Русский сборник. Сб. научных трудов, посвященный 25-летию исторического факультета БГУ им. акад. И.Г. Петровского. Брянск: Изд-во БГУ, 2002. С. 186 - 208.
74. Шинаков Е.А., Ерохин А.С., Федосов А.В. Пути к государству. Германцы и славяне. Предгосударственный этап. Saarbrcken: "Lambert Academic Publishing, 2013.
75. Шинаков Е.А.О времени создания так называемого «Введения к Начальному своду» // Проблемы славяноведения. Труды Центра славяноведения. Вып. 4. Брянск, 2002 б. С. 15 - 17.
76. Шинаков Е. А. Образ Олега Вещего в контексте сопредельных литературно - фольклорных традиций (сравнительно - корреляционный анализ)//Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света. Труды государственного Эрмитажа. T.XLIX. СПб., 2009б. С. 101 - 107.
77. Щавелев Ф.С. Славянские легенды о первых князьях. Сравнительно-историческое исследование моделей власти у славян. М.: «Северный паломник», 2007.
Об авторе
Шинаков Е.А. - доктор исторических наук, профессор Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, [email protected].
